Страница:
неудовольствие в Венеции, но еще большее во Флоренции, ибо она рассчитывала
сопротивляться герцогским войскам с помощью Малатесты. Видя, что Мала-
теста предали их, они трепетали при мысли, что Пьетро Джампаоло Орсини,
командующий их войсками и находившийся во владениях Малатесты, может
подвергнуться с их стороны нападению и быть обезоружен. Известие это в
неменьшей мере смутило графа, опасавшегося, как бы с появлением Никколо в
Тоскане он не потерял своих владений в Марке. Решив защищать свое добро, он
отправился в Венецию и, будучи принят дожем, стал доказывать ему, что его
переход в Тоскану был бы сейчас для Лиги гораздо полезнее, ибо вести военные
действия следует там, где находится вражеский капитан со своим войском, а не
там, где у него крепости и гарнизоны: если войско разбито - войне конец, а
если крепости даже взяты, но войско сохранилось, война только еще больше
разгорается. Он заявил также, что если Никколо не оказать решительного
сопротивления, Марка и Тоскана будут утрачены, а это повлечет за собою и
потерю Ломбардии, но при всех обстоятельствах, даже если бы в Ломбардии
можно было сейчас действовать, он не собирается бросать на произвол судьбы
своих подданных и своих друзей и, наконец, он явился в Ломбардию
владетельным князем и не намерен уходить оттуда простым кондотьером. На это
дож возразил, что если он уйдет из Ломбардии и переберется со своим войском
на противоположный берег По, это будет означать полную потерю Венецией всех
ее владений на суше. Венецианцы приняли решение не тратиться больше на их
защиту, ибо пытаться защищать то, что очевидно нельзя будет сохранить -
чистейшее безумие: потерять одни лишь владения и не так постьщно и не так
болезненно, как потерять и земли и деньги. Если же венецианцы свои владения
потеряют, тогда и станет ясно, как важно было для безопасности Тосканы и
Романьи сохранение Венецией своего положения. Поэтому венецианцы совершенно
не согласны с графом и полагают, что тот, кто оказался бы победителем в
Ломбардии, одержал бы победу и во всех других местах. А это не так уж
трудно, ибо уход Никколо с войском из Ломбардии настолько ослабляет герцога,
что ему можно нанести сокрушительный удар до того, как он успеет вновь
призвать Никколо или найти какие-либо иные средства защиты. Если разумно
судить обо всех этих делах, то очевидным окажется, что герцог послал Никколо
в Тоскану только для того, чтобы
граф отказался от военных действий в Ломбардии и перенес их в другое
место. Так что если граф без крайней необходимости начнет сейчас искать
встречи с Никколо, это будет означать исполнение всех желаний герцога и
осуществление всех его планов; если же он останется в Ломбардии, а Тоскана
будет защищаться как сумеет, герцог вскоре поймет, как неправильны были его
расчеты, и слишком поздно убедится, что потерял Ломбардию, не одержав победы
в Тоскане.
После того как мнение каждого и его возражения были выслушаны, пришли к
решению выждать несколько дней и посмотреть, что получится из соглашения
между Никколо и Малатеста, могут ли флорентийцы рассчитывать на Пьетро
Джампаоло и сдержит ли папа свое обещание действовать в союзе с Лигой.
Вскоре после того выяснилось, что Малатеста заключили соглашение с Никколо
больше из страха, чем из подлинно враждебных побуждений, что Пьетро
Джампаоло со своим войском направился в Тоскану и что папа более чем
когда-либо полон готовности помогать Лиге. Эти известия придали графу
мужества, он согласился остаться в Ломбардии и отпустить с Нери Каппони во
Флоренцию тысячу своих всадников и еще пятьсот других. Если же дела Тосканы
пойдут так, что присутствие графа окажется необходимым, ему об этом сообщат,
и он сможет направиться туда без задержки. Таким образом, Нери со своим
войском явился в апреле во Флоренцию, и в тот же день туда подошел
Джампаоло.
Пока происходили все эти события, Никколо Пиччи-нино, распорядившись
по-своему в Романье, вознамерился спускаться в Тоскану. Наметив себе путь
через высокие горы Сан Бенедетто и долину Монтоне, он убедился, что эти
места отлично охраняются Никколо да Пиза, и понял, что тут все его усилия
окажутся тщетными. Так как флорентийцы были не подготовлены к такому
внезапному нападению и им недоставало войска и военачальников, они отправили
на защиту этих горных проходов значительное количество граждан с наспех
набранным пехотным ополчением. Среди них был рыцарь мессер Бартоломео Ор-
ландини, коему и поручили защиту замка Марради и проходов через горы.
Никколо Пиччинино, рассудив, что ему не пройти через перевалы Сан Бенедетто
из-за доблести того, кто их оборонял, решил, что ему легче будет справиться
с Марради благодаря трусости того, кто поставлен был там для защиты. Замок
Марради находится у подножья гор, отделяющих Тоскану от Романьи, но на
склоне, обращенном к последней, у самого входа в долину Валь-ди-Ламона. Хотя
место это не окружено стенами, река, горы и сами жители делают его
труднодоступным для неприятеля, ибо жители отличаются таким воинственным
характером и верностью, а берега реки так обрывисты и извилисты, что подойти
к крепости со стороны долины невозможно, если небольшой мост через реку
защищен, а со стороны гор берега так круты, что крепость почти недоступна.
Однако трусость мессера Бартоломео свела на нет и мужество жителей, и
выгодное расположение замка. Ибо едва он заслышал топот вражеского войска,
как, бросив все на произвол судьбы, обратился со всеми своими людьми в
бегство и остановился только в Борго-Сан-Лоренцо. Никколо вступил в эту
оставленную крепость, немало дивясь тому, что ее не защищали, и радуясь
легкой добыче, затем спустился в Муджелло, где занял несколько замков, и
остановился в Монтепульчано, откуда делал набеги на всю округу вплоть до
Фьезоланских гор, и в дерзости своей дошел до того, что перешел Арно, грабя
и громя все, что встречал на своем пути на расстоянии каких-нибудь трех миль
от Флоренции.
