Ахметов Бектас. Чм66 или миллион лет после затмения солнца

   – Ладно. Проехали.
   Кэт молча отложила в сторону карандаш и пошла курить на чердак.
   Девушка созрела…
   7 апреля 1983 года, четверг. День как день. Солнечный и теплый.
   После обеда один за одним пришли Пельмень и Бирлес. Присоединился
   Серик Касенов. Мне что-то нужно было присмотреть в магазине
   "Динамо". На обратном пути скинулись и купили бутылку водки.
   Беленькую просто так, на ходу, не раздавишь. Центр города, в любой момент могут, как из под земли, появиться менты. Решили поискать кушари, или стройку. Бирлес засунул водяру во внутренний карман плаща, плащ перекинул через руку. Прошли метров пятьдесят, бутылка выпала и разбилась вдребезги об асфальт.
   – Растяпа! – сказал я Бирлесу.
   – Я забыл, что в кармане дырка. – Бирлес просунул руку в пустой карман и в улыбке обнажил клыки. – Выпить вам не судьба.
   – Какая еще судьба? Восстанавливай.
   В кармане у него нашлось чуть меньше двух рублей. Мы поднимались вверх по Байсеитова к магазину на Курмашке. На противоположном углу компания. Глянул и из знакомых увидел Большого и Кешу Сапаргалиева.
   "Пошли быстрей". – не оглядываясь, сказал я своим и прибавил шаг.
   "Большой, кажется не заметил меня. – подумал я. – Надо быстрей линять отсюда".
   У входа в магазин меня догнал протяжный голос Большого:
   – Бека! Ты куда? Подожди!
   Я обернулся. От компании вместе с Большим отделился и Ес Атилов.
   – Ты че это, проходишь мимо и не здороваешься? – Большой улыбался.
   – Привет.
   – Извини, не узнал. Привет.
   Ес кивнул мне. Я молча ответил тем же.
   – Как дела?
   – Да так… Ниче вроде.
   – Где Доктор?
   – Не знаю.
   – Слышал я, – Большой приблатненно раскачивался из стороны в сторону, – В тюрьме он.
   Атилов поглядывая по сторонам, медленно изучал меня.
   – Да.
   – Ну что ж… – Большой уже не улыбался, но был спокоен и доброжелателен.
   Наверное, стоит наконец объясниться.
   – Эдик, надо было тебе буриться к нам в дом из-за пятидесяти рублей?
   – Что-о?! – Большой подловил меня и включил нагнетто.- Что ты сказал?!
   Шалгимбаев рассвирипел.
   – Доктор позорит Нуртаса! А ты тут мне п…шь, х… знает что!
   – Да ладно, отдам я тебе эти деньги…
   – Что-о?! Отдашь? – Большой убавил громкость.- Давай.
   – Сейчас нет с собой. Позжее…
   – Позжее? Нет брат, давай сейчас.
   – Ну нет у меня сейчас… Ты что, Эдька?
   – Что, что… – проворчал Большой. – Следи за метлой.
   Мужики поджидали меня у магазина с тушаком "Таласа".
   – Пошли во двор, – сказал я и добавил, – Не оборачивайтесь.
   Мы зашли за трансформаторную будку. Пельмень спросил: "Что они хотят?". Я отмахнулся. Потом. Успел сделать пару глотков из горла и увидел в проходе между будкой и забором Еса Атилова с Дастиком и
   Жумабаевым.
   Ес пальцем поманил меня к себе.
   Я зашел за будку.
   Мы стояли одни.
   – Что?
   Атилов бросил короткое:
   – Снимай пиджак.
   На мне был кожаный пиджак монгольского покроя.
   – Ты что?
   – Снимай, тебе говорю. – стеклянные глаза Еса налились тоской.
   – Когда-нибудь тебе будет стыдно за это.
   – Ты давай тут… – Ес качнулся. – Сейчас буцкану…
   Здоровый он и главное, непредсказуемый. Пожалуй, буцканет.
