Страница:
решение проблемы. 20 ноября на заседании СНК Сталин внес предложение о
частичной отсрочке созыва. Но предложение было отклонено, так как считалось,
что такая "полумера" лишь усилит слухи о нежелании большевиков созывать
Собрание. Решено было готовиться к разгону. Совнарком обязал комиссара по
морским делам П. Е. Дыбенко сосредоточить в Петрограде к 27 ноября до 10--12
тысяч матросов. 23 ноября Совнарком назначил комиссаром Всевыборы М. С.
Урицкого, а члены Всевыборы, отказавшиеся предоставить Сталину и Петровскому
документы, были арестованы. Только после этого, 26 ноября, Ленин подписал
декрет "К открытию учредительного собрания". Открыть Собрание мог лишь
уполномоченный Совнаркома.
В этот критический момент эсеровское руководство отказалось от идеи
левого социалистического блока и согласилось действовать совместно с
кадетами, получившими в Петрограде при выборах в Учредительное собрание 26,2
% голосов. Между тем в организованный "революционной демократией" "Союз
защиты Учредительного собрания" кадеты, несмотря на протесты народных
социалистов, допущены не были. Вскоре эту партию ожидал еще один, куда более
серьезный удар. После некоторой подготовительной работы, 28 ноября, Ленин
утвердил декрет СНК "об аресте вождей гражданской войны против революции".
Согласно этому закону все видные члены кадетской партии, в том числе и
депутаты Учредительного собрания, подлежали "аресту и преданию суду
революционных трибуналов". 29 ноября на заседании ЦК больше-вистской партии
Свердлов потребовал объявить кадетов "врагами народа" еще и постановлением
ВЦИК, задним числом и в нарушение формальной процедуры: партийное решение
было важно сделать решением советской власти.
Левые эсеры в общем приветствовали устранение конс-
титуционно-демократической партии с политической арены, хотя и
усматривали в самом декрете потенциальную опасность для ПЛСР: практиковать
террор по отношению к целой партии. Левые эсеры, кроме того, были недовольны
тем, что декрет "Об аресте вождей гражданской войны против революции" в
нарушение установившихся норм отношений ПЛСР и РСДРП (б) был принят
большевиками без предварительной договоренности с левыми эсерами. И в этом
левые эсеры также усмотрели опасный для себя прецедент. После длительного
обсуждения вопроса левые эсеры решили выразить большевикам умеренное
недовольство. Они внесли во ВЦИК запрос о том, "на каком основании
арестованы члены Учредительного собрания, которые должны пользоваться личной
неприкосновенностью".
Запрос обсуждался во ВЦИКе в ночь с 1 на 2 декабря. За отмену декрета
высказались С. Д. Мстиславский и И. 3. Штейнберг. Последний считал акт
ареста кадетов "нарушением демократии" и требовал, чтобы арестовали лишь
тех, кто действительно был "виновен" в контрреволюционной деятельности,
причем в каждом конкретном случае точные данные о причинах ареста нарком
юстиции предлагал докладывать ВЦИКу. Арестованных 28 ноября кадетов
Штейнберг требовал освободить для участия в работе Собрания, так как в
противном случае, по его мнению, оно превратится в филиал ВЦИКа. Вместе с
тем Штейнберг поддержал ленинский декрет по существу, сказав, что звание
члена "Учредительного собрания не должно спасать... во время беспощадной
борьбы с контрреволюцией". Это половинчатое предложение было, однако,
подвергнуто критике и Лениным, и Троцким. Большинством в 150 голосов против
98 при 3 воздержавшихся ВЦИК принял большевистский проект резолюции,
подтверждавший "необходимость самой решительной борьбы" с партией кадетов. В
резолюции далее указывалось, что ВЦИК и в будущем будет поддерживать
Совнарком "на этом пути и отвергает протесты политических групп".
Под влиянием ли поражения на выборах в Собрание, или не желая извечно
плестись в хвосте у большевиков (все равно численно превосходящих при
голосовании любой резолюции), 3 декабря ЦК ПЛСР принял постановление о
Собрании, совпадающее с позицией ЦК РСДРП (б). В нем говорилось, что
отношение левых эсеров к Собранию будет всецело зависеть от решения им
вопросов о мире, земле, рабочем контроле и от отношения к Советам.
Не следует, однако, считать, что в вопросе о разгоне Собрания
большевики и левые эсеры достигли внутри своих партий полного единодушия. В
большевистской фракции против откровенного разгона высказались, в частности,
члены бюро фракции Каменев, Рыков и Милютин. В связи с этим 11 декабря ЦК по
предложению Ленина рассмотрел вопрос о смещении бюро фракции. Ленин,
поддержанный Свердловым, потребовал от фракции полного подчинения ЦК. На
следующий день бюро фракции было переизбрано, а Бухарин и Сокольников
назначены во фракцию политическими инструкторами.
19 декабря четыре левоэсеровских комиссара -- Колегаев, Карелин,
Штейнберг и Трутовский -- обратились в Совнарком письменно с просьбой
рассмотреть все неясности, касающиеся Учредительного собрания, на ближайшем
заседании. Просьба была удовлетворена. 20 декабря Совнарком, не связывая
себе руки в деле разгона Собрания, постановил открыть его 5 января 1918 г.
Вечером следующего дня, выступая на съезде железнодорожников, Спиридонова
указала, что Собрание "с подтасованным составом и, в частности, его правая
часть может стать на пути развития социальной революции". "Революция перед
этими препятствиями не остановится", -- заключила Спиридонова, дав понять,
что следует ожидать разгона.
22 декабря постановление о созыве Собрания большинством голосов при
двух воздержавшихся утвердил ВЦИК.
Одновременно с созывом Учредительного собрания большевики и левые эсеры
назначили на 8 января Третий Всероссийский съезд Советов, а на 12 января --
Третий Всероссийский съезд крестьянских депутатов (Чрезвычайный съезд
крестьянских депутатов и представителей земельных комитетов). Съезды Советов
созывались в противовес Учредительному собранию. На следующий день Свердлов
разослал от имени ВЦИК всем Советам, а также армейским и фронтовым комитетам
телеграммы о созыве Третьего съезда и Чрезвычайного крестьянского съезда. В
телеграммах указывалось, что лозунгу "Вся власть Учредительному собранию!"
Советы должны противопоставить лозунг "Власть Советам, закрепление Советской
республики".