Между тем флорентийцы отнюдь не теряли мужества. Прежде всего они
позаботились об упрочении своего правительства, которое, впрочем, было
достаточно сильным вследствие любви народа к Козимо, а также вследствие
того, что все главные государственные должности заняты были могущественными
людьми, чья непреклонность сдерживала всех недовольных или склонных к
переменам. Благодаря заключенному в Ломбардии соглашению они знали, с какой
подмогой возвращается Нери, и дожидались также папских войск. Надежды эти
поддерживали их до прихода Нери, который, видя, что город находится все же в
смятении и страхе, решил действовать в окружающей
его местности, чтобы не давать Никколо беспрепятственно разорять ее. Он
набрал среди граждан пехотное ополчение, соединил его с имевшимися в его
распоряжении конными отрядами, вышел из города и отбил Ремоле, занятый было
неприятелем. Там он стал лагерем и не давал Никколо делать набеги на округу,
возбуждая тем самым в согражданах надежду на скорое избавление от врага.
Никколо, видя, что флорентийцы, не имея достаточно войск, не начинают
никаких решительных действий и в городе царит полнейшее спокойствие,
почувствовал, что только даром теряет драгоценное время. Он решил
предпринять другие действия, которые заставили бы флорентийцев выслать
против него войска и дали бы ему возможность завязать сражение, победа в
котором, как он рассчитывал, облегчит ему все остальное.
В войске Никколо находился Франческо, граф Поппи, который при появлении
неприятеля в Муджелло отошел от Флоренции, хотя до этого был с нею в союзе.
Флорентийцы с самого начала сомневались в его искренности, но в надежде
удержать его всякими благами увеличили ему жалованье и вдобавок назначили
его комиссаром республики во всех своих владениях, пограничных с его
землями. Тем не менее партийные страсти до того властны над людьми, что
никакие благодеяния и никакой страх не вытеснили из его сердца привязанности
к мессеру Ринальдо и всем прежним правителям Флоренции. Поэтому, узнав о
приближении Никколо, он присоединился к нему и всячески убеждал его уйти
из-под стен Флоренции в Казентино, доказывая, какое это выгодное
местоположение и как легко ему будет, находясь в полной безопасности,
держать противника в страхе. Никколо послушался этого совета, перешел в
Казентино, занял Ромену и Биббьену и расположился лагерем у
Кастель-Сан-Никколо.
Крепость эта находится у подножья гор, отделяющих Казентино от
Валь-д'Арно. Расположенная на возвышенности, она имела сильный гарнизон, и
взять ее было поэтому нелегко, хотя Никколо непрерывно пускал против нее в
ход катапульты и другие метательные машины. Осада продолжалась больше
двадцати дней, и за это время флорентийцы успели собрать все свои войска.
Они уже сосредоточили в Феггине под началом разных кондотьеров более трех
тысяч всадников и общее командование
ими поручили Пьетро Джампаоло как военачальнику и Нери Каппони и
Бернардо Медичи в качестве комиссаров. К ним из Кастель-Сан-Никколо явились
посланцы с просьбой о помощи. Комиссары, ознакомившись с местностью,
увидели, что помощь эту можно оказать только с гор, окаймляющих Валь д'Арно,
но так как высоты могли быть заняты неприятелем раньше, чем флорентийцами,
которым до них было дальше и которые не могли скрыть своего движения, дело
это являлось крайне сомнительным и могло привести к гибели всего войска.
Поэтому они ограничились тем, что похвалили верность осажденных и разрешили
им сдаться, когда дальнейшая оборона станет невозможной. Итак, Никколо взял
этот замок после тридцати двух дней осады, но он потерял так много времени
ради столь незначительного успеха, что это оказало немалое влияние на
неудачу всего начатого им предприятия. Ибо если бы он оставался в
окрестностях Флоренции, правители ее вынуждены были бы с большей
осмотрительностью назначать новые налоги. Им было бы куда труднее собрать
войска и упорядочить их снабжение, если бы неприятель находился поблизости,
а не в отдалении. Да и многие граждане, возможно, набрались бы храбрости
начать мирные переговоры с Никколо, видя, что война затягивается. Но
стремление графа Поппи отомстить жителям Кастель-Сан-Никколо, долгое время
враждовавшим с ним, заставило его дать этот совет Никколо, который принял
его из внимания к графу, что и оказалось гибельным как для того, так и для
другого. Редко бывает, чтобы личные страсти не вредили общему делу.
Никколо, продолжая развивать достигнутый успех, завладел Рассиной и
Кьюзи. Граф Поппи посоветовал ему в этих местах задержаться, ибо отсюда
будет легко занять войсками любую территорию между Кьюзи, Капрезе и Пьеве и
явиться полным хозяином в горах, то есть спускаться, когда ему угодно будет,
в Казентино, в долины Арно, Кьяны и Тибра и быть всегда готовым к
предупреждению любого вражеского маневра. Однако Никколо, рассудив, что
местность здесь очень уж неприютная, ответил, что лошади его камнями
питаться не могут, и направился в Борго-Сан-Сеполькро, где и был дружелюбно
принят. Оттуда он попытался заручиться расположением жителей
Читта-ди-Кастелло, каковые, будучи верными друзьями
флорентийцев, не поддались на его улещивания. В надежде завоевать
преданные чувства Перуджи, он отправился туда в сопровождении сорока
всадников и, будучи родом из этого города, встретил от сограждан самый
теплый прием. Но через несколько дней он стал вызывать подозрения, ибо завел
с легатом и некоторыми гражданами интриги, которые, впрочем, ни к чему не
привели, так что ему пришлось ограничиться получением от сограждан восьми
тысяч дукатов и с тем возвратиться к войску. Затем он начал сговариваться
кое с кем в Кортоне с целью оторвать этот город от Флоренции, но все это
вскрылось раньше времени и замыслы его не удались. Одним из виднейших
граждан в Кортоне был Бартоломео ди Сензо; как-то вечером он отправился по
приказу капитана охранять одни из городских ворот, но по поручению одного
приятеля из округи ему передали, чтобы он туда не шел, если хочет остаться в
живых. Бартоломео решил разведать, что за этим кроется, и обнаружил
затевавшийся с Никколо сговор. Он тотчас же сообщил о нем капитану, тот
арестовал главарей и, усилив охрану ворот, стал дожидаться, чтобы Никколо
явился, как было условлено с заговорщиками. Тот действительно прибыл в
назначенный ночной час, но убедившись, что все раскрыто, удалился на свои
квартиры.