   – Ты на х… за Доктора влезаешь? Слышал я, что бабу свою он порезал, чтобы от нас оторваться. Брат, брат… Что брат? Я вот об своего старшего брата Ивана все кулаки отбил. И ничего. Хоть и брат он мне. А ты… Ты забыл, как в детстве гнилил? Сейчас на людей не смотришь… Отскочил… Ишь ты какой… Проходишь мимо и нос воротишь.
   "Что делать? – думал я. – Пиджак не стоит буцкалова. Но щенок парафинит меня по всей форме".
   – Ты же ни фига не волокешь. – Атилов медленно покачивался. – Не волокешь, и лезешь не в свои дела. Три года назад искал в центрах, кто убил Нуртаса. И не понимаешь, что если б нашел, тебя бы самого убили…
   Что он мелет?
   – Снимай пиджак. – повторил Ес. – Тебе же лучше будет. – И прибавил. – Я на лыжах.
   Пиджак отдать нетрудно. Но о том, что меня раздел знакомый щенок, станет известно всем. Что ж…
   – Забирай, – я снял с себя кожанку.
   Опустив глаза я вернулся к своим. Они увидели меня в рубашке и все поняли. Бирлес правда, чтобы окончательно убедиться, спросил:
   – Где пиджак?
   – Снял этот…
   Серик Касенов промолчал, Пельмень сказал:
   – Правильно сделал, что отдал. Ес еб…й.
   – Что будем делать? – спросил я. – Против Большого и этого… за меня никто не пойдет.
   – Я попрошу Каната помочь. – сказал Бирлес.
   Его близкий друг Канат каратист, преподает в МВД технику рукопашного боя.
   – Ты думаешь, он впряжется?
   – Вы же знакомы друг с другом. Скажу ему, что унизили моего старшего брата.
   – Ладно. Винишка не осталось?
   – Пока вы разговаривали… – начал Пельмень.
   – Ясно, – прервал его я и пощупал рукой плащ Бирдеса. – Дашь до дома добраться?
   Мама слушала, не перебивая и хмурилась.
   Я закончил и она тяжело задышала. Набрала номер Шалгимбаевых:
   – Света, Эдька дома? Что? Давно не живет с тобой? Хорошо… Да так…
   Она положила трубку и объявила: "Все. Я их всех посажу!".
   – Мама, не надо… – я не знал что делать, но и понимал, что оставлять без обратки нельзя. – Они…
   – Не бойся. Я их всех посажу и никто тебя не тронет.
   Она отыскала в своей записной книжке номер телефона свата
   Шарбану. Свежий родич работал инспектором уголовного розыска МВД.
   – Нургалым? Мен Шаку-апай… – она быстро рассказала свату про пиджак и попросила срочно арестовать Шалгимбаева с Атиловым.
   Предупредила, что я перепуган и прошу обтяпать дело без заявления в милицию.
   Она прошла на кухню. Спросила, буду ли ужинать. Какой ужин?
   Я позвонил Кэт:
   – Меня опустили.
   – Как?
   – Один знакомый щенок раздел меня.
   – Вечно с тобой что-нибудь происходит.
   Ну, падла! Кругом одно говно и сам я по уши в говне.
 
   Главным виновником мама считала Шалгимбаева. Я – Атилова.
   Век- через век…
   Утром подошла Надя Копытова.
   – Бектас, съезди с Николаем Тимофеевичем в суд.
   – Для чего?
   – Я сказала ему, что ты можешь выступит свидетелем.
   Скандал в семье Сподыряка разгорелся вновь. Наде нельзя отказывать. Какое бы ни было у тебя настроение.
   – Хорошо.
   Сподыряк привез меня из Ленинского райсуда на работу ближе к обеду. Тереза Орловски уже была на месте. С ней пошли на чердак. Кэт пробовала увязаться за ней, я ее отправил назад: "Иди работай".
   – Вот так-то, Наташа, – я рассказал ей о вчерашнем и ждал совета.
   – Тетя Шаку правильно делает, – сказала Орловски. – Их надо посадить.
   – Правильно-то правильно. – Кто же меня поймет, что творилось у меня внутри? – Кроме того, что, если по-честному, я бздю, дело еще и в том, что с этим шакалом в детстве мы жили по соседству. Своих сажать нельзя.
