Ахметов Бектас. Чм66 или миллион лет после затмения солнца

   Первый президент Академии Сатпаев земляк Чокина. Через него Шафик
   Чокинович завел знакомства с корифеями. Список огромный, уважают
   Чокина повсюду. В Москве, Ленинграде, Киеве, Фрунзе, Ташкенте,
   Улан-Баторе, Иркутске, Душанбе.
   Более всего гордится Шафик Чокинович дружбой с Кржижановским. То, как Чокин ставил революционера намного выше Келдыша или того же
   Капицы, для меня было некоторым свидетельством того, что хоть Чокин и крупный ученый, но при всем этом больше политик.
   В феврале 64-го скончался Сатпаев. Как проходила борьба за освободившееся кресло, мне не известно, но у Чокина на руках находились убедительные свидетельства законности притязаний на должность президента Казахской Академии наук: к тому времени он успел поработать главным ученым секретарем АН КазССР, поруководить отделением, его хорошо знали как ближайшего соратника Сатпаева. Так что избрание Шафика Чокиновича президентом Академии наук устроило научную общественность.
   Проработал президентом Чокин три года. Кунаев снял его с должности, – что верно, то верно, – под надуманным предлогом. Мол, плохо остепенялись в бытность его президентства аспиранты.
   Почему Чокина невзлюбил Кунаев, к тому времени мне было еще неизвестно.
   Чего Чокин не успел сделать, так это избраться в академики или член-корреспонденты Союзной Академии. Продержись он в президентах год-другой, член-корра Шафик Чокинович бы непременно получил: за него был президиум Союзной Академии во главе с Келдышем, да и к тому времени утверждалась практика избрания в член-корреспонденты АНСССР поголовно всех президентов Академий Союзных республик.
   После изгнания из президентов документы на член-коррство Чокина дважды поступали в Академию наук СССР. Но оба раза после звонка
   Кунаева кандидатура Шафика Чокиновича снималась с повестки Общего собрания Союзной Академии.
   Академик Келдыш ставил в главную заслугу Чокина факт придания им энергетической науке Казахстана неведомых дотоле стройности и фундаментальности, что позволило ей оттеснить на задний план науки классического естествознания. Вклад существенный, но при этом Шафик
   Чокинович формально остался среди нескольких десятков республиканских академиков одним из многих.
   Фундаментальность, – пожалуй, единственное, что заслуживает уважения в науке об энергетике. Сама по себе энергетическая наука – это винегрет из термодинамики, электротехники, экономики. Открытий, подобных тем, что совершаются в естествознании, в ней не сделать.
   Потому уж, если специалист сподобится написать хороший учебник не просто хорошо – замечательно. Скажем, академик-секретарь отделения физико-технических проблем энергетики АН СССР Стырикович прославился среди ученых толстой книгой "Парогенераторы", которые, легко понять, он не изобрел, но сумел о них правильно и хорошо рассказать.
   Член-коррами Союзной Академии в 70-х избрали министра энергетики страны и главного инженера КуйбышевГЭСстроя. В то время как в Уставе
   Академии записано: член-корреспондентами АН СССР избираются ученые, обогатившие науку трудами мирового значения. Все относительно.
   Министр энергетики СССР Петр Непорожний напрямую может и не обогатил науку трудами непрехолящего содержания, но его вклад в становление и развитие отечественной энергетики, – утверждали ходатаи министра, – достоин поощрения причислением к сообществу выдающихся отечественных ученых. Что с того, что он не написал учебник о гидравлических электростанциях? Он их в свое время понастроил на тридцать учебников.
   Дело тут не только в нахрапистости сановника. Во многом виновата сама наука об энергетике, ее размытые критерии, по которым можно судить о вкладе ученого в копилку знаний. Для кого, но только для министра не секрет: в энергетике наука, знание о ней находятся в подчиненном у практики положении. Тем не менее, Чокин, когда узнал об избрании Непорожнего член-корреспондентом испытал обиду и унижение. Естественно, Шафик Чокинович вслух осмелился возмутиться избранием одного лишь главного инженера, про членкоррство министра благоразумно промолчал: с середины 60-х годов КазНИИ энергетики находится в подчинении Минэнерго.
   Чокин ученый, но повадки у него если не как у министра, то точно, как у диктатора. Здоровается с сотрудниками за руку редко, а если уж поручкался, то моет после счастливчика руки с мылом, или протирает спиртом. Озолинг как-то получил от него нагоняй, разозлился и сказал: "Чокин похож на Чингисхана".
