Ахметов Бектас. Чм66 или миллион лет после затмения солнца

   Насколько я не допонимал, что мавританец, который всегда будет мавританцем, может быть опасен, если вовремя его не остановить, стал осозновать, когда Серик Касенов рассказал о случайно подслушанном разговоре между Алдояровым и Кальмаром.
   – Бирлес говорил Кальмару: никогда никому не прощай даже пук.
   Запомни и в нужный момент отомсти.
   Я не мог не обратить внимания на то, как он здоровается со мной.
   Бросит зажатый взгляд и мимо. Что-то в том взгляде такое было, что нашептывало: берегись его! Мы ведь в разных весовых категориях.
   Формально он намного выше меня, что ему со мной делить? В данном случае разница между вами не имеет значения. Берегись! Он биологически ненавидит тебя. Ты злой и он злой. И что он с тобой может сделать, если придет к власти, ты не знаешь.
   Алдояров одного роста со мной и при случае выхваляется тем, как обыгрывает в теннис игроков, что выше его роста. Как будто намекает: вы ростом удались, но это ерунда в сравнении с природными данными карапета. Наполеончик.
   О том, куда я гну, сказал мне Фанарин.
   – Ты сделал ставку на Сакипова? Ну ты и гусь!
   – Юра, только не базарь никому, – попросил я и объяснил, – Жизнь есть жизнь.
   – Правильно. Но чтобы окончательно перепутать карты Алдоярову, ты хотя бы два раза в год должен писать и дальше статьи про Сакипова.
   – Посмотрим. Это не от меня зависит.
   Перед уходом на работу я зашел в комнату к отцу.
   – Пап, бриться.
   Инсультный больной обречен. Продлить жизнь может только уход.
   Забота с чувством поднимает настроение, и это самое главное. Только теперь я чувствовал, как папа, некогда самый любимый человек на свете, оставшись в болезни без моего сочувствия и внимания, стал понимать, как сильно он ошибался.
   Отец смотрел на меня и ощущал себя отработанной ступенью той самой ракеты, что сквозь плотные слои атмосферы вывела меня в пятый океан бесчувствия. Как это там? "Ученики любят забавляться своим отчаянием…". Да, да, именно так. Странно еще и то, что мое холодное отчаяние при виде парализованного отца нисколько не тяготило, никоим образом не ужасало меня. Как будто так и должно быть. Папа смотрел на меня и все понимал. Понимал и молчал.
   Почему я такой? Происходящее с папой и мной казалось настолько необъяснимым, что порой я сам себе казался Иваном Карамазовым, которому можно все.
   В третий раз смотрю фильм.
   – Из-за чего Алешенька расстроился? – спросил я.
   – Отец Зосима провонялся, – сказала Айгешат.
   Она читала книгу, кино ей хорошо понятно.
   – Как это?
   – Старец святой, но после смерти протух. Вот Алешенька, когда пришли… эти и стали плеваться на гроб, сорвался.
   – Святые не воняют?
   – Думаю, они тоже должны разлагаться. Но церковники придумали, и им верят.
   – Ты думаешь, святость есть?
   – Конечно.
   – В чем тогда дело? Почему отец Зосима провонялся?
   – Говорят же, пути господни неисповедимы… Думаю, Достоевский вместе с богом испытывают твердость веры Алеши, – Айгешат смотрела телевизор, возилась с тарелками и выглядела рассеянной. Она о чем-то думала. – Бог не обязательно должен следовать правилам, установленными людьми.
   – Бог есть?
   – Этого никто не может знать.
   – А Достоевский?
   – Что Достоевский?
   – Он как будто бы знает, что бог есть.
   – Да-а…, – вытирая полотенцем тарелку, протянула Айгешат. – Он сумасшедший.
   Слово "сумасшедший" она произнесла задумчиво. Башкастая…
   Интересно, поймет ли она меня, если я признаюсь, что во мне шевельнулась жалость к Смердякову? Повременим с признанием. Чего доброго, еще примет меня за повторение отцеубийцы. Почему мне его жалко? Нельзя жалеть отцеубийцу. Нельзя. Ладно с этим. "Покажи напоследок мою мечту". Умный Смердяков мечтал о трех тысячах рублей.