   – Вот видишь, своих сажать нельзя, а грабить своих можно? -
   Наташа не по годам рассудительна. – Они тебя не пожалели… А ты их жалеешь.
   – Да не жалко мне их. Если хочешь знать, то на самом деле я их хочу навсегда запрятать в тюрьму. Дело еще вот в чем… В центрах еще живут пацаны, которые помнят меня. Как я буду выглядеть в их глазах?
   – Плевать на них. Дай сигарету, – Тереза Орловски прикурила. -
   Спасибо. Бяша, перестань бздеть и думать о том, что кто-то что-то может сказать, что-то подумать. Если ты отступишь, завтра они будут об тебя ноги вытирать. Слушайся тетю Шаку.
   После работы позвонил Нургалым. Оперативник предложил встретиться на улице.
   – Без твоего заявления никак нельзя, – сказал Нургалым. Шаку-апай сказала мне, что ты боишься их. Не бойся, они тебе ничего не сделают.
   – Значит, без заявления нельзя?
   – Нельзя.
   – Хорошо, в понедельник я передам вам заявление.
   – До понедельника еще два дня. – Нургалым взял меня за руку повыше локтя. – Ты давай вот что. – Он вытащил из кожаной папки лист бумаги. – Пиши сейчас. На имя начальника уголовного розыска республики полковника Федорова.
   – Смотри, эти оба дети известных писателей. – Нургалым прочитал заявление и, не сворачивая, спрятал лист в папку. – Теперь все будет хорошо. Так и передай Шаку-апай.

Глава 8

   Я вновь… Короче… сел в Поезд
   Цюрих… – на Женеву…
   Прошло восемь дней. От Нургалыма ни слуха, ни духа. Замолчал и
   Бирлес про друга преподавателя рукопашного боя. Может это и хорошо.Понемногу я отходил от позапрошлого четверга.
   Из большой комнаты вернулась Орловски.
   – Бяша, тебя к городскому.
   Я поднял трубку.
   – Бектас Абдрашитович?
   – Он самый.
   – С вами говорит корреспондент "Казахстанской правды" Паутов.
   Ваша статья вышла в сегодняшнем номере.
   – Юрий Романович, спасибо, – У меня перехватило дыхание. – Я вам это обязательно припомню.
   – Не стоит благодарности. Вы лучше поторопитесь в киоск, пока не расхватали газеты.
   Я перезвонил домой.
   – Мама, статья моя вышла.
   – Поздравляю!
   – Все, я побежал за газетой.
   Газеты в киоск привезли с полчаса назад. Газет я взял на рубль – тридцать три экземпляра.
   Из лабораторных мужиков поздравили меня Кул Аленов и Руфа.
   – Скуадра адзурра, скапароне! – проревел прогнозист. – Братан, так держать!
   Из женщин больше всех радовались за меня Надя Копытова, Тереза
   Орловски.
   Я зашел к Якову Залмановичу.
   – Яша, в сегодняшнем номере "Казправды" напечатана моя статья.
   – О! Поздравляю. Дашь почитать?
   – Я специально принес тебе один экземпляр.
   – Совсем хорошо. – Яша вытащил из кармана джинсов связку ключей и подошел к сейфу. – Созывай народ. – Он распахнул дверцу сейфа, достал деньги. – Событие надо отметить.
   Пили с обеда до конца работы на ВЦ. Провожала домой меня Кэт. Она не артачилась и, попросив закрыть дверь моей комнаты на ключ, стала раздеваться.
   "Мир ищет энергию…" (Б.Ахметов, младший научный сотрудник КазНИИэнергетики, "Вторичные ресурсы",
   "Казахстанская правда", 15 апреля 1983) для чего?
   Для тебя, для тебя,
   Для тебя…
   На субботнике Надя Копытова рассказала мне: "Вчера после обеда ты где-то праздновал… Жаркен появился после двух… Шкрет показал ему газету. Шеф прочитал и сказал: "В газету надо уметь писать". Еще он беспокоился: "Что скажет Чокин?".
   Папа оценил статью как бывалый газетчик: "Вторая полоса, подвал… Тебе выделили хорошее место".