   Начиная с 44-го года Чокин всегда помнит о своей главной задаче: претворяя делами в жизнь ленинский тезис об опережающем развитии энергетики, никогда и никому не дать забыть о том, к чему обязывает каждого сотрудника пребывание в стенах НИИ, почему он всегда первым делом задавал на Ученом Совете докладчику свой коронный вопрос:
   – Где наука?
   И горе тому умельцу, что не сумеет внятно доложить Чокину, в чем научная новизна изобретения или статьи.
   Директор часто напоминал нам, что есть наука. "Наука – говорил директор, – это объективная закономерность, существующая помимо наших воли и сознания".
   Шафик Чокинович вел в институте два направления: гидроэнергтическое и проблемы общей энергетики. Кроме того, что довел до ума Капчагайскую гидроэлектростанцию и канал
   Иртыш-Караганда, Чокин построил в институте крупнейшую в стране экспериментальную базу – циклонку и ГЭС по дороге на Медео.
   Институт с 44-го года размещается в здании бывшей школы N 36. В
   73-м году к институту пристроили два крыла, в которых расположились библиотека, ВЦ, актовый зал, приемная с новым кабинетом директора. В квартале от института Никольский базар, православная церковь, кинотеатр "Целинный" с примыкающим сквером.
   Здание довоенной постройки, круглый год в институте строительная бригада белит стены и красит окна. За какой-нибудь месяц запах краски улетучивается и в отремонтированных комнатах устанавливается прежний духан, почти как в Храме Василия Блаженного.
   "Мощами фанит". – говорит Кул Аленов.
   Аленов отвечает в лаборатории за дисциплину. Многим кажется, будто Кулу нравится заносить в журнал прогулы, опоздания. При этом все понимают выгоды позиции Жаркена, который вроде бы в стороне от слежки за сотрудниками, но и не одергивает Кула, когда тот чересчур уж докапывается к сотрудникам по мелочам. Пугать народ раньше времени неосмотрительно. Ибо само собой возникает предположение-угроза: что с нами будет, если вдруг каким-то образом
   Аленов придет к руководству лаборатории?
   Предпосылки к возвышению Кула имеются. Первая из них – работоспособность старшего научного сотрудника. Аленов пишет отчеты, статьи, монографию, ездит в командировки по Казахстану, в Москву, знакомится с ведущими специалистами. Докторская диссертация, которую за каких-то будущих два-три года может защитить Кул и есть главное основание, по которому его притязания на заведование лабораторией способны обрести реальность.
   Шастри говорит: "Аленов верхохват". Скорее всего, Лал Бахадур прав, но Кулу не хватит и трех жизней во всем разобраться, если он будет копать так глубоко, как тот же Шастри. Уж как любимый муж
   Марьяш старается, днем и ночью переписывает чужие книги, а толку то?
   Нет уж, лучше быть верхохватом и добиваться реальных результатов, нежели работать, как Лал Бахадур Шастри и иметь при этом нулевые достижения.
   Разумеется, опасения насчет возвышения Аленова не возникли бы, работай нынешний завлаб хотя бы над монографией, не говоря уже о претензиях на докторскую. Конечно, пока Чокин директор, Жаркену, как фавориту, волноваться как будто, нет резона. С другой стороны, никому доподлинно не известно, как далеко простирается благорасположение "папы" к любимчику. Всякое может случиться. Тем более, что есть общие правила движения научных кадров, существует мнение общественности. Решится ли во имя Каспакова ими пренебречь
   Чокин, большой вопрос. Любимчик – не родственник.
   Чокин напоминал завлабу о докторской. Напоминал неоднократно, но с недавних пор перестал говорить Каспакову о необходимости работы над собой – полгода назад в главк Минэнерго СССР отправилось очередное представление Чокина резерва на выдвижение. В нем Шафик
   Чокинович назвал имя своего преемника. Им оказался Каспаков.
   Хаки и я разбирали ситуацию и еще раз убеждались в том, какой все-таки Чокин дальновидный политик. Получалось, академика подпирает рядовой кандидат наук, главные достоинства которого сводились к тому, что он несколько раз избирался председателем месткома и парторгом института. Да, Жаркен ведет несколько союзных тем. Ну и что? Точно такое может заявить о себе любой завлаб или с.н.с.
   Короче, за такой резерв на выдвижение Чокин мог не беспокоиться до самой смерти. Раньше времени он не обнаружит себя.
