Страница:
распоряжения ими. Центральная власть была вынуждена вводить дополнительные
хозяйственно-управленческие подуровни, выступавшие от ее имени (в 1939 г.
было немногим более 20 центральных хозяйственных ведомств, в 1965 г. --
менее 30, в начале 80-х гг. -- около 40).
Это умножало и консервировало межведомственные барьеры, подрывало
реальный централизм. Распространение подобных явлений пытались блокировать
средствами партийно-политического воздействия, а это вело, в свою очередь, к
росту числа структурных подразделений пар-
тайного аппарата (в ЦК КПСС, например, до реорганизации его аппарата в
1988 г. действовало 20 отделов, многие из которых практически дублировали
органы хозяйственного управления), подменявших ведомства, и сама
ведомственность в силу этого все активнее вторгалась в партаппарат. Многие
звенья партийного аппарата играли роль лобби ряда министерств или
производственных объединений.
К этому времени полностью сложился слой хозяйственной бюрократии,
паразитировавшей на деформациях отношений собственности. Именно этот слой
был наиболее заинтересован в сохранении затратно-экстенсивной системы
хозяйствования. Его "неустанной заботой о благе народа" была создана масса
"критических узлов" -- от экологических катастроф до энергетического кризиса
в Сибири.
Несмотря на то, что 70-е гг. были благоприятными с точки зрения
естественных приростов трудоспособного населения, именно в этот период
обострился дефицит рабочей силы, поскольку огромные капиталовложения как
нарочно бросались не на замещение устаревшей техники и оборудования, а на
возведение стен для давно устаревших технологических установок и машин. С
упорством, достойным лучшего применения, создавались в крупнейших городах
рабочие места под работников с низкой квалификацией. По стране пошло гулять
расхожее московское слово -- "лимитчик". Дефицитность трудовых ресурсов в
условиях административно-командной системы заставляла предприятия
накапливать этот "ресурс" впрок. В 1971 -- 1978 гг. в промышленности было
создано более 3 млн. новых рабочих мест, которые оставались вакантными. Зато
значительная часть рабочих обслуживала физически и морально устаревшую
технику. Поэтому хотя и происходило некоторое сокращение удельного веса
работников, занятых ручным трудом, их абсолютная численность продолжала
расти.
Десятая пятилетка, скорее для самоуспокоения, была провозглашена
"пятилеткой эффективности и качества". Однако все шло наоборот. Вместо
всемерной экономии изо всех сил поддерживались пропорции 30--50-х гг. Ставка
делалась на закупки по импорту промышленного оборудования и товаров
ширпотреба в обмен на экспорт энергоносителей из невозобновляемых
источников. При этом недальновидно рассчитывали на благоприятную
внешнеэкономическую конъюнктуру.
Безоглядно форсировалась нефтегазодобыча в Западной Сибири. Для надзора
за выполнением плановых заданий была создана специальная правительственная
комиссия, Западно-Сибирским нефтегазовым комплексом постоянно занимался ЦК
КПСС. На сооружение объектов комплекса бросались силы строителей буквально
из всех регионов страны. С затратами считаться было не принято, с нуждами
нефтяников и газовиков -- тоже. Нефть любой ценой -- таков был девиз
"экономной экономики". Западная Сибирь в 1980 г. дала более 10 % мировой
добычи нефти и газа.
После восьмикратного (а в торговле с развитыми капиталистическими
странами пятнадцатикратного) повышения цен на нефть в 70-х гг. в нашу страну
буквально хлынул поток нефтедолларов. Доходы от реализации нефти и
нефтепродуктов за период с 1974 по 1984 гг. по самым скромным подсчетам
составили 176 млрд. инвалютных рублей. Но эти сказочные деньги оказали
невероятно скромное влияние на удовлетворение нужд и запросов людей и
экономические структуры. Затратный механизм перемалывал получаемые средства
с неукротимой силой, канализируя их в осуществлении очередных
бесперспективных и экологически гибельных долгостроев.
В произносимых речах руководство проявляло "неустанную заботу" о
развитии прогрессивных направлений техники и технологии. Так, после затяжных
споров и сомнений по поводу ядерной энергетики, возобладало мнение о
необходимости ее форсированного развития. Высокотитулованные ученые обрушили
весь свой авторитет на головы общественности, убеждая ее в совершенной
стерильности и абсолютной безопасности "мирного атома". В соответствии с
логикой административно-командной системы руководство и проектирование
объектов ядерной энергетики попадало в руки малокомпетентных, но зато
угодливо-послушных людей.
В Гидропроекте (подразделение печально знаменитого Минводхоза) --
генпроектанте Чернобыльской АЭС -- за безопасность работы будущих атомных
станций отвечал В. С. Конвиз. Это был опытный проектировщик гидротехнических
сооружений, кандидат технических наук. Долгие годы (с 1972 по 1982 гг.) он
руководил сектором проектирования АЭС, а с 1983 г. ему было поручено
наблюдать за безопасностью АЭС. Взявшись в 70-е гг. за проектирование
атомных станций Конвиз, не обладал сколько-нибудь глубокими знаниями
атомного реактора, привлекал
к работе в основном специалистов по проектированию гидросооружений.
Такой "специалист", конечно, не мог предвидеть возможности катастрофы,
заложенной в программе, да и непосредственно в самом реакторе.
В "Союзатомэнерго" -- объединении Министерства энергетики и
электрификации СССР, эксплуатирующем АЭС, и в ведении которого находился
весь их эксплуатационный персонал, руководителем являлся Г. А. Веретенников,
человек, никогда не имевший дело с работой АЭС. С 1970 по 1982 гг. он
трудился в Госплане СССР, занимался поставками оборудования для атомных
станций. Один из старых работников "Союзатомэнерго" Ю. А. Измайлов так
высказывался на этот счет: "При Веретенникове отыскать атомщика в главке,
знающего толк в реакторах и ядерной физике, стало почти невозможно. Зато
раздулись бухгалтерия, отдел снабжения и плановый отдел..." И это в стране,
где, пожалуй, больше всего в мире специалистов самых различных отраслей
ядерной физики!?
