Страница:
изгнанным и казненным.
Пока продолжался мир с флорентийцами и Каструччо укреплял свое
положение в Лукке, он не упускал случая увеличить свои владения, не прибегая
к открытой войне. У него было большое желание завладеть Пистойей, так как он
был уверен, что если она будет принадлежать ему, то он одной ногою уже будет
стоять во Флоренции. И всеми способами он старался создать себе друзей
повсюду в горах. А с партиями в самой Пистойе он вел себя так ловко, что
каждая ему доверяла. В это время, как, впрочем, и всегда, этот город был
разделен на две партии: Белых и Черных. Вождем Белых был Бастиано ди
Поссенте, Черных - Якопо да Джа, Оба они находились в теснейших сношениях с
Каструччо, и каждый желал изгнать из города другого. Взаимные подозрения
между ними все увеличивались, и наконец дело дошло до оружия. Якопо
укрепился у флорентийских ворот, Бастиано - у лукканских. И так как каждый
больше возлагал надежд на Каструччо, чем на флорентийцев, и считал его более
по-
движным и скорым на военные действия, то оба тайно просили его о
помощи, и он обещал ее обоим. Якопо он велел передать, что придет сам, а
Бастиано - что пришлет Паголо Гуиниджи, своего воспитанника. И, назначив
точное время, он послал Паголо к Пистойе через Пешию, а сам двинулся прямо.
Ровно в полночь, как было уговорено, Каструччо и Паголо подошли к Пистойе и
оба были приняты как друзья. Когда они вошли в город и Каструччо решил, что
можно действовать, он дал знак Паголо, и немедленно один заколол Якопо да
Джа, другой - Бастиано ди Поссенте. Все их сторонники частью были захвачены,
частью перебиты. Вслед за тем город был занят без дальнейшего сопротивления.
Синьория была выгнана из дворца, и Каструччо принудил народ подчиниться ему,
объявив о сложении старых долгов и пообещав много другого. Так же действовал
он и по отношению к области, жители которой сошлись в большом количестве
посмотреть нового государя. И все успокоились, полные надежд и больше всего
уповая на его доблести.
В это время случилось, что народ римский начал волноваться вследствие
дороговизны, причиною которой считал отсутствие папы, находившегося в
Авиньоне. Против немецкого губернатора поднимался ропот. Ежедневно
происходили убийства и другие беспорядки, а Генрих, губернатор, ничем этому
не мог помочь. И начал он бояться, как бы римляне не призвали короля Роберта
Неаполитанского, не прогнали его и не вернулись под власть папы. Не имея
друга, к которому он мог прибегнуть, более близкого, чем Каструччо, он
отправил ему просьбу не просто прислать ему подмогу, а прибыть в Рим самому.
Каструччо решил, что откладывать не приходится, как ради того, чтобы оказать
услугу императору, так и из того соображения, что пока в Риме не будет
императора, дела там не поправятся, если не прибудет туда он. Поэтому,
оставив в Лукке Паголо Гуиниджи, он выступил в Рим во главе шестисот
конников и был принят Генрихом с величайшим почетом. И в самое короткое
время его присутствие так укрепило положение императорской партии, что без
насилий и кровопролития улеглись все волнения. Ибо Каструччо приказал
доставить морем из Пизы большое количество хлеба, чем была устранена главная
причина ропота, а вожаков города, частью уговорами, частью нака-
заниями, заставил вновь признать власть Генриха. За это римский народ
провозгласил Каструччо сенатором Рима и оказал ему многие другие почести.
Новую свою должность Каструччо принял в очень торжественной обстановке. Он
был облачен в бархатную тогу с надписями - спереди: "Он стал тем, что хотел
Бог", а сзади: "Он будет тем, чем захочет Бог".
Между тем флорентийцы, негодовавшие на Каструччо за то, что он завладел
Пистойей, нарушив мир, думали о том, каким образом можно взбунтовать город
против него. Им казалось, что в его отсутствие сделать это будет нетрудно.
Среди пистолезских изгнанников во Флоренции находились Бальдо Чекки и Якопо
Бальдини, оба с большим влиянием и готовые на всякое рискованное
предприятие. Они сговорились с друзьями, находившимися в городе, и с помощью
флорентийцев однажды ночью ворвались в Пистойю, выгнали оттуда сторонников
Каструччо и поставленные им власти, часть которых была перебита, и вернули
городу свободу. Известие об этом очень огорчило и разгневало Каструччо.
Расставшись с Генрихом, он усиленными маршами прибыл в Лукку. Флорентийцы
же, узнав о его возвращении и думая, что он не будет медлить, решили
опередить его и занять своими войсками Вальдиньеволе раньше него. Они были
уверены, что если они овладеют этой долиною, они отрежут ему путь к Пистойе.
Поэтому, собрав большие силы из всех сторонников гвельфской партии, они
двинулись в область Пистойи. Каструччо же со своими людьми подошел к
Монте-Карло и, узнав, где находятся флорентийцы, решил не идти навстречу к
ним в равнину Пистойи и не ждать их в равнине Пешии, а постараться
загородить им дорогу в ущелье Серравалле. Он рассчитывал, в случае удачи
этого плана, одержать победу наверняка. У флорентийцев было в общей
сложности 30 000 человек, а у него только 12 000, но отборных. И хотя он был
уверен в своих способностях и в их доблести, он все-таки боялся, что в
открытом поле будет окружен превосходящими силами неприятеля.
Серравалле - замок между Пешией и Пистойей. Он стоит на возвышенности,
замыкающей Вальдиньеволе, не на самом перевале, а над ним в двух полетах
стрелы. Проход очень узкий, но не крутой: с обеих сторон подъем от-
логий, но настолько тесный, особенно на седле, где водораздел, что его
могут занять двадцать человек, поставленные в ряд. Каструччо решил встретить
неприятеля как раз в этом месте: во-первых, чтобы его малые силы оказались в
наиболее благоприятных условиях, а во-вторых, чтобы они обнаружили
противника не раньше, чем завяжется бой, ибо боялся, чтоб его войско, увидя
огромную их массу, не заколебалось. Серравалле находился во власти немецкого
рыцаря Манфреда, которому был поручен еще до того, как Каструччо сделался
синьором Пистойи, лукканцами и пистолезцами, ибо замок принадлежал им
совместно. С тех пор он владел замком, не обеспокоенный никем, ибо он всем
обещал быть нейтральным и не поддерживать преимущественно ни одну, ни другую
сторону. По этой причине, а также потому, что замок был крепкий, Манфред
продолжал в нем держаться. Но когда обстоятельства сложились так, как
описано, Каструччо решил занять это укрепление. И так как в замке находился
один из его близких друзей, он сговорился с ним, что накануне сражения тот
впустит в Серравалле четыреста человек его солдат и умертвит его синьора.