   Почему у него такая скудная мечта? Он ничего не видел в детстве кроме шпынянья и ему ничего не оставалась кроме как проникнуться верой в силу денег, да заодно возненавидеть братьев, не знающих цену трудовой копейки. Бог с ним, со Смердяковым. Но Иван то, Иван!
   Ненависть Ивана к отцу и Мите непостижима. Возможно ли полыхать огнем на родных?
   В чем мое сходство с Иваном? Пожалуй, в ненатуральности. Он и я играем. У каждого из нас своя роль. Кто-то Алешенька, кто-то Иван, а кто-то и Смердяков. Никто не занимает чужого стула, все на своих местах, каждый из нас появился на свет с определенной целью, задачей, все мы – часть неизвестного плана Истории. Возможно все, – утверждает Достоевский и это "возможно все" есть то, на чем он испытывает, проверяет своих героев.
   "В горе ищи счастье…" – напутствовал отец Зосима Алешеньку.
   Старец не эксцентрик, но парадоксалист.
   Достоевский активно впутывает в семейные дела Карамазовых бога.
   Достоевский эпилептик, что не шизик, но около.. Потому и не боится того, именем которого персонажи романа призывают друг друга к порядку.
   Позвонил Костя Салыков.
   – Бухнем?
   – Ты откуда звонишь?
   – От Малика. Подходи.
   – Чичаза.
   Я надевал пальто и Кэт поинтересовалась: "Ты куда?".
   – Кот звонил. Бухает дома у Малика.
   – Этот Салыков месяц назад занял у меня четвертак… Обещал вернуть на следующий день. До сих пор возвращает.
   – Забудь о четвертаке. Когда-нибудь будешь с гордостью вспоминать, как давала деньги на пропой великому режиссеру Салыкову.
   – Пошли вы все в жопу! Алкашня!
   – А ну заглохни! Развыступалась тут.
   Ее Малик тоже хорош. Кэт жалуется, что он напялил на себя ее трусы. Неделька ему понравилось, теперь Малик меняет трусы каждый день. Натура творческая, непредвиденная.
   Малик спал и Кот больше часа рассказывал свой последний сценарий.
   Какие-то драки, убийства… Кому он эту муру собирается предложить?
   Наверняка Тарковскому.
   Я не ошибся.
   – Поставить фильм по моему сценрию может только Андрей
   Тарковский. – сказал друг детства.
   – Слушай, Тарковский Тарковским, но бухло кончилось, – я вернул на землю киношника. – Что будем делать?
   – Погоди, – Костя притушил сигарету и спросил. – Бека, я тебя не слишком утомил?
   – Слегка. Сам понимаешь, соловья баснями не кормят.
   – Понял. Я на полчаса смотаюсь в одно место.
   Через полчаса Кот вернулся с двумя пузырями "андроповки".
   – Кот, ты гений! – обрадовался я.
   – Конечно, я гений! – раздался из спальни голос проснувшегося
   Малика. – Всех убью! Вся система!
   – Какая система? – Кот зашел в спальню. – Вставай.
   Деньги на водку Салыков взял у одной из своих подруг.
   – Никто из женщин не может отказать самому красивому казаху.
   Это точно так. В микрашах на квартиру к Хуршиду Кот пришел с молодой телкой. Представил бухарикам: "Моя невеста". Все честь по чести перепились и невеста нырнула под одеяло к спящему Коту. Хуршид не стал щелкать пачкой. Он аккуратно вытащил из под одеяла спящую красавицу и отнес на руках во вторую комнату. Через десять минут подложил девчонку обратно к Коту.
   Когда Косте рассказали о проделке Хуршида, он не поморщился. Дело житейское да и не любит Кот постфактумные дела. Сам виноват: не подстраховался, да может и не следовало приводить невесту к пьяным друзьям.
   …Никогда не возвращайся в прежние места.
   Чему быть, того не миновать.
   – Пойми, нельзя тебе рожать.
