Менее всего человек испытывает потребность в работе над собой, потому что никто не знает, что это на самом деле такое. Говорят, надо много читать, заниматься конкретным делом. А там… А там вроде, как война-план покажет. Читка книг, хождение на работу, по идее, должны понуждать задуматься, наметить план по исправлению ошибок, самого себя.
   Почему и кому это надо?
   В те годы я не задумывался, как много говорит о человеке его имя, кличка. Между тем, клички пристают к человеку не с бухты-барахты.
   Кликуха, как и имя, может многое рассказать о человеке.
   "Я тебя вожу между верой и безверием".
   Х.ф. "Братья Карамазовы". Постановка И.
   Пырьева, К. Лаврова, М. Ульянова. Производство студии
   "Мосфильм".
   В Колонном зале Дома Союзов вечер памяти Достоевского. Доклад сделал член-корреспондент АН СССР Б.Ф. Сучков.
   Достоевского читать тяжело, на одном дыхании не одолеть. В шестидесятых советская критика сетовала на неудачные экранизации
   Чехова, что до Достоевского, то неудачных картин по Федору
   Михайловичу, как писал известный искусствовед, не могло быть, якобы по причине того, что у него характеры героев очерчены контрастными линиями. У Чехова явно плохих людей нет, а у Достоевского, что ни фамилия, то его суть. Раскольников – расколотка, колун; Смердяков – смерд, смердит; Разумихин человек рассудочный, Рогозин – человек простецкий, из рогожи.
   Фамилия Карамазовы заключает в себе два корня. Один тюркский
   "кара" – черный, другой – славянский "мазать", малевать. Получается,
   "чертом мазанные". "Нет закона, по которому человек обязан любить человечество". "Знай, послушник, на нелепостях мир стоит…". Иван – "эксцентрик и парадоксалист" – наиболее любопытный из братьев. Он и автор теории слезы младенца, он же и режиссер-постановщик главного события в семье Карамазовых. Главный страх Ивана – стыд. Он сходит с ума на глазах публики, зритель, не соображает, как это можно разыграть в воображении воплощенное в реальность убийство, но верит признанию среднего брата.
   "Кто не желает смерти отца? Если бы здесь не было убийства отца, они бы рассердились". Отцеубийство собрало в зале суда публику, по мнению Ивана, не столько потому, что оно само по себе происшествие незаурядное, а более потому, что каждый из нас, а вовсе не какой-то там безликий обыватель, при неблагоприятном стечении событий и условий и сам не прочь поднять бронзовый пестик на родителя. Иван о том не говорит, но в подтексте признания ощущается предложение поразмыслить на тему, что вообще следует понимать под покушением на жизнь отца? В чем собственно состоит его роль? Что стоит за понятием отец? У Федора Михайловича родитель, это не только глава семьи, воспитатель. Это, ежели взглянуть на повествование далеко со стороны еще и метафора, обобщение..
   "Жена Достоевского Анна Григорьевна вспоминала: 16 мая
   1878 года нашу семью поразило страшное несчастье: скончался наш младший сын Леша… Чтобы хоть несколько успокоить Федора
   Михайловича и отвлечь его от грустных дум, я упросила Вл. С.
   Соловьева… уговорить Федора Михайловича поехать с ним в Оптину пустынь… Вернулся Федор Михайлович из Оптиной пустыни как бы умиротворенный и значительно успокоившийся и много рассказывал мне про обычаи Пустыни, где ему привелось пробыть двое суток. С тогдашним знаменитым "старцем", о. Амвросием, Федор Михайлович виделся три раза: раз в толпе при народе и два раза наедине…
   Достоевский пришел к выводу, что "нужны исповедники и советодатели". Таких увидел он среди старцев: "…На Руси, по монастырям, есть, говорят, и теперь иные схимники, монахи-исповедники и советодатели… Эти монахи-советодатели бывают иногда будто бы великого образования и ума. Говорят, что встречаются некоторые с удивительным будто бы даром проникновения в душу человеческую и умения совладать с нею. Несколько таких лиц известны, говорят, всей России, то есть в сущности, тем, кому надо. Живет такой старец, положим, в Херсонской губернии, а к нему едут или даже идут пешком из Петербурга, из Архангельска, с
   Кавказа и из Сибири. Идут, разумеется, с раздавленной отчаянием душою, которая уже и не ждет исцеления… А прослышит вдруг про какого-то монаха-советодателя и пойдет к нему…" (Дневник писателя).
