Ахметов Бектас. Чм66 или миллион лет после затмения солнца

   Наполеоном, то еще бог знает с кем.
   Про создателей империи историки, писатели насочиняли много небылиц, выдумали немало ситуаций, сомнительной достоверности которых мы не придаем значения из-за гладкописи изображаемого. В единственном историки и писатели правы. Свое могущество, неограниченную власть правители никогда не употребляли на благо народа, отдельного человека.
   Рядовой гаржданин всякий раз, – а что ему еще остается делать?
   – наивно рассчитывает, что вот на этот раз витийствующий с трибуны митинга – страшно симпатичный оратор, говорит наконец как раз о том, как помочь ему, рядовому обывателю.
   Сменяющие друг друга поколения, из века в век пребывают в постоянном заблуждении, что власть находится в беспрестанных раздумьях о том, как облегчить участь подвластного населения.
   Посмотрели бы они, чем в действительности озабочены небожители.
   Наверху не до народа. И не по причине черствости, толстокожести власть имущих. И не дворцовая чехарда, не борьба за власть отвлекают правителя от дум за народ.
   Человек по определению Создателя не имеет права управлять себе подобными, придумывать за них законы людского сожительства, имеющие выгоды только для обитателей политического Олимпа. В выгоде большой для правителя создавать для своих подданных только лишь такие условия, при которых народ не ропщет, не поддается смуте, искушению проверить на прочность власть.
   О народе сатанинские слуги вспоминают и произносят нужные слова с трогательной теплотой, когда им требуется во что бы то ни стало, на плечах затурканного населения завоевать или удержать власть.
   Таковы неискоренимые свойства человеческой души, имеющей обыкновение быстро забывать о том, кому обязан своим восхождением тот или иной одержимый величием правитель.
   Во всяком ровном, без ощутимых шероховатостей, скажем, как у меня, продвижении наверх накапливается большой потенциал для разочарований, после того как судьба неожиданно, как гром среди ясного неба, ставит перед жесткой необходимостью смириться с переменой участи".
   Заманбек Нуркадилов. "Не только о себе".
   Бакин отставной майор-пограничник и аккуратный человек. До пьянства взрослого человека ему дела нет, но Чокин спрашивает с него и завлаб считает, будто Каиркен Момынжанович поставил себе задачу выжить его с работы.
   Каждый последующий бюллетень Жаркену дается все трудней и трудней. Знакомые врачи более не хотят рисковать своим местом, да и поднадоел Каспаков просьбами прикрыть. По КЗОТу за трехдневный прогул человека полагается увольнять. Жаркен Каспакович гудит неделями и когда заявляется на работу, Чокин вызывает его к себе, рвет и мечет, грозится выгнать, но, поостыв, ограничивается наказанием рублем.
   Зухра глаза и уши директора. Обо всем, что творится в институте,
   Чокин осведомлен с ее слов. Прислушивается к ней Шафик Чокинович и при решении кадровых вопросов. Она тоже ничего не имеет против
   Каспакова. Опять же порядок есть порядок и за него она отвечает наравне с начальником отдела кадров.
   Хорошо еще что директор убрал из парторгов Ахмерова. Тот бы сам на сам добил завлаба. Нынешний секретарь парткома Каспакова не трогает.
   Наблюдался период, когда Жаркен держался больше месяца. Он свежел на лицо, пропадала робость, суетливость. Возрождались возгонки о будущем, глядя на бодренького Каспакова, тактичные люди уже и не вспоминали, что человек несколько недель назад пил. Не все однако у нас тактичные. Один из таких добряков, а им оказался Озолинг, остановил Жаркена вопросом: "Выжили?".
   Каспаков оброзел от сострадания пенсионера и вызвал меня в коридор:
   – Представляешь? Уже и этот Озолинг…
   Симптом характерный, но запоздалый. Ничего нового Жаркен для меня не открыл. Пьющего человека никто не боится, он ни для кого не опасен. И если даже на всю жизнь запуганный Сталиным, И.Х. позволяет себе не скрывать, чего он по-настоящему дожидается, то ничего не поделаешь. Надо терпеть, держаться, не поддаваться на вылазки.
