Страница:
Немного времени спустя Угуччоне делла Фаджола сперва завладел Пизой, а
затем Луккой, куда его впустила гибеллинская партия, и с помощью этих
городов наносил соседям превеликий ущерб. Желая обезопасить себя,
флорентийцы попросили короля Роберта прислать к ним его брата Пьеро
возглавлять их войска. Угуччоне между тем беспрестанно наращивал свою мощь
и, действуя то силой, то обманом, захватил много укрепленных замков в
Валь-д'Арно и Валь-ди-Ньеволе. Когда же он осадил Монтекатини, флорентийцы
рассудили, что следует помочь этому городу, дабы огонь не пожрал всю их
страну. Собрав весьма значительные силы, они проникли в Валь-ди-Ньеволе, где
и завязалось у них дело с Угуччоне. После весьма кровопролитной битвы они
потерпели поражение, Пьеро, брат короля Роберта, погиб, и даже тела его
разыскать не смогли, а с ним пало более двух тысяч человек. Но и Угуччоне
победа далась очень и очень нелегко: он потерял одного из своих сыновей и
многих военачальников.
После этого поражения флорентийцы укрепили вокруг города все населенные
места, а король Роберт послал им в качестве капитана их войск графа
д'Андриа, прозванного графом Новелло. Но из-за его поведения, а может быть,
просто потому, что в самой природе флорентийцев быть недовольными любым
положением и иметь разногласия по любому поводу, весь город, несмотря на
войну с Угуччоне, разделился на друзей и врагов короля. Главарями враждебных
группировок были мессер Симоне делла Тоза, семейство Магалотти и еще
некоторые пополаны - в правительстве они имели большинство. Они всячески
старались добиться, чтобы за военачальниками и солдатами послали сперва во
Францию, потом в Германию, чтобы затем получить возможность изгнать из
Флоренции графа, который управлял городом от имени короля. Однако им в этом
не повезло, и они ничего не добились. Тем не менее своих замыслов они не
оставили и, не имея возможности найти нужного человека во Франции и
Германии, обнаружили его в Губбио. Изгнав из Флоренции графа, они вызвали
Ландо да Губбио на должность экзе-
кутора, или барджелло, и вручили ему неограниченную власть над всеми
гражданами. Человек он был жадный и свирепый. С многочисленным отрядом
вооруженных людей обходил он всю округу, предавая смерти всех, на кого
указывали ему те, кто его избрал. Наглость его дошла до того, что он стал
чеканить фальшивую монету от имени Флорентийской республики, и никто не
осмелился воспротивиться этому - такой властью оказался он облеченным из-за
раздоров во Флоренции. Поистине великий и злосчастный город: ни память о
былых распрях, ни страх перед Угуччоне, ни могущество короля не могли
укрепить его единства, и пребывал он теперь в самом горестном положении,
извне разоряемый Угуччоне, а внутри терзаемый Ландо да Губбио.
Друзьями короля и врагами Ландо и его сторонников являлись семейства
нобилей и богатых пополанов, все гвельфы. Однако государство было в руках их
противников, и им было бы крайне опасно открыто заявлять о своих чувствах.
Решив, однако, свергнуть столь гнусную тиранию, они тайно написали королю
Роберту с просьбой назначить своим наместником во Флоренции графа Гвидо да
Баттифолле. Король сразу же дал ему это назначение, и хотя Синьория была
против короля, враждебная партия не осмелилась воспротивиться этому, ибо
граф славился своими благородными качествами. Власть его, однако же,
оставалась весьма ограниченной, ибо Синьория и гонфалоньеры компаний были на
стороне Ландо и его партии. Пока Флоренция раздиралась всеми этими
треволнениями, в ней остановилась проездом дочь короля Германского Альберта,
направлявшаяся к своему супругу, сыну короля Роберта Карлу. Друзья короля
оказали ей великие почести и горько жаловались на положение, в котором
оказался город, и на самовластье Ландо и его сторонников. Действовали они
так искусно, что до отъезда принцессы благодаря ее личному посредничеству и
посланиям короля враждующие стороны во Флоренции замирились, а Ландо был
лишен власти и отослан обратно в Губбио, сытый награбленной добычей и кровью
флорентийцев. При установлении нового правления Синьория еще на три года
продлила верховные полномочия короля, а так как в составе Синьории имелось
уже семь сторонников Ландо, его пополнили шестью новыми членами из числа
друзей короля. Так в течение некоторого времени Синьория состояла из
тринадцати членов, но впоследствии число синьоров было снова сведено до
семи, как в старину.