   Образ такого исповедника и советодателя – старца Зосимы – он создает в своем последнем романе "Братья Карамазовы". Современники были согласны в том, что его прототипом был старец Амвросий. По нашему же мнению, образ этот – синтетический. В нем обобщено явление, так что видятся в Зосиме черты других старцев и, конечно, преподобного Серафима Саровского тоже.
   "Про старца Зосиму говорили многие, – пишет Достоевский, – что он, допуская к себе столь многие годы всех приходивших к нему
   "исповедовать сердце свое" и жаждавших от него совета и врачебного слова, – до того много принял в душу свою откровений, сокрушений, сознаний, что под конец приобрел прозорливость уже столь тонкую, что с первого взгляда на лицо незнакомого, приходившего к нему, мог угадывать: с чем пришел, чего тому нужно, и даже какого рода мучение терзает его совесть, и удивлял, смущал и почти пугал иногда пришедшего таким знанием тайны его, прежде чем тот молвил слово".
   О. Кузнецов и В. Лебедев. "Исповедники и советодатели"
   Как уже упоминалось, в ста метрах от КазНИИ энергетики -
   Никольский рынок и одноименная церковь. С востока обзор на главную церковь русского православия закрывает кинотеатр "Целинный", с западной стороны к храму прилепились чебуречная с овощным магазином.
   С севера, через тротуарную дорожку, базар, с юга – скверик, с примыкающим зданием хореаграфического училища.
   Чем примечательны первые руководители Никольской церкви? В шестидесятых годах главный поп Алма-Аты разъезжал на ЗИМе. Вне пределов храма старших и младших священнослужителей мало кто видел разгуливающими по городу. Если и попадались, то все они молодые, чтобы кто-то из них внешне был чем-то, хотя бы отдаленно, похож на киношного отца Зосиму, то таких у нас я не встречал.
   Поп есть поп и народ почем зря ничего не скажет. Примеры двуликости на службе господней, коими полнится история церкви, служат лишним доказательством того, как возвышенные занятия не обязательно гарантируют избавления от уморительной привычки гордиться самим собой.
   Старец из "Братьев Карамазовых" заменяет Алешеньке непутевого отца и младший Карамазов не замечает, что от проповедей и поступков
   Зосимы отдает театральщиной.
   Дважды смотрел фильм и меня не покидала злость на старца. Тогда я полагал, что разъясняя Алешеньке, почему он бухнулся в ноги Мите, старец допускает неосторожность, произнося слова: "Я поклонился его будущему страданию". Поклонился не человеку. Получается, сам по себе человек у Зосимы не заслуживает уважения. Страдание отдельно, человек – отдельно. Возникает вопрос: если опытно прозорливый Зосима разглядел грядущую беду, что приключилась с Митей
   Крамазовым, то от чего он вместо того, чтобы предупредить, остановить Митю, разыгрывает спектакль коленопреклонения?
   Он что, созерцатель?
   Добродетель, если она добродетель, прежде всего не слово, а действие. Исповедать сердце может и хорошо, но чем-то конкретно помочь – лучше.
   Наверное, я невнимательно смотрел фильм и пропустил что-то важное, почему и раздражен на старца.
   "Я научил, – он убил". Ивану и Смердякову не полагается сочувствовать. Как рассуждает нормальный человек? Отца можно недолюбливать, таить на него обиды, наконец, ненавидеть, но чтобы поднять на него руку – это уже там, за облаками. Некоторые из знакомых казахов считают, что в русской семье возможно все. Там, мол, найдешь любой – мыслимый, немыслимый – характер, причиной убиения способна послужить женщина, деньги, но чаще убивают друг друга по пьяни, из-за пустяка. Все, де, происходит из-за того, что русским, по мысли Чаадаева, на роду написано изумлять исступленностью, быть для остального мира пионерами в исчислении первообразной подлинных чувств, открывать дорогу в лабиринты бессознательного. Скорбное предназначение? Безусловно. Но кто-то ведь должен торить тропу в незнаемое. Потом, с другой стороны, наблюдать за жизнью других по программе "много полезного для себя исчерпать" на чужих ошибках, как к тому призывают предусмотрительные особи, чтобы только иметь удовольствие верно судить о жизни и втихомолку посмеиваться над горемыками, – роль может и удобная, но для познания самого себя никуда не годная.
   Стравила братьев с отцом Грушенька, в свару она пыталась вовлечь и Алешеньку. Отца ликвидировали, в фильме никто о нем ни слезинки не проронил. Он хоть и соперник, но все же отец родной. О нем все забыли, кинозритель сопереживает Митеньке, желает для него освобождения.