   Пьянством еще долго будут все кому не лень в глаза тыкать. За удовольствие надо платить.
   – Ивана Христофоровича не переделаешь, – успокоил я завлаба.
   – Сволочь, – покачал головой Жаркен Каспакович.
   В 70-х Озолинг делился с Шастри наблюдениями, сделанными в лагере под Джезказганом.
   В Карлаге существовала норма питания, при которой человек мог выжить. Ее получали зэки, дававшие план. Те, кто сильно не надрывался на работе, имели сильно урезанную пайку. Почти ничего не ели те, кто вообще плохо работал. По наблюдениям И.Х. больше всего умирало из первой и третьей группе зэков. Из чего Озолинг делал вывод: надо уметь распределять затраты человеческой энергии, чтобы расход не превышал прихода. Невязка баланса необходимое зло при расчете котельной установки, в жизни же она чревата.
   Так что задав Каспакову вопрос "выжили?", И.Х. вновь продемонстрировал не только наблюдательность.
   Жаркен в курсе наметившейся у меня перемены. Отца Айгешат он знает. В поселке физиков живет родная сестра Каспакова, которая без устали нахваливает матушке медичку.
   Айгешат работает за городом, в больнице Илийского района. После обеда она приезжает ставить матушке уколы. Мама прется от иньекций:
   "Уколы у Айгешат не чувствуются".
   "Как он подошел, на палубе нашей стало совсем светло, мы ясно видели их, они – нас.
   – Да это карнавал! – сказал я, отвечая возгласам Дэзи. – Они в масках;
   Вы видите, что женщины в масках!
   – Действительно, часть мужчин представляла театральное сборище индейцев, маркизов, шутов; на женщинах были шелковые и атласные костюмы различных национальностей. Их полумаски, лукавые маленькие подбородки и обнаженные руки несли веселую маскарадную жуть.
   На шлюпке встал человек, одетый в красный камзол с серебряными пуговицами и высокую шляпу, украшенную зеленым пером.
   – Джентльмены! – сказал он, неистово скрежеща зубами, и, показав нож, потряс им. – Как смеете вы явиться сюда, подобно грязным трубочистам к ослепительным булочникам? Скорее зажигайте все, что горит. Зажгите ваше судно! Что вы хотитет от нас?
   – Скажите, – крикнула, смеясь и смущаясь, Дэзи, – почему у вас тая ярко и весело? Что такое произошло?
   – Дети, откуда вы? – печально сказал пьяный толстяк в белом балахоне с голубыми помпонами.
   – Мы из Риоля, – ответил Проктор. – Соблаговолите сказать что-нибудь дельное.
   – Они действительно ничего не знают! – закричала женщина в полумаске. – У нас карнавал, понимаете! Настоящий карнавал и все удовольствия, какие хотите"!
   – Каранавал! – тихо и торжественно произнесла Дэзи. – Господи, прости и помилуй!".
   Александр Грин. "Бегущая по волнам". Роман.
   Керя и я забежали в продмаг напротив нашего дома и нос к носу столкнулись с участковым.
   – Молодой человек я живу в этом доме, – я показал милиционеру на свое окно в доме. – Вы должны знать мою маму.
   – Вашу мать? – участковый повернулся от Кери ко мне. – Кто она?
   – Она домохозяйка и часто звонит в опорный пункт.
   Милиционер кивнул головой.
   – Я знаю ее. Что вы хотели?
   – Я прошу дать отсрочку Ержану Жакубаеву.
   Услышав фамилию Иржика, участковый нахмурился. – Что у вас общего с Жакубаевым?
   – Он родич мой.
   – Родич? – слегка удивился мент. – Вашему родственнику я давал три месяца срока. На работу он так и не устроился.
