Ахметов Бектас. Чм66 или миллион лет после затмения солнца

   – Да ну. – поморщился Руфа. – В ней что-то крысиное.
   – Точно. – согласился Фанарин. – Англичане на морду страшные.
   После Госпремии Юра переключился на исследование горения.
   Что нам известно о горении?
   По легенде Прометей серьезно пострадал за факт передачи огня людям. Как нам объясняла историчка в пятом классе: боги ничего не дают людям даром, на Олимпе считали, что кто-то должен платить по счетам.
   Горение – процесс самопроизвольный. Стоит лишь поджечь, а дальше только успевай дровишки подкладывать.
   Юра разъяснял нам на пальцах:
   – Горению предшествует взрыв. Большой или маленький. Глядите, как мы зажигаем спичку. Трем серную спичечную головку об, обмазанную той же серой, спичечную коробку. Инициируем небольшой взрыв.
   По ЦТ в "Международной панораме" выступает политический обозреватель "Известий" Александр Бовин. Он предрекает:
   – С избранием на папский престол кардинала Войтылы костел может взорвать Польшу.
   Как там насчет костела – надо еще посмотреть, только учительница
   Надя Шевелева из "Иронии судьбы" взорвала порядок в семье Лала
   Бахадур Шастри.
   Марьяш прессует мужа из-за Барбары Брыльски. Стоило Нурхану при очередном повторе фильма произнести: "Чудесная женщина эта Барбара
   Брыльски!", как тут же получил от татарчонка дуршлагом по голове.
   – А-а, тебя уже и на полячек потянуло! Пусть эта Брыльская только приедет в Алма-Ату, – я ей сделаю!
   Шастри то ли нравится, что его ревнуют к Брыльски, то ли сам поверил, что с артисткой у него может что-то получиться.
   Когда Марьяш наведалась в институт с жалобами на актрису, то Хаки и я не преминули заняться диверсионной работой.
   – Ты за Нурханом в оба гляди, – предупредил я Марьяш, – Может
   Барбара Брыльски с ним уже переписывается.
   – Да,. да… – подхватил Хаки и напомнил. – Знаешь, полячки маленьких любят.
   – Почему? – Марьяш обратилась в слух.
   – Маленькие они порочные. Полячкам только порочных и подавай.
   Муж и жена – одна сатана. Марьяш раздула ноздри точь в точь, как
   Шастри и закричала:
   – Маленьких любят! Порочных ей подавай! Развратница!
 
   Будет людям счастье,
   Счастье – на века!
   С коммунистической бригадой,
   Мы снова вместе – впереди!
   Со знаменами предприятий-победителей социалистического соревнования на сцену театра Лермонтова выходили знатные люди
   Советского района. Жаркен Каспакович привел меня с собой на слет передовиков.
   "Сегодня мы не на параде, а к Коммунизму на пути…".
   Поддатый Каспаков притопывал ногами в такт маршу коммунистических бригад. Без приглашения прошел на сцену поздороваться с секретарем
   Советского райкома партии директор гостиницы "Алма-Ата".
   Поздоровался и остался на сцене.
   – Этот везде вперед лезет, – проворчал Каспаков, огляделся вокруг и сказал. – Пошли в буфет.
   В буфете хлопнули по сто пятьдесят шампанского.
   – Твой отец просит, чтобы я тебя в партию протолкнул, – икнул шампаневичем Жаркен Каспакович.- Я ему говорю, ваш сын годами не платит комсомольские взносы, на него жалуется Нуркин (секретарь комитета комсомола института), ни в какой общественной работе не участвует. Как такого толкать в партию?
   Я недовольно напомнил.
   – Нуркин не говорил вам, кто стенгазету оформляет?
   – Ты это… брось. Подумаешь, нарисовал к празднику портрет
   Ленина и все что ли?
   – Нуркину нравится, как я рисую Ленина. Сам-то он, какую работу ведет? Поручения раздает и у знамени Победы фотографируется.
