И все же. О чем мне рассказать? Конечно же, не о том, что бухаю каждый день. Но я не только бухаю. Кое-что делаю. Вот именно, кое-что. Человек прекрасен, красив только в труде? Так? Так. Бывал я и на производ стве. В роли экскурсанта. Может изобразим из себя, что-то такое?
   Я вспомнил о принципе работы теплового насоса. Черноголовина поставила задачу: бросовое тепло – с температурой в диапазоне 45-50 градусов – сконцентрировать, уплотнить, поднять деградированный термодинамический потенциал до уровня, пригодного к использованию.
   В конце концов не я один живу скучно, мало кому есть что поведать другим что-либо из ряда вон выходящее, интересное. Литература – это стереотип, загоняется в рамки жанра. Отсюда потребность присочинять, домысливать, делать из опереточного сюжета собственной жизни нечто вроде драмы.
   Иначе нельзя.
   – Попробую
   – Пробуйте.
   …Спасибо Вам, я греюсь у костра.
   В дверь просунул голову Курман, инженер лаборатории энергосистем.
   Сказал два слова:
   – Брежнев умер.
   Брежнев мне не сват, не брат, но стало страшноватенько. В комнате секунд на пять все замолкли.
   "Трибуна мавзолея на похоронах Брежнева вряд ли представила опытным физиономистам, психологам материал для, вызывающих доверие, выводов и обобщений. Соратник покойного стояли с отрешенными, непроницаемыми лицами. 70-летний Кунаев, как и все, думал, наверное, о смерти вообще и о есбе. В его возрасте смерти не боятся. Он, верно, думал и о том, как нелепая, если не брать во внимание билогическое старение организма, – неизбежность исхода, в своей внезапности, смерть старшего товарища может круто поменять планы, порушить надежды. Он быть может, думал и о том, что жизнь и в самом деле коротка, если уделять незаслуженно много времени и внимания удовльствиям души и тела, принимать близко к сердцу капризы судьбы, поддаваться соблазну отвлекать себя некими надуманными акциями…".
   Заманбек Нуркадилов. "Не только о себе".
   11 ноября, в день рождения Шефа, шел снег с дождем. Доктор с
   Надей приехали домой к Большому и якобы на картошку заняли у Светы
   (жены Большого) 50 рублей.
   Большого дома не было. Дома Эдька бывает редко, фестивалит с центровскими.
   Блондинка в шоколаде
   – Кого изберут председателем похоронной комиссии, тот и займет место Брежнева. – Я помнил, что председателем комиссии по организации похорон Сталина был Хрущев.
   – Да, – подтвердил Руфа. – Так и будет.
   Папа сказал, что Андропова не изберут.
   – У него нет высшего образования. – сказал он.
   Скорее всего. Тогда кто? Портреты Кириленко на демонстрации 7 ноября нести запретили. Секретари ЦК с полным членством в Политбюро
   Андропов, Горбачев, Черненко. Кто-то из них.
   Фанарин сказал, что Андропов не годится в генеральные секретари, потому что Юрий Владимирович еврей.
   – Посмотрите на его рожу. Типичный еврей.
   Руфа и тут согласился. В самом деле, Андропов янкель.
   К обеду по радио передали об избрании Андропова председателем похоронной комиссии. Кадровый вопрос решен.К вечеру прошло сообщение о Пленуме ЦК. Новый Генеральный секретарь ЦК КПСС сказал: "Отстоять мир можно, только опираясь на несокрушимую мощь наших вооруженных сил".
   Вот тебе и ответ на вопрос о роли личности в истории. Какой там к чертовой матери народ? Что хотят, то и делают.
   Поехали.
   ХХ век для России проходит под знаком борьбы с евреями у трона.
   Как удалось Андропову неостановимо подобраться к трону? По Фанарину вышло все просто. Над семитом с рождения висит запрет: еврею отказано в праве быть плохим. Андропов держал стойку и дождался своего часа.
   Сталин с евреями был строг, но понимал: без них российскому трону не обойтись.