   Отцу Зосиме известно все наперед: Митенька обречен, улики, суд – это для протокола; катать тачки в сибирских копях суждено ему не по приговору суда, а потому как где-то там давно все решено.
   Прозрение Грушеньки, которая пошла владимирским трактом за безвинным каторжанином, по-моему, мало что стоит. Природа возьмет свое, и на каторге она, не стоит и гадать, оправившись от потрясения, вновь начнет чудесить.
   Но это уже не имеет никакого значения. Роман завершен.
   По-хорошему, история братьев Карамазовых без убийства родного отца не имеет смысла – роман без криминала камерный. Убийство родного человека – это опять же не столько напоминание, что в жизни все бывает, но и постановка вопроса в общем виде: почему, в конце концов, каким бы эгоистом-распутником не был отец, на него нельзя поднимать руку? Федор Михайлович написал роман не для того, чтобы показать, как ни за что ни про что пошел на каторгу Митенька.
   Дмитрий Федорович тоже сильно виноват в ЧП. Хотя бы тем, что своим буйством все запутал.
   Движения чистой души всем ясны и понятны, они и служат лишь для услады надежды, практической пользы от них – кот наплакал. Никто из нас на деле и не помышляет повторять за впереди идущими то, чему вроде как следует усердно подражать.
   "Так есть бог или нет?", – спрашивает Иван у черта.
   Для Ивана Карамазова важно твердо знать о существовании бога.
   Получается, если бог есть – это одно, нет – другое. То есть, если бог есть, то и колобродить надо с умом. Вера одно, знание совершенно иное. Прочных знаний присутствия бога ни у кого нет. Есть только хождение "между верой и безверием". Опять же на всякий случай.
   Если бог есть, то действительно все меняется. Но если его нет, что подлинно так, то все равно надо жить.
   У Достоевского присутствие неба чрезмерно. Бога так много, что понимаешь, что он то как раз здесь не при делах. Все о нем говорят и при этом как будто следуют совету Монтеня: не примешивайте к своим делам Господа бога.
   Реальный черт наглядное свидетельство существования бога. Но черт
   Ивана Федоровича это болезнь, галлюцинация – следствие химических непорядков мозга.
   В народе говорят: если бог хочет кого-то наказать, он лишает его разума. В таком случае за что он наказал Ивана? За сомнения в существовании Господа? Да-а нет. Если бог есть, то ему до лампочки как про него мыслят люди – на то он и бог, чтобы его больше занимало то, как мы относимся друг к другу, принимаем ли мы человека со всеми его пороками, слабостями. Иван лишен сочувствия, любви к брату, он сортирует людей. Выгодно ему любить Алешеньку – он и любит того, кого невозможно не любить..
   Митенька мужик прямолинейный,нетерпеливый, симпатичный, Алешенька
   – дитя. Формально Иван ничего плохого и не сделал, всего лишь проповедовал право человека быть богом. "Умному человеку все можно. Умный человек раков ловит". Иван Федорович многосложнее обоих братьев. Кто в действительности лишил Ивана разума? Или никто вовсе и не наказывал умного брата и он просто-напросто заболел?
   А что Смердяков? Очень важные последствия имеет начальный разговор, – правда я упустил детали, – о горе, сползающей по воле желания человека в море. Да, да… Именно здесь связь между намерением и поступком. Впрочем, тогда смысл Смердякова для меня состоял только в том, что роковая банка, чаще всего, прилетает с неожиданной стороны, тогда, когда ее совсем не ждешь. Тихо и незаметно.
   "Я знал, что в последний момент какая-то высшая сила остановит и убережет брата от злодейства". Так, или примерно так сказал Алешенька на вопрос верит ли он в то, что
   Митенька убил отца.
   Дмитрий Федорович признался в умысле на убийство и он же сказал о том же самом, что и Алешенька: в последнюю минуту пришла мать покойница и он, опомнившись, отпрянул от окна. В этот момент на другом конце города и в Мокром остальные действующие лица услышали гром, от ветра со звоном распахнулись окна и женщины перекрестились.
   "Трусость – наихудший из пороков". Убивец – это трус.
   Алешенька знает брата как никто другой и уверяет: Митенька и в слепой ярости не способен на злодеяние. Он природно лишен силы и решимости доводить преступный умысел до завершения. Если хоть один человек верит в тебя, то все не так уж плохо. Неистребимая сила
   Алешеньки в том, что он ни на мгновение не усомнился в братьях и никоим образом, – ни помыслами, ни сердцем, – не желал верить в некую "силу карамазовской низости".