Подготовив таким образом все, он продолжал стоять с войском у
Монте-Карло, чтобы поощрить флорентийцев двигаться вперед смелее. А они,
желая перевести военные действия подальше от Пистойи и сосредоточить их в
Вальдиньеволе, разбили лагерь ниже Серравалле, с тем чтобы на другой день
переправиться через перевал. Но Каструччо ночью без шума овладел замком и,
покинув в полночь Монте-Карло, в полной тишине подошел к подножию
Серравалле. Поутру он и флорентийцы, каждый со своей стороны, одновременно
начали подниматься к седловине перевала. Пехоту свою Каструччо повел обычным
путем, а конный отряд в 400 человек послал в обход замка слева. У
флорентийцев впереди двигались 400 человек легкой кавалерии, следом за ними
шла их пехота, а замыкала строй тяжелая конница. Они не ожидали встретить
Каструччо на перевале и не подозревали, что он успел овладеть замком.
Поэтому флорентийские всадники, поднявшись к седловине, неожиданно увидели
пехоту Каструччо, которая оказалась так близко от них, что они едва успели
надеть шлемы. И, не ожидая нападения, они
были атакованы противником, готовым к их встрече и построенным именно
для такого боя; поэтому атака велась с величайшей настойчивостью, а
сопротивление было вялое. Некоторая часть все-таки билась хорошо, но когда
шум сражения стал доноситься до остальной флорентийской армии, в ней
началось смятение. Конницу теснила пехота, пехоту - конница и телеги; вожди
вследствие узости прохода не могли пройти ни вперед, ни назад, и никто не
знал в суматохе, что нужно делать и что можно. Конница, которая билась с
пехотой Каструччо, была разбита и уничтожена, не будучи в состоянии
защищаться, скорее из-за неудобства местности, чем из доблести, ибо, имея с
боков горы, сзади - своих, а впереди - неприятеля, они были лишены
возможности бежать.
Каструччо, видя, что его сил не хватает для того, чтобы обратить в
бегство флорентийцев, послал 1000 пехотинцев в обход через замок. Они
спустились вниз вместе с 400 кавалеристов, которые проникли туда раньше, и с
такой яростью ударили во фланг неприятелю, что флорентийцы, не будучи в
состоянии выдержать их натиск, побежденные больше местностью, чем
противником, начали отступать. Первыми обратились в бегство те, которые были
в задних рядах, ближе к Пистойе. Они рассыпались по равнине, и каждый
старался спастись как только мог лучше. Поражение было великое и
кровопролитное. В плен попали многие из вождей, в том числе Бандино деи
Росси, Франческо Брунеллеско и Джованни делла Тоза - все флорентийские
дворяне, а с ними и другие, тосканцы и неаполитанцы: последние были посланы
королем Робертом в помощь гвельфам и сражались вместе с флорентийцами.
Пистолезцы, узнав о поражении, немедленно выгнали партию, дружественную
гвельфам, и сдались Каструччо. Он, не удовлетворившись этим, занял Прато и
все укрепленные замки на равнине, как по ту, так и по эту сторону Арно, и
расположился с войском у Перетолы, в двух милях от Флоренции. Там он
простоял много дней, деля добычу и празднуя победу, чеканя монету, чтобы
показать пренебрежение к флорентийцам, и устраивая бега лошадей, женщин
легкого поведения и мужчин. Пытался он также подкупить кое-кого из
флорентийских дворян, чтобы ему ночью были открыты городские ворота. Но
заговор был обнаружен, схвачены и обезглавлены Томмазо Лупаччи и Ламбертуччо
Фрескобальди.
В отчаянии от поражения, флорентийцы не находили способа спасти свою
свободу. Чтобы обеспечить себе помощь, они отправили послов к Роберту,
королю неаполитанскому, с предложением отдать ему город и власть над ним.
Предложение королем было принято не потому, что он ценил честь, оказанную
ему флорентийцами, а потому, что знал, насколько важно для него самого,
чтобы гвельфская партия удержала власть в Тоскане. Он сговорился с
флорентийцами, что они будут платить ему ежегодно 200 000 флоринов, и
отправил во Флоренцию сына своего Карла с 4000 всадников.
Между тем флорентийцы несколько освободились от людей Каструччо, так
как ему пришлось покинуть их территорию и спешить в Пизу, чтобы справиться с
заговором против него, устроенным Бенедетто Ланфранки, одним из первых
граждан города. Последний, не будучи в состоянии снести, что его родина
подпала под иго лукканца, сговорился с другими занять городскую цитадель,
прогнать ее охрану и перебить сторонников Каструччо. Но так как в этих делах
малое число способствует сохранению тайны, но недостаточно для действия, он
стал набирать побольше людей в помощь себе, и нашел такого, который раскрыл
все Каструччо. Не обошлось без предательства со стороны Бонифаччо Черки и
Джованни Гвиди, флорентийских изгнанников, находившихся в Пизе. Каструччо,
захватив Ланфранки, умертвил его, остальных членов семьи отправил в ссылку и
многим знатным гражданам приказал отрубить головы. А так как ему казалось,
что Пистойя и Прато не очень ему верны, он старался ловкостью и силой
укрепить в обоих городах свою власть. Все это дало возможность флорентийцам
собраться с силами и спокойно ожидать прихода Карла. Когда же он явился,
было решено не терять времени. Собрано было много людей, ибо на помощь
Флоренции пришли почти все гвельфы Италии. Составилось огромнейшее войско,
больше чем в 30 000 пехоты и 10 000 конницы. Посоветовавшись, куда прежде
всего направить удар - на Пистойю или на Пизу, решили, что лучше атаковать
Пизу, ибо это было легче осуществить вследствие недавнего заговора в городе
и потому еще, что в случае захвата Пизы Пистойя не могла не сдаться сама.
Выступив с этим войском в начале мая 1328 года, флорентийцы сразу
заняли Ластру, Синью, Монтелупо и Эм-поли и подошли со всеми силами к
Сан-Миниато. Со своей стороны, Каструччо, узнав, какую огромную армию
выставили против него флорентийцы, нисколько не испугался, а, наоборот,
решил, что настал момент, когда фортуна должна отдать во власть его всю
Тоскану. Ибо он был убежден, что неприятель обнаружит не больше доблести,
чем при Серравалле, а собраться с силами, как тогда, после нового поражения
он не сможет, и, сосредоточив 20 000 пехоты и 4000 конницы, занял позицию у
Фучеккио, а Паголо Гуиниджи отправил с 5000 пехоты в Пизу.
