Ахметов Бектас. Чм66 или миллион лет после затмения солнца

   Мы покидали поле уставшие и уже не было сил радоваться выходу в четвертьфинал.
   Пельменя позвали к столику надзирающего судьи. Пельмень слушал, что говорили ему Озол, другие взрослые, и ковырял носком пыльного кеда землю.
   Что там еше?
   Пельменя поставили в известность о том, что, так как вратарь наш
   Тарновский будто бы играет еще и за казенную команду ФШМ, нам засчитывают поражение. По положению первенства клуба "Кожаный мяч" к играм допускаются только самодеятельные команды и игроки.
   Почему Озол молчал до самого конца игр в подгруппе? Почему не предупредил? Мы бы заменили Тарновского.
   Меня душили слезы, а рядом, ухмыляясь, вышагивал капитан
   "Торпедо" Журавлев.
   – Что уставился?
   – Ниче…
   – Че чокаешь? Может чокнуть тебя? – я запрыгнул на Журавлева.
   Метелили мы торпедовцев минут пять.
   Трагический любовник дремлет в нас до первой серьезной неудачи.
   Доктор продолжал вспоминать пацанку. Если бы Нэля родила мне племянника, могло ли сложиться у Доктора иначе? Вопрос дурацкий, потому что Нэля и не думала рожать.
   В середине зимы Доктор поехал в Москву. Через неделю вернулся с фотографией жены, с обратной стороны которой были слова "Моему непутевому мужу с пожеланиями взяться за ум. В противном случае тебе остается довольствоваться только этой фотографией".
   Из друзей детства приходил к нам только Витька Броневский, он же
   Бронтозавр. Какая у него была своя жизнь, он не рассказывал. Парень скользкий и что ему было нужно от Шефа, я не понимал.
   Как-то вечером он зашел в беседку во дворе дома на Байсеитовой, где Джон, Женька Чаринцев, Сашка Чуруков и другие пили вино. Женька парнишка с Военного городка, Сашка друг Доктора и Джона. Женька забил косяк и пустил по кругу. Бронтозавр курнуть отказался. Час назад он поругался с отцом и ему было не до плана. Чаринцев кентяра прямой и не знал, как поднять настроение Бронтозавру.
   – Может вина выпьешь? – Женька протянул Витьке стакан с портвейном.
   Бронтозавр и от вина отказался.
   Чаринцев поставил стакан на скамейку, взглянул на Джона и недоуменно спросил Броневского:
   – Что ты за бес? Косяка не курнул, вина не выпил.
   С последними словами Женька заехал Бронтозавру по лбу. Бронтозавр охнул и кубарем слетел со скамейки.
   Джону бы объяснить Чаринцеву кто такой Бронтозавр и почему он грустный, но выпад Женьки его развеселил.
   Раскрасневшааяся с мороза девчонка летела по коридору снежинкой.
   Она напоминала мне 2-85. Только другая. Повыше и потоньше. Откуда взялась Аня Бобикова?
   Вечерами я к ней звонил и мы долго трепались. О чем говорили? Не помню. Хорошо помню другое, как Аксельрод из "А" класса зайдя со мной утром в школу, спросил: "Ты вчера звонил Аньке Бобиковой?".
   – Звонил. – Я растерялся. – Ты-то откуда знаешь?
   – Знаю… Вчера на телефонной станции слушал ваш разговор…Ты что-то говорил ей про…
   Я промолчал. Я действительно говорил ей про это. Мне не хотелось верить, что Бобикова, мило щебетавшая со мной вчера два часа по телефону, пересказывает разговор Аксельроду. И почему Аксельроду? Я в нем не видел ничего такого, чем могла бы прельститься снежинка.
   Немного позже, поразмыслив, я понял, что Бобикова помимо всего прочего специально поручила Аксельроду передать подробности разговора мне с тем, чтобы я понял и отвалил прочь.
   Вот ты какая… Бобикова… Тебе мало просто так отшить, тебе доставляет удовольствие и шептуна пустить.
   Надо посоветоваться с Васей Абрамовичем.
   Вася не видел здесь тупика.