   Между тем Каспаков представление в Москву принял за чистую монету.
   Пил Жаркен и раньше хорошо. Узнав о своем зачислении в руководящий резерв, Каспаков без труда узрел ближние и дальние перспективы и время от времени терял бдительность.
   Хаки и я настолько увлеклись рассуждениями о том, кто и вместо кого придет, что нам иногда казалось, что события эти имеют и к нам прямое отношение и, что случись тот или иной поворот в карьерной судьбе Каспакова, то нам всем обязательно что-нибудь с этого да перепадет. Что именно? Вот здесь наблюдался, хоть и приятный, но полнейший туман. С какой стати нам с Хаки станет хорошо не хотелось задумываться. Кандидатские за нас никто не станет писать, а больше нам с Хаки ничего и не надо. Получалось, власть Каспакова мила нам с
   Хаки только потому, что нам никто не будет мешать делать то, что хотим.
   Мне и Хаки невдомек, что в своем нынешнем состоянии мы оба не нужны как старому, так и будущему руководству института. Лакей не имеет своей жизни. Разговоры про карьерный рост Каспакова были по сути досужими беседами двух прислужников, для которых хвастовство успехами хозяина заменяло заботу о себе родимых.
   В "Науке и жизни" статья про мужское бесплодие. Научились его успешно лечить в Тбилиси. Корреспондент говорит врачу: "Вы сознаете, какой поток хлынет к вам после публикации материала?". "Сознаем. Мы заинтересованы в таком потоке".- отвечает исследователь. Бесплодие лечится, рассказывает грузинский врач, хромосомной рекомбинацией.
   Ни в одном научно-популярном издании материалов про половое бессилие не найти. Кто-то ведь в стране занимается исследованиями импотенции. Почему о них ничего не слышно?
   Прошло уже одиннадцать лет, и я бы окончательно свыкся с участью последнего слабака, если бы не матушка.
   Она решила меня женить на дочери давнего знакомого семьи Бекена
   Жумагалиевича. Ему недавно исполнилось пятьдесят, работал он завлабом в институте горного дела. Пришелся родителям по душе Бекен
   Жумагалиевич своим характером. Папа говорил про него: "Бекен верный человек".
   Бекен Жумагалиевич женат на Балие Ермухановне с 55-го года.
   Приятная и умная женщина. Что значит умная женщина? К примеру, Бекен утверждает вслух о том, что красивее и преданнее русской женщины нет на свете человека и что женился он на казашке исключительно из традиций, а Балия только посмеивается: "Пусть себе говорит".
   В доме Бекена Жумагалиевича не придерживаются казахских традиций, живут сами по себе, не сплетничают, аульную родню на порог не пускают. Бекен проучился в Москве пять лет и говорит, что именно там возненавидел какзакпайство и навсегда полюбил Россию.
   Балия объясняла русофильство мужа так: "В России у него осталась любимая девушка, потому он и любит русских".
   Дочь Гау учится на журналиста в университете, сын Нуржик заканчивает школу.
   Гау девушка интересная, современная. Любит Элтона Джона и группу
   "Лед Зеппелин". Элтон Джон парень нормальный, но до цеппелинов я еще не дорос. Хотя дело не в цеппелинах и Элтоне Джоне.
   Дело все в том, что Гау я не нравлюсь и это меня устраивает.
   Матушка уговаривает меня быть настойчивей, чаще звонить дочери
   Бекена. В ответ я придумываю отговорки.
   – Мама, у Гау ноги кривые.
   – Не болтай! Нога у нее прямой, а сама она белий-белий…
   На свою маму Гау непохожа. У нее большие глаза, она худенькая и высокая, постоянно в джинсах. Рассказывает о друзьях и говорит, что почти все они балбесы.
   У меня самого появились новые друзья Олег, Кочубей и Кемпил. Все трое живут возле кинотеатра "Алатау". Первые двое после армии вернулись из армии и учатся на юрфаке в КазГУ. Третий – Кемпил нигде не учится и нигде не работает. Кличку Кемпил Серик Кулунбаев заработал в детстве, рассказывая о приключениях американского шпиона
   Кемпбела из венгерского фильма: "Кемпил как даст ему в глаз!". Серик оказался хорошим учеником агента Кемпбела. В восьмом-девятом классах
   Кемпил вместе со старшим братом Жроной, друзьями Кочубеем,
   Бараболей, Сашкой Гордеевым отрабатывали технику рукопашного боя на общежитских казачатах из КазПИ (Казахского педагогического института).
