Ланьлинский насмешник. Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй

   Да.

 
Целомудренно тело
не в подземных пределах,
Сей страдалицы дух
в небе звездном потух.
 

   Впоследствии Ван Шестая и Хань Второй стали жить как жена и муж. Кормило их рисовое поле, которое досталось им от купца Хэ, но не о том речь.
   Между тем пехота и конница чжурчжэней пробилась в Дунчан и вот-вот должна была ворваться в Цинхэ. Облеченные властью лица в чинах высоких и низких спасались бегством. Ни днем, ни ночью не отпирались городские ворота. Народ был обращен в бегство. Бежали и стар и млад.
   Только поглядите:
   Окуталась мглою земля со всех концов. Затмилось облаками пыли солнце. В смертельной схватке сцепились вепри и змеи, сразились в поединках драконы и тигры. В городских предместьях всюду развевались белые стяги и алели знамена. Наполнился воздух стенаниями и плачем. В каждом доме трепетали со страху. Несметной саранчой налетели вражьи орды – варваров полчища. Как заросли густые бамбука, стояли короткие мечи и длинные копья. Куда ни глянь, везде лежали тела убитых и вдоль и поперек. Валялись обломки сабель и мечей после резни жестокой и кровавой. Детей спасая, родители их крепче прижимали к сердцу. Хозяева держали на запоре все двери и ворота. Из каждых десяти домов по девять пустовало. Где была деревушка, где город – становилось все труднее отличить. Разбежались жители во все концы. Куда исчезли музыка, обряды, ритуал!
   Да, сколько

 
Плакало женщин, гаремных девиц.
В бегстве не видно ни званий, ни лиц.
 

   В то время У Юэнян, оставаясь в доме Симэнь Цина, стала очевидицей приближения чужеземных орд. Жители запирали дома и спасались бегством. Юэнян тоже пришлось захватить с собой кое-какое золото, жемчуг и драгоценности и, заперев дом, вместе с братом У Вторым (У Старшего уже не было в живых), Дайанем, Сяоюй и пятнадцатилетним сыном Сяогэ^[1789] направиться ради спасения в Цзинань к Юнь Лишоу. У него она прежде всего надеялась укрыться от вражьего нашествия, а кроме того договориться о женитьбе сына.
   Всюду на дорогах они встречали толпы охваченных смятением беженцев. Ими владел страх. Бедная У Юэнян в обыкновенном дорожном платье вместе с домочадцами и братом влилась в людской поток и, очутившись за городскими воротами, продолжала продвигаться дальше. В поле на перекрестке дорог им повстречался буддийский монах в лиловой рясе и плетеных сандалиях. Он опирался на отделанный девятью кольцами посох. За плечами он нес холщовый мешок со священными сутрами. Монах крупными шагами зашагал навстречу Юэнян и поклонился.
   – Куда путь держишь, женщина из рода У? – спросил он громким голосом. – Пришла отдать мне ученика?
   Юэнян с испугу побелела, как полотно.
   – О каком ученике вы говорите, отец наставник? – удивленная, спросила она.
   – Разве не знаешь, не ведаешь?! А помнишь, что случилось десять лет назад на восточной вершине горы Тай? Преследуемая Инь Тяньси, ты нашла тогда ночлег у меня в горной пещере. Я и есть тот самый монах из Снежной пещеры, чье имя в монашестве Пуцзин. Ты пообещала мне тогда сына в ученики, а теперь не желаешь?
   – Вы оставили мир суеты, отец наставник, и должны бы войти в наше положение, – вступил в разговор У Второй. – Видите, какое тяжкое время мы переживаем! Все ищут спасение в бегстве. А у нее единственный сын, которому надлежит впоследствии убирать могилы родителей. Может ли она отдать его в монахи?!
   – Значит, ты не согласен? – спросил монах.