   Почему мне жалко Ивана Федоровича более Митеньки? Паскудство
   Ивана в том, что он уверился в том, что брат убил отца. Да, да…
   Именно так. Юродивый не отступился от Митеньки, а Иван предал брата.
   Да-а…? Нет, нет… Он ненавидел братца, от того может и вовсе не предатель. Где в таком случае узы крови? Люди – они разные. Для кого-то и узы крови пустое место. Как ни крути, Иван Федорович подвел Дмитрия Федоровича под монастырь. Горе создателя "теории слезы младенца" не в том, что он не принимал мир бога таким, каков он есть, а в том, что он отступился от Мити.
   Все равно мне его жалко. Почему? По любым правилам за такое прощения он не заслуживает. Можно простить предательство друга, жены, но предавший брата, напрасно ждет понимания.
   Что это ты развякался про предательство? Кто бы говорил, но только не ты. Забыл октябрь 70-го? Но это по слабости перед страхом стыда… И потом… Потом я сильно переживал. Сильно переживал?
   Подумать только! Вот ты какой… М-да…
   Легче и удобней подогнать вымысел под действительность. Не было и не могло быть у меня диалога с традиционно незримым собеседником.
   Мне привычней уклониться от своего пути, отгородиться от неприятных воспоминаний с тем, чтобы внутри меня все оставалось на тех же местах – в праздности и без движения. Подумать было лень, вот и решил попробовать себя на имитации.
   Пройдет немало лет, прежде чем я начну шаг за шагом, по чуть-чуть, постигать смысл фразы, оброненной то ли самим отцом
   Зосимой, то ли его сподвижником: "Ученики любят забавляться своим отчаянием".
   А пока продолжим. Продолжим так, как оно и было.

Глава 30

   "Клянусь копытами козла!".
   Х.т.ф. "Звездный мальчик"
   Марат Омаров. Ему 43 года, сын железнодорожного генерала, инженер проектного института, разведен. На левой щеке глубокий и длинный шрам. Кличка – Меченый. Кто его порезал, Омаров не говорит.
   У Меченого двухкомнатная квартира неподалеку от дорожной больницы. Понятно, что не будь он единоличным хозяином квартиры, в которую он пускает всех без разбора, Омаров вряд ли был бы кому нужен. У него днюют и ночуют навсегда отставшие от жизни среднего возраста мужики.
   Пропадает у Меченого неделями и Шеф.
   Шеф привел Омарова домой и мама сказала:
   – Мынау, оба гельгердын, кускум келеди. Сен кайдан сондай таптын?
   Матушка называет Меченого Метиком, говорит, что Омаров "кара бет"
   (черная душа), вдобавок отмечает, что у "жексруна" (дословно не переводится – что-то вроде отталкивающего, вонючки) глаза не на месте. Глаза могут и обманывать, мало ли у кого какой взгляд. Но мама настаивает, что Меченый – подлый. Меченый мне тоже не очень приглянулся. То ли из-за заискивающего взгляда, то ли еще из-за чего, но позже, однако, привык к Омарову и я.
   Шеф посмеивался над Ситком: "Матушка, ты не знаешь, какой это золотой человек. Он – братан".
   К братану на хату Шеф приводил и Коротю с Муркой Мусабаевым.
   Однажды у него побывал и я.
   Шефа не было дома две недели. Я позвонил Мурке Мусабаеву, и поиск мы начали с визита к Меченому.
   В квартире Омарова кроме крашенных табуреток, железной панцирной кровати и стола ничего нет. На столе алюминиевая, переполненная бычками, пельница, раздербаненный на куски кирпич серого хлеба.
   – Где Нуртас? – спросил Мурка.
   – У Балерины. – сказал Меченый.
   У себя дома Омаров другой. Уверенный, заносчивый.
   – Что еще за Балерина?
   – Томка. Жена Мастера.
   – Мастер кто?
   – Ты его не знаешь. Воришка. Сейчас у Хозяина.
   – Ты понимаешь, что Нуртасу надо завязать с бухлом? – спросил Мурка.
   – Ему надо на работу втыкаться, – глядя в сторону ответил Меченый.
   Ты погляди на него. Все знает, все умеет. Он не считает, что Шефу с бухлом нужно кончать.