   Общежитие КазПИ в ста метрах от кинотеатра и, собравшись вечером на аллейке, алатуские после пары стаканов портвейна не особо раздумывали, чем бы себя занять.
   "Идем бить казпишников!" – провозглашал Жрона и компашка дружно отправлялась в рейд по общежитию. Ежевечерние драки с аульными казачатами для алатауских не были развлечением или проверкой бойцовских качеств, они служили для них ритуалом, истинный смысл и значение, которого Жрона и другие в душе сознавали, но не решались произнести вслух.
   Традиция алатауских измываться над казачатами восходит к середине
   60-х, когда взяли в привычку врываться в общежития старшие товарищи
   Кочубея и Жроны – Толеус Байсеитов, Еря Копоть, Сашка Ткач, Гульдин.
   Они то и объясняли: "Казпишники – это п…ц". Получалось, казпишник мерило отсталости и только за это он заслуживал быть поставленным на место. "Свои недостатки в других мы ненавидим". Никто из старших, а позже из младших хулиганов с аллейки на Тулебаева не признавался, что алатауские казахи каждый вечер идут драться со своей сущностью.
   "Черный строй идет полем".
 
   Перестань, Абдрашит. Ребенка испугаешь. (каз)
   Рвет желчью. (каз)
   Да поможет тебе бог! (каз.)
   Черная душа. (каз.).
   Шайтаньи проделки. (каз.).
   Сволочь. (каз.)
   Бог свидетель. (каз.).
   Хватит, хватит… (каз.).
   Черная душа. Завистница. (каз.).
   Что, Бетховен тоже глухим был? (каз.).
   Вот оно что… (каз.).
   Этот… Из школы… (каз.)ю
   Умрешь! (каз.).
   Дорогая, наблюдай.. Будь начеку. (каз.).
   Свиная голова. (каз.).
   Какой дурак этот Кулдан. (каз.).
   Не стучи! (каз.).
   Если не бросишь, в дурдом сдам. (каз.)
   Зять. (каз.).
   Это Сталина слова? Читай дальше. (каз.).
   У Хрущева голова не работает. (каз.).
   Разве можно слова Сталина про котят приводить? (каз.).
   Знаю. Но вы ничего не понимаете. Спору нет, Сталин кровопийца, но он слов на ветер никогда не бросал. Вот увидите. (каз.).
   Пускай будет мещанство. (каз.).
   Куда запропастился этот Гоцмах? (каз.).
   Откуда взялся этот Гоцмах? (каз.).
   Это не фуфло. Ты не понимаешь. (каз.).
   Не знаю… Меня они тоже обзывают… Биток, Ситок… (каз).
   Не болтай! (каз.).
   Анаша (каз).
   Ерунда. (каз.).
   Прекрати! заткнуть рот. (каз.).
   Я нечаянно съела. (каз.).
   Я тебе устрою. ((каз.).
   Быстро принеси полотенце! (каз.).
   Замолчи! (каз.).
   Верь богу. (каз.).
   Нассал я на бога. (каз.).
   Не говори так! (каз.).
   Накличешь на свою голову. (каз.)
   Вставай. Ты разве забыл?
   Надо идти.
   Однако, за что обижаешь Аблая? Может быть тебе лучше задний проход стиснуть и помалкивать? (каз.).
   Брат? (каз.).
   Не болтай! Я объективная. (каз.).
   Ты дурак. (каз.).
   Медведь идет. (каз.).
   Какой еще засранец? (каз.).
   Обыкновенная тюрьма. (каз.).
   Тебе пора за границей побывать. (каз.).
   Я Берикпол. (каз.).
   Теперь ты понял с кем имеешь дело? (каз.).
   Понял, понял. (каз.).
   А как же. (каз.).
   Разве можно такие слова говорить старшему брату? (каз.).
   Бектас в курьез едет. (каз.).
   Ай, откуда я знаю. (каз.).
   Продолжение романа
 
   ____________________
 
   По оранжевым бульварам… Это было точно в сказке… Ветер вдруг листву уносит… Хоп! Нужна завязка, а потом поедем и махнем рукой… Ползи Еремеев, это твое последнее испытание…Итак, начали!
   Глаза блестели как агаты,
   И на щеках играла кровь…
   Как модно,
   Как модно,
   Танцуют пары под аккорды
   И можно, и можно
   Говорить свободно
   Про жизнь и про любовь…
   "Старик ласково взглянул на него.