Фучеккио занимает самую крепкую позицию из всех замков Пизанской
области. Он стоит на небольшом возвышении в равнине между Гушианой и Арно.
Находясь там, можно было беспрепятственно получать провиант из Лукки или из
Пизы, ибо, чтобы этому помешать, неприятелю пришлось бы разделить свои силы.
И лишь с великой невыгодой он мог атаковать эту позицию или двигаться на
Пизу, так как в первом случае он должен был оказаться в клещах между
Каструччо и пизанским отрядом, а во втором, вынужденный переправляться через
Арно, он должен был оставить противника в тылу и, следовательно,
подвергнуться большой опасности. Каструччо хотелось, чтобы флорентийцы
решились переправиться через реку, поэтому он не занял берега Арно своими
людьми, а стал под самыми стенами Фучеккио, оставив большое пространство
между собою и рекой.
Флорентийцы, овладев Сан-Миниато, стали совещаться, что им делать:
двигаться на Пизу или атаковать Каструччо, и, взвесив трудности того и
другого, решили в конце концов повести наступление на него. Вода в Арно
стояла так низко, что можно было перейти реку вброд, хотя все-таки
приходилось окунаться пехотинцам по плечи, а лошадям - до седла. Утром 10
июня флорентийцы в боевом порядке начали переправлять часть своей кавалерии
и пехотный отряд в 10 000 человек. Каструччо, который стоял готовый к бою и
имея четкий план в голо-
ве, ударил на них с 5000 пехоты и 3000 конницы. Он завязал бой, не дав
всем им выбраться из воды, а одновременно послал по тысячному отряду легкой
пехоты вверх и вниз по берегу. Пехота флорентийская была отягчена водою и
вооружением и не вся выкарабкалась на берег. Первые лошади, которые прошли
по броду, истоптали дно Арно и сделали переправу для других более тяжелой.
Лошади теряли дно, и одни поднимались на дыбы, другие увязали в грязи
настолько, что не могли вытянуть из нее ноги. Вожди флорентийские, видя, что
переправа в этом месте трудная, попробовали передвинуть ее выше по реке,
чтобы найти грунт неиспорченный, а противоположный берег более легкий. Но
здесь их встретил тот пехотный отряд, который был послан Каструччо вверх по
реке. Он был вооружен очень легко - круглыми щитами и длинными галерными
копьями. Бойцы с громкими криками кололи лошадей в голову и в грудь, так что
те, испуганные и криком, и ранами, не хотели идти вперед и опрокидывались
одна на другую. Бой между людьми Каструччо и теми, которые успели
переправиться, был упорный и страшный. Потери с обеих сторон были огромные:
каждый пытался изо всех сил одолеть другого. Воины Каструччо стремились
столкнуть флорентийцев в реку, а те - оттеснить противника, чтобы освободить
место и дать возможность товарищам, выходившим из воды, принять участие в
сражении. Упорство бойцов еще увеличивалось вследствие увещеваний вождей.
Каструччо говорил своим, что перед ними те самые противники, которых они не
так давно разбили под Серравалле; флорентийцы стыдили солдат тем, что они
дают одолеть себя столь малочисленному неприятелю. Однако Каструччо, видя,
что сражение затягивается, что и его, и флорентийские воины уже устали, что
с обеих сторон много убитых и раненых, двинул вперед другой пехотный отряд,
в 5000 человек. Когда те подошли вплотную к линии боя, он приказал своим
раздаться в обе стороны, как если бы они собирались обратиться в бегство, и
выйти из сражения, рассыпавшись частью вправо, частью влево. Этот маневр дал
возможность флорентийцам несколько подвинуться вперед. Но когда они,
утомленные, сошлись со свежими силами Каструччо, то не выдержали натиска и
были сброшены в реку.
Кавалерия билась без какого-либо перевеса на той или на другой стороне,
ибо Каструччо, зная, что противник сильнее, приказал своим кондотьерам лишь
сдерживать натиск флорентийцев; он надеялся разбить их пехоту и после ее
разгрома без большого труда победить конницу. Случилось так, как он
рассчитывал. Увидев, что пехота неприятельская оттеснена в реку, он двинул
всю пехоту, какая у него оставалась, в тыл флорентийской коннице, и она
стала поражать ее копьями и дротиками. Одновременно кавалерия Каструччо с
удвоенной яростью нападала на конницу спереди, пока не обратила ее в
бегство. Вожди флорентийцев, видя, как трудно их коннице перейти через реку,
пытались переправить пехоту ниже по течению, чтобы ударить во фланг людям
Каструччо. Но так как берег был высокий и, кроме того, занят его воинами,
попытка не удалась и здесь. Таким образом, обратилась в бегство вся
гвельфская армия, к великой славе и чести Каструччо, и из такого огромного
войска спаслась едва треть. Многие из вождей попали в плен. Карл, сын короля
Роберта, вместе с Микеланджело Фалькони и Таддео дельи Альбицци, комиссарами
флорентийскими, бежал в Эмполи. Добыча была большая и потери людьми
огромнейшие, как и можно было ожидать при таком ожесточенном сражении. У
флорентийцев было убито 20 231 человек, у Каструччо - 1570.
Но фортуна, противница его славы, отняла у него жизнь тогда, когда как
раз нужно было даровать ее ему, и прервала выполнение тех планов, которые за
много времени до того он решил осуществить. Только одна смерть и могла
помешать ему в этом. Каструччо нес боевые труды в течение целого дня, и
когда сражение кончилось, он, утомленный и потный, стал у ворот Фучеккио,
чтобы ожидать свои войска, возвращавшиеся после победы, лично их встречать и
благодарить и быть к тому же готовым принять меры, если бы неприятель,
сопротивляясь еще кое-где, дал повод для тревоги. Он держался того мнения,
что долг хорошего полководца - первым садиться на коня и последним с него
сходить.