   – Не будем больше вести пустые разговоры, отец наставник, – заключил У Второй. – Того и гляди чужеземцы нагрянут, а вы нас задерживаете. Время торопит, не знаешь, доживешь ли до вечера.
   – Раз не отдаете, тогда пойдемте со мной в обитель, – предложил монах. – Заночуете, а утром пораньше выйдете. Поздно уж в дорогу пускаться. А войска, не беспокойтесь, сюда не дойдут.
   – В какую обитель? – спросила Юэнян.
   – А вон в ту, что у дороги, – указал он пальцем и повел путников.
   Они оказались у монастыря Вечного блаженства. Юэнян узнала обитель, в которой ей довелось как-то побывать. На этот раз настоятель и добрая половина братии покинули монастырь. В нем оставалось лишь несколько иноков – приверженцев учения чань, которые, поджав ноги, неподвижно сидели в зале для медитаций в заднем приделе храма.
   Перед Буддою горел огромный глазурный светильник. Из курильницы струился фимиам. День клонился к закату.
   Только поглядите:
   У развилки дорог светильник ярко горит. Аромат вьется дымкой и раздается колокола звон из храма Девяти светил^[1790]. Ясного месяца диск висит в небесах. Редкие звезды мерцают на чистом небосклоне. В воинском полку – чу! – на расписном рожке играет горнист. На башнях часовых в клепсидрах считают мерно время падающие капли. Туман окутал все кругом. Во мглу погружены веселья терема и террасы. Густою пеленой укрыты рынки и базары. У богачей в домах зашторенные плотно окна. Под пологи расшитые красавицы идут. Свой кабинет ученый покидает.
   У Юэнян, а вместе с нею брат, Дайань, Сяоюй и Сяогэ остались ночевать в монастырских кельях. Их узнали послушники и накормили беженцев. Наставник Пуцзин сел, поджав скрещенные ноги подошвами вверх, на лежанку в зале для медитаций и, ударяя в деревянную рыбу, творил молитвы. Юэнян с Сяогэ и Сяоюй легли на кровать. Отдельно расположились дядя У и Дайань.
   Сильно уставшие путники вскорости крепко заснули. Только Сяоюй не брал сон. Она встала и, приоткрыв дверь кельи, вышла. Ее внимание привлек погруженный в молитву наставник Пуцзин. Пошла третья ночная стража, а он все молился.
   Потянуло с запада холодным ветром, луна над самым горизонтом подернулась густою мглой. Затихли людские голоса и тишина опустилась над очагами. Померк, едва мерцал большой светильник перед изваянием Будды. От глубокого сострадания сжималось сердце наставника Пуцзина при виде чужеземного нашествия, невообразимых бедствий народа и неисчислимых жертв на полях сражений в Поднебесной. И явилось у него желание свершить великое благодеяние. В молитве, обращенной к Будде, он творил заклинания из «Канона о пресечении возмездий»,^[1791] ходатайствовал перед Досточтимым Владыкою об устроении неприкаянных душ, молился о прекращении меж людьми вековой вражды и о всех до сих пор пребывающих в преисподней, дабы пали преграды и даровано им было перерождение.
   Когда монах Пуцзин сто десять раз повторил псалмы о спасении, подул со свистом зимний ветер, пробирал леденящий холод, и явились десятками внять слову наставника искалеченные и обезображенные. Шли обгоревшие с обугленными черепами, с лицами в грязи и вздыбленными волосами, с переломанными или отрубленными руками. У одних были выпущены кишки или вырваны сердца, у других —отрублены ноги или головы, третьи были закованы в колодки или выделялись рубцами от петли на шее. Двумя рядами встали они перед монахом.
   – Смертные! Когда же прекратится меж вами взаимная вражда? Когда вы перестанете мстить друг другу? – обратившись к ним, вопрошал наставник в медитации. – Так внемлите же слову моему, и пусть каждый из вас после прозрения вернется на землю в перерождении.