   Через три дня Шеф пришел домой. Собрал вещи и уехал в Балтабай строить коровник. Поработал с месяц, приехал свежий, загорелый.
   Привез для Гау трехнедельного козленка.
   – Травку ему рано есть, – предупредил Шеф. – Поите его молоком.
   Дал маме деньги. И про нас с Гау не забыл. Выделил по четвертаку и скрылся на неделю.
   Я вынес козленка во двор, ребятня облепила детеныша. Забыв о словах Шефа, не предупредил малышню. Они, конечно же, позаботились о козленке, покормили травкой. На следующий день детеныш околел.
   Я прошу у неба:
   Все или ничего!
   Умка вошла в полосу исканий. Пришла к Ситку и сообщила: "Я развожусь с мужем". Причины развода трагические. Ей не нравится, что по дому супруг ходит в трусах и что при стирке мужниных носков у нее болит голова. На мигрень она жалуется давно и до сих пор не догоняет, что не от стирки мужских носков у нее поднимается давление.
   Выпадет первый снег,
   Первый несмелый снег.
   Вспомним мы парки Мехико…
   Про "Мимино", которого мы с Гау посмотрели зимой, в "Литературной газете" известная кинокритикесса написала, что Валико Мизандари пора бы и повзрослеть. Тридцать пять лет, отмечает "Литературка", не тот возраст, когда еще дозволено пребывать в мальчиках. Киновед считает: раз положено взрослеть, – значит надо взрослеть. Главный вопрос фильма – почему Мимино горит желанием выпрыгнуть из летящего над
   Европой самолета? – критик обошла стороной. Может она и впрямь поверила, что Мизандари жаждет вернуться к овечкам в Сванетию?
   Не думай о секундах свысока…
   Кул Аленов говорит, что в кандидатской диссертации главная глава
   – первая. Мы курим, Кул делится опытом:
   – Братан, от соискателя требуется владение предметом. В первой главе как раз и проверяется умение рассуждать, анализировать состояние вопроса, ставить задачу.
   Правильная постановка задачи облегчает жизнь соискателя – не надо лезть, куда тебя не просят.
   Здесь главное, чтобы вопрос, который задает себе вопрос диссертант не выглядел искусственным, надуманным.
   Для журналистов привычным задавать известным людям вопрос "Если бы у вас была возможность прожить жизнь заново, – как бы вы ее прожили?".
   "Упоминавшаяся уже пьеса "Биография" была написана
   Фришем не только после главных его романов, но и в качестве некоего к ним дополнения. Лейтмотивы трилогии, воплощаясь в фигурах театрального действа, обретают наглядность примера. Ход авторской мысли при этом чуть спрямляется, зато явственнее проступает ее суть. Оттого пьесу "Биография" мыслимо использовать как путеводитель по диковинной стране фришевского романа.
   Эпиграфом к "Биографии" служат слова Вершинина из чеховских
   "Трех сестер": "Если бы начать жизнь, которая уже прожита, была, как говорится, начерно, – другая – начисто! Тогда каждый из нас, я думаю, постарался прежде всего не повторять самого себя…". Пьеса
   Фриша, как водится, развивает, развертывает мысль эпиграфа, но не столько ради ее подтверждения, сколько ради опровержения.
   Некто Кюрман получает право поставить над своей жизнью
   "вершининский эксперимент". Ассистирующий ему с этой целью
   Регистратор поясняет: "Чего не позволяет действительность, то позволяет театр – менять, начинать все заново, репетировать иную биографию…". Однако с какой бы точки прежней своей жизни Кюрман ни начинал, он снова и снова попадает в старую, наезженную колею…
   Выходит по Фришу, все заранее предопределено? Да, в какой-то мере. Но не в духе жесткого социального детерминизма. Регистратор так толкует причину кюрмановской ошибки: "Видите ли, вы соотносите свои поступки не с настоящим, а со своими воспоминаниями. В этом все дело. Вам представляется, будто благодаря своему опыту вы уже знаете будущее". Итак, корень зла как в среде, так и в самом Кюрмане. В игру вступает непростая диалектика взаимоотношений между его личностью и окружающей действительностью.
   Скажем, Регистратор не возражает против того, чтобы попросту вычеркнуть неудавшийся брак с Антуанеттой Штайн, считать его как бы несостоявшимся. Однако в этом случае "не состоялся" бы и сын героя
   Томас, что равносильно убийству. И Кюрман отбрасывает такой вариант.
   В конце концов, у него не получается никакой другой жизни, кроме той единственной, что была реально прожита.