Так стоял он на ветру, который очень часто среди дня подымается с Арно
и почти всегда несет с собою заразу. Он весь продрог, но не обратил на это
никакого внима-
ния, потому что был привычен к неприятностям такого рода, а между тем
эта простуда стала причиною его смерти. В следующую ночь он стал жертвой
жесточайшей лихорадки, которая непрерывно усиливалась. Врачи единогласно
признали болезнь смертельной. Когда сам он в этом убедился, он призвал к
себе Паголо Гуиниджи и сказал ему следующее: "Если бы я думал, сын мой, что
фортуна хотела оборвать посередине мой путь к той славе, которую я обещал
себе при столь счастливых моих успехах, я бы трудился меньше, а тебе оставил
бы менее обширное государство, но зато и меньше врагов и завистников. Я
довольствовался бы властью над Пизой и Луккой, не подчинил бы себе
пистолезцев и не раздражал бы флорентийцев бесконечными оскорблениями.
Наоборот, тех и других я бы сделал своими друзьями и прожил бы жизнь если и
не более долгую, то во всяком случае более спокойную, а тебе оставил бы
государство, меньшее размерами, но несомненно более надежное и более
крепкое. Но фортуна, которая хочет быть вершительницей всего людского, не
дала мне ни настолько ясного суждения, чтобы я мог ее разгадать, ни
достаточного времени, чтобы я мог ее одолеть. Ты знаешь - об этом многие
тебе говорили, и я никогда не отрицал, - как я попал в дом твоего отца
совсем юным и чуждым еще тех надежд, которые должны одушевлять всякую
благородную натуру; как он воспитал меня и как полюбил больше, чем если бы я
был кровным его детищем. Благодаря ему, им руководимый, стал я доблестным и
достойным того удела, который ты видел и продолжаешь видеть. И так как перед
смертью он вверил мне тебя и все свое имущество, я воспитал тебя с такой
любовью, а достояние его умножил с такой добросовестностью, с какой был
обязан и обязан еще и сейчас. А для того, чтобы тебе досталось не только то,
что оставил тебе отец, а еще и то, что было приобретено моим счастьем и моей
доблестью, я не хотел жениться, так как любовь к детям могла в какой-то мере
помешать мне выявить к крови твоего отца ту признательность, какую я считал
должной. Итак, я оставляю тебе большое государство, и этим я очень доволен.
Но я оставляю его тебе слабым и шатким, что повергает меня в великое горе.
Тебе достается город Лукка, который никогда не будет очень доволен, что ты
им владеешь. Достается тебе Пиза, где имеют-
ся люди по природе своей изменчивые и полные вероломства; она, хотя и
привыкла в разное время находиться в порабощении, всегда будет переносить с
негодованием господство лукканского синьора. И еще достается тебе Пистойя,
недостаточно верная, ибо в ней идет борьба партий и она раздражена против
нашей породы из-за недавних обид. Соседями у тебя - флорентийцы,
оскорбленные, претерпевшие от нас тысячи поношений и не истребленные; им
известие о моей смерти доставит такую радость, какой не доставило бы
завоевание всей Тосканы. На государей миланских и на императора полагаться
тебе нельзя: те нерешительны, этот далек, и помощь их никогда не поспеет к
тебе вовремя. Вот почему тебе нельзя надеяться ни на что, кроме как на
собственное искусство, на память о моей доблести и на славу, которую
снискала тебе последняя победа; она, если ты сумеешь умно ее использовать,
поможет заключить соглашение с флорентийцами: они пали духом вследствие
своего поражения и охотно пойдут на мир. Их я хотел иметь врагами и думал,
что их вражда доставит мне могущество и славу. Ты же всеми силами должен
стараться, чтобы они стали тебе друзьями, ибо их дружба принесет тебе
безопасность и выгоду. Самое важное в этом мире - познать самого себя и
уметь взвешивать силы своего духа и своего государства. Кто сознает, что он
не создан для войны, должен стараться править мирными средствами. Именно к
этому, думается мне, должны быть направлены твои усилия, только этим
способом пойдут тебе на пользу мои усилия и опасности, которым я
подвергался. Этого ты добьешься легко, если признаешь верными мои заветы. И
будешь обязан мне вдвойне: во-первых, тем, что я оставил тебе это
государство, а во-вторых, тем, что научил тебя, как его удержать".
После этого Каструччо приказал ввести граждан из Лукки, Пизы и Пистойи,
которые сражались вместе с ним; он рекомендовал им Паголо Гуиниджи и
заставил их поклясться в покорности ему. И умер, оставив всем, кто слышал о
нем, счастливую память о себе, а друзьям своим - такое огорчение, какое
никогда не вызывал государь, когда-либо умиравший. Погребение его было
совершено с величайшим торжеством, и был он похоронен в церкви Сан-Франческо
в Лукке.
Но доблесть и фортуна не были так благосклонны к Паголо Гуиниджи, как к
Каструччо. Ибо в непродолжительном времени он потерял Пистойю, а потом Пизу
и с трудом удержал господство над Луккою, которое сохранилось в его роду
вплоть до Паголо, его правнука.
Таким образом, из того, что изложено, видно, что Каструччо был не
только человеком выдающимся в свое время, но и в прежние времена такие, как
он, появлялись не часто. Ростом он был выше среднего и сложен чрезвычайно
соразмерно. И столько было изящества в его осанке, и так ласково принимал он
людей, что никто, поговорив с ним, не уходил недовольным. Волосы его были с
рыжеватым оттенком, и носил он их обстриженными выше ушей. И всегда, во
всякую погоду, в дождь и снег, ходил с непокрытой головой.
С друзьями он был ласков, с врагами - беспощаден, с подданными -
справедлив, с чужими - вероломен. И если мог одержать победу хитростью,
никогда не старался одержать ее силою, говоря, что славу дает победа, а не
способ, каким она далась.
Никто не бросался в опасность с большей смелостью, чем он, и никто не
выходил из опасности с большей осмотрительностью. Он часто говорил, что люди
должны отваживаться на все и ни перед чем не падать духом, что бог любит
храбрых, ибо нетрудно видеть, что он слабых наказывает руками сильных.
Его замечания и остроты бывали и язвительны и любезны. И так как он сам
не спускал никому, то не обижался, когда и ему доставалось от других.
Сохранилось много острот, которые были им сказаны или терпеливо выслушаны.
Однажды он велел купить куропатку за дукат, и один из друзей стал его
за это упрекать. Каструччо спросил: "Ты бы не дал за нее больше сольдо?" Тот
отвечал, что он не ошибается. "Так для меня дукат - гораздо меньше сольдо",
- сказал Каструччо.