   – Подпишем ее как миленькую! – заверил друг. – Как выглядит эта
   Аня Бобикова?
   – Примерно с тебя ростом… Остальное…увидишь и сам поймешь, что это она…
   – Номер ее телефона?
   Два года спустя на выпускном вечере Кеша Шамгунов пригласил ее на танец.
   – Знаешь, что мне сказала Бобикова, когда я спросил ее про
   Шалабаева? – говорил Шамгунов. – Анька сказала, что Шалабаев мальчик, который живет иллюзиями.
   Кеша танцевал с ней в июне 68-го, а в январе 66-го я и думать не мог, что внутри себя Бобикова как есть деловая колбаса.
   …Прошло три дня.
   – Видел я вчера твою Бобикову… На катке… – Вася расписывал чудное мгновение жестко, решительно отсекая последние сомнения. -
   Бека, ты дурак?
   – А что?
   – Бобикова она и есть Бобикова.
   – …?
   – Изо рта слюна бежит. Я сделал с ней круг, а она лезет ко мне…Я – ничего…Так, пару раз поцеловались…
   – Кто тебя просил целоваться?
   – Да она сама полезла… Хихикает, прижимается… Да, Бека… у тебя и вкус… Я то думал… Бобикова, Бобикова…! Короче, на х… она тебе сдалась?
   Доктор последовал пожеланиям жены и уехал на практику в
   Джезказган. Наверное, он не совсем понял, что такое взяться за ум.
   Потому что в Джезказгане обворовал соседа по гостинице и чухнул в неизвестном направлении. На него объявили всесоюзный розыск.
   Где Доктор мог скрываться? В Алма-Ате не объявлялся, Неля в
   Москве после случая в Джезказгане не примет его. Куда его понесло?
   В мае мама поехала в Трускавец. На обратном пути остановилась в
   Москве у дяди Бори. Брат организовал обследование в поликлинике на
   Грановского. У мамы нашли камни в желчном пузыре и госпитализировали в Кремлевскую больницу в Кунцево.
   Матушке предстояла операция.
   Прошло несколько дней и папа между делом спросил:
   – Поедешь в Москву?
   Надо ли утруждать себя мечтами, когда все получается само собой, между делом?

Глава 9

   Дядина семья – тетя Баткен, дети Клара, Коля, Гуля и Соня – жила в Москве второй год. Квартиру дяде дали на Садовом, в пятнадцати минутах ходьбы от Курского вокзала. Дома на Садовом кольце почти все увешаны мемориальными досками. Вот и на доме, где жила дядькина семья, висели напоминания о том, что когда-то здесь жили и работали художник поэт Самуил Маршак, композитор Сергей Прокофьев и еще какие-то ученые.
   На лето семья переезжала в подмосковный пансионат "Лесные дали".
   В пансионате Сабдыкеевы занимали две комнатки с кухней в бетонном коттедже. Метрах в ста Москва-река, по другую сторону главный многоэтажный корпус с хорошей, на манер ресторана, столовой, просторной биллиардной, столами для настольного тенниса, огромным кинозалом; рядом с главным корпусом корт для большого тенниса, бадминтонная площадка.
   Пока я ехал трое суток в поезде, папа закончил дела и следом за мной прилетел в Москву. С утра мы поехали в Кунцево.
   Мама шла нам навстречу по дорожке в полосатой темно-коричневого цвета пижаме. В пижамке она впрямь ситок, или, как называет ее Шеф, ситочек.
   Мы прошли к пруду, сели на скамейку.
   – Вчера Нуржан приходил. – сказала мама.
   – Как приходил? – спросил папа.
   – Он с мая здесь… Приехал к Нэльке… Она его прогнала…
   Теперь болтается…
   О том, что мама в Москве Доктор узнал от Мурата Курмангалиева, с которым столкнулся на выходе из метро неделю назад. В свою очередь про нашу маму Мурату сообщила по телефону тетя Шафира.
   Вечером с Колей сходили на футбол. "Локомотив" на "Динамо" принимал "Кайрат". Наши ухандокали "Локомотив" 2:1.