В рамках подготовки к разгону Собрания в Петрограде 23 декабря было
введено военное положение. Непосредственная власть в городе перешла к
Чрезвычайному военному штабу, как бы заменившему собой Чрезвычайную комиссию
по охране Петрограда.
Вечером 3 января ВЦИК, Петросовет и Чрезвычайная комиссия по охране
Петрограда предупредили население, что "всякая попытка проникновения... в
район Таврического дворца и Смольного, начиная с 5 января, будет энергично
остановлена военной силой". Комиссия предлагала населению не участвовать в
демонстрациях, митингах и уличных собраниях, "чтобы случайно не пострадать,
если будет необходимо применить вооруженную силу". А на запросы о том, что
будет делать Советское правительство в случае возникновения антисоветских
демонстраций, Бонч-Бруевич ответил: "Сначала уговаривать, потом
расстреливать".
По приказу Чрезвычайного военного штаба, штаб Красной гвардии
мобилизовал все наличные силы и резервы. В боевую готовность были приведены
Литовский, Волынский, Гренадерский, Егерский, Финляндский и другие полки
Петроградского гарнизона. В город прибыл сводный отряд Балтийского флота.
Большевики распорядились "о доставке в Петроград одного из латышских
полков". Кроме того, на подходах к Таврическому и Смольному расставлялись
заградительные отряды, была усилена охрана государственных учреждений,
патрулировались улицы, составлялись диспозиции уличных столкновений.
"Надежный отряд матросов" для дежурства в Таврическом дворце -- команду для
возможного разгона депутатов Собрания -- подбирал Бонч-Бруевич лично: 200
матросов с крейсера "Аврора" и броненосца "Республика". Возглавлял отряд
анархист-коммунист матрос А. Г. Железняков.
Собирались ли эсеры отстаивать права Учредительного собрания
вооруженной силой? Первоначально может создаться впечатление, что да. Еще во
время октябрьского переворота Чернов заявил в речи на Десятой петроградской
партийной конференции, что эсеры всегда стояли за Учредительное собрание, и
"если кто-нибудь посягнет на нее" партия вспомнит "о старых методах борьбы с
насилием с теми, кто навязывает народу свою волю". Однако к январю 1918 года
позиция ЦК ПСР изменилась. Эсеры не хотели теперь быть причиной вооруженного
столкновения, а потому предпочли попробовать мирным характером демонстраций
"морально обезоружить" верные большевикам части. 3 января на заседании Лиги
защиты Собрания из 210 делегатов от социалистических партий и
"демократических организаций", а также представителей Путиловского и
Обуховского заводов, было принято решение устроить 5 января мирную
манифестацию. Вооруженное
выступление ЦК ПСР категорически запретил, считая его "несвоевременным
и ненадежным деянием".
5 января 1918 года эсеры явились в похожий на военный лагерь и
наполненный караулами Таврический дворец, в котором должно было заседать
Учредительное собрание. Церемония пропуска в Таврический была такой, что
депутат ощущал себя заключенным. Перед фасадом Таврического стояли
артиллерия, пулеметы, походные кухни. Все ворота были заперты, открыта лишь
крайняя левая калитка, в которую пропускали по билетам. Охрана проверяла
пропуска, осматривала входящего, прощупывала, искала оружие. Затем
пропускали в калитку, где проводилась вторая проверка, внутренняя. Всюду
были вооруженные люди, больше всего матросов и латышских стрелков. У входа в
зал заседания стоял последний, третий кордон.
Большевики и левые эсеры находились во фракционных комнатах. Они
действовали единым блоком, согласившись в том, что открытие Собрания не
будет задержано из-за отсрочки начала работы Третьего Всероссийского съезда
Советов, но полномочий своих Совнарком Собранию не передаст. Предполагалось,
что Собрание откроется в 12 часов дня. Но прошло несколько часов
томительного ожидания перед тем, как оно начало свою работу: всем важно было
знать, чем кончатся манифестации в Петрограде.
Манифестанты начали собираться утром в девяти сборных пунктах,
намеченных Союзом защиты Учредительного собрания. Маршрут движения
предусматривал слияние колонн на Марсовом поле и последующее продвижение к
Таврическому дворцу со стороны Литейного проспекта. Предполагалось, что
броневики, подойдя к казармам Преображенского и Семеновского полков,
настроенных нейтрально, перетянут их на сторону Учредительного собрания,
после чего вместе двинутся к Таврическому. Однако в ночь на 5 января рабочие
ремонтных мастерских, поддерживавшие большевиков, вывели из строя
бронемашины броневого дивизиона, и задуманное эсерами предприятие
провалилось. Кой-какие гражданские манифестации, тем не менее, организовать
удалось, но они были разогнаны вооруженной силой. При этом около ста человек
было убито и ранено. (Когда об этом сообщили наркому юстиции левому эсеру
Штейнбергу, тот ответил, что лично объездил все улицы центра Петрограда и
везде все спокойно.) В этот же день 5 января драматические события произошли
в Москве. Вот о чем свидетельствуют ранее за-
секреченные протоколы заседания Президиума Совета рабочих, солдатских и
крестьянских депутатов г. Москвы и Московской области от 1 января 1918 г.:
Слушали: Вопрос о вооруженной демонстрации 5 января.
Постановили: Ввиду призыва прежнего состава ЦИК СРС и КД к вооруженной
демонстрации на 5 января издать приказ о том, что демонстрация на 5 января
не будет допущена.
1. В том случае, если, несмотря на приказ, демонстрация состоится, не
допускать ее силой оружия...
О том, что произошло в этот день на улицах и площадях Москвы, сообщала
газета "Наше время":
"На Тверской улице почти в упор был убит инженер Ратнер, несший знамя
"Союза земских служащих". Стреляли в демонстрантов на Театральной площади,
на Петровке, на Миусской площади.
На Страстной площади расстрелян несший знамя молодой человек и
несколько манифестантов. Здесь же гражданин Борухин ранен в грудь навылет.
На Театральной площади у театра "Модерн" залпом из винтовок обстреляна
манифестация печатников, направлявшихся к памятнику первопечатника Ивана
Федорова. Несколько манифестантов убито и ранено.
На Неглинной улице обстреляна манифестация торгово-промышленных
служащих. Несколько человек ранено, несколько убито. В числе раненых
оказалась девушка-знаменосец, несшая плакат "Да здравствует демократическая
республика!".