В то же самое время Угуччоне потерял власть над Лук-кой и Пизой, и
Каструччо Кастракани, бывший до того обычным гражданином Лукки, стал ее
синьором. Этот молодой человек, полный неукротимой энергии и яростной
храбрости, в самый короткий срок сделался главой всех тосканских гибеллинов.
По этой причине флорентийцы, прекратив на несколько лет свои
гражданские распри, принялись раздумывать сперва о том, как бы
воспрепятствовать усилению Каструччо, а когда против их желания силы
Каструччо все же возросли, - как им от него защититься. Для того чтобы
Синьория могла принимать более мудрые решения и действовать более
авторитетно, стали избирать двенадцать граждан, прозванных Добрыми мужами,
без совета и согласия которых синьоры не могли принять никакого важного
постановления. За это время кончился срок синьории короля Роберта, и город,
ставший сам себе государем, вернулся к обычным своим порядкам с привычными
правителями и магистратами, а внутреннему его согласию содействовал великий
страх перед Каструччо. Последний же после многочисленных военных действий
против владетелей Луниджаны принялся осаждать Прато.
Флорентийцы решили встать на защиту этого города, закрыли свои лавки и
двинулись к нему всенародным ополчением в количестве двадцати четырех тысяч
пехотинцев и тысячи пятисот всадников. Чтобы ослабить Каструччо и усилить
свое войско, синьоры постановили, что каждый мятежный гвельф, который
встанет на защиту Прато, получит по окончании военных действий право
вернуться в отечество. На призыв этот откликнулись четыре тысячи мятежников.
Многочисленность этого войска и быстрота, с которой оно было двинуто в дело,
так изумили Каструччо, что, не желая испытывать судьбу, он отступил к Лукке.
И тут во флорентийском лагере между нобилями и пополанами опять возникли
разногласия. Пополаны хотели преследовать Каструччо и, продолжая войну,
покончить с ним. Нобили же считали, что следует возвращаться, ибо достаточно
уже того, что Флоренция подверглась опасности ради защиты Прато.
Конечно, говорили они, сделать это было необходимо, но теперь, когда
цель достигнута, незачем искушать судьбу и рисковать многим ради не столь уж
большого выигрыша. Так как договориться оказалось невозможно, решение
вопроса передали в Синьорию, но там возникли совершенно такие же
противоречия.
Когда об этом стало известно в городе, площади наполнились народом,
который стал открыто грозить грандам, вследствие чего испуганные нобили
уступили. Однако решение продолжать войну оказалось запоздалым и
неединодушным, неприятель же успел беспрепятственно отойти к Лукке.