   Айгешат не объявляла о задержке, это я сам заметил.
   – Почему?
   – Ты врач и не знаешь о последствиях пьяного зачатия? – я притворно удивился.
   – Мне нельзя делать аборт.
   – Как?
   – А так. У меня резус фактор отрицательный.
   – Что это такое?
   Я не знал, что такое резус фактор отрицательный. Неудержимость моей мощи в том, что если бы я и представлял масштабы угрозы здоровью жены, то все равно бы не пощадил ее. Потому, как понимал: рождение ребенка ставило крест на надежды как-то выпутаться из безвыходки.
   Айгешат согласилась рискнуть при условии, что я без промедления найду свой паспорт. Регистрация в обмен на аборт.
   Хорошо, ли плохо живет на "тройке" Доктор – судить ему. Брат, говорил, на работе ничего не делал, от фонаря закрывал наряды в литейном цехе. Ежемесячно на его лицевой счет шел заработок и ему разрешли сделать денежное поручение о перечислении зарплаты матушке.
   С небольшими задержками домой приходило почтовое извещение о переводе 200-300 рублей.
   12 марта 1984 года
   Здравствуй, Нуржан!
   Извини, что долго не отвечала… Все некогда было. Спасибо за поздравление.
   Меня искренне тронула и, прямо скажу, поразило твое письмо.
   Ведь я не имела ни малейшего представления о твоей жизни, обо всей этой печальной истории.
   Если бы Бектас ввел меня в курс дела раньше, я могла бы попроситься в командировку в Павлодар вместо Шевченко, откуда я недавно приехала.
   Я очень сожалею, что у тебя все так несчастливо сложилось. Ты зрелый человек и в морали не нуждаешься. Сам все понимаешь. Но главное – не отчаивайся. В конце концов, наши беды и радости приносит случайный ветер, и стечение обстоятельств порою играет в жизни роковую роль…
   Перейду к описанию нашей жизни. Нуржик женился в позапрошлом году и живет отдельно. Очень любит жену… Папа и мама стареют, уже не те, какими ты их видел. Особенно сдала за последнее время мама, часто хворает.
   Дагмар уже большая девочка, живая и смышленая. Хотели в этом году отдать ее в школу, а то в детский сад она практически не ходит и бездельничает дома. Мама предлагает отдать ее в спецшколу с английским уклоном, считает, у нее склонность к гуманитарным предметам. Действительно, болтает она здорово, порою удивляя взрослых сложными оборотами речи и недетскими мыслями. По характеру
   Дагмар вся в отца – холерик. Папа утверждает, что к ней нужно подходить по-особенному, не ругать, а взывать к ее уму… Характером и артистическими данными напоминает твоего отца, лицом же – вашу матушку.
   Я высылаю тебе несколько фотографий Дагмар. Ей в то время исполнилось три года. К сожалению, последних снимков, на которых ей
   5, осталось только два. Но как только мы сфотографируем ее, я вышлю тебе обязательно.
   Когда я спросила Дагмар, не жалко ли ей отдавать фотографии, она ответила: "Не фотографии надо жалеть, а дядю". Вот такие
   "афоризмы" она иногда выдает.
   Что касается твоей второй просьбы, то не знаю, что предпринять.
   Письмо твое я получила только вчера, и с Бектасом на эту тему еще не разговаривала…
   Извини, если мое послание покажется тебе сухим и кратким.
   Вообщем, не падай духом, может быть у тебя еще не все потеряно. Ты хороший человек и главное, не потеряй себя, не мучайся самобичеванием, сохраняй свое человеческое достоинство. Прошлого не исправить, а будущее еще впереди. Вот тебе моя, может быть, малоутешительная, но единственно верная мораль.
   Желаем тебе вместе с Дагмар не болеть и хорошо работать.
   Гау, Дагмар".

Глава 14

   А где-то… Звезды смотрят… Не понять им печаль…
   Май 1986. У "Целинного" очередь за билетами на "Зимнюю вишню" не меньше петли Горбачева в лавку за водкой.