Производство оборудования для АЭС было поставлено на поток. На
изготовление мощных энергоблоков был перенацелен Ижорский машиностроительный
завод Ленинграда. На зыбучих грунтах сооружался гигантский Атоммаш в
Волгодонске. К производству оборудования для АЭС были подключены многие
предприятия неспециализированных отраслей с весьма скромным технологическим
и квалификационным потенциалом. Сооружение и эксплуатация АЭС были поручены
Министерству энергетики СССР, для которого атомные электростанции вскоре
стали заурядными объектами. Все недостатки в оснащении и работе АЭС
тщательно укрывались за завесой секретности. Нарастала эйфория относительно
надежности и безопасности этих станций. Именно тогда закладывались
предпосылки к чернобыльской трагедии. Робкие предостережения специалистов и
ученых отметались с порога.
Декларировалась необходимость опережающего роста отраслей
промышленности, определяющих научно-технический прогресс в народном
хозяйстве. Действительно, удельный вес машиностроения, металлообработки,
химии и нефтехимии, электроэнергетики в валовой продукции промышленности
вырос с 25 % в 1970 г. до 38 % в 1985 г. Но страна по этому показателю была
по-прежнему далека от индустриально развитых держав, где такая доля достигла
55--65%. Тем не менее из пятилетки в пятилетку сокращались инвестиции в
машиностроении. Поэтому его
ключевые отрасли -- станкостроение, приборостроение, производство
вычислительной техники, электроника, не получали должного развития.
От требований времени все больше отставал научно-технический потенциал,
который был запрограммирован па эволюционное развитие и не соответствовал
требованиям современного этапа технологического переворота. Качественный
уровень отечественного научно-технического задела неуклонно снижался.
Среднегодовое число созданных образцов новой техники сократилось с 4,6 тыс.
в 1961 -- 1965 гг. до 3,5 тыс. в 1981 -- 1985 гг. Причем только 10 %
образцов этой техники превышало уровень лучших мировых, затормозилось
освоение и принципиально новых технологий. Но самым плохим было то, что
определялось серьезное отставание в развитии фундаментальных научных
исследований, где еще совсем недавно наша страна имела хорошие позиции.
Робкой попыткой улучшить дела в экономике была реформа 1979 г.
Декларировалось стремление покончить с "валом" введением такого показателя,
как нормативно-чистая продукция. Этот показатель не учитывал бы якобы
стоимость сырья, материалов, комплектующих изделий, а лишь фиксировал вновь
созданную стоимость. По идее это могло бы стимулировать рост технического
уровня продукции, ее качества, ликвидировало бы ее деление на выгодную и
невыгодную. Предусматривалось усиление хозрасчетных отношений и одновременно
-- их антипода -- адресного директивного планирования. Все это шло в русле
модернизации административно-командной системы и как от всякого паллиатива
здесь нельзя было ожидать серьезных позитивных результатов.
К концу 70-х годов команде Л. И. Брежнева удалось взять под контроль
все ключевые позиции в партийно-государственной машине. Теперь уже в кругу
людей, близких к нему, Леонид Ильич открыто третировал и реформы, и лично их
инициатора А. Н. Косыгина. Руководитель правительства к тому времени потерял
влияние и шаг за шагом уступал напору брежневских "бойцов". Косыгин теперь
сразу снимал с обсуждения в правительстве совершенно ясные вопросы, если по
ним возникала хотя бы тень сомнения в отношении позиции "лично Леонида
Ильича".
Хозяйственно-политические решения конца 70-х гг. как никогда страдали
внутренней несогласованностью: мероприятия по активизации экономических
стимулов со-
четались с ограничением прав предприятий, возрастало число директивных
показателей, а дезорганизация в народном хозяйстве все нарастала. Возникла
целая система блокирования экономических инструментов власти, окончательно
оформился механизм социально-экономического торможения.
Механизм этот был настолько мощным, что в 1979-- 1982 гг. по сравнению
с показателями 1978 г. объем произведенной продукции в стране оказался уже
абсолютно ниже примерно по 40 % всех ее видов {по данным о выпуске продукции
в натуральном выражении). Становилось очевидным: экономика пришла к
критическому положению, нарастала разбалансированность, а возникавшие
повсеместно "черные дыры", куда бесследно проваливались ресурсы, не
удавалось уже "затыкать" дополнительными поставками на экспорт
энергоносителей и ценного сырья.
Удручающее положение, в котором оказалась страна, вполне
ассоциировалось с обликом дряхлевшего руководителя Коммунистической партии и
Советского государства. Л. И. Брежнев был утомлен, раздражен болезнями и
напуган неожиданно надвинувшейся старостью и немощью. Все это находилось в
кричащем противоречии с неимоверным славословием в адрес генсека. Вышло
шесть томов сборников его выступлений и статей, ему присудили Ленинскую
премию за укрепление мира, издали пластинки с его речами, напечатали марки,
запечатлевшие его визит на Кубу, тысячи его фотографий заполнили кабинеты,
улицы и прилавки книжных магазинов. Вновь было введено в оборот
дискредитированное Сталиным определение -- вождь. "Ты наш вождь" --
оттарабанил А. П. Кириленко при вручении ему Леонидом Ильичом звезды Героя.
Затем "вождь" прозвучало в устах Д. А. Кунаева, Г. А. Алиева, Э. А.
Шеварднадзе, В. В. Щербицкого. Началось стремительное возвышение К. У.
Черненко. В марте 1976 г. вне всякой связи с юбилеем ему, заведующему общим
отделом ЦК, с помпой вручили звезду Героя Соц-труда. Изумленные обыватели на
лекциях спрашивали: "За какие заслуги наградили товарища Черненко?" Свыше
рекомендовалось отвечать: "За организацию XXV съезда КПСС". Через несколько
дней после награждения К. У. Черненко стал, наконец, секретарем ЦК КПСС.
К тому времени позиции соперников Л. И. Брежнева в высшем эшелоне
значительно ослабли. В ходе подготовки к принятию Конституции в мае 1977 г.