Пока в Тоскане события развивались, таким образом, без существенной
выгоды для герцогских войск, в Ломбардии тоже было неспокойно, причем герцог
терпел неудачи. Как только установилась благоприятная погода, граф Франческо
начал активные военные действия, а так как венецианский флот на озере был к
тому времени восстановлен, он решил прежде всего стать хозяином положения на
водах и изгнать оттуда герцогские силы, считая, что если это удастся, все
остальное будет уже не так трудно. Итак, он с венецианским флотом напал на
корабли герцога, разгромил их, а сухопутные войска его заняли все крепости,
где сидели герцогские гарнизоны. Тогда другие войска герцога, обложившие
Брешу с суши, узнав об этом поражении, тоже отступили, и после трехлетней
осады город этот наконец освободился. После этой победы граф бросился
преследовать неприятеля, отступившего к Сон-
чино, укрепленному замку на реке Ольо, выбил его оттуда и заставил
отойти к Кремоне, где герцог повернулся лицом к наступающим и оттуда стал
защищать свои владения. Но граф теснил его с каждым днем все сильнее и
сильнее, так что герцог начал уже опасаться, как бы ему не потерять если не
все, то большую часть своих владений, и тут понял всю пагубность своего
решения послать Никколо в Тоскану. Чтобы исправить эту ошибку, он написал
Никколо, в каком положении очутился и как обернулись все его начинания, в
заключение же предписывал ему оставить Тоскану и как можно скорее
возвращаться в Ломбардию.
Между тем флорентийские войска под командованием своих комиссаров
соединились с папскими и остановились в Ангиари, укрепленном замке у
подножия гор, отделяющих долину Тибра от долины Кьяны, в четырех милях от
Борго-Сан-Сеполькро, в местности ровной и весьма удобной для передвижения
конных войск и вообще ведения военных операций. Флорентийцы уже знали о
победах графа и об отозвании Никколо из Тосканы и поэтому решили, что им
удастся выиграть войну, не вынув шпаги из ножен и не сделав ни единого
выстрела. В соответствии с этим они написали комиссарам, чтобы те не
начинали никакого сражения: все равно Никколо не сможет долго оставаться в
Тоскане. Последнему стало известно об этом приказе и, видя необходимость
ухода из Тосканы, он решился на последнюю попытку поправить дело и испытать
военное счастье, тем более что он надеялся застигнуть неприятеля врасплох,
совершенно не готовым к сражению. В этом его горячо поддержали и мессер
Ринальдо, и граф Поппи, и все флорентийские изгнанники, понимавшие, что уход
Никколо означает для них полнейшее крушение всех надежд, но что в случае,
если разыграется сражение, они еще могут одержать победу или хотя бы с
честью потерпеть поражение. Приняв это решение, Никколо двинул свои войска с
их квартир между Читта-ди-Кастелло и Борго и, дойдя до Борго так, что
противник этого совершенно не заметил, навербовал там еще две тысячи
человек, которые, положившись на воинское искусство этого военачальника и
его посулы, а также рассчитывая поживиться грабежом, последовали за ним.
Итак, Никколо двинулся на Ангиари в полном боевом порядке и находился
уже в двух милях от цели, когда Микелотто Аттендоло, заметив вдалеке большое
облако пыли, сообразил, что приближаются враги, и поднял тревогу. Во
флорентийском лагере поднялся великий переполох, ибо такие войска на
лагерной стоянке не соблюдают обычно никакой дисциплины, а тут еще
прибавилось полное небрежение: ведь казалось, что неприятель далеко и
готовится не к сражению, а к бегству, так что каждый был безоружным и
находился не на своем месте, а там, где можно было укрыться от жары, -
кстати, весьма сильной, - или вообще где ему вздумалось. Однако и капитан, и
комиссары проявили такую расторопность, что еще до подхода неприятеля все
уже были на конях, вполне готовые к отражению его удара. Микелотто, первый
завидевший противника, первым и ринулся в атаку, двинувшись со своим отрядом
к мосту, пересекающему дорогу недалеко от Ангиари.
Еще до появления врага Пьетро Джампаоло велел зарыть канавы,
окаймляющие дорогу между мостом и Ангиари. Теперь Микелотто занял позицию
перед мостом; Симончино, папский кондотьер и легат стали на правом фланге, а
на левом - флорентийские комиссары и их командующий Пьетро Джампаоло. Пехоту
расположили по обе стороны вдоль берега реки. Неприятельским войскам
оставался только один путь для того, чтобы войти в соприкосновение с
противником - дорога на мост. Флорентийцы тоже должны были сражаться только
в этом месте, а пехоте своей они приказали в случае, если вражеская пехота
сойдет с дороги для обхода флангов флорентийской конницы, обстреливать ее из
арбалетов; чтобы она не могла наносить боковых ударов по коням, переходящим
мост. Микелотто доблестно выдержал натиск первых вражеских отрядов и даже
потеснил их, но Асторре и Франческо Пиччинино, подойдя с отборными войсками,
так яростно напали на Микелотто, что захватили мост, а его отбросили до
самого подъема к городу Ангиари, после чего по ним крепко ударили с обоих
флангов и опять оттеснили за мост. Схватка эта продолжалась два часа, и мост
все время переходил из рук в руки. Хотя
в этом месте силы все время оставались равными, повсюду в других местах
Никколо терпел неудачи, ибо всякий раз, когда его войска переходили через
мост, они находили перед собой многочисленного неприятеля, которому нетрудно
было маневрировать на ровном поле и быстро получать смену усталым частям.
Когда же через мост переходили флорентийцы, Никколо было затруднительно
оказывать поддержку своим войскам из-за канав и рытвин, не дававших
пользоваться дорогой. Так и получилось, что каждый раз, когда солдаты
Никколо переходили через мост, их тотчас же отбрасывали назад свежие силы
противника. Наконец флорентийцы прочно захватили мост и их войска смогли
перейти на широкую дорогу. Быстрота их натиска и неудобство местности не
дали Никколо времени поддержать своих свежей подмогой, так что те, кто был
впереди, перемешались с идущими сзади, возникла сумятица, и все войско
вынуждено было обратиться в бегство, и каждый уже ни о чем, кроме спасения,
не помышляя, устремился по направлению к Борго. Флорентийские солдаты
набросились на добычу - пленных, оружия и лошадей им досталось огромное
количество, ибо с Никколо удалось уйти лишь тысяче всадников. Жители Борго,
последовавшие за Никколо ради добычи, из добытчиков сами превратились в
добычу: все они попали в плен и подлежали выкупу. Знамена и повозки были
взяты властями.