   – Наташа, что это народ от "Вишни" с ума сходит? – спросил я
   Гордиеночку.
   Наташа Гордиенко пришла к нам два года назад. Выпускница факультета ТЭС Алма-Атинского энергетического института дюже гарная девчонка.
   – Понимаешь… "Зимняя вишня" это… Как тебе сказать… Ну это… – Наташа разволновалась.
   Тема "Вишни" – ее тема..
   – С тобой все ясно.
   Гордиеночка девушка смышленая. Она все понимает, но сказать не может. Ишшо молодая. Мыслям тесно и так далее.
   Смысл "Зимней вишни" – ожидание. Подтема зимы не случайна. Дело в замороженных чувствах. Подмороженная вишня лишена запаха и вкуса, перед употреблением ее нужно как следует подсахарить – иначе сильно обманешься. По-моему, идея Валуцкого и Мельникова в том, что ожидание должно быть вознаграждено. Должно то должно, но совсем не обязательно и вознаградится. Может я и ошибаюсь, и не было у них никакой подоплеки? Сняли кино и каждый теперь видит то, что видит.
   Что делать героине Сафоновой? Растить сына и работать над собой.
   Может когда-нибудь проезжающий мимо принц и притормозит карету у ее подъезда.
   Надо слушать бабушку, которая учит смирению внучку:
   – Жди. Терпи и жди.
   В 86-м страна, уподобленная героине "Зимней вишни", тоже жила ожиданием: решится ли Горбачев перейти Рубикон? Он меня не удивлял, я не верил ни единому его слову. Поздно. Поздно, да и потом, что может один человек? Возмущало и другое. Слова, которые произносил этот человек, недостойны быть произнесенными им. Все он врет.
   "Здравствуй Нуржан!
   Получили на днях твое письмо. Я думал, что тебе стало известно из газет (в частности, из "Социалистик Казакстан или "Казак адебиети"). Оказывается ты не в курсе.
   Крепись, брат. 25 июля мы потеряли отца. Он долго мучился…
   Умер он в больнице около 10 часов утра. Я пришел его побрить и увидел… Кто был наш отец – тебе известно.
   Бандероль вышлем попозже. Позднее напишу и более подробное письмо. Не переживай. Жду скорого ответа.
   30 августа 1984 г.".
   Летом 1984-го жара в Алма-Ате стояла как в пустыне.
   С середины июня папа потерял аппетит, потом и вовсе стал отказываться от еды. Затем после того, как за одну неделю он несколько раз среди ночи упал с кровати, наступила полная парализация.
   Мама готовилась. Готовилась не собственно к смерти человека, с которым прожила 52 года, а к тому, как сделать так, чтобы прощание с мужем стало событием памятно достойным, с приличествующими заслугам покойного, почестями.
   Она предупредила сватов, позвонила заведующему отделом культуры
   Совмина. Будьте начеку.
   Хоть речь шла об отце, я ко многому привыкший, не находил в действиях мамы ни грамма цинизма. Если все к тому идет, то почему бы и не быть готовыми.
   Врачи не настаивали на госпитализации отца. Предложили мимоходом пололжить в больницу и мама ухватилась. Врачи не предупреждали об отсутствии ухода за больными, но и без того понятно, что забота об отце ложится на жену и сына.
   Ходил я к отцу через день-два. Сильно пил все эти дни. Мысль о смерти папы гнал от себя и, когда Айгешат в дежурство мамы у отца сказала: "Прекращай пить… В любой момент аташка может скончаться", я, хоть и был пьяный, но ненадолго задумался.
   Сильно переживал дядя Боря. На руках у него была путевка в санаторий и он не знал как поступить. Мама сказала: лети себе в
   Боровое, если что случится, известим.. Кроме мамы и Айгешат ходили к отцу Авлур с Женей и Галина Васильевна. Черноголовина кормила папу с ложечки черничным киселем и говорила матушке, что ни в коем случае нельзя терять надежды..
   Я написал Доктору, что успел застать последний вздох отца.
   25 июля 84-го с утра я позвонил Пельменю.
   – Сходим в больницу к отцу… Побрею его… Потом опохмелимся.
