Страница:
поставках одного миллиона тонн зерна считался секретным. Предусматривалось
также, что договор не будет ратифицирован германским правительством, если
Украина нарушит соглашение о поставках.
Видимо, окончательный обмен мнениями по украинскому вопросу был
назначен делегациями на 6 часов вечера 28 января (10 февраля). "Сегодня
около 6 часов нами будет дан окончательный ответ, -- телеграфировал в этот
день в Петроград Троцкий. -- Необходимо, чтобы он в существе своем стал
известен всему миру. Примите необходимые к тому меры". В ответной
телеграмме, посланной Троцкому в 6.30 утра, Ленин писал:
"Наша точка зрения Вам известна; она только укрепилась за последнее
время и особенно после письма Иоффе. Повторяем еще раз, что от Киевской Рады
ничего не осталось и что немцы вынуждены будут признать факт, если они еще
не признали его. Информируйте нас почаще".
О мире Ленин ничего не сказал. Между тем, если бы известной Троцкому
"точкой зрения" было согласие на германский ультиматум и подписание мирного
договора, Ленину не нужно было бы выражаться эзоповым языком. Можно было
дать открытым текстом директиву подписать мир. Разгадка, конечно же,
находится в "письме Иоффе". Касалось оно не мира, а попытки советского
правительства добиться от Германии признания в качестве полноправной
участницы переговоров советской украинской делегации. Именно по этому
вопросу известна была Троцкому точка зрения ЦК: никаких уступок, отказ от
признания Киевской "буржуазной" Рады, в случае упорства немцев -- разрыв
мирных переговоров. В этот решающий для судеб украинской коммунистической
революции момент советское правительство не могло признать Украинскую Раду
даже ради сепаратного мира с Германией.
Вечером 28 января (10 февраля) с соответствии с директивами ЦК РСДРП
(б) и телеграммой Ленина, Троцкий от имени советской делегации заявил о
разрыве переговоров: "Мы выходим из войны, но вынуждены отказаться от
подписания мирного договора". Генерал Гофман вспоминает, что после заявления
Троцкого в зале заседаний воцарилось молчание. "Смущение было всеобщее". В
тот же вечер австро-венгерскими и германскими дипломатами было проведено
совещание, на которое был приглашен Гофман. Кюльман считал, что предложение
генерала Гофмана о разрыве переговоров и объявлении войны совершенно
неприемлемо и куда разумнее, как и предложил Троцкий, "сохранять состояние
войны, не прерывая перемирия". Его поддержали остальные, заявив, что
принимают декларацию Троцкого: "хотя декларацией мир и не заключен, но все
же восстановлено состояние мира между обеими сторонами". Гофман остался в
полном одиночестве: "Мне не удалось убедить дипломатов в правильности моего
мнения", -- писал он.
Формула Троцкого "ни мира, ни войны" была принята конференцией,
констатирует Чернин. И австрийская делегация первой поспешила
телеграфировать в Вену, что "мир с Россией уже заключен". В торжественном
заседании 11 февраля по н. ст. Кюльман официально и, как казалось,
окончательно заявил о поддержке странами Четверного союза формулы советского
правительства. Троцкий победил. Его расчет оказался ве-
рен. Состояние "ни мира, ни войны" стало фактом. Оставалось только
распустить армию. И Троцкий дал указание о демобилизации.
В это время в Берлине проходили события, судьбоносные для германской
истории. Канцлер Гертлинг, в целом поддерживавший верховное
главнокомандование, обратился к императору Вильгельму, настаивая на том, что
заявление Троцкого -- это "фактический разрыв перемирия". Правда, Гертлинг,
в отличие от Гофмана, не предполагал объявлять о возобновлении войны, но он
намеревался сделать заявление о прекращении 10 февраля действия перемирия (и
это по условиям соглашения о перемирии давало Германии с 18 февраля полную
свободу рук). 13 февраля на состоявшемся рано утром в Гамбурге Коронном
совете под председательством кайзера, рейхсканцлер окончательно склонился к
мнению продолжать военные действия против России. Было решено рассматривать
заявление Троцкого как фактический разрыв перемирия с 17 февраля (так как
заявление Троцкого последовало 10 февраля). Предполагалось, что официальное
заявление о разрыве перемирия будет сделано германским правительством сразу
же после того, как пределы Советской России покинет находившаяся в
Петрограде германская дипломатическая миссия во главе с графом Мирбахом.
Заседание политической комиссии в Брест-Литовске закончилось 28 января
(10 февраля) в 6.50 вечера. Вскоре после этого, еще до формального ответа
Четверного союза на заявление советской делегации, т. е. не зная, принята ли
формула "ни мира, ни войны", Троцкий телеграфировал Ленину о том, что
переговоры завершены. 11 февраля в 17 часов во все штабы фронтов русской
армии была переслана пространная телеграмма за подписью Крыленко о
прекращении войны, демобилизации и "уводе войск с передовой линии".
По возвращении в Петроград Троцкий выступил на заседании Петроградского
совета. Он указал, что Германия скорее всего не сумеет "выслать войска
против социалистической республики". Петросовет поддержал решение советской
делегации в Бресте большинством голосов. Днем раньше Исполком петроградского
комитета партии также высказался за разрыв переговоров с немцами, против
политики "похабного мира". 30 января (по ст. ст.) за разрыв переговоров
выступил Моссовет. Позиция Троцкого была поддержана левыми эсерами и
одобрена немецкими
коммунистами. Состоявшееся вечером 17 февраля заседание ЦК отвергло 6
голосами против 5 предложение Ленина о немедленном согласии подписать
германские условия и большинством голосов поддержало формулу Троцкого. ЦК
решил обождать с возобновлением мирных переговоров до тех пор, пока не
проявится германское наступление и не обнаружится его влияние на
пролетарское движение Запада.
На заседании ЦК РСДРП (б) утром 18 февраля резолюция Ленина снова была
провалена перевесом в один голос: 6 против 7. Новое заседание назначили на
вечер. Только вечером, после продолжительных споров и под воздействием
германского наступления, 7 голосами против 5 предложение Ленина было
принято. За него голосовали Ленин, Троцкий, Сталин, Свердлов, Зиновьев,
Сокольников и Смилга. Против -- Урицкий, Иоффе, Ломов (Оппоков), Бухарин,
Крестинский. Подготовка текста обращения к правительству Германии поручалась
Ленину и Троцкому. Пока же ЦК постановил немедленно послать немцам
радиосообщение о согласии подписать мир. Свердлов между тем должен был
отправиться к левым эсерам известить их о решении большевистского ЦК и о
том, что решением Советского правительства будет считаться совместное
постановление центральных комитетов РСДРП (б) и ПЛСР.