   – Поймите, его жену посадили, ему очень тяжело.
   – Наталья Головченко ему не жена.
   – Все равно.Он любит сожительницу больше чем жену.
   Магду менты посадили от нечего делать. Вызвали повесткой в милицию, потрепались, посмеялись и отпустили. А через два дня пришли утром и увели. Когда Магду уводили из дома, участковый предупредил
   Иржи Холика: "Следующий ты на очереди". Пиночет не то чтобы загрустил – запаниковал. Докопались. Человек никого не трогает, думает днями как бы повеселиться и за это его надо сажать? Просить мента войти в положение – дохлый номер. Милиция признает только силу.
   – За нами не заржавеет, – осторожно сказал я.
   – Что это значит? – участковый насторожился.
   По национальности он метис. Лицо русское, фамилия казахская. Был бы натуральный казах – сразу бы договорились..
   – У меня друзья работают в управлении кадров МВД. Могу помочь с продвижением по службе.
   – Что вы говорите?! – старший лейтенант усмехнулся. – Это как вы мне поможете?
   – Скажем, мы вас отправим на учебу куда-нибудь… В академию
   МВД, к примеру.
   Это я лязганул. В академию МВД принимают, как минимум, с должности замначальника РОВД.
   Тем не менее, мент поутратил решимости. Полностью однако отмазать
   Иржика не удалось, – участковый согласился не трогать кореша только неделю. И пообещал: если к исходу семи дней справки с работы не будет, Холика повяжут.
   Керя, участковый и я вышли из магазина. На улице разгулялся ветер, поднялась пыльная буря. Будет дождь или нет? Летом не всегда пыльная буря завершается дождем. Сегодня 31 августа, лето кончилось.
   Я зашел в автомат и позвонил Айгешат.
   – Сейчас я к тебе приеду.
   – Правда?
   – Правда. Вызову дежурную машину и приеду.
   В поселке, где она живет, дождь идет вовсю. Ей скучно и она догадывается, что никакой дежурной машины у меня нет, но по телефону ей, как и мне, говорить веселее и легче. Я притворяюсь, она это понимает, но подыгрывает. Без этого нельзя.
   "Надо смотреть правде в глаза. – думал я. – Как бы не хорохорился, но самостоятельно я не смогу сделать выбор. Если она ведомая, как сама говорит, то на ведущего я никак не потяну. Что может получиться из этого? Может получиться как в древнем анекдоте про скрещивание хунвэйбина с цзаофанем".
   На следующий день вечером в окошко к Иржику постучал Кук. Вместе с подъемными в двадцать пять рублей главный шабашник района привез
   Иржику билет на поезд до Петропавловска. Биокомбинатовским бичам предстояло до зимы достроить три коровника и с первыми холодами ехать на заготовку леса в Минусинск. . Под лежачий камень вода не течет. Магду осудили на год. Чтобы регулярно закидывать сожительнице сигареты с чаем, не говоря уже о посылках, нужны какие-то деньги, которых у Холика нет. Так что и участковый, и Кук появились вовремя.
   Горела ночь пурпурного заката…
   Ночь не горела, она пылала. 1 сентября на жигуленке альпиниста Попенко по трассе Фрунзе – Алма-Ата Зяма возвращался с восхождения. Толян сидел рядом с водителем, на заднем сиденье ехала дочь альпиниста. Попенко то ли уснул, то ли перебрал со скоростью – машина перевернулась и Зяблик, пробив лобовое стекло, пролетел несколько метров и разбился насмерть.
   Чужая смерть служит напоминанием-предостережением. С Зямой мы виделись за десять дней до гибели. Мы разговаривали, а он, как помню, мыслями находился где-то далеко. Пожалуй, только в последние две встречи говорили мы с ним откровенно. До этого между нами все было на уровне хи-хи да ха-ха. На природе с ним я не отдыхал, в походах вместе не были. Только-только стали по-настоящему сближаться и вот на тебе, ушел.