   Пельмень остался во дворе больницы, я зашел в палату. Кричал слепой парализованный сосед. Отец лежал с открытыми, остекленевшими глазами. Показалось, что лицо покрылось пятнами. С полминуты я не соображал, что произошло. Когда до меня дошло, я побежал звать медсестру. Скончался папа где-то ночью, может и раньше, но никак не позже. Умирал один, в сопровождении криков слепого старика.
   Я позвонил маме, трубку взяла Айгешат. "Отец умер".- сказал я и повесил трубку.
   Пришел домой и сказал матушке, что папа умер у меня на глазах.
   – Ты закрыл ему глаза? – спросила мама.
   – Нет.
   – Ты так спокойно сказал: "Отец умер", и я удивилась тебе. – сказала Айгешат.
   Я и сам, не сильно, но удивлялся себе.
   Из комиссии по похоронам позвонили маме насчет автобусов. Матушка механически, а может опасаясь, что за них надо платить, ответила:
   "Автобусов не надо". Впрочем, в канун похорон она принимала соболезнования и не очень-то и соображала, что и как говорить.
   Сам же я в эти дни был созерцателем.
   Вдобавок ко всему с утра мамина племянница соблазнила матушку дешевыми помидорами к поминальному салату. Мама обрадовалась и послала Айгешат за томатами с грядки.
   Дядя Боря и Нурлаха один за одним прилетели из Кокчетава за день до похорон. Смотрел я на Нурлаху и думал: "На смерть Шефа и Ситки
   Чарли ты даже телеграмму не прислал… Братья тебе не нужны, зачем тебе понадобился отец?".
   Народу пришло прилично и тут выяснилось, что получилось с автобусами. Подкатил только автобус, который заказал у себя на работе младший брат Авлура Жол. Пельмень, Коля, я вышли на дорогу ловить транспорт. Никто не останавливался. Приехал Олжас Сулейменов.
   Месяц назад его избрали первым секретарем Союза писателей.
   До выноса тела осталось деять минут и я сказал Квазику Есентугелову:
   – Ты Олжаса знаешь… Скажи ему про автобусы.
   – Сейчас скажу.
   Квазик подошел к Сулейменову.
   Олжас недоуменно посмотрел на Квазика. За десять минут и
   Сулейменов уже ничем не мог помочь.
   Дядя Сейтжан, Жарылгапов говорили у могилы о папе и в это время
   Женя, мать Айгешат, выступила на матушку. В смысле, какого рожна ты послала мою дочь в такой момент за помидорами? Мама оглядывалась по сторонам, понимая, что дала маху в погоне за дешевизной, и не отвечала сватье.
   Жена моя подъехала за пять минут до погребения.
   Все, кому полагалось знать, знали сколько и как болел отец, как знали многие подробности его жизни. Люди приходили к маме со словами утешения и чувствовалось, как они недоумевали: почему и за что
   Абдрашиту так крупно не повезло, как с детьми, так и в том, что и в забвении он не получил поддержки от родных. Упреки большей частью адресовались мне. Рассудком я понимал их справедливость и не находя виновных, не находил себе места.
   Недовольство собой лучше всего перемещать на посторонних. Я срывал злость на Айгешат.
   – Ты написал, что о смерти человек начинает думать после сорока.
   – сказал Чокин. – Это не так.
   Вообще-то о смерти человек задумывается после тридцати. Написал
   "после сорока" я, чтобы Чокин не подумал чего лишнего.
   – Но Шафик Чокинович…
   – Не так, не так… Откуда ты взял? – Чокин снисходительно улыбнулся. – О смерти человек начинает думать после семидесяти.
   Чокин не имеет свободной минуты. Немудрено, что подумывать о смерти стал после семидесяти.
   – Разве?
   – Мысли о смерти не так уж и продуктивны…- Шафик Чокинович привалился правым боком к подлокотнику кресла. – К примеру, до своего семидесятилетия я не думал о смерти… Сейчас если и размышляю о ней, то только из необходимости.