О левых эсерах было создано несколько легенд. Одна из них -- левые
эсеры как принципиальные противники заключения мира с Германией. Между
тем,первоначально позиции большевиков и левых эсеров в вопросе мира
совпадали. На состоявшемся 18 февраля объединенном заседании центральных
комитетов большевиков и левых эсеров последние проголосовали за точку зрения
Ленина, за принятие германских условий мира. Ленин поэтому поспешил
назначить на 19 февраля совместное заседание большевистской и левоэсеровской
фракций ВЦИКа, согласившись считать вынесенное совместно решение
окончательным. Уверенный в своей победе, Ленин и ночь на 19 февраля вместе с
Троцким (согласно постановлению ЦК) составил текст радиообращения к немцам.
Совнарком выражал протест по поводу того, что германское правительство
двинуло войска против Советской Республики, объявившей состояние войны
прекращенным и начавшей демобилизацию армии, но заявлял о своем согласии
подписать мир на тех условиях, которые были предложены делегациями
Четверного союза в Брест-Ли-товске.
19 февраля Ленин выступил с защитой тезисов о подписании мира на
объединенном заседании большевистской и левоэсеровской фракций ВЦИК с
двухчасовой речью. Вероятно, он рассчитывал на победу. Но неожиданно для
Ленина большинство членов ВЦИК высказалось против принятия германских
условий. Протокол заседания ВЦИК от 19 февраля "не сохранился", но на
следующий день орган московской большевистской организации газета
"Социал-демократ" поместила краткий отчет о заседании фракций: "Большинство
стояло на той точке зрения, -- писала газета, %-- что русская революция
выдержит испытание; решено сопротивляться до последней возможности".
Тогда Ленин 19 февраля собрал заседание Совнаркома и провел через
Совнарком одобрение телеграммы. Теперь все необходимые формальности были
выполнены. И хотя на следующий день Московский совет вновь подтвердил
решение выступать против подписания мира с Германией и за революционную
войну, Ленин, по существу, уже выиграл битву. Правда, победа обошлась
дорогой ценой: решение подписать мир 22 февраля фактически привело к расколу
большевистской партии. Бухарин вышел из состава ЦК и сложил с себя
обязанности редактора "Правды", а группа левых коммунистов подала в ЦК
заявление о своем несогласии с решением ЦК обсуждать саму возможность
подписания мира с Германией и оставила за собой право вести в партийных
кругах агитацию против политики ЦК. Иоффе, Дзержинский и Крестинский также
заявили о своем несогласии с решением ЦК подписать мир, но воздержались от
присоединения к группе Бухарина, так как не хотели участвовать в расколе
партии.
23 февраля состоялось очередное заседание ЦК РСДРП (б), на котором
обсуждался переданный советскому правительству в 10.30 утра немецкий
ультиматум. Срок ультиматума истекал через 48 часов. Ультиматум огласил
Свердлов. Советское правительство должно было согласиться на независимость
Курляндии, Лифляндии, Эстляндии, Финляндии и Украины (с которой обязано было
заключить мир); способствовать передаче Турции анатолийских провинций;
признать невыгодный для России русско-германский торговый договор 1904 года,
дать Германии право наибольшего благоприятствования в торговле до 1925 года,
предоставить право свободного и беспошлинного вывоза в Германию руды и
другого сырья;
отказаться от всякой агитации и пропаганды против держав Четверного
союза и на оккупированных ими территориях. Договор должен был быть
ратифицирован в течение двух недель. Как писал Гофман, ультиматум содержал
все требования, какие только можно было выставить.
Ленин потребовал немедленного согласия на германские условия и заявил,
что в противном случае уйдет в отставку. Слово затем взял Троцкий. Он
сказал, что, имея Ленина в оппозиции, не возьмется голосовать против
подписания мира. Его поддержали левые коммунисты Дзержинский и Иоффе. Но
Урицкий, Бухарин и Ломов твердо высказались против. Сталин -- сторонник
Ленина-- первоначально не высказался за мир: "Можно не подписывать, но
начать мирные переговоры". И Ленин победил: Троцкий, Дзержинский,
Крестинский и Иоффе -- противники Брестского мира -- воздержались при
голосовании. Урицкий, Бухарин, Ломов и Бубнов голосовали против. Но Стасова,
Зиновьев, Сталин, Свердлов, Сокольников и Смилга поддержали Ленина. 7
голосами против 4 при 4 воздержавшихся германский ультиматум был принят.
Вместе с тем ЦК единогласно принял решение "готовить немедленно
революционную войну". Это была очередная словесная уступка Ленина.
Однако победа ленинского меньшинства при голосовании по столь важному
вопросу повергла ЦК в еще большее смятение. Урицкий от имени левых
коммунистов заявил, что не желает нести ответственности за решение, принятое
меньшинством ЦК, поскольку воздержавшиеся члены ЦК были против подписания
мира, и пригрозил отставкой. Началась паника. Сталин сказал, что оставление
оппозицией "постов есть зарез для партии". Троцкий -- что он "голосовал бы
иначе, если бы знал, что его воздержание поведет к уходу товарищей". Ленин
соглашался теперь на "немую или открытую агитацию против подписания" --
только чтоб не уходили с постов и пока что подписали мир. Но уговоры были
бесполезны. Левые коммунисты ушли.
Совместное заседание ЦК РСДРП (б) и ЦК ПЛСР было назначено на вечер 23
февраля. Протокол его числится в ненайденных, и о том, как проходило
заседание, ничего не известно. Ряд сведений говорит о том, что большинство
ПЛСР поддержало Троцкого. Вопрос затем был передан на обсуждение фракций
ВЦИК, заседавших всю ночь с 23 на 24 февраля то порознь, то совместно.