из состава
Политбюро был устранен Н. В. Подгорный, и Брежнев заимел новый пышный
титул -- Председатель Президиума Верховного Совета СССР. Он перестал
нуждаться в поддержке Суслова, ибо стал хозяином положения настолько, что
мог без особого труда, опираясь на свою команду, устранить любого
конкурента. В декабре 1978 г. из Политбюро был выставлен К. Т. Мазуров (о
нем заблаговременно была пущена молва: болен смертельной болезнью, но он
продюжил еще дюжину лет) -- последний союзник А. Н. Косыгина. Черненко из
кандидатов был переведен в члены Политбюро, а кандидатом стал Н. А. Тихонов.
В Секретариате ЦК вместо Ф. Д. Кулакова (в 1960-- 1964 гг. был первым
секретарем на Ставрополье) обосновался совершенно неизвестный в столице
ставрополец М. С. Горбачев. Весьма символично то, что в эти годы наступил не
только пик власти немощного Брежнева, но и пик эволюции системы.
В это же время в высшем эшелоне советского руководства начинает
складываться новое соотношение сил. Поскольку лидер часто бывал болен, то
реальная власть в центральном партийном аппарате все больше переходила к К.
У. Черненко, хотя Суслов и продолжал здесь с ним конкурировать. Резко
выросло влияние члена Политбюро, руководителя КГБ Ю. В. Андропова. К этой
тройке примыкали Д. Ф. Устинов -- министр обороны и А. А. Громыко -- министр
иностранных дел. Именно в их руках сосредоточилась вся полнота власти.
Страна тем временем вплотную подходила к кризису всей
социально-экономической системы. Нищенский уровень жизни десятков миллионов
людей, невозможность удовлетворения первоочередных потребностей и отсутствие
стимулов к труду вызывали процессы физической и социальной деградации.
Развернулась широчайшая пропаганда милитаризма, страна подталкивалась к
военным авантюрам, и Афганистан был лишь логическим завершением этого. В
воздухе витала идея политического реформирования. Начался новый этап
диссидентского и правозащитного движения, который можно назвать
"хельсинкским", ибо его участники своей задачей ставили следить за
соблюдением гуманитарных статей договора, подписанного СССР на
общеевропейском совещании по безопасности и сотрудничеству летом 1975 г.
Исходным рубежом была пресс-конференция профессора Ю. Орлова для зарубежных
корреспондентов в мае 1976 г., где было заявлено о создании группы
содействия выполнению
Хельсинкских соглашений в СССР. В Московскую группу вошли Л. Алексеева,
Е. Боннэр, П. Григоренко, А. Марченко. Вскоре образовались Украинская,
Литовская, Грузинская, Армянская группы. В движение пошла политизированная,
радикально настроенная молодежь из самых разных социально-профессиональных
групп населения. Становление структур правозащитного движения сопровождалось
нарастанием в его деятельности политических приоритетов. Власти ответили
усилением репрессий. Для борьбы с инакомыслием в составе КГБ было
заблаговременно сформировано пятое Главное управление. К 1984 г. усилиями
"компетентных органов" движение диссидентов было практически сведено на нет.
Около тысячи человек (до 90 % активистов) оказалось в тюрьмах, лагерях,
спецпсихбольницах. Наиболее авторитетного "оппонента" системы -- А. Д.
Сахарова без суда и следствия лишили всех трех звезд Героя Соцтруда, других
государственных наград и выслали в закрытый город Горький, где он пробыл
семь лет. Последней каплей, переполнившей номенклатурное терпение, стал
протест академика Сахарова против ввода советских войск в Афганистан.
Но доставалось не только диссидентам. Все попытки глубинного анализа
негативных явлений, социальных противоречий и их воспроизводства в советском
обществе, даже если они проводились вполне лояльными режиму людьми,
пресекались как враждебные социалистическому строю инсинуации. За такие
исследования можно было вполне угодить в антисоветчики, диссиденты, в число
тех, кто отрицает "исторические преимущества социализма".
Ноты беспокойства складывавшейся ситуацией прозвучали, правда, в
Отчетном докладе ЦК XXVI съезду КПСС в феврале 1981 г., который, непрерывно
запинаясь, с частыми перерывами, зачитал перед делегатами Л. И. Брежнев
(открытой трансляции доклада с этого съезда уже не было). Он все больше
упирал на объективные причины экономических трудностей, которые будут иметь
место в 80-е годы. Лидер сетовал на сокращение прироста трудовых ресурсов,
увеличение затрат на освоение природных богатств восточных и северных
районов, рост расходов на защиту окружающей среды, увеличение числа
устаревших предприятий, требующих реконструкции, отставание транспорта и
связи.
Тем не менее с казенным оптимизмом главной задачей одиннадцатой
пятилетки провозглашались устойчивое, поступательное развитие народного
хозяйства на базе
ускорения научно-технического прогресса и перевода экономики на
интенсивный путь, рациональное использование производственного потенциала
страны, всемерная экономия всех видов ресурсов и улучшения качества работы.
В ход пошли неопределенные обещания реформ. "Нельзя, -- поучал Л. И.
Брежнев, -- приспосабливать живой, развивающийся организм управления
хозяйством к устоявшимся привычным формам. Наоборот, формы должны
приводиться в соответствие с изменяющимися хозяйственными задачами".
Универсальным "лекарством" для всех проблем провозглашалось повышение уровня
партийного руководства.
Провалы в экономике и социальной сфере, низкое качество продукции,
штурмовщина, инфляция и многое другое упорно замалчивалось. Статистика изо
всех сил "работала" на успехи "развитого социализма", зачастую в полном
отрыве от реальной действительности. На всех уровнях
хозяйственно-политического руководства вместо принятия конкретных мер по
оздоровлению экономической жизни, наведению элементарного порядка на
транспорте, в снабжении населения товарами первой необходимости выдумывались
все новые и новые почины, нежизнеспособные формы "социалистического
соревнования", оглушающими призывами к социальной активности стремились
остановить сползание к краху. Игнорируя нарастающие противоречия, теоретики
и идеологи старались изо всех сил прикрыть кричащую наготу реальных проблем
возгласами об объективном возрастании роли КПСС в советском обществе,
укреплении социалистической собственности, коллективизма, социалистической
морали, нравственности.