Усиленная стрельба была на Сухаревской площади, Сретенке, на Елоховской
площади, Немецкой улице и дру-гих районах Москвы".
Сообщения газеты подтверждают протоколы заседания Исполнительного
комитета Моссовета.
Протокол от 6 января: выступает делегат Кипень (меньшевик):
"...Демонстрация 5 января подверглась самому дикому расстрелу, хотя жертвами
падали не какие-нибудь "буржуа", а рабочие, представители подлинной
демократии и социалисты. Это показывает, что партия власти, большевики
боялись участия в демонстрациях именно рабочих.
Красногвардейцы на некоторых фабриках силой не выпускали рабочих на
демонстрацию, отбирали знамена. В ряде случаев в манифестантов стреляли без
предупреждения, в упор, хотя последние были безоружны.
Манифестанты шли с лозунгом "Да здравствует Учредительное собрание!"
Из протокола заседания Исполнительного комитета Моссовета от 7 января.
Яхонтов (меньшевик): "Комитет Пресненского района шел со знаменем, на
котором было написано „Пролетарии всех стран, соединяйтесь!", и тогда
я заявил одному из красногвардейцев: „Что вы делаете, перед вами
рабочая организация". Он выстрелил в упор. Красногвардейцы стреляли в
рабочих и социалистов".
Тем временем в Петрограде к четырем часам были рассеяны последние
значительные группы манифестантов. Можно было уже не тянуть с началом
заседаний. Делегаты стали заполнять зал. Вместе с ними входили матросы. "Их
рассыпали всюду, -- вспоминал Бонч-Бруевич. -- Матросы важно и чинно
разгуливали по залам, держа ружья на левом плече". По бокам трибуны и в
коридорах -- тоже вооруженные люди. Галереи для публики набиты битком
сторонниками большевиков и левых эсеров (входные билеты на галереи, примерно
400 штук, распределял Урицкий). Сторонников правого сектора Собрания в зале
было мало.
В четыре представитель фракции эсеров Г. И. Лордкипанидзе указал
присутствующим на позднее время и предложил старейшему из членов
Учредительного собрания открыть его, не дожидаясь приезда отсутствующих
большевиков (прежде всего председателя ВЦИК Свердлова). Старейший был Е. Е.
Лазарев, но по предварительной договоренности он уступил старшинство С. П.
Швецову. Швецов поднялся на трибуну.
Ф. Раскольников вспоминает: "Свердлов, который должен был открыть
заседание, где-то замешкался и опоздал... Видя, что Швецов всерьез
собирается открыть заседание, мы начинаем бешеную обструкцию. Мы кричим,
свистим, топаем ногами, стучим кулаками по тонким деревянным пюпитрам. Когда
все это не помогает, мы вскакиваем со своих мест и с криком "долой" кидаемся
к председательской трибуне. Правые эсеры бросаются на защиту старейшего. На
паркетных ступеньках трибуны происходит легкая рукопашная схватка... Кто-то
из наших хватает Швецова за рукав пиджака и пытается стащить его с трибуны".
Так началось заседание Учредительного собрания России. "Мы собрались в
этот день на заседание, как в театр, -- писал левый эсер Мстиславский, -- мы
знали,
что действия сегодня не будет -- будет только зрелище".
Растерявшись, Швецов объявил перерыв. В этот момент из рук председателя
колокольчик вырвал подо-спевший в зал Свердлов. От имени ВЦИКа он объявил
заседание открытым и потребовал от Собрания передать власть Советам. По
указанию Ленина большевик Скворцов-Степанов предложил пропеть
"Интернационал". Зал дружно запел, хотя режиссеры у левого и правого сектора
были разные (у эсеров -- Чернов). Пропев, начали выбирать председателя.
Эсеры выдвинули кандидатуру В.М.Чернова. Большевики -- М. А. Спиридонову.
Избрали Чернова. Чернов вышел на трибуну и начал речь. Вряд ли ее кто-либо
слышал, так как в зале не прекращался шум.
От имени большевиков в Учредительном собрании первым выступил Бухарин,
потративший много времени на доказательство залу того, что Чернов, с его
достаточно лояльной речью, все-таки не настоящий социалист. Выступавший от
левых эсеров Штейнберг призвал Собрание принять Декларацию и передать власть
Советам, что было равносильно самороспуску. Между тем эсеры и меньшевики все
еще надеялись устоять, по крайней мере до речи Церетели. Когда он входил на
трибуну, "крики со стороны большевиков, левых эсеров и "публики" дошли до
таких размеров, что минут десять Церетели вынужден был стоять под дождем
оскорблений и ненависти". Стенограмма Собрания достаточно красноречиво
передает обстановку, царившую в зале заседания:
"Председатель. /.../ Слово имеет член Учредительного собрания Церетели.
Церетели входит на кафедру. Рукоплескания на всех скамьях, кроме крайних
левых. Псе встают. Сильный шум на левых скамьях.
Председатель. Граждане, покорнейше прошу вас уважить достоинство
собрания/.../ (Шум, свистки). Покорнейше прошу не мешать мне в ведении
собрания. (Голос: Долой тех, кто голосовал за смертную казнь!) Гражданин,
как ваша фамилия? (Голос: Могилев!) При-зываю вас в первый раз к порядку...
(Шум, свистки). Покорнейше прошу публику не вмешиваться в дело собрания.
Граждане, покорнейше прошу соблюдать спокойствие/.../ (Шум, свистки).
Граждане, мне придется поставить вопрос о том, в состоянии ли некоторые
члены вести себя так, как подобает членам Учредительного собрания. (Голос:
Долой тех, кто голосовал за смертную казнь!) Гражданин Могилев, вторично
призываю вас к порядку/.../ (Шум продолжается). Угодно вам, граж-
дане, восстановить порядок собрания и не шуметь? Граждане, неужели мне
придется напоминать, что Учредительное собрание есть место, где нужно уметь
себя вести. (Шум). Угодно Учредительному собранию, чтобы его председатель
принял меры к тому, чтобы все соблюдали тишину и достоинство собрания? (Шум
слева. Голос: Попробуйте!) Покорнейше прошу не шуметь. Гражданин Церетели,
вы имеете слово.
