Страница:
жал Кадрусс, - а то с ним и говорить нельзя будет.
- Если мы захотим, - сказал Данглар, - он будет тем же, что и теперь,
а может быть, и того меньше.
- Что ты говоришь?
- Ничего, я говорю сам с собою. И он все еще влюблен в прекрасную ка-
таланку?
- До безумия; уже побежал туда. Но или я очень ошибаюсь, или с этой
стороны его ждут неприятности.
- Скажи яснее.
- Зачем?
- Это гораздо важнее, чем ты думаешь. Ведь ты не любишь Дантеса?
- Я не люблю гордецов.
- Так скажи мне все, что знаешь о каталанке.
- Я не знаю ничего наверное, но видел такие вещи, что думаю, как бы у
будущего капитана не вышло неприятностей на дороге у Старой Больницы.
- Что же ты видел? Ну, говори.
- Я видел, что каждый раз, как Мерседес приходит в город, ее провожа-
ет рослый детина, каталанец, с черными глазами, краснолицый, черноволо-
сый, сердитый. Она называет его двоюродным братом.
- В самом деле!.. И ты думаешь, что этот братец за нею волочится?
- Предполагаю, - как же может быть иначе между двадцатилетним детиной
и семнадцатилетней красавицей?
- И ты говоришь, что Дантес пошел в Каталаны?
- Пошел при мне.
- Если мы пойдем туда же, мы можем остановиться в "Резерве" и за ста-
каном мальгского вина подождать новостей.
- А кто нам их сообщит?
- Мы будем на его пути и по лицу Дантеса увидим, что произошло.
- Идем, - сказал Кадру ее, - но только платишь ты.
- Разумеется, - отвечал Данглар.
И оба быстрым шагом направились к назначенному месту. Придя в трак-
тир, они велели подать бутылку вина и два стакана.
От старика Памфила они узнали, что минут десять тому назад Дантес
прошел мимо трактира.
Удостоверившись, что Дантес в Каталанах, они сели под молодой листвой
платанов и сикомор, в ветвях которых веселая стая птиц воспевала один из
первых ясных дней весны.
В ста шагах от того места, где оба друга, насторожив уши и поглядывая
на дорогу, прихлебывали искрометное мальгское вино, за лысым пригорком,
обглоданным солнцем и мистралями, лежало селение Каталаны.
Однажды из Испании выехали какие-то таинственные переселенцы и прис-
тали к тому клочку земли, на котором они живут и поныне Они явились не-
ведомо откуда и говорили на незнакомом языке Один из начальников, пони-
мавший провансальский язык, попросил у города Марселя позволения завла-
деть пустынным мысом, на который они, по примеру древних мореходов, вы-
тащили свои суда. Просьбу уважили, и три месяца спустя вокруг десятка
судов, привезших этих морских цыган, выросло небольшое селение В этом
своеобразном и живописном селенье, полумавританском, полуиспанском, и
поныне живут потомки этих людей, говорящие на языке своих дедов В про-
должение трех или четырех веков они остались верны своему мысу, на кото-
рый опустились, как стая морских птиц, они нимало не смешались с мар-
сельскими жителями, женятся только между собой и сохраняют нравы и одеж-
ду своей родины так же, как сохранили ее язык.
Мы приглашаем читателя последовать за нами по единственной улице се-
ления и зайти в один из домиков, солнце снаружи окрасило его стены в
цвет опавших листьев, одинаковый для всех старинных построек этого края,
а внутри кисть маляра сообщила им белизну, составляющую единственное ук-
рашение испанских роsadas [2].
Красивая молодая девушка, с черными, как смоль, волосами, с бархатны-
ми, как у газели, глазами, стояла, прислонившись к перегородке, и в тон-
ких, словно выточенных античным ваятелем пальцах мяла ни в чем не повин-
ную ветку вереска, оборванные цветы и листья уже усеяли пол; руки ее,
обнаженные до локтя, покрытые загаром, но словно скопированные с рук Ве-
неры Арльской, дрожали от волнения, а легкой ножкой с высоким подъемом
она нетерпеливо постукивала по полу, так что можно было видеть ее строй-
ные, изящные икры, обтянутые красным чулком с серыми и синими стрелками.
В трех шагах от нее, покачиваясь на стуле и опершись локтем на старый
комод, статный молодец лет двадцати - двадцати двух смотрел на нее с
беспокойством и досадой; в его глазах был вопрос, но твердый и упорный
взгляд девушки укрощал собеседника.
- Послушай, Мерседес, - говорил молодой человек, - скоро пасха, самое
время сыграть свадьбу. Ответь же мне!
- Я тебе уже сто раз отвечала, Фернан, и ты сам себе враг, если опять
спрашиваешь меня.
- Ну, так повтори еще, умоляю тебя, повтори еще, чтобы я мог пове-
рить. Скажи мне в сотый раз, что отвергаешь мою любовь, которую благос-
ловила твоя мать; заставь меня понять, что ты играешь моим счастьем, что
моя жизнь или смерть для тебя - ничто! Боже мой! Десять лет мечтать о
том, чтобы стать твоим мужем, Мерседес, и потерять эту надежду, которая
была единственной целью моей жизни!
- По крайней мере не я поддерживала в тебе эту надежду, - отвечала
Мерседес, - ты не можешь меня упрекнуть, что я когда-нибудь завлекала
тебя. Я всегда говорила тебе, я люблю тебя, как брата, но никогда не
требуй от меня ничего, кроме этой братской дружбы, потому что сердце мое
отдано другому Разве я не говорила тебе этого, Фернан.
- Знаю, знаю, Мерседес, - прервал молодой человек - Да, ты всегда бы-
ла со мной до жестокости прямодушна, но ты забываешь, что для каталанцев
брак только между своими - священный закон.
- Ты ошибаешься, Фернан, это не закон, а просто обычай, только и все-
го, - и верь мне, тебе не стоит ссылаться на этот обычай. Ты вытянул
жребий, Фернан. Если ты еще на свободе, то это просто поблажка, не се-
годня так завтра тебя могут призвать на службу. А когда ты поступишь в
солдаты, что ты станешь делать с бедной сиротой, горемычной, без денег,
у которой нет ничего, кроме развалившейся хижины, где висят старые сети
- жалкое наследство, оставленное моим отцом матери, а матерью - мне? Вот
год, как она умерла, и подумай, Фернан, ведь я живу почти милостыней!
Иногда ты притворяешься, будто я тебе помогаю, и это для того, чтобы
иметь право разделить со мной улов; и я принимаю это, Фернан, потому что
твой отец был брат моего отца, потому что мы выросли вместе и особенно
потому, что отказ мой слишком огорчил бы тебя. Но я чувствую, что
деньги, которые я выручаю за твою рыбу и на которые я покупаю себе лен
для пряжи, - просто милостыня.
- Не все ли мне равно, Мерседес! Бедная и одинокая, ты мне дороже,
чем дочь самого гордого арматора или самого богатого банкира в Марселе!