   – Хватит! – парторг КазНИИ энергетики строго посмотрел на меня. -
   В тебе много желчи. Ты знаешь об этом?
   – Так точно.
   – Что значит, так точно? У тебя нехорошая привычка подкалывать.
   – Простите, я больше не буду.
   В парткабинете поменяли стол, за которым проходят заседания партийного бюро института под рукодством Жаркена Каспаковича.
   Событие может и малозаметное для партийного актива КазНИИ энергетики, но во всех смыслах достойное быть отмеченное на должном уровне.
   Каспаков вызвал женщин из лаборатории. С ними на второй этаж спустился и Хаки. Врезанный с утра.
   – Обмойте стол! – бросил клич секретарь парткома.
   Хаки с комсомольским энтузиазмом поддержал Каспакова.
   – Девки, ну-ка давай по рублю!
   Ташенев слетал в магазин. Принес пол-литра "Русской", на закусь – кильку в томатном соусе. Хаки открывал пузырь, Каспаков смотрел на
   Ташенева и пыжился.
   Промедление с отходным маневром в сентябре 1941-го стоило войскам
   Юго-Западного фронта под командованием генерал-полковника Кирпоноса гибели командующего, выходу танковых соединений генерала Гудериана на оперативный простор, сдачи врагу Киева.
   – Хаким! – сказал Каспаков. – Когда пить перестанешь?
   – А вы когда перестанете пить? – генерал Гудериан бросил в прорыв танковую дивизию СС "Тухлая голова".
   – Что-о-о?! – опешил Жаркен. – Ты как со мной разговариваешь?
   – Разговариваю так, как того вы заслуживаете, – передовые части танковой армады Гудериана охватывали сходящимися клиньями зазевавшиеся с отступлением войска Кирпоноса. – Имейте в виду: будете и дальше так пить, вместе в ЛТП ляжем.
   "Майор в пыльной гимнастерке подошел к начальнику оперативного отдела штаба Юго-Западного фронта.
   – Товарищ полковник, что будем делать с пленными? Впереди у нас бои в окружении…
   – Что, майор, возьмем грех на душу? – с хитрой улыбкой посмотрел на офицера полковник Баграмян и бросил короткое:
   "Выполняйте!".
   Х.ф. "На Киевском направлении". Производство киностудии имени
   А. Довженко, 1969.
   – Прекрати! – пресек воспитанника Казанского танкового училища парторг и принял единственно верное, в возникшей неразберихе с контролем и управлением подчиненных войск, решение. – Наливай!
   – Хаким, ты забыл, как я тебе помог получить квартиру?
   – Вы врете! – на плечах противника танки и мотоциклеты врага входили в предместья столицы Советской Украины. – Квартиру дал мне
   Чокин, а позвонил ему дядя Жумабек.
   Каспаков замолчал.
   Квартиру Хаки получил в феврале. За два часа Шастри, Муля, Руфа,
   Серик Касенов, Даулет и я перевезли вещи и отметили новоселье, чем бог послал.
   К четырем часам дня все, кроме Руфы, были готовскими. После работы подтянулись Кэт, Таня Ушанова, Надя Копытова.
   Последним с поздравлениями пришел Саян Ташенев.
   Хаки сидел среди разбросанных по полу пустых бутылок и жмурился в блаженстве.
   – Пятнадцать пузырей раздавили. – обрадовал брата генерал Гудериан.
   Однажды в Америке
   Оснований утверждать, что политическая жизнь меня более не увлекает, нет, но нет и прежнего, какое наблюдалось лет десять назад, волнения. Чтобы принимать события в стране и мире близко к сердцу нужны причины личные. Я поостыл и уже догадываюсь, что политика – дело молодых. За десять лет много чего произошло, и вполне возможно, подумывал я, события в стране и мире, если и достойны внимания, то не столь пристального, какое наблюдалось у меня много лет назад. Многое тогда я понимал буквально, но и время было другое, мне казалось, что мир стоит на пороге великих перемен.