   Все же почему евреев шугают? Что они натворили?
   С утра подошла Марадона.
   – В двенадцать в институте траурный митинг. Мне поручили выступить от комсомола,. – она замялась, – Не напишешь мне речугу?
   – Чичаза.
   Я наставлял Марадону:
   – Текст короткий… По бумаге не читай, речь заучи. Не тараторь, говори спокойно, делай паузы, изображай задумчивость. Понятно?
   – Понятно. А если что-то забуду?
   – Говорю тебе, тупо заучи, пачку колодкой и вперед!
   "Пачку колодкой". Легко сказать. Я уже и забыл, когда сам держал речь перед аудиторией. На лабораторных семинарах отмалчиваюсь, про секции Ученого совета и говорить нечего, – если докладываю свои статьи, мандражирую, на ходу забываю о чем речь.
   Марадона не боится толпы. Она упивается вниманием народа. Но выступала она так, что чувствовалось: текст не ее. Нет в ней артистизма, значения некоторых слов она не понимала. Но нашим и этого достаточно. Бывший комсомольский секретарь Юра Никонов потрясен, секретарь партбюро Сакипов после митинга скажет Марадоне:
   "Мы вас заметили".
   Шествие за райкомовской анкетой началось. Теперь можно подумать и о дисере.
   Со словом прощания вышел к народу и Чокин.
   – Я три раза встречался с Леонидом Ильичом, в бытность его Первым секретарем ЦК Компартии Казахстана, – Чокин, как и полагается диктатору, говорил тихо, но слышно было всем, – В 62-м я приехал в
   Москву и узнал о болезни Каныша Имантаевича Сатпаева… У президента нашей Академии при плановом медосмотре обнаружился рак легких…
   Леонид Ильич работал Председателем Президиума Верховного Совета…
   Из кабинета вице-президента Академии наук СССР Топчиева по вертушке я позвонил ему… Поднял трубку помощник Брежнева товарищ Кузнецов.
   Он сказал: "Леонид Ильич вышел из кабинета. Перезвоните через десять минут". Через десять минут я перезвонил и говорю: "Леонид Ильич, с вами говорит академик Академии наук Казахской ССР Чокин"
   "Я вас помню, Шафик Чокинович. – сказал Брежнев. – Чем могу помочь?".
   Я говорю: "Леонид Ильич, наш Каныш Имантаевич тяжело заболел.
   Врачи подозревают злокачественную опухоль. По этому вопросу я побывал у министра здравоохранения Курашова, рассказал о беде товарищу Келдышу… Теперь вот, памятуя о вашем отношении к
   Сатпаеву, позвонил и вам".
   "Вы сделали все, что могли, – сказал Леонид Ильич, – Теперь мы в ответе за здоровье Каныша Имантаевича. Не беспокойтесь. О том, что случилось с Сатпаевым я поставлю в известность членов Президиума ЦК
   КПСС и позвоню начальнику Четвертого управления Минздрава".
   О чем я хотел вам сегодня сказать? – Чокин поправил очки. -
   Товарищ Брежнев много сделал для казахского народа, для всего
   Казахстана. Может случиться так, что начнут вспоминать упущения, ошибки Леонида Ильича… В жизни всякое бывает… Мы всегда найдем способ оправдать себя, чужие ошибки мы смакуем… В этой связи напомню о простой вещи. О том, что умение быть благодарным всегда зачтется.
   А мы ведь ждали, когда умрет Брежнев.
   Почему Руфа благодарен Сталину? Однажды он рассказал, как в войну раз в неделю к ним в класс входила женщина в белом халате с мешочком и весами. Женщина взвешивала сахарный песок и ссыпала в ладони школьников. Поедать сахар надо было на глазах женщины в халате и учительницы.
   Руфа связывал сахар детства со Сталиным.
   Советские солдаты убивают стариков и детей в Афганистане. Чем больше запачкаются в крови, тем лучше. Советы терпят поражение от моджахедов – они угодили в ловушку. Так им и надо. Из Афганистана они никогда не уйдут.