   Я поймал себя на мысли, что в зяминой смерти особой неожиданности не ощутил. Не сказать, что подумал, что, так или иначе, Зяблик был обречен, но что-то такое мелькнуло.
   Было около одиннадцати, до выноса тела еще час, а народу проститься с Толяном собралось много. Так много, что людям, собравшимся во дворе и на прилегающей улице, было уже тесно. А люди все шли и шли.
   Подошла с цветами Фая. Она в растерянности оглядывалась по сторонам и называла по именам незнакомых мне людей. Трудно ей. Она ни с кем не делится тайнами сердца.
   Характер.
   Не помню кто-то из его вузовских коллег на сороковинах сказал, что Толян не успел чего-то там сделать. Что он должен был сделать?
   Идиот и на похоронах без глубокомыслия не обойдется. Главное, говорил Толян, чтобы было что вспомнить. Не надо попусту думать, чтобы понять: Зяблик жил так, как и надо жить. Его и без того хватило на всех.
   О чем же предостерегает и напоминает чужая смерть? Всего лишь о том, что когда и ты уйдешь, мир не перевернется. Все напрасно, все зря. Ты уйдешь и слава аллаху, что никогда не узнаешь, что память человеческая неблагодарна и лжива.
   19 декабря 1983 года.
   Гор. Павлодар
   Бектас, здравствуй!
   Неделю назад прибыл на новое место. Написать раньше не доходили руки. Был организационный период. Вроде адаптировался, но ничего вполне определенного впереди нет.
   Здоровье терпимое.
   У вас как? Отец, мать как себя чувствуют? Джон? У тебя как?
   Читал в "Приложении сил", что ты бываешь на Павлодарском алюминиевом заводе по ВЭРам. Вот и подумал, что можешь в любой момент нагрянуть ко мне на общее всидание. Хотелось бы увидеться и поговорить обо всем. Может быть действительно возьмешь командировку? А то я только из журналов узнаю, что ты бывал здесь и еще вероятно не раз будешь.
   С 25-й выехал девятого. В тот же день был на месте. Здесь, наверное, и буду до конца срока. В скором времени пустят сталелитейный цех. Скорее всего буду работать там, а пока толком не трудоустроен. На улице декабрь. Уже холодно.
   Если ты высылал бандероль, то она, наверное, уже вернулась назад. Меня там уже нет, а вдогонку, оказывается, не высылают.
   Видишь, какая чепуха? Может и письмо все по той же причине от тебя не получил. Теперь все должно стабилизироваться. Адрес твердый, изменений не предвидится; во всяком случае на ближайшие годы.
   В этой зоне масса знакомых по прежним срокам и по свободе.
   Встречаются буквально на каждом шагу. Ес где-то здесь, но его еще я не видел. Булат Сужик вернулся с 35-й. Он сильно сдал. Видно, что тяжело болен. Держится из последних сил, но духом не падает.
   Встретил Мастера. Отношений с ним не поддерживаю. Он слишком скользкий, тем более в этих условиях.
   Как там Дагмар? Привет ей. Как у тебя семейная жизнь? Надеюсь, все хорошо.
   Бектас! Ежели бандероль вернулась, то внеси необходимые поправки и тотчас же отправь ее по адресу: Павлодар, учреждение
   АП-162 дробь 3, отряд 10, бригада 101. Пожалуйста, ускорь, а то я мерзну, особенно по ночам, да и вообще.
   Ну. Писать особенно не о чем. Буду закругляться.
   Крепко всех Вас целую и обнимаю.
   Ваш Нуржан.
   Есу на зоне нелегко. До него дошли сведения о сожительстве жены с
   Большим. Он вознамерился любой ценой уйти на условно-досрочное освобождение (УДО), с которого уже возможно поиметь долг с Учителя.
   Средний Атилов хорошо рисовал, отрядному и замначальника колонии по
   РОР (режимно-оперативной работе) понравилось есовское оформление территории зоны. Он вошел в доверие к администрации, замначальника по РОР обещал отправить на УДО и пока не прошла половина присужденного срока, Ес вне зоны ходил расконвойным.