   В субботу вечером позвонила тетя Рая Какимжанова:
   – Бектас, мы в восторге. Ты занят большим делом.
   В воскресенье, в обед пришли Есентугеловы. В руках тети Альмиры гвоздики.
   Чокин ничем не обнаруживал, как его задело несанкционированное выступление в печати младшего научного сотрудника. За него отдувалась ученый секретарь. Зухра раскричалась на секции Ученого совета: "Кто такой этот Ахметов, чтобы писать от имени института?".
   Писал я не от имени института. Ученый секретарь знала это не хуже меня. Но ее мнение – это позиция Чокина.
   Плевать. Посмотрим, как вы у меня запоете, когда выйдет очерк в
   "Просторе". В том, что его напечатают, после выхода материала в
   "Казправде", я не сомневался.
   Как немного надо, чтобы ты предъявил доказательства того, что ты существуешь. Еще я думал, какой мелочевкой заняты все у нас, от директора до лаборанта, если заметка в пять колонок вызвала любопытство к человеку, которого до минувшей пятницы в чем, в чем, но в наличии каких-либо амбиций заподозрить было никак нельзя. В приличном заведении не обратили бы внимания на писарчука. Пишет, ну и пусть себе пишет. "Институт наш не болото, – говорил я сам себе, – и даже не шарашкина контора, а овчарня, где друг к дружке тесно жмутся блеющие бараны, ждущие подачки".
   Я вспомнил кислые лица Шастри, Мули и других мужиков лаборатории.
   Шастри еще можно понять, но Муля. "Этот то что, в самом деле, думает, что он мне ровня?".
   Экспертиза определила ранение Нади телесным повреждением легкой тяжести, следователь квалифицировал Доктору хулиганку, что грозило ему, с учетом прежних судимостей, двумя-тремя годами срока. Мама, прихватив с собой Гульжан, поехала на суд.
   Надя сказала, что претензий к подсудимому не имеет, что да, до происшествия в кафе "Арман" жили они с Ахметовым фактическим браком, причиной покушения послужила обычная ревность. Для чего Доктор так поступил, не знаю, но только он ни с того ни сего заявил:
   "Потерпевшую гражданку Русакову я хотел убить".
   Суд вернул дело на доследование.
   Прошел год, а акт приемки-сдачи отчета "Тепловой баланс
   Павлодарского алюминиевого завода" до сих пор не получен. Шастри отстранился от Павлодара, мне, ответственному исполнителю темы давалась возможность вновь проявить себя.
   Папин земляк Сакан Кусаинов на пенсии, но связи, как у бывшего первого секретаря Обкома, у него еще остались.
   Мама переговорила с дядей Саканом. Земляк сказал, что председатель Павлодарского Облисполкома Мырзашев его воспитанник и он ему позвонит.
 
   Оперативники городского уголовного розыска взяли Еса на квартире.
   Большого на тот момент в хате не было. Ес не вложил старшего товарища, но Шалгимбаев, прослышав, что матушка моя поклялась упрятать его в тюрьму, сидеть по новой не собирался.
   Он позвонил мне на работу: "Бека, выйди в скверик напротив".
   Большой сидел на скамейке с Искандером.
   Перед мной был совсем другой Большой. Одноклассник Шефа перепуган и просит написать встречное заявление. На днях Еса переводят из КПЗ в следственный изолятор, надо срочно вытаскивать друга.
   Дело ведет следователь Крыкбаев.
   Писать встречное не хотелось. Дело пустячное, так и так Духан
   Атилов сына вытащит. Для полного выздоровления Есу надо еще с месячишко посидеть, чтобы они зареклись ко мне на пушечный выстрел подходить и чтобы младший Атилов прочистил свою память.
   Искандер возмутился:
   – Вы что ох…ли?
   Большой промолчал. Он привел с собой Махмудова, чтобы тот повлиял на меня и сейчас наверное догадался, что так между своими дела не делаются.
   – Если этот Ес выйдет из тюрьмы, я ему мошонку отрежу… – сказал
   Искандер.
   – Ладно, постой, – Большой прервал Махмудова, повернулся ко мне,
   – Бека, пиши встречное и пошли в РОВД.