   Тем не менее, эпоха Брежнева не могла существовать отдельно от меня. Что она дала лично мне?
   Всего и не вспомнишь.

Глава 6

   Вихри враждебные веют над нами…
   В кабинете Чокина, за его спиной огромный гобелен. На нем изображена, низвергающая потоки воды, гидроэлектростанция. Стены кабинета обшиты полированным темно-коричневым шпоном. Рабочий стол, с перпендикулярно приткнутым столиком на двоих. Отдельно, по левую руку директора, большой стол для совещаний. Справа от рабочего стола вход в комнату отдыха.
   На столе у директора четыре телефона. Один общегородской, через приемную; второй прямой, третий внутренний, и четвертый – вертушка.
   Тут же письменный прибор из мрамора, пластмассовая карандашница и финтифлюшка для скрепок.
   Чокина никто не видел в институтском туалете. По большой нужде на работе ходят только иезуиты. Шафик Чокинович не показывался в общественном месте и по-маленькому. Впрочем, на крайняк, в комнате отдыха имеется умывальник.
   – Кто у тебя руководитель?
   Чокин цвиркнул. Он сидел в кресле, откинувшись левым боком на подлокотник. После обеда он принял меня по записи.
   – Каспаков.
   – Сколько тебе лет?
   – Тридцать один.
   – В твои годы я был уже главным инженером крупнейшего треста. А в тридцать два стал директором. – Сощурив правый глаз, Чокин изучал меня.
   Какой из него Чингисхан, знать не могу. Но на службе у генерала
   Горлова наш директор запросто переплюнул бы полковника Удивительного.
   – Тема твоей диссертации?
   – Методика оценки эффективности использования вторичных энергоресурсов.
   – Насчет тебя мне месяц назад звонил Ануарбек Какимжанов. Кто он тебе?
   – Дядя.
   – Диссертацию в установленный срок ты не защитил.- Чокин вновь прицвиркнул. – Более того, на настоящий момент с ней у тебя полная неопределенность. Теперь, как я понял, ты просишь, чтобы тебе помогли. Я правильно понял?
   – Да.
   – Каспаков тебе поможет. Но писать за тебя работу никто не будет.
   – Я понимаю.
   – Это одно. Про тебя я уже кое-что слышал. – Директор еще больше сощурился правым глазом. – На тебя поступает много жалоб.
   – Откуда?
   – Из лаборатории. – Чокин наклонился в правую сторону, посмотрел вниз, поднял голову и сказал. – Теперь иди.
   Разозленный я шел по третьему этажу, остановился у дверей второй большой комнаты и позвал в коридор Аленова.
   – Я был у Чокина.
   – Попал к нему на прием? Что он тебе сказал?
   – Юлит "папа". Но дело не в этом. Он сказал, что на меня поступает много жалоб из лаборатории. Кто меня обсирает?
   – Ты не догадываешься?
   – Кто?
   – Нурхан. Он бегает к Чокину по вечерам. Знаешь, почему он тебя вбагривает?
   – Почему?
   – Он недоволен, что ты со мной кентуешься. Нурхан завистник.
   Что Шастри завистник, мне известно. Да-а… Из-за Кула он бы меня не закладывал Чокину. Я знал, почему он меня сторонится..
   В цветочном Доктор с Надькой напоролись на Большого с компанией.
   Большой спросил за полтинник. Денег у Доктора нет, на такси Большой привез его к нам домой. В квартиру с Эдькой Шалгимбаевым зашел и Ес
   Атилов. И это еще не все. В моторе, прикрывая лицо шарфом, ждал их с деньгами Кеша Сапаргалиев.
   Дома были матушка с Эдит Пиаф – старшеклассницей вечерней школы
   Гульжан.
   Доктор переминжовался и молчал Препирались с Большим мама и
   Гульжан. Долг за Доктора матушка отдавать не собиралась и угрожала вызвать милицию. Большой и Ес говорили: "Вызывайте. Вам же хуже будет". Мама позвонила Жарылгапову. Сосед спустился и выдворил
   Большого с Есом.