   На пансионатовский автобус мы опоздали и остались ночевать в московской квартире Сабдыкеевых. На то время жил в ней папин родственник Макет, приехавший в Москву по делам защиты докторской степени по философии. Дядечка умный, со змеиными глазами.
   На следующий день часов в двенадцать зазвенел телефон. Я взял трубку.
   – Бек?
   Звонил Доктор.
   – Где встретимся?
   – Здесь рядом есть переулок Гайдара, прямо на Чкалова выходит кинотеатр…
   – Знаю, кинотеатр "Спартак". Через полчаса буду.
   В Москве посмертное шествие Мэрилин Монро. У кинотеатра выстроилась длинная очередь за билетами на фильм "В джазе только девушки". На воздухе всего двадцать три градуса, а духотища как в
   Алма-Ате при тридцати пяти. Еще здесь сильно устают ноги. Визжало тормозами и шелестело шинами, пропитавшееся запахом сдобы и битумных испарений, Садовое кольцо. Москвичи все куда-то сосредоточенно спешат и на ходу поедают пирожки с повидлом, которыми здесь торгуют через квартал.
   Не через полчаса, через час я выглядел Доктора в толпе.
   – Куда пойдем?
   – Я Москвы еще не видел. Может, на Красную площадь? – Поехали.
   У меня в кармане 5 рублей. Наэкономил по дороге в Москву.
   – Где бы нам с тобой встречу отметить?- спросил я.
   – На Арсенальной есть подвальчик.
   Кроме шашлыка в шашлычной на Арсенальной имелась копченая осетрина. К рыбе взяли по сто пятьдесят коньяка. Брат дал мне по пачке сигарет "Мальборо", "Кент" и "Честерфильд", прозрачную американскую зажигалку, авторучку и снял с себя шерстяную олимпийку:
   – Носи.
   – А это что за ручка?
   – Ручка трубовая. Паркер.
   – Откуда?
   – Друг снабжает.
   – Какой друг?
   – Басар. Калмык из Филадельфии…Вице-президент компании.
   – Где ты с ним познакомился?
   – У "Националя".
   – У тебя нет денег. Ты где ночуешь?
   – Не беспокойся. – Доктор засмеялся. – В Москве места всем хватает…
   – А этот… калмык из Филадельфии…Чем вы с ним занимаетесь?
   – По бабам ездим… Я познакомил с ним Мурата Курмангалиева. Он теперь тоже с нами…
   Коньяка выпили в самую плепорцию. Стало хорошо. Я курил "Кент" и периферийным зрением подсекал за реакцией официанток. Доктор с улыбкой ловил торч от моей важности.
   – Поехали к Мурату Курмангалиеву?
   – А где он?
   – В аспирантской общаге на ВДНХ.
   – Поехали.
   Мурат, Булат, Ажар – дети дяди Урайхана и тети Шафиры. Булат учился на архитектора в Ташкенте, Ажар в Алма-Атинском мединституте.
   Мурат стоматолог и самый доступный из детей Курмангалиевых. В Москве с полгода.
   – Что новенького в Алма-Ате?- спросил Мурат.
   – Про суд над бандой Замирайлова слышали?
   – А… Те, что зимой таксистов убивали?
   – Ага…Ему, Яуфману и Галанскову дали расстрел. А женщине, которая укрывала их, дали семь лет.
   – Что за женщина?
   – Там одна… Сорок третьего года рождения…
   Мурат и Доктор засмеялись.
   – Какая же это женщина? Салажка…
   Зашел разговор о казахах, что живут и учатся в Москве.
   – Не всех, но аульных я бы уж точно не пускал сюда. – сказал Мурат.
   – Почему?
   – Своими повадками они дискредитируют нацию.
   – Какими повадками?
   – Они жопу не моют. – пояснил Доктор.
   – Дело не в жопе. – рассудительно поправил Доктора Мурат. – Дело в том, что мы не умеем и не хотим отвечать за себя.
