признавал, что демобилизация Красной армии дала повстанческий элемент в
невероятном количестве.
Восстание гарнизона морской крепости Кронштадт и экипажей некоторых
кораблей Балтийского флота явилось продолжением волнений и забастовок,
охвативших в конце зимы петроградские заводы. Кронштадтское восстание
представляло собой самую серьезную опасность. Оно могло сыграть роль
детонатора к тому горючему материалу, который представляла из себя Россия к
весне. Многочисленные корреспонденты сообщали в то время в ЦК из разных
мест, что обстановка поразительно похожа на ситуацию весной 1918 года, перед
самым началом гражданской войны.
ЛИТЕРАТУРА
Б и л л и к В. И. В. И. Ленин о сущности и периодизации советской
экономической политики в 1917--1921 гг. и о повороте к нэпу. //Истори-ческие
записки. 1 80, 1967.
Бордюгов Г. А,, Козлов В. А. Историческое развитие весны 1918 г.
//Вопросы истории КПСС. 1990. No 8, 9.
Гимпельсон Е. Г. "Военный коммунизм": политика, практика, идеология.
М., 1973.
Дмитренко В. П. Советская экономическая политика в первые годы
пролетарской диктатуры. М., 1986.
Кабанов В. В. Крестьянское хозяйство в условиях "военного коммунизма".
М., 1988.
К а р р Э. История Советской России, кн. 1. Большевистская революция
1917--1923. М., 1990.


ГЛАВА 3
СУДЬБЫ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ОППОЗИЦИИ
После Февральской революции Россия стала самой свободной страной в
мире.

Ленин, апрель 1917 г.
Угроза "к стенке" стала криком ребят на улицах.
Из писем к Ленину, 1918 г.
Крах идеи "однородного социалистического правительства". --
Большевистско-левоэсеровская коалиция. -- Созыв и разгон Учредительного
собрания. -- Диктатура партии. -- ВЧК и "красный террор". -- Подавление
политической оппозиции. -- Идейные альтернативы большевизму.
События политической истории первых лет существования Советской власти,
связанные с подавлением деятельности различных партий и запретом на
свободомыслие -- одна из наименее освещенных сторон Отечественной истории
послеоктябрьского периода.
В нашей исторической литературе, рассчитанной на массового читателя,
эти события преподносились не только скупо, но и тенденциозно. Речь шла о
сети заговоров, которую плели силы контрреволюции, стремящиеся свергнуть
Советскую власть. Поэтому новая народная власть была вынуждена для своей
самозащиты вести решительную борьбу с врагами и заговорщиками. Такие слова,
как "меньшевик", "эсер", "кадет", были неразрывно связаны с понятием
контрреволюционер. Для формирования в массовом сознании образов врагов
революции активно использовались литература, искусство, кино. Историческая
наука была призвана закреплять и обосновать этот стереотип соответствующими
исследованиями.
Все это было далеко от исторической правды, противоречило реальным
фактам и событиям политической борьбы того времени. О самих же событиях,
связанных с грубым, насильственным попранием свободы и демократии, писать в
нашей стране было невозможно.
Первая проблема, с которой столкнулись большевики