Ленин и тут показал себя как превосходный тактик. Сначала он собрал
нужное количество голосов во фракции большевиков. Затем провел большинством
голосов резолюцию о партийной дисциплине, согласно которой члены
большевистской фракции во ВЦИКе должны были в обязательном порядке
проголосовать за мир или же отказаться от участия в голосовании, но не
голосовать против. Этой резолюцией он, собственно, и обеспечил себе
большинство голосов во ВЦИКе: за ленинскую резолюцию голосовало 116 членов
ВЦИК; против -- 85 (эсеры, меньшевики, анархисты, левые эсеры, левые
коммунисты) ; 26 человек -- левые эсеры, сторонники подписания мира --
воздержались, поскольку ЦК ПЛСР тоже принял резолюцию о партийной
дисциплине, запретив сторонникам мира в левоэсеровской фракции ВЦИКа
голосовать за мир. В 5.25 утра заседание закрылось. Через полтора часа в
Берлин, Вену, Софию и Константинополь передали сообщение Совнаркома о
принятии германских условий и отправке в Брест-Литовск полномочной
делегации.
28 февраля в 2.30 дня делегация прибыла в Брест. К этому времени начали
сбываться опасения противников мира о том, что брестский ультиматум --
только начало диктата. Немцы требовали теперь передачи Турции Карса,
Ардагана и Батума (хотя в течение войны эти территории ни разу не занимались
турецкими войсками). Сокольников, возглавлявший советскую делегацию,
пробовал было возражать, но Гофман дал понять, что какие-либо обсуждения
ультиматума исключаются. 3 марта, в 5.50 вечера договор был подписан. В эту
минуту была навсегда обречена на поражение мировая революция.
Оппозиция сепаратному миру в партии и советском аппарате заставила
Ленина изменить тактику. Он постепенно переместил акцент с "мира" на
"передышку". Вместо мирного соглашения с Четверным союзом Ленин ратовал
теперь за подписание ни к чему не обязывающего бумажного договора ради
короткой, пусть хоть в два дня, паузы, необходимой для подготовки к
революционной войне. При такой постановке вопроса Ленин почти стирал грань
между собою и левыми коммунистами. Расхождение было теперь в сроках. Бухарин
выступал за немедленную войну. Ленин -- за войну после короткой передышки.
Сепаратный мир исчез из лексикона Ленина. Но, голосуя за передышку,
сторонники Ленина голосовали именно за сепаратный мир, не всегда это
понимая.
Как и формула Троцкого "ни война, ни мир", ленинская "передышка" была
средней линией. Она позволяла, не отказываясь от лозунга революционной
войны, оттягивать ее начало сколь угодно долгое время. Оставляя левым
коммунистам надежду на скорое объявление войны, передышка в целом
удовлетворяла сторонников подписания мира, прежде всего Ленина, так как
давала возможность ратифицировать подписанный с Германией мир и, связывая
мирным соглашением страны Четверного союза, оставляла советской стороне
свободными руки для расторжения при первой возможности договора.
Что касается Антанты, то с ее точки зрения, намерение большевиков
заключить сепаратный мир и разорвать таким образом союз с Англией и Францией
казалось в 1918 г. актом беспрецедентного коварства. Не желая, с одной
стороны, иметь дело с правительством "максималистов" в России, не веря в его
способность удержаться у власти, Антанта, с другой стороны, пыталась
поддерживать контакты с Советской властью хотя бы на неофициальном уровне с
целью убедить Советское правительство сначала не подписывать, а после
подписания -- не ратифицировать мирного договора.
В глазах Антанты Ленин, проехавший через Германию в пломбированном
вагоне, получавший от немцев деньги (в чем по крайней мере были убеждены в
Англии и Франции), был, конечно же, ставленником германского правительства,
если не прямым его агентом. Именно так англичане с французами объясняли его
прогерманскую политику сепаратного мира. Очевидно, что формула Троцкого "ни
война, ни мир" не отделяла Россию от Антанты столь категорично, как
ленинское мирное соглашение с Германией, поскольку Троцкий не подписывал с
Четверным союзом мира. Ленин, подписывая мир, толкал Антанту на войну с
Россией. Троцкий пытался сохранить баланс между двумя враждебными лагерями.
После 3 марта, однако, удержаться на этой линии было крайне трудно.
Ленинская передышка, не избавив Россию от германской оккупации,
провоцировала на интервенцию Англию, Францию, Японию и США.
Можно понять причины, по которым Ленин, казалось бы, и здесь выбрал
самый рискованный для революции (и наименее опасный для себя) вариант. Немцы
требовали территорий. Но они не требовали ухода Ленина от власти, а были
заинтересованы в Ленине, так как понимали, что лучшего союзника в деле
сепаратного мира
не получат. Антанту же не интересовали территории. Она должна была
сохранить действующим Восточный фронт. В союзе с Германией Ленин удерживал
власть. В союзе с Антантой он терял ее безусловно, как сторонник ориентации
на Германию.
Ленин всегда ясно видел взаимосвязь мелочей в революции и готов был
драться за каждое ее мгновение. Видимо, это и отличало его от Троцкого,
извечно стремившегося к не достигаемому горизонту и не ставившего перед
собой цели дня. Такой целью для Ленина в марте 1918 года была ратификация
Брестского договора на Седьмом съезде партии, открывшемся 6 марта. Съезд был
созван специально для ратификации мирного договора. Он не был
представительным. В его выборах могли принять участие лишь члены партии,
состоявшие в ней более трех месяцев, т. е. только те, кто вступил в ряды
РСДРП (б) до октябрьского переворота. Кроме того, делегатов съехалось мало.
Даже 5 марта не было ясно, откроется съезд или нет, будет ли он правомочным.
Свердлов на предварительном совещании признал, что "это конференция,
совещание, но не съезд". И поскольку такой "съезд" никак нельзя было назвать
"очередным", он получил титул "экстренного".
7 марта в 12 часов дня с первым докладом съезду -- о Брестском мире --
выступил Ленин, попытавшийся убедить делегатов в необходимости
ратифицировать соглашение. Поистине удивительным можно считать тот факт, что
текст договора держался в тайне и делегатам съезда сообщен не был. Между тем
за знакомым сегодня каждому Брестским миром стояли условия более тяжкие, чем
Версальский договор. В смысле территориальных изменений Брест-Литовское
соглашение предусматривало передачу Турции провинций Восточной Анатолии,
Ардаган-ского, Карсского и Батумского округов; признание независимости
Украины, отторгаемой от России и передаваемой под контроль Германии.