   Всколыхнуть интерес способно из ряда вон выходящее событие.
   – Китаец спит?
   – Спит.
   – Пусть спит. Проснется – хуже будет.
   Никто и не заметил, как куда-то подевалась разрядка. Все произошло быстро, от эпохи детанта остались рожки да ножки.
   Сбывается предсказание Мао.
   "Алеет Восток".
   "Пользуясь положением маленькой страны, Вьетнам испытывает терпение Китайской Народной Республики…", – говорит китайское радио.
   Китайцы вторглись во Вьетнам. Продвижение китайской армии приостановлено в приграничной провинции Лангшон. Советское правительство распространило заявление, в котором призывает китайцев
   "остановиться, пока не поздно".
   Что происходит сегодня? Мао нет, но дело его продолжается. Китай, нагоняя страх на Советы, уверенно делает заявку на мировое господство. СССР теряет инициативу.
   В программе Би Би Си "Глядя из Лондона" выступает обозреватель
   Анатолий Максимович Гольдберг:
   "В своем заявлении Советское правительство призывает Китай остановиться, пока не поздно. Что означают слова "пока не поздно", в то время, когда идут ожесточенные бои в провинции Лангшон? Вне всякого сомнения, СССР впервые за много лет с времен Карибского кризиса сталкивается с необходимостью принять серьезное решение.
   Способно ли стареющее Политбюро принять такое решение? На что в кризисные моменты истории в первую очередь должно опираться принятие поворотного в судьбе мира решения? Прежде всего, на моральный дух общества, общую атмосферу в стране…".
   Коммунистические убеждения по боку, Советы требуют от Англии не продавать Китаю самолеты "Хэрриер". Война Вьетнама с Китаем вот-вот перерастет в войну СССР с КНР. В Иране свергнут Мохаммед Реза
   Пехлеви, из эмиграции возвратился аятолла Хомейни.
   Революция в Иране началась с поджогов кинотеатров, где показывали американские фильмы.
   Центр событий на планете перемещается на Восток.
   Чему быть, – того не миновать. Иначе, чего боишься, то и произойдет. Колдуэлл из апдайковсго "Кентавра" отвел человечеству на все про все 20 минут. Где в данный момент мы находимся?
   Почему нас ждет срыв "репетиции оркестра"? Тогда я полагал, что из-за самоотстранения Европы.
   Революция в Португалии не революция – эпизод, внесший путаницу.
   Много глупостей насочинял я про Европу. Она утратила непосредственность, ни за что не отвечает, смирилась с превращением в стороннюю наблюдательницу. Музею под открытым небом не нужны перемены.
   Легенда о Нарайяме
   Тахави Ахтанов сдержал слово и взял отца к себе на работу заместителем директора по общим (читай, хозяйственным) вопросам и прикрепил за ним микроавтобус.
   Шофера директора Книжной палаты зовут Шинали. Ему двадцать пять лет. Водитель Тахави Ахтанова маленький, незаметный. С ним мы несколько несколько раз – за чем, не помню, – куда-то ездили.
   – Устал я от Тахави… – жаловался Шинали. – Машину до ночи не отпускает… То к бабам отвези, то ждешь его часами у ресторана…
   – Ахтанов баб любит? – спросил я.
   – О! Еще как! – отозвался водитель и озабоченно заметил. – Он не замечает, как постарел… Я за ним в зеркало наблюдаю… Вижу морщины на шее, глаза потускнели…
   Наблюдательный шельмец. Такова лакейская жизнь – подсекать за хозяином.
   Незадолго до смерти Мухтар Ауэзов написал литературное завещание.
   Последний завет классика адресовался Тахави Ахтанову. Мэтр поручал заботам Ахтанова дальнейшую судьбу казахской беллетристики. Факт установленный и общеизвестный.