Около него вертелся один льстец, и он, чтобы показать ему свое
презрение, плюнул на него. Льстец сказал: "Рыбаки, чтобы поймать маленькую
рыбку, дают морю омыть себя с ног до головы. Я охотно позволю омыть себя
Пока продолжался мир с флорентийцами и Каструччо укреплял свое
положение в Лукке, он не упускал случая увеличить свои владения, не прибегая
к открытой войне. У него было большое желание завладеть Пистойей, так как он
был уверен, что если она будет принадлежать ему, то он одной ногою уже будет
стоять во Флоренции. И всеми способами он старался создать себе друзей
повсюду в горах. А с партиями в самой Пистойе он вел себя так ловко, что
каждая ему доверяла. В это время, как, впрочем, и всегда, этот город был
разделен на две партии: Белых и Черных. Вождем Белых был Бастиано ди
Поссенте, Черных - Якопо да Джа, Оба они находились в теснейших сношениях с
Каструччо, и каждый желал изгнать из города другого. Взаимные подозрения
между ними все увеличивались, и наконец дело дошло до оружия. Якопо
укрепился у флорентийских ворот, Бастиано - у лукканских. И так как каждый
больше возлагал надежд на Каструччо, чем на флорентийцев, и считал его более
по-
движным и скорым на военные действия, то оба тайно просили его о
помощи, и он обещал ее обоим. Якопо он велел передать, что придет сам, а
Бастиано - что пришлет Паголо Гуиниджи, своего воспитанника. И, назначив
точное время, он послал Паголо к Пистойе через Пешию, а сам двинулся прямо.
Ровно в полночь, как было уговорено, Каструччо и Паголо подошли к Пистойе и
оба были приняты как друзья. Когда они вошли в город и Каструччо решил, что
можно действовать, он дал знак Паголо, и немедленно один заколол Якопо да
Джа, другой - Бастиано ди Поссенте. Все их сторонники частью были захвачены,
частью перебиты. Вслед за тем город был занят без дальнейшего сопротивления.
Синьория была выгнана из дворца, и Каструччо принудил народ подчиниться ему,
объявив о сложении старых долгов и пообещав много другого. Так же действовал
он и по отношению к области, жители которой сошлись в большом количестве
посмотреть нового государя. И все успокоились, полные надежд и больше всего
уповая на его доблести.
В это время случилось, что народ римский начал волноваться вследствие
дороговизны, причиною которой считал отсутствие папы, находившегося в
Авиньоне. Против немецкого губернатора поднимался ропот. Ежедневно
происходили убийства и другие беспорядки, а Генрих, губернатор, ничем этому
не мог помочь. И начал он бояться, как бы римляне не призвали короля Роберта
Неаполитанского, не прогнали его и не вернулись под власть папы. Не имея
друга, к которому он мог прибегнуть, более близкого, чем Каструччо, он
отправил ему просьбу не просто прислать ему подмогу, а прибыть в Рим самому.
Каструччо решил, что откладывать не приходится, как ради того, чтобы оказать
услугу императору, так и из того соображения, что пока в Риме не будет
императора, дела там не поправятся, если не прибудет туда он. Поэтому,
оставив в Лукке Паголо Гуиниджи, он выступил в Рим во главе шестисот
конников и был принят Генрихом с величайшим почетом. И в самое короткое
время его присутствие так укрепило положение императорской партии, что без
насилий и кровопролития улеглись все волнения. Ибо Каструччо приказал
доставить морем из Пизы большое количество хлеба, чем была устранена главная
причина ропота, а вожаков города, частью уговорами, частью нака-
заниями, заставил вновь признать власть Генриха. За это римский народ
провозгласил Каструччо сенатором Рима и оказал ему многие другие почести.
Новую свою должность Каструччо принял в очень торжественной обстановке. Он
был облачен в бархатную тогу с надписями - спереди: "Он стал тем, что хотел
Бог", а сзади: "Он будет тем, чем захочет Бог".
Между тем флорентийцы, негодовавшие на Каструччо за то, что он завладел
Пистойей, нарушив мир, думали о том, каким образом можно взбунтовать город
против него. Им казалось, что в его отсутствие сделать это будет нетрудно.
Среди пистолезских изгнанников во Флоренции находились Бальдо Чекки и Якопо
Бальдини, оба с большим влиянием и готовые на всякое рискованное
предприятие. Они сговорились с друзьями, находившимися в городе, и с помощью
флорентийцев однажды ночью ворвались в Пистойю, выгнали оттуда сторонников
Каструччо и поставленные им власти, часть которых была перебита, и вернули
городу свободу. Известие об этом очень огорчило и разгневало Каструччо.
Расставшись с Генрихом, он усиленными маршами прибыл в Лукку. Флорентийцы
же, узнав о его возвращении и думая, что он не будет медлить, решили
опередить его и занять своими войсками Вальдиньеволе раньше него. Они были
уверены, что если они овладеют этой долиною, они отрежут ему путь к Пистойе.
Поэтому, собрав большие силы из всех сторонников гвельфской партии, они
двинулись в область Пистойи. Каструччо же со своими людьми подошел к
Монте-Карло и, узнав, где находятся флорентийцы, решил не идти навстречу к
ним в равнину Пистойи и не ждать их в равнине Пешии, а постараться
загородить им дорогу в ущелье Серравалле. Он рассчитывал, в случае удачи
этого плана, одержать победу наверняка. У флорентийцев было в общей
сложности 30 000 человек, а у него только 12 000, но отборных. И хотя он был
уверен в своих способностях и в их доблести, он все-таки боялся, что в
открытом поле будет окружен превосходящими силами неприятеля.
Серравалле - замок между Пешией и Пистойей. Он стоит на возвышенности,
замыкающей Вальдиньеволе, не на самом перевале, а над ним в двух полетах
стрелы. Проход очень узкий, но не крутой: с обеих сторон подъем от-
логий, но настолько тесный, особенно на седле, где водораздел, что его
могут занять двадцать человек, поставленные в ряд. Каструччо решил встретить
неприятеля как раз в этом месте: во-первых, чтобы его малые силы оказались в
наиболее благоприятных условиях, а во-вторых, чтобы они обнаружили
противника не раньше, чем завяжется бой, ибо боялся, чтоб его войско, увидя
огромную их массу, не заколебалось. Серравалле находился во власти немецкого
рыцаря Манфреда, которому был поручен еще до того, как Каструччо сделался
синьором Пистойи, лукканцами и пистолезцами, ибо замок принадлежал им
совместно. С тех пор он владел замком, не обеспокоенный никем, ибо он всем
обещал быть нейтральным и не поддерживать преимущественно ни одну, ни другую
сторону. По этой причине, а также потому, что замок был крепкий, Манфред
продолжал в нем держаться. Но когда обстоятельства сложились так, как
описано, Каструччо решил занять это укрепление. И так как в замке находился
один из его близких друзей, он сговорился с ним, что накануне сражения тот
впустит в Серравалле четыреста человек его солдат и умертвит его синьора.