   Псалом-гатха гласит:

 
Ни с ближним, ни с дальним, с нужной, без нужды, —
Я увещеваю: не нужно вражды.
Однажды озлобясь, накликаешь бед,
А их не избыть и за тысячу лет.
Кто местью снедаем, кто с камнем в руке, —
Себя тот погубит, как снег в кипятке.
Кто местью снедаем, злу злом отвечает, —
Как волк, скорпиона когда-то встречает.
Охваченных злобой, ослепших сердец
Я видел не раз безотрадный конец.
Враждуя, поверьте, не снесть головы.
Но вижу теперь я: в раскаянье вы.
Враждебность стихает, как пламени шум,
Прозрения свет озаряет ваш ум.
С глубокою верой во славу Ученья
Молюсь я за грешных, снискать им прощенье.
Пусть больше не будет ни злобы, ни мщенья,
Да будет даровано перерожденье.
Войдите же в круговращение жизни,
Вражду позабыв на полуночной тризне.
 

   Искалеченные поклонились наставнику в знак благодарности и удалились. Подсматривавшая их Сяоюй не нашла в толпе ни одного знакомого.
   Немного погодя к наставнику вошел рослый мужчина – человек солидный, внушительной наружности. Он был в полном боевом облачении со стрелой, пронзившей ему сверху грудь.
   – Командующий Чжоу Сю, – представился он. – Пал на поле брани с чужеземцами. Прошу вашего ходатайства, наставник. Направляюсь в Восточную столицу, чтобы в перерождении явиться на свет Шэнь Шоушанем, вторым сыном Шэнь Цзина.
   Не успел он договорить, как явился холеный мужчина в белых одеяниях.
   – Богатый горожанин Симэнь Цин их уездного центра Цинхэ, – назвался он. – Умер от кровоистечения. Прошу вашего ходатайства, наставник. Направляюсь в Восточную столицу, чтобы в перерождении явиться на свет Шэнь Юэ, вторым сыном богатого горожанина Шэнь Туна.^[1792]
   Сяоюй узнала в нем своего хозяина, но охваченная страхом, не решилась открыть рта.
   За Симэнем вошел окровавленный с отрубленной головой, которую он нес в руках.
   – Чэнь Цзинцзи, убитый Чжан Шэном, – отрекомендовался он. – Помолитесь за меня и походатайствуйте, отец наставник, прошу вас. Направляюсь в Восточную столицу, чтобы в перерождении явиться на свет сыном в роду Вана.
   Вслед за ним явилась женщина. Она тоже несла голову в руках. Вся грудь у нее была залита кровью.
   – Я – урожденная Пань, жена У Чжи, младшая жена Симэнь Цина, – сказала она. – Была убита насильником У Суном. Прошу вашего ходатайства, наставник. Направляюсь в Восточную столицу, чтобы в перерождении явиться на свет дочерью в роду Ли.
   За нею вошел низкорослый человек со смуглым лицом.
   – У Чжи, – представился он. – Отравлен женою Пань по наущению старухи Ван. Прошу вашего ходатайства, наставник. Направляюсь в Сюйчжоу, чтобы в перерождении явиться на свет сыном деревенского жителя Фаня.
   После него вошла еще одна женщина, с желтым лицом и впалыми щеками. Она истекала кровью.
   – Я – урожденная Ли, жена Хуа Цзысюя, младшая жена Симэнь Цина, – представилась она. – Умерла от обильного истечения кровей. Прошу вашего ходатайства, наставник. Направляюсь в Восточную столицу, чтобы в перерождении явиться на свет дочерью квартального Юаня.
   Потом появился мужчина.
   – Хуа Цзысюй, – сказал он. – Был доведен до смерти женою. Прошу вашего ходатайства, наставник. Направляюсь в Восточную столицу, чтобы в перерождении явиться на свет сыном тысяцкого Чжэна.
   Вошла женщина, шея у которой была затянута ножными бинтами.