   Что и говорить, Доктор не туда залез. И Большой тут стопроцентно прав. Но Есу Атилову и Кеше Сапаргалиеву память как оглоблей отшибло
   – они начисто все позабыли.
   Кеша Сапаргалиев с 44-го года. Чем он увлекался – я не помню. В юности Кеша дружил с Тараканом и старшим братом Пельменя -
   Галимжаном. В настоящее время всегда с иголочки прикинутый, болтался он чаще в центрах.
   Ес откинулся полгода назад. Сидел он за хулиганку. Как я уже отмечал, предпоследний в семье Атиловых сын, заматерел еще в семидесятых. По пьянке, говорил Пельмень, Ес представлял серьезную опасность.
   Может я и ошибся, решив, что в их памяти произошел сбой.
   Возможно, что они и помнили, как когда-то за них впрягался Шеф. Но
   Шефа нет и не будет. Должны они остались то Шефу, но не его оставшимся братьям. Справедливо?
   Справедливо.
   Только вот ежели бы они знали, что в доме покойного Шефа их ждет отпор, то вряд ли бы сунулись в соучастники восстановления справедливости.
   И это было бы, если не столь уж справедливо, но тоже по правилам.
   Пельмень рассказал, что Большой живет на квартире Еса.
   Атилов-средний женат на казашке по имени Лена. Шастают они по городу втроем.
   Доктора Большой и Ес не тронули. И на том спасибо. "Могло быть хуже". – подумал я.
 
   Я позвонил Жданову.
   – Геннадий Николаевич, я вам приносил материал по вторичным энергоресурсам. Помните?
   – Помню. – сказал заведующий промышленным отделом. – Статью я передал корреспонденту Паутову. Звоните ему.
   Юрий Романович Паутов служил в ВДВ, выпускник журфака КазГУ.
   Работал в пресс-центре Минмонтажспецстроя, корреспондентом молодежной газеты "Ленинская смена". Жена его когда-то закончила хореографическое училище, сейчас работала диспетчером в автоуправлении. У них дочь школьница.
   С Зорковым я не знаком. Общался с главным энергетиком УК СЦК
   Шастри, при разговорах я стоял рядом и слушал. В материале я успел много чего понаписать и про Озолинга, и про Зоркова.
   Галина Васильевна читала про себя и отмечала слух: "А вот этого не надо… Может над этим еще подумаете?". Черноголовина вспоминала слова Бианки и аккуратно напоминала: "Не надо разжевывать… Думать, что читатель глупее вас, не следует. Часто читатель умнее писателя".
   Мне не только не терпелось отнести очерк в "Простор", я уже не сомневался в своей профпригодности и подумывал, что Галина
   Васильевна в очередной раз выправляя стиль, конструкцию материала, излишне перестраховывается.
   Я звонил Паутову:
   – Юрий Романовч, когда?
   – Не волнуйтесь. Материал пойдет. Сами понимаете, газета не резиновая. Почти каждый день выходят документы партии и правительства. Они – первоочередные.
   В декабре вышло Постановление ЦК КПСС и Совмина СССР "О вторичных энергетических ресурсах". Я вновь позвонил Паутову:
   – Юрий Романович, вы в курсе Постановления ЦК?
   – В курсе, в курсе. Говорю вам, не волнуйтесь.
   Статья грозила застрять. К давлению на "Казахстанскую правду" мама подключила Галину Васильевну и Карашаш.
   Черноголовина попросила помочь приятелей журналистов, Карашаш настрополила ответсекретаря своего журнала во что бы то ни стало добыть результат.
   Я отдавал себе отчет, как может разбушеваться Чокин, буде статья напечатана в "Казправде". Не знаю, как в других институтах Алма-Аты, но программные материалы из недр КазНИИ энергетики в главной газете республики выходили исключительно за авторством Шафика Чокиновича с довеском- за подписью ведущего спеца по теме. О том, чтобы какой-то мэнэсишка, да еще и сам на сам, отдал материал в газету по главной проблеме дня – энергосбережению – директор не подозревал.