Подготовив таким образом все, он продолжал стоять с войском у
Монте-Карло, чтобы поощрить флорентийцев двигаться вперед смелее. А они,
желая перевести военные действия подальше от Пистойи и сосредоточить их в
Вальдиньеволе, разбили лагерь ниже Серравалле, с тем чтобы на другой день
переправиться через перевал. Но Каструччо ночью без шума овладел замком и,
покинув в полночь Монте-Карло, в полной тишине подошел к подножию
Серравалле. Поутру он и флорентийцы, каждый со своей стороны, одновременно
начали подниматься к седловине перевала. Пехоту свою Каструччо повел обычным
путем, а конный отряд в 400 человек послал в обход замка слева. У
флорентийцев впереди двигались 400 человек легкой кавалерии, следом за ними
шла их пехота, а замыкала строй тяжелая конница. Они не ожидали встретить
Каструччо на перевале и не подозревали, что он успел овладеть замком.
Поэтому флорентийские всадники, поднявшись к седловине, неожиданно увидели
пехоту Каструччо, которая оказалась так близко от них, что они едва успели
надеть шлемы. И, не ожидая нападения, они
были атакованы противником, готовым к их встрече и построенным именно
для такого боя; поэтому атака велась с величайшей настойчивостью, а
сопротивление было вялое. Некоторая часть все-таки билась хорошо, но когда
шум сражения стал доноситься до остальной флорентийской армии, в ней
началось смятение. Конницу теснила пехота, пехоту - конница и телеги; вожди
вследствие узости прохода не могли пройти ни вперед, ни назад, и никто не
знал в суматохе, что нужно делать и что можно. Конница, которая билась с
пехотой Каструччо, была разбита и уничтожена, не будучи в состоянии
защищаться, скорее из-за неудобства местности, чем из доблести, ибо, имея с
боков горы, сзади - своих, а впереди - неприятеля, они были лишены
возможности бежать.
Каструччо, видя, что его сил не хватает для того, чтобы обратить в
бегство флорентийцев, послал 1000 пехотинцев в обход через замок. Они
спустились вниз вместе с 400 кавалеристов, которые проникли туда раньше, и с
такой яростью ударили во фланг неприятелю, что флорентийцы, не будучи в
состоянии выдержать их натиск, побежденные больше местностью, чем
противником, начали отступать. Первыми обратились в бегство те, которые были
в задних рядах, ближе к Пистойе. Они рассыпались по равнине, и каждый
старался спастись как только мог лучше. Поражение было великое и
кровопролитное. В плен попали многие из вождей, в том числе Бандино деи
Росси, Франческо Брунеллеско и Джованни делла Тоза - все флорентийские
дворяне, а с ними и другие, тосканцы и неаполитанцы: последние были посланы
королем Робертом в помощь гвельфам и сражались вместе с флорентийцами.
Пистолезцы, узнав о поражении, немедленно выгнали партию, дружественную
гвельфам, и сдались Каструччо. Он, не удовлетворившись этим, занял Прато и
все укрепленные замки на равнине, как по ту, так и по эту сторону Арно, и
расположился с войском у Перетолы, в двух милях от Флоренции. Там он
простоял много дней, деля добычу и празднуя победу, чеканя монету, чтобы
показать пренебрежение к флорентийцам, и устраивая бега лошадей, женщин
легкого поведения и мужчин. Пытался он также подкупить кое-кого из
флорентийских дворян, чтобы ему ночью были открыты городские ворота. Но
заговор был обнаружен, схвачены и обезглавлены Томмазо Лупаччи и Ламбертуччо
Фрескобальди.
В отчаянии от поражения, флорентийцы не находили способа спасти свою
свободу. Чтобы обеспечить себе помощь, они отправили послов к Роберту,
королю неаполитанскому, с предложением отдать ему город и власть над ним.
Предложение королем было принято не потому, что он ценил честь, оказанную
ему флорентийцами, а потому, что знал, насколько важно для него самого,
чтобы гвельфская партия удержала власть в Тоскане. Он сговорился с
флорентийцами, что они будут платить ему ежегодно 200 000 флоринов, и
отправил во Флоренцию сына своего Карла с 4000 всадников.
Между тем флорентийцы несколько освободились от людей Каструччо, так
как ему пришлось покинуть их территорию и спешить в Пизу, чтобы справиться с
заговором против него, устроенным Бенедетто Ланфранки, одним из первых
граждан города. Последний, не будучи в состоянии снести, что его родина
подпала под иго лукканца, сговорился с другими занять городскую цитадель,
прогнать ее охрану и перебить сторонников Каструччо. Но так как в этих делах
малое число способствует сохранению тайны, но недостаточно для действия, он
стал набирать побольше людей в помощь себе, и нашел такого, который раскрыл
все Каструччо. Не обошлось без предательства со стороны Бонифаччо Черки и
Джованни Гвиди, флорентийских изгнанников, находившихся в Пизе. Каструччо,
захватив Ланфранки, умертвил его, остальных членов семьи отправил в ссылку и
многим знатным гражданам приказал отрубить головы. А так как ему казалось,
что Пистойя и Прато не очень ему верны, он старался ловкостью и силой
укрепить в обоих городах свою власть. Все это дало возможность флорентийцам
собраться с силами и спокойно ожидать прихода Карла. Когда же он явился,
было решено не терять времени. Собрано было много людей, ибо на помощь
Флоренции пришли почти все гвельфы Италии. Составилось огромнейшее войско,
больше чем в 30 000 пехоты и 10 000 конницы. Посоветовавшись, куда прежде
всего направить удар - на Пистойю или на Пизу, решили, что лучше атаковать
Пизу, ибо это было легче осуществить вследствие недавнего заговора в городе
и потому еще, что в случае захвата Пизы Пистойя не могла не сдаться сама.
Выступив с этим войском в начале мая 1328 года, флорентийцы сразу
заняли Ластру, Синью, Монтелупо и Эм-поли и подошли со всеми силами к
Сан-Миниато. Со своей стороны, Каструччо, узнав, какую огромную армию
выставили против него флорентийцы, нисколько не испугался, а, наоборот,
решил, что настал момент, когда фортуна должна отдать во власть его всю
Тоскану. Ибо он был убежден, что неприятель обнаружит не больше доблести,
чем при Серравалле, а собраться с силами, как тогда, после нового поражения
он не сможет, и, сосредоточив 20 000 пехоты и 4000 конницы, занял позицию у
Фучеккио, а Паголо Гуиниджи отправил с 5000 пехоты в Пизу.