   Матушка долго не говорила, почему папа ничего не рассказывает об
   Ауэзове. Год назад вышли воспоминания Нуршаихова. В них дядя
   Азильхан подробно рассказал о приезде Мухтара Омархановича в
   Павлодар. Азильхан Нуршаихов, в то время собкор республиканской газеты "Социалистик Казакстан" по Павлодарской области, рассказал немного и о Валере. В частности, о том, как отец ухаживал за мэтром.
   Описал Нуршаихов и эпизод в районном клубе, где Ауэзов представил собравшимся Валеру известным писателем, работающим во славу советской литературы. Отец, писал дядя Азильхан, смутился, растерянно раскланялся. В то время папа еще не был членом Союза писателей, работал ответсекретарем газеты "Казак адебиеты".
   Словом, поднимая прислугу, классик поднимал и себя.
   Я прочитал воспоминания Нуршаихова и допросил матушку насчет классика.
   – Почему папа никогда ничего не говорит про Ауэзова?
   – Против твоего отца Ауэзова натравил А., – объяснила мама.
   "Та-ак… Значит, Ауэзов тоже любил сплетничать?". – подумал я тогда.
   …Папа и Тахави Ахтанов выпили на субботнике, продолжать приехали к нам.
   Раньше Ахтанова видел я только по телевизору. Говорить он умеет.
   Да и вообще, кроме того, что сам по себе человек нестандартный, это еще, невзирая на наблюдения шофера Шинали, и интересный мужчина.
   Тахави писал романы, его пьесы широко ставились в казахских театрах.
   Не мудрено, что известный драматург вплотную курировал известных театральных актрис республики.
   Тахави и отец выпили по рюмке коньяка и смеялись.
   Зашел доложиться, что приехал за хозяином, Шинали. Папа пристал к шоферу:
   – Ай акымак! Насвайды корсетш!
   Шинали опустил голову и молчал.
   Ахтанов осоловело посмотрел на Валеру и тоже навалился на водителя:
   – Кимге айтвотар! Корсет Абекеге насвай!
   Тахави еще немного посмеялся и отпустил шофера. Мама уговорила писателя остаться. Только что она заложила в кастрюлю мясо и месила тесто для башбармака.
   Матушка знает как себя вести с гостями. Про Есентугелова она
   Тахави больше ничего не говорила. Расспрашивала мама директора
   Книжной палаты про знакомых западников. Разговор пошел и про Джубана
   Мулдагалиева, друга Тахави Ахтанова.
   Тахави улыбнулся и сказал отцу: "Абеке, помните, что я говорил вам про Джубана?".
   – Помню, – сказал отец.
   Месяц назад Ахтанов говорил отцу, что Мулдагалиев в поисках расположения Кунаева перешел границы приличия. Написал, мол, верноподданническую поэму про Первого секретаря ЦК, за что и получил
   Государственную премию страны.
   Папа передал разговор с Тахави маме. Ситок заметила: "Тиршлик керек емес па? Джубан оте жаксы жигит".
   Сам же Ахтанов в разговорах со своими называл Кунаева кунавсиком.
   Открытое пренебрежение Тахави к начальству, к подробностям быта, говорят, сказывалось и на его книгах. Есть у него чисто автобиографические вещи, так в них он, более всего не пощадил себя.
   У Тахави жена татарка, двое сыновей и две дочери, несколько внуков. Родом он из Актюбинска. Актюбинск – это казахский Запад.
   "Западники, – говорила мама вопреки помешательству на Есентугелове,
   – люди щедрые". Я согласен с ней. Отец моего юного кентяры Кочубея тоже из Актюбинска. Сам Кочубей пацан широкий, любит сорить деньгами.
   Есть еще одна примечательная черта у западников. Они, особенно гурьевские, отвязно-резкие. Нечаянно заденешь плечом гурьевского, тут же можешь по морде получить. Потом только начинается: за что? да извини, не разобрался. Кочубей хоть и не гурьевский, но детство у него прошло там. Набрался у местных тентеков. Чуть что – сразу в пятак.
   У Тахави был случай, когда он в Москве у ресторана "Пекин" ловил мотор. Таксист остановился и, увидев пьяного пассажира, отказался везти Ахтанова. Тахави рванул переднюю дверцу на себя и дал водиле по шее.