   "Лишь бы материал вышел, – думал я, – директор побазарит, побазарит, да успокоится. Ничего, переживем".
   Статья не вышла ни в ноябре, ни в декабре…
   "Что ты знаешь монах, кроме собственной кельи?".
   Мигель де Сервантес. "Дон Кихот Ламанчский". Роман.
   Вечером позвонила Галина Васильевна:
   – В последнем номере "Нового мира" напечатана проза Вознесенского
   "О". Прочитайте.
   – Как вы сказали?
   – Я сказала "О". Просто "О". Думаю, в работе Вознесенский вам пригодится.
   "Новый мир" выписывают Есентугеловы. Вечером следующего дня
   Квазик привез журнал.
   Прозу Вознесенский пишет блестяще. Поэт рассказывает о встречах с
   Муром, Пикассо, Пастернаком и другими.
   Идем дальше.
   "За спиной я ощутил дыхание Вечности…" – пишет поэт. Вечность, свидетельствует толковый словарь Ушакова, – время, не имеющее ни начала ни конца. Еще в словаре говорится о том, что кануть в
   Вечность, значит, умереть, навсегда перестать существовать.
   Вознесенский кануть в Вечность не хочет, но что означает "ощутить за спиной дыхание Вечности"?
   В прямом, буквальном смысле?
   Поэт пишет о несостоявшейся попытке самоубийства. Я не помню из-за чего он решил стреляться. Кажется, из-за поэзии. Решил, но остановил себя, подумав, "о том, кто придет после меня".
   Здесь он играет. Играет неубедительно. Мысль о самоубийстве – по факту суицид. Не верится, что ухоженный, рафинированный, вполне себе сытый литератор может всерьез задуматься о казни над собой.
   По-моему, настоящему самоубийце ни до кого дела нет. Какая разница, кто придет после тебя? Вы как хотите, но не вяжется театральная эстетизация с выстрелом себе в рот.
   Читая "О", убеждаешься, проникнуть в круг друзей автора можно, только заделавшись Муром, Пастернаком, Высоцким, на худой конец,
   Пикассо. Всем остальным вход туда заказан.
   С жалобой на Надю Копытову на прием к Чокину прорвалась жена
   Сподыряка.
   – Ваша сотрудница уводит мужа из семьи! – огорошила директора супруга Николая Тимофеевича.
   Чокин слушал-слушал, потом встанет и как заорет:
   – Господи, боже мой! Уходите! Ничего из дома не носите на работу!
   Супружница завлаба не вняла предостережению директора и продолжала зашугивать Надю Копытову.
   Надя плакала и говорила:
   – Эта… караулит меня у дома… Боюсь в подьезд заходить.
   В милиции заявление на жену Николая Тимофеевича не примут. Еще и отчитают Наденьку. Ей волноваться нельзя.
   Думать нечего, помочь мог только товарищ детства Бохча.
   Бохча, он же Бахытжан Абишев, бывший сосед моего одноклассника
   Лампаса и Алима Кукешева. Он работает инспектором отдела кадров УВД города и никому из кентов в помощи не отказывает. Пару раз я уже к нему обращался – Бохча выручил без вопросов.
   Я ему позвонил и Бохча велел участковому напугать жену Сподыряка.
   Надя Копытова без ума от радости. Всучила бутылку коньяка.
   Я ей тискаю: "Ты что, Надя, брать со своих за падло!".
   Она: "Ладно, тогда передай бутылку человеку, который помог мне".
   Я умолчал, что вот уж Бохча, тот со своих действительно никогда не возьмет, но пузырь, для вида отказываясь, у Нади я забрал.
   Надя раззвонила женщинам о моем бескорыстии. Раззвонила так, что
   Марадона решила, что у меня большие связи в ментуре и в свою очередь звонила комсомольцам, будто в моих силах поломать дело любой серьезности. Это при том, что муж Марадоны сам работал в том же отделе кадров городского УВД вместе с Бохчой.