Возмущение пополанов грандами достигло такой степени, что Синьория
решила ради сохранения порядка и ради собственной своей безопасности не
сдержать слова, данного изгнанникам. Те, предвидя отказ, решили предупредить
его и еще до возвращения всего войска появились у ворот города, чтобы войти
в него первыми. Однако во Флоренции были начеку, их замысел не удался, и они
были отброшены теми, кто оставался в городе. Тогда они решили все же
попытаться получить добром то, что не далось им силой, и послали в Синьорию
восемь избранных ими человек, чтобы те напомнили синьорам о данном слове, об
опасности, которой они только что подвергались, надеясь на обещанную
награду. Нобили считали себя особо связанными обещанием Синьории, ибо со
своей стороны подтвердили его изгнанникам, поэтому они изо всех сил
добивались выполнения обещанного, однако их поведение, из-за которого война
с Каструччо не была доведена до победного конца, так возмутило всю
Флоренцию, что их защита изгнанников не имела успеха к великому ущербу и
бесчестию для города. Многие из нобилей, негодуя на отказ Синьории, решили
применить силу для достижения того, чего не могли добиться просьбами и
уговорами: они сговорились с изгнанниками, что те, вооруженные, подойдут к
городу, а они со своей стороны в помощь им возьмутся за оружие в городе. Но
этот замысел был раскрыт еще до наступления условленного дня, так что
изгнанники нашли весь город вооруженным и готовым дать отпор нападающим
извне и нагнать такого страху на внутренних заговорщиков, чтобы те не
решились взяться за оружие. Пришлось и тем, и другим отказаться от своего
намерения, ничего не добившись. Когда изгнанники удалились, во Флоренции
под-
няли вопрос о наказании тех, кто сговаривался с изгнанниками, но, хотя
всем было хорошо известно, кто виновные, ни один человек не осмелился не то
что обвинить их, но даже просто назвать. Поэтому решено было добиться правды
безо всяких опасений, а для этого постановили, что на заседании Совета
каждый напишет имена виновных и тайно передаст свою записку капитану. Таким
образом, обвинение пало на мессера Америго Донати, мессера Тегиайо
Фрескобальди и мессера Лотеринго Герардини, но судья у них нашелся более
милостивый, чем, может быть, заслуживало их преступление, и они были
присуждены лишь к уплате штрафа.
Сумятица, возникшая во Флоренции, когда мятежники подошли к воротам,
показала, что народным вооруженным отрядам мало было одного начальника.
Вследствие этого постановили, что на будущее время в каждом отряде будет
три-четыре командира, что у каждого гонфалоньера будут по два-три помощника,
коим присваивается наименование пенноньеров, и все это для того, чтобы в тех
случаях, когда достаточно будет не целого отряда, а какой-либо части его,
эта часть могла выступать под началом своего командира. Далее произошло то,
что обычно бывает во всех государствах, когда новые события отменяют старые
установления и утверждают на месте их другие. Прежде состав Синьории
обновлялся через определенные промежутки времени. Теперь синьоры и их
коллеги, чувствуя себя достаточно сильными, изменили этот порядок, присвоив
себе право заранее намечать новых членов на следующие сорок месяцев. Записки
с именами заранее отобранных членов Синьории складывались в сумку и каждые
два месяца извлекались оттуда. Но так как значительное количество граждан
опасалось, что их имена в сумку не попали, пришлось еще до истечения сорока
месяцев добавить новые имена. Так возник обычай заблаговременно отбирать
новых кандидатов на магистратуры задолго до истечения полномочий старых
магистратов, как в стенах города, так и вне их, и таким образом имена новых
должностных лиц были известны уже тогда, когда старые находились еще у
власти. Такой порядок избрания стал впоследствии называться выборами по
жребию. Поскольку содержимое сумки обновлялось каждые три года,
а то и раз в пять лет, казалось, что означенным способом город
избавляется от лишних треволнений и устраняется всякий повод для смуты,
возникавшей при смене каждой магистратуры из-за большого количества
притязающих на нее лиц. К этому способу прибегли, не найдя никакого иного,
но никто не заметил тех существенных недостатков, которые таились за этим не
столь уж значительным преимуществом.
Шел 1325 год, когда Каструччо, захватив Пистойю, стал настолько
могущественным, что флорентийцы, опасаясь его возвеличения, задумали напасть
на него и вырвать этот город из-под его власти, пока он там еще не
укрепился. Набрав двадцать тысяч пехотинцев и три тысячи всадников как из
числа жителей Флоренции, так и из числа союзников, они расположились лагерем
у Альтопашо, дабы занять его и помешать неприятелю оказать помощь Пистойе.