   Булат Сужик, о котором писал Доктор, друг Сейрана, сына соседки
   Софьи, сидел за наркотики третий или четвертый раз. Отец Булата в прошлом шишка республиканского масштаба: работал первым секретеарем
   Обкома, секретарем ЦК по пропаганде при Шаяхметове. Видимо, он немало намучился с сыном, если махнул на него рукой и при оставшихся связях не пытался вытащить тяжело больного Булата из лагеря.
   Справедливости ради следует напомнить, что в те годы намного легче было замять убийство, нежели дело по наркоте. На сей счет существовало руководящее разъяснение Пленума Верховного Суда страны неукоснительно сажать наркоманов без каких либо послаблений и исключений.
   Сужик вышел на свободу летом 84-го и спустя несколько месяцев скончался от завершения распада легких. Мастера на свободе центровские больше не видели. Жена его Балерина умерла то ли в 85-м, то ли в 86-м.
   В конце сентября 83-го на квартире Олега Жукова повстречался я с
   Икошкой, братом Еса. Как он там оказался? Не знаю. При виде вмазанного младшего Атилова я переволновался. Икошка попер на меня, за что чуть было не схлопотал от Жукова. Икошка объяснял Васе: "Ты не знаешь… Он посадил моего брата!", на что Жуков поднес растопыренные пальцы к носу младшего Атилова и заговорил басом:
   – Я е…л твоего брата вместе с тобой! – Икошка смотрел на Васины пальцы сверху вниз и не дергался. – Твоему брату повезло, что я не знал, что он раздел моего друга! И если ты еще посмеешь хоть раз гавкнуть на Бека, то я тебя отоварю так, что всю жизнь на лекарства будешь работать!
   В семейной жизни, которой вскользь поинтересовался в письме
   Доктор, ничего из ряда вон выходящего не происходило. Меня не оставляла надежда выкрутиться. В надежде той однако не было единственной ясности: для кого я берег себя? Внимание к собственной персоне некритический человек относит на счет свойств магнетизма собственной личности. Примерно то же самое происходило и со мной.
   По случайности назначенная на 7 сентября регистрация не состоялась и я, передав паспорт на хранение Кэт, объявил матушке об утере документа. Мама не поверила и втихомолку проводила собственное расследование.
   Айгешат называла матушку "мамой", папу "аташкой", мне по инерции продолжала "выкать". Мама через знакомых пробовала перевести сноху на хорошее место в город. Пока ничего не получалось. И места тепленькие не для всех, да и закон о молодых специалистах не всем дано обойти. Айгешат по прежнему с раннего утра уезжала в районную больницу за город.
   Матушка выхвалялась перед знакомыми: "Сват мой крупный ушоный!".
   Авлур, отец Айгешат, заведовал в институте ядерной физики лабораторией. Отношение у меня к нему двоякое. Нравится мне, когда он смеется. Когда молчит или хмурится – нет.
   Насторожило меня и его предложение помочь с диссертацией. Не само предложение, а человек, которого Авлур преподнес своим давним другом, и содействие которого, по мнению тестя, позволило бы быстро определиться с защитой.
   Этим человеком был Бирлес Алдояров. Я пропустил мимо ушей предложение Авлура, правда, про Алдоярова не замедлил рассказать
   Айгешат. Она посмеялась, я задумался: правда ли, что, скажи мне кто твой друг и я скажу кто ты?
   Был еще один, но уже более примечательный, нежели дружба Авлура с мавританцем, момент.
   Человек ловится на оговорках. Айгешат со смехом рассказывала о жителях поселка и несколько раз упомянула о каких-то баракашках.
   – Что за баракашки? – спросил я.
   – Те, кто живет в поселковых бараках.