В наукообразных "трудах" и в пропаганде политические методы руководства
на бумаге воплощали собой единство научной объективности в анализе
социальной действительности и принципиальной их оценки с позиций рабочего
класса, всех трудящихся. Пресса изо дня в день твердила о новаторах и
передовиках производства, о чествовании простых тружеников, публиковала
карты великих строек, завершение которых должно осчастливить народ и
преобразить страну. Постоянно воспроизводился в массовом сознании один и тот
же, шедший еще с 20--30-х гг., стереотип: вот построим это и заживем хорошо.
Социальные ожидания, густо замешанные на техно-
кратических утопиях, как кошмар, владели людьми. Интенсивная, упорная
пропаганда гигантских проектов, типа БАМа или переброски части стока
сибирских рек в Казахстан и Среднюю Азию, закрепляла в подсознании людей
надежды на чисто техническое решение сложнейших социально-экономических
проблем, то есть на чудо. Мелиорация пустынных и заброшенных земель должна
была вызывать ассоциацию с образом цветущего сада, освоение целины -- с
пышным хлебным караваем. При этом напрочь забывалось о заброшенных землях
Нечерноземья и Черноземья -- традиционных центрах российского земледелия.
Точно так же строительство БАМа, ударные комсомольские стройки
представлялись серией боевых переходов, решительным штурмом, после которого
"сияющие вершины" будут, наконец, покорены. Таким образом, "военная линия"
органично вошла в менталитет советского общества. "До грядущего подать
рукой!" Эти слова из широко известной песни выражали не просто наивную
восторженность поэта, но и массовое умонастроение и мироощущение. Социальное
и экономическое положение страны между тем становилось все хуже.
Больную экономику "заботливые" руководители старались поднять на ноги
морализаторством, сводившимся к администрированию. Конструкторы в
соответствии с призывами должны были как один включиться в соревнование за
снижение расходов металла на единицу мощности машин, достижение высших
мировых параметров техники. Руководителям предприятий, объединений и цехов
предписывалось скрупулезно сопоставлять затраты на развитие производства с
ожидаемыми результатами; партийным организациям поручалось держать в поле
неослабного внимания ход работы на полях, фермах, участках и в цехах. Тем не
менее, несмотря на призывы к борьбе за качество и честь заводской марки, в
основе оценки деятельности коллективов, как в моральном, так и в
материальном отношениях, оставались пресловутые валовые показатели.
Социально-экономическая ситуация усугублялась.
Хотя от проблем рядовых советских людей высшее политическое руководство
страны отделяли мощные барьеры, а социально-экономическая информация
тщательно препарировалась, тем не менее удручающее положение практически
всех сфер жизнедеятельности общества было известно и ему. Особое
беспокойство внушало продовольственное снабжение. К сельскому хозяйству
поэтому был
приставлен самый молодой тогда член Политбюро ЦК КПСС М. С. Горбачев.
Развернулась разработка Продовольственной программы, выполнение которой
объявлялось делом всенародным. Но многочисленные пленумы, активы, собрания и
конференции весьма мало помогали исправлению положения дел в деревне. Все
яснее становились бесперспективность паллиативных мер, назревало понимание
необходимости радикальных перемен. Именно в это время произошло
окончательное сближение Ю. В. Андропова с избегавшим острых углов и
конфликтов М. С. Горбачевым.
Летом 1982 г. на политическом Олимпе стали просматриваться некоторые
подвижки. Председатель КГБ Ю. В. Андропов был избран на пост секретаря ЦК
КПСС вместо ушедшего из жизни М. А. Суслова. Усиленно муссировались слухи о
неблагополучии в брежневском окружении. Поговаривали, что, не вытерпев
надругательства над честью и законом со стороны брежневских родственников,
покончил жизнь самоубийством С. М. Цвигун (обстоятельства гибели его до сих
пор не выяснены, и, вполне возможно, он стал жертвой борьбы за власть между
различными группировками)*.
В высшем эшелоне политического руководства страны складывалось новое
соотношение сил. Пробным камнем стала борьба за отстранение от власти
брежневского любимца, всесильного краснодарского "деятеля" С. Ф. Ме-дунова
-- первого секретаря крайкома КПСС. После трудного разговора с Леонидом
Ильичом, как свидетельствуют устные предания, Андропову и Горбачеву удалось
переместить Медунова в кресло зам. министра второстепенного ведомства --
Минплодоовощхоз СССР (по тем временам весьма суровое наказание). В
Краснодарский край с подачи Андропова был направлен В. И. Воротников,
который был спешно отозван с поста посла в Республике Куба. Новый первый
секретарь крайкома попал в самую гущу событий: на Кубани развертывались
сочинское, ге-ленджикское и другие дела. В едином мафиозном клубке были
здесь повязаны партийные, советские и хозяйственные руководители. Причем
коррупцией был "охвачен" не только верхний, но и средний эшелон
администрации.
* В беседе с Семичастным В. С. им была в категорической форме
отвергнута мысль о борьбе Цвигуна с родственниками генсека. Семи-частный
утверждал, что более раболепного исполнителя, чем Цвигун, Брежневу трудно
было найти. Его самоубийство он объяснял утратой доверия к Цвигуну со
стороны Леонида Ильича. -- (авт.).
Новый первый секретарь крайкома КПСС, опираясь на поддержку своих
патронов из ЦК, повел наступление на коррумпантов. Только за 1984--1986 гг.
в крае были исключены из КПСС более пяти тысяч человек, причем полторы
тысячи из них были преданы суду.
Нараставшие в социальной и экономической сферах" трудности усиливали
формирование крайних позиций и радикальных оттенков в общественном мнении.
Все большей поддержкой пользовались сторонники чрезвычайных мер,
предполагавшие искать выход из трудностей радикальным путем. Снизу шло
возрождение идеи "чистки партии", "молниеносной войны" против бюрократизма,
предложений о введении на производстве дисциплины на манер военного времени.
Настроения в пользу наведения порядка "революционным" путем затронули и
проблемы социальной сферы, концентрируясь в стремлении к уравнительному
"большому переделу" в отношении доходов, размеров личной собственности и
жилья. Сформировался весьма сложный симбиоз самых противоречивых настроений
хозяйственно-управленческие подуровни, выступавшие от ее имени (в 1939 г.