Эстляндия и Лифляндия, Финляндия и Аландские острова освобождались от
русских войск и Красной гвардии и тоже переходили под германский контроль.
На отторгнутых территориях общей площадью в 780 тыс. кв. км. с
населением 56 миллионов человек (треть населения Российской империи) до
революции находилось 27 % обрабатываемой в стране земли, 26 % всей
железнодорожной сети, 33 % текстильной промышленности, выплавлялось 73 %
железа и стали, добыва-
лось 89 % каменного угля, находилось 90 % сахарной промышленности, 918
текстильных фабрик, 574 пивоваренных завода, 133 табачные фабрики, 1685
винокуренных заводов, 244 химических предприятия, 615 целлюлозных фабрик,
1073 машиностроительных завода и, главное, 40 % промышленных рабочих,
которые уходили теперь "под иго капитала". Очевидно, что без всего этого
нельзя было "построить социалистического хозяйства" (ради чего заключалась
брестская передышка). Ленин сравнил этот мир с Тильзитским: по Тильзитскому
миру Пруссия лишилась примерно половины своей территории и 50 % населения.
Россия -- лишь трети. Но в абсолютных цифрах территориальные и людские
потери были несравнимы.
Именно этот мир и стал защищать Ленин. Он зачитывал свой доклад, как
классический сторонник мировой революции, говоря прежде всего о надежде на
революцию в Германии и о принципиальной невозможности сосуществования
социалистических и капиталистических государств. По существу, Ленин
солидаризировался с левыми коммунистами по всем основным пунктам:
приветствовал революционную войну, партизанскую борьбу, мировую революцию;
признавал, что война с Германией неизбежна, что невозможно сосуществование с
капиталистическими странами, что Петроград и Москву скорее всего придется
отдать немцам, подготавливающимся для очередного прыжка, что "передышка"
всего-то может продлиться день. Но левые коммунисты из этого выводили, что
следует объявлять революционную войну. Ленин же считал, что передышка, пусть
и в один день, стоит трети России и, что более существенно -- отхода от
революционных догм. В этом левые коммунисты никак не могли сойтись с
Лениным.
С ответной речью выступил Бухарин. Он указал, что русская революция
будет либо "спасена международной революцией, либо погибнет под ударами
международного капитала". О мирном сосуществовании поэтому говорить не
приходится. Выгоды от мирного договора с Германией -- иллюзорны. Прежде чем
подписывать договор, нужно понимать, зачем нужна предлагаемая Лениным
передышка. Ленин утверждает, что она "нужна для упорядочения железных
дорог", для организации экономики и "налаживания того самого советского
аппарата", который "не могли наладить в течение четырех месяцев". Но если
передышка берется только на несколько дней, то "ов-
чинка выделки не стоит", потому что в несколько дней разрешить те
задачи, которые перечислил Ленин, нельзя: на это требуется минимум несколько
месяцев, а такого срока не предоставит ни Гофман, ни Либкнехт. "Дело вовсе
не в том, что мы протестуем против позорных и прочих условий мира как
таковых, -- продолжал Бухарин, -- а мы протестуем против этих условий,
потому что они фактически этой передышки нам не дают", так как отрезают от
России Украину (и хлеб), Донецкий бассейн (и уголь), раскалывают и ослабляют
рабочих и рабочее движение. Кроме того, указывал Бухарин, договором
запрещается коммунистическая агитация советским правительством в странах
Четверного союза и на занимаемых ими территориях, а это сводит на нет
международное значение русской революции, зависящей от победы мировой
революции. После речи Бухарина заседание было закрыто. Вечером в прениях по
докладам Ленина и Бухарина выступило еще несколько ораторов, в том числе
противники подписания мира. Выступивший затем Троцкий указал, что переговоры
с Германией преследовали прежде всего цели пропаганды, и если бы нужно было
заключать действительный мир, то не стоило оттягивать соглашения, а надо
было подписывать договор в ноябре, когда немцы пошли на наиболее выгодные
для советского правительства условия. Формально, однако, Троцкий не выступил
против ратификации договора: "Я не буду предлагать вам не ратифицировать
его", -- сказал он. На следующий день, 7 марта, Ленин пригрозил отставкой,
если договор не будет ратифицирован. Резолюция Ленина, получившая
большинство, о мире не упоминала, а обговаривала передышку для подготовки к
революционной войне. Публиковать такую резолюцию было нельзя, поскольку
немцами она была бы воспринята как расторжение мира. Поэтому Ленин настоял
на принятии съездом поправки: "Настоящая резолюция не публикуется в печати,
а сообщается только о ратификации договора". 14 марта в новой столице России
-- Москве -- собрался для ратификации договора съезд Советов. На нем
присутствовало 1172 делегата, в том числе 814 большевиков и 238 левых
эсеров. Специально для делегатов в количестве 1000 экземпляров был отпечатан
текст Брест-литовского мирного договора. После горячих дебатов, благодаря
численному превосходству большевистской фракции, несмотря на протесты
меньшевиков, эсеров, анархистов-коммунистов и левых эсеров, договор был
ратифицирован.
ГЛАВА 2
ВОЕННЫЙ КОММУНИЗМ: СВОБОДА ИЛИ НЕОБХОДИМОСТЬ?
Благими намерениями вымощена дорога в ад.
Военный социализм и военный коммунизм. -- "Необходимость" и "свобода".
-- Красногвардейская атака на капитал и вооруженный поход в деревню. --
Поворот к политике соглашения с крестьянством. -- Успехи контрреволюции. --
Перелом в настроениях крестьянства. -- Рабочий класс и "диктатура
пролетариата". -- Вопрос о характере власти. -- Борьба за нэп в период
мирной передышки 1920 года. -- Курс на непосредственный переход к
социализму. -- Очередной поворот в настроениях масс. -- Кризис начала 1921
года и переход к нэпу.
Научная добросовестность очевидно требует сделать предупреждение
желающим разобраться в периоде, системе и политике военного коммунизма о
том, что каждую позицию они будут вынуждены брать "с боя", в противоречиях
собственного сознания, поскольку в истории военного коммунизма нет
также, что договор не будет ратифицирован германским правительством, если
Украина нарушит соглашение о поставках.