Фучеккио занимает самую крепкую позицию из всех замков Пизанской
области. Он стоит на небольшом возвышении в равнине между Гушианой и Арно.
Находясь там, можно было беспрепятственно получать провиант из Лукки или из
Пизы, ибо, чтобы этому помешать, неприятелю пришлось бы разделить свои силы.
И лишь с великой невыгодой он мог атаковать эту позицию или двигаться на
Пизу, так как в первом случае он должен был оказаться в клещах между
Каструччо и пизанским отрядом, а во втором, вынужденный переправляться через
Арно, он должен был оставить противника в тылу и, следовательно,
подвергнуться большой опасности. Каструччо хотелось, чтобы флорентийцы
решились переправиться через реку, поэтому он не занял берега Арно своими
людьми, а стал под самыми стенами Фучеккио, оставив большое пространство
между собою и рекой.
Флорентийцы, овладев Сан-Миниато, стали совещаться, что им делать:
двигаться на Пизу или атаковать Каструччо, и, взвесив трудности того и
другого, решили в конце концов повести наступление на него. Вода в Арно
стояла так низко, что можно было перейти реку вброд, хотя все-таки
приходилось окунаться пехотинцам по плечи, а лошадям - до седла. Утром 10
июня флорентийцы в боевом порядке начали переправлять часть своей кавалерии
и пехотный отряд в 10 000 человек. Каструччо, который стоял готовый к бою и
имея четкий план в голо-
ве, ударил на них с 5000 пехоты и 3000 конницы. Он завязал бой, не дав
всем им выбраться из воды, а одновременно послал по тысячному отряду легкой
пехоты вверх и вниз по берегу. Пехота флорентийская была отягчена водою и
вооружением и не вся выкарабкалась на берег. Первые лошади, которые прошли
по броду, истоптали дно Арно и сделали переправу для других более тяжелой.
Лошади теряли дно, и одни поднимались на дыбы, другие увязали в грязи
настолько, что не могли вытянуть из нее ноги. Вожди флорентийские, видя, что
переправа в этом месте трудная, попробовали передвинуть ее выше по реке,
чтобы найти грунт неиспорченный, а противоположный берег более легкий. Но
здесь их встретил тот пехотный отряд, который был послан Каструччо вверх по
реке. Он был вооружен очень легко - круглыми щитами и длинными галерными
копьями. Бойцы с громкими криками кололи лошадей в голову и в грудь, так что
те, испуганные и криком, и ранами, не хотели идти вперед и опрокидывались
одна на другую. Бой между людьми Каструччо и теми, которые успели
переправиться, был упорный и страшный. Потери с обеих сторон были огромные:
каждый пытался изо всех сил одолеть другого. Воины Каструччо стремились
столкнуть флорентийцев в реку, а те - оттеснить противника, чтобы освободить
место и дать возможность товарищам, выходившим из воды, принять участие в
сражении. Упорство бойцов еще увеличивалось вследствие увещеваний вождей.
Каструччо говорил своим, что перед ними те самые противники, которых они не
так давно разбили под Серравалле; флорентийцы стыдили солдат тем, что они
дают одолеть себя столь малочисленному неприятелю. Однако Каструччо, видя,
что сражение затягивается, что и его, и флорентийские воины уже устали, что
с обеих сторон много убитых и раненых, двинул вперед другой пехотный отряд,
в 5000 человек. Когда те подошли вплотную к линии боя, он приказал своим
раздаться в обе стороны, как если бы они собирались обратиться в бегство, и
выйти из сражения, рассыпавшись частью вправо, частью влево. Этот маневр дал
возможность флорентийцам несколько подвинуться вперед. Но когда они,
утомленные, сошлись со свежими силами Каструччо, то не выдержали натиска и
были сброшены в реку.
Кавалерия билась без какого-либо перевеса на той или на другой стороне,
ибо Каструччо, зная, что противник сильнее, приказал своим кондотьерам лишь
сдерживать натиск флорентийцев; он надеялся разбить их пехоту и после ее
разгрома без большого труда победить конницу. Случилось так, как он
рассчитывал. Увидев, что пехота неприятельская оттеснена в реку, он двинул
всю пехоту, какая у него оставалась, в тыл флорентийской коннице, и она
стала поражать ее копьями и дротиками. Одновременно кавалерия Каструччо с
удвоенной яростью нападала на конницу спереди, пока не обратила ее в
бегство. Вожди флорентийцев, видя, как трудно их коннице перейти через реку,
пытались переправить пехоту ниже по течению, чтобы ударить во фланг людям
Каструччо. Но так как берег был высокий и, кроме того, занят его воинами,
попытка не удалась и здесь. Таким образом, обратилась в бегство вся
гвельфская армия, к великой славе и чести Каструччо, и из такого огромного
войска спаслась едва треть. Многие из вождей попали в плен. Карл, сын короля
Роберта, вместе с Микеланджело Фалькони и Таддео дельи Альбицци, комиссарами
флорентийскими, бежал в Эмполи. Добыча была большая и потери людьми
огромнейшие, как и можно было ожидать при таком ожесточенном сражении. У
флорентийцев было убито 20 231 человек, у Каструччо - 1570.
Но фортуна, противница его славы, отняла у него жизнь тогда, когда как
раз нужно было даровать ее ему, и прервала выполнение тех планов, которые за
много времени до того он решил осуществить. Только одна смерть и могла
помешать ему в этом. Каструччо нес боевые труды в течение целого дня, и
когда сражение кончилось, он, утомленный и потный, стал у ворот Фучеккио,
чтобы ожидать свои войска, возвращавшиеся после победы, лично их встречать и
благодарить и быть к тому же готовым принять меры, если бы неприятель,
сопротивляясь еще кое-где, дал повод для тревоги. Он держался того мнения,
что долг хорошего полководца - первым садиться на коня и последним с него
сходить.