Что надобно нам, беднякам? Честную жену и хорошую хозяйку. Где я найду
лучше тебя?
- Фернан, - отвечала Мерседес, покачав головою, - можно стать дурной
хозяйкой, и нельзя ручаться, что будешь честной женой, если любишь не
мужа, а другого. Будь доволен моей дружбой, потому что, повторяю, это
все, что я могу тебе обещать, а я обещаю только то, что могу исполнить
наверное.
- Понимаю, - сказал Фернан, - ты терпеливо сносишь свою нищету, но
боишься моей. Так знай же, Мерседес, если ты меня полюбишь, я попытаю
счастья. Ты принесешь мне удачу, и я разбогатею. Я не останусь рыбаком;
я могу наняться конторщиком, могу и сам завести торговлю.
- Ничего этого ты не можешь, Фернан; ты солдат, и если ты сейчас в
Каталанах, то только потому, что нет войны. Оставайся рыбаком, не строй
воздушных замков, после которых действительность покажется тебе еще тя-
гостней, и удовольствуйся моей дружбой. Ничего другого я тебе дать не
могу.
- Да, ты права, Мерседес, я буду моряком; надену вместо дедовской
одежды, которую ты презираешь, лакированную шляпу, полосатую фуфайку и
синюю куртку с якорями на пуговицах. Ведь так должен быть одет человек,
который сможет тебе понравиться?
- Что ты хочешь сказать? - спросила Мерседес, с гордым вызовом взгля-
нув на него. - Что ты хочешь сказать? Я не понимаю тебя.
- Я хочу сказать, Мерседес, ты так сурова и жестока со мною только
потому, что ждешь человека, который одет, как я описал. А вдруг тот, ко-
го ты ждешь, непостоянен, а если не он, непостоянно море?
- Фернан, - вскричала Мерседес, - я думала, что ты добрый, но я ошиб-
лась. Ты злой, если на помощь своей ревности призываешь божий гнев! Да,
я не скрываю: я жду и люблю того, о ком ты говоришь, и если он не вер-
нется, я не стану упрекать его в непостоянстве, а скажу, что он умер,
любя меня.
Каталанец яростно сжал кулаки.
- Я тебя поняла, Фернан: ты хочешь отомстить ему за то, что я не люб-
лю тебя. Ты хочешь скрестить свой каталанский нож с его кинжалом! И что
же? Ты лишишься моей дружбы, если будешь побежден; а если победишь ты,
то моя дружба обернется ненавистью. Поверь мне, искать ссоры с человеком
- плохое средство понравиться женщине, которая этого человека любит.
Нет, Фернан, ты не поддашься дурным мыслям. Раз я не могу быть твоей же-
ной, ты привыкнешь смотреть на меня, как на друга, как на свою сестру.
Притом же, - прибавила она с влажными от слез глазами, - не спеши, Фер-
нан: ты сам сейчас сказал - море коварно, и вот уже четыре месяца как он
уехал, а за четыре месяца я насчитала много бурь!
Фернан остался холоден; он не старался отереть слезы, бежавшие по ще-
кам Мерседес; а между тем за каждую ее слезу он отдал бы стакан своей
крови. Но эти слезы лились из-за другого!
Он встал, прошелся по хижине и остановился перед Мерседес; глаза его
сверкали, кулаки были сжаты.
- Послушай, Мерседес, - сказал он, - отвечай еще раз: это решено?
- Я люблю Эдмона Дантеса, - спокойно ответила девушка, - и, кроме Эд-
мона, никто не будет моим мужем.
- И ты будешь всегда любить его?
- До самой смерти.
Фернан со стоном опустил голову, как человек, потерявший последнюю
надежду; потом вдруг поднял голову и, стиснув зубы, спросил:
- А если он умер?
- Так и я умру.
- А если он тебя забыл?
- Мерседес! - раздался веселый голос за дверью. - Мерседес!
- Ах!.. - вскричала девушка, не помня себя от счастья и любви. - Вот
видишь, он не забыл меня, он здесь!
Она бросилась к двери и отворила ее, крича:
- Сюда, Эдмон! Я здесь!
Фернан, бледный и дрожащий, попятился, как путник, внезапно увидевший
змею, и, наткнувшись на свой стул, бессильно опустился на него.
Эдмон и Мерседес бросились друг другу в объятия. Палящее марсельское
солнце, врываясь в раскрытую дверь, обливало их потоками света Сначала
они не видели ничего кругом. Неизмеримое счастье отделяло их от мира;
они говорили несвязными словами, которые передают порывы такой острой
радости, что становятся похожи на выражение боли.
Вдруг Эдмон заметил мрачное лицо Фернана, которое выступало из полум-
рака, бледное и угрожающее; бессознательно молодой каталанец держал руку
на ноже, висевшем у него на поясе.
- Простите, - сказал Дантес, хмуря брови, - я и не заметил, что нас
здесь трое.
Затем, обращаясь к Мерседес, он спросил:
- Кто этот господин?
- Этот господин будет вашим лучшим другом, Дантес, потому что это мой
друг, мой брат, Фернан, тот человек, которого после вас, Эдмон, я люблю
больше всех на свете. Разве вы не узнали его?
- Да, узнал, - отвечал Эдмон, и, не выпуская руки Мерседес, он сер-
дечно протянул другую руку каталанцу.
Но Фернан, не отвечая на это дружеское движение, оставался нем и нед-
вижим, как статуя.
Тогда Эдмон испытующе посмотрел на дрожавшую Мерседес и на мрачного и
грозного Фернана.
Один взгляд объяснил ему все. Он вспыхнул от гнева.
- Я не знал, когда спешил к тебе, Мерседес, что найду здесь врага.
- Врага! - вскричала Мерседес, гневно взглянув на двоюродного брата -
Найти врага у меня, в моем доме! Если бы я так думала, я взяла бы тебя
под руку и ушла в Марсель, покинув этот дом навсегда.
Глаза Фернана сверкнули.
- И если бы с тобой приключилась беда, мой Эдмон, - продолжала она с
неумолимым спокойствием, которое показывало Фернану, что Мерседес про-
никла в самую глубину его мрачных мыслей, - я взошла бы на мыс Моржион и
бросилась со скалы вниз головой.
Фернан побледнел, как смерть.
- Но ты ошибся, Эдмон, - прибавила она, - здесь у тебя нет врагов,
здесь только мой брат Фернан, и он сейчас пожмет тебе руку, как предан-
ному другу.
И девушка устремила повелительный взгляд на каталанца, который, как
завороженный, медленно подошел к Эдмону и протянул ему руку.
Ненависть его, подобно волне, бешеной, но бессильной, разбилась о не-
одолимую власть, которую эта девушка имела над ним.
Но едва он дотронулся до руки Эдмона, как почувствовал, что сделал
все, что мог, и бросился вон из дому.
- Горе мне! - стонал он, в отчаянии ломая руки. - Кто избавит меня от
этого человека! Горе мне!