   Прибежал милиционер и Ахтанов спросил:
   – Для того я в сорок первом воевал под Москвой, чтобы разное говно меня не уважало?!
   …Стемнело. Я вызвал такси и пошел провожать писателя.
   В ожидании мотора Ахтанов стоял рядом со мной на обочине дороги и осматривался по сторонам.
   – Когда-то в этом районе я жил,- сказал Тахави.
   – Сейчас где живете?
   – Э-э… – Ахтанов поднял высоко голову и не без важности сказал.
   – Сейчас я в центре живу.
   Во второй раз Тахави приезжал, не помню для чего, к отцу на полчаса. Стоявшую у подъезда "Волгу" директора книжной палаты заметила соседка Хорлан из второго подъезда и забежала к нам.
   – Дядя Тахави, как хорошо, что я вас поймала! – соседка зашла с картонной папкой под мышкой.
   Ахтанов молча уставился на Хорлан.
   Последние месяцы соседка проводила за сочинительством. Что она писала – рассказы или повестушки – не знаю, ей желалось, чтобы ее письмопись оценил большой писатель. Ахтанову и без того приходят немалым количеством со всей республики рукописи с просьбой благословить, еще лучше, замолвить словцо в издательстве или в редакции толстого журнала. Тахави молчал. Когда Хорлан заговорила о муках творчества, Ахтанов не сдержался:
   – Какие еще муки творчества? – недовольно спросил директор.
   Спросил так, как будто сам не знал.
   – Дядя Тахави! – воскликнула соседка. – Вам ли не знать о муках творчества!
   – Не знаю я ни о каких муках творчества! – отрезал Тахави. – Если бы такие существовали, не занимался бы литературой.
   Дом наш заселился в ноябре 71-го. Квартиры формально летом того года распределял местком, на деле – решал секретариат Союза писателей Казахстана. Папа как раз лежал в больнице и я видел, как его проведывал молчаливый парень в очках с курицей под мышкой.
   – Пап, кто это?
   – Борат, сын писателя М.
   Тот, кто пустил слух о причастности отца к распределению квартир, большой шутник. В какую-то значимость Валеры мог поверить исключительно невежественный, темный человек, и образованный сын классика на эту роль не подходил. Вполне возможно, оказывал он знаки внимания директору лифтонда на всякий случай: вдруг кто из секретарей Союза для проформы поинтересуется мнением отца.
   Суть вопроса не в этом. Борат к лету 71-го кроме того, что он сын своего отца, был известен как кандидат филологических наук, знающий восточные языки. Для предъявления прав на получения квартиры в новом доме кандидатской степени этого мало, к тому же филолог это почти уфолог и далеко не писатель, и даже не переводчик.
   Квартиру филолог получил как сын своего отца.
   Хорлан пять лет как разведена с Боратом. Близкие к ней люди говорили о Хорлан как о женщине со странностями. Ходили слухи и о том, что она лечилась в дурдоме. Внешне Хорлан не выглядела странной. Напротив, приветливая, интересная дама. Правда, после развода она несколько сдала, утратила свежесть. Но так бывает.
   Что ее подвигло заняться писательством? Скорее всего, думал я, развод с филологом. Помешало довести намерение до конца и стать писательницей ей то, что натура она увлекающаяся. Такие шумно и быстро начинают и при первой серьезной неудаче так же быстро складывают руки.
   Жаль. Женщина она умная, начитанная, с фантазиями. Из такой бы могла получиться неплохая писательница.
   Папильон
   В магазине "Прогресс" набрел на книжку Лексина "Экономика использования вторичных энергоресурсов". "Для удобства, – пишет
   Лексин, – все имеющиеся ВЭРы промышленного предприятия можно условно разделить на три группы: технически возможные, технически подготовленные и технически пригодные (реальные) к использованию вторичные энергоресурсы".