Так стоял он на ветру, который очень часто среди дня подымается с Арно
и почти всегда несет с собою заразу. Он весь продрог, но не обратил на это
никакого внима-
ния, потому что был привычен к неприятностям такого рода, а между тем
эта простуда стала причиною его смерти. В следующую ночь он стал жертвой
жесточайшей лихорадки, которая непрерывно усиливалась. Врачи единогласно
признали болезнь смертельной. Когда сам он в этом убедился, он призвал к
себе Паголо Гуиниджи и сказал ему следующее: "Если бы я думал, сын мой, что
фортуна хотела оборвать посередине мой путь к той славе, которую я обещал
себе при столь счастливых моих успехах, я бы трудился меньше, а тебе оставил
бы менее обширное государство, но зато и меньше врагов и завистников. Я
довольствовался бы властью над Пизой и Луккой, не подчинил бы себе
пистолезцев и не раздражал бы флорентийцев бесконечными оскорблениями.
Наоборот, тех и других я бы сделал своими друзьями и прожил бы жизнь если и
не более долгую, то во всяком случае более спокойную, а тебе оставил бы
государство, меньшее размерами, но несомненно более надежное и более
крепкое. Но фортуна, которая хочет быть вершительницей всего людского, не
дала мне ни настолько ясного суждения, чтобы я мог ее разгадать, ни
достаточного времени, чтобы я мог ее одолеть. Ты знаешь - об этом многие
тебе говорили, и я никогда не отрицал, - как я попал в дом твоего отца
совсем юным и чуждым еще тех надежд, которые должны одушевлять всякую
благородную натуру; как он воспитал меня и как полюбил больше, чем если бы я
был кровным его детищем. Благодаря ему, им руководимый, стал я доблестным и
достойным того удела, который ты видел и продолжаешь видеть. И так как перед
смертью он вверил мне тебя и все свое имущество, я воспитал тебя с такой
любовью, а достояние его умножил с такой добросовестностью, с какой был
обязан и обязан еще и сейчас. А для того, чтобы тебе досталось не только то,
что оставил тебе отец, а еще и то, что было приобретено моим счастьем и моей
доблестью, я не хотел жениться, так как любовь к детям могла в какой-то мере
помешать мне выявить к крови твоего отца ту признательность, какую я считал
должной. Итак, я оставляю тебе большое государство, и этим я очень доволен.
Но я оставляю его тебе слабым и шатким, что повергает меня в великое горе.
Тебе достается город Лукка, который никогда не будет очень доволен, что ты
им владеешь. Достается тебе Пиза, где имеют-
ся люди по природе своей изменчивые и полные вероломства; она, хотя и
привыкла в разное время находиться в порабощении, всегда будет переносить с
негодованием господство лукканского синьора. И еще достается тебе Пистойя,
недостаточно верная, ибо в ней идет борьба партий и она раздражена против
нашей породы из-за недавних обид. Соседями у тебя - флорентийцы,
оскорбленные, претерпевшие от нас тысячи поношений и не истребленные; им
известие о моей смерти доставит такую радость, какой не доставило бы
завоевание всей Тосканы. На государей миланских и на императора полагаться
тебе нельзя: те нерешительны, этот далек, и помощь их никогда не поспеет к
тебе вовремя. Вот почему тебе нельзя надеяться ни на что, кроме как на
собственное искусство, на память о моей доблести и на славу, которую
снискала тебе последняя победа; она, если ты сумеешь умно ее использовать,
поможет заключить соглашение с флорентийцами: они пали духом вследствие
своего поражения и охотно пойдут на мир. Их я хотел иметь врагами и думал,
что их вражда доставит мне могущество и славу. Ты же всеми силами должен
стараться, чтобы они стали тебе друзьями, ибо их дружба принесет тебе
безопасность и выгоду. Самое важное в этом мире - познать самого себя и
уметь взвешивать силы своего духа и своего государства. Кто сознает, что он
не создан для войны, должен стараться править мирными средствами. Именно к
этому, думается мне, должны быть направлены твои усилия, только этим
способом пойдут тебе на пользу мои усилия и опасности, которым я
подвергался. Этого ты добьешься легко, если признаешь верными мои заветы. И
будешь обязан мне вдвойне: во-первых, тем, что я оставил тебе это
государство, а во-вторых, тем, что научил тебя, как его удержать".
После этого Каструччо приказал ввести граждан из Лукки, Пизы и Пистойи,
которые сражались вместе с ним; он рекомендовал им Паголо Гуиниджи и
заставил их поклясться в покорности ему. И умер, оставив всем, кто слышал о
нем, счастливую память о себе, а друзьям своим - такое огорчение, какое
никогда не вызывал государь, когда-либо умиравший. Погребение его было
совершено с величайшим торжеством, и был он похоронен в церкви Сан-Франческо
в Лукке.
Но доблесть и фортуна не были так благосклонны к Паголо Гуиниджи, как к
Каструччо. Ибо в непродолжительном времени он потерял Пистойю, а потом Пизу
и с трудом удержал господство над Луккою, которое сохранилось в его роду
вплоть до Паголо, его правнука.
Таким образом, из того, что изложено, видно, что Каструччо был не
только человеком выдающимся в свое время, но и в прежние времена такие, как
он, появлялись не часто. Ростом он был выше среднего и сложен чрезвычайно
соразмерно. И столько было изящества в его осанке, и так ласково принимал он
людей, что никто, поговорив с ним, не уходил недовольным. Волосы его были с
рыжеватым оттенком, и носил он их обстриженными выше ушей. И всегда, во
всякую погоду, в дождь и снег, ходил с непокрытой головой.
С друзьями он был ласков, с врагами - беспощаден, с подданными -
справедлив, с чужими - вероломен. И если мог одержать победу хитростью,
никогда не старался одержать ее силою, говоря, что славу дает победа, а не
способ, каким она далась.
Никто не бросался в опасность с большей смелостью, чем он, и никто не
выходил из опасности с большей осмотрительностью. Он часто говорил, что люди
должны отваживаться на все и ни перед чем не падать духом, что бог любит
храбрых, ибо нетрудно видеть, что он слабых наказывает руками сильных.
Его замечания и остроты бывали и язвительны и любезны. И так как он сам
не спускал никому, то не обижался, когда и ему доставалось от других.
Сохранилось много острот, которые были им сказаны или терпеливо выслушаны.
Однажды он велел купить куропатку за дукат, и один из друзей стал его
за это упрекать. Каструччо спросил: "Ты бы не дал за нее больше сольдо?" Тот
отвечал, что он не ошибается. "Так для меня дукат - гораздо меньше сольдо",
- сказал Каструччо.
Около него вертелся один льстец, и он, чтобы показать ему свое
презрение, плюнул на него. Льстец сказал: "Рыбаки, чтобы поймать маленькую
рыбку, дают морю омыть себя с ног до головы. Я охотно позволю омыть себя