- Эй, каталанец! Эй, Фернан! Куда ты? - окликнул его чей-то голос.
Фернан круто остановился, озираясь по сторонам, и увидал Кадрусса,
сидевшего с Дангларом за столом под деревьями.
- Что же ты не идешь к нам? - сказал Кадру ее. - Или ты так спешишь,
что тебе некогда поздороваться с друзьями?
- Особенно, когда перед ними еще почти полная бутылка! - прибавил
Данглар.
Фернан бессмысленно посмотрел на них и не ответил ни слова.
- Он совсем ошалел, - сказал Данглар, толкая Кадрусса ногой. - Что,
если мы ошиблись, и, вопреки нашим ожиданиям, Дантес торжествует победу?
- Сейчас узнаем, - отвечал Кадрусс и, повернувшись к молодому челове-
ку, сказал:
- Ну, что же, каталанец, решаешься или нет?
Фернан отер пот с лица и вошел в беседку; ее тень как будто немного
успокоила его волнение, а прохлада освежила истомленное тело.
- Здравствуйте, - сказал он, - вы, кажется, звали меня?
И он без сил опустился на один из стульев, стаявших вокруг стола.
- Я позвал тебя потому, что ты бежал, как сумасшедший, и я боялся,
что ты, чего доброго, бросишься в море, - сказал, смеясь, Кадрусс. -
Черт возьми! Друзей не только угощают вином; иной раз им еще мешают наг-
лотаться воды.
Фернан не то вздохнул, не то всхлипнул и уронил голову на руки.
- Знаешь, что я тебе скажу, Фернан, - продолжал Кадрусс, начиная раз-
говор с грубой откровенностью простых людей, которые от любопытства за-
бывают все приличия. - Знаешь, ты похож на отставленного воздыхателя!
И он громко захохотал.
- Нет, - отвечал Данглар, - такой молодец не для того создан, чтобы
быть несчастным в любви. Ты шутишь, Кадрусс.
- Вовсе не шучу, ты лучше послушай, как он вздыхает. Ну-ка, Фернан,
подними нос да отвечай нам. Невежливо не отвечать друзьям, когда они
спрашивают о здоровье.
- Я здоров, - сказал Фернан, сжимая кулаки, но не поднимая головы.
- А! Видишь ли, Данглар, - сказал Кадрусс, мигнув своему приятелю, -
дело вот в чем: Фернан, которого ты здесь видишь, добрый и честный ката-
ланец, один из лучших марсельских рыбаков, влюблен в красавицу по имени
Мерседес, но, к несчастью, красавица, со своей стороны, по-видимому,
влюблена в помощника капитана "Фараона", а так как "Фараон" сегодня во-
ротился в порт, то... понимаешь?
- Нет, не понимаю, - отвечал Данглар.
- Бедняга Фернан получил отставку, - продолжал Кадрусс.
- Ну, так что ж? - сказал Фернан, подняв голову и поглядывая на Кад-
русса как человек, ищущий, на ком бы выместить досаду. - Мерседес ни от
кого не зависит, не так ли? И вольна любить, кого ей угодно.
- Если ты так на это смотришь, тогда другое дело! - сказал Кадрусс. -
Я-то думал, что ты каталанец; а мне рассказывали, что каталанцы не из
тех людей, у которых можно отбивать возлюбленных; при этом даже прибав-
ляли, что Фернан особенно страшен в своей мести.
Фернан презрительно улыбнулся.
- Влюбленный никогда не страшен, - сказал он.
- Бедняга! - подхватил Данглар, притворяясь, что жалеет его от всего
сердца. - Что ж делать? Он не ожидал, что Дантес воротится так скоро. Он
думал, что Дантес, быть может, умер, изменил, - как знать? Такие удары
тем более тяжелы, что приходят всегда неожиданно.
- Как бы там ни было, - сказал Кадрусс, который все время пил и на
которого хмельное мальгское вино начинало действовать, - как бы там ни
было, благополучное возвращение Дантеса досаждает не одному Фернану:
верно, Данглар?
- Верно, и я готов поручиться, что это кончится для него плохо.
- Тем не менее, - продолжал Кадрусс, наливая Фернану и наполняя в
восьмой или десятый раз свой собственный стакан, между тем как Данглар
едва пригубил свое вино, - тем не менее он женится на красавице Мерсе-
дес; по крайней мере он для этого воротился.
Все это время Данглар проницательным взором смотрел на Фернана и ви-
дел, что слова Кадрусса падают ему на сердце, как расплавленный свинец.
- А когда свадьба? - спросил Данглар.
- О! До свадьбы еще дело не дошло! - прошептал Фернан.
- Да, но дойдет, - сказал Кадрусс. - Это так же верно, как то, что
Дантес будет капитаном "Фараона". Не правда ли, Данглар?
Данглар вздрогнул при этом неожиданном выпаде, повернулся к Кадруссу
и пристально посмотрел на него, чтобы узнать, с умыслом ли были сказаны
эти слова, но он не прочел ничего, кроме зависти на этом лице, уже пог-
лупевшем от опьянения.
- Итак, - сказал он, наполняя стаканы, - выпьем за капитана Эдмона
Дантеса, супруга прелестной каталанки!
Кадрусс отяжелевшею рукою поднес стакан к губам и одним духом осушил
его. Фернан схватил свой стакан и разбил вдребезги.
- Стойте! - сказал Кадрусс. - Что там такое на пригорке, по дороге из
Каталан? Взгляни-ка, Фернан, у тебя глаза получше. У меня уже двоится в
глазах. Ты знаешь, вино - предатель. Точно двое влюбленных идут рядышком
рука об руку. Ах, боже ты мой! Они не подозревают, что мы их видим, и
целуются!
Данглар следил за каждым движением Фернана, лицо которого приметно
искажалось.
- Знаете вы их, Фернан? - спросил он.
- Да, - отвечал он глухим голосом, - это Эдмон и Мерседес.
- А! Вот оно что! - сказал Кадрусс. - А я и не узнал их. Эй, Дантес!
Эй, красавица! Подите-ка сюда и скажите нам, скоро ли свадьба. Фернан
такой упрямец, не хочет нам сказать.
- Да замолчишь ли ты? - прервал его Данглар, делая вид, будто оста-
навливает Кадрусса, который с упрямством пьяницы высовывался из беседки.
- Держись крепче на ногах и оставь влюбленных в покое. Бери пример с
Фернана: он по крайней мере благоразумен.
Быть может, Фернан, выведенный из себя, подстрекаемый Дангларом, как
бык на арене, не удержался бы, ибо он уже встал и, казалось, вот-вот ки-
нется на соперника, но Мерседес, веселая и непринужденная, подняла пре-
лестную головку и окинула всех светлым взором. Од вспомнил ее угрозу -
умереть, если умрет Эдмон, - и бессильно опустился на стул.
Данглар посмотрел на своих собеседников - на отупевшего от вина и на
сраженного любовью.