   Речь шла о техниках, слесарях института.. До рабочего класса мне дела нет. Дело не в этом. Пол-беды, если бы Айгешат была дурочкой, но в том-то и дело, что она девушка не просто умная, – тонкая. То есть подобное восприятие людей рождается не от ума, его не впитаешь с молоком матери, – оно в крови.
   "Изабель, Изабель…, Изабель…". Любимая на то время актриса Айгешат – Татьяна Друбич. Она и потащила меня в "Целинный" на "Избранных" не только потому, что главный герой прохвост и предатель, но больше из-за Друбич. Сначала я думал, почитание Друбич родилось от того, что она тоже врач. Приглядываясь, время от времени, к взрослеющей Панеке, я начинал понемногу понимать, что.почем и кто откуда
   Теща, зовут ее Женя, тоже физик, кандидат наук и понимает значение мужа для отечественной науки. Домашний культ Авлура дело ее рук. Ни пол-словом, ни намеком она не позволяет никому из домашних усомниться в исключительности главы семьи. Если мама Гау, Балия
   Ермухановна, постоянно подтрунивала над Бекеном Жумагалиевичем, на что тот в ответ смеялся вместе со всеми, то здесь, в аккуратном коттедже физиков, чтобы кто-то позволил себе вперед Авлура рассмеяться, так нет, не было этого. Повторюсь, "собственные недостатки в других мы ненавидим". Грешным делом, наедине с собой, я тогда считал себя гением. Суть не в том, что это не совсем скромно, главное, чтобы когда ты прешься от самого себя, это не бросалось в глаза окружающим. Не ровен час, – люди поверят и станут спрашивать с тебя по всей форме твоей гениальности. Вот я и вынужден скрывать исключительную одаренность в надежде на приход человека со стороны, который объяснит в чем заключается моя гениальность.
   В чем я обнаруживал родство душ с Авлуром? Тесть, как и я, любит поговорить о полезности для общества дураков. Их ему привычней величать серостью. Тогда непонятно, почему он считает Алдоярова достойным почитания? Возможно, чего-то я не замечал в нем, возможно тесть и домашние скрывали от меня другие его основополагающие признаки, по которым насмешки над главой семейства в доме напрочь исключались. Только от проявлений его исключительности мне иногда становилось худо до задумчивости. Неужто и из меня умищее прет?
   С другой стороны, мне повезло, что у Авлура такая дочь, как
   Айгешат. Кроме оговорки с "баракашками" существенных проколов за ней я более не наблюдал. Вот ее старшая сестра Нурсулу, так это да. Все делает невпопад, болтает что попало. Айгешат оправдывала сестру, говорила: "Люди – разные".
   Авлур раздражен угловатостью старшей дочери и при посторонних отвязывается на Нурсулу. Ей хоть бы что, без зазрения совести продолжает шланговать.
   С сыновьями Авлур обходится бережней. Старший сын Ганнибал студент политеха, младший, Бекун учится на физфаке КазГУ. Айгешат уверяет, что они держат вышку в поселке. Надо же. С виду ребятишки тихие, категорически не пьют. В мои времена такие не верховодили.
   В связи с переменами в личной жизни и переживаниями с ними связанными, мама через бухгалтера Литфонда Фариду Абдрахмановну устроила меня в местный Дом творчества писателей.
   Дом творчества открыли летом. Корпус построен на территории садоводческого товарищества литераторов. В двадцати метрах дачи
   Есентугелова, Такибаева, Ахтанова, Мауленова. Как и в обычном Доме творчества, здесь тоже четырехразовое питание, биллиардная. По форме обычная гостиница в черте города.
   Из знакомых отдыхали Сатыбалды, Кайрат, с которым я ездил в 69-м в Коктебель и Бекен Абдразаков из соседнего дома. Поэт Абдразаков родом из Чимкента, по натуре мужик откровенный, громогласный.
   Поддатый любит позихерить. Здесь он режимит, ведет себя тихо и незаметно. С остальными знаком заочно, по фотографиям из справочника
   Союза писателей.