сразу же после октябрьского переворота, была проблема легализации
собственной власти. Эту проблему должен был решить II съезд Советов. На этом
съезде большевики первоначально располагали 250 мандатами из 518, эсеры --
159, меньшевики -- 60. Но по отчетам создается впечатление, что большевики
были в меньшинстве, настолько массивной и резкой была в их адрес критика,
настолько шокированы были все социалистические партии переворотом,
(готовившимся, впрочем, на глазах у тех же социалистических партий). После
резкого обмена мнениями и вынесения соответствующих деклараций меньшевики и
эсеры со съезда ушли. Уход "демократических партий", господствовавших на I
съезде Советов, поставил под вопрос правомочность решений II съезда. Прежде
всего это относилось к решению о формировании большевистского правительства
-- Совета Народных Комиссаров. От имени небольшой группы
меньшевиков-интернационалистов, оставшихся на съезде, ее лидер Мартов
предложил создать "однородное социалистическое" правительство, состоящее из
представителей всех партий социалистической ориентации. Сама эта идея была
не нова. Еще до октябрьских событий лидеры левых эсеров Спиридонова, Камков,
Трутовский, критикуя ЦК своей партии на состоявшейся в сентябре 1917 года
Седьмой петроградской губернской конференции эсеров, требовали разрыва с
кадетами и формирования "однородного социалистического правительства".
Оставшись на съезде, как и меньшевики-интернационалисты, левые эсеры осудили
уход эсеровской фракции и окончательно раскололи эсеровскую партию. "Мы
решили не только оставаться в Смольном, но и принять самое энергичное
участие в происходящем", -- объяснял Камков позицию левых эсеров. "Мы были
бы плохими социалистами и революционерами /.../ если бы в октябрьские дни мы
не были в рядах восставших", -- вторил левый эсер Абрамов. "Мы пошли с
большевиками, хотя и осуждали их тактику, -- указал А. М. Устинов. --
Тактику, но не программу. В программе у нас разногласий нет". А главное
тактическое расхождение сводилось к тому, что левые эсеры, в отличие от
большевиков, хотели сформировать правительство, которое было бы признано
"если не всей революционной демократией, то хотя бы ее большинством". Идея
"однородного социалистического правительства" имела поддержку и у
значительной части революционно настроенных рабочих. 29 октября, через
несколько дней после II съезда Советов, Всероссийский


Исполком профсоюза железнодорожников (Викжель) потребовал создания
правительства из всех советских партий. В случае невыполнения своего
требования профсоюз пригрозил всеобщей железнодорожной забастовкой.
После этого ультиматума ЦК большевиков направляет свою делегацию на
совещание, созванное Викжелем. Представители большевистского ЦК были
вынуждены согласиться с решением о создании коалиционного правительства, из
18 членов которого предлагалось всего 5 большевиков, но без Ленина и
Троцкого. Последнее условие было поставлено представителями Союза спасения
родины и революции, образованного меньшевиками и эсерами во главе с
Черновым. После резкой полемики большевиков и "революционных демократов"
делегация Путиловских рабочих заявила, что не допустит кровопролития между
революционными партиями, а один из членов делегации воскликнул: "К черту
Ленина и Чернова -- повесить обоих!" Необходимо отметить, что Ленин и
Троцкий не были причастны ни к решению ЦК участвовать в совещании Викжеля,
ни к принятому на нем соглашению. Все это происходило в их отсутствии:
руководители большевиков в это время занимались организацией подавления
восстаний юнкеров и Краснова.
Узнав о случившемся, Ленин безоговорочно отверг возможность союза с
"революционной демократией". Следует признать, что и само "викжелевское"
соглашение, ставившее в унизительное положение не только главных
руководителей новой революции лично, но и всю партию, взявшую власть, не
создавало возможностей для союза. И все же часть большевистского
руководства, принадлежащая к сторонникам многопартийной коалиции, настаивала
на поисках компромисса. Мотивировалось это тем, что в сложившихся условиях
сохранение правительства, целиком состоящего из большевиков, возможно лишь
путем террора. В ЦК произошел первый после Октябрьского восстания раскол.
Большие колебания по этому вопросу были во ВЦИК и Совнаркоме. Но ни на какие
уступки Ленин не пошел. Поддержанный Троцким и другими своими сторонниками,
он в ультимативной форме потребовал отказаться от самой идеи "общего"
правительства всех социалистов, пригрозив непокорным обратиться к
революционным матросам. Петроградский Комитет РСДРП принимает резолюцию,
отвергающую какие-либо уступки "соглашателя". Сами же "соглашатели"
(Каменев, Зиновьев, Ногин, Рыков, Милютин) выходят из ЦК. Кроме