- От этих дураков я ничего не добьюсь, - прошептал он, - боюсь, что я
имею дело с пьяницей и с трусом. Вот завистник, который наливается ви-
ном, между тем как ему следовало бы упиваться желчью; вот болван, у ко-
торого из-под носа похищают возлюбленную и который только и знает, что
плачет и жалуется, как ребенок. А между тем у него пылающие глаза, как у
испанцев, сицилийцев и калабрийцев, которые так искусно мстят за себя; у
него такие кулаки, что размозжат голову быку вернее всякого обуха. Поло-
жительно, счастье улыбается Эдмону; он женится на красавице, будет капи-
танам и посмеется над нами, разве только... - мрачная улыбка искривила
губы Данглара, - разве только я тут вмешаюсь.
- Эй! - продолжал кричать Кадрусс, привстав в опершись кулаком о
стол. - Эй, Эдмон! Не видишь ты, что ли, друзей, или уж так загордился,
что не хочешь и говорить с ними?
- Нет, дорогой Кадрусс, - отвечал Дантес, - я совсем не горд, я
счастлив, а счастье, очевидно, ослепляет ее больше, чем гордость.
- Дело! - сказал Кадрусс. - Вот это объяснение! Здравствуйте, госпожа
Дантес!
Мерседес чинно поклонилась.
- Меня так еще не зовут, - сказала она. - У нас считается, что можно
накликать беду, если называть девушку по имени ее жениха, когда этот же-
них еще не стал ей мужем; поэтому называйте меня Мерседес, прошу вас.
- Сосед Кадрусс не так уж виноват, - сказал Дантес, - он не намного
ошибся!
- Так, значит, свадьба будет скоро? - спросил Данглар, раскланиваясь
с молодою парою.
- Как можно скорее. Сегодня сговор у моего отца, а завтра или после-
завтра, никак не позже, обед в честь помолвки здесь, в "Резерве". Наде-
юсь, будут все друзья: это значит, что вы приглашены, господин Данглар;
это значит, что и тебя ждут, Кадрусс.
- А Фернан? - спросил Кадрусс, смеясь пьяным смехом. - Фернан тоже
будет?
- Брат моей жены - мой брат, - сказал Эдмон, - и мы, Мерседес и я,
были бы глубоко огорчены, если бы его не было с нами в такую минуту.
Фернан хотел ответить, но голос замер у него в горле, и он не мог вы-
говорить ни слова.
- Сегодня помолвка... завтра или послезавтра обручение... черт
возьми, вы очень спешите, капитан!
- Данглар, - отвечал Эдмон с улыбкой, - я вам скажу то же, что Мерсе-
дес сказала сейчас Кадруссу: не наделяйте меня званием, которого я еще
не удостоен; это накличет на меня беду.
- Прошу прощенья, - отвечал Данглар. - Я только сказал, что вы очень
спешите. Ведь времени у нас довольно: "Фараон" выйдет в море не раньше
как через три месяца.
- Всегда спешишь быть счастливым, господин Данглар, - кто долго стра-
дал, тот с трудом верит своему счастью. Но это не только себялюбие, - я
должен ехать в Париж.
- Вот как! В Париж! И вы едете туда в первый раз?
- Да.
- У вас там есть дело?
- Не мое: надо исполнить последнее поручение бедного нашего капитана
Леклера. Вы понимаете, Данглар, это дело святое. Впрочем, будьте спокой-
ны, я только съезжу и вернусь.
- Да, да, понимаю, - вслух сказал Данглар.
Потом прибавил про себя:
"В Париж, доставить по назначению письмо, которое ему дал маршал.
Черт возьми! Это письмо подает мне мысль. А, Дантес, друг мой! Ты еще не
значишься в реестре "Фараона" под номером первым!"
И он крикнул вслед удалявшемуся Эдмону:
- Счастливого пути!
- Благодарю, - отвечал Эдмон, оглядываясь через плечо и дружески ки-
вая головою.
И влюбленные продолжали путь, спокойные и счастливые, как два избран-
ника небес...
Данглар следил глазами за Эдмоном и Мерседес, пока они не скрылись за
фортом св. Николая; потом он снова повернулся к своим собутыльникам.
Фернан, бледный и дрожащий, сидел неподвижно, а Кадрусс бормотал слова
какой-то застольной песни.
- Мне кажется, - сказал Данглар Фернану, - эта свадьба не всем сулит
счастье.
- Меня она приводит в отчаяние, - отвечал Фернан.
- Вы любите Мерседес?
- Я обожаю ее.
- Давно ли?
- С тех пор как мы знаем друг друга; я всю жизнь любил ее.
- И вы сидите тут и рвете на себе волосы, вместо того чтобы искать
средства помочь горю! Черт возьми! Я думал, что не так водится между ка-
таланцами.
- Что же, по-вашему, мне делать? - спросил Фернан.
- Откуда я знаю? Разве это мое дело? Ведь, кажется, не я влюблен в
мадемуазель Мерседес, а вы ищите и обрящете, как сказано в Евангелии.
- Я уж нашел было.
- Что именно?
- Я хотел ударить его кинжалом, но она сказала, что если с ним
что-нибудь случится, она убьет себя.
- Бросьте! Такие вещи говорятся, да не делаются.
- Вы не знаете Мерседес. Если она пригрозила, так уж исполнит.
- Болван! - прошептал Данглар. - Пусть она убивает себя, мне какое
дело, лишь бы Дантес не был капитаном.
- А прежде чем умрет Мерседес, - продолжал Фернан с твердой реши-
мостью, - я умру.
- Вот любовь-то! - закричал Кадрусс пьяным голосом. - Вот это любовь
так любовь, или я ничего в этом не понимаю!
- Послушайте, - сказал Данглар, - вы, сдается мне, славный малый, и я
бы хотел, черт меня побери, помочь вашему горю, но...
- Да, - подхватил Кадрусс, - говори.
- Любезный, - прервал его Данглар, - ты уже почти пьян; допей бутыл-
ку, и ты будешь совсем готов. Пей и не мешайся в наши дела. Для наших
дел надобно иметь свежую голову.
- Я пьян? - вскричал Кадрусс. - Вот тоже! Я могу выпить еще четыре
таких бутылки: это же пузырьки изпод одеколона! Папаша Памфил, вина!
И Кадрусс стукнул стаканом по столу.
- Так вы говорите... - сказал Фернан Данглару, с жадностью ожидая
окончания прерванной фразы.
- Я уж не помню, что говорил. Этот пьяница спутал все мои мысли.
- Ну и пусть пьяница; тем хуже для тех, кто боится вина; у них, вер-
но, дурные мысли, и они боятся, как бы вино не вывело их наружу.
И Кадрусс затянул песенку, бывшую в то время в большой моде:
Все злодеи - водопийцы,
Что доказано потопом.
- Вы говорили, - продолжал Фернан, - что хотели бы помочь моему горю,
но, прибавили вы...