   – Наверно, это и есть твой путь, Иозеф. Ты знаешь, что не все согласны с Игрой. Говорят, что она просто заменитель искусств, а игроки просто беллетристы, что их нельзя считать людьми по-настоящему духовными, что они всего-навсего свободно фантазирующие художники-дилетанты. Ты увидишь, что тут соответствует истине. Может быть, по своим представлениям об Игре ты ждешь от нее большего, чем она даст тебе, а может быть, и наоборот. То, что игра сопряжена с опасностями, несомненно. Потому-то мы и любим ее, в безопасный путь посылают только слабых. Но никогда не забывай того, что я столько раз говорил тебе: наше назначение – правильно понять противоположности, то есть сперва как противоположности, а потом как полюсы некоего единства. Так же обстоит дело и с игрой в бисер. Художнические натуры влюблены в эту игру, потому что в ней можно фантазировать; строгие специалисты презирают ее – да и многие музыканты тоже, – потому что у нее нет той степени строгости в самом предмете, какой могут достигнуть отдельные науки.
   Что ж, ты узнаешь эти противоположности и со временем обнаружишь, что это противоположности субъектов, а не объектов, что, например, фантазирующий художник избегает чистой математики или логики не потому, что что-то знает о ней и мог бы сказать, а потому, что инстинктивно склоняется в какую-то другую сторону. По таким инстинктивным и сильным склонностям и антипатиям ты можешь безошибочно распознать душу мелкую. На самом деле, то есть в большой душе и высоком уме, этих страстей нет. Каждый из нас лишь человек, лишь попытка, лишь нечто куда-то движущееся. Но двигаться он должен туда, где находится совершенство, он должен стремиться к центру, а не к периферии. Запомни: можно быть строгим логиком или грамматиком и при этом быть полным фантазии и музыки. Можно быть музыкантом или заниматься игрой в бисер и при этом проявлять величайшую преданность закону и порядку. Человек, которого мы имеем в виду и который нам нужен, стать которым – наша цель, мог бы в любой день сменить свою науку или свое искусство на любые другие, у него в игре в бисер засверкала бы самая кристальная логика, а в грамматике – самая творческая фантазия. Такими и надо нам быть, надо, чтобы нас можно было в любой час поставить на другой пост и это не вызвало бы у нас ни сопротивления, ни смущения.
   – Пожалуй, я понял, – сказал Кнехт. – Но разве те, кому свойственны такие сильные пристрастия и антипатии, не обладают просто более страстной натурой, а другие просто более спокойной и мягкой?
   – Кажется, что это так, но это не так, – засмеялся мастер. -
   Чтобы все уметь и всему отдать должное, нужен, конечно, не недостаток душевной силы, увлеченности и тепла, а избыток. То, что ты называешь страстью, – это не сила души, а трение между душой и внешним миром. Там, где царит страстность, нет избыточной силы желания и стремления, просто сила эта направлена на какую-то обособленную и неверную цель, отсюда напряженность и духота в атмосфере. Кто направляет высшую силу желания в центр, к истинному бытию, к совершенству, тот кажется более спокойным, чем человек страстный, потому что пламя его горения не всегда видно, потому что он, например, не кричит и не размахивает руками при диспуте. Но я говорю тебе: он должен пылать и гореть!
   – Ах, если бы можно было бы обрести знание! – воскликнул Кнехт.
   – Если бы было какое-нибудь учение, что-то, во что можно поверить.
   Везде одно противоречит другому, одно проходит мимо другого, нет уверенности. Все можно толковать и так, и этак. Всю мировую историю можно рассматривать как развитие и прогресс, и с таким же успехом можно не видеть в ней ничего, кроме упадка и бессмыслицы. Неужели нет истины? Неужели нет настоящего, имеющего законную силу учения?
   Мастер ни разу не слышал, чтобы Иозеф говорил так горячо.
   Пройдя еще несколько шагов, он сказал:
   – Истина есть, дорогой мой! Но "учения", которого ты жаждешь, абсолютного, дарующего совершенную и единственную мудрость, – такого учения нет. Да и стремиться надо тебе, друг мой, вовсе не к какому-то совершенному учению, а к совершенствованию себя самого.
   Божество в тебе, а не в понятиях и книгах. Истиной живут, ее не преподают. Приготовься к битвам, Иозеф Кнехт, я вижу, они уже начались".
   Герман Гессе. "Игра в бисер". Роман.