   Я уселся за стол и застрочил: "В развитие основных положений предложения Лексина для анализа сравнительной эффективнности использования ВЭР в утилизационных установках корректным было бы применять эксергетические к.п.д. УУ, соответственно к.п.д. технически возможных, технически подготовленных и реальных к использованию утилизационных установок. Данные показатели характеризуют совершенство энергоиспользования ВЭР по всей совокупности термодинамических параметров…".
   Исписал страниц двадцать и пошел на работу перепечатывать.
   Машинка свободна и к концу дня я отдал Каспакову первые, почти самостоятельные, измышления по теме диссертации.
   Хочешь? Я убью соседей, что мешают спа-а-ать!!!
   Квартиру в третьем микрорайоне папа поменял на однокомнатную в центре. Квартира на первом этаже, в одном доме с переговорным пунктом. Центр есть центр и местоположение удобное. Рядом ЦГ, ресторан "Алма-Ата", в ста метрах по диагонали Шарбану.
   Перевезли в квартирку полуразвалившийся диван, стулья, стол, кое-какую посуду. Сейчас в ней обитает Шеф с Балериной. Жену Мастера я так и не увидел. Одно известно, Тамара хорошая пьюшка.
   С Гау мы в ссоре. Дошло до того, что я уже выплачиваю алименты.
   Прошел месяц и я сказал папе: "Как вы смотрите на то, если мы с
   Гау поживем в в квартире Улана и Жантаса?".
   Шеф вернул ключи и я перевез Гау с Дагмар в квартиру на переговорном.
   Признание факта, что ты большой негодник, ничего не стоит.
   Особенно, когда оно дается тебе без труда.
   Насколько превратное представление сложилось у меня о самостоятельной семейной жизни я понял в первый после переезда вечер. Мне скучно, почему и захотелось вновь очутиться дома на
   Байзакова; я стал понимать, что не знаю, чего хочу. Понятно, не терпелось выпить. Но дело не только и не столько в выпивке.
   Гау трудно. Дагмар успела переболеть воспалением легких, еле избавилась от диатеза, Гау разрывалась на части, я пренебрегал тем, что имею.
   На следующее утро пришел Шеф. Принес курицу.
   Дагмар лежала раздетая, лупала по сторонам глазенками и сосала большой палец ноги. Шеф посмотрел на нее и засмеялся: "В кого она такая рыжая?".
   – Ты сейчас куда? К Меченому?
   – Сначала съезжу к Джону и Ситке, потом, наверное, к Меченому.
   – А-а…
   – А ты?
   – На работу смотаюсь. Вчера звонил Жаркен, просил зайти.
   Жаркен вызвал для разговора.
   – Я прочитал твою писанину. Ты меня удивил… Насколько все выверено, надо еще посмотреть, но основу методики ты заложил.
   Продолжай в том же духе.
   С Хаки пошли на стенд к Серику Касенову. В сейфе у Касенова бутылка водки и граммов двести гидролизного спирта. Зяма про гидролизный спирт предупреждал: "По чуть-чуть его еще можно принимать. Но увлекаться гидролизом опасно: во лбу от него возникают поперечные напряжения".
   Спирт отдает резиной, слегка сушит рот. Насколько опасно на него налегать, я еще не прочувствовал, потому, что, придя в квартиру на переговорном, понял: надо догнаться.
   – В субботу женится Талап, сын Шарбану, – сказал я Гау и предложил. – Пойдем поздравим тетушку.
   – В субботу и поздравишь.
   – В субботу не то. Не по-родственному.
   – Не выдумывай! Скажи просто: выпить хочешь.
   – Ничего не поделаешь, придется и выпить, но больше хочется сделать приятное Шарбану. Собирайся.
   – Только не долго.
   У меня привычка: на свадьбы родственников приводить кого-нибудь из друзей. Родственники из-за матушки ничего не говорят мне, но я по глазам вижу – не нравится им моя привычка. Я и сам понимаю, нехорошая это привычка. Только с кем-то надо пить на свадьбе. Лучше всего с проверенным на постоянной основе собутыльником.