   С осени прошлого года Чокин привлек меня к работе над воспоминаниями. Книга, считай, готова. Раз в неделю у Шафика
   Чокиновича появляются дополнения. Я записываю и подгоняю новый материал под уже имеющийся. Если воспоминания выйдут в следующем году, было бы замечательно. Но Чокин не торопится.
   – Что-то Горбачев с Кунаевым тянет, – сказал я.
   – Непонятно, – согласился директор. – Давно пора его снять.
   В прошлом году отправлен на пенсию Непорожний. Министром энергетики СССР назначен незнакомый Чокину Майорец.
   – Художественное жизнеописание не монография… – сказал он. -
   Здесь все должно быть выверено.
   Шафик Чокинович поднес к лицу листок.
   – Про переброску ты хорошо ухватил… Постановление ЦК КПСС о свертывании это текучка… Когда-нибудь страна вернется повороту.
   Сама жизнь заставит.
   – Шафик Чокинович, Олжас Сулейменов пишет в "Литературке", что пора бы и осудить коллективизацию. Может поменяем тональность в разделе про раскулачивание? – спросил я.
   Чокин обхватил подбородок.
   – Олжас не ЦК.
   Нелогично. Запрет ЦК на проектные работы по переброске назвал он текучкой, а на мнение Олжаса по коллективизации требует визы все того же ЦК КПСС.
   – Вот еще что, – Чокин закруглялся, – В дальнейшем вызывать тебя к себе буду после работы… Людям непонятно, что нас с тобой связывает. – Шафик Чокинович отложил папку с рукописью в сторону. -
   Ты большое дело делаешь: меня увековечишь, себя прославишь. Но…
   Гласность в данном случае вредна нам обоим.
   Вчера был у Жаркена. С декабря 84-го он работает в СОПСе (Совет по изучению производительных сил).
   – Шкрет рекомендовал меня на мэнээса… Чокин утвердил представление.
   – Никто за тебя не заступился, – покачал головой Каспаков.
   – Заходил к Зухре… Она говорит, что в нээсы мне еще рано…
   Сдурела тетка… У меня семь статей, веду раздел в отчетах…
   Суть не в статьях и не в отчете. Мне тридцать пять.
   – Что по диссертации?
   – Ну что…? Нужно модель сделать. Но я в математическом программировании не волоку.
   – Да-а… – согласился Жаркен Каспакович.
   Бывший завлаб потерял жену и с тех пор, а прошло почти два года, не пьет. Между делом я пробрасываю Чокину: человек завязал, может пришло время назад возвращать? Директор как будто не против, и говорит: "Подождем".
   С Каспаковым мы говорим обо всем. Единственно я скрыл от него, что весной вместе с очерком отправил документы на заочное отделение
   Литинститута. Думал, расфуфырюсь да и повод будет в Москву наезжать.
   Летом пришел ответ: такой хоккей нам не нужен. О письме из Москвы я не сказал ни Айгешат, ни матушке.
   Первый снегопад ворвался в город наш…
   Октябрь 1984-го. Пришел Бирлес и спросил у Айгешат:
   – Бектас дома?
   – Дома.
   – Я принес "Мастера и Маргариту".
   Я вышел из спальни.
   – Ну-ка давай.
   – Книга Игоря… Еле выпросил для тебя… Смотри, не запачкай.
   После выхода очерка в ноябре 83-го Лерик решил: я обязательно должен прочитать "Мастера". У его друга Меса фотоперепечатка романа.
   Когда Лерик принес три синие папки с фотографиями, я спросил:
   – О чем книга?
   – Пожалуй, в двух словах не рассказать. Одно могу сказать: я тебе завидую. Начнешь читать, сам поймешь, почему.
   В тот день мы выпили с Сериком Касеновым. Подошел Бмрлес. Втроем пришли во двор Магды и Иржи Холика и, заговорившись, я оставил портфель с романом на садовом столике. Вспомнил о фотокниге через полчаса дома. Прибежали с Бирлесом на место, портфеля и след простыл.
   Полгода выплачивал компенсацию хозяину деньгами и книгами.