Победа эта оказалась более важной для Тосканы, чем пагубной для
герцога, ибо в случае поражения Флоренции он стал бы властителем Тосканы, а
теперь потерял только оружие и лошадей, что было легко восстановимо без
чрезмерных затрат. Никогда еще никакая другая война на чужой территории не
бывала для нападающих менее опасной: при столь полном разгроме, при том, что
сражение продолжалось четыре часа, погиб всего один человек и даже не от
раны или какого-либо мощного удара, а от того, что свалился с коня и
испустил дух под ногами сражающихся. Люди воевали тогда довольно безопасно:
бились они верхом, одетые в прочные доспехи, предохранявшие от смертельного
удара. Если они сдавались, то не для того, чтобы спасти свою жизнь - ведь их
защищали латы, - а просто потому, что в данном случае сражаться было уже
невозможно.
Всем тем, что происходило во время этого сражения и после него, оно
являет пример неудачности такого рода военных столкновений. После разгрома
противника и бегства Никколо в Борго комиссары хотели преследовать его и
осадить в этом городе, чтобы победа была полной, но ни кондотьеры, ни
простые солдаты не захотели повиноваться, заявляя, что им надо позаботиться
об охране добычи и о лечении раненых. Примечательнее же всего то, что на
следующий день они, не испросив разрешения у комиссаров и у капитана,
отправились в Ареццо, оставили там добычу и затем возвратились в Ангиари.
Все это столь вопиющим образом противоречило всяким разумным правилам и
воинской дисциплине, что любой остаток сколько-нибудь организованного войска
вполне заслуженно мог бы отнять у них так незаслуженно одержанную победу.
Вдобавок еще, несмотря на то что комиссары требовали, чтобы захваченные
вражеские солдаты продолжали содержаться в плену и не могли вновь пополнить
рады неприятельских войск, их, несмотря на это требование, освобождали.
Удивительно, что у так плохо организованного войска хватило доблести для
победы и что враг оказался настолько трусливым, что дал себя одолеть таким
своевольным солдатам.
Пока флорентийские солдаты шли в Ареццо и обратно, у Никколо достало
времени отступить с остатками войска из Борго в Романью. Ему сопутствовали и
флорентийские изгнанники: отчаявшись вернуться во Флоренцию, они теперь
рассеялись по всей Италии и за ее пределами, кто куда мог и хотел. Мессер
Ринальдо избрал местожительством Анкону. Потеряв родину на земле, он
вознамерился заслужить ее на Небесах и отправился ко Гробу Господню. По
возвращении он, справляя свадьбу одной из своих дочерей и сидя за
праздничным столом, внезапно скончался. Тут судьба удружила ему, поразив его
в наименее горестный час изгнанья. Человек он был поистине достойный и в
счастье, и в беде, но еще лучше показал бы себя, если бы по воле судьбы
родился не в государстве, раздираемом партийными страстями, ибо многие
свойства его натуры в городе, разделенном на враждующие партии, оказались
для него пагубны, но они же прославили бы его в государстве, не знающем
внутренних раздоров.
После возвращения флорентийских солдат из Ареццо и ухода Никколо
комиссары явились в Борго. Жители этого города хотели войти в состав
флорентийского государства, комиссары же отказались их принять. Пока велись
переговоры, папский легат заподозрил, что комиссары желают завладеть
городом, принадлежащим Церковному государству. Началась взаимная перебранка,
и дошло бы до столкновения между папскими и флорентийскими войсками, если бы
спор затянулся. Но все закончилось как желательно было легату, и стороны
замирились.
Пока улаживались дела в Борго, пошли разные слухи о дальнейшем движении
Никколо Пиччинино. Одни говорили, что он идет на Рим, другие - что на Марку.
Легат и части графа Сфорца решили идти к Перудже, чтобы прикрыть Марку или
Рим - куда бы ни подался Никколо. С ними отправили Бернардо Медичи, а Нери с
флорентийскими войсками был послан на завоевание Казентино. После того как
план этот одобрили, Нери осадил Рассину, взял ее и так же решительно овладел
Биббьенной, Прато-Веккьо и Роменой, а затем осадил Поппи, окружив его с двух
сторон: одна часть его сил расположилась на равнине Чертомондо, а другая на
холме, находящемся в направлении Фрондзоли.
Граф Поппи, видя, что Бог и люди его оставили, заперся в своей крепости
не потому, что рассчитывал на чью-либо помощь, а лишь в надежде на менее
суровые условия сдачи. Нери все теснее сжимал кольцо осады и предложил
сдаться, причем Поппи было обещано все, чего только он мог пожелать в своем
нынешнем положении: свободу ему и его детям и право забрать с собой все свое
движимое имущество, город же свой и власть над своими владениями он должен
был передать Флоренции. Пока происходила капитуляция, он спустился на мост
через Арно, у подножья города, там с глубокой скорбью и горечью сказал Нери:
"Если бы я правильной мерой измерил свою долю и вашу силу, то сейчас
радовался бы как друг вам и вашей победе, а не молил бы вас как враг сделать
менее тягостным мое поражение. Насколько сейчас судьба к вам милостива и
ласкова, настолько ко мне она жестока и сурова. Я имел коней, оружие,
подданных, владе-
ния, сокровища. Удивительно ли, что мне тягостно с ними расставаться?
Но раз вы хотите и можете повелевать всей Тосканой, нам, разумеется,
неизбежно следует повиноваться вам. Если бы я не совершил этой ошибки, моя
удача никому не была бы известна и вам не пришлось бы проявить свое
великодушие, ибо если вы не изгоните меня отсюда, то перед всем миром
засвидетельствуете свое милосердие. Пусть же оно будет сильнее моей вины,
оставьте хотя бы одно это жилище потомку тех, кто предкам вашим оказывал
неисчислимые услуги".