   Сущую банальность, что главный враг человеку он сам, институтские часто слышат от Чокина. При этом директор умалчивает о том, что прежде, чем разбираться с собой, поперво следует прижать врагов внешних.
   Руководитель, на которого не пишут анонимки, не руководитель.
   Приходившие в ЦК, в Минэнерго СССР, письма на Чокина свидетельствовали не только о весе в обществе главного теоеретика энергетики Казахстана, но и о том, что недруги хорошо знали, чем дышит директор.
   О том, что такое хороший компромат, в восьмидесятых годах подробно писал журналист Терехов. Дословно не помню, если кратко, то смысл статьи Терехова в том, что лучше всего писать в проверяющие органы о недруге такое, от чего получатель анонимки оставит все текущие дела и задумается о природе вещей, о том, что есть из себя человек?
   К примеру, написать о том, что имярек имеет на ногах по шесть пальцев и при этом без зазрения совести руководит большим коллективом, избирается членом городского комитета партии. Проверить нижние конечности легко, да и в уставе партии не оговаривается сколько пальцев на ногах положено носить члену КПСС. Не в этом дело.
   Это, повторяю, к тому, что желательно, чтобы червоточинка у человека, на которого пишется анонимка, была такая, чтобы порочность объекта выглядела полной экзотики, загадочности.
   О том, что на Чокина пишут анонимные письма в институте знали. О чем писали жалобщики? Ни слова о плотских наклонностях, о приставаниях к подчиненным женщинам, или пьянстве под одеялом.
   Писали вроде как по существу.
   В конце 50-х в ЦК поступали сведения, что, де, Чокин в работе над докторской эксплуатировал гидроэнергетика Кима, в шестидесятых писали и о том, что при строительстве своего дома директор запустил руку в карман государства.
   В институт приезжали комиссии, опрашивались люди, изымались бухгалтерские документы, факты расследовались месяцами, и не найдя ничего из предосудительного, проверящие докладывали руководству: по бумагам Чокин перед партией, перед законом чист.
   Говорят, чтобы определить злоумышленника, полезно руководствоваться ленинской фразой: "Кому это выгодно?". В случае с анонимщиками руководство вождя безусловно подходит, правда, с оговорками. Проницательный психолог скажет: "Анонимщиком чаще всего движет зависть". В теории стукача с головой выдает строй мысли, по которому для начала можно шутя вычислить его национальность, а уже после сужения круга подозреваемых, определение автора – дело техники. На практике, если человек не дурак, он может замаскироваться так, что никто и в жисть на него не выйдет, не подумает.
   Учитель Чокина академик Сатпаев с разоблаченными анонимщиками поступал легко и просто: он их поощрял. К примеру, одному выбил звание заслуженного деятеля науки, другого выдвинул на Госпремию
   Казахской ССР. Понятно, что подобный перегиб Чокин допустить не мог.
   Он может и был признателен врагам, но вслух их никогда не благодарил, подарками не осыпал.
   Как уже отмечалось, Кунаев невзлюбил Чокина. В семидесятых Шафику
   Чокиновичу редко когда удавалось пробиться на прием к Первому секретарю ЦК. Когда же это удавалось, то директор со всем своим удовольствием сообщал институтскому активу: "Вчера меня принял товарищ Кунаев. Димаш Ахмедович обещал помочь со строительством последней очереди экспериментального комплекса".
   В перестройку, когда зашаталось кресло под Кунаевым, Чокин разоткровенничался и сказал про первого секретрая ЦК КП Казахстана:
   "Он мстительный".
   За что же мстил Чокину Кунаев? Как рассказывал Каспаков, повод к неприязни оказался пустячный.
   После войны заместителем наркома электростанций страны работал уроженец Кзыл-Ординской области Тажиев. В начале пятидесятых его перевели в Казахстан на должность секретаря ЦК по промышленности. К тому времени, когда Тажиеву пришло в голову защитить кандидатскую, он работал председателем Госплана республики.
   Чокин помог председателю с кандидаткой не за просто так. Тажиев выделил КазНИИ энергетики фонды на строительство Чокпарского полигона. Прошло время, председателю возжелалось стать доктором наук. И не каких-нибудь там экономических, но непременно технических наук. Что собственно и возмутило Шафика Чокиновича. Директор отказался двигать председателя Госплана в доктора может еще и потому, что к тому времени сам он всего три года как защитил докторскую.
   Тажиев озлился и о несговорчивости директора института поставил в известность друга Кунаева.