было немногим более 20 центральных хозяйственных ведомств, в 1965 г. --
менее 30, в начале 80-х гг. -- около 40).
Это умножало и консервировало межведомственные барьеры, подрывало
реальный централизм. Распространение подобных явлений пытались блокировать
средствами партийно-политического воздействия, а это вело, в свою очередь, к
росту числа структурных подразделений пар-
тайного аппарата (в ЦК КПСС, например, до реорганизации его аппарата в
1988 г. действовало 20 отделов, многие из которых практически дублировали
органы хозяйственного управления), подменявших ведомства, и сама
ведомственность в силу этого все активнее вторгалась в партаппарат. Многие
звенья партийного аппарата играли роль лобби ряда министерств или
производственных объединений.
К этому времени полностью сложился слой хозяйственной бюрократии,
паразитировавшей на деформациях отношений собственности. Именно этот слой
был наиболее заинтересован в сохранении затратно-экстенсивной системы
хозяйствования. Его "неустанной заботой о благе народа" была создана масса
"критических узлов" -- от экологических катастроф до энергетического кризиса
в Сибири.
Несмотря на то, что 70-е гг. были благоприятными с точки зрения
естественных приростов трудоспособного населения, именно в этот период
обострился дефицит рабочей силы, поскольку огромные капиталовложения как
нарочно бросались не на замещение устаревшей техники и оборудования, а на
возведение стен для давно устаревших технологических установок и машин. С
упорством, достойным лучшего применения, создавались в крупнейших городах
рабочие места под работников с низкой квалификацией. По стране пошло гулять
расхожее московское слово -- "лимитчик". Дефицитность трудовых ресурсов в
условиях административно-командной системы заставляла предприятия
накапливать этот "ресурс" впрок. В 1971 -- 1978 гг. в промышленности было
создано более 3 млн. новых рабочих мест, которые оставались вакантными. Зато
значительная часть рабочих обслуживала физически и морально устаревшую
технику. Поэтому хотя и происходило некоторое сокращение удельного веса
работников, занятых ручным трудом, их абсолютная численность продолжала
расти.
Десятая пятилетка, скорее для самоуспокоения, была провозглашена
"пятилеткой эффективности и качества". Однако все шло наоборот. Вместо
всемерной экономии изо всех сил поддерживались пропорции 30--50-х гг. Ставка
делалась на закупки по импорту промышленного оборудования и товаров
ширпотреба в обмен на экспорт энергоносителей из невозобновляемых
источников. При этом недальновидно рассчитывали на благоприятную
внешнеэкономическую конъюнктуру.
Безоглядно форсировалась нефтегазодобыча в Западной Сибири. Для надзора
за выполнением плановых заданий была создана специальная правительственная
комиссия, Западно-Сибирским нефтегазовым комплексом постоянно занимался ЦК
КПСС. На сооружение объектов комплекса бросались силы строителей буквально
из всех регионов страны. С затратами считаться было не принято, с нуждами
нефтяников и газовиков -- тоже. Нефть любой ценой -- таков был девиз
"экономной экономики". Западная Сибирь в 1980 г. дала более 10 % мировой
добычи нефти и газа.
После восьмикратного (а в торговле с развитыми капиталистическими
странами пятнадцатикратного) повышения цен на нефть в 70-х гг. в нашу страну
буквально хлынул поток нефтедолларов. Доходы от реализации нефти и
нефтепродуктов за период с 1974 по 1984 гг. по самым скромным подсчетам
составили 176 млрд. инвалютных рублей. Но эти сказочные деньги оказали
невероятно скромное влияние на удовлетворение нужд и запросов людей и
экономические структуры. Затратный механизм перемалывал получаемые средства
с неукротимой силой, канализируя их в осуществлении очередных
бесперспективных и экологически гибельных долгостроев.
В произносимых речах руководство проявляло "неустанную заботу" о
развитии прогрессивных направлений техники и технологии. Так, после затяжных
споров и сомнений по поводу ядерной энергетики, возобладало мнение о
необходимости ее форсированного развития. Высокотитулованные ученые обрушили
весь свой авторитет на головы общественности, убеждая ее в совершенной
стерильности и абсолютной безопасности "мирного атома". В соответствии с
логикой административно-командной системы руководство и проектирование
объектов ядерной энергетики попадало в руки малокомпетентных, но зато
угодливо-послушных людей.
В Гидропроекте (подразделение печально знаменитого Минводхоза) --
генпроектанте Чернобыльской АЭС -- за безопасность работы будущих атомных
станций отвечал В. С. Конвиз. Это был опытный проектировщик гидротехнических
сооружений, кандидат технических наук. Долгие годы (с 1972 по 1982 гг.) он
руководил сектором проектирования АЭС, а с 1983 г. ему было поручено
наблюдать за безопасностью АЭС. Взявшись в 70-е гг. за проектирование
атомных станций Конвиз, не обладал сколько-нибудь глубокими знаниями
атомного реактора, привлекал
к работе в основном специалистов по проектированию гидросооружений.
Такой "специалист", конечно, не мог предвидеть возможности катастрофы,
заложенной в программе, да и непосредственно в самом реакторе.
В "Союзатомэнерго" -- объединении Министерства энергетики и
электрификации СССР, эксплуатирующем АЭС, и в ведении которого находился
весь их эксплуатационный персонал, руководителем являлся Г. А. Веретенников,
человек, никогда не имевший дело с работой АЭС. С 1970 по 1982 гг. он
трудился в Госплане СССР, занимался поставками оборудования для атомных
станций. Один из старых работников "Союзатомэнерго" Ю. А. Измайлов так
высказывался на этот счет: "При Веретенникове отыскать атомщика в главке,
знающего толк в реакторах и ядерной физике, стало почти невозможно. Зато
раздулись бухгалтерия, отдел снабжения и плановый отдел..." И это в стране,
где, пожалуй, больше всего в мире специалистов самых различных отраслей
ядерной физики!?