 
   Клара, старшая дочь дяди Бори закончила школу и на учебу отправлялась в Алма-Ату, в Казахский политехнический. От Клары отдаленно навевало чем-то похожим на Радмилу Караклаич, только вот росточком не удалась. Сестра довольна жизнью. За ней ухлестывают приезжие казачата и москвичи, в том числе и шофер дяди Бори Володя.
   Коля, брат мой двоюродный, как и его отец, вещь в себе. Про него можно сказать, что он слишком прост. Хотя на самом деле сложнее простого человека на свете никого нет. Коля закончил 8-й класс в школе рядом с Казахским постпредством и ощущал себя москвичом. Гуля младше меня на два года, но с ней то труднее всего. Умная, наблюдательная, жесткая. Самая младшая из Сабдыкеевых – Соня, или как мы ее называли, Семка, милейшее создание. С ней легко и просто.
   Если есть хоть какая-то правда в суждении о том, что чего стоит мужчина, можно судить по его женщине, то жена дяди Бори тетя Баткен вносила в это, ничем не доказуемое утверждение, полную неясность.
   Ситок говорила, что ее брат слишком хорош для Баткен. Но это мама.
   Женщинам на нее трудно угодить. Ежели со всей объективностью, то тетя Баткен человек хороший. Единственно, у тетушки постоянно озабоченный, ищущий взгляд; с первого предъявления она не всегда схватывает, почему сомневается, и непрерывно моргая счетчиком
   Гейгера, переспрашивает: "Не? Не?". Возникало ощущение, что тетя
   Баткен живет в двух измерениях.
   Расстался с Доктором у дома дяди Бори.
   В квартире дядя Макет. Он ждал меня для разговора.
   – Звонила твоя мать.
   – Что говорит?
   – Просила позвонить в Джезказган моему университетскому товарищу.
   – Зачем?
   – Мой товарищ работает секретарем Обкома по пропаганде. Твоя мать хочет, чтобы он помог Нуржану.
   Я молчал. Он продолжал.
   – Конечно, если мать просит, я позвоню. Она плакала… Но скажи мне, что за человек твой брат?
   Я не ответил. Макет задал наводящий вопрос.
   – Он кретин?
   Я вновь промолчал.
   – На что он живет в Москве?
   – Здесь у него друг из Америки.
   – Какой еще друг?
   – Из Филадельфии… Живет в гостинице "Националь"…Он подкидывает Нуржану за услуги…
   – Услуги…? – Дядя Макет завертел головой во все стороны. -
   Американец, "Националь"… Нет, твой брат точно рехнулся… За каждым иностранцем по десять кэгэбэшников ходит. Оглянись в подземном переходе… Сам увидишь. А этот услуги оказывает… Нет, он кретин…
   Секретарь Обкома перезвонил в тот же день. Дело закрыли, можно ехать в Джезказган. Первым поездом Доктор укатил из Москвы.
   Из постояльцев окраинного корпуса пансионата самый значительный -
   Президент Академии медицинских наук Блохин. В "Лесных далях" главный онколог страны живет с женой, маленькой дочерью и тещей. Всегда со всеми здоровается, по лесу гуляет в джинсах и в футболке точь в точь как у футболистов сборной Аргентины.
   Николай Николаевич повстречался у входа в корпус с дядей Борей и отцом. До этого никогда не наблюдал, чтобы папа с кем-то столь подобострастно здоровался, как это он проделал с Блохиным.
   Семья Блохиных занимает люкс на этаже дяди Бори. Всего в корпусе три люкса. В остальных номерах живут заместители министров, постоянных представителей союзных республик, Госстроя, Моссовета.
   После работы постояльцы приводили себя в порядок, ужинали и выходили в холл смотреть телевизор, поболтать.
   Тему разговора задавали события в мире, в стране.
   – Похоже, дела идут на поправку. – заметил замминистра общего машиностроения.
   Какие именно дела идут на поправку, замминистра не уточнил Но его все поняли. Почему заместитель Председателя Госстроя и подхватил:
   – Да-а… Какую речь произнес де Голль! А Макмиллан… Тоже не ударил лицом в грязь.
   – Мир меняется. – обобщил замминистра общего машиностроения. – И меняется к лучшему.