   Я выпил две стопки водки и поставил в известность Шарбану:
   – В субботу приду не один. С кентами.
   – Что ты говоришь? – Шарбану сделала вид, будто не догадалась о чем речь.
   – Это традиция, – пояснил я. – Нарушать нельзя.
   – Не надо…, – тетушка включилась в игру.
   – Что значит не надо? – возразил я и налил себе еще водки. -
   Очень даже надо. Будете артачиться, так я вместо восьми человек приведу восемнадцать.
   – Ой бай! Ультерме!
   – Пока только восемь, – успокоил я ее. – Остальных еще не успел позвать.
   Гау не прислушивалась к разговору и рассеянно ковырялась вилкой в тарелке. Казай, муж Шарбану – напротив, прислушивался к разговору с тревогой. В гостях у них сваты, которым не полагается знать о специфике внутриродственных отношений.
   Между тем Шарбану сильно переменилась в лице.
   – Прошу тебя, не надо…
   – Вы ставите меня в дурацкое положение, – я вновь наполнил рюмку.
   – Люди готовят поздравительные речи, чистят пиджаки, гладят брюки, подбирают галстуки… И тут я им: простите, тетушке жалко для них ящика – другого, водочки… Меня не поймут. С моей стороны это выглядело бы голимым оппортунизмом! Решено! И не просите.
   – Ой бай! Ой бай! – У Шарбану научно-технический прогресс на лице. Если раньше у нее глаза бегали как новогодняя гирлянда, то теперь перемигивались лампочками с пульта ЭВМ "Минск -22".
   – Никаких ойбаев. Я же вижу, вам приятно, что свадьба Талапа благодаря моим кентам обещает стать заметным событием в жизни общественности города.
   Я перегнул палку. Даже если Шарбану и не поверила, что налет армян на водокачку состоится в заявленном мной количестве, то в любом случае она перепугалась.
   – Ладно, пошутил я.
   – Алла сактасын. – с облегчением выдохнула тетушка и заулыбалась.
   Казай тоже обрадовался и поспешил на балкон за водкой. Шарбану подсела к Гау. Я снова налил, выпил.
   "Шарбану тетушка неплохая, – подумал я, – только время от времени ей надо напоминать о том, как я ее люблю". Поначалу я не обращал внимания на ее разговор с Гау. Когда до меня стал доходить смысл некоторых ее слов, я обратился в слух.
   – Потерпи еще немного, – в полный голос говорила Шарбану. Гау молчала. Тетушка увлеченно продолжала. – Сколько ей еще осталось?
   Терпи… Зато тебе все одной достанется.
   О ком это она? Когда до меня дошло, то первые две-три секунды я не знал что делать и молчал. Хотелось плакать.
   Я медленно поднялся.
   – Жаба! – заорал я. – Да я тебя,…!
   Возникла потребность перевернуть ее поганый стол. Я еще что-то кричал, Шарбану суетилась, хлопала глазами: "Что я такого сказала?".
   Непонимающе смотрела на меня и Гау. Если и жена не соображает, то я, мама, все мы пропали.
   – Шарбану ждет твоей смерти. – На следующий день за обедом я рассказывал Ситку о поздравлении к свадьбе.
   Матушка опустила глаза и ничего не сказала.
   – Почему ты молчишь?
   – Что говорить?
   Мама меня удивляла. Не в том дело, что для нее не новость, что
   Шарбану ее враг, а в том, что она не злилась.
   – Она твоя родная сестра!
   – Ну и что?
   – Как ну и что? Мама, я ее прибью!
   – Не связывайся. Она несчастная.
   – Ты что несешь?! У Шарбану полная жопы радости!
   – Все равно она несчастная.
   Я не сказал матушке о поведении за столом Гау. И не знал, что
   Шарбанка поспешила рассказать дяде Боре, что я угрожал ей убийством.
   Мама при перебранке ставила на место недруга воздушными плевками.