Видимо, окончательный обмен мнениями по украинскому вопросу был
назначен делегациями на 6 часов вечера 28 января (10 февраля). "Сегодня
около 6 часов нами будет дан окончательный ответ, -- телеграфировал в этот
день в Петроград Троцкий. -- Необходимо, чтобы он в существе своем стал
известен всему миру. Примите необходимые к тому меры". В ответной
телеграмме, посланной Троцкому в 6.30 утра, Ленин писал:
"Наша точка зрения Вам известна; она только укрепилась за последнее
время и особенно после письма Иоффе. Повторяем еще раз, что от Киевской Рады
ничего не осталось и что немцы вынуждены будут признать факт, если они еще
не признали его. Информируйте нас почаще".
О мире Ленин ничего не сказал. Между тем, если бы известной Троцкому
"точкой зрения" было согласие на германский ультиматум и подписание мирного
договора, Ленину не нужно было бы выражаться эзоповым языком. Можно было
дать открытым текстом директиву подписать мир. Разгадка, конечно же,
находится в "письме Иоффе". Касалось оно не мира, а попытки советского
правительства добиться от Германии признания в качестве полноправной
участницы переговоров советской украинской делегации. Именно по этому
вопросу известна была Троцкому точка зрения ЦК: никаких уступок, отказ от
признания Киевской "буржуазной" Рады, в случае упорства немцев -- разрыв
мирных переговоров. В этот решающий для судеб украинской коммунистической
революции момент советское правительство не могло признать Украинскую Раду
даже ради сепаратного мира с Германией.
Вечером 28 января (10 февраля) с соответствии с директивами ЦК РСДРП
(б) и телеграммой Ленина, Троцкий от имени советской делегации заявил о
разрыве переговоров: "Мы выходим из войны, но вынуждены отказаться от
подписания мирного договора". Генерал Гофман вспоминает, что после заявления
Троцкого в зале заседаний воцарилось молчание. "Смущение было всеобщее". В
тот же вечер австро-венгерскими и германскими дипломатами было проведено
совещание, на которое был приглашен Гофман. Кюльман считал, что предложение
генерала Гофмана о разрыве переговоров и объявлении войны совершенно
неприемлемо и куда разумнее, как и предложил Троцкий, "сохранять состояние
войны, не прерывая перемирия". Его поддержали остальные, заявив, что
принимают декларацию Троцкого: "хотя декларацией мир и не заключен, но все
же восстановлено состояние мира между обеими сторонами". Гофман остался в
полном одиночестве: "Мне не удалось убедить дипломатов в правильности моего
мнения", -- писал он.
Формула Троцкого "ни мира, ни войны" была принята конференцией,
констатирует Чернин. И австрийская делегация первой поспешила
телеграфировать в Вену, что "мир с Россией уже заключен". В торжественном
заседании 11 февраля по н. ст. Кюльман официально и, как казалось,
окончательно заявил о поддержке странами Четверного союза формулы советского
правительства. Троцкий победил. Его расчет оказался ве-
рен. Состояние "ни мира, ни войны" стало фактом. Оставалось только
распустить армию. И Троцкий дал указание о демобилизации.
В это время в Берлине проходили события, судьбоносные для германской
истории. Канцлер Гертлинг, в целом поддерживавший верховное
главнокомандование, обратился к императору Вильгельму, настаивая на том, что
заявление Троцкого -- это "фактический разрыв перемирия". Правда, Гертлинг,
в отличие от Гофмана, не предполагал объявлять о возобновлении войны, но он
намеревался сделать заявление о прекращении 10 февраля действия перемирия (и
это по условиям соглашения о перемирии давало Германии с 18 февраля полную
свободу рук). 13 февраля на состоявшемся рано утром в Гамбурге Коронном
совете под председательством кайзера, рейхсканцлер окончательно склонился к
мнению продолжать военные действия против России. Было решено рассматривать
заявление Троцкого как фактический разрыв перемирия с 17 февраля (так как
заявление Троцкого последовало 10 февраля). Предполагалось, что официальное
заявление о разрыве перемирия будет сделано германским правительством сразу
же после того, как пределы Советской России покинет находившаяся в
Петрограде германская дипломатическая миссия во главе с графом Мирбахом.
Заседание политической комиссии в Брест-Литовске закончилось 28 января
(10 февраля) в 6.50 вечера. Вскоре после этого, еще до формального ответа
Четверного союза на заявление советской делегации, т. е. не зная, принята ли
формула "ни мира, ни войны", Троцкий телеграфировал Ленину о том, что
переговоры завершены. 11 февраля в 17 часов во все штабы фронтов русской
армии была переслана пространная телеграмма за подписью Крыленко о
прекращении войны, демобилизации и "уводе войск с передовой линии".
По возвращении в Петроград Троцкий выступил на заседании Петроградского
совета. Он указал, что Германия скорее всего не сумеет "выслать войска
против социалистической республики". Петросовет поддержал решение советской
делегации в Бресте большинством голосов. Днем раньше Исполком петроградского
комитета партии также высказался за разрыв переговоров с немцами, против
политики "похабного мира". 30 января (по ст. ст.) за разрыв переговоров
выступил Моссовет. Позиция Троцкого была поддержана левыми эсерами и
одобрена немецкими
коммунистами. Состоявшееся вечером 17 февраля заседание ЦК отвергло 6
голосами против 5 предложение Ленина о немедленном согласии подписать
германские условия и большинством голосов поддержало формулу Троцкого. ЦК
решил обождать с возобновлением мирных переговоров до тех пор, пока не
проявится германское наступление и не обнаружится его влияние на
пролетарское движение Запада.
На заседании ЦК РСДРП (б) утром 18 февраля резолюция Ленина снова была
провалена перевесом в один голос: 6 против 7. Новое заседание назначили на
вечер. Только вечером, после продолжительных споров и под воздействием
германского наступления, 7 голосами против 5 предложение Ленина было
принято. За него голосовали Ленин, Троцкий, Сталин, Свердлов, Зиновьев,
Сокольников и Смилга. Против -- Урицкий, Иоффе, Ломов (Оппоков), Бухарин,
Крестинский. Подготовка текста обращения к правительству Германии поручалась
Ленину и Троцкому. Пока же ЦК постановил немедленно послать немцам
радиосообщение о согласии подписать мир. Свердлов между тем должен был
отправиться к левым эсерам известить их о решении большевистского ЦК и о
том, что решением Советского правительства будет считаться совместное
постановление центральных комитетов РСДРП (б) и ПЛСР.