Производство оборудования для АЭС было поставлено на поток. На
изготовление мощных энергоблоков был перенацелен Ижорский машиностроительный
завод Ленинграда. На зыбучих грунтах сооружался гигантский Атоммаш в
Волгодонске. К производству оборудования для АЭС были подключены многие
предприятия неспециализированных отраслей с весьма скромным технологическим
и квалификационным потенциалом. Сооружение и эксплуатация АЭС были поручены
Министерству энергетики СССР, для которого атомные электростанции вскоре
стали заурядными объектами. Все недостатки в оснащении и работе АЭС
тщательно укрывались за завесой секретности. Нарастала эйфория относительно
надежности и безопасности этих станций. Именно тогда закладывались
предпосылки к чернобыльской трагедии. Робкие предостережения специалистов и
ученых отметались с порога.
Декларировалась необходимость опережающего роста отраслей
промышленности, определяющих научно-технический прогресс в народном
хозяйстве. Действительно, удельный вес машиностроения, металлообработки,
химии и нефтехимии, электроэнергетики в валовой продукции промышленности
вырос с 25 % в 1970 г. до 38 % в 1985 г. Но страна по этому показателю была
по-прежнему далека от индустриально развитых держав, где такая доля достигла
55--65%. Тем не менее из пятилетки в пятилетку сокращались инвестиции в
машиностроении. Поэтому его
ключевые отрасли -- станкостроение, приборостроение, производство
вычислительной техники, электроника, не получали должного развития.
От требований времени все больше отставал научно-технический потенциал,
который был запрограммирован па эволюционное развитие и не соответствовал
требованиям современного этапа технологического переворота. Качественный
уровень отечественного научно-технического задела неуклонно снижался.
Среднегодовое число созданных образцов новой техники сократилось с 4,6 тыс.
в 1961 -- 1965 гг. до 3,5 тыс. в 1981 -- 1985 гг. Причем только 10 %
образцов этой техники превышало уровень лучших мировых, затормозилось
освоение и принципиально новых технологий. Но самым плохим было то, что
определялось серьезное отставание в развитии фундаментальных научных
исследований, где еще совсем недавно наша страна имела хорошие позиции.
Робкой попыткой улучшить дела в экономике была реформа 1979 г.
Декларировалось стремление покончить с "валом" введением такого показателя,
как нормативно-чистая продукция. Этот показатель не учитывал бы якобы
стоимость сырья, материалов, комплектующих изделий, а лишь фиксировал вновь
созданную стоимость. По идее это могло бы стимулировать рост технического
уровня продукции, ее качества, ликвидировало бы ее деление на выгодную и
невыгодную. Предусматривалось усиление хозрасчетных отношений и одновременно
-- их антипода -- адресного директивного планирования. Все это шло в русле
модернизации административно-командной системы и как от всякого паллиатива
здесь нельзя было ожидать серьезных позитивных результатов.
К концу 70-х годов команде Л. И. Брежнева удалось взять под контроль
все ключевые позиции в партийно-государственной машине. Теперь уже в кругу
людей, близких к нему, Леонид Ильич открыто третировал и реформы, и лично их
инициатора А. Н. Косыгина. Руководитель правительства к тому времени потерял
влияние и шаг за шагом уступал напору брежневских "бойцов". Косыгин теперь
сразу снимал с обсуждения в правительстве совершенно ясные вопросы, если по
ним возникала хотя бы тень сомнения в отношении позиции "лично Леонида
Ильича".
Хозяйственно-политические решения конца 70-х гг. как никогда страдали
внутренней несогласованностью: мероприятия по активизации экономических
стимулов со-
четались с ограничением прав предприятий, возрастало число директивных
показателей, а дезорганизация в народном хозяйстве все нарастала. Возникла
целая система блокирования экономических инструментов власти, окончательно
оформился механизм социально-экономического торможения.
Механизм этот был настолько мощным, что в 1979-- 1982 гг. по сравнению
с показателями 1978 г. объем произведенной продукции в стране оказался уже
абсолютно ниже примерно по 40 % всех ее видов {по данным о выпуске продукции
в натуральном выражении). Становилось очевидным: экономика пришла к
критическому положению, нарастала разбалансированность, а возникавшие
повсеместно "черные дыры", куда бесследно проваливались ресурсы, не
удавалось уже "затыкать" дополнительными поставками на экспорт
энергоносителей и ценного сырья.
Удручающее положение, в котором оказалась страна, вполне
ассоциировалось с обликом дряхлевшего руководителя Коммунистической партии и
Советского государства. Л. И. Брежнев был утомлен, раздражен болезнями и
напуган неожиданно надвинувшейся старостью и немощью. Все это находилось в
кричащем противоречии с неимоверным славословием в адрес генсека. Вышло
шесть томов сборников его выступлений и статей, ему присудили Ленинскую
премию за укрепление мира, издали пластинки с его речами, напечатали марки,
запечатлевшие его визит на Кубу, тысячи его фотографий заполнили кабинеты,
улицы и прилавки книжных магазинов. Вновь было введено в оборот
дискредитированное Сталиным определение -- вождь. "Ты наш вождь" --
оттарабанил А. П. Кириленко при вручении ему Леонидом Ильичом звезды Героя.
Затем "вождь" прозвучало в устах Д. А. Кунаева, Г. А. Алиева, Э. А.
Шеварднадзе, В. В. Щербицкого. Началось стремительное возвышение К. У.
Черненко. В марте 1976 г. вне всякой связи с юбилеем ему, заведующему общим
отделом ЦК, с помпой вручили звезду Героя Соц-труда. Изумленные обыватели на
лекциях спрашивали: "За какие заслуги наградили товарища Черненко?" Свыше
рекомендовалось отвечать: "За организацию XXV съезда КПСС". Через несколько
дней после награждения К. У. Черненко стал, наконец, секретарем ЦК КПСС.
К тому времени позиции соперников Л. И. Брежнева в высшем эшелоне
значительно ослабли. В ходе подготовки к принятию Конституции в мае 1977 г.