   – Я – урожденная Сун, жена слуги Лайвана из дома Симэнь Цина, – заявила она. – Покончила с собой, повесившись. Прошу вашего ходатайства, наставник. Направляюсь в Восточную столицу, чтобы в перерождении явиться на свет дочерью в роду Чжу.
   Вслед за ней появилась другая женщина – бледная и похудевшая.
   – Пан Чуньмэй, жена командующего Чжоу, – представилась она. – Умерла от истощения плотскими усладами. Прошу вашего ходатайства, наставник. Направляюсь в Восточную столицу, чтобы в перерождении явиться на свет дочерью семейства Кун.
   Вошел раздетый волосатый мужчина, весь исполосованный до крови.
   – Чжан Шэн, – сказал он. – Запорот до смерти. Прошу вашего ходатайства, наставник. Направляюсь в Восточную столицу, чтобы в перерождении явиться на свет сыном бедняка Гао с улицы Великого процветания.
   За ним последовала женщина с веревкой на шее.
   – Сунь Сюээ, младшая жена Симэнь Цина, – назвалась она. – Повесилась. Прошу вашего ходатайства, наставник. Направляюсь в предместье Восточной столицы, чтобы в перерождении явиться на свет дочерью бедняка Яо.
   Потом явилась тоже женщина, еще совсем молодая. Шея у нее была обмотана ножными бинтами.
   – Симэнь Старшая, дочь Симэнь Цина, жена Чэнь Цзинцзи, – представилась она. – Повесилась. Прошу вашего ходатайства, наставник. Направляюсь в предместье Восточной столицы, чтобы в перерождении явиться на свет дочерью сыщика Чжун Гуя.
   Вошел малый.
   – Чжоу И, – Сказал он. – Запорот. Прошу вашего ходатайства, наставник. Направляюсь в предместье Восточной столицы, чтобы в перерождении явиться на свет Гао Лючжу, сыном Гао.
   Проговорил он и тотчас же исчез.
   Сяоюй со страху дрожала всем телом. «Значит, монах разговаривал с душами умерших?» – прошептала она и поспешила к постели, чтобы поведать о виденном хозяйке, но та крепко спала.
   Однако Юэнян не уклонилась от задуманного. Вместе с братом и остальными домашними, имея при себе сотню заморских жемчужин и осыпанный драгоценными камнями браслет, она продолжала держать путь в Цзинань, где намеревалась пережить тревожное время у свата Юнь Лишоу и женить сына Сяогэ. В дороге беженцы страдали от голода и жажды. Останавливались на ночь, а с зарею снова пускались в путь.
   В Цзинани им повстречался старик.
   – Где будет дом советника Юня? – спросили они.
   – А вон там, – Старец указал пальцем. – Две с чем-нибудь ли отсюда будет крепость Линби. Она построена на берегу реки, а с другой стороны ее прикрывают горы. Там для защиты города стоит наготове тысяча пеших и конных воинов, а комендантом ее и служит войсковой советник Юнь.
   Когда путники достигли крепости и представились, их впустили в ворота. Узнав о прибытии У Юэнян с намерением женить сына, советник Юнь Лишоу принял гостей как родных. Хозяин и приехавшие обменялись положенными приветствиями.
   Юнь Лишоу, надобно сказать, не так давно похоронил жену и потому попросил сходить за соседкой Ван, чтобы та составила Юэнян компанию. Женщин угощали в дальней зале. Пиршественный стол ломился от яств. У Второго с Дайанем принимали отдельно.
   После разговора о тяготах военного времени Юэнян завела речь о женитьбе детей и поднесла Юнь Лишоу в качестве чайного подарка сотню жемчужин и драгоценный браслет. Хозяин подарки принял. но насчет женитьбы упорно молчал. Вечером он велел соседке Ван остаться на ночь, чтобы не было скучно гостье. Соседка постаралась разговорить Юэнян, желая выведать ее планы и намерения.