Флорентийцам удалось взять этот пункт, после чего они двинулись на Лукку,
опустошая прилегающую местность. Но неспособность, а главное, двуличность
капитана этих отрядов, не дали им развить успех. Их капитаном был мессер
Раймондо ди Кардона. Он заметил, как беспечно относятся флорентийцы к своей
свободе, как они вручают защиту ее то королю, то папским легатам, а то и
гораздо менее значительным людям, и решил, что если доведется ему стать при
случае их военным вождем, может легко случиться, что они сделают его и своим
государем. Он беспрестанно напоминал им об этом, утверждая, что если в самом
городе он не будет пользоваться той властью, какую уже имеет над войском, то
ему не добиться повиновения, необходимого капитану войск. А так как
флорентийцы на это не шли, он со своей стороны бездействовал, теряя время,
которое зато использовал Каструччо, ибо к нему подходили подкрепления,
обещанные Висконти и другими ломбардскими тиранами. Когда же он набрался
сил, мессер Раймондо, ранее из-за своего двуличия не пытавшийся его
разгромить, теперь по неспособности своей не сумел даже спасти себя. Пока он
медленно двигался вперед со своим войском, Каструччо напал на него
неподалеку от Альтопашо и разбил после ожесточенного сражения, в котором
пало или было захвачено в плен много флорентийских граждан и, между про-
чим, сам мессер Раймондо. Так судьба подвергла его каре, которой он за
свою двуличность и неспособность заслуживал от флорентийцев. Не пересказать
всех бедствий, какие Флоренция испытала от Каструччо после этой его победы:
он только и делал, что грабил, громил, поджигал, захватывал людей, ибо в
течение нескольких месяцев имел возможность, не встречая сопротивления,
хозяйничать со своим войском во владениях флорентийцев, каковые рады были
хотя бы тому, что уберегли город.
И все же не настолько они пали духом, чтобы не готовиться, идя на любые
затраты, к обороне, не снаряжать новые войска, не посылать за помощью к
союзникам. Однако всего этого было недостаточно для успешного
противодействия такому врагу. В конце концов вынуждены были они избрать
своим синьором Карла, герцога Калабрийского, сына короля Роберта, дабы он
согласился встать на их защиту, ибо государи эти, привыкшие самовластно
править во Флоренции, добивались не дружбы ее, а повиновения. Карл, однако,
в то время занят был военными действиями в Сицилии и не мог лично явиться во
Флоренцию и принять власть, а потому послал туда француза Готье, герцога
Афинского, который в качестве наместника своего сеньора завладел городом и
стал назначать там должностных лиц по своей прихоти. Все же поведение его
было вполне достойное, что даже несколько противоречило его натуре, и он
заслужил всеобщее расположение. Закончив свою сицилийскую войну, Карл во
главе тысячи всадников явился во Флоренцию и вступил в нее в июле 1326 года,
а это привело к тому, что Каструччо уже не мог беспрепятственно опустошать
флорентийские земли. Тем не менее добрую славу, завоеванную своими
действиями за стенами города, Карл вскоре потерял в самом городе, которому
пришлось испытать от друзей тот ущерб, какого он не потерпел от врагов, ибо
Синьория ничего не могла решать без согласия герцога, и он за один год выжал
из города четыреста тысяч флоринов, хотя по заключенному соглашению имел
право не более чем на двести тысяч: эти денежные поборы он или отец его
проводили во Флоренции чуть не ежедневно.
К этой беде добавились еще новые тревоги и новые враги. Ломбардские
гибеллины настолько обеспокоены были появлением Карла в Тоскане, что
Галеаццо Висконти и другие ломбардские тираны деньгами и обещаниями
привлекли в Италию Людовика Баварского, избранного вопреки папскому желанию
императором. Он вступил в Ломбардию, затем двинулся в Тоскану, где с помощью
Каструччо завладел Пизой и оттуда, разжившись награбленным добром, пошел в
Рим. Вследствие этого Карл, опасаясь за Неаполитанское королевство, поспешно
покинул Флоренцию и оставил там наместником мессера Филиппо да Саджинетто.
После ухода императора из Пизы Каструччо завладел ею, но потерял
Пистойю, которую у него отняли флорентийцы, договорившись с ее жителями.