   По телевизору довоенная кинохроника. Алексей Стаханов, Паша
   Ангелина, Киров.
   – Киров! – с заднего стула радостно подал голос дядя Боря. И объяснил, почему радуется за Сергея Мироновича Кирова. – В тридцать втором году Сергей Миронович приезжал к нам в Акмолинск.
   – Да ну…?! – на дядю Борю насмешливо-недоверчиво оглянулся зампредседателя Госстроя СССР. – В самом деле?
   – Да…- В эти минуты мой дядя выглядел робким и застенчивым первоклашкой и нисколько не отвечал виртуозной мощи испанского клуба
   "Атлетико Бильбао".
   – Везет вам…- ернически вздохнул зампредседателя.
   Сергей Миронович Киров может и приезжал в 32-м в Акмолинск. А что толку?
   Полчаса назад дядя Боря в майке и спортивных штанах ужинал. Он грыз и обсасывал конскую костяшку. Маечная лямка непрерывно сползала с плеча, дядя Боря постоянно поправлял ее и наполовину в жиру с причмокиванием полировал мосалыгу.
   В номер вбежала Семка.
   – Я привез тебе зефир. – вгрызаясь в кость, сообщил дядя Боря.
   – Мен байхамай жепкойдым. – испуганно влезла тетя Баткен.
   И тут же получила в лоб лошадиной костяшкой.
   Дядя Боря продолжал трапезничать, а тетя Баткен, морщась, терла лоб, и разливала чай. Таким ударом мужика можно опрокинуть навзничь.
   А ей как будто все нипочем. Всего лишь немного смутилась.
   Оттренировал ее дядя Боря.
   Операцию маме сделали и она лежала в трехместной палате на восьмом этаже. Я поздоровался с рыжеволосой соседкой, сел напротив матушки.
   Ситок обижалась на меня. Папа улетел в Алма-Ату, а я неделю не приходил к ней.
   Мама обижалась не только на меня. Она пытала меня о какой-то
   Лауре, с которой папа якобы в отсутствие матушки не терял время даром.
   – Я все знаю. Почему ты не говоришь правду?
   Сколько можно об одном и том же? Я взмолился.
   – Мама, перестань мучать меня!
   – В самом деле, перестаньте мучить ребенка. – вмешалась рыжеволосая.
   Матушка угомонилась.
   Корейцы оттоптали нашим ноги. Ложились костьми, били по ногам.
   Особо они преследовали Банишевского и все равно проиграли.
   На полях Англии проходило первенство мира по футболу.
   Я впервые видел в игре бразильцев. Встречались чемпионы с болгарами. В движениях желто-зеленых проглядывало желание сэкономить силы на будущее. Болгары им подыграли. Они или были в действительности тихоходами, или заранее перепугались бразильцев. С такой, как у них, техникой, да еще с бразильцами, стоять на месте нельзя. Болгары ушли с поля, ничем себя не показав.
   Другой матч в этой же подгруппе был куда как интересней.
   Португальцы играли с венграми. Бене, Фаркаш технари ушлые. Но
   Сентмихаи никуда не годился. Во всех трех голах в ворота венгров повинны нервы вратаря. Сентмихаи отбивал мячи прямо на накатывавших на ворота Эйсебио, Торреса и Симоэса. Португальцы победили 3:1, но по игре венгры были их на голову выше.
   В кинозале мое место оказалось рядом с местом студентки
   Московского историко-архивного института.
   В "Лесных далях" показывали "В джазе только девушки".
   На следующий день в холле главного корпуса я разговорился со студенткой историко-архивного.
   – Тебе понравился фильм? – спросила соедка.
   – Как вам сказать? – я попытался выкрутиться. – Смотреть можно.
   – Смотреть можно? – повторила за мной студентка. – Ну-ну… А какие фильмы тебе больше всего нравятся?
   – Я не много картин видел. Чтобы судить о них, надо смотреть лучшие фильмы. А что нам показывают?
   – Ну а все-таки. Из того, что видел.
   Я задумался. И правда, какое кино мне интересно?
   – Мне нравятся польские фильмы.
   – Беата Тышкевич тебе нравится?