   Телефон на столике дежурной один на весь корпус. Разговорились.
   Девица жалуется: затаскали ее писатели по номерам. Третьего дня возникла ссора мэтров из-за очереди на нее. Директор Дома творчества ругается, грозит в случае повторения литературных беспорядков увольнением. Она то тут при чем? И работать невозможно, и ничего не поделаешь. Быть музой для всех может и почетная участь, но и, прямо скажем, нелегкое и противное занятие. Только поспевай обслуживать чужое вдохновение. С другой стороны, жалеть девицу не за что. Она знала куда шла.
   Сатыбалды здоровается небрежно. Мысленно я на него навалил. Кто он такой? Он обедает за одним столом с Г.М. Последнему за 80, ему одному дозволяется курить в столовой.
   Дважды проведывала Кэт. Падкая она до удобств. В первое посещение внимательно осмотрела комнату, ванную. Проверила диван на упругость и предложила выпить за то, что бы у меня всегда был отдельный номер.
   Приезжала с товарищеской целью вместе двоюродной сестрой Дилькой и
   Марадона. Полутатарке Дильке 23, в этом году окончила медицинский.
   Девчонка современная. Пошли с ней в магазин за пузырем и она не побоялась из под носа продавщицы увести банку рыбных консервов.
   Голодной медичка не была, скучно ей.
   Жизнь и без того скучная штука, здесь тем более. Живешь ожиданием завтрака, обеда и ужина. Весь день, как и все предыдущие, пролежал на диване с книгой. Время от времени смотрю с балкона на бетонный забор в глубине сада. За забором территория погранучилища, по ночам там лают собаки. Собаки лают, время идет. Чего я жду? С тем же успехом мог валяться у себя дома.
   После работы подъехала Айгешат. Вслед за ней, минут через пять, подвалил с кадрухой Кул Аленов. Кадруху зовут Люда. Молодая девица, ровесница Айгешат. Кул парень железобетонно рациональный, но в этот вечер был дамским угодником. Выбрал из кучи куриных костей крылышко и поднес к пухлым, блестевшим от жира, губам молодки: "Кушай, крестьянка". Барышня-крестьянка скушала крылышко и не нарадуется предупредительности Аленова: "Кул, ты умеешь ухаживать за женщиной".
   Айгешат прищурившись, наблюдала за воркованьем голубков и когда
   Аленов подмигнул мне "Сваливайте!", тяжело вздохнула.
   Мы прогуливались по темному саду. Айгешат позвонила матушке и сказала, что останется у меня до утра.
   – В холле меня расспрашивал о тебе один человек. Говорит, что когда-то жил в вашем доме. – сказала она.
   – Сатыбалды что ли?
   – Наверное.
   – Что ему надо?
   – Расспрашивал о твоих братьях.
   Зверек, как и я, ожиданьем живет.
   Не он один. Мама зря пускает домой Шарбану. Сестренка пришла к нам обмывать сноху. И пока матушка занималась в столовой гостями,
   Шарбанка, на пару с Баткен, усиленно просвещали Айгешат на кухне о специфике нашего семейства. Строго говоря, они говорили правдивые, объективные вещи. Особенно касательно того, что я забросил папу.
   Другое дело, почему они решили, что в лице моей жены нашли союзника?
   Айгешат передала наставления тетушек свекрови и вдобавок не постеснялась рассказать, что Шарбанка стырила пару пузырей шампанского. Мама – ноль внимания. Родственников можно ненавидеть, но общаться нужно обязательно.
   Айгешат живет нашими заботами. Об этом пять лет назад я и не мечтал. Что мне не хватает? С Кэт мы разные. Настолько разные, что иногда думать страшно. Она предатель. Предатель, не потому что изменяет мне и мужу, – с кем не бывает, – а потому что спит с моими друзьями. Да и вообще сравнивать ее с Айгешат невозможно. Различного ряда женщины. Такой женой как Айгешат, говорит мама, гордиться надо.