того Совнарком покидают Рыков, Ногин, Теодорович и Милютин. Однако
вскоре все они возвращаются с повинной.
Ленин остается тверд и верен своему обещанию, данному на другой день
после захвата власти: "Мы берем власть одни... Но взяв власть, мы будем
расправляться железной рукой с врагами революции и саботажниками". В лагерь
действительных противников революции начинают зачисляться неугодные новой
власти. Но Ленин, понимая необходимость укрепления власти, противопоставляет
позиции "коалиции партий" идею "коалиции масс". Эта идея получает
политическое воплощение в союзе с левыми эсерами, обладавшими значительным
влиянием в бунтующей части крестьянства.
К моменту октябрьского переворота и открытия съезда Советов большевики
и левые эсеры уже были фактическими союзниками. Они искали сотрудничества
друг с другом, поскольку вместе представляли наиболее левое крыло
социалистического движения и только вместе способны были вырвать власть из
рук слабосильного Временного правительства. Однако вопрос о совместном
участии в перевороте неизбежно затрагивал и вопрос об участии левых эсеров в
будущем Советском правительстве. Ленин соглашался на переговоры с левыми
эсерами о вхождении в состав правительства крайне неохотно и лишь под
давлением большинства ЦК РСДРП (б). А левые эсеры настаивали на ведении
переговоров между всеми социалистическими партиями, требуя создания
многопартийного "однородного" социалистического правительства -- "от энесов
до большевиков".
Ленин (и поддерживавший его в этом вопросе Троцкий) намеревался
противостоять этому требованию, но единства не было в самом большевистском
руководстве. Большинство членов ЦК РСДРП (б) боялось формировать
однопартийное большевистское правительство и поэтому 26 октября, за
несколько часов до организации на Втором съезде Советов чисто
большевистского правительства, большевики предложили трем левоэсеровским
лидерам -- В. А. Карелину, Б. Д. Камкову и В. Б. Спиро -- войти в состав
СНК. Это предложение определялось и тем обстоятельством, что на съезде левые
эсеры не стали в оппозицию к большевикам, не объединили вокруг себя стоящие
правее большевиков социалистические партии, а предпочли сотрудничество с
большевиками. Само по себе это


указывает на то, что для левых эсеров блок с большевиками был не
вынужденным, а желательным шагом.
Большевики шли на блок с левыми эсерами "не ради левых эсеров как
таковых, а из-за того влияния, которое имела на крестьян эсеровская аграрная
программа". Впрочем, дело было не во "влиянии", а в самой программе или даже
в левоэсеровских партийных функционерах, имевших, в отличие от большевиков,
доступ в деревню. Свердлов в марте 1918 г. признал, что до революции
большевики "работой среди крестьянства совершенно не занимались". Об этом
убедительно свидетельствует состав Первого съезда крестьянских Советов. Из
1115 делегатов эсеров было 537, социал-демократов -- 103, народных
социалистов -- 4, трудовиков -- 6. На съезд не было избрано ни одного
большевика, при том, что 136 делегатов объявили себя беспартийными, а 329
принадлежали к партиям несоциалистическим, т. е. "правее" эсеров и энесов.
С точки зрения большевиков, блок с левым крылом ПСР был логичным и
естественным шагом. Принятие большевиками аграрной программы, без которой
большевистское правительство не смогло бы функционировать, и согласие левых
эсеров, в случае принятия большевиками эсеровской аграрной программы, во
всех вопросах следовать программе большевиков стало, как тогда казалось,
залогом успешного сотрудничества. Левоэсеровские партийные кадры в сельских
Советах и большевистские партийные функционеры в Советах городских
естественно дополняли друг друга. Реальный фундамент для такого союза уже
существовал: непрерывной борьбой с большинством своей партии левые эсеры
показали, что стоят на позициях, сходных большевизму.
Расхождения между большевиками и левыми эсерами в дни подготовки
октябрьского переворота и в теории и в практике следует признать
несущественными. Левый эсер Малкин указывал впоследствии, что в теории
петроградские левые эсеры вели решительную борьбу с большевиками "до момента
восстания, выставляя принцип диктатуры демократии против большевистского
принципа диктатуры пролетариата". Буквально то же самое повторял и Камков:
"Мы боролись со стремлением большевиков осуществить "диктатуру пролетариата"
и противопоставляли ей "диктатуру демократии". На практике это означало, что
в то время, как левые эсеры соглашались произвести переворот и низвергнуть
Временное правительство лишь с санкций съезда Советов, большевики собирались
произвести этот


переворот до созыва Съезда и поставить Съезд перед свершившимся фактом.
Нужно отметить, однако, что это практическое расхождение, от которого
мог бы зависеть вопрос о поддержке или отказе в поддержке левыми эсерами
большевистского переворота, сами левые эсеры поспешили превратить в
расхождение академическое. Когда выяснилось, что ВРК, куда входили и левые
эсеры, несмотря на обещания не готовить восстания и ограничить свою
деятельность исключительно защитой "против готовящегося нападения
контрреволюции", намеревается, накануне Всероссийского съезда, произвести
переворот, руководство левых эсеров решило не "заниматься моральной
характеристикой", а "с учетом того, что происходило", пусть и критически
относясь "к политике, которую вел в последнее время" в Петросовете Троцкий,
и "к течению большевиков, которое называется экстремистским и с которым не
согласна и часть самих большевиков", занять "свое место в Смольном
институте" и на съезде Советов, "где представлена вся истинная революционная
демократия".
Большевистско-левоэсеровский блок обе партии считали блестящей
находкой. Формально "уния" была заключена только после Второго съезда
Советов, т. е. уже после октября. Однако к мысли о необходимости образования
коалиции лидеры большевиков и левых эсеров пришли еще до октябрьского
переворота. Тактика левых эсеров была проста: бить "направо",
кооперироваться "налево". "Левее" находились большевики. И кооперироваться
левые эсеры могли прежде всего с ними. Правомерность сотрудничества с
большевиками ни разу не была подвергнута сомнению из левоэсеровского
руководства. Наоборот, левоэсеровские лидеры всякий раз подчеркивали
необходимость сотрудничества левого крыла эсеровской партии и большевиков. А
Камков откровенно признал, что "вся агитация и пропаганда, которая велась
левыми эсерами, нимало не отличалась от агитации, которую вели большевики".
Однако дело не ограничивалось "агитацией и пропагандой". К середине
октября из Военной организации большевиков, Петроградского Совета и Военной
организации левых эсеров был создан Военно-революционный комитет (ВРК).
Первым председателем ВРК стал левый эсер П. Е. Лазимир. В
Военно-революционном комитете, где важна была практическая повседневная
работа, никаких разногласий между большевиками и левыми эсерами не было:
списки членов ВРК не велись, разница между боль-


шевиками и левыми эсерами в повседневной работе ВРК стерлась. Никто не
знал, кто большевик, а кто левый эсер. За все время не было ни одного
голосования по фракциям, а партийные фракции ВРК ни разу не собирались на
фракционные совещания. И большевикам было абсолютно все равно, в большинстве
они в Военно-революционном комитете или нет. По признанию Троцкого, левые
эсеры работали в ВРК "прекрасно".
Однако от предложения большевиков левые эсеры отказались, так как
вхождение их в однопартийное большевистское правительство принципиально
ничего не меняло в характере власти и к тому же показывало другим
социалистическим партиям, что левые эсеры не хотят союза "со всей остальной
демократией" и являются косвенными виновниками "той гражданской войны,
которая была неизбежна", а это, в свою очередь, привело бы к усилению
разногласий "в рядах революционной демократии", в то время как у левых
эсеров была прямо противоположная задача -- примирение.
Большевики, со своей стороны, не могли не считаться со столь
многочисленной фракцией, а Ленин с Троцким больше всего боялись создания
единого антибольшевистского социалистического блока. Поэтому, приняв к
сведению отказ левых эсеров войти в формируемое ими правительство,
большевики достигли с левыми эсерами договоренности о провозглашении Лениным
на съезде эсеровского закона о земле "во всей его полноте", вместе с пунктом
об уравнительном землепользовании, в соответствии с эсеровским крестьянским
наказом 242-х.
Несмотря на отказ войти в Совнарком, верность реальному союзу с
большевиками левые эсеры доказали на следующий день во время борьбы за
власть в Москве. Говоря об этих событиях, Бухарин отмечал, что "левые эсеры
со всей своей активностью и с необычным героизмом сражались бок о бок с
нами". Причем во главе отряда особого назначения, буквально решившего исход
сражений 28 октября и спасшего Моссовет от захвата верными Временному
правительству войсками, был поставлен левый эсер-прапорщик Г.(Ю.) В. Саблин.
А левый эсер Черепанов перед самым началом боев в Москве заявил: "Хотя я не
разделяю программы большевиков, но я умру вместе с вами, потому что я
социалист"; и позже, вспоминая о защите Моссовета, добавил: "Мы там остались
и пробыли как раз особенно опасную ночь в Совете, когда, собственно, вся
советская работа висела на волоске". Это движение боль-


шевиков и левых эсеров навстречу друг другу в 1918 году кратко и просто
сформулировала левая эсерка А. Измаилович: "В октябре знамя революции несли
две истинно социалистические партии -- большевики и левые эсеры. /.../ После
Октябрьской революции большевики и левые эсеры заключили между собою тесный
союз". Действительно, после того как все усилия левых эсеров на примирение с
"революционной демократией" оказались тщетными, они официально оформляют
свой послеоктябрьский союз с большевиками. Произошло это 15 (28) ноября 1917
года на совместном заседании ВЦИКа Советов рабочих и солдатских депутатов,
Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов и Всероссийского
чрезвычайного крестьянского съезда, провозгласивших создание коалиции. Был
образован единый Всероссийский центральный исполнительный комитет (ВЦИК).
Левые эсеры вошли в Совнарком, получив три народных комиссариата -- юстиции,
сельского хозяйства, почты и телеграфа, а также другие правительственные
посты меньшего ранга. За этим союзом Ленин признал решающую роль в
утверждении новой власти: "Мы победили потому, что приняли не нашу аграрную
программу, а эсеровскую... Наша победа в том и заключалась... Вот почему эта
победа была так легка...".
Использовав левых эсеров для захвата и утверждения собственной власти,
большевики, опираясь на этот союз, начинают подавление оппозиции. Такая
тактика наглядно проявила себя во время выборов, созыва, а затем и разгона
Учредительного собрания.
Сегодня, зная о судьбе Учредительного собрания, может показаться
удивительным, что в течение всего 1917 года те же самые большевики и левые
эсеры энергично выступали за его скорейший созыв. Так Ленин еще до
возвращения в Россию, в Швейцарии в листовке "Товарищам, томящимся в плену"
предостерегал против Временного правительства, которое "оттягивает
назначение выборов в Учредительное собрание, желая выиграть время и потом
обмануть народ", и неоднократно выступал в защиту Собрания после возвращения
в Россию в апреле. В день большевистского переворота, 25--26 октября, в
воззваниях Военно-революционного комитета и в обращении Второго съезда
Советов, принятом в ночь на 26 октября, новая власть подчеркивала, что
созовет Собрание. Постановление об этом было утверждено 27 октября на первом
же заседании ВЦИК второго созыва, где указывалось, что "выборы


в Учредительное собрание должны быть произведены в назначенный срок, 12
ноября".
Советские законы и учреждения автоматически считались временными, в том
числе и Совнарком, создаваемый как временный орган -- до созыва
Учредительного собрания, с началом работы которого теряли силу декреты
советской власти. Упоминания об Учредительном собрании не содержались только
в тексте декрета о мире. Но и здесь Ленин обещал передать все пункты
договора на рассмотрение Собрания, "которое уже будет властно решать, что
можно и чего нельзя уступить". Наконец, свержение Временного правительства
также оправдывалось необходимостью созвать Собрание как можно скорее.
Как бы в подтверждение этого 28 октября в избирательные комиссии на
местах были разосланы телеграммы за подписью Ленина с приказом продолжать
работу по организации выборов и обязательно провести их в установленный еще
Временным правительством срок. Однако в самом постановлении от 27 октября
дата созыва не называлась. Вскоре Ленин предложил отсрочить выборы,
расширить избирательные права, предоставив их 18-летним (молодежь была
настроена преимущественно радикально), "обновить избирательные списки",
объявить вне закона кадетов.
Не многие из большевиков тогда поддержали Ленина, считая, что отсрочка
выборов будет понята как их отмена. Однако некоторые практические шаги
большевики предприняли. Так, 6 ноября они попытались (неудачно) завладеть
документами комиссии по выборам в Собрание (Всевыборы): Бонч-Бруевич
потребовал от Всевыбора представить большевикам данные "о работе комиссии и
вообще о тех мерах, которые ею принимаются для проведения выборов в
назначенный срок", но Всевыборы заявили о непризнании СНК и выдать документы
отказались. Поскольку собрание, по словам Ленина, могло оказаться
кадетско-меньшевистско-эсеровским, большевики 8 ноября на расширенном
заседании Петроградского комитета (ПК) РСДРП (б) впервые рассмотрели вопрос
о возможном его разгоне. В. Володарский, выступивший с докладом по этому
вопросу, указал, что в России народ, не прошедший демократической школы, не
страдает "парламентским кретинизмом" и что даже при успешном для большевиков
исходе выборов в Собрание они проведут "коренную ломку", в результате
которой оно окажется "последним парламентским собранием" в России. Если же,
продолжал Воло-


дарский, "массы ошибутся с избирательными бюллетенями", Собрание будет
разогнано силой.
Некоторые из выступавших предлагали Собрание вообще не созывать. Но
поскольку большевики надеялись, что в случае заключения блока с левыми
эсерами и меньшевиками-интернационалистами они получат относительное
большинство, риск казался оправданным. К тому же несозванное Собрание стало
бы символом всей антисоветской оппозиции и могло бы объединить страну на
борьбу с большевиками. По крайней мере Собрание обещало пользоваться большим
авторитетом, чем Временное правительство. Видимо, по этим причинам ВЦИК 8
ноября единогласно высказался за соблюдение намеченных ранее сроков выборов.
Политика левых эсеров в отношении Собрания менялась в зависимости от
ситуации. 12 ноября, в день выборов, Б. Д. Камков на первой странице
левоэсеровской газеты "Знамя труда" выступил со статьей, поддерживающей идею
созыва Собрания. Камков заявил, что без санкции Учредительного собрания ни
одно правительство не имеет права действовать от имени всего народа, и те,
кто выступает против, "будут сметены с лица земли"; что только Учредительное
собрание сможет "положить конец губящей страну и революцию гражданской
войне". Однако на происшедших в этот день выборах левые эсеры потерпели
поражение. Большинство голосов получили эсеры. В 68 округах (по четырем
округам данные есть лишь частичные) голосовало 44 443 тыс. избирателей, в
том числе за большевиков 10 649 тыс., или 24 %, за эсеров, меньшевиков и
депутатов различных национальных партий -- 26.374 тыс., или 59 %, за кадетов
и партии, стоящие правее кадетов -- 7.420 тыс., или 17 %. Из 703 делегатов,
избранных в Собрание, 229 были эсерами, 168 -- большевиками, 39 -- левыми
эсерами. Таким образом, даже вместе с левыми эсерами большевики уступали
ПСР, хотя и обгоняли кадетов и другие "правые" партии. Левым эсерам
приходилось срочно менять лозунги. На состоявшемся неделю спустя Первом
съезде ПЛСР они в целом выступили против Учредительного собрания. В
резолюции, принятой левоэсеровским съездом по вопросу об отношении к
Собранию, указывалось, что "всякую попытку" превратить его "в орган борьбы с
Советами" съезд будет считать посягательством "на завоевания революции" и
оказывать тому "самое решительное противодействие".
На бойкот Собрания или уход из него левые эсеры


соглашались, но дискредитировать себя насильственным роспуском не
хотели. Впрочем, некоторые делегаты съезда соглашались разогнать Собрание в
случае, если оно постановит распустить Советы и аннулировать декрет о земле.
Иначе считал Ленин. "Надо, конечно, разогнать Учредительное собрание", --
сказал он в те дни Троцкому. Вскоре стало ясно, что за разгон высказывается
видный левый эсер Натансон. После некоторых колебаний ПЛСР, переживавшая, по
словам Троцкого, "недели своего крайнего радикализма", согласилась с мнением
Натансона.
Большевики тем временем пытались найти менее рискованное, чем разгон,