   Дракуле запомнились мои сетования и он принес Булгакова в положенный срок. Ни раньше, ни позже. Я начал читать и немедленно догадался, что…
   На следующий день я продолжил чтение.
   Пришла с работы Айгешат. Увидела в прихожей мои мокасы и спросила у матушки:
   – Бектас на работу не пошел?
   – Да. Лежит со своей Маргаритой.
   Айгешат разбалделась.
   Жена разбалделась, а я не только уже и немедленно догадался, что эту книгу я ждал всю свою жизнь, но и…
   …Кул и я пришли в редакцию "Простора". В комнате моего редактора Валеры Михайлова поэты Валерий Антонов и Маршал Абдукаликов.
   Антонов в завязке. Единственный среди казахов Маршал, Михайлов,
   Аленов и я пьем водку.
   – Валера, ты читал "Мастера и Маргариту"?.
   – Да. – ответил Михайлов.
   – Получается, Иисус Христос реальная личность?
   Валера решительно замотал головой.
   – Конечно.
   – Почему отрезали голову Берлиозу?
   – Берлиоз демагог, – сказал Михайлов.
   С Михаилом Александровичем поступили сурово. Кто из нас не демагог? Нет, не за демагогство отрезали голову Берлиозу.
   Бирлес Ахметжанов мной переименован в Берлиоза и отныне шугается трамваев.
   – Ой, зачем ты меня назвал Берлиозом?! Когда-нибудь и мне отрежут голову.
   Я успокаиваю его.
   – Твой трамвай еще не выехал из депо…
   Я не нарочно… Просто совпало…
   Спустя три недели после взрыва на третьем блоке
   Чернобыльской АЭС читал перепечатки в "За рубежом". Мир переполошился. Телезаявление Горбачева международную общественность не успокоило. Генеральный секретарь впервые на людях открыто взволнован, было заметно, как он сильно поплохел. Горбачев говорил о человеческом факторе, вящего утешения ради – не одни мы такие – упомянул и об утечке радоактивного материала на "Тримайл Айленд".
   В институтских коридорах треп шел вокруг надежности американских водоводяных реакторах корпусного типа и отечественных – уран-графитовых.
   Когда отправлялся в первое плавание атомный ледокол "Сибирь" министр морского флота СССР Гуженко сказал журналистам, что за реактором в ледовом походе будет присматривать член-корреспондент
   Союзной Академии наук. Позже узнал, что контроль за всеми советскими
   АЭС на таком уровне ведется с момента пуска первенца атомной энергетики в Обнинске.
   Короче, ничего тут особенного нет.
   Из институтских сотрудников представление, что такое АЭС имели два человека. Гордиеночка и Узак Кулатов. Гордиеночка проходила преддипломную практику на Чернобыльской станции в 83-м году.
   Практикантка на то и практикантка, понятие об АЭС Гордиеночка получила как экскурсантка.
   Другое дело Узак. Работал он на Нововоронежской АЭС три года, имел дело с подготовкой теплоносителя, но главное, хитрый киргиз умеет наблюдать и обобщать.
   – Узак, – спросил его я, – как ты думаешь, почему рвануло в
   Чернобыле?
   Кулатов отвечал на ходу. Он куда-то торопился.
   – Тау ядерных взаимодействий микроскопическое… Практически нулевое…
   – То есть?
   – То есть, ты только подумал, а уже есть… Процессы проходят быстрее мысли.
   По Кулатову выходило, что дело не в конструкции реактора. Будь он даже трижды водоводяной, все равно может равнуть. И дело даже не в том, что природа ядерных взаимодействий недостаточно исследована учеными.
   Всего знать никому не дано.
   Позднее ходили разговоры, будто Чернобыль знаменовал собой наступление новой эпохи. Якобы глубинная причина катастрофы в том, что страну поджидала долгожданная смена исторических вех. Подпирал аварию на третьем блоке приход к власти Горбачева. До получения селянином почетного титула "князя тьмы" оставалось пять с половиной лет, но наша Надя Копытова, вернувшаяся из Алупки, уже свидетельствовала: "Народ в Крыму называет Горбачева антихристом".