- Да. Но чтобы помочь вашему горю, надо помешать Дантесу жениться на
той, которую вы любите, свадьба, по-моему, легко может не состояться и
без смерти Дантеса.
- Только смерть может разлучить их, - сказал Фернан.
- Вы рассуждаете, как устрица, друг мой, - прервал его Кадрусс, - а
Данглар у нас умник, хитрец, ученый, он докажет вам, что вы ошибаетесь.
Докажи, Данглар. Я поручился за тебя. Докажи, что Дантесу не нужно уми-
рать; притом жалко будет, если Дантес умрет. Он добрый малый, я люблю
Дантеса. За твое здоровье, Дантес!
Фернан, досадливо махнув рукой, встал из-за стола.
- Пусть его, - сказал Данглар, удерживая каталанца, - он хоть пьян, а
не так далек от истины. Разлука разделяет не хуже смерти; представьте
себе, что между Дантесом и Мерседес выросла тюремная стена; она разлучит
их точно так же, как могильный камень.
- Да, но из тюрьмы выходят, - сказал Кадрусс, который, напрягая ос-
татки соображения, цеплялся за разговор, - а когда человек выходит из
тюрьмы и когда он зовется Эдмон Дантес, то он мстит.
- Пусть! - прошептал Фернан.
- Притом же, - заметил Кадрусс, - за что сажать Дантеса в тюрьму? Он
не украл, не убил, не зарезал...
- Замолчи! - прервал его Данглар.
- Не желаю молчать! - сказал Кадрусс. - Я желаю, чтобы мне сказали,
за что сажать Дантеса в тюрьму. Я люблю Дантеса. За твое здоровье, Дан-
тес!
И он осушил еще стакан вина.
Данглар посмотрел в окончательно посоловевшие глаза портного и, по-
вернувшись к Фернану, сказал:
- Теперь вы понимаете, что нет нужды убивать его?
- Разумеется, не нужно, если только, как вы говорите, есть средство
засадить Дантеса в тюрьму. Но где это средство?
- Если хорошенько поискать, так найдется, - сказал Данглар. - А впро-
чем, - продолжал он, - чего ради я путаюсь в это дело? Ведь меня оно не
- Если мы захотим, - сказал Данглар, - он будет тем же, что и теперь,
а может быть, и того меньше.
- Что ты говоришь?
- Ничего, я говорю сам с собою. И он все еще влюблен в прекрасную ка-
таланку?
- До безумия; уже побежал туда. Но или я очень ошибаюсь, или с этой
стороны его ждут неприятности.
- Скажи яснее.
- Зачем?
- Это гораздо важнее, чем ты думаешь. Ведь ты не любишь Дантеса?
- Я не люблю гордецов.
- Так скажи мне все, что знаешь о каталанке.
- Я не знаю ничего наверное, но видел такие вещи, что думаю, как бы у
будущего капитана не вышло неприятностей на дороге у Старой Больницы.
- Что же ты видел? Ну, говори.
- Я видел, что каждый раз, как Мерседес приходит в город, ее провожа-
ет рослый детина, каталанец, с черными глазами, краснолицый, черноволо-
сый, сердитый. Она называет его двоюродным братом.
- В самом деле!.. И ты думаешь, что этот братец за нею волочится?
- Предполагаю, - как же может быть иначе между двадцатилетним детиной
и семнадцатилетней красавицей?
- И ты говоришь, что Дантес пошел в Каталаны?
- Пошел при мне.
- Если мы пойдем туда же, мы можем остановиться в "Резерве" и за ста-
каном мальгского вина подождать новостей.
- А кто нам их сообщит?
- Мы будем на его пути и по лицу Дантеса увидим, что произошло.
- Идем, - сказал Кадру ее, - но только платишь ты.
- Разумеется, - отвечал Данглар.
И оба быстрым шагом направились к назначенному месту. Придя в трак-
тир, они велели подать бутылку вина и два стакана.
От старика Памфила они узнали, что минут десять тому назад Дантес
прошел мимо трактира.
Удостоверившись, что Дантес в Каталанах, они сели под молодой листвой
платанов и сикомор, в ветвях которых веселая стая птиц воспевала один из
первых ясных дней весны.
В ста шагах от того места, где оба друга, насторожив уши и поглядывая
на дорогу, прихлебывали искрометное мальгское вино, за лысым пригорком,
обглоданным солнцем и мистралями, лежало селение Каталаны.
Однажды из Испании выехали какие-то таинственные переселенцы и прис-
тали к тому клочку земли, на котором они живут и поныне Они явились не-
ведомо откуда и говорили на незнакомом языке Один из начальников, пони-
мавший провансальский язык, попросил у города Марселя позволения завла-
деть пустынным мысом, на который они, по примеру древних мореходов, вы-
тащили свои суда. Просьбу уважили, и три месяца спустя вокруг десятка
судов, привезших этих морских цыган, выросло небольшое селение В этом
своеобразном и живописном селенье, полумавританском, полуиспанском, и
поныне живут потомки этих людей, говорящие на языке своих дедов В про-
должение трех или четырех веков они остались верны своему мысу, на кото-
рый опустились, как стая морских птиц, они нимало не смешались с мар-
сельскими жителями, женятся только между собой и сохраняют нравы и одеж-
ду своей родины так же, как сохранили ее язык.
Мы приглашаем читателя последовать за нами по единственной улице се-
ления и зайти в один из домиков, солнце снаружи окрасило его стены в
цвет опавших листьев, одинаковый для всех старинных построек этого края,
а внутри кисть маляра сообщила им белизну, составляющую единственное ук-
рашение испанских роsadas [2].
Красивая молодая девушка, с черными, как смоль, волосами, с бархатны-
ми, как у газели, глазами, стояла, прислонившись к перегородке, и в тон-
ких, словно выточенных античным ваятелем пальцах мяла ни в чем не повин-
ную ветку вереска, оборванные цветы и листья уже усеяли пол; руки ее,
обнаженные до локтя, покрытые загаром, но словно скопированные с рук Ве-
неры Арльской, дрожали от волнения, а легкой ножкой с высоким подъемом
она нетерпеливо постукивала по полу, так что можно было видеть ее строй-
ные, изящные икры, обтянутые красным чулком с серыми и синими стрелками.
В трех шагах от нее, покачиваясь на стуле и опершись локтем на старый
комод, статный молодец лет двадцати - двадцати двух смотрел на нее с
беспокойством и досадой; в его глазах был вопрос, но твердый и упорный
взгляд девушки укрощал собеседника.
- Послушай, Мерседес, - говорил молодой человек, - скоро пасха, самое
время сыграть свадьбу. Ответь же мне!
- Я тебе уже сто раз отвечала, Фернан, и ты сам себе враг, если опять
спрашиваешь меня.