   – Что писать?
   – Напиши, что, мол, пиджак ты Есу отдал сам, добровольно, никаких угроз не было.
   – Ну да! Для чего тогда я оговорил невиновного?
   – Напиши, что не знал, что сказать матери и для балды свалил на
   Еса. А та, дескать, заставила подать заяву в милицию.
   Я про себя усмехнулся. Для балды? Ладно, для балды, так для балды.
   Искандер свалил. Большой поджидал меня в коридоре РОВД.
   Снизу поднимался Иоська Ким.
   – Бек, привет! Я в курсе. Скоро поймаем и Шалгибаева. – Ким увидел Большого и развел руками. – Да вот же он! А мы его ищем.
   Большой, опустив голову, побежал мимо Иоськи.
   Следователь Булат Крыкбаев прочитал заявление и пригрозил посадить меня самого.
   – Кто тебя подучил писать встречное заявление?
   На стуле висел мой кожаный пиджак.
   – Садись. Пиши…
   – Что писать?
   – Сколько стоит пиджак?
   – Мама покупала его в ЦУМе за двести пятьдесят рублей.
   – Вот так и пиши… Действиями Атилова мне нанесен значительный материальный ущерб, требую строго наказать его.
   – Может не надо строго наказать?
   – Ладно. Теперь он все равно не отвертится.
   Крыкбаев забрал у меня объяснительную и спросил: "Пиджак когда заберешь?".
   – Потом.
   Я вышел на улицу и поискал глазами Большого. Эдьки нигде не было.
   Раздался свист. Из-за дерева вышел Большой.
   – Эдик, следак заявление не принял. Грозил самого посадить.
   – Про меня что-нибудь спрашивал?
   – Нет. Против тебя у них ничего нет.
   При мне Большой вызвал из ГУВД оперативника Беркута, двоюродного брата Магриппы Габдуллиной. Большой просил его помочь. Беркут то ли потому, что узнал меня, то ли не хотел, помогать отказался.
   Большому ничего не грозило. Сейчас на правах старшего товарища он жил в квартире Еса с его женой.
   Старший сын Духана Атилова – Иван попался на краже и тоже находился под следствием. Сам Духан два года назад потерял жену, недавно повторно женился. Старику не сладко.
   Я замандражировал. Дело приняло серьезный оборот. Так просто мне сухим из воды не выйти. Будет суд. На нем мне выступать, давать показания.
   Влип. Влип из-за разбитой бутылки водки.
   Советский райком партии собрал в актовом зале института
   ВНИИТарматура негодных к строевой и вышедших в запас.
   – Сами понимаете, международное положение… Китайские части стоят в двухстах километрах от Алма-Аты, – говорил секретарь райкома. – Правительство приняло постановление создать в приграничных с Китаем областях формирования, которые в случае войны должны обеспечивать охрану главных объектов жизнеобеспечния. Все вы забыли, когда в последний раз держали в руках автомат. В конце мая райком партии проводит недельные сборы на полигоне Караой.
   Постреляете, походите в строю… Готовьтесь.
   "- Так что ты хотел мне сказать, Посейдон? – спросил Одиссей.
   Море волнуется – раз! Море волнуется – два!
   Посейдон выдержал паузу и сказал:
   – Запомни! Без нас ты – никто!".
   Х.т.ф. "Одиссея". Постановка Андрея Кончаловского.
   Чем жила энергетика республики за три года до аварии в
   Чернобыле? Из крупных пусковых объектов к первомайским праздникам вводился очередной блок на Экибастузской ГРЭС-1, продолжалось сетевое строительство. Осенью 1980-го ушел на пенсию первый министр энергетики Казахской ССР Тимофей Батуров. Его преемник Борис Иванов в ноябре того же года в интервью "Литературке" заявил: "Группа электростанций в Экибастузе по мощности превзойдет знаменитый энергокомплекс "Теннеси".
   Создание Единой Электроэнергетической Системы страны в основном завершено. Главная задача будущего экибастузского комлекса восполнять потери электроэнергии при передаче ее из Сибири в еропейскую часть страны, ну и попутно обеспечивать жизнедеятельность промузла в Центральном Казахстане и прилегающих к республике областей РСФСР.