Церетели. Граждане, представители народа! Я взял слово к порядку, чтобы
обосновать мнение фракции, к которой я имею честь принадлежать/.../ (Шум.
Голоса: Какой фракции?)
Председатель. Покорнейше прошу не переговариваться/.../ Граждане, не
могущие сохранить спокойствие во время речи товарища Церетели, прошу вас
удалиться и не мешать ему говорить. (Шум и возгласы слева: Вот еще,
попробуйте!)".
После речи Церетели состоялось голосование по повестке дня заседания.
Большинством в 237 голосов против 146 утверждена была эсеровская повестка.
Стало очевидно, что добровольно собрание не разойдется. Для окончательного
обсуждения вопроса о судьбе Собрания большевики и левые эсеры потребовали
перерыва для фракционных совещаний. Руководители двух партий остановились на
том, что нужно, формально не прерывая собрания, "дать возможность всем вволю
наболтаться", но "на другой день не возобновлять заседание", а объявить
собрание распущенным и предложить депутатам разойтись по домам. Перед
фракцией большевиков с изложением этого плана выступил Ленин. После
некоторых колебаний было решено последовать его совету и из Собрания уйти. В
Белый зал Таврического дворца вернулись только Ломов и Раскольников,
зачитавший декларацию большевиков об уходе. От имени левых эсеров
аналогичное заявление вскоре сделал Карелин.
После ухода из собрания большевики и левые эсеры приняли постановление
о его роспуске и включении большевистской и левоэсеровской фракции Собрания
в состав ВЦИК.
Дыбенко тем временем отдал начальнику караула дворца Железнякову приказ
"разогнать Учредительное собрание уже после того, как из Таврического уйдут
народные комиссары".
Железняков вернулся в Белый зал, подошел к Чернову, оглашавшему в это
время проект о земле, выждал,
а затем тронул Чернова за плечо и сказал, что "караул устал" и все
присутствующие должны немедленно покинуть зал заседаний. Чернов пробовал
возражать, но после вторичного требования Железнякова уступил, предложил
принять все эсеровские законопроекты без прений, после чего объявил перерыв.
В 4.40 утра Учредительное собрание прекратило свою работу.
6 января СНК принял тезисы декрета о роспуске Учредительного собрания.
В ночь с 6 на 7 января декрет был принят ВЦИКом и распубликован в советских
газетах. А еще через два дня петроградцы похоронили убитых 5 января 1918 г.
манифестантов на том же кладбище, где покоились жертвы расстрела 9 января
1905 года. 18 января декретом СНК из всех ранее изданных советских законов
были устранены ссылки на Учредительное собрание.
Эти дни стали зенитом большевистско-левоэсеровского союза, настолько
тесного и, как казалось, прочного, что ПЛСР начала поговаривать о слиянии
двух партий. Олицетворением этого союза было избрание Третьим съездом нового
состава ВЦИК: из 306 членов большевиков было 160, а левых эсеров -- 125.
Уже после разгрома Учредительного собрания Ленин назвал немудрым и
крайне рискованным решение большевиков и левых эсеров не откладывать созыв
Учредительного собрания, а разгонять его. Впрочем, он указывал, что в
конечном итоге все сложилось благополучно.
Разгон большевиками Учредительного собрания -- не просто реакция на
"упрямство" этого политического института, большинство в котором свободной
волей избирателей получили оппозиционные большевикам партии. Речь шла о
принципиально различных моделях политического устройства. В одном --
выражаясь современным языком, политический плюрализм, соревнование программ,
сопряженные с ответственностью партий и их лидеров перед народом за
проводимую политику. Этот вариант был решительно отвергнут.
Определяющую концепцию другой модели четко и откровенно сформулировал
Ленин: "Когда нас упрекают в диктатуре одной партии... мы говорим: Да,
диктатура одной партии! Мы на ней стоим и с этой почвы сойти не можем".
Противопоставляя парламентаризму, как фор-ме демократии буржуазной, высшую
"пролетарскую, или советскую демократию", вождь большевистской партии
теоретически обосновал ее суть--диктатуру пролета-
риата -- как диктатуру большинства над меньшинством. В этом и
усматривался высший демократический характер пролетарской демократии. Но
когда речь шла о политической практике, Ленин решительно отвергал понятие
"воля большинства", как буржуазное. Главным он считал (имея в виду свою
партию) в решающий момент, в решающем месте быть сильнее, победить. Но "быть
сильнее и победить" для большевиков должно было означать не политическое
противоборство в демократических формах, а диктатуру партии. "Научное
понятие диктатуры, -- писал Ленин, -- означает не что иное, как ничем не
ограниченную, никакими законами, никакими абсолютно правилами не стесненную,
непосредственно на насилие опирающуюся власть".
Такое понимание места и предназначения одной партии в "высшей форме
демократии", метода осуществления ее власти и политики объективно определяло
отношение не только к оппозиционным, но и альтернативным политическим силам.
Разгон Учредительного собрания, разгром партии кадетов было началом
реализации этой установки. Но еще до указанных событий новая власть с первых
дней своего существования начала предпринимать решительные шаги к подавлению
демократии, политических и гражданских свобод. Первым декретом Совнаркома
был декрет, запрещавший все, кроме "революционных", периодические издания.
Это распоряжение смутило даже многих большевиков, помнящих требование
программы своей партии о "свободе печати".
17 (30) декабря за "организацию контрреволюционного заговора"
арестовывается избранный в Учредительное собрание лидер правых эсеров
Авксентьев. Это была первая репрессия по отношению к представителю
социалистической партии. Однако, как показали последующие события,
политическое преследование "революционной демократии" становится одним из
важнейших направлений осуществляемой стратегии "диктатуры партии". Инвектива
"организация контрреволюционного заговора" требовала лишь соответствующего
органа, специально предназначенного для политических репрессий.
7 (20) декабря 1917 года декретом Совнаркома была создана
"Всероссийская чрезвычайная комиссия" (ВЧК) во главе с Дзержинским.
Первоначально ее задачи и функции связывались с борьбой против саботажа и
бандитизма. Однако уже в одном из первых циркуляров ВЧК пред-
писывалось местным Советам направлять в комиссию "все сведения и данные
об организациях и отдельных лицах, деятельность которых направлена во вред
революции и власти народа".
Само по себе создание специального органа, охраняющего революцию от
заговоров и посягательств со стороны контрреволюционных сил, в сложившейся
обстановке было необходимо. Но так как "вред революции и власти народа"
частичной отсрочке созыва. Но предложение было отклонено, так как считалось,
что такая "полумера" лишь усилит слухи о нежелании большевиков созывать
Собрание. Решено было готовиться к разгону. Совнарком обязал комиссара по
морским делам П. Е. Дыбенко сосредоточить в Петрограде к 27 ноября до 10--12
тысяч матросов. 23 ноября Совнарком назначил комиссаром Всевыборы М. С.
Урицкого, а члены Всевыборы, отказавшиеся предоставить Сталину и Петровскому
документы, были арестованы. Только после этого, 26 ноября, Ленин подписал
декрет "К открытию учредительного собрания". Открыть Собрание мог лишь
уполномоченный Совнаркома.
В этот критический момент эсеровское руководство отказалось от идеи
левого социалистического блока и согласилось действовать совместно с
кадетами, получившими в Петрограде при выборах в Учредительное собрание 26,2
% голосов. Между тем в организованный "революционной демократией" "Союз
защиты Учредительного собрания" кадеты, несмотря на протесты народных
социалистов, допущены не были. Вскоре эту партию ожидал еще один, куда более
серьезный удар. После некоторой подготовительной работы, 28 ноября, Ленин
утвердил декрет СНК "об аресте вождей гражданской войны против революции".
Согласно этому закону все видные члены кадетской партии, в том числе и
депутаты Учредительного собрания, подлежали "аресту и преданию суду
революционных трибуналов". 29 ноября на заседании ЦК больше-вистской партии
Свердлов потребовал объявить кадетов "врагами народа" еще и постановлением
ВЦИК, задним числом и в нарушение формальной процедуры: партийное решение
было важно сделать решением советской власти.
Левые эсеры в общем приветствовали устранение конс-
титуционно-демократической партии с политической арены, хотя и
усматривали в самом декрете потенциальную опасность для ПЛСР: практиковать
террор по отношению к целой партии. Левые эсеры, кроме того, были недовольны
тем, что декрет "Об аресте вождей гражданской войны против революции" в
нарушение установившихся норм отношений ПЛСР и РСДРП (б) был принят
большевиками без предварительной договоренности с левыми эсерами. И в этом
левые эсеры также усмотрели опасный для себя прецедент. После длительного
обсуждения вопроса левые эсеры решили выразить большевикам умеренное
недовольство. Они внесли во ВЦИК запрос о том, "на каком основании
арестованы члены Учредительного собрания, которые должны пользоваться личной
неприкосновенностью".
Запрос обсуждался во ВЦИКе в ночь с 1 на 2 декабря. За отмену декрета
высказались С. Д. Мстиславский и И. 3. Штейнберг. Последний считал акт
ареста кадетов "нарушением демократии" и требовал, чтобы арестовали лишь
тех, кто действительно был "виновен" в контрреволюционной деятельности,
причем в каждом конкретном случае точные данные о причинах ареста нарком
юстиции предлагал докладывать ВЦИКу. Арестованных 28 ноября кадетов
Штейнберг требовал освободить для участия в работе Собрания, так как в
противном случае, по его мнению, оно превратится в филиал ВЦИКа. Вместе с
тем Штейнберг поддержал ленинский декрет по существу, сказав, что звание
члена "Учредительного собрания не должно спасать... во время беспощадной
борьбы с контрреволюцией". Это половинчатое предложение было, однако,
подвергнуто критике и Лениным, и Троцким. Большинством в 150 голосов против
98 при 3 воздержавшихся ВЦИК принял большевистский проект резолюции,
подтверждавший "необходимость самой решительной борьбы" с партией кадетов. В
резолюции далее указывалось, что ВЦИК и в будущем будет поддерживать
Совнарком "на этом пути и отвергает протесты политических групп".
Под влиянием ли поражения на выборах в Собрание, или не желая извечно
плестись в хвосте у большевиков (все равно численно превосходящих при
голосовании любой резолюции), 3 декабря ЦК ПЛСР принял постановление о
Собрании, совпадающее с позицией ЦК РСДРП (б). В нем говорилось, что
отношение левых эсеров к Собранию будет всецело зависеть от решения им
вопросов о мире, земле, рабочем контроле и от отношения к Советам.
Не следует, однако, считать, что в вопросе о разгоне Собрания
большевики и левые эсеры достигли внутри своих партий полного единодушия. В
большевистской фракции против откровенного разгона высказались, в частности,
члены бюро фракции Каменев, Рыков и Милютин. В связи с этим 11 декабря ЦК по
предложению Ленина рассмотрел вопрос о смещении бюро фракции. Ленин,
поддержанный Свердловым, потребовал от фракции полного подчинения ЦК. На
следующий день бюро фракции было переизбрано, а Бухарин и Сокольников
назначены во фракцию политическими инструкторами.
19 декабря четыре левоэсеровских комиссара -- Колегаев, Карелин,
Штейнберг и Трутовский -- обратились в Совнарком письменно с просьбой
рассмотреть все неясности, касающиеся Учредительного собрания, на ближайшем
заседании. Просьба была удовлетворена. 20 декабря Совнарком, не связывая
себе руки в деле разгона Собрания, постановил открыть его 5 января 1918 г.
Вечером следующего дня, выступая на съезде железнодорожников, Спиридонова
указала, что Собрание "с подтасованным составом и, в частности, его правая
часть может стать на пути развития социальной революции". "Революция перед
этими препятствиями не остановится", -- заключила Спиридонова, дав понять,
что следует ожидать разгона.
22 декабря постановление о созыве Собрания большинством голосов при
двух воздержавшихся утвердил ВЦИК.
Одновременно с созывом Учредительного собрания большевики и левые эсеры
назначили на 8 января Третий Всероссийский съезд Советов, а на 12 января --
Третий Всероссийский съезд крестьянских депутатов (Чрезвычайный съезд
крестьянских депутатов и представителей земельных комитетов). Съезды Советов
созывались в противовес Учредительному собранию. На следующий день Свердлов
разослал от имени ВЦИК всем Советам, а также армейским и фронтовым комитетам
телеграммы о созыве Третьего съезда и Чрезвычайного крестьянского съезда. В
телеграммах указывалось, что лозунгу "Вся власть Учредительному собранию!"
Советы должны противопоставить лозунг "Власть Советам, закрепление Советской
республики".
В рамках подготовки к разгону Собрания в Петрограде 23 декабря было
введено военное положение. Непосредственная власть в городе перешла к
Чрезвычайному военному штабу, как бы заменившему собой Чрезвычайную комиссию
по охране Петрограда.
Вечером 3 января ВЦИК, Петросовет и Чрезвычайная комиссия по охране
Петрограда предупредили население, что "всякая попытка проникновения... в
район Таврического дворца и Смольного, начиная с 5 января, будет энергично
остановлена военной силой". Комиссия предлагала населению не участвовать в
демонстрациях, митингах и уличных собраниях, "чтобы случайно не пострадать,
если будет необходимо применить вооруженную силу". А на запросы о том, что
будет делать Советское правительство в случае возникновения антисоветских
демонстраций, Бонч-Бруевич ответил: "Сначала уговаривать, потом
расстреливать".
По приказу Чрезвычайного военного штаба, штаб Красной гвардии
мобилизовал все наличные силы и резервы. В боевую готовность были приведены
Литовский, Волынский, Гренадерский, Егерский, Финляндский и другие полки
Петроградского гарнизона. В город прибыл сводный отряд Балтийского флота.
Большевики распорядились "о доставке в Петроград одного из латышских
полков". Кроме того, на подходах к Таврическому и Смольному расставлялись
заградительные отряды, была усилена охрана государственных учреждений,
патрулировались улицы, составлялись диспозиции уличных столкновений.
"Надежный отряд матросов" для дежурства в Таврическом дворце -- команду для
возможного разгона депутатов Собрания -- подбирал Бонч-Бруевич лично: 200
матросов с крейсера "Аврора" и броненосца "Республика". Возглавлял отряд
анархист-коммунист матрос А. Г. Железняков.
Собирались ли эсеры отстаивать права Учредительного собрания
вооруженной силой? Первоначально может создаться впечатление, что да. Еще во
время октябрьского переворота Чернов заявил в речи на Десятой петроградской
партийной конференции, что эсеры всегда стояли за Учредительное собрание, и
"если кто-нибудь посягнет на нее" партия вспомнит "о старых методах борьбы с
насилием с теми, кто навязывает народу свою волю". Однако к январю 1918 года
позиция ЦК ПСР изменилась. Эсеры не хотели теперь быть причиной вооруженного
столкновения, а потому предпочли попробовать мирным характером демонстраций
"морально обезоружить" верные большевикам части. 3 января на заседании Лиги
защиты Собрания из 210 делегатов от социалистических партий и
"демократических организаций", а также представителей Путиловского и
Обуховского заводов, было принято решение устроить 5 января мирную
манифестацию. Вооруженное
выступление ЦК ПСР категорически запретил, считая его "несвоевременным
и ненадежным деянием".
5 января 1918 года эсеры явились в похожий на военный лагерь и
наполненный караулами Таврический дворец, в котором должно было заседать
Учредительное собрание. Церемония пропуска в Таврический была такой, что
депутат ощущал себя заключенным. Перед фасадом Таврического стояли
артиллерия, пулеметы, походные кухни. Все ворота были заперты, открыта лишь
крайняя левая калитка, в которую пропускали по билетам. Охрана проверяла
пропуска, осматривала входящего, прощупывала, искала оружие. Затем
пропускали в калитку, где проводилась вторая проверка, внутренняя. Всюду
были вооруженные люди, больше всего матросов и латышских стрелков. У входа в
зал заседания стоял последний, третий кордон.
Большевики и левые эсеры находились во фракционных комнатах. Они
действовали единым блоком, согласившись в том, что открытие Собрания не
будет задержано из-за отсрочки начала работы Третьего Всероссийского съезда
Советов, но полномочий своих Совнарком Собранию не передаст. Предполагалось,
что Собрание откроется в 12 часов дня. Но прошло несколько часов
томительного ожидания перед тем, как оно начало свою работу: всем важно было
знать, чем кончатся манифестации в Петрограде.
Манифестанты начали собираться утром в девяти сборных пунктах,
намеченных Союзом защиты Учредительного собрания. Маршрут движения
предусматривал слияние колонн на Марсовом поле и последующее продвижение к
Таврическому дворцу со стороны Литейного проспекта. Предполагалось, что
броневики, подойдя к казармам Преображенского и Семеновского полков,
настроенных нейтрально, перетянут их на сторону Учредительного собрания,
после чего вместе двинутся к Таврическому. Однако в ночь на 5 января рабочие
ремонтных мастерских, поддерживавшие большевиков, вывели из строя
бронемашины броневого дивизиона, и задуманное эсерами предприятие
провалилось. Кой-какие гражданские манифестации, тем не менее, организовать
удалось, но они были разогнаны вооруженной силой. При этом около ста человек
было убито и ранено. (Когда об этом сообщили наркому юстиции левому эсеру
Штейнбергу, тот ответил, что лично объездил все улицы центра Петрограда и
везде все спокойно.) В этот же день 5 января драматические события произошли
в Москве. Вот о чем свидетельствуют ранее за-
секреченные протоколы заседания Президиума Совета рабочих, солдатских и
крестьянских депутатов г. Москвы и Московской области от 1 января 1918 г.:
Слушали: Вопрос о вооруженной демонстрации 5 января.
Постановили: Ввиду призыва прежнего состава ЦИК СРС и КД к вооруженной
демонстрации на 5 января издать приказ о том, что демонстрация на 5 января
не будет допущена.
1. В том случае, если, несмотря на приказ, демонстрация состоится, не
допускать ее силой оружия...
О том, что произошло в этот день на улицах и площадях Москвы, сообщала
газета "Наше время":
"На Тверской улице почти в упор был убит инженер Ратнер, несший знамя
"Союза земских служащих". Стреляли в демонстрантов на Театральной площади,
на Петровке, на Миусской площади.
На Страстной площади расстрелян несший знамя молодой человек и
несколько манифестантов. Здесь же гражданин Борухин ранен в грудь навылет.
На Театральной площади у театра "Модерн" залпом из винтовок обстреляна
манифестация печатников, направлявшихся к памятнику первопечатника Ивана
Федорова. Несколько манифестантов убито и ранено.
На Неглинной улице обстреляна манифестация торгово-промышленных
служащих. Несколько человек ранено, несколько убито. В числе раненых
оказалась девушка-знаменосец, несшая плакат "Да здравствует демократическая
республика!".
Усиленная стрельба была на Сухаревской площади, Сретенке, на Елоховской
площади, Немецкой улице и дру-гих районах Москвы".
Сообщения газеты подтверждают протоколы заседания Исполнительного
комитета Моссовета.
Протокол от 6 января: выступает делегат Кипень (меньшевик):
"...Демонстрация 5 января подверглась самому дикому расстрелу, хотя жертвами
падали не какие-нибудь "буржуа", а рабочие, представители подлинной
демократии и социалисты. Это показывает, что партия власти, большевики
боялись участия в демонстрациях именно рабочих.
Красногвардейцы на некоторых фабриках силой не выпускали рабочих на
демонстрацию, отбирали знамена. В ряде случаев в манифестантов стреляли без
предупреждения, в упор, хотя последние были безоружны.
Манифестанты шли с лозунгом "Да здравствует Учредительное собрание!"
Из протокола заседания Исполнительного комитета Моссовета от 7 января.
Яхонтов (меньшевик): "Комитет Пресненского района шел со знаменем, на
котором было написано „Пролетарии всех стран, соединяйтесь!", и тогда
я заявил одному из красногвардейцев: „Что вы делаете, перед вами
рабочая организация". Он выстрелил в упор. Красногвардейцы стреляли в
рабочих и социалистов".
Тем временем в Петрограде к четырем часам были рассеяны последние
значительные группы манифестантов. Можно было уже не тянуть с началом
заседаний. Делегаты стали заполнять зал. Вместе с ними входили матросы. "Их
рассыпали всюду, -- вспоминал Бонч-Бруевич. -- Матросы важно и чинно
разгуливали по залам, держа ружья на левом плече". По бокам трибуны и в
коридорах -- тоже вооруженные люди. Галереи для публики набиты битком
сторонниками большевиков и левых эсеров (входные билеты на галереи, примерно
400 штук, распределял Урицкий). Сторонников правого сектора Собрания в зале
было мало.
В четыре представитель фракции эсеров Г. И. Лордкипанидзе указал
присутствующим на позднее время и предложил старейшему из членов
Учредительного собрания открыть его, не дожидаясь приезда отсутствующих
большевиков (прежде всего председателя ВЦИК Свердлова). Старейший был Е. Е.
Лазарев, но по предварительной договоренности он уступил старшинство С. П.
Швецову. Швецов поднялся на трибуну.
Ф. Раскольников вспоминает: "Свердлов, который должен был открыть
заседание, где-то замешкался и опоздал... Видя, что Швецов всерьез
собирается открыть заседание, мы начинаем бешеную обструкцию. Мы кричим,
свистим, топаем ногами, стучим кулаками по тонким деревянным пюпитрам. Когда
все это не помогает, мы вскакиваем со своих мест и с криком "долой" кидаемся
к председательской трибуне. Правые эсеры бросаются на защиту старейшего. На
паркетных ступеньках трибуны происходит легкая рукопашная схватка... Кто-то
из наших хватает Швецова за рукав пиджака и пытается стащить его с трибуны".
Так началось заседание Учредительного собрания России. "Мы собрались в
этот день на заседание, как в театр, -- писал левый эсер Мстиславский, -- мы
знали,
что действия сегодня не будет -- будет только зрелище".
Растерявшись, Швецов объявил перерыв. В этот момент из рук председателя
колокольчик вырвал подо-спевший в зал Свердлов. От имени ВЦИКа он объявил
заседание открытым и потребовал от Собрания передать власть Советам. По
указанию Ленина большевик Скворцов-Степанов предложил пропеть
"Интернационал". Зал дружно запел, хотя режиссеры у левого и правого сектора
были разные (у эсеров -- Чернов). Пропев, начали выбирать председателя.
Эсеры выдвинули кандидатуру В.М.Чернова. Большевики -- М. А. Спиридонову.
Избрали Чернова. Чернов вышел на трибуну и начал речь. Вряд ли ее кто-либо
слышал, так как в зале не прекращался шум.
От имени большевиков в Учредительном собрании первым выступил Бухарин,
потративший много времени на доказательство залу того, что Чернов, с его
достаточно лояльной речью, все-таки не настоящий социалист. Выступавший от
левых эсеров Штейнберг призвал Собрание принять Декларацию и передать власть
Советам, что было равносильно самороспуску. Между тем эсеры и меньшевики все
еще надеялись устоять, по крайней мере до речи Церетели. Когда он входил на
трибуну, "крики со стороны большевиков, левых эсеров и "публики" дошли до
таких размеров, что минут десять Церетели вынужден был стоять под дождем
оскорблений и ненависти". Стенограмма Собрания достаточно красноречиво
передает обстановку, царившую в зале заседания:
"Председатель. /.../ Слово имеет член Учредительного собрания Церетели.
Церетели входит на кафедру. Рукоплескания на всех скамьях, кроме крайних
левых. Псе встают. Сильный шум на левых скамьях.
Председатель. Граждане, покорнейше прошу вас уважить достоинство
собрания/.../ (Шум, свистки). Покорнейше прошу не мешать мне в ведении
собрания. (Голос: Долой тех, кто голосовал за смертную казнь!) Гражданин,
как ваша фамилия? (Голос: Могилев!) При-зываю вас в первый раз к порядку...
(Шум, свистки). Покорнейше прошу публику не вмешиваться в дело собрания.
Граждане, покорнейше прошу соблюдать спокойствие/.../ (Шум, свистки).
Граждане, мне придется поставить вопрос о том, в состоянии ли некоторые
члены вести себя так, как подобает членам Учредительного собрания. (Голос:
Долой тех, кто голосовал за смертную казнь!) Гражданин Могилев, вторично
призываю вас к порядку/.../ (Шум продолжается). Угодно вам, граж-
дане, восстановить порядок собрания и не шуметь? Граждане, неужели мне
придется напоминать, что Учредительное собрание есть место, где нужно уметь
себя вести. (Шум). Угодно Учредительному собранию, чтобы его председатель
принял меры к тому, чтобы все соблюдали тишину и достоинство собрания? (Шум
слева. Голос: Попробуйте!) Покорнейше прошу не шуметь. Гражданин Церетели,
вы имеете слово.
Церетели. Граждане, представители народа! Я взял слово к порядку, чтобы
обосновать мнение фракции, к которой я имею честь принадлежать/.../ (Шум.
Голоса: Какой фракции?)
Председатель. Покорнейше прошу не переговариваться/.../ Граждане, не
могущие сохранить спокойствие во время речи товарища Церетели, прошу вас
удалиться и не мешать ему говорить. (Шум и возгласы слева: Вот еще,
попробуйте!)".
После речи Церетели состоялось голосование по повестке дня заседания.
Большинством в 237 голосов против 146 утверждена была эсеровская повестка.
Стало очевидно, что добровольно собрание не разойдется. Для окончательного
обсуждения вопроса о судьбе Собрания большевики и левые эсеры потребовали
перерыва для фракционных совещаний. Руководители двух партий остановились на
том, что нужно, формально не прерывая собрания, "дать возможность всем вволю
наболтаться", но "на другой день не возобновлять заседание", а объявить
собрание распущенным и предложить депутатам разойтись по домам. Перед
фракцией большевиков с изложением этого плана выступил Ленин. После
некоторых колебаний было решено последовать его совету и из Собрания уйти. В
Белый зал Таврического дворца вернулись только Ломов и Раскольников,
зачитавший декларацию большевиков об уходе. От имени левых эсеров
аналогичное заявление вскоре сделал Карелин.
После ухода из собрания большевики и левые эсеры приняли постановление
о его роспуске и включении большевистской и левоэсеровской фракции Собрания
в состав ВЦИК.
Дыбенко тем временем отдал начальнику караула дворца Железнякову приказ
"разогнать Учредительное собрание уже после того, как из Таврического уйдут
народные комиссары".
Железняков вернулся в Белый зал, подошел к Чернову, оглашавшему в это
время проект о земле, выждал,
а затем тронул Чернова за плечо и сказал, что "караул устал" и все
присутствующие должны немедленно покинуть зал заседаний. Чернов пробовал
возражать, но после вторичного требования Железнякова уступил, предложил
принять все эсеровские законопроекты без прений, после чего объявил перерыв.
В 4.40 утра Учредительное собрание прекратило свою работу.
6 января СНК принял тезисы декрета о роспуске Учредительного собрания.
В ночь с 6 на 7 января декрет был принят ВЦИКом и распубликован в советских
газетах. А еще через два дня петроградцы похоронили убитых 5 января 1918 г.
манифестантов на том же кладбище, где покоились жертвы расстрела 9 января
1905 года. 18 января декретом СНК из всех ранее изданных советских законов
были устранены ссылки на Учредительное собрание.
Эти дни стали зенитом большевистско-левоэсеровского союза, настолько
тесного и, как казалось, прочного, что ПЛСР начала поговаривать о слиянии
двух партий. Олицетворением этого союза было избрание Третьим съездом нового
состава ВЦИК: из 306 членов большевиков было 160, а левых эсеров -- 125.
Уже после разгрома Учредительного собрания Ленин назвал немудрым и
крайне рискованным решение большевиков и левых эсеров не откладывать созыв
Учредительного собрания, а разгонять его. Впрочем, он указывал, что в
конечном итоге все сложилось благополучно.
Разгон большевиками Учредительного собрания -- не просто реакция на
"упрямство" этого политического института, большинство в котором свободной
волей избирателей получили оппозиционные большевикам партии. Речь шла о
принципиально различных моделях политического устройства. В одном --
выражаясь современным языком, политический плюрализм, соревнование программ,
сопряженные с ответственностью партий и их лидеров перед народом за
проводимую политику. Этот вариант был решительно отвергнут.
Определяющую концепцию другой модели четко и откровенно сформулировал
Ленин: "Когда нас упрекают в диктатуре одной партии... мы говорим: Да,
диктатура одной партии! Мы на ней стоим и с этой почвы сойти не можем".
Противопоставляя парламентаризму, как фор-ме демократии буржуазной, высшую
"пролетарскую, или советскую демократию", вождь большевистской партии
теоретически обосновал ее суть--диктатуру пролета-
риата -- как диктатуру большинства над меньшинством. В этом и
усматривался высший демократический характер пролетарской демократии. Но
когда речь шла о политической практике, Ленин решительно отвергал понятие
"воля большинства", как буржуазное. Главным он считал (имея в виду свою
партию) в решающий момент, в решающем месте быть сильнее, победить. Но "быть
сильнее и победить" для большевиков должно было означать не политическое
противоборство в демократических формах, а диктатуру партии. "Научное
понятие диктатуры, -- писал Ленин, -- означает не что иное, как ничем не
ограниченную, никакими законами, никакими абсолютно правилами не стесненную,
непосредственно на насилие опирающуюся власть".
Такое понимание места и предназначения одной партии в "высшей форме
демократии", метода осуществления ее власти и политики объективно определяло
отношение не только к оппозиционным, но и альтернативным политическим силам.
Разгон Учредительного собрания, разгром партии кадетов было началом
реализации этой установки. Но еще до указанных событий новая власть с первых
дней своего существования начала предпринимать решительные шаги к подавлению
демократии, политических и гражданских свобод. Первым декретом Совнаркома
был декрет, запрещавший все, кроме "революционных", периодические издания.
Это распоряжение смутило даже многих большевиков, помнящих требование
программы своей партии о "свободе печати".
17 (30) декабря за "организацию контрреволюционного заговора"
арестовывается избранный в Учредительное собрание лидер правых эсеров
Авксентьев. Это была первая репрессия по отношению к представителю
социалистической партии. Однако, как показали последующие события,
политическое преследование "революционной демократии" становится одним из
важнейших направлений осуществляемой стратегии "диктатуры партии". Инвектива
"организация контрреволюционного заговора" требовала лишь соответствующего
органа, специально предназначенного для политических репрессий.
7 (20) декабря 1917 года декретом Совнаркома была создана
"Всероссийская чрезвычайная комиссия" (ВЧК) во главе с Дзержинским.
Первоначально ее задачи и функции связывались с борьбой против саботажа и
бандитизма. Однако уже в одном из первых циркуляров ВЧК пред-
писывалось местным Советам направлять в комиссию "все сведения и данные
об организациях и отдельных лицах, деятельность которых направлена во вред
революции и власти народа".
Само по себе создание специального органа, охраняющего революцию от
заговоров и посягательств со стороны контрреволюционных сил, в сложившейся
обстановке было необходимо. Но так как "вред революции и власти народа"