О левых эсерах было создано несколько легенд. Одна из них -- левые
эсеры как принципиальные противники заключения мира с Германией. Между
тем,первоначально позиции большевиков и левых эсеров в вопросе мира
совпадали. На состоявшемся 18 февраля объединенном заседании центральных
комитетов большевиков и левых эсеров последние проголосовали за точку зрения
Ленина, за принятие германских условий мира. Ленин поэтому поспешил
назначить на 19 февраля совместное заседание большевистской и левоэсеровской
фракций ВЦИКа, согласившись считать вынесенное совместно решение
окончательным. Уверенный в своей победе, Ленин и ночь на 19 февраля вместе с
Троцким (согласно постановлению ЦК) составил текст радиообращения к немцам.
Совнарком выражал протест по поводу того, что германское правительство
двинуло войска против Советской Республики, объявившей состояние войны
прекращенным и начавшей демобилизацию армии, но заявлял о своем согласии
подписать мир на тех условиях, которые были предложены делегациями
Четверного союза в Брест-Ли-товске.
19 февраля Ленин выступил с защитой тезисов о подписании мира на
объединенном заседании большевистской и левоэсеровской фракций ВЦИК с
двухчасовой речью. Вероятно, он рассчитывал на победу. Но неожиданно для
Ленина большинство членов ВЦИК высказалось против принятия германских
условий. Протокол заседания ВЦИК от 19 февраля "не сохранился", но на
следующий день орган московской большевистской организации газета
"Социал-демократ" поместила краткий отчет о заседании фракций: "Большинство
стояло на той точке зрения, -- писала газета, %-- что русская революция
выдержит испытание; решено сопротивляться до последней возможности".
Тогда Ленин 19 февраля собрал заседание Совнаркома и провел через
Совнарком одобрение телеграммы. Теперь все необходимые формальности были
выполнены. И хотя на следующий день Московский совет вновь подтвердил
решение выступать против подписания мира с Германией и за революционную
войну, Ленин, по существу, уже выиграл битву. Правда, победа обошлась
дорогой ценой: решение подписать мир 22 февраля фактически привело к расколу
большевистской партии. Бухарин вышел из состава ЦК и сложил с себя
обязанности редактора "Правды", а группа левых коммунистов подала в ЦК
заявление о своем несогласии с решением ЦК обсуждать саму возможность
подписания мира с Германией и оставила за собой право вести в партийных
кругах агитацию против политики ЦК. Иоффе, Дзержинский и Крестинский также
заявили о своем несогласии с решением ЦК подписать мир, но воздержались от
присоединения к группе Бухарина, так как не хотели участвовать в расколе
партии.
23 февраля состоялось очередное заседание ЦК РСДРП (б), на котором
обсуждался переданный советскому правительству в 10.30 утра немецкий
ультиматум. Срок ультиматума истекал через 48 часов. Ультиматум огласил
Свердлов. Советское правительство должно было согласиться на независимость
Курляндии, Лифляндии, Эстляндии, Финляндии и Украины (с которой обязано было
заключить мир); способствовать передаче Турции анатолийских провинций;
признать невыгодный для России русско-германский торговый договор 1904 года,
дать Германии право наибольшего благоприятствования в торговле до 1925 года,
предоставить право свободного и беспошлинного вывоза в Германию руды и
другого сырья;
отказаться от всякой агитации и пропаганды против держав Четверного
союза и на оккупированных ими территориях. Договор должен был быть
ратифицирован в течение двух недель. Как писал Гофман, ультиматум содержал
все требования, какие только можно было выставить.
Ленин потребовал немедленного согласия на германские условия и заявил,
что в противном случае уйдет в отставку. Слово затем взял Троцкий. Он
сказал, что, имея Ленина в оппозиции, не возьмется голосовать против
подписания мира. Его поддержали левые коммунисты Дзержинский и Иоффе. Но
Урицкий, Бухарин и Ломов твердо высказались против. Сталин -- сторонник
Ленина-- первоначально не высказался за мир: "Можно не подписывать, но
начать мирные переговоры". И Ленин победил: Троцкий, Дзержинский,
Крестинский и Иоффе -- противники Брестского мира -- воздержались при
голосовании. Урицкий, Бухарин, Ломов и Бубнов голосовали против. Но Стасова,
Зиновьев, Сталин, Свердлов, Сокольников и Смилга поддержали Ленина. 7
голосами против 4 при 4 воздержавшихся германский ультиматум был принят.
Вместе с тем ЦК единогласно принял решение "готовить немедленно
революционную войну". Это была очередная словесная уступка Ленина.
Однако победа ленинского меньшинства при голосовании по столь важному
вопросу повергла ЦК в еще большее смятение. Урицкий от имени левых
коммунистов заявил, что не желает нести ответственности за решение, принятое
меньшинством ЦК, поскольку воздержавшиеся члены ЦК были против подписания
мира, и пригрозил отставкой. Началась паника. Сталин сказал, что оставление
оппозицией "постов есть зарез для партии". Троцкий -- что он "голосовал бы
иначе, если бы знал, что его воздержание поведет к уходу товарищей". Ленин
соглашался теперь на "немую или открытую агитацию против подписания" --
только чтоб не уходили с постов и пока что подписали мир. Но уговоры были
бесполезны. Левые коммунисты ушли.
Совместное заседание ЦК РСДРП (б) и ЦК ПЛСР было назначено на вечер 23
февраля. Протокол его числится в ненайденных, и о том, как проходило
заседание, ничего не известно. Ряд сведений говорит о том, что большинство
ПЛСР поддержало Троцкого. Вопрос затем был передан на обсуждение фракций
ВЦИК, заседавших всю ночь с 23 на 24 февраля то порознь, то совместно.