из состава
Политбюро был устранен Н. В. Подгорный, и Брежнев заимел новый пышный
титул -- Председатель Президиума Верховного Совета СССР. Он перестал
нуждаться в поддержке Суслова, ибо стал хозяином положения настолько, что
мог без особого труда, опираясь на свою команду, устранить любого
конкурента. В декабре 1978 г. из Политбюро был выставлен К. Т. Мазуров (о
нем заблаговременно была пущена молва: болен смертельной болезнью, но он
продюжил еще дюжину лет) -- последний союзник А. Н. Косыгина. Черненко из
кандидатов был переведен в члены Политбюро, а кандидатом стал Н. А. Тихонов.
В Секретариате ЦК вместо Ф. Д. Кулакова (в 1960-- 1964 гг. был первым
секретарем на Ставрополье) обосновался совершенно неизвестный в столице
ставрополец М. С. Горбачев. Весьма символично то, что в эти годы наступил не
только пик власти немощного Брежнева, но и пик эволюции системы.
В это же время в высшем эшелоне советского руководства начинает
складываться новое соотношение сил. Поскольку лидер часто бывал болен, то
реальная власть в центральном партийном аппарате все больше переходила к К.
У. Черненко, хотя Суслов и продолжал здесь с ним конкурировать. Резко
выросло влияние члена Политбюро, руководителя КГБ Ю. В. Андропова. К этой
тройке примыкали Д. Ф. Устинов -- министр обороны и А. А. Громыко -- министр
иностранных дел. Именно в их руках сосредоточилась вся полнота власти.
Страна тем временем вплотную подходила к кризису всей
социально-экономической системы. Нищенский уровень жизни десятков миллионов
людей, невозможность удовлетворения первоочередных потребностей и отсутствие
стимулов к труду вызывали процессы физической и социальной деградации.
Развернулась широчайшая пропаганда милитаризма, страна подталкивалась к
военным авантюрам, и Афганистан был лишь логическим завершением этого. В
воздухе витала идея политического реформирования. Начался новый этап
диссидентского и правозащитного движения, который можно назвать
"хельсинкским", ибо его участники своей задачей ставили следить за
соблюдением гуманитарных статей договора, подписанного СССР на
общеевропейском совещании по безопасности и сотрудничеству летом 1975 г.
Исходным рубежом была пресс-конференция профессора Ю. Орлова для зарубежных
корреспондентов в мае 1976 г., где было заявлено о создании группы
содействия выполнению
Хельсинкских соглашений в СССР. В Московскую группу вошли Л. Алексеева,
Е. Боннэр, П. Григоренко, А. Марченко. Вскоре образовались Украинская,
Литовская, Грузинская, Армянская группы. В движение пошла политизированная,
радикально настроенная молодежь из самых разных социально-профессиональных
групп населения. Становление структур правозащитного движения сопровождалось
нарастанием в его деятельности политических приоритетов. Власти ответили
усилением репрессий. Для борьбы с инакомыслием в составе КГБ было
заблаговременно сформировано пятое Главное управление. К 1984 г. усилиями
"компетентных органов" движение диссидентов было практически сведено на нет.
Около тысячи человек (до 90 % активистов) оказалось в тюрьмах, лагерях,
спецпсихбольницах. Наиболее авторитетного "оппонента" системы -- А. Д.
Сахарова без суда и следствия лишили всех трех звезд Героя Соцтруда, других
государственных наград и выслали в закрытый город Горький, где он пробыл
семь лет. Последней каплей, переполнившей номенклатурное терпение, стал
протест академика Сахарова против ввода советских войск в Афганистан.
Но доставалось не только диссидентам. Все попытки глубинного анализа
негативных явлений, социальных противоречий и их воспроизводства в советском
обществе, даже если они проводились вполне лояльными режиму людьми,
пресекались как враждебные социалистическому строю инсинуации. За такие
исследования можно было вполне угодить в антисоветчики, диссиденты, в число
тех, кто отрицает "исторические преимущества социализма".
Ноты беспокойства складывавшейся ситуацией прозвучали, правда, в
Отчетном докладе ЦК XXVI съезду КПСС в феврале 1981 г., который, непрерывно
запинаясь, с частыми перерывами, зачитал перед делегатами Л. И. Брежнев
(открытой трансляции доклада с этого съезда уже не было). Он все больше
упирал на объективные причины экономических трудностей, которые будут иметь
место в 80-е годы. Лидер сетовал на сокращение прироста трудовых ресурсов,
увеличение затрат на освоение природных богатств восточных и северных
районов, рост расходов на защиту окружающей среды, увеличение числа
устаревших предприятий, требующих реконструкции, отставание транспорта и
связи.
Тем не менее с казенным оптимизмом главной задачей одиннадцатой
пятилетки провозглашались устойчивое, поступательное развитие народного
хозяйства на базе
ускорения научно-технического прогресса и перевода экономики на
интенсивный путь, рациональное использование производственного потенциала
страны, всемерная экономия всех видов ресурсов и улучшения качества работы.
В ход пошли неопределенные обещания реформ. "Нельзя, -- поучал Л. И.
Брежнев, -- приспосабливать живой, развивающийся организм управления
хозяйством к устоявшимся привычным формам. Наоборот, формы должны
приводиться в соответствие с изменяющимися хозяйственными задачами".
Универсальным "лекарством" для всех проблем провозглашалось повышение уровня
партийного руководства.
Провалы в экономике и социальной сфере, низкое качество продукции,
штурмовщина, инфляция и многое другое упорно замалчивалось. Статистика изо
всех сил "работала" на успехи "развитого социализма", зачастую в полном
отрыве от реальной действительности. На всех уровнях
хозяйственно-политического руководства вместо принятия конкретных мер по
оздоровлению экономической жизни, наведению элементарного порядка на
транспорте, в снабжении населения товарами первой необходимости выдумывались
все новые и новые почины, нежизнеспособные формы "социалистического
соревнования", оглушающими призывами к социальной активности стремились
остановить сползание к краху. Игнорируя нарастающие противоречия, теоретики
и идеологи старались изо всех сил прикрыть кричащую наготу реальных проблем
возгласами об объективном возрастании роли КПСС в советском обществе,
укреплении социалистической собственности, коллективизма, социалистической
морали, нравственности.