   – Хотя Юнь Лишоу – лицо военное, но человек он образованный и благородный, – говорила Ван. – После помолвки ваших детей он никогда не забывал вас, сударыня. А тут у него внезапно скончалась супруга и живет он один-одинешенек. Конечно, служить в глухой горной крепости не ахти как интересно, но зато на боевом коне он командует войском, а, спешившись, правит здешним населением. Судьбы окрестного люда в своих руках держит. Если вы его не отвергаете, сударыня, он с удовольствием разделил бы с вами радости супружеской жизни. Вы бы одним выстрелом двух зайцев убили! И сынок ваш породнился бы с ними, как заключили когда-то союз царства Цинь и Цзинь.^[1793] А с наступлением мирных дней успел бы и домой воротиться.
   Пораженная ее речами, Юэнян побелела, как полотно, и была не в состоянии вымолвить слово. Соседка Ван доложила о своем разговоре хозяину.
   На другой день вечером Юнь Лишоу опять устроил в дальней зале пир и пригласил на него Юэнян. Она охотно откликнулась на приглашение, так как думала, что разговор пойдет о женитьбе детей. Но когда она села за стол, хозяин обратился к ней с такими словами:
   – Не глядите, что вы в горной крепости, сестрица. В моем подчинении, да будет вам известно, находится целое войско. Золота, серебра и всяких драгоценностей у меня предостаточно. В одежде я тоже не нуждаюсь, и состояние у меня имеется. Нет вот только в доме хозяйки. Давно вы у меня из головы не выходите, сударыня. Желал вас, как жаждет путник глотка воды, как в жару мечтают о прохладе. И вдруг вы сами являетесь ко мне, чтобы женить детей. Кажется, Небо ниспослало мне такое счастье. Давайте же одним выстрелом убьем двух зайцев! Станем и мы с вами мужем и женой. Весело жить будем. И что нам может помешать!
   Гнев охватил Юэнян от таких слов Юнь Лишоу.
   – Никогда я не думала, Юнь Лишоу, что у тебя за приятной наружностью скрывается звериное нутро! – воскликнула она. – Ведь мой покойный муж никогда с тобой дурно не обходился. Как же ты позволяешь себе грубить со мной, по-скотски!
   Юнь Лишоу захихикал и, подойдя к Юэнян, обнял ее.
   – Сударыня! – умоляющим голосом заговорил он. – Жили бы там у себя, к чему вам понадобилось приезжать сюда! Как исстари ведется: кто с товаром входит в дом, у того и торговля бьет ключом. Не знаю, что со мной. Только увидал я вас, и отняли вы у меня и душу и сердце. Сам не свой. Нечего тянуть, давайте свадьбу играть.
   Он принес вина и хотел выпить с Юэнян.
   – Пойди позови брата, – велела Юэнян. – Мне надо с ним переговорить.
   – Какого брата! – Лишоу засмеялся. – Я их обоих с Дайанем прикончил. – И он крикнул подручных. – Покажите сударыне.
   Те в одно мгновенье поднесли к зажженному светильнику окровавленные головы У Второго и Дайаня. Юэнян побелела от ужаса и без памяти упала на пол. Ее поднял подбежавший Юнь Лишоу.
   – Не бойтесь, сударыня! – успокаивал он ее. – Вашего брата больше нет в живых. А вы станете моей женой. Я – военачальник, вашу честь не запятнаю.
   «Разбойник загубил брата и слугу, – размышляла Юэнян. – Он, чего доброго, и меня прикончит, если противиться буду». И Юэнян с деланной улыбкой сказала:
   – Я согласна стать вашей женой, но с условием.
   – Каким? – спросил он. – Говори!
   – Давай сперва соединим узами брака наших детей, а потом свою свадьбу сыграем.
   – Согласен! – воскликнул Лишоу и велел позвать барышню Юнь и Сяогэ.