Ленин и тут показал себя как превосходный тактик. Сначала он собрал
нужное количество голосов во фракции большевиков. Затем провел большинством
голосов резолюцию о партийной дисциплине, согласно которой члены
большевистской фракции во ВЦИКе должны были в обязательном порядке
проголосовать за мир или же отказаться от участия в голосовании, но не
голосовать против. Этой резолюцией он, собственно, и обеспечил себе
большинство голосов во ВЦИКе: за ленинскую резолюцию голосовало 116 членов
ВЦИК; против -- 85 (эсеры, меньшевики, анархисты, левые эсеры, левые
коммунисты) ; 26 человек -- левые эсеры, сторонники подписания мира --
воздержались, поскольку ЦК ПЛСР тоже принял резолюцию о партийной
дисциплине, запретив сторонникам мира в левоэсеровской фракции ВЦИКа
голосовать за мир. В 5.25 утра заседание закрылось. Через полтора часа в
Берлин, Вену, Софию и Константинополь передали сообщение Совнаркома о
принятии германских условий и отправке в Брест-Литовск полномочной
делегации.
28 февраля в 2.30 дня делегация прибыла в Брест. К этому времени начали
сбываться опасения противников мира о том, что брестский ультиматум --
только начало диктата. Немцы требовали теперь передачи Турции Карса,
Ардагана и Батума (хотя в течение войны эти территории ни разу не занимались
турецкими войсками). Сокольников, возглавлявший советскую делегацию,
пробовал было возражать, но Гофман дал понять, что какие-либо обсуждения
ультиматума исключаются. 3 марта, в 5.50 вечера договор был подписан. В эту
минуту была навсегда обречена на поражение мировая революция.
Оппозиция сепаратному миру в партии и советском аппарате заставила
Ленина изменить тактику. Он постепенно переместил акцент с "мира" на
"передышку". Вместо мирного соглашения с Четверным союзом Ленин ратовал
теперь за подписание ни к чему не обязывающего бумажного договора ради
короткой, пусть хоть в два дня, паузы, необходимой для подготовки к
революционной войне. При такой постановке вопроса Ленин почти стирал грань
между собою и левыми коммунистами. Расхождение было теперь в сроках. Бухарин
выступал за немедленную войну. Ленин -- за войну после короткой передышки.
Сепаратный мир исчез из лексикона Ленина. Но, голосуя за передышку,
сторонники Ленина голосовали именно за сепаратный мир, не всегда это
понимая.
Как и формула Троцкого "ни война, ни мир", ленинская "передышка" была
средней линией. Она позволяла, не отказываясь от лозунга революционной
войны, оттягивать ее начало сколь угодно долгое время. Оставляя левым
коммунистам надежду на скорое объявление войны, передышка в целом
удовлетворяла сторонников подписания мира, прежде всего Ленина, так как
давала возможность ратифицировать подписанный с Германией мир и, связывая
мирным соглашением страны Четверного союза, оставляла советской стороне
свободными руки для расторжения при первой возможности договора.
Что касается Антанты, то с ее точки зрения, намерение большевиков
заключить сепаратный мир и разорвать таким образом союз с Англией и Францией
казалось в 1918 г. актом беспрецедентного коварства. Не желая, с одной
стороны, иметь дело с правительством "максималистов" в России, не веря в его
способность удержаться у власти, Антанта, с другой стороны, пыталась
поддерживать контакты с Советской властью хотя бы на неофициальном уровне с
целью убедить Советское правительство сначала не подписывать, а после
подписания -- не ратифицировать мирного договора.
В глазах Антанты Ленин, проехавший через Германию в пломбированном
вагоне, получавший от немцев деньги (в чем по крайней мере были убеждены в
Англии и Франции), был, конечно же, ставленником германского правительства,
если не прямым его агентом. Именно так англичане с французами объясняли его
прогерманскую политику сепаратного мира. Очевидно, что формула Троцкого "ни
война, ни мир" не отделяла Россию от Антанты столь категорично, как
ленинское мирное соглашение с Германией, поскольку Троцкий не подписывал с
Четверным союзом мира. Ленин, подписывая мир, толкал Антанту на войну с
Россией. Троцкий пытался сохранить баланс между двумя враждебными лагерями.
После 3 марта, однако, удержаться на этой линии было крайне трудно.
Ленинская передышка, не избавив Россию от германской оккупации,
провоцировала на интервенцию Англию, Францию, Японию и США.
Можно понять причины, по которым Ленин, казалось бы, и здесь выбрал
самый рискованный для революции (и наименее опасный для себя) вариант. Немцы
требовали территорий. Но они не требовали ухода Ленина от власти, а были
заинтересованы в Ленине, так как понимали, что лучшего союзника в деле
сепаратного мира
не получат. Антанту же не интересовали территории. Она должна была
сохранить действующим Восточный фронт. В союзе с Германией Ленин удерживал
власть. В союзе с Антантой он терял ее безусловно, как сторонник ориентации
на Германию.
Ленин всегда ясно видел взаимосвязь мелочей в революции и готов был
драться за каждое ее мгновение. Видимо, это и отличало его от Троцкого,
извечно стремившегося к не достигаемому горизонту и не ставившего перед
собой цели дня. Такой целью для Ленина в марте 1918 года была ратификация
Брестского договора на Седьмом съезде партии, открывшемся 6 марта. Съезд был
созван специально для ратификации мирного договора. Он не был
представительным. В его выборах могли принять участие лишь члены партии,
состоявшие в ней более трех месяцев, т. е. только те, кто вступил в ряды
РСДРП (б) до октябрьского переворота. Кроме того, делегатов съехалось мало.
Даже 5 марта не было ясно, откроется съезд или нет, будет ли он правомочным.
Свердлов на предварительном совещании признал, что "это конференция,
совещание, но не съезд". И поскольку такой "съезд" никак нельзя было назвать
"очередным", он получил титул "экстренного".
7 марта в 12 часов дня с первым докладом съезду -- о Брестском мире --
выступил Ленин, попытавшийся убедить делегатов в необходимости
ратифицировать соглашение. Поистине удивительным можно считать тот факт, что
текст договора держался в тайне и делегатам съезда сообщен не был. Между тем
за знакомым сегодня каждому Брестским миром стояли условия более тяжкие, чем
Версальский договор. В смысле территориальных изменений Брест-Литовское
соглашение предусматривало передачу Турции провинций Восточной Анатолии,
Ардаган-ского, Карсского и Батумского округов; признание независимости
Украины, отторгаемой от России и передаваемой под контроль Германии.