- Ну, так повтори еще, умоляю тебя, повтори еще, чтобы я мог пове-
рить. Скажи мне в сотый раз, что отвергаешь мою любовь, которую благос-
ловила твоя мать; заставь меня понять, что ты играешь моим счастьем, что
моя жизнь или смерть для тебя - ничто! Боже мой! Десять лет мечтать о
том, чтобы стать твоим мужем, Мерседес, и потерять эту надежду, которая
была единственной целью моей жизни!
- По крайней мере не я поддерживала в тебе эту надежду, - отвечала
Мерседес, - ты не можешь меня упрекнуть, что я когда-нибудь завлекала
тебя. Я всегда говорила тебе, я люблю тебя, как брата, но никогда не
требуй от меня ничего, кроме этой братской дружбы, потому что сердце мое
отдано другому Разве я не говорила тебе этого, Фернан.
- Знаю, знаю, Мерседес, - прервал молодой человек - Да, ты всегда бы-
ла со мной до жестокости прямодушна, но ты забываешь, что для каталанцев
брак только между своими - священный закон.
- Ты ошибаешься, Фернан, это не закон, а просто обычай, только и все-
го, - и верь мне, тебе не стоит ссылаться на этот обычай. Ты вытянул
жребий, Фернан. Если ты еще на свободе, то это просто поблажка, не се-
годня так завтра тебя могут призвать на службу. А когда ты поступишь в
солдаты, что ты станешь делать с бедной сиротой, горемычной, без денег,
у которой нет ничего, кроме развалившейся хижины, где висят старые сети
- жалкое наследство, оставленное моим отцом матери, а матерью - мне? Вот
год, как она умерла, и подумай, Фернан, ведь я живу почти милостыней!
Иногда ты притворяешься, будто я тебе помогаю, и это для того, чтобы
иметь право разделить со мной улов; и я принимаю это, Фернан, потому что
твой отец был брат моего отца, потому что мы выросли вместе и особенно
потому, что отказ мой слишком огорчил бы тебя. Но я чувствую, что
деньги, которые я выручаю за твою рыбу и на которые я покупаю себе лен
для пряжи, - просто милостыня.
- Не все ли мне равно, Мерседес! Бедная и одинокая, ты мне дороже,
чем дочь самого гордого арматора или самого богатого банкира в Марселе!
Что надобно нам, беднякам? Честную жену и хорошую хозяйку. Где я найду
лучше тебя?
- Фернан, - отвечала Мерседес, покачав головою, - можно стать дурной
хозяйкой, и нельзя ручаться, что будешь честной женой, если любишь не
мужа, а другого. Будь доволен моей дружбой, потому что, повторяю, это
все, что я могу тебе обещать, а я обещаю только то, что могу исполнить
наверное.
- Понимаю, - сказал Фернан, - ты терпеливо сносишь свою нищету, но
боишься моей. Так знай же, Мерседес, если ты меня полюбишь, я попытаю
счастья. Ты принесешь мне удачу, и я разбогатею. Я не останусь рыбаком;
я могу наняться конторщиком, могу и сам завести торговлю.
- Ничего этого ты не можешь, Фернан; ты солдат, и если ты сейчас в
Каталанах, то только потому, что нет войны. Оставайся рыбаком, не строй
воздушных замков, после которых действительность покажется тебе еще тя-
гостней, и удовольствуйся моей дружбой. Ничего другого я тебе дать не
могу.
- Да, ты права, Мерседес, я буду моряком; надену вместо дедовской
одежды, которую ты презираешь, лакированную шляпу, полосатую фуфайку и
синюю куртку с якорями на пуговицах. Ведь так должен быть одет человек,
который сможет тебе понравиться?
- Что ты хочешь сказать? - спросила Мерседес, с гордым вызовом взгля-
нув на него. - Что ты хочешь сказать? Я не понимаю тебя.
- Я хочу сказать, Мерседес, ты так сурова и жестока со мною только
потому, что ждешь человека, который одет, как я описал. А вдруг тот, ко-
го ты ждешь, непостоянен, а если не он, непостоянно море?
- Фернан, - вскричала Мерседес, - я думала, что ты добрый, но я ошиб-
лась. Ты злой, если на помощь своей ревности призываешь божий гнев! Да,
я не скрываю: я жду и люблю того, о ком ты говоришь, и если он не вер-
нется, я не стану упрекать его в непостоянстве, а скажу, что он умер,
любя меня.
Каталанец яростно сжал кулаки.
- Я тебя поняла, Фернан: ты хочешь отомстить ему за то, что я не люб-
лю тебя. Ты хочешь скрестить свой каталанский нож с его кинжалом! И что
же? Ты лишишься моей дружбы, если будешь побежден; а если победишь ты,
то моя дружба обернется ненавистью. Поверь мне, искать ссоры с человеком
- плохое средство понравиться женщине, которая этого человека любит.
Нет, Фернан, ты не поддашься дурным мыслям. Раз я не могу быть твоей же-
ной, ты привыкнешь смотреть на меня, как на друга, как на свою сестру.
Притом же, - прибавила она с влажными от слез глазами, - не спеши, Фер-
нан: ты сам сейчас сказал - море коварно, и вот уже четыре месяца как он
уехал, а за четыре месяца я насчитала много бурь!
Фернан остался холоден; он не старался отереть слезы, бежавшие по ще-
кам Мерседес; а между тем за каждую ее слезу он отдал бы стакан своей
крови. Но эти слезы лились из-за другого!
Он встал, прошелся по хижине и остановился перед Мерседес; глаза его
сверкали, кулаки были сжаты.
- Послушай, Мерседес, - сказал он, - отвечай еще раз: это решено?
- Я люблю Эдмона Дантеса, - спокойно ответила девушка, - и, кроме Эд-
мона, никто не будет моим мужем.
- И ты будешь всегда любить его?
- До самой смерти.
Фернан со стоном опустил голову, как человек, потерявший последнюю
надежду; потом вдруг поднял голову и, стиснув зубы, спросил:
- А если он умер?
- Так и я умру.
- А если он тебя забыл?
- Мерседес! - раздался веселый голос за дверью. - Мерседес!
- Ах!.. - вскричала девушка, не помня себя от счастья и любви. - Вот
видишь, он не забыл меня, он здесь!
Она бросилась к двери и отворила ее, крича:
- Сюда, Эдмон! Я здесь!
Фернан, бледный и дрожащий, попятился, как путник, внезапно увидевший
змею, и, наткнувшись на свой стул, бессильно опустился на него.
Эдмон и Мерседес бросились друг другу в объятия. Палящее марсельское
солнце, врываясь в раскрытую дверь, обливало их потоками света Сначала
они не видели ничего кругом. Неизмеримое счастье отделяло их от мира;
они говорили несвязными словами, которые передают порывы такой острой
радости, что становятся похожи на выражение боли.
Вдруг Эдмон заметил мрачное лицо Фернана, которое выступало из полум-
рака, бледное и угрожающее; бессознательно молодой каталанец держал руку
на ноже, висевшем у него на поясе.
- Простите, - сказал Дантес, хмуря брови, - я и не заметил, что нас
здесь трое.