   – Конечно.
   – Цыбульский?
   – Не знаю…- Нравится ли мне Цыбульский? Он кумир Польши. Ну и что?
   – А Мэрилин Монро тебе как?
   – Вообще никак.
   – Ага…
   Студентка заскучала. Кого-то она ждала. Жаль. А то бы еще поговорили. Я поднялся и пошел играть в настольный теннис.
   Несколько раз говорил с домом. Шеф и Джон вернулись из экспедиции, из больницы выписался Ситка. Они с папой ждут вовзвращения матушки.
   В обществе "Знание", где папа тогда работал, ему предложили съездить в Англию. Со словами "у меня там родственников нет" отец отказался от бесплатной поездки в капстрану.
   Позднее я спросил его:
   – Папа, как вы могли из-за каких-то родственников не поехать в
   Англию?
   Отец ответил, что про родственников председателю правления общества "Знание" он сказал сгоряча.
   – Сам посуди, твоя мать легла на операцию, а я еду в какую-то
   Англию.
   …Дядя Боря каждую неделю привозит на дачу кремлевский паек.
   Икра в пятидесятиграммовых баночках, сыры, круг любительской колбасы, печень трески, балыки, горбуша консервированная, мясо говяжье, печенья разные, конфеты в коробках фабрики имени Бабаева.
   Сигареты американские к пайку не прилагались. В пансионатовском буфете продавали "Астор", раз в десять дней выбрасывали "Мальборо" за 35 копеек пачка.
   Прилетел в Москву Ермечила, пацан с нашего района. Ермечила поступает в МГУ на искусствоведческий. Встретились с ним в коридоре постпредства.
   – Несколько раз на Броду видел Нуртасея.
   – И…?
   – По черному киряет.
   До встречи с Ермечилой я не задумывался – много ли пьет Шеф.
   Сейчас задумался. Если посторонние обратили внимание, значит, пьет много.
   Почему брат пьет?
   – Как в Москве?
   – Ништяк.
   Я разговаривал с Джоном. Голос у него унылый, приглушенный.
   – С иностранцами торчишь?
   – Торчу.
   – Приедешь, расскажешь.
   С иностранцами я не торчал. Джону это я так сказал. Иностранцы меня уже мало интересовали и ни с кем я не торчал.
   "Маша и медведь" – сказка о неразделенной любви. Иного содержания и смысла история внучки и Топтыгина не имеет. Медведя обмануть легко. Косолапый Мишка, что ребенок малый. От того чаще всего и сосет лапу.
   По мне Маше Селивановой, что живет на первом этаже окраинного корпуса, больше подходит имя Марина. Длинноногая, большеглазая девчушка не подозревала, какую великую радость она бы доставила косолапому, повстречайся она ему на лесной дорожке. Маше десять лет и дружит она с нашей Семкой. Машеньке не полагается догадываться, с чего это вдруг угловатый подросток, подавив неловкость, часами выкладывает вместе с ней из кубиков домики на асфальте у входа в корпус.
   Маша из "Лесных далей" девочка не из сказки и еще не умела обманывать, предавать. Насупленный дедушка Селиванов звал внучку пить чай, но Маша не торопилась. Она шлепала на себе комаров и, запрокинув голову к небу, захлебывалась от смеха и протягивала кубики: "Возьми…". Я краем глаза любовался ею,
   Маша щебетала, и я молча строил для нее город на семи ветрах.
   Мама ее танцевала в театре Станиславского и Немировича-Данченко.
   Черноволосая балерина приезжала на воскресенье к отцу и детям. На людях она не показывалась, а если и выходила на воздух, то только на балкон покурить. Дедушка Маши – заместитель Председателя Моссовета приятельствовал с футболистами московского "Спартака". Коле и мне захотелось погонять в футбол и Маша принесла мяч "Артек" с автографами Нетто, Севидова, Крутикова, Логофета и остальных спартаковцев.
   – От дедушки не влетит? – спросил я.
   – Не-е…- Маша тряхнула стриженной головкой, улыбнулась. – Он ничего не скажет.
   – Смотри… А то ведь мы его в два дня распинаем.