На это Нери ответил, что слишком понадеявшись на тех, кто мало что мог
сопротивляться герцогским войскам с помощью Малатесты. Видя, что Мала-
теста предали их, они трепетали при мысли, что Пьетро Джампаоло Орсини,
командующий их войсками и находившийся во владениях Малатесты, может
подвергнуться с их стороны нападению и быть обезоружен. Известие это в
неменьшей мере смутило графа, опасавшегося, как бы с появлением Никколо в
Тоскане он не потерял своих владений в Марке. Решив защищать свое добро, он
отправился в Венецию и, будучи принят дожем, стал доказывать ему, что его
переход в Тоскану был бы сейчас для Лиги гораздо полезнее, ибо вести военные
действия следует там, где находится вражеский капитан со своим войском, а не
там, где у него крепости и гарнизоны: если войско разбито - войне конец, а
если крепости даже взяты, но войско сохранилось, война только еще больше
разгорается. Он заявил также, что если Никколо не оказать решительного
сопротивления, Марка и Тоскана будут утрачены, а это повлечет за собою и
потерю Ломбардии, но при всех обстоятельствах, даже если бы в Ломбардии
можно было сейчас действовать, он не собирается бросать на произвол судьбы
своих подданных и своих друзей и, наконец, он явился в Ломбардию
владетельным князем и не намерен уходить оттуда простым кондотьером. На это
дож возразил, что если он уйдет из Ломбардии и переберется со своим войском
на противоположный берег По, это будет означать полную потерю Венецией всех
ее владений на суше. Венецианцы приняли решение не тратиться больше на их
защиту, ибо пытаться защищать то, что очевидно нельзя будет сохранить -
чистейшее безумие: потерять одни лишь владения и не так постьщно и не так
болезненно, как потерять и земли и деньги. Если же венецианцы свои владения
потеряют, тогда и станет ясно, как важно было для безопасности Тосканы и
Романьи сохранение Венецией своего положения. Поэтому венецианцы совершенно
не согласны с графом и полагают, что тот, кто оказался бы победителем в
Ломбардии, одержал бы победу и во всех других местах. А это не так уж
трудно, ибо уход Никколо с войском из Ломбардии настолько ослабляет герцога,
что ему можно нанести сокрушительный удар до того, как он успеет вновь
призвать Никколо или найти какие-либо иные средства защиты. Если разумно
судить обо всех этих делах, то очевидным окажется, что герцог послал Никколо
в Тоскану только для того, чтобы
граф отказался от военных действий в Ломбардии и перенес их в другое
место. Так что если граф без крайней необходимости начнет сейчас искать
встречи с Никколо, это будет означать исполнение всех желаний герцога и
осуществление всех его планов; если же он останется в Ломбардии, а Тоскана
будет защищаться как сумеет, герцог вскоре поймет, как неправильны были его
расчеты, и слишком поздно убедится, что потерял Ломбардию, не одержав победы
в Тоскане.
После того как мнение каждого и его возражения были выслушаны, пришли к
решению выждать несколько дней и посмотреть, что получится из соглашения
между Никколо и Малатеста, могут ли флорентийцы рассчитывать на Пьетро
Джампаоло и сдержит ли папа свое обещание действовать в союзе с Лигой.
Вскоре после того выяснилось, что Малатеста заключили соглашение с Никколо
больше из страха, чем из подлинно враждебных побуждений, что Пьетро
Джампаоло со своим войском направился в Тоскану и что папа более чем
когда-либо полон готовности помогать Лиге. Эти известия придали графу
мужества, он согласился остаться в Ломбардии и отпустить с Нери Каппони во
Флоренцию тысячу своих всадников и еще пятьсот других. Если же дела Тосканы
пойдут так, что присутствие графа окажется необходимым, ему об этом сообщат,
и он сможет направиться туда без задержки. Таким образом, Нери со своим
войском явился в апреле во Флоренцию, и в тот же день туда подошел
Джампаоло.
Пока происходили все эти события, Никколо Пиччи-нино, распорядившись
по-своему в Романье, вознамерился спускаться в Тоскану. Наметив себе путь
через высокие горы Сан Бенедетто и долину Монтоне, он убедился, что эти
места отлично охраняются Никколо да Пиза, и понял, что тут все его усилия
окажутся тщетными. Так как флорентийцы были не подготовлены к такому
внезапному нападению и им недоставало войска и военачальников, они отправили
на защиту этих горных проходов значительное количество граждан с наспех
набранным пехотным ополчением. Среди них был рыцарь мессер Бартоломео Ор-
ландини, коему и поручили защиту замка Марради и проходов через горы.
Никколо Пиччинино, рассудив, что ему не пройти через перевалы Сан Бенедетто
из-за доблести того, кто их оборонял, решил, что ему легче будет справиться
с Марради благодаря трусости того, кто поставлен был там для защиты. Замок
Марради находится у подножья гор, отделяющих Тоскану от Романьи, но на
склоне, обращенном к последней, у самого входа в долину Валь-ди-Ламона. Хотя
место это не окружено стенами, река, горы и сами жители делают его
труднодоступным для неприятеля, ибо жители отличаются таким воинственным
характером и верностью, а берега реки так обрывисты и извилисты, что подойти
к крепости со стороны долины невозможно, если небольшой мост через реку
защищен, а со стороны гор берега так круты, что крепость почти недоступна.
Однако трусость мессера Бартоломео свела на нет и мужество жителей, и
выгодное расположение замка. Ибо едва он заслышал топот вражеского войска,
как, бросив все на произвол судьбы, обратился со всеми своими людьми в
бегство и остановился только в Борго-Сан-Лоренцо. Никколо вступил в эту
оставленную крепость, немало дивясь тому, что ее не защищали, и радуясь
легкой добыче, затем спустился в Муджелло, где занял несколько замков, и
остановился в Монтепульчано, откуда делал набеги на всю округу вплоть до
Фьезоланских гор, и в дерзости своей дошел до того, что перешел Арно, грабя
и громя все, что встречал на своем пути на расстоянии каких-нибудь трех миль
от Флоренции.