   Их поставили рядом и велели выпить свадебный кубок вина. Так соединив свои сердца узами брака, они стали мужем и женой. После этого Юнь Лишоу схватил Юэнян и потащил было на постель, но Юэнян решительно воспротивилась его грубым домогательствам.
   – Ах ты, негодница! – заорал он, выйдя из себя. – Меня обманывать, да? Думаешь, если твой сын женат на моей дочери, так я не решусь с ним разделаться, а?
   Он достал меч и, подлетев к Сяогэ, одним взмахом отсек ему голову. На несколько шагов вокруг брызнула кровь.
   Да.

 
Лишь над головою блеснул острый меч,
Как вырвалась кровь из груди, будто смерч.
 

   Увидев обезглавленный труп сына Сяогэ, Юэнян всплеснула руками, пронзительно закричала… и проснулась. На счастье, то был только сон. После пережитого кошмара вся она покрылась потом.
   – Вот странно, вот странно! – повторяла она.
   – Отчего вы плачете, матушка, что с вами? – спрашивала разбуженная ее криком лежавшая рядом с ней Сяоюй.
   – Мне приснился дурной страшный сон, – проговорила Юэнян и рассказала его служанке.
   – А мне, матушка, что-то не спалось, – поведала в свою очередь Сяоюй. – Приоткрыла я потихоньку дверь и подсмотрела монаха. Он же, оказывается, целую ночь с душами умерших разговаривал. Приходили к нему покойный батюшка, матушка Пятая, матушка Шестая, зять Чэнь, начальник Чжоу, Сунь Сюээ, жена Лайвана и госпожа Симэнь. Сама только что видала. Поговорил с ними монах, и они исчезли.
   – Ведь многие из них тут рядом, за монастырем, похоронены, – пояснила Юэнян. – Как им не приходить! Это все больше казненные да самоубийцы. Только наступит ночь, и улягутся люди, так они из могил и выходят.
   На этом их разговор и кончился.
   Пробили последнюю ночную стражу. Запели петухи. У Юэнян умылась и причесалась, а потом проследовала в залу для медитации, где она сотворила молитву и воскурила благовония перед изваянием Будды.
   – Урожденная У! – громко позвал ее монах Пуцзин, остававшийся в медитационной позе. – Ну как? Озарило тебя нынче прозрение?
   Юэнян опустилась на колени и отвесила наставнику земной поклон.
   – Досточтимый наставник! – обратилась она к монаху. – Разве могла я, ваша ученица из рода У, простая смертная, увидеть в вас, отец наставник, досточтимого будду!? Сон этой ночи дал мне прозрение.
   – Тогда не ходи туда, куда путь держала, – сказал монах. – Ибо там ждет тебя то, что видала. Ни один из вас пятерых не уцелеет в живых. А сыну твоему на роду написано было встреться со мной. Потому что семена добра посеяла ты в дни жизни прошедшие. Не посей ты их, тебе грозило бы неминуемое расставание с сыном своим. Твой покойный супруг Симэнь Цин творил зло, отвергал добро. В это дитя воплотился он и в перерождении явился на свет у тебя. Он развеял бы в прах состояние твое и уничтожил дело твое, а умер бы обезглавленный, но я пришел спасти его. Я беру его себе в ученики. Как говорится, уйдет в монахи один, а девять предков вознесутся на небо. Тогда и грехи твоего мужа будут ему отпущены. Если ты сомневаешься, иди за мной. Я тебе сейчас покажу.
   Пуцзин быстрыми шагами направился в келью, где все еще спал Сяогэ. Монах слегка коснулся своим посохом головы Сяогэ, тот повернулся, и Юэнян увидела лежащего в постели Симэнь Цина. Шея у него была закована в тяжелую колодку, а тело опутано цепями. Монах опять коснулся спящего своим посохом, и перед Юэнян снова лежал Сяогэ. Юэнян громко зарыдала. Стало быть, Сяогэ и есть Симэнь Цин в перерождении, поняла она.