Эстляндия и Лифляндия, Финляндия и Аландские острова освобождались от
русских войск и Красной гвардии и тоже переходили под германский контроль.
На отторгнутых территориях общей площадью в 780 тыс. кв. км. с
населением 56 миллионов человек (треть населения Российской империи) до
революции находилось 27 % обрабатываемой в стране земли, 26 % всей
железнодорожной сети, 33 % текстильной промышленности, выплавлялось 73 %
железа и стали, добыва-
лось 89 % каменного угля, находилось 90 % сахарной промышленности, 918
текстильных фабрик, 574 пивоваренных завода, 133 табачные фабрики, 1685
винокуренных заводов, 244 химических предприятия, 615 целлюлозных фабрик,
1073 машиностроительных завода и, главное, 40 % промышленных рабочих,
которые уходили теперь "под иго капитала". Очевидно, что без всего этого
нельзя было "построить социалистического хозяйства" (ради чего заключалась
брестская передышка). Ленин сравнил этот мир с Тильзитским: по Тильзитскому
миру Пруссия лишилась примерно половины своей территории и 50 % населения.
Россия -- лишь трети. Но в абсолютных цифрах территориальные и людские
потери были несравнимы.
Именно этот мир и стал защищать Ленин. Он зачитывал свой доклад, как
классический сторонник мировой революции, говоря прежде всего о надежде на
революцию в Германии и о принципиальной невозможности сосуществования
социалистических и капиталистических государств. По существу, Ленин
солидаризировался с левыми коммунистами по всем основным пунктам:
приветствовал революционную войну, партизанскую борьбу, мировую революцию;
признавал, что война с Германией неизбежна, что невозможно сосуществование с
капиталистическими странами, что Петроград и Москву скорее всего придется
отдать немцам, подготавливающимся для очередного прыжка, что "передышка"
всего-то может продлиться день. Но левые коммунисты из этого выводили, что
следует объявлять революционную войну. Ленин же считал, что передышка, пусть
и в один день, стоит трети России и, что более существенно -- отхода от
революционных догм. В этом левые коммунисты никак не могли сойтись с
Лениным.
С ответной речью выступил Бухарин. Он указал, что русская революция
будет либо "спасена международной революцией, либо погибнет под ударами
международного капитала". О мирном сосуществовании поэтому говорить не
приходится. Выгоды от мирного договора с Германией -- иллюзорны. Прежде чем
подписывать договор, нужно понимать, зачем нужна предлагаемая Лениным
передышка. Ленин утверждает, что она "нужна для упорядочения железных
дорог", для организации экономики и "налаживания того самого советского
аппарата", который "не могли наладить в течение четырех месяцев". Но если
передышка берется только на несколько дней, то "ов-
чинка выделки не стоит", потому что в несколько дней разрешить те
задачи, которые перечислил Ленин, нельзя: на это требуется минимум несколько
месяцев, а такого срока не предоставит ни Гофман, ни Либкнехт. "Дело вовсе
не в том, что мы протестуем против позорных и прочих условий мира как
таковых, -- продолжал Бухарин, -- а мы протестуем против этих условий,
потому что они фактически этой передышки нам не дают", так как отрезают от
России Украину (и хлеб), Донецкий бассейн (и уголь), раскалывают и ослабляют
рабочих и рабочее движение. Кроме того, указывал Бухарин, договором
запрещается коммунистическая агитация советским правительством в странах
Четверного союза и на занимаемых ими территориях, а это сводит на нет
международное значение русской революции, зависящей от победы мировой
революции. После речи Бухарина заседание было закрыто. Вечером в прениях по
докладам Ленина и Бухарина выступило еще несколько ораторов, в том числе
противники подписания мира. Выступивший затем Троцкий указал, что переговоры
с Германией преследовали прежде всего цели пропаганды, и если бы нужно было
заключать действительный мир, то не стоило оттягивать соглашения, а надо
было подписывать договор в ноябре, когда немцы пошли на наиболее выгодные
для советского правительства условия. Формально, однако, Троцкий не выступил
против ратификации договора: "Я не буду предлагать вам не ратифицировать
его", -- сказал он. На следующий день, 7 марта, Ленин пригрозил отставкой,
если договор не будет ратифицирован. Резолюция Ленина, получившая
большинство, о мире не упоминала, а обговаривала передышку для подготовки к
революционной войне. Публиковать такую резолюцию было нельзя, поскольку
немцами она была бы воспринята как расторжение мира. Поэтому Ленин настоял
на принятии съездом поправки: "Настоящая резолюция не публикуется в печати,
а сообщается только о ратификации договора". 14 марта в новой столице России
-- Москве -- собрался для ратификации договора съезд Советов. На нем
присутствовало 1172 делегата, в том числе 814 большевиков и 238 левых
эсеров. Специально для делегатов в количестве 1000 экземпляров был отпечатан
текст Брест-литовского мирного договора. После горячих дебатов, благодаря
численному превосходству большевистской фракции, несмотря на протесты
меньшевиков, эсеров, анархистов-коммунистов и левых эсеров, договор был
ратифицирован.
ГЛАВА 2
ВОЕННЫЙ КОММУНИЗМ: СВОБОДА ИЛИ НЕОБХОДИМОСТЬ?
Благими намерениями вымощена дорога в ад.
Военный социализм и военный коммунизм. -- "Необходимость" и "свобода".
-- Красногвардейская атака на капитал и вооруженный поход в деревню. --
Поворот к политике соглашения с крестьянством. -- Успехи контрреволюции. --
Перелом в настроениях крестьянства. -- Рабочий класс и "диктатура
пролетариата". -- Вопрос о характере власти. -- Борьба за нэп в период
мирной передышки 1920 года. -- Курс на непосредственный переход к
социализму. -- Очередной поворот в настроениях масс. -- Кризис начала 1921
года и переход к нэпу.
Научная добросовестность очевидно требует сделать предупреждение
желающим разобраться в периоде, системе и политике военного коммунизма о
том, что каждую позицию они будут вынуждены брать "с боя", в противоречиях
собственного сознания, поскольку в истории военного коммунизма нет