Между тем флорентийцы отнюдь не теряли мужества. Прежде всего они
позаботились об упрочении своего правительства, которое, впрочем, было
достаточно сильным вследствие любви народа к Козимо, а также вследствие
того, что все главные государственные должности заняты были могущественными
людьми, чья непреклонность сдерживала всех недовольных или склонных к
переменам. Благодаря заключенному в Ломбардии соглашению они знали, с какой
подмогой возвращается Нери, и дожидались также папских войск. Надежды эти
поддерживали их до прихода Нери, который, видя, что город находится все же в
смятении и страхе, решил действовать в окружающей
его местности, чтобы не давать Никколо беспрепятственно разорять ее. Он
набрал среди граждан пехотное ополчение, соединил его с имевшимися в его
распоряжении конными отрядами, вышел из города и отбил Ремоле, занятый было
неприятелем. Там он стал лагерем и не давал Никколо делать набеги на округу,
возбуждая тем самым в согражданах надежду на скорое избавление от врага.
Никколо, видя, что флорентийцы, не имея достаточно войск, не начинают
никаких решительных действий и в городе царит полнейшее спокойствие,
почувствовал, что только даром теряет драгоценное время. Он решил
предпринять другие действия, которые заставили бы флорентийцев выслать
против него войска и дали бы ему возможность завязать сражение, победа в
котором, как он рассчитывал, облегчит ему все остальное.
В войске Никколо находился Франческо, граф Поппи, который при появлении
неприятеля в Муджелло отошел от Флоренции, хотя до этого был с нею в союзе.
Флорентийцы с самого начала сомневались в его искренности, но в надежде
удержать его всякими благами увеличили ему жалованье и вдобавок назначили
его комиссаром республики во всех своих владениях, пограничных с его
землями. Тем не менее партийные страсти до того властны над людьми, что
никакие благодеяния и никакой страх не вытеснили из его сердца привязанности
к мессеру Ринальдо и всем прежним правителям Флоренции. Поэтому, узнав о
приближении Никколо, он присоединился к нему и всячески убеждал его уйти
из-под стен Флоренции в Казентино, доказывая, какое это выгодное
местоположение и как легко ему будет, находясь в полной безопасности,
держать противника в страхе. Никколо послушался этого совета, перешел в
Казентино, занял Ромену и Биббьену и расположился лагерем у
Кастель-Сан-Никколо.
Крепость эта находится у подножья гор, отделяющих Казентино от
Валь-д'Арно. Расположенная на возвышенности, она имела сильный гарнизон, и
взять ее было поэтому нелегко, хотя Никколо непрерывно пускал против нее в
ход катапульты и другие метательные машины. Осада продолжалась больше
двадцати дней, и за это время флорентийцы успели собрать все свои войска.
Они уже сосредоточили в Феггине под началом разных кондотьеров более трех
тысяч всадников и общее командование
ими поручили Пьетро Джампаоло как военачальнику и Нери Каппони и
Бернардо Медичи в качестве комиссаров. К ним из Кастель-Сан-Никколо явились
посланцы с просьбой о помощи. Комиссары, ознакомившись с местностью,
увидели, что помощь эту можно оказать только с гор, окаймляющих Валь д'Арно,
но так как высоты могли быть заняты неприятелем раньше, чем флорентийцами,
которым до них было дальше и которые не могли скрыть своего движения, дело
это являлось крайне сомнительным и могло привести к гибели всего войска.
Поэтому они ограничились тем, что похвалили верность осажденных и разрешили
им сдаться, когда дальнейшая оборона станет невозможной. Итак, Никколо взял
этот замок после тридцати двух дней осады, но он потерял так много времени
ради столь незначительного успеха, что это оказало немалое влияние на
неудачу всего начатого им предприятия. Ибо если бы он оставался в
окрестностях Флоренции, правители ее вынуждены были бы с большей
осмотрительностью назначать новые налоги. Им было бы куда труднее собрать
войска и упорядочить их снабжение, если бы неприятель находился поблизости,
а не в отдалении. Да и многие граждане, возможно, набрались бы храбрости
начать мирные переговоры с Никколо, видя, что война затягивается. Но
стремление графа Поппи отомстить жителям Кастель-Сан-Никколо, долгое время
враждовавшим с ним, заставило его дать этот совет Никколо, который принял
его из внимания к графу, что и оказалось гибельным как для того, так и для
другого. Редко бывает, чтобы личные страсти не вредили общему делу.
Никколо, продолжая развивать достигнутый успех, завладел Рассиной и
Кьюзи. Граф Поппи посоветовал ему в этих местах задержаться, ибо отсюда
будет легко занять войсками любую территорию между Кьюзи, Капрезе и Пьеве и
явиться полным хозяином в горах, то есть спускаться, когда ему угодно будет,
в Казентино, в долины Арно, Кьяны и Тибра и быть всегда готовым к
предупреждению любого вражеского маневра. Однако Никколо, рассудив, что
местность здесь очень уж неприютная, ответил, что лошади его камнями
питаться не могут, и направился в Борго-Сан-Сеполькро, где и был дружелюбно
принят. Оттуда он попытался заручиться расположением жителей
Читта-ди-Кастелло, каковые, будучи верными друзьями
флорентийцев, не поддались на его улещивания. В надежде завоевать
преданные чувства Перуджи, он отправился туда в сопровождении сорока
всадников и, будучи родом из этого города, встретил от сограждан самый
теплый прием. Но через несколько дней он стал вызывать подозрения, ибо завел
с легатом и некоторыми гражданами интриги, которые, впрочем, ни к чему не
привели, так что ему пришлось ограничиться получением от сограждан восьми
тысяч дукатов и с тем возвратиться к войску. Затем он начал сговариваться
кое с кем в Кортоне с целью оторвать этот город от Флоренции, но все это
вскрылось раньше времени и замыслы его не удались. Одним из виднейших
граждан в Кортоне был Бартоломео ди Сензо; как-то вечером он отправился по
приказу капитана охранять одни из городских ворот, но по поручению одного
приятеля из округи ему передали, чтобы он туда не шел, если хочет остаться в
живых. Бартоломео решил разведать, что за этим кроется, и обнаружил
затевавшийся с Никколо сговор. Он тотчас же сообщил о нем капитану, тот
арестовал главарей и, усилив охрану ворот, стал дожидаться, чтобы Никколо
явился, как было условлено с заговорщиками. Тот действительно прибыл в
назначенный ночной час, но убедившись, что все раскрыто, удалился на свои
квартиры.