   Через некоторое время Сяогэ пробудился. К нему подошла мать.
   – Ты последуешь за отцом наставником и станешь монахом, – сказала она сыну.
   Перед изображением Будды монах Пуцзин совершил над Сяогэ обряд пострижения. Сяогэ принес монашеский обет и получил о себе пророчество. Бедная Юэнян обняла сына и опять разрыдалась. Тяжело ей было смириться с уходом Сяогэ. Ведь отнимали у нее родного сына, которого она растила и лелеяла до пятнадцати лет. Рушились ее надежды – она теряла наследника и продолжателя рода. Дядя У Второй, Сяоюй и Дайань были тоже не в силах подавить овладевшую ими скорбь.
   Так монах Пуцзин взял к себе Сяогэ и дал ему монашеское имя Минъу, то есть Просветленный. Перед уходом Пуцзин наказывал Юэнян:
   – А вам советую вернуться домой. Ведь не пройдет и десяти дней, как отступит чужеземное войско, разделится страна на Север и на Юг и Срединная равнина вновь обретет императора. Утихнет брань, и воцарится мир. Так что возвращайтесь домой и живите спокойно.
   – В который же год и день дано будет вновь свидеться матери с сыном после обращения его в монахи? – спросила Юэнян.
   Она еще раз обняла сына и громко зарыдала.
   – Не оплакивай сына, женщина! – проговорил монах. – Гляди! Вон явился вам другой почтенный инок.
   Юэнян и ее спутники повернули головы, а монах Пуцзин тем временем обратился в порыв ветра, и взяв с собою ученика, исчез.
   Да,

 
Так, смертных трижды посетив,
вознесся он мгновенно,
Незримый на Восточный пик
горы Тайшань священной.
 

   Однако оставим Пуцзина и обращенного им в монахи Сяогэ.
   Расскажем про У Юэнян, ее брата У Второго и остальных беженцев. Не прожили они в монастыре Вечного блаженства и десяти дней, как чжурчжэньское царство Цзинь и в самом деле возвестило о воцарении в Восточной столице Чжан Банчана, которого величало императором. Были также объявлены имена тех, кто назначался на высшие гражданские и военные посты в стране. Плененных императоров Хуэй-цзуна и Цинь-цзуна отправили на север.
   Князь Кан, оседлав статую коня, переправился через реку Янцзы.^[23] и взошел на престол в Цзянькане^[24] Его провозгласили императором Гао-цзуном. Цзун Цзэ был пожалован пост верховного главнокомандующего.
   Пришло освобождение и на земли Шаньдуна и Хэбэя. В Поднебесной воцарился мир, и народ вернулся к повседневному мирному труду. Воротилась и У Юэнян со своими спутниками. Когда они отперли ворота и двери дома, то все – имущество, вещи и утварь – оказались на своем месте.
   Впоследствии наследником Симэнь Цина стал Дайань. Юэнян дала ему имя Симэнь Ань, а в народе его величали господин Симэнь Младший. Он и ухаживал за хозяйкой в старости. В семьдесят лет У Юэнян тихо скончалась. Таково было воздаяние за ее добрые дела и молитвы.
   Тому свидетельством стихи:

 
Книга эта может принести
разочарованье, отрезвленье.
Стало непреложным, как закон,
вечное людей коловращенье.
Необуздан был Симэнь в страстях —
не продлил он собственного рода.
И Цзинцзи беспутный сам себя
к гибели привел в младые годы.
Юэнян, Юйлоу много лет
праведно на свете жили.
А судьба Пинъэр или Чуньмэй? —
Рано их излишества сгубили.
Злою карой взыскана Цзиньлянь,
что жила неправедно, лукаво.
Странно ль, что из уст в уста идет
много лет о ней дурная слава.