   Чокин готовил в ЦК дополнения к Генеральной схеме размещения энергоисточников республики. Исполнение задания ЦК поручено нашей и лойтеровской лабораториям.
   Один из наших лабораторных гигантов, тот, что на оптимизации генерирующих мощностей собаку съел, в теории ядерных взаимодействий разбирается приблизительно как я. То есть совсем не рубит. Тем не менее в пункт "Перспективы теплоснабжения города Алма-Аты" он вписал: "Считаем целесообразным начать сооружение атомной станции теплоснабжения (АСТ) на окраине Алма-Аты". В планах доброхота по размещению АСТ в черте города злого умысла не было. Атомная станция теплоснабжения – та же котельная, сиречь, кочегарка. Не строить же ее за семьдесят километров от Алма-Аты, на берегу Капчагайского водохранилища.
   Никто никому не хочет зла. Дело ученого предложить. В научной печати перестали появляться материалы про гидроаккумулирующие электростанции. Статьи про АСТ печатают не только в специальных изданиях, мне самому понравилась публикация о перспективах атомных станций в "Науке и жизни". Вот так капали на мозги и докапались.
   Предложение об АСТ ушло в ЦК и Совмин.
   От предложения до воплощения его в строительных чертежах дистанция в несколько лет. Но прежде чем начать что-то делать, кто-то должен сначала предложить. Это уже после начинается переписка, командировки в Москву, согласования и прочая катавасия.
   С начала 80-х в свет выходит журнал "Энергия". Новый журнал имел приличный для научного издания тираж (10 тысяч экземпляров), на его страницах с удовольствием читались и статьи не энергетиков. К примеру, публикация Петра Капицы о плотности энергии. Несколько лет подряд печатались в "Энергии" и материалы член-корреспондента АН
   СССР В.В. Троицкого.
   В 1982-м году Троицкий писал о том, что, по его данным, рост теплового загрязнения среды в ближайшем будущем превысит им же установленную численную границу, переход за которую возможно заставит международное сообщество подумать о введении контроля за сооружением энергоисточников.
   "Человечество, – предупреждал член-корреспондент, – вплотную приблизилось к "точке росы". Не исключено, писал далее Троицкий, что, перейдя за точку росы, мы не заметим, где очутились и будем продолжать гонку по наращиванию энергетических мощностей в прежнем темпе.
   Была у него еще одна памятная статья, в которой он, руководствуясь, скорее, не расчетами, а ощущениями, писал и про атомные электростанции: "Энергетика на уране запускает в природу неизвестные нам ядерные процессы и накапливает в окружающей среде новые источники облучения…".
   Усть-Каменогорский свинцово-цинковый комбинат и Ульбинский металлургический завод (УМЗ) разделяет высокий кирпичный завод. УМЗ главный в стране изготовитель урановых таблеток для АЭС. Иногда можно наблюдать как к воротам завода подкатывает железнодорожный состав. Ворота открываются, и теперь уже за вторым, из стеклоблоков, забором, видны трубы Ульбинского металлургического завода.
   Трубы не дымят.
   Для чего тогда ставятся трубы, если они не дымят?

Глава 9

   Все, что тебя касается…Все только начинается…
   Настрополил Кэт под меня занять 100 рублей у матушки. Надо сводить в ресторан газетчиков. Жданов отказался посидеть с посторонним редакции человеком, Паутов долго мялся, но в конце концов согласился.
   В тот вечер свободными столики в ресторане "Казахстан" были только на антресолях.
   – Юрий Романович, извините за звонки.
   – Это ты меня извини за резкость. Меня разозлили твои ходатаи…
   Звонит какая-то женщина, интересуется, спрашивает, когда напечатаете
   Ахметова? Потом дважды подрулил Фарбер. Я спрашиваю: "Давид, в чем дело? Почему уже и ты за Ахметова просишь?".
   – Это дело рук моих покровителей Карашаш и Черноголовиной.
   – Ну не знаю… Вообще-то ты вовремя подгадал с темой статьи.