Затем, обращаясь к Мерседес, он спросил:
- Кто этот господин?
- Этот господин будет вашим лучшим другом, Дантес, потому что это мой
друг, мой брат, Фернан, тот человек, которого после вас, Эдмон, я люблю
больше всех на свете. Разве вы не узнали его?
- Да, узнал, - отвечал Эдмон, и, не выпуская руки Мерседес, он сер-
дечно протянул другую руку каталанцу.
Но Фернан, не отвечая на это дружеское движение, оставался нем и нед-
вижим, как статуя.
Тогда Эдмон испытующе посмотрел на дрожавшую Мерседес и на мрачного и
грозного Фернана.
Один взгляд объяснил ему все. Он вспыхнул от гнева.
- Я не знал, когда спешил к тебе, Мерседес, что найду здесь врага.
- Врага! - вскричала Мерседес, гневно взглянув на двоюродного брата -
Найти врага у меня, в моем доме! Если бы я так думала, я взяла бы тебя
под руку и ушла в Марсель, покинув этот дом навсегда.
Глаза Фернана сверкнули.
- И если бы с тобой приключилась беда, мой Эдмон, - продолжала она с
неумолимым спокойствием, которое показывало Фернану, что Мерседес про-
никла в самую глубину его мрачных мыслей, - я взошла бы на мыс Моржион и
бросилась со скалы вниз головой.
Фернан побледнел, как смерть.
- Но ты ошибся, Эдмон, - прибавила она, - здесь у тебя нет врагов,
здесь только мой брат Фернан, и он сейчас пожмет тебе руку, как предан-
ному другу.
И девушка устремила повелительный взгляд на каталанца, который, как
завороженный, медленно подошел к Эдмону и протянул ему руку.
Ненависть его, подобно волне, бешеной, но бессильной, разбилась о не-
одолимую власть, которую эта девушка имела над ним.
Но едва он дотронулся до руки Эдмона, как почувствовал, что сделал
все, что мог, и бросился вон из дому.
- Горе мне! - стонал он, в отчаянии ломая руки. - Кто избавит меня от
этого человека! Горе мне!
- Эй, каталанец! Эй, Фернан! Куда ты? - окликнул его чей-то голос.
Фернан круто остановился, озираясь по сторонам, и увидал Кадрусса,
сидевшего с Дангларом за столом под деревьями.
- Что же ты не идешь к нам? - сказал Кадру ее. - Или ты так спешишь,
что тебе некогда поздороваться с друзьями?
- Особенно, когда перед ними еще почти полная бутылка! - прибавил
Данглар.
Фернан бессмысленно посмотрел на них и не ответил ни слова.
- Он совсем ошалел, - сказал Данглар, толкая Кадрусса ногой. - Что,
если мы ошиблись, и, вопреки нашим ожиданиям, Дантес торжествует победу?
- Сейчас узнаем, - отвечал Кадрусс и, повернувшись к молодому челове-
ку, сказал:
- Ну, что же, каталанец, решаешься или нет?
Фернан отер пот с лица и вошел в беседку; ее тень как будто немного
успокоила его волнение, а прохлада освежила истомленное тело.
- Здравствуйте, - сказал он, - вы, кажется, звали меня?
И он без сил опустился на один из стульев, стаявших вокруг стола.
- Я позвал тебя потому, что ты бежал, как сумасшедший, и я боялся,
что ты, чего доброго, бросишься в море, - сказал, смеясь, Кадрусс. -
Черт возьми! Друзей не только угощают вином; иной раз им еще мешают наг-
лотаться воды.
Фернан не то вздохнул, не то всхлипнул и уронил голову на руки.
- Знаешь, что я тебе скажу, Фернан, - продолжал Кадрусс, начиная раз-
говор с грубой откровенностью простых людей, которые от любопытства за-
бывают все приличия. - Знаешь, ты похож на отставленного воздыхателя!
И он громко захохотал.
- Нет, - отвечал Данглар, - такой молодец не для того создан, чтобы
быть несчастным в любви. Ты шутишь, Кадрусс.
- Вовсе не шучу, ты лучше послушай, как он вздыхает. Ну-ка, Фернан,
подними нос да отвечай нам. Невежливо не отвечать друзьям, когда они
спрашивают о здоровье.
- Я здоров, - сказал Фернан, сжимая кулаки, но не поднимая головы.
- А! Видишь ли, Данглар, - сказал Кадрусс, мигнув своему приятелю, -
дело вот в чем: Фернан, которого ты здесь видишь, добрый и честный ката-
ланец, один из лучших марсельских рыбаков, влюблен в красавицу по имени
Мерседес, но, к несчастью, красавица, со своей стороны, по-видимому,
влюблена в помощника капитана "Фараона", а так как "Фараон" сегодня во-
ротился в порт, то... понимаешь?
- Нет, не понимаю, - отвечал Данглар.
- Бедняга Фернан получил отставку, - продолжал Кадрусс.
- Ну, так что ж? - сказал Фернан, подняв голову и поглядывая на Кад-
русса как человек, ищущий, на ком бы выместить досаду. - Мерседес ни от
кого не зависит, не так ли? И вольна любить, кого ей угодно.
- Если ты так на это смотришь, тогда другое дело! - сказал Кадрусс. -
Я-то думал, что ты каталанец; а мне рассказывали, что каталанцы не из
тех людей, у которых можно отбивать возлюбленных; при этом даже прибав-
ляли, что Фернан особенно страшен в своей мести.
Фернан презрительно улыбнулся.
- Влюбленный никогда не страшен, - сказал он.
- Бедняга! - подхватил Данглар, притворяясь, что жалеет его от всего
сердца. - Что ж делать? Он не ожидал, что Дантес воротится так скоро. Он
думал, что Дантес, быть может, умер, изменил, - как знать? Такие удары
тем более тяжелы, что приходят всегда неожиданно.
- Как бы там ни было, - сказал Кадрусс, который все время пил и на
которого хмельное мальгское вино начинало действовать, - как бы там ни
было, благополучное возвращение Дантеса досаждает не одному Фернану:
верно, Данглар?
- Верно, и я готов поручиться, что это кончится для него плохо.
- Тем не менее, - продолжал Кадрусс, наливая Фернану и наполняя в
восьмой или десятый раз свой собственный стакан, между тем как Данглар
едва пригубил свое вино, - тем не менее он женится на красавице Мерсе-
дес; по крайней мере он для этого воротился.
Все это время Данглар проницательным взором смотрел на Фернана и ви-
дел, что слова Кадрусса падают ему на сердце, как расплавленный свинец.
- А когда свадьба? - спросил Данглар.
- О! До свадьбы еще дело не дошло! - прошептал Фернан.
- Да, но дойдет, - сказал Кадрусс. - Это так же верно, как то, что
Дантес будет капитаном "Фараона". Не правда ли, Данглар?