Пока в Тоскане события развивались, таким образом, без существенной
выгоды для герцогских войск, в Ломбардии тоже было неспокойно, причем герцог
терпел неудачи. Как только установилась благоприятная погода, граф Франческо
начал активные военные действия, а так как венецианский флот на озере был к
тому времени восстановлен, он решил прежде всего стать хозяином положения на
водах и изгнать оттуда герцогские силы, считая, что если это удастся, все
остальное будет уже не так трудно. Итак, он с венецианским флотом напал на
корабли герцога, разгромил их, а сухопутные войска его заняли все крепости,
где сидели герцогские гарнизоны. Тогда другие войска герцога, обложившие
Брешу с суши, узнав об этом поражении, тоже отступили, и после трехлетней
осады город этот наконец освободился. После этой победы граф бросился
преследовать неприятеля, отступившего к Сон-
чино, укрепленному замку на реке Ольо, выбил его оттуда и заставил
отойти к Кремоне, где герцог повернулся лицом к наступающим и оттуда стал
защищать свои владения. Но граф теснил его с каждым днем все сильнее и
сильнее, так что герцог начал уже опасаться, как бы ему не потерять если не
все, то большую часть своих владений, и тут понял всю пагубность своего
решения послать Никколо в Тоскану. Чтобы исправить эту ошибку, он написал
Никколо, в каком положении очутился и как обернулись все его начинания, в
заключение же предписывал ему оставить Тоскану и как можно скорее
возвращаться в Ломбардию.
Между тем флорентийские войска под командованием своих комиссаров
соединились с папскими и остановились в Ангиари, укрепленном замке у
подножия гор, отделяющих долину Тибра от долины Кьяны, в четырех милях от
Борго-Сан-Сеполькро, в местности ровной и весьма удобной для передвижения
конных войск и вообще ведения военных операций. Флорентийцы уже знали о
победах графа и об отозвании Никколо из Тосканы и поэтому решили, что им
удастся выиграть войну, не вынув шпаги из ножен и не сделав ни единого
выстрела. В соответствии с этим они написали комиссарам, чтобы те не
начинали никакого сражения: все равно Никколо не сможет долго оставаться в
Тоскане. Последнему стало известно об этом приказе и, видя необходимость
ухода из Тосканы, он решился на последнюю попытку поправить дело и испытать
военное счастье, тем более что он надеялся застигнуть неприятеля врасплох,
совершенно не готовым к сражению. В этом его горячо поддержали и мессер
Ринальдо, и граф Поппи, и все флорентийские изгнанники, понимавшие, что уход
Никколо означает для них полнейшее крушение всех надежд, но что в случае,
если разыграется сражение, они еще могут одержать победу или хотя бы с
честью потерпеть поражение. Приняв это решение, Никколо двинул свои войска с
их квартир между Читта-ди-Кастелло и Борго и, дойдя до Борго так, что
противник этого совершенно не заметил, навербовал там еще две тысячи
человек, которые, положившись на воинское искусство этого военачальника и
его посулы, а также рассчитывая поживиться грабежом, последовали за ним.
Итак, Никколо двинулся на Ангиари в полном боевом порядке и находился
уже в двух милях от цели, когда Микелотто Аттендоло, заметив вдалеке большое
облако пыли, сообразил, что приближаются враги, и поднял тревогу. Во
флорентийском лагере поднялся великий переполох, ибо такие войска на
лагерной стоянке не соблюдают обычно никакой дисциплины, а тут еще
прибавилось полное небрежение: ведь казалось, что неприятель далеко и
готовится не к сражению, а к бегству, так что каждый был безоружным и
находился не на своем месте, а там, где можно было укрыться от жары, -
кстати, весьма сильной, - или вообще где ему вздумалось. Однако и капитан, и
комиссары проявили такую расторопность, что еще до подхода неприятеля все
уже были на конях, вполне готовые к отражению его удара. Микелотто, первый
завидевший противника, первым и ринулся в атаку, двинувшись со своим отрядом
к мосту, пересекающему дорогу недалеко от Ангиари.
Еще до появления врага Пьетро Джампаоло велел зарыть канавы,
окаймляющие дорогу между мостом и Ангиари. Теперь Микелотто занял позицию
перед мостом; Симончино, папский кондотьер и легат стали на правом фланге, а
на левом - флорентийские комиссары и их командующий Пьетро Джампаоло. Пехоту
расположили по обе стороны вдоль берега реки. Неприятельским войскам
оставался только один путь для того, чтобы войти в соприкосновение с
противником - дорога на мост. Флорентийцы тоже должны были сражаться только
в этом месте, а пехоте своей они приказали в случае, если вражеская пехота
сойдет с дороги для обхода флангов флорентийской конницы, обстреливать ее из
арбалетов; чтобы она не могла наносить боковых ударов по коням, переходящим
мост. Микелотто доблестно выдержал натиск первых вражеских отрядов и даже
потеснил их, но Асторре и Франческо Пиччинино, подойдя с отборными войсками,
так яростно напали на Микелотто, что захватили мост, а его отбросили до
самого подъема к городу Ангиари, после чего по ним крепко ударили с обоих
флангов и опять оттеснили за мост. Схватка эта продолжалась два часа, и мост
все время переходил из рук в руки. Хотя
в этом месте силы все время оставались равными, повсюду в других местах
Никколо терпел неудачи, ибо всякий раз, когда его войска переходили через
мост, они находили перед собой многочисленного неприятеля, которому нетрудно
было маневрировать на ровном поле и быстро получать смену усталым частям.
Когда же через мост переходили флорентийцы, Никколо было затруднительно
оказывать поддержку своим войскам из-за канав и рытвин, не дававших
пользоваться дорогой. Так и получилось, что каждый раз, когда солдаты
Никколо переходили через мост, их тотчас же отбрасывали назад свежие силы
противника. Наконец флорентийцы прочно захватили мост и их войска смогли
перейти на широкую дорогу. Быстрота их натиска и неудобство местности не
дали Никколо времени поддержать своих свежей подмогой, так что те, кто был
впереди, перемешались с идущими сзади, возникла сумятица, и все войско
вынуждено было обратиться в бегство, и каждый уже ни о чем, кроме спасения,
не помышляя, устремился по направлению к Борго. Флорентийские солдаты
набросились на добычу - пленных, оружия и лошадей им досталось огромное
количество, ибо с Никколо удалось уйти лишь тысяче всадников. Жители Борго,
последовавшие за Никколо ради добычи, из добытчиков сами превратились в
добычу: все они попали в плен и подлежали выкупу. Знамена и повозки были
взяты властями.
Победа эта оказалась более важной для Тосканы, чем пагубной для
герцога, ибо в случае поражения Флоренции он стал бы властителем Тосканы, а
теперь потерял только оружие и лошадей, что было легко восстановимо без
чрезмерных затрат. Никогда еще никакая другая война на чужой территории не
бывала для нападающих менее опасной: при столь полном разгроме, при том, что
сражение продолжалось четыре часа, погиб всего один человек и даже не от
раны или какого-либо мощного удара, а от того, что свалился с коня и
испустил дух под ногами сражающихся. Люди воевали тогда довольно безопасно:
бились они верхом, одетые в прочные доспехи, предохранявшие от смертельного
удара. Если они сдавались, то не для того, чтобы спасти свою жизнь - ведь их
защищали латы, - а просто потому, что в данном случае сражаться было уже
невозможно.
Всем тем, что происходило во время этого сражения и после него, оно
являет пример неудачности такого рода военных столкновений. После разгрома
противника и бегства Никколо в Борго комиссары хотели преследовать его и
осадить в этом городе, чтобы победа была полной, но ни кондотьеры, ни
простые солдаты не захотели повиноваться, заявляя, что им надо позаботиться
об охране добычи и о лечении раненых. Примечательнее же всего то, что на
следующий день они, не испросив разрешения у комиссаров и у капитана,
отправились в Ареццо, оставили там добычу и затем возвратились в Ангиари.
Все это столь вопиющим образом противоречило всяким разумным правилам и
воинской дисциплине, что любой остаток сколько-нибудь организованного войска
вполне заслуженно мог бы отнять у них так незаслуженно одержанную победу.
Вдобавок еще, несмотря на то что комиссары требовали, чтобы захваченные
вражеские солдаты продолжали содержаться в плену и не могли вновь пополнить
рады неприятельских войск, их, несмотря на это требование, освобождали.
Удивительно, что у так плохо организованного войска хватило доблести для
победы и что враг оказался настолько трусливым, что дал себя одолеть таким
своевольным солдатам.
Пока флорентийские солдаты шли в Ареццо и обратно, у Никколо достало
времени отступить с остатками войска из Борго в Романью. Ему сопутствовали и
флорентийские изгнанники: отчаявшись вернуться во Флоренцию, они теперь
рассеялись по всей Италии и за ее пределами, кто куда мог и хотел. Мессер
Ринальдо избрал местожительством Анкону. Потеряв родину на земле, он
вознамерился заслужить ее на Небесах и отправился ко Гробу Господню. По
возвращении он, справляя свадьбу одной из своих дочерей и сидя за
праздничным столом, внезапно скончался. Тут судьба удружила ему, поразив его
в наименее горестный час изгнанья. Человек он был поистине достойный и в
счастье, и в беде, но еще лучше показал бы себя, если бы по воле судьбы
родился не в государстве, раздираемом партийными страстями, ибо многие
свойства его натуры в городе, разделенном на враждующие партии, оказались
для него пагубны, но они же прославили бы его в государстве, не знающем
внутренних раздоров.
После возвращения флорентийских солдат из Ареццо и ухода Никколо
комиссары явились в Борго. Жители этого города хотели войти в состав
флорентийского государства, комиссары же отказались их принять. Пока велись
переговоры, папский легат заподозрил, что комиссары желают завладеть
городом, принадлежащим Церковному государству. Началась взаимная перебранка,
и дошло бы до столкновения между папскими и флорентийскими войсками, если бы
спор затянулся. Но все закончилось как желательно было легату, и стороны
замирились.
Пока улаживались дела в Борго, пошли разные слухи о дальнейшем движении
Никколо Пиччинино. Одни говорили, что он идет на Рим, другие - что на Марку.
Легат и части графа Сфорца решили идти к Перудже, чтобы прикрыть Марку или
Рим - куда бы ни подался Никколо. С ними отправили Бернардо Медичи, а Нери с
флорентийскими войсками был послан на завоевание Казентино. После того как
план этот одобрили, Нери осадил Рассину, взял ее и так же решительно овладел
Биббьенной, Прато-Веккьо и Роменой, а затем осадил Поппи, окружив его с двух
сторон: одна часть его сил расположилась на равнине Чертомондо, а другая на
холме, находящемся в направлении Фрондзоли.
Граф Поппи, видя, что Бог и люди его оставили, заперся в своей крепости
не потому, что рассчитывал на чью-либо помощь, а лишь в надежде на менее
суровые условия сдачи. Нери все теснее сжимал кольцо осады и предложил
сдаться, причем Поппи было обещано все, чего только он мог пожелать в своем
нынешнем положении: свободу ему и его детям и право забрать с собой все свое
движимое имущество, город же свой и власть над своими владениями он должен
был передать Флоренции. Пока происходила капитуляция, он спустился на мост
через Арно, у подножья города, там с глубокой скорбью и горечью сказал Нери:
"Если бы я правильной мерой измерил свою долю и вашу силу, то сейчас
радовался бы как друг вам и вашей победе, а не молил бы вас как враг сделать
менее тягостным мое поражение. Насколько сейчас судьба к вам милостива и
ласкова, настолько ко мне она жестока и сурова. Я имел коней, оружие,
подданных, владе-
ния, сокровища. Удивительно ли, что мне тягостно с ними расставаться?
Но раз вы хотите и можете повелевать всей Тосканой, нам, разумеется,
неизбежно следует повиноваться вам. Если бы я не совершил этой ошибки, моя
удача никому не была бы известна и вам не пришлось бы проявить свое
великодушие, ибо если вы не изгоните меня отсюда, то перед всем миром
засвидетельствуете свое милосердие. Пусть же оно будет сильнее моей вины,
оставьте хотя бы одно это жилище потомку тех, кто предкам вашим оказывал
неисчислимые услуги".
На это Нери ответил, что слишком понадеявшись на тех, кто мало что мог