   Та биография, которой Кюрман недоволен, которую хотел бы изменить, есть проекция его социальной роли, насилующей, подминающей под себя личность. А то, что он хотел бы реализовать, – утопия, нечто вроде чистой биографии личности. Однако в самой кюрмановской неудовлетворенности ролью, в кюрмановском против нее мятеже, в его настойчивом желании утвердить попранную свою индивидуальность есть указание на основной конфликт, на главную болезнь века.
   Болезнь эта – амбивалентность, расщепление личности, нравственная ее шизофрения – одна из главных тем творчества Фриша.
   В другой его пьесе дон Жуан Тенорио, вопреки литературной традиции, не любит женщин. Он любит геометрию, то есть все ясное, определенное, точное, однозначное. Он хочет жить по законам разума, а не повинуясь прихоти чувств. Но обстоятельства сильнее его: "Всему миру известно о моих подвигах, – вздыхая, говорит герой, но мало кто проник в их смысл".
   Дмитрий Затонский. "Проза Макса Фриша". Предисловие к трехтомнику М.Фриша.
   Нам кажется, что чеховские герои особенны тем, что они, все как один, проморгали свой шанс. Про какой шанс речь? Кому вообще и почему выпадает шанс? Все мы только и делаем, что сожалеем вслух сожалениями об упущенном, и опять же говоря словами одного из чеховских персонажей "дело надо делать", – про какое дело толковище?
   – вроде как трудимся, но внутренне понимаем все это – далеко не то.
   Если сопоставить заявки детства на план жизни и то, чем мы занимаемся во взрослой жизни, то жизнь после семнадцати напоминает попытки напрочь позабыть про детские наброски.
   Жизнь моя вошла в спокойное русло, менять в ней ничего не хочется. Антон Павлович с насмешкой писал про одного из своих персонажей: "Ему казалось, что бог его любит". Что говорить. Было.
   Бог или кто еще неизвестно неведомый, но после 7 октября 1977 года и мне мнится, что тот самый невидимый меня любит и никогда не позволит куда-нибудь крупно вляпаться.
   "Кровь и пот"
   За поставки индийского чая отвечает доме Валера. В последнее время с чаем помогает знакомая бакалейщица с Зеленого базара. За чаем папа поехал в начале одиннадцатого, обещал вернуться часа через два. К обеду он не вернулся и откуда-то позвонил.
   – Чай взял… Я у Абдижамиля.
   С Абдижамилем Нурпеисовым столкнулся отец в трамвае. У писателя жена уехала на курорт и Нурпеисов повел папу к себе кормить тыквенной кашей.
   Абдижамиль Нурпеисов и Ануар Алимжанов недавно получили квартиры в новом доме для членов Бюро ЦК. Пятиэтажный дом для шишек, в котором вместо квартир на первом этаже стоянка для машин и место охраны, стоит в тихом месте на Тулебайке.
   Нурпеисов известный в стране литератор. Его роман-трилогия "Кровь и пот" переведен на несколько европейских языков, за него писателю дали Государственную премию страны.
   Трилогию прочитал я от начала до конца, позднее еще несколько раз перечитывал.
   – Мама, "Кровь и пот" – интересная книга. – сказал я.
   – Да ну, – пренебрежительно махнула рукой матушка. – Абдижамиль плохо написал про казахов.
   – Ты же не читала…
   – Не читала, – согласилась Ситок. – Но мне говорили… Абдижамиль написал, что казахи жили бедно.
   Кто о чем, а вшивый о бане. Я не обратил внимания на то, как у
   Нурпеисова описан быт рыбаков Арала. Роман о революции, гражданской войне.
   – "Кровь и пот" настоящая литература, роман мирового уровня.
   Казакпайский подход матушки в оценке книги меня не удивил.
   – Шкандай уровень Абдижамильде жок, – раздраженно спорила мама, -
   Роман перевел московский еврей. Он поднял Абдижамиля…
   Трилогию Нурпеисова перевел неизвестный мне Юрий Казаков. Ну и что? Абая кто только не переводил, на русском назидания и прочие откровения мыслителя еще больше обрастают казакпайством. Значит,
   Казаков тут ни причем.
   У Нурпеисова есть что переводить.
   " Блуждающие звезды"
   Зяма навещает нас часто, Фая приходит в институт от случая к случаю. За водкой ходим с Зямой в "стекляшку" на Муратбаева.
   Продавцом в винно-водочном Люба Аржанова, жена зямкиного приятеля. В