Данглар вздрогнул при этом неожиданном выпаде, повернулся к Кадруссу
и пристально посмотрел на него, чтобы узнать, с умыслом ли были сказаны
эти слова, но он не прочел ничего, кроме зависти на этом лице, уже пог-
лупевшем от опьянения.
- Итак, - сказал он, наполняя стаканы, - выпьем за капитана Эдмона
Дантеса, супруга прелестной каталанки!
Кадрусс отяжелевшею рукою поднес стакан к губам и одним духом осушил
его. Фернан схватил свой стакан и разбил вдребезги.
- Стойте! - сказал Кадрусс. - Что там такое на пригорке, по дороге из
Каталан? Взгляни-ка, Фернан, у тебя глаза получше. У меня уже двоится в
глазах. Ты знаешь, вино - предатель. Точно двое влюбленных идут рядышком
рука об руку. Ах, боже ты мой! Они не подозревают, что мы их видим, и
целуются!
Данглар следил за каждым движением Фернана, лицо которого приметно
искажалось.
- Знаете вы их, Фернан? - спросил он.
- Да, - отвечал он глухим голосом, - это Эдмон и Мерседес.
- А! Вот оно что! - сказал Кадрусс. - А я и не узнал их. Эй, Дантес!
Эй, красавица! Подите-ка сюда и скажите нам, скоро ли свадьба. Фернан
такой упрямец, не хочет нам сказать.
- Да замолчишь ли ты? - прервал его Данглар, делая вид, будто оста-
навливает Кадрусса, который с упрямством пьяницы высовывался из беседки.
- Держись крепче на ногах и оставь влюбленных в покое. Бери пример с
Фернана: он по крайней мере благоразумен.
Быть может, Фернан, выведенный из себя, подстрекаемый Дангларом, как
бык на арене, не удержался бы, ибо он уже встал и, казалось, вот-вот ки-
нется на соперника, но Мерседес, веселая и непринужденная, подняла пре-
лестную головку и окинула всех светлым взором. Од вспомнил ее угрозу -
умереть, если умрет Эдмон, - и бессильно опустился на стул.
Данглар посмотрел на своих собеседников - на отупевшего от вина и на
сраженного любовью.
- От этих дураков я ничего не добьюсь, - прошептал он, - боюсь, что я
имею дело с пьяницей и с трусом. Вот завистник, который наливается ви-
ном, между тем как ему следовало бы упиваться желчью; вот болван, у ко-
торого из-под носа похищают возлюбленную и который только и знает, что
плачет и жалуется, как ребенок. А между тем у него пылающие глаза, как у
испанцев, сицилийцев и калабрийцев, которые так искусно мстят за себя; у
него такие кулаки, что размозжат голову быку вернее всякого обуха. Поло-
жительно, счастье улыбается Эдмону; он женится на красавице, будет капи-
танам и посмеется над нами, разве только... - мрачная улыбка искривила
губы Данглара, - разве только я тут вмешаюсь.
- Эй! - продолжал кричать Кадрусс, привстав в опершись кулаком о
стол. - Эй, Эдмон! Не видишь ты, что ли, друзей, или уж так загордился,
что не хочешь и говорить с ними?
- Нет, дорогой Кадрусс, - отвечал Дантес, - я совсем не горд, я
счастлив, а счастье, очевидно, ослепляет ее больше, чем гордость.
- Дело! - сказал Кадрусс. - Вот это объяснение! Здравствуйте, госпожа
Дантес!
Мерседес чинно поклонилась.
- Меня так еще не зовут, - сказала она. - У нас считается, что можно
накликать беду, если называть девушку по имени ее жениха, когда этот же-
них еще не стал ей мужем; поэтому называйте меня Мерседес, прошу вас.
- Сосед Кадрусс не так уж виноват, - сказал Дантес, - он не намного
ошибся!
- Так, значит, свадьба будет скоро? - спросил Данглар, раскланиваясь
с молодою парою.
- Как можно скорее. Сегодня сговор у моего отца, а завтра или после-
завтра, никак не позже, обед в честь помолвки здесь, в "Резерве". Наде-
юсь, будут все друзья: это значит, что вы приглашены, господин Данглар;
это значит, что и тебя ждут, Кадрусс.
- А Фернан? - спросил Кадрусс, смеясь пьяным смехом. - Фернан тоже
будет?
- Брат моей жены - мой брат, - сказал Эдмон, - и мы, Мерседес и я,
были бы глубоко огорчены, если бы его не было с нами в такую минуту.
Фернан хотел ответить, но голос замер у него в горле, и он не мог вы-
говорить ни слова.
- Сегодня помолвка... завтра или послезавтра обручение... черт
возьми, вы очень спешите, капитан!
- Данглар, - отвечал Эдмон с улыбкой, - я вам скажу то же, что Мерсе-
дес сказала сейчас Кадруссу: не наделяйте меня званием, которого я еще
не удостоен; это накличет на меня беду.
- Прошу прощенья, - отвечал Данглар. - Я только сказал, что вы очень
спешите. Ведь времени у нас довольно: "Фараон" выйдет в море не раньше
как через три месяца.
- Всегда спешишь быть счастливым, господин Данглар, - кто долго стра-
дал, тот с трудом верит своему счастью. Но это не только себялюбие, - я
должен ехать в Париж.
- Вот как! В Париж! И вы едете туда в первый раз?
- Да.
- У вас там есть дело?
- Не мое: надо исполнить последнее поручение бедного нашего капитана
Леклера. Вы понимаете, Данглар, это дело святое. Впрочем, будьте спокой-
ны, я только съезжу и вернусь.
- Да, да, понимаю, - вслух сказал Данглар.
Потом прибавил про себя:
"В Париж, доставить по назначению письмо, которое ему дал маршал.
Черт возьми! Это письмо подает мне мысль. А, Дантес, друг мой! Ты еще не
значишься в реестре "Фараона" под номером первым!"
И он крикнул вслед удалявшемуся Эдмону:
- Счастливого пути!
- Благодарю, - отвечал Эдмон, оглядываясь через плечо и дружески ки-
вая головою.
И влюбленные продолжали путь, спокойные и счастливые, как два избран-
ника небес...
Данглар следил глазами за Эдмоном и Мерседес, пока они не скрылись за
фортом св. Николая; потом он снова повернулся к своим собутыльникам.
Фернан, бледный и дрожащий, сидел неподвижно, а Кадрусс бормотал слова
какой-то застольной песни.
- Мне кажется, - сказал Данглар Фернану, - эта свадьба не всем сулит
счастье.
- Меня она приводит в отчаяние, - отвечал Фернан.
- Вы любите Мерседес?
- Я обожаю ее.
- Давно ли?
- С тех пор как мы знаем друг друга; я всю жизнь любил ее.
- И вы сидите тут и рвете на себе волосы, вместо того чтобы искать
средства помочь горю! Черт возьми! Я думал, что не так водится между ка-
таланцами.
- Что же, по-вашему, мне делать? - спросил Фернан.
- Откуда я знаю? Разве это мое дело? