Страница:
72 часа. Переброска войск в период перемирия сторонам не разрешалась.
Определялась четкая демаркационная линия. После заключения всеобщего
перемирия все местные перемирия теряли силу. Гофман на это заметил, что о
всеобщем перемирии говорить бессмысленно, так как Антанта не побеждена, не
присоединилась к переговорам, не пойдет на перемирие и в одностороннем
порядке объявлять о прекращении огня на Западном фронте Германия не может.
Перемирие поэтому может быть заключено только на Восточном и русско-турецком
фронтах. На пункт о запрете перебросок войск Гофман, по существу, ответил
отказом. Немцев не устраивали сроки.
Они рассматривали перемирие как первую ступень к миру, и шестимесячный
срок казался поэтому слишком длинным. Советская делегация надеялась, что
таким образом удастся оттянуть переговоры о мире на полгода, за которые, кто
знает, наверняка произойдет мировая революция. Компромисс был найден в том,
что перемирие заключалось с 10 декабря 1917 г. до 7 января 1918 г. по н.
ст., а предупреждение о разрыве перемирия должно было последовать за семь
дней. Подписать договор предполагалось на следующем заседании утром 5
декабря. В течение ночи советская делегация вела оживленные переговоры с
Петроградом. Центр ответил, что уступать нельзя, и предложил "немедленно
после утренних переговоров выехать в Петроград, условившись о новой встрече
с противниками на русской территории через неделю".
На заседании 5 декабря советская делегация объявила, что "считает
необходимым прервать конференцию на одну неделю" с тем, чтобы возобновить
заседания 12 декабря (29 ноября) в Пскове, на советской территории.
Согласившись на перерыв, германская делегация отклонила требование о
переносе места заседаний, сославшись на то, что в Бресте созданы наилучшие
условия для переговоров. Иоффе не стал возражать. В неофициальном порядке
было договорено о том, что на Восточном и русско-турецком фронте с 24 ноября
(7 декабря) по 4 (17) декабря объявляется перемирие, продленное затем до 1
(14) января 1918 г. В первый день перемирия, 24 ноября (7 декабря),
советская делегация, уже вернувшаяся домой, доложила ВЦИКу о ходе мирных
переговоров.
12 (25) декабря, в день возобновления работы Брест-Литовской мирной
конференции, министр иностранных дел Австро-Венгрии граф Чернин объявил от
имени стран Четверного союза, что они согласны немедленно заключить общий
мир без аннексий и контрибуций и присоединяются к советской делегации,
осуждающей продолжение войны ради завоевательных целей. Аналогичное
заявление зачитал Кюльман. Правда, и Чернин, и Кюльман сделали одну
существенную оговорку: к предложению советской делегации присоединяются все
воюющие страны, причем в определенный, короткий, срок. Таким образом,
Антанта и Четверной союз должны были сесть за стол мирных переговоров и
заключить мир на условиях, выдвинутых советской делегацией. Было очевидно,
что такое предложение нереалистично, так как Антанта на это не пойдет.
Советско-германские переговоры зашли также в тупик
из-за вопроса об окраинных государствах. Немецкая сторона указала, что
даже в том случае, если сепаратный мир будет подписан, Германия не выведет
войска с занятых территорий, так как война на Западном фронте еще
продолжается. Немцы заявили также, что Польша, Литва, Курляндия, Лифляндия и
Эстляндия наверняка "выскажутся за политическую самостоятельность и
отделение" от России (и так дали понять, что вопрос об отделении и оккупации
германскими войсками этих территорий, собственно, уже предрешен).
По мнению германского верховного главнокомандования, присутствие войск
в оккупированных провинциях должно было продолжаться несколько лет. Это
категорически не устраивало Иоффе, и под конец вечернего заседания 26 (13)
декабря стало ясно, что стороны на грани разрыва. 28 (15) декабря советская
делегация заявила, что покидает Брест-Литовск, поскольку ранее предполагала,
что немцы откажутся от занятых территорий. Она вернулась в Брест только 9
января (27 декабря), теперь уже во главе с Троцким, в задачу которого
входила как и прежде оттяжка переговоров.
Однако в игре стран Четверного союза появилась крупная козырная карта:
выдвинув лозунг самоопределения народов, большевики создали препятствие, о
которое споткнулась столь блистательно начатая брестская политика. Этим
камнем преткновения стала независимая Украина, приславшая в Брест
собственную делегацию и начавшая самостоятельные сепаратные переговоры с
Германией и Австро-Венгрией.
Перед украинской делегацией стояли конкретные задачи. Она хотела
использовать признание самостоятельности Украины немцами и австрийцами,
заручиться согласием советской делегации на участие украинцев в переговорах
как представителей независимого государства и после этого начать предъявлять
к обеим сторонам территориальные претензии.
Германии и Австро-Венгрии важно было "вбить клин" между украинской и
советской делегацией и, используя противоречия двух сторон, подписать
сепаратный мир хотя бы с одной Украиной. 1 января по н. ст. Людендорф,
телеграфируя в Брест Гофману условия для переговоров с украинцами,
потребовал "идти ей навстречу по любому поводу".
6 января по н. ст. на формальном заседании представителей Украины и
Четверного союза украинцы объяви-
ли о провозглашении Радой независимой Украины. Украинская делегация
указала, что Украина признает лишь такой мир, под которым будет стоять
подпись ее полномочных представителей (а не членов советского
правительства), причем готова подписать с Четверным союзом сепаратный мир
даже в том случае, если от подписания мира откажется Россия.
9 января по н. ст. состоялось первое после перерыва пленарное
заседание. Констатировав, что установленный десятидневный срок для
присоединения держав Антанты к мирным переговорам давно прошел, Кюльман
предложил советской делегации подписать сепаратный мир, а Чернин от имени
Четверного союза согласился, в принципе, с тем, чтобы акт подписания
договора проходил не в Брест-Литовске, а в каком-то другом месте,
определенном позже.
На пленарном заседании 10 января (28 декабря) Германия и Австро-Венгрия
признали самостоятельность прибывшей в Брест украинской делегации и
поставили в повестку дня заседаний делегаций вопрос о независимости Украины.
Троцкий согласился с точкой зрения немцев, и на утреннем заседании 12 января
(30 декабря) советская сторона и страны Четверного союза официально
подтвердили признание полномочий украинской делегации вести переговоры и
заключать соглашения.
Представители Украины умело использовали, с одной стороны, противоречия
между советской и германо-австрийской делегациями, а с другой --
продовольственные затруднения в Германии и Австро-Венгрии. Именно в эти дни
был создан миф об украинском хлебе, который, дескать, мог спасти Германию и
Австро-Венгрию от наступающего голода и привести к победе в мировой войне.
За это украинская делегация, опираясь на лозунг самоопределения народов, так
опрометчиво поддержанный Германией, Австро-Венгрией как средство для
расчленения Российской империи, сначала потребовала передачи ей Восточной
Галиции (о чем Австро-Венгрия первоначально даже говорить отказалась), а
затем -- выделения Восточной Галиции в автономную область.
Но поскольку именно Австро-Венгрии важно было подписать мир как можно
скорее, Чернин пошел на уступки украинцам. 16 (3) января австрийцы и немцы
согласились с тем, что территории восточнее Буга и южнее линии Пинск --
Брест-Литовск отойдут, в случае подписания сепаратного мирного договора, к
Украине; в Холм-
ской губернии будет проведен референдум; а Восточная Галиция получит
некоторую автономию.
5 (18) января по инициативе Гофмана немцы попытались договориться с
Троцким о будущей границе новой России. От бывшей Российской империи, по
плану Гофмана, отторгались территории общей площадью в 150-- 160 тыс. кв.
км, в которые входили Польша, Литва, часть Латвии и острова Балтийского
моря, принадлежащие Эстонии. На отторгнутых территориях предусматривалось
оставление германских оккупационных войск. Троцкий увертывался от конкретных
ответов, пробовал даже оспорить права украинской делегации (при определении
новой украинской границы), и затем попросил прервать заседание. После
перерыва он выступал уже более резко и в длинной речи назвал германские
предложения скрытой формой аннексии. Германские предложения были переданы в
Петроград, и ЦК приказал Троцкому немедленно возвращаться, чтобы обсудить
создавшееся положение.
Разногласия между Троцким и делегациями Четверного союза возникли не
из-за того, что Гофман предложил отторгнуть вышеперечисленные территории от
Российского государства, а по совсем иной причине: большинство советского
правительства категорически выступало против самого факта подписания мира с
империалистической Германией, каким бы этот мир ни был.
На германские условия готов был согласиться Ленин -- вечный союзник
Германии в Брест-Литовске. Но здесь вопрос о ленинской власти вступал в
конфликт с проблемами мировой революции. И Ленин потерпел поражение там, где
мог ожидать его меньше всею -- внутри собственной партии, отказавшейся
считать, что интересы советской власти (во главе с Лениным) превыше
революционного принципа несоглашательства с капиталистическими странами.
В вопросе о переговорах с Германией большевистская партия не была едина
даже тогда, когда под переговорами подразумевались подписание мира без
аннексий и контрибуций, ведение революционной пропаганды или оттяжка времени
при одновременной подготовке к революционной войне. Сторонники немедленной
революционной войны (со временем их стали называть "левыми коммунистами")
первоначально доминировали в двух столичных партийных организациях. Левым
коммунистам принадлежало большинство на Втором московском областном съезде
Советов, проходившем с 10 по 16 декабря 1917 г. в Москве. Позже
из 400 человек, членов большевистской фракции Моссовета, только 13
депутатов поддержали предложение Ленина подписать сепаратный мир с
Германией. Остальные 387 голосовали за революционную войну.
28 декабря пленум Московского областного бюро принял резолюцию с
требованием прекратить мирные переговоры с Германией и разорвать
дипломатические отношения со всеми капиталистическими государствами. В тот
же день против германских условий высказалось большинство Петроградского
комитета РСДРП (б). Обе столичные организации потребовали созыва партийной
конференции для обсуждения линии ЦК в вопросе о мирных переговорах.
Поскольку делегации на такую конференцию формировали бы сами комитеты, а не
местные организации РСДРП (б), левым коммунистам на конференции было бы
обеспечено большинство. И Ленин, во избежание поражения, стал всячески
оттягивать созыв конференции.
Собравшийся в Петрограде 15 (28) декабря общеармейский съезд по
демобилизации армии, работавший до 3 (16) января 1918 г., также выступил
против ленинской политики. 17 (30) декабря Ленин составил для этого съезда
специальную анкету. Делегаты должны были ответить на 10 вопросов о состоянии
армии и ее способности вести революционную войну с Германией. Ленин
спрашивал, возможно ли наступление германской армии в зимних условиях,
способны ли немецкие войска занять Петроград, сможет ли русская армия
удержать фронт... Наконец, Ленин задавал вопрос, следует ли затягивать
мирные переговоры или же нужно обрывать их и начинать революционную войну.
Самым важным вопросом был последний:
"Если бы армия могла голосовать, высказалась ли бы она за немедленный
мир на аннексионических (потеря всех занятых/Германией/ областей) и
экономически крайне трудных для России условиях или за крайнее напряжение
сил для революционной войны, т. е. за отпор немцам?"
Ленин надеялся заручиться согласием съезда на ведение переговоров. Но
делегаты высказались за революционную войну. В течение двух дней -- 17 и 18
(30 и 31) декабря -- Совнарком обсуждал состояние армии и фронта. У
советской делегации в Бресте 17 (30) декабря был запрошен "в спешном
порядке" точный текст немецких условий, а на следующий день, после доклада
Н. В. Крыленко, основанного на собранных у делегатов съезда анкетах,
Совнарком постановил "результаты анкеты признать исчерпывающими" в вопросе о
состоянии армии и принять резолюцию, предложенную Лениным.
Совнарком действительно принял в тот день ленинскую резолюцию, только
Ленин, не желая проигрывать сражение, высказался за революционную войну
(правда -- лишь на уровне агитации), а не за разрыв переговоров: резолюция
СНК предлагала проводить усиленную агитацию против аннексионистского мира,
настаивать на перенесении переговоров в Стокгольм, "затягивать мирные
переговоры", проводить все необходимые мероприятия для реорганизации армии и
обороны Петрограда и вести пропаганду и агитацию за неизбежность
революционной войны. Резолюция не подлежала публикации. Ленин отступил на
словах, но отстоял ведение переговоров, которые не были прерваны.
Против Ленина тем временем выступили возглавляемые левыми коммунистами
Московский окружной и Московский городской комитеты партии, а также ряд
крупнейших партийных комитетов Урала, Украины и Сибири. По существу, Ленин
терял над партией контроль. Его авторитет стремительно падал. Вопрос о мире
постепенно перерастал в вопрос о власти Ленина в партии большевиков, о весе
его в правительстве советской России. И Ленин развернул отчаянную кампанию
против своих оппонентов за подписание мира, за руководство в партии, за
власть.
Не приходится удивляться, что при общем революционном подъеме Ленин
оказывался в меньшинстве. Большинство партийного актива выступило за
непринятие германских требований, разрыв переговоров и объявление
революционной войны германскому империализму с целью установления
коммунистического режима в Европе. К тому же докладывавший 7 (20) января в
Совнаркоме Троцкий не оставил сомнений в том, что на мир без аннексий
Германия не согласна. Но на аннексионистский мир, казалось, не должны были
согласиться лидеры русской революции. Однако неожиданно для всей партии
глава советского правительства Ленин снова выступил "за" -- теперь уже за
принятие германского ультиматума.
Свою точку зрения он изложил в написанных в тот же день "Тезисах по
вопросу о немедленном заключении сепаратного и аннексионистского мира",
которые обсуждались на специальном партийном совещании 8 (21) января 1918
г., где присутствовало 63 человека, в основном
делегаты Третьего съезда Советов, который должен был открыться через
два дня. Ленин прежде всего убеждал слушателей в том, что без заключения
немедленного мира большевистское правительство падет под нажимом
крестьянской армии:
"Крестьянская армия, невыносимо истомленная войной, после первых же
поражений -- вероятно, даже не через месяцы, а через недели -- свергнет
социалистическое рабочее правительство. Так рисковать мы не имеем права. Нет
сомнения, что наша армия в данный момент абсолютно не в состоянии успешно
отразить немецкое наступление... Сильнейшие поражения заставят Россию
заключить еще более невыгодный сепаратный мир, причем мир этот будет
заключен не социалистическим правительством, а каким-либо другим".
В первый период Брестских переговоров, как и в вопросах внутренней
политики, поддержку Ленину оказывал Троцкий. Людьми непосвященными позиция
Троцкого объяснялась слабостью русской армии. Британский дипломат Джордж
Бьюкенен в один из тех дней записал в своем дневнике: "Троцкий знает очень
хорошо, что русская армия воевать не в состоянии". Но день ото дня русская
армия становилась только слабее. Между тем позиция Троцкого стала иной.
Троцкий был за мир до тех пор, пока речь шла о мире "без аннексий и
контрибуций". И стал против него, когда выяснилось, что придется подписывать
аннексионистское соглашение. Троцкому всегда было очевидно, что советская
власть не в состоянии вести революционную войну. В этом у него с Лениным не
было разногласий. Он, однако, считал, что немцы не смогут наступать. В этом
он с Лениным расходился. Ленин делал ставку на соглашение с Германией.
Троцкий -- на революции в Германии и Австро-Венгрии.
В начале 1918 г. казалось, что расчеты Троцкого правильны. Под влиянием
затягивающихся переговоров о мире и ухудшения продовольственной ситуации в
Германии и Австро-Венгрии резко возросло забастовочное движение, переросшее
в Австро-Венгрии во всеобщую забастовку, по русской модели в ряде районов
были образованы Советы. 22 (9) января, после того как правительство дало
обещания подписать мир с Россией и улучшить продовольственную ситуацию,
стачечники возобновили работу. Через неделю, 28 (15) января, забастовки
парализовали берлинскую оборонную промышленность, быстро охватили другие
отрасли производства и распростра-
нились по всей стране. Центром был Берлин, где, согласно официальным
сообщениям, бастовало около полумиллиона рабочих. Как и в Австро-Венгрии, в
Германии были образованы Советы, требовавшие в первую очередь заключения
мира и установления республики.
2 февраля по н. ст. в Берлине было объявлено осадное положение и
учреждены военные суды. Правительство произвело массовые аресты.
Социал-демократическая газета "Форвертс" была временно запрещена. Берлинский
дом профсоюзов, один из центров организации забастовки, был закрыт по
приказанию военных властей. Примерно десятая часть бастующих, около 50 000
человек, была призвана в армию. К 10 февраля стачка была ликвидирована. В
контексте этих событий Троцкий и ставил вопрос о том, "не нужно ли
попытаться поставить немецкий рабочий класс и немецкую армию перед
испытанием: с одной стороны -- рабочая революция, объявляющая войну
прекращенной; с другой стороны -- гогенцоллернское правительство,
приказывающее на эту революцию наступать".
На партийном совещании 8 (21) января, посвященном проблеме мира с
Германией, Ленин вновь потерпел поражение. Тезисы его одобрены не были; их
даже запретили печатать; протокольная запись совещания оказалась "не
сохранившейся". При итоговом голосовании за предложение Ленина подписать
сепаратный мир голосовало только 15 человек, в то время как 32 поддержали
левых коммунистов, а 16 -- Троцкого, впервые предложившего в тот день не
подписывать формального мира и во всеуслышание заявить, что Россия не будет
вести войну и демобилизует армию.
Известная как формула "ни война, ни мир", установка Троцкого вызвала с
тех пор много споров и нареканий. Чаще всего она преподносится как что-то
несуразное или демагогическое. Между тем, формула Троцкого имела вполне
конкретный практический смысл. Она, с одной стороны, исходила из того, что
Германия не в состоянии вести крупные наступательные действия на русском
фронте (иначе бы немцы не сели за стол переговоров), а с другой -- имела то
преимущество, что большевики "в моральном смысле" оставались "чисты перед
рабочим классом всех стран". Кроме того, важно было опровергнуть всеобщее
убеждение, что большевики просто подкуплены немцами и все происходящее в
Брест-Литовске -- не более как хорошо разыгранная комедия, в которой уже
давно распределены роли.
Ленин упрямо настаивал на сепаратном соглашении на германских условиях,
но на заседании ЦК 11 (24) января, где он выступил с тезисами о заключении
мира, Ленин снова потерпел поражение. Формула Троцкого "войну прекращаем,
мира не заключаем, армию демобилизуем" была принята 9 голосами против 7.
Вместе с тем 12 голосами против одного было принято внесенное Лениным (для
спасения своего лица) предложение "всячески затягивать подписание мира":
Ленин предлагал проголосовать за очевидную для всех истину, чтобы формально
именно его, Ленина, резолюция получила большинство голосов. Вопрос о
подписании мира в тот день Ленин не осмелился поставить на голосование. С
другой стороны, 11 голосами против двух при одном воздержавшемся была
отклонена резолюция левых коммунистов, призывавшая к революционной войне.
Собравшееся на следующий день объединенное заседание центральных комитетов
РСДРП (б) и ПЛСР также высказалось в своем большинстве за формулу Троцкого.
Общепринято мнение, что, возвратившись в Брест для возобновления
переговоров в конце января по н. ст., Троцкий имел директиву советского
правительства подписать мир. Эта легенда основывается на заявлении Ленина,
сделанном на Седьмом съезде партии: "Было условлено, что мы держимся до
ультиматума немцев, после ультиматума мы сдаем". Поскольку никаких
официальных партийных документов о договоренности с Троцким не существовало,
оставалось предполагать, что Ленин и Троцкий сговорились о чем-то за спиною
ЦК в личном порядке, и Троцкий, не подписав германский ультиматум, нарушил
данное Ленину слово.
Есть, однако, основания полагать, что Ленин пытался свалить на Троцкого
вину за срыв мира и начало германского наступления. За это говорит и
отсутствие документов, подтверждающих слова Ленина, и наличие материалов, их
опровергающих. Так, в воспоминаниях Троцкого о Ленине, опубликованных в 1924
г. сначала в "Правде", а затем отдельной книгой, имеется отрывок, который
трудно трактовать иначе, как описание того самого разговора-сговора, на
который намекал Ленин с трибуны съезда. Вот как пересказывал состоявшийся
диалог Троцкий:
Ленин: -- Допустим, что принят ваш план. Мы отказались подписать мир, а
немцы после этого переходят в наступление. Что вы тогда делаете?
Троцкий: -- Подписываем мир под штыками. Тогда картина ясна рабочему
классу всего мира.
А вы не поддержите тогда лозунг революционной
войны?
Ни в коем случае.
При такой постановке опыт может оказаться не
столь уж опасным. Мы рискуем потерять Эстонию или
Латвию... Очень будет жаль пожертвовать социалистиче
ской Эстонией, -- шутил Ленин, -- но уж придется, пожа
луй, для доброго мира пойти на этот компромисс.
А в случае немедленного подписания мира разве
исключена возможность немецкой военной интервенции в
Эстонии или Латвии?
Положим, что так, но там только возможность,
а здесь почти наверняка".
Таким образом, Троцкий и Ленин действительно договорились о том, что
мир будет подписан, но не после предъявления ультиматума, а после начала
наступления германских войск.
Сам Троцкий лишь однажды коснулся этого вопроса, причем в статье,
оставшейся неопубликованной. В ноябре 1924 г. Троцкий написал статью "Наши
разногласия", где касательно брест-литовских переговоров указал:
"Не могу, однако, здесь не отметить совершенно безобразных извращений
брест-литовской истории, допущенных Куусиненом. У него выходит так: уехав в
Брест-Литовск с партийной инструкцией в случае ультиматума -- подписать
договор, я самовольно нарушил эту инструкцию и отказался дать свою подпись.
Эта ложь переходит уже всякие пределы. Я уехал в Брест-Литовск с
единственной инструкцией: затягивать переговоры как можно дольше, а в случае
ультиматума выторговать отсрочку и приехать в Москву для участия в решении
ЦК. Как я поступил в Брест-Литовске? Когда дело дошло до ультиматума, я
сторговался насчет перерыва, вернулся в Москву и вопрос решался в ЦК. Не я
самолично, а большинство ЦК по моему предложению решило мира не подписывать.
Таково же было решение большинства всероссийского партийного совещания. В
Брест-Литовск я уехал в последний раз с совершенно определенным решением
партии: договора не подписывать. Все это можно без труда проверить по
протоколам ЦК".
Это же следует и из текста директив, переданных и Брест Лениным (по
поручению ЦК) и предусматривающих разрыв переговоров в случае, если немцы к
уже
известным пунктам соглашения прибавят еще один -- признание
независимости Украины под управлением "буржуазной" Рады.
15 (28) января Чернин вернулся в Брест. Днем позже туда прибыл Троцкий.
19 января (1 февраля) Германия и Австро-Венгрия подтвердили Троцкому, что
считают Украину под управлением Украинской народной Рады независимым
государством и, практически во всем уступив украинцам, твердо решили
подписать с ними сепаратный мир. Советское правительство, со своей стороны,
намерено было не уступать и в случае отказа германской и австро-венгерской
делегации признать только что образованное большевиками советское
правительство в Харькове предполагало разорвать Брестские переговоры.
27 января (9 февраля), открывая утреннее заседание, Кюльман, а затем и
Чернин предложили советской делегации подписать мир. Тогда же на заседании
политической комиссии представители Четверного союза объявили о подписании
ими сепаратного договора с Украинской республикой. Согласно договору Рада
признавалась единственным законным правительством Украины, причем Германия
обещала оказать Украине военную и политическую помощь для стабилизации
режима страны. Правительство Рады, со своей стороны, обязалось продать
Германии и Австро-Венгрии до 31 июля 1918 г. 1 млн. тонн хлеба, до 500 тыс.
тонн мяса, 400 млн. штук яиц и другие виды продовольствия и сырья. Договор о
Определялась четкая демаркационная линия. После заключения всеобщего
перемирия все местные перемирия теряли силу. Гофман на это заметил, что о
всеобщем перемирии говорить бессмысленно, так как Антанта не побеждена, не
присоединилась к переговорам, не пойдет на перемирие и в одностороннем
порядке объявлять о прекращении огня на Западном фронте Германия не может.
Перемирие поэтому может быть заключено только на Восточном и русско-турецком
фронтах. На пункт о запрете перебросок войск Гофман, по существу, ответил
отказом. Немцев не устраивали сроки.
Они рассматривали перемирие как первую ступень к миру, и шестимесячный
срок казался поэтому слишком длинным. Советская делегация надеялась, что
таким образом удастся оттянуть переговоры о мире на полгода, за которые, кто
знает, наверняка произойдет мировая революция. Компромисс был найден в том,
что перемирие заключалось с 10 декабря 1917 г. до 7 января 1918 г. по н.
ст., а предупреждение о разрыве перемирия должно было последовать за семь
дней. Подписать договор предполагалось на следующем заседании утром 5
декабря. В течение ночи советская делегация вела оживленные переговоры с
Петроградом. Центр ответил, что уступать нельзя, и предложил "немедленно
после утренних переговоров выехать в Петроград, условившись о новой встрече
с противниками на русской территории через неделю".
На заседании 5 декабря советская делегация объявила, что "считает
необходимым прервать конференцию на одну неделю" с тем, чтобы возобновить
заседания 12 декабря (29 ноября) в Пскове, на советской территории.
Согласившись на перерыв, германская делегация отклонила требование о
переносе места заседаний, сославшись на то, что в Бресте созданы наилучшие
условия для переговоров. Иоффе не стал возражать. В неофициальном порядке
было договорено о том, что на Восточном и русско-турецком фронте с 24 ноября
(7 декабря) по 4 (17) декабря объявляется перемирие, продленное затем до 1
(14) января 1918 г. В первый день перемирия, 24 ноября (7 декабря),
советская делегация, уже вернувшаяся домой, доложила ВЦИКу о ходе мирных
переговоров.
12 (25) декабря, в день возобновления работы Брест-Литовской мирной
конференции, министр иностранных дел Австро-Венгрии граф Чернин объявил от
имени стран Четверного союза, что они согласны немедленно заключить общий
мир без аннексий и контрибуций и присоединяются к советской делегации,
осуждающей продолжение войны ради завоевательных целей. Аналогичное
заявление зачитал Кюльман. Правда, и Чернин, и Кюльман сделали одну
существенную оговорку: к предложению советской делегации присоединяются все
воюющие страны, причем в определенный, короткий, срок. Таким образом,
Антанта и Четверной союз должны были сесть за стол мирных переговоров и
заключить мир на условиях, выдвинутых советской делегацией. Было очевидно,
что такое предложение нереалистично, так как Антанта на это не пойдет.
Советско-германские переговоры зашли также в тупик
из-за вопроса об окраинных государствах. Немецкая сторона указала, что
даже в том случае, если сепаратный мир будет подписан, Германия не выведет
войска с занятых территорий, так как война на Западном фронте еще
продолжается. Немцы заявили также, что Польша, Литва, Курляндия, Лифляндия и
Эстляндия наверняка "выскажутся за политическую самостоятельность и
отделение" от России (и так дали понять, что вопрос об отделении и оккупации
германскими войсками этих территорий, собственно, уже предрешен).
По мнению германского верховного главнокомандования, присутствие войск
в оккупированных провинциях должно было продолжаться несколько лет. Это
категорически не устраивало Иоффе, и под конец вечернего заседания 26 (13)
декабря стало ясно, что стороны на грани разрыва. 28 (15) декабря советская
делегация заявила, что покидает Брест-Литовск, поскольку ранее предполагала,
что немцы откажутся от занятых территорий. Она вернулась в Брест только 9
января (27 декабря), теперь уже во главе с Троцким, в задачу которого
входила как и прежде оттяжка переговоров.
Однако в игре стран Четверного союза появилась крупная козырная карта:
выдвинув лозунг самоопределения народов, большевики создали препятствие, о
которое споткнулась столь блистательно начатая брестская политика. Этим
камнем преткновения стала независимая Украина, приславшая в Брест
собственную делегацию и начавшая самостоятельные сепаратные переговоры с
Германией и Австро-Венгрией.
Перед украинской делегацией стояли конкретные задачи. Она хотела
использовать признание самостоятельности Украины немцами и австрийцами,
заручиться согласием советской делегации на участие украинцев в переговорах
как представителей независимого государства и после этого начать предъявлять
к обеим сторонам территориальные претензии.
Германии и Австро-Венгрии важно было "вбить клин" между украинской и
советской делегацией и, используя противоречия двух сторон, подписать
сепаратный мир хотя бы с одной Украиной. 1 января по н. ст. Людендорф,
телеграфируя в Брест Гофману условия для переговоров с украинцами,
потребовал "идти ей навстречу по любому поводу".
6 января по н. ст. на формальном заседании представителей Украины и
Четверного союза украинцы объяви-
ли о провозглашении Радой независимой Украины. Украинская делегация
указала, что Украина признает лишь такой мир, под которым будет стоять
подпись ее полномочных представителей (а не членов советского
правительства), причем готова подписать с Четверным союзом сепаратный мир
даже в том случае, если от подписания мира откажется Россия.
9 января по н. ст. состоялось первое после перерыва пленарное
заседание. Констатировав, что установленный десятидневный срок для
присоединения держав Антанты к мирным переговорам давно прошел, Кюльман
предложил советской делегации подписать сепаратный мир, а Чернин от имени
Четверного союза согласился, в принципе, с тем, чтобы акт подписания
договора проходил не в Брест-Литовске, а в каком-то другом месте,
определенном позже.
На пленарном заседании 10 января (28 декабря) Германия и Австро-Венгрия
признали самостоятельность прибывшей в Брест украинской делегации и
поставили в повестку дня заседаний делегаций вопрос о независимости Украины.
Троцкий согласился с точкой зрения немцев, и на утреннем заседании 12 января
(30 декабря) советская сторона и страны Четверного союза официально
подтвердили признание полномочий украинской делегации вести переговоры и
заключать соглашения.
Представители Украины умело использовали, с одной стороны, противоречия
между советской и германо-австрийской делегациями, а с другой --
продовольственные затруднения в Германии и Австро-Венгрии. Именно в эти дни
был создан миф об украинском хлебе, который, дескать, мог спасти Германию и
Австро-Венгрию от наступающего голода и привести к победе в мировой войне.
За это украинская делегация, опираясь на лозунг самоопределения народов, так
опрометчиво поддержанный Германией, Австро-Венгрией как средство для
расчленения Российской империи, сначала потребовала передачи ей Восточной
Галиции (о чем Австро-Венгрия первоначально даже говорить отказалась), а
затем -- выделения Восточной Галиции в автономную область.
Но поскольку именно Австро-Венгрии важно было подписать мир как можно
скорее, Чернин пошел на уступки украинцам. 16 (3) января австрийцы и немцы
согласились с тем, что территории восточнее Буга и южнее линии Пинск --
Брест-Литовск отойдут, в случае подписания сепаратного мирного договора, к
Украине; в Холм-
ской губернии будет проведен референдум; а Восточная Галиция получит
некоторую автономию.
5 (18) января по инициативе Гофмана немцы попытались договориться с
Троцким о будущей границе новой России. От бывшей Российской империи, по
плану Гофмана, отторгались территории общей площадью в 150-- 160 тыс. кв.
км, в которые входили Польша, Литва, часть Латвии и острова Балтийского
моря, принадлежащие Эстонии. На отторгнутых территориях предусматривалось
оставление германских оккупационных войск. Троцкий увертывался от конкретных
ответов, пробовал даже оспорить права украинской делегации (при определении
новой украинской границы), и затем попросил прервать заседание. После
перерыва он выступал уже более резко и в длинной речи назвал германские
предложения скрытой формой аннексии. Германские предложения были переданы в
Петроград, и ЦК приказал Троцкому немедленно возвращаться, чтобы обсудить
создавшееся положение.
Разногласия между Троцким и делегациями Четверного союза возникли не
из-за того, что Гофман предложил отторгнуть вышеперечисленные территории от
Российского государства, а по совсем иной причине: большинство советского
правительства категорически выступало против самого факта подписания мира с
империалистической Германией, каким бы этот мир ни был.
На германские условия готов был согласиться Ленин -- вечный союзник
Германии в Брест-Литовске. Но здесь вопрос о ленинской власти вступал в
конфликт с проблемами мировой революции. И Ленин потерпел поражение там, где
мог ожидать его меньше всею -- внутри собственной партии, отказавшейся
считать, что интересы советской власти (во главе с Лениным) превыше
революционного принципа несоглашательства с капиталистическими странами.
В вопросе о переговорах с Германией большевистская партия не была едина
даже тогда, когда под переговорами подразумевались подписание мира без
аннексий и контрибуций, ведение революционной пропаганды или оттяжка времени
при одновременной подготовке к революционной войне. Сторонники немедленной
революционной войны (со временем их стали называть "левыми коммунистами")
первоначально доминировали в двух столичных партийных организациях. Левым
коммунистам принадлежало большинство на Втором московском областном съезде
Советов, проходившем с 10 по 16 декабря 1917 г. в Москве. Позже
из 400 человек, членов большевистской фракции Моссовета, только 13
депутатов поддержали предложение Ленина подписать сепаратный мир с
Германией. Остальные 387 голосовали за революционную войну.
28 декабря пленум Московского областного бюро принял резолюцию с
требованием прекратить мирные переговоры с Германией и разорвать
дипломатические отношения со всеми капиталистическими государствами. В тот
же день против германских условий высказалось большинство Петроградского
комитета РСДРП (б). Обе столичные организации потребовали созыва партийной
конференции для обсуждения линии ЦК в вопросе о мирных переговорах.
Поскольку делегации на такую конференцию формировали бы сами комитеты, а не
местные организации РСДРП (б), левым коммунистам на конференции было бы
обеспечено большинство. И Ленин, во избежание поражения, стал всячески
оттягивать созыв конференции.
Собравшийся в Петрограде 15 (28) декабря общеармейский съезд по
демобилизации армии, работавший до 3 (16) января 1918 г., также выступил
против ленинской политики. 17 (30) декабря Ленин составил для этого съезда
специальную анкету. Делегаты должны были ответить на 10 вопросов о состоянии
армии и ее способности вести революционную войну с Германией. Ленин
спрашивал, возможно ли наступление германской армии в зимних условиях,
способны ли немецкие войска занять Петроград, сможет ли русская армия
удержать фронт... Наконец, Ленин задавал вопрос, следует ли затягивать
мирные переговоры или же нужно обрывать их и начинать революционную войну.
Самым важным вопросом был последний:
"Если бы армия могла голосовать, высказалась ли бы она за немедленный
мир на аннексионических (потеря всех занятых/Германией/ областей) и
экономически крайне трудных для России условиях или за крайнее напряжение
сил для революционной войны, т. е. за отпор немцам?"
Ленин надеялся заручиться согласием съезда на ведение переговоров. Но
делегаты высказались за революционную войну. В течение двух дней -- 17 и 18
(30 и 31) декабря -- Совнарком обсуждал состояние армии и фронта. У
советской делегации в Бресте 17 (30) декабря был запрошен "в спешном
порядке" точный текст немецких условий, а на следующий день, после доклада
Н. В. Крыленко, основанного на собранных у делегатов съезда анкетах,
Совнарком постановил "результаты анкеты признать исчерпывающими" в вопросе о
состоянии армии и принять резолюцию, предложенную Лениным.
Совнарком действительно принял в тот день ленинскую резолюцию, только
Ленин, не желая проигрывать сражение, высказался за революционную войну
(правда -- лишь на уровне агитации), а не за разрыв переговоров: резолюция
СНК предлагала проводить усиленную агитацию против аннексионистского мира,
настаивать на перенесении переговоров в Стокгольм, "затягивать мирные
переговоры", проводить все необходимые мероприятия для реорганизации армии и
обороны Петрограда и вести пропаганду и агитацию за неизбежность
революционной войны. Резолюция не подлежала публикации. Ленин отступил на
словах, но отстоял ведение переговоров, которые не были прерваны.
Против Ленина тем временем выступили возглавляемые левыми коммунистами
Московский окружной и Московский городской комитеты партии, а также ряд
крупнейших партийных комитетов Урала, Украины и Сибири. По существу, Ленин
терял над партией контроль. Его авторитет стремительно падал. Вопрос о мире
постепенно перерастал в вопрос о власти Ленина в партии большевиков, о весе
его в правительстве советской России. И Ленин развернул отчаянную кампанию
против своих оппонентов за подписание мира, за руководство в партии, за
власть.
Не приходится удивляться, что при общем революционном подъеме Ленин
оказывался в меньшинстве. Большинство партийного актива выступило за
непринятие германских требований, разрыв переговоров и объявление
революционной войны германскому империализму с целью установления
коммунистического режима в Европе. К тому же докладывавший 7 (20) января в
Совнаркоме Троцкий не оставил сомнений в том, что на мир без аннексий
Германия не согласна. Но на аннексионистский мир, казалось, не должны были
согласиться лидеры русской революции. Однако неожиданно для всей партии
глава советского правительства Ленин снова выступил "за" -- теперь уже за
принятие германского ультиматума.
Свою точку зрения он изложил в написанных в тот же день "Тезисах по
вопросу о немедленном заключении сепаратного и аннексионистского мира",
которые обсуждались на специальном партийном совещании 8 (21) января 1918
г., где присутствовало 63 человека, в основном
делегаты Третьего съезда Советов, который должен был открыться через
два дня. Ленин прежде всего убеждал слушателей в том, что без заключения
немедленного мира большевистское правительство падет под нажимом
крестьянской армии:
"Крестьянская армия, невыносимо истомленная войной, после первых же
поражений -- вероятно, даже не через месяцы, а через недели -- свергнет
социалистическое рабочее правительство. Так рисковать мы не имеем права. Нет
сомнения, что наша армия в данный момент абсолютно не в состоянии успешно
отразить немецкое наступление... Сильнейшие поражения заставят Россию
заключить еще более невыгодный сепаратный мир, причем мир этот будет
заключен не социалистическим правительством, а каким-либо другим".
В первый период Брестских переговоров, как и в вопросах внутренней
политики, поддержку Ленину оказывал Троцкий. Людьми непосвященными позиция
Троцкого объяснялась слабостью русской армии. Британский дипломат Джордж
Бьюкенен в один из тех дней записал в своем дневнике: "Троцкий знает очень
хорошо, что русская армия воевать не в состоянии". Но день ото дня русская
армия становилась только слабее. Между тем позиция Троцкого стала иной.
Троцкий был за мир до тех пор, пока речь шла о мире "без аннексий и
контрибуций". И стал против него, когда выяснилось, что придется подписывать
аннексионистское соглашение. Троцкому всегда было очевидно, что советская
власть не в состоянии вести революционную войну. В этом у него с Лениным не
было разногласий. Он, однако, считал, что немцы не смогут наступать. В этом
он с Лениным расходился. Ленин делал ставку на соглашение с Германией.
Троцкий -- на революции в Германии и Австро-Венгрии.
В начале 1918 г. казалось, что расчеты Троцкого правильны. Под влиянием
затягивающихся переговоров о мире и ухудшения продовольственной ситуации в
Германии и Австро-Венгрии резко возросло забастовочное движение, переросшее
в Австро-Венгрии во всеобщую забастовку, по русской модели в ряде районов
были образованы Советы. 22 (9) января, после того как правительство дало
обещания подписать мир с Россией и улучшить продовольственную ситуацию,
стачечники возобновили работу. Через неделю, 28 (15) января, забастовки
парализовали берлинскую оборонную промышленность, быстро охватили другие
отрасли производства и распростра-
нились по всей стране. Центром был Берлин, где, согласно официальным
сообщениям, бастовало около полумиллиона рабочих. Как и в Австро-Венгрии, в
Германии были образованы Советы, требовавшие в первую очередь заключения
мира и установления республики.
2 февраля по н. ст. в Берлине было объявлено осадное положение и
учреждены военные суды. Правительство произвело массовые аресты.
Социал-демократическая газета "Форвертс" была временно запрещена. Берлинский
дом профсоюзов, один из центров организации забастовки, был закрыт по
приказанию военных властей. Примерно десятая часть бастующих, около 50 000
человек, была призвана в армию. К 10 февраля стачка была ликвидирована. В
контексте этих событий Троцкий и ставил вопрос о том, "не нужно ли
попытаться поставить немецкий рабочий класс и немецкую армию перед
испытанием: с одной стороны -- рабочая революция, объявляющая войну
прекращенной; с другой стороны -- гогенцоллернское правительство,
приказывающее на эту революцию наступать".
На партийном совещании 8 (21) января, посвященном проблеме мира с
Германией, Ленин вновь потерпел поражение. Тезисы его одобрены не были; их
даже запретили печатать; протокольная запись совещания оказалась "не
сохранившейся". При итоговом голосовании за предложение Ленина подписать
сепаратный мир голосовало только 15 человек, в то время как 32 поддержали
левых коммунистов, а 16 -- Троцкого, впервые предложившего в тот день не
подписывать формального мира и во всеуслышание заявить, что Россия не будет
вести войну и демобилизует армию.
Известная как формула "ни война, ни мир", установка Троцкого вызвала с
тех пор много споров и нареканий. Чаще всего она преподносится как что-то
несуразное или демагогическое. Между тем, формула Троцкого имела вполне
конкретный практический смысл. Она, с одной стороны, исходила из того, что
Германия не в состоянии вести крупные наступательные действия на русском
фронте (иначе бы немцы не сели за стол переговоров), а с другой -- имела то
преимущество, что большевики "в моральном смысле" оставались "чисты перед
рабочим классом всех стран". Кроме того, важно было опровергнуть всеобщее
убеждение, что большевики просто подкуплены немцами и все происходящее в
Брест-Литовске -- не более как хорошо разыгранная комедия, в которой уже
давно распределены роли.
Ленин упрямо настаивал на сепаратном соглашении на германских условиях,
но на заседании ЦК 11 (24) января, где он выступил с тезисами о заключении
мира, Ленин снова потерпел поражение. Формула Троцкого "войну прекращаем,
мира не заключаем, армию демобилизуем" была принята 9 голосами против 7.
Вместе с тем 12 голосами против одного было принято внесенное Лениным (для
спасения своего лица) предложение "всячески затягивать подписание мира":
Ленин предлагал проголосовать за очевидную для всех истину, чтобы формально
именно его, Ленина, резолюция получила большинство голосов. Вопрос о
подписании мира в тот день Ленин не осмелился поставить на голосование. С
другой стороны, 11 голосами против двух при одном воздержавшемся была
отклонена резолюция левых коммунистов, призывавшая к революционной войне.
Собравшееся на следующий день объединенное заседание центральных комитетов
РСДРП (б) и ПЛСР также высказалось в своем большинстве за формулу Троцкого.
Общепринято мнение, что, возвратившись в Брест для возобновления
переговоров в конце января по н. ст., Троцкий имел директиву советского
правительства подписать мир. Эта легенда основывается на заявлении Ленина,
сделанном на Седьмом съезде партии: "Было условлено, что мы держимся до
ультиматума немцев, после ультиматума мы сдаем". Поскольку никаких
официальных партийных документов о договоренности с Троцким не существовало,
оставалось предполагать, что Ленин и Троцкий сговорились о чем-то за спиною
ЦК в личном порядке, и Троцкий, не подписав германский ультиматум, нарушил
данное Ленину слово.
Есть, однако, основания полагать, что Ленин пытался свалить на Троцкого
вину за срыв мира и начало германского наступления. За это говорит и
отсутствие документов, подтверждающих слова Ленина, и наличие материалов, их
опровергающих. Так, в воспоминаниях Троцкого о Ленине, опубликованных в 1924
г. сначала в "Правде", а затем отдельной книгой, имеется отрывок, который
трудно трактовать иначе, как описание того самого разговора-сговора, на
который намекал Ленин с трибуны съезда. Вот как пересказывал состоявшийся
диалог Троцкий:
Ленин: -- Допустим, что принят ваш план. Мы отказались подписать мир, а
немцы после этого переходят в наступление. Что вы тогда делаете?
Троцкий: -- Подписываем мир под штыками. Тогда картина ясна рабочему
классу всего мира.
А вы не поддержите тогда лозунг революционной
войны?
Ни в коем случае.
При такой постановке опыт может оказаться не
столь уж опасным. Мы рискуем потерять Эстонию или
Латвию... Очень будет жаль пожертвовать социалистиче
ской Эстонией, -- шутил Ленин, -- но уж придется, пожа
луй, для доброго мира пойти на этот компромисс.
А в случае немедленного подписания мира разве
исключена возможность немецкой военной интервенции в
Эстонии или Латвии?
Положим, что так, но там только возможность,
а здесь почти наверняка".
Таким образом, Троцкий и Ленин действительно договорились о том, что
мир будет подписан, но не после предъявления ультиматума, а после начала
наступления германских войск.
Сам Троцкий лишь однажды коснулся этого вопроса, причем в статье,
оставшейся неопубликованной. В ноябре 1924 г. Троцкий написал статью "Наши
разногласия", где касательно брест-литовских переговоров указал:
"Не могу, однако, здесь не отметить совершенно безобразных извращений
брест-литовской истории, допущенных Куусиненом. У него выходит так: уехав в
Брест-Литовск с партийной инструкцией в случае ультиматума -- подписать
договор, я самовольно нарушил эту инструкцию и отказался дать свою подпись.
Эта ложь переходит уже всякие пределы. Я уехал в Брест-Литовск с
единственной инструкцией: затягивать переговоры как можно дольше, а в случае
ультиматума выторговать отсрочку и приехать в Москву для участия в решении
ЦК. Как я поступил в Брест-Литовске? Когда дело дошло до ультиматума, я
сторговался насчет перерыва, вернулся в Москву и вопрос решался в ЦК. Не я
самолично, а большинство ЦК по моему предложению решило мира не подписывать.
Таково же было решение большинства всероссийского партийного совещания. В
Брест-Литовск я уехал в последний раз с совершенно определенным решением
партии: договора не подписывать. Все это можно без труда проверить по
протоколам ЦК".
Это же следует и из текста директив, переданных и Брест Лениным (по
поручению ЦК) и предусматривающих разрыв переговоров в случае, если немцы к
уже
известным пунктам соглашения прибавят еще один -- признание
независимости Украины под управлением "буржуазной" Рады.
15 (28) января Чернин вернулся в Брест. Днем позже туда прибыл Троцкий.
19 января (1 февраля) Германия и Австро-Венгрия подтвердили Троцкому, что
считают Украину под управлением Украинской народной Рады независимым
государством и, практически во всем уступив украинцам, твердо решили
подписать с ними сепаратный мир. Советское правительство, со своей стороны,
намерено было не уступать и в случае отказа германской и австро-венгерской
делегации признать только что образованное большевиками советское
правительство в Харькове предполагало разорвать Брестские переговоры.
27 января (9 февраля), открывая утреннее заседание, Кюльман, а затем и
Чернин предложили советской делегации подписать мир. Тогда же на заседании
политической комиссии представители Четверного союза объявили о подписании
ими сепаратного договора с Украинской республикой. Согласно договору Рада
признавалась единственным законным правительством Украины, причем Германия
обещала оказать Украине военную и политическую помощь для стабилизации
режима страны. Правительство Рады, со своей стороны, обязалось продать
Германии и Австро-Венгрии до 31 июля 1918 г. 1 млн. тонн хлеба, до 500 тыс.
тонн мяса, 400 млн. штук яиц и другие виды продовольствия и сырья. Договор о