   Звон долетел и до ушей Юры Никонова, бывшего комсомольского секретаря, математика институтского ВЦ.
   …Объявился Лампас. Он несколько лет работает на Мангышлаке.
   Приехал в отпуск с кишкой денег в кармане.
   Мы пили и слонялись по городу.
   – Как Джон? – спросил одноклассник.
   – Ну…
   – Ясно.
   К концу прогулки очутились у ЦГ. В гастрономе выбросили польское пиво. Польским пивом Лампаса не удивишь. В Шевченко кроме сгущенки и сырокопченой колбасы свободно продается чешское пиво пяти сортов.
   – Возьмем по паре польского? – предложил Лампас.
   – Как хочешь, – пожал я плечами.
   У меня голяк.
   – Теперь твоя очередь покупать. – сказал одноклассник.
   Я немного офигел, но ответил:
   – Я пустой.
   – Когда у тебя будут деньги?
   Примечательно то, что Лампас, хоть и датый, но смотрел на меня строго и требовательно.
   У Галины Васильевны взгляд цепкий, острый. Текст читает быстро, молниеносно схватывает суть.
   – Может сделаем так… – Черноголовина подперла ладонью подбородок и улыбнулась. – Вот вы написали много про Зоркова… Что характер у него резкий… Несколько отдалили от себя… Я думаю, лучше было бы, если вы напишите что-то такое о связи Зоркова с вашей несостоявшейся защитой диссертации… Что, мол, человек он отзывчивый, добрый…
   "Зорков прочитает про себя и ошизеет." – подумал я.
   – Можно. – сказал я.
   – Еще вот что. – Галина Васильевна уже не улыбалась. – Композиция имеет важное значение… Удачная конструкция облегчает восприятие, помогает понять замысел автора… Но… – Черноголовина сделала паузу и сказала: "При любой композиции начало и конец произведения обязательно должны перекликаться!".
   Сподыряк выговаривал Серику Касенову:
   – Тебя все ищут… Тебя постоянно нет ни в комнате, ни на стенде, ни в библиотеке. Только и слышу: "Касенов только что вышел…". Но тебя нигде нет. Как объяснить?
   Серик и сам удивлен. Вот он же я! Что меня искать, когда я всегда с собой?
   Касенов пожал плечами: "Сам не пойму… Мистика…".
   Серик Касенов всерьез относится к мистике. Уверяет: цифры, числа имеют смысл.
   – Самый опасный год – високосный. – говорит он.
   С этим-то я согласен.
   Наступающий 83-й вроде ничем не грозит. 83 – число простое, делится на себя и единицу.
   Не обещайте девам юным любови вечной на Земле…
   Луноликой метисочке Айгерим 19 лет, она студентка юрфака. Она была у Олега Жукова после евреечки Наташи.
   Зинаида Петровна уговаривала Васю жениться на Айгерим.
   – Айгерим, девушка хорошая… Олег, что ты тянешь?
   Олег не тянул. Я долго не мог заснуть в Васиной комнате, когда
   Олег в большой, через стенку, комнате беклемишил Айгерим.
   Стоял грохот, сотрясались стены. Потом устанавливалась тишина, прерываемая смехом студентки. Я засыпал, но минут через пятнадцать,
   Олег вновь устраивал в квартире стенотрясение.
   У Васи волосатая грудь колесом. Поддатого его часто перемыкало.
   Ни с того ни сего он мог перевернуть накрытый стол. Олег мычал и выставлял вперед растопыренные пальцы:
   – Что вы мне муму е…те!
   Переживала ли Зинаида Петровна за то, что сын бросил университет
   – не знаю. При мне она больше говорила, что хватит развлекаться – пора жениться. Ей хотелось понянчить внуков. Вася и сам любил детей, но задуматься над тем, что пришло время зажить упорядоченной жизнью ему было недосуг.
   С утра до вечера в голове у него кенты.