   – Пинайте…
   Я пнул. Мячишко чиркнул по асфальту и враз остался без автографов.
   Осенью Маша пойдет в четвертый класс. Пройдет семь-восемь лет и будет она осмысленно дурить головы Топтыгинам. Пока же она еще не умеет картинно закатывать глаза.
   …В холле третьего этажа народу – не протолкнуться. Постояльцы собрались у телевизора заранее, словно наперед зная: сегодня предстояло увидеть самый, что ни на есть интересный матч в жизни.
   Бразилия – Венгрия. Где это было? В Манчестере или в Ливерпуле?
   На "Олд Траффорд" или… Забыл название второго стадиона. Ливерпуль звучней Манчестера. Пусть будет Ливерпуль.
   После обмена выпадами венгры одеревенели. Забоялись? Народ в холле затих, я напрягся.
   Мне хотелось, чтобы и в "Лесных далях", и в Ливерпуле, на всей планете желали, жаждали того же, чего желал и жаждал я. Помню, было еще предчувствие, что ждет всех нас не решающая игра в группе, а грандиозная заруба. Понятие заруба означало только одно, – сегодня восторжествует справедливость, – сегодня венгры на голову победят бразильцев.
   По холлу прокатилась волна сожалеющих вздохов. Замена Сентмихаи на Геллеи ничего хорошего не принесла. У нового вратаря сборной
   Венгрии тоже тряслись поджилки – в простейших, безобидных ситуациях
   Геллеи давал одну за одной пенки. Настроение вратаря передалось защитникам. Посыпались грубейшие промахи, минут пять венгры не могли вывести мяч со своей половины поля.
   Не сплоховал только Мэсей. Капитан команды взял себя в руки и под его водительством венгры первые десять минут с горем пополам выстояли. Все бы хорошо, но Геллеи продолжал нервничать.
   Бразильцы не спеша раскатывали мяч в ожидании момента, когда противник, измученный страхом ожидания, взмолится о пощаде и добровольно уступит игру.
   Неужели венгры, пускай они и проиграют, не покажут на что способно вдохновение?
   Знак подал Бене. С него все и началось. У правого крайнего получился один проход по флангу, второй… Без ужимок и уверток, свободно, играючи, он, словно в матче дворовых команд, уходил от защитников.
   В те годы в еженедельнике "Футбол" шла дискуссия на тему о том, как правильно строить защиту. По зонному или персональному принципу.
   Виктор Маслов писал, что персоналка унизительна для футбола. Оно может в принципе и так. Но великих надо держать персонально. За руку, за ногу, за что угодно, вдвоем, втроем – не важно. Но держать.
   Бене в тот вечер был неизмеримо велик. Как только получал мяч на ход или прямо в ноги Бене, отлаженная годами бразильская зона то и дело трещала по швам.
   Хорошо, предусмотрительно хорошо поступил Феола, не поставив на игру Пеле. Король счастливо избежал публичного посрамления.
   Впереди у меня было еще много лет и я не мог знать, что ничего сравнимого по накалу никогда больше не увижу. Все мы, собравшиеся в холле третьего этажа подмосковного пансионата ровным счетом ничего не соображали. Нам казалось, что мы наблюдаем игру. Но это была не игра и даже не величайшее сражение ХХ века. Это было то, чему мы, даже если бы сильно захотели, не смогли бы дать достойного поименования.
   А пока разверзлись седые небеса Ливерпуля и разразился гром.
   Бразильцы проглядели момент, когда мандраж венгров сам по себе куда-то запропал и продолжали с благодушной монотонностью перекидывать друг другу мяч, приберегая силы для более важного случая.
   …Бене разоблаченным до пят пехотинцем промчался мимо передовых дозоров бразильцев и, срезав с правого края угол на входе в штрафную площадку, обошел Джалму Сантоса, и очутился один на один с Мангой.
   "Ну! Бей! Сейчас же бей!".
   Пансионат задрожал, пол третьего этажа под постояльцами заходил ходуном. "Что он делает?! – стонал истерзанный народ. – Бей! Скорее бей!".