Каструччо принялся осаждать этот город, притом с такой доблестью и
упорством, что как ни старались флорентийцы помочь Пистойе, нападая то на
войска Каструччо, то на его владения, не сумели они ни силой, ни хитростью
принудить его отказаться от своих планов, так яростно стремился он покарать
пистойцев и восторжествовать над Флоренцией. Пистойя вынуждена была принять
его господство, но победа эта оказалась для него столь же славной, сколь и
плачевной, ибо, возвратившись в Лукку, он вскоре скончался. А так как судьба
редко дарит благо или поражает несчастьем, не добавив и нового блага и новой
беды, то и случилось, что в Неаполе тогда же умер Карл, герцог Калабрии и
владетель Флоренции. Таким образом, флорентийцы, сами того не ожидая, почти
в одно время избавились и от власти одного и от страха перед другим.
Освободившись, они занялись упорядочением правления: все прежние советы были
упразднены, а вместо них учредили два новых: первый - в количестве трехсот
членов, избираемых только из пополанов, и второй - в количестве
двухсотпятидесяти и из грандов, и из пополанов. Первый получил название
Совета народа, второй - Совета коммуны.
Император, явившись в Рим, устроил там избрание антипапы и принял ряд
мер, направленных против папства: многие из них он осуществил, но многие и
не имели успеха. Кончилось тем, что из Рима он с позором удалился и вернулся
в Пизу, где восемьсот немецких всадников, то ли чем-то недовольные, то ли
из-за неуплаты жалова-
нья, возмутились против него и укрепились на Монтекьяро над Черульо.
Как только император выступил из Пизы в Ломбардию, они заняли Лукку, изгнав
оттуда Франческо Кастракани, оставленного там императором. Рассчитывая
извлечь из этой добычи выгоду, они предложили Флоренции купить этот город за
восемьдесят тысяч флоринов, но флорентийцы по совету мессера Симоне делла
Тоза от этого предложения отказались. Такое решение было бы для нашего
города весьма полезно, если бы флорентийцы его придерживались, но вскоре их
умонастроение изменилось, что и привело к немалым бедствиям. Ибо когда можно
было получить этот город мирным путем и за весьма сходную цену, они от него
отказались, а когда им его захотелось и они готовы были заплатить гораздо
больше, было уже поздно.
Эти же дела послужили причиной того, что Флоренция опять учинила
перемены в своем управлении, оказавшиеся в высшей степени злосчастными.
Когда флорентийцы отказались купить Лукку, ее приобрел за тридцать тысяч
флоринов генуэзец мессер Герардино Спиноли. Люди обычно не так торопятся
взять то, что им легко дается, как воспылать жаждой того, чего им не
получить. Едва только стало известно о сделке, заключенной мессером
Герардино, и об уплаченной им низкой цене, как народ Флоренции возгорелся
желанием заполучить Лукку, гневаясь и на себя самого и на тех, кто советовал
отказаться от покупки. Решив во что бы то ни стало забрать силой то, что
отказались купить, он послал свои войска тревожить и разорять луккские
земли.
Тем временем император ушел из Италии, а антипапа был по решению
пизанцев отправлен пленником во Францию. После смерти Каструччо в 1328 году
и до 1340 года флорентийцы между собою жили мирно, занимаясь только внешними
делами да ведя еще частные войны в Ломбардии из-за появления там Иоанна,
короля Чешского, и в Тоскане за присоединение Лукки. Город украсился новыми
зданиями и по совету Джотто, знаменитейшего тогда художника, воздвигнута
была башня Сан Репарата. В 1333 году в некоторых кварталах Флоренции из-за
того, что воды Арно поднялись на двенадцать локтей выше обычного, случилось
наводнение. Много мостов и зданий было разрушено, однако же все
восстановили, не жалея сил и затрат.
Но в 1340 году возникли новые причины для смут. Могущественные граждане
обладали двумя способами усиливать и сохранять свое влияние. Первый состоял
в том, чтобы всячески уменьшать при жеребьевке число новых должностных лиц с
тем, чтобы жребий выпадал всегда им или их друзьям. Второй заключался в том,
чтобы руководить избранием правителей и таким образом всегда иметь в их лице
благосклонных людей. Этим вторым способом они так дорожили, что им уже мало
было двух ректоров, и они зачастую добавляли еще одного. И вот в 1340 году
удалось им провести третьего человека - мессера Якопо Габриелли да Губбио со
званием капитана стражи и облечь его всей полнотой власти над прочими
гражданами, и он, желая угодить власть имущим, творил всевозможные
несправедливости. Среди обиженных им граждан оказались мессер Пьетро Барди и
мессер Бардо Фрескобальди, нобили, а потому, естественно, люди весьма
надменные, и не пожелали они стерпеть, чтобы какой-то чужак ни за что ни про
что, прислуживаясь к немногим членам правительства республики, мог нанести
им обиду. Замыслив мщение, учинили они заговор против него и против
правительства, и в заговоре этом приняли участие многие нобильские роды и
кое-кто из пополанов, которым тирания правящих была не по нутру. Замысел, о
котором они все сговорились, состоял в том, чтобы собрать у себя в домах
достаточное количество вооруженных людей и ранним утром на следующий день,
после торжественного поминовения Всех святых, когда граждане будут еще
молиться в церквах за упокоение душ своих близких, предать смерти капитана и
главных членов правительства, а затем выбрать новую Синьорию и провести
реформы в государстве.
Но когда речь идет о замыслах очень опасных, их обычно весьма
обстоятельно обсуждают и с осуществлением не так уж торопятся, а поэтому
заговоры, для осуществления которых требуется время, большей частью бывают
раскрыты. Один из заговорщиков, мессер Андреа Барди, раздумывая об этом
предприятии, склонен был больше поддаться страху перед карой за него, чем
тешиться надеждой на мщение. Он поведал о нем своему зятю, Якопо Альберти,
который выдал все приорам, а те предупредили других должностных лиц
правительства. Опас-
ность надвигалась, ибо день Всех святых был совсем близок, и вот многие
граждане, собравшись во дворце и сочтя, что промедление может оказаться
гибельным, стали требовать, чтобы Синьория приказала бить в набат, призывая
народ к оружию. Гонфалоньером был Тальдо Валони, а одним из членов Синьории
Франческо Сальвьяти. С Барди они состояли в родстве и бить в набат им совсем
не хотелось, поэтому они высказали соображение, что вооружать народ по
любому поводу - дело опасное, ибо когда в руках толпы власть - удержу ей
нет, и никогда из этого ничего путного не выходило, что распалить страсти
легко, а потушить их трудно, и что лучше будет, пожалуй, сперва проверить
сведения о заговоре и покарать виновных, приняв против них обычные
гражданские меры, чем поставить под угрозу благополучие Флоренции, приняв по
простому доносу меры чрезвычайные. Никто не пожелал внять этим речам, членов
Синьории угрозами и оскорблениями заставили бить в набат, и, услышав его,
все граждане, вооружившись, сбежались на площадь. Со своей стороны Барди и
Фрескобальди, видя, что замыслы их раскрыты, решили либо со славою победить,
либо с честью погибнуть и тоже взялись за оружие, надеясь успешно защищаться
в той части города за рекой, где находились их дома. Они укрепились на
мостах, так как рассчитывали на помощь нобилей, проживающих в контадо, и
прочих своих друзей. Однако в этом они просчитались, ибо пополаны,
населявшие ту же часть города, что и они, поднялись на защиту Синьории.
Окруженные со всех сторон заговорщики очистили мосты и отступили на улицу,
где жили Барди, как наиболее удобную для защиты, и там доблестно
оборонялись. Мессер Якопо да Губбио, зная, что заговор направлен главным
образом против него, и страшась смерти, совершенно растерялся от ужаса и
бездействовал, окруженный своей вооруженной охраной неподалеку от Дворца
Синьории. Но другие правители, не столь виновные, проявляли вместе с тем
больше мужества, в особенности подеста, каковой звался мессер Маффео деи
Карради. Он отправился на место боя, перешел без малейшего страха мост
Рубаконте прямо под мечи людей Барди и знаками показал, что хочет с ними
говорить. Человек этот внушал всем такое уважение своими высокими
нравственными качествами и другими достоинствами, что битва мгновенно
прекратилась, и его стали внимательно слушать. В словах рассудительных, но
полных озабоченности, осудил он их заговор, показал, какой
опасности подвергнут они себя, если не уступят такому порыву народа,
дал им надежду на то, что их внимательно выслушают и проявят к ним