   Матушка и Зинаида Петровна никогда не встречались. Знакомы они были по телефону. Что интересно, Жукова хорошо знала людей, околачивавшихся в приемной Первого секретаря не только в лицо, но безоговорочно разделяла мамино мнение о некоторых из них.
   Матушка делилась с Зинаидой Петровной и свежими сплетнями и плодами собственных умопостижений. Наслушавшись маминых измышлений про одного из заместителей прокурора республики, Жукова хваталась за голову: "Куда смотрит товарищ Мирошхин?".
   На женские праздники технических работниц секретариата от лица первого секретаря поздравляла его супруга Зухра Шариповна. Духи
   "Фиджи", "Клима", принесенные домой Зинаидой Петровной, Олежка не имел привычки передаривать своим подругам. Подарки возлюбленным он покупал на собственные деньги.
 
   Я попросил Руфу созвать профсоюзное собрание. Зачем это я сделал?
   Общение с Черноголовиной проделало со мной работу. Хорошо еще, что я отдавал себе полный отчет в том, что я бездарь, но… Но бездарь не простой. Бездарь, который способен выучиться тому, что никогда не освоят мои друзья-товарищи.
   Каспакова на работе нет неделю. При нем я бы не осмелился созывать собрание.
   Я подумал, что в услугах Шастри больше не нуждаюсь и устроил ему публичную выволочку. Считал, что стопроцентно прав и что все меня поддержат. Так оно и произошло, если бы не Шкрет. Он вступился за
   Шастри и поволок на меня. Нурхан говорил, будто доносил на меня
   Чокину не он и не собирается оправдываться.
   Через неделю на работе появился Каспаков. Он недоволен моей инициативой, считает, что я много на себя беру.
   Шкрет окончательно обозлил меня. Решено поставить его на место.
   Какое у него место? Скоро он узнает какое.
   Новогодние посиделки совпали с 60-летием образованием СССР. По этому случаю Рая Кулатова записала Марадону и меня на радио. Не узнал свой голос. Серик Касенов сказал, что мое выступление ему понравилось. В это же самое время, когда мой голос звучал из трехканального радиоприемника с космополитических позиций, Кэт осмелилась меня ослушаться. Точнее будет сказать, приревновал я ее и сильно пнул сапогом в задницу. Пнул, наперед зная, что мужу жаловаться Кэт не пойдет.
   Аленов попытался пристыдить: "Ты что делаешь?".
   – Мало ей, – сказал я. – Не суйся не в свое дело.
   С Дагмар вижусь раз пять-шесть в год. Два года подряд привожу ее на елку в КазНИИэнергетики. Институтские новогодние утренники – смотр талантов детей сотрудников.
   Дагмар вырядилась в костюм лисы, Алена, дочь Терезы Орловски испугалась и заплакала. Дагмар успокаивает ее:
   – Я не настоящая лиса.
   Дети убежали в актовый зал и Муля выставил оценку Алене:
   – Смотрите, какой у нее противный нос. Типичная жидовочка.
   Трехлетний Кама, сын Марадоны бегает по коридору с криком: "Я – бандит!". Когда он разбил оставленное ремонтниками оконное стекло, мы засмеялись: "Точно, маленький бандит".
   Фатька, сын Кэт бандитом стать не мечтает. Малыш жмется к матери и испуганно поглядывает по сторонам..
   На старой квартире в 64-м мама чистила чайник и залила в него на ночь уксус. Доктор пришел за полночь пьяный. Его душил сушняк, он пошел на кухню и через носик отпил пол-чайника. Доктор сучил ногами на полу до приезда скорой. Папа стоял рядом и торжествовал: "У тебя земля горит под ногами! Собаке собачья смерть!".
   Бывшая жена Нэля называла Доктора непутевым, философ Макет кретином. Собутыльники и анашокуры считали моего брата обычным пофигистом.
   Права оказалась Нэля. Потому что беспутная женщина суждена только непутевому мужику.
   Спустя полтора месяца после встречи с Большим в цветочном Доктор пришел домой с жалобой на Надьку. Он застукал ее с другим.