   Главному редактору звонил секретарь ЦК по промышленности, похвалил за статью.
   – Юрий Романович, вас ждет моя мама.
   – Думаешь, удобно?
   – Еще как удобно. Она хотела с вами познакомиться, поблагодарить.
   Матушка действительно хотела познакомиться с газетчиком. Для гостя приоделась в парадный домашний халат. За ее спиной улыбающиеся
   Эдит Пиаф с Бирлесом.
   – Ой, здравствуйте, моя хороший! Проходите. – Мама сияла радостью. – Если бы вы знали, как помогли моему сыну.
   – Да ну что вы! – запротестовал Паутов.
   – Нет, помогли! У сына случилась большая неприятность и неожиданно вышла статья.
   Принимала матушка гостя по высшему разряду. Кроме того, что на стол выставлены казы, карта и другие казахские дела, в тот вечер ей особенно удались манты.
   …Бирлес, Паутов и я ловили такси. Остановился частник на
   Жигулях. За рулем аульный казачонок. Услышав адрес, везти отказался.
   Я сорвался и стал пинать машину:
   – Калбиты е…ные! Как я вас ненавижу! – не помня себя, я орал. -
   Всех бы вас сжег, поубивал…!
   – Что с тобой? – переполошился Паутов.
   – Да ничего! – я пинал отъезжавшую машину и продолжал орать.
   Испуганно оттаскивал меня к обочине Бирлес.
   – Так нельзя про собственный народ говорить…
   Нельзя? Знал бы ты почему я распсиховался! Калбит, зверек убил моего брата и ты мне еще говоришь, что можно, а что нельзя!
   Почему я вышел из себя? В глубине души я отдавал себе отчет: я не смогу отомстить за Шефа. Дело даже не в том, что сейчас я побаивался как и самой встречи с Бисембаевым, так и его самого. Чтобы хоть как-то искупить предательство брата, мне необходимо убить зверька.
   Убить, – а я даже не пытался, хотя сделать это было легко, выяснить где сейчас сидит этот…, создать ему у хозяина немыслимую духоту.
   Чтобы стать человеком, сейчас это я понимал ясно и отчетливо, надо быть мужиком. Когда я стану мужиком и разберусь с ними?!
   Разберусь ли вообще? Как бы не сложилась дальше жизнь, но во чтобы то ни стало я должен отомстить! Иначе я снова предам Шефа.
   Окончательно и навсегда.
   Честно говоря, вопросы перед самим собой именно так я не ставил.
   Слов не было, возникло не оформленное в мысли ощущение, что если я хоть на минуту, на секунду остановлюсь и подумаю о том, что пора забыть о 27 февраля 1980 года, тогда все действительно зря и более ничего не надо.
   В сущности, убить немудрено. Подготовиться, выйти из засады и всадить ему несколько раз куда надо. Вот только сподоблюсь ли я в нужный момент? Нет, не смогу. Слабак я. Это ведь только сказать легко. Вопрос не в том, что надо в нужный момент собраться и выйти из зала ожидания. Для таких, как я, убийство осуществимо только в том случае, если оно станет моей навязчивой идеей, будет час за часом овеществляться внутри меня до часа, когда кровник выйдет на свободу. Только тогда я буду готов и во всеоружии встречу зверька.
   Надо ли? "Может он сам того, сдохнет там от туберкулеза? – Меня лихорадило от надежды на самотек. – Впереди еще двенадцать лет".
   Теперь я понимал, почему я выпустил из поля зрения Меченого. Нет, я не собирался никого прощать из причастных к 27 февраля 1980-го. Я легко могу простить за себя, но за брата прощать нельзя. Сам себе не простишь никогда, да и сам останешься непрощенным.
   Признайся себе: "На убийство, хоть и зверька, тебя не хватит".
   Что теперь? Так и так от внутренних понтов толка нет. Попытайся пожить не прошлым, – настоящим.
   Там посмотрим.
   Председатель Павладарского Облисполкома Рысбек Мырзашев ранее работал в Тургайской области секретарем Есильского райкома партии. В ту пору Тургайским Обкомом руководил папин земляк Сакан Кусаинов.