В наукообразных "трудах" и в пропаганде политические методы руководства
на бумаге воплощали собой единство научной объективности в анализе
социальной действительности и принципиальной их оценки с позиций рабочего
класса, всех трудящихся. Пресса изо дня в день твердила о новаторах и
передовиках производства, о чествовании простых тружеников, публиковала
карты великих строек, завершение которых должно осчастливить народ и
преобразить страну. Постоянно воспроизводился в массовом сознании один и тот
же, шедший еще с 20--30-х гг., стереотип: вот построим это и заживем хорошо.
Социальные ожидания, густо замешанные на техно-
кратических утопиях, как кошмар, владели людьми. Интенсивная, упорная
пропаганда гигантских проектов, типа БАМа или переброски части стока
сибирских рек в Казахстан и Среднюю Азию, закрепляла в подсознании людей
надежды на чисто техническое решение сложнейших социально-экономических
проблем, то есть на чудо. Мелиорация пустынных и заброшенных земель должна
была вызывать ассоциацию с образом цветущего сада, освоение целины -- с
пышным хлебным караваем. При этом напрочь забывалось о заброшенных землях
Нечерноземья и Черноземья -- традиционных центрах российского земледелия.
Точно так же строительство БАМа, ударные комсомольские стройки
представлялись серией боевых переходов, решительным штурмом, после которого
"сияющие вершины" будут, наконец, покорены. Таким образом, "военная линия"
органично вошла в менталитет советского общества. "До грядущего подать
рукой!" Эти слова из широко известной песни выражали не просто наивную
восторженность поэта, но и массовое умонастроение и мироощущение. Социальное
и экономическое положение страны между тем становилось все хуже.
Больную экономику "заботливые" руководители старались поднять на ноги
морализаторством, сводившимся к администрированию. Конструкторы в
соответствии с призывами должны были как один включиться в соревнование за
снижение расходов металла на единицу мощности машин, достижение высших
мировых параметров техники. Руководителям предприятий, объединений и цехов
предписывалось скрупулезно сопоставлять затраты на развитие производства с
ожидаемыми результатами; партийным организациям поручалось держать в поле
неослабного внимания ход работы на полях, фермах, участках и в цехах. Тем не
менее, несмотря на призывы к борьбе за качество и честь заводской марки, в
основе оценки деятельности коллективов, как в моральном, так и в
материальном отношениях, оставались пресловутые валовые показатели.
Социально-экономическая ситуация усугублялась.
Хотя от проблем рядовых советских людей высшее политическое руководство
страны отделяли мощные барьеры, а социально-экономическая информация
тщательно препарировалась, тем не менее удручающее положение практически
всех сфер жизнедеятельности общества было известно и ему. Особое
беспокойство внушало продовольственное снабжение. К сельскому хозяйству
поэтому был
приставлен самый молодой тогда член Политбюро ЦК КПСС М. С. Горбачев.
Развернулась разработка Продовольственной программы, выполнение которой
объявлялось делом всенародным. Но многочисленные пленумы, активы, собрания и
конференции весьма мало помогали исправлению положения дел в деревне. Все
яснее становились бесперспективность паллиативных мер, назревало понимание
необходимости радикальных перемен. Именно в это время произошло
окончательное сближение Ю. В. Андропова с избегавшим острых углов и
конфликтов М. С. Горбачевым.
Летом 1982 г. на политическом Олимпе стали просматриваться некоторые
подвижки. Председатель КГБ Ю. В. Андропов был избран на пост секретаря ЦК
КПСС вместо ушедшего из жизни М. А. Суслова. Усиленно муссировались слухи о
неблагополучии в брежневском окружении. Поговаривали, что, не вытерпев
надругательства над честью и законом со стороны брежневских родственников,
покончил жизнь самоубийством С. М. Цвигун (обстоятельства гибели его до сих
пор не выяснены, и, вполне возможно, он стал жертвой борьбы за власть между
различными группировками)*.
В высшем эшелоне политического руководства страны складывалось новое
соотношение сил. Пробным камнем стала борьба за отстранение от власти
брежневского любимца, всесильного краснодарского "деятеля" С. Ф. Ме-дунова
-- первого секретаря крайкома КПСС. После трудного разговора с Леонидом
Ильичом, как свидетельствуют устные предания, Андропову и Горбачеву удалось
переместить Медунова в кресло зам. министра второстепенного ведомства --
Минплодоовощхоз СССР (по тем временам весьма суровое наказание). В
Краснодарский край с подачи Андропова был направлен В. И. Воротников,
который был спешно отозван с поста посла в Республике Куба. Новый первый
секретарь крайкома попал в самую гущу событий: на Кубани развертывались
сочинское, ге-ленджикское и другие дела. В едином мафиозном клубке были
здесь повязаны партийные, советские и хозяйственные руководители. Причем
коррупцией был "охвачен" не только верхний, но и средний эшелон
администрации.
* В беседе с Семичастным В. С. им была в категорической форме
отвергнута мысль о борьбе Цвигуна с родственниками генсека. Семи-частный
утверждал, что более раболепного исполнителя, чем Цвигун, Брежневу трудно
было найти. Его самоубийство он объяснял утратой доверия к Цвигуну со
стороны Леонида Ильича. -- (авт.).
Новый первый секретарь крайкома КПСС, опираясь на поддержку своих
патронов из ЦК, повел наступление на коррумпантов. Только за 1984--1986 гг.
в крае были исключены из КПСС более пяти тысяч человек, причем полторы
тысячи из них были преданы суду.
Нараставшие в социальной и экономической сферах" трудности усиливали
формирование крайних позиций и радикальных оттенков в общественном мнении.
Все большей поддержкой пользовались сторонники чрезвычайных мер,
предполагавшие искать выход из трудностей радикальным путем. Снизу шло
возрождение идеи "чистки партии", "молниеносной войны" против бюрократизма,
предложений о введении на производстве дисциплины на манер военного времени.
Настроения в пользу наведения порядка "революционным" путем затронули и
проблемы социальной сферы, концентрируясь в стремлении к уравнительному
"большому переделу" в отношении доходов, размеров личной собственности и
жилья. Сформировался весьма сложный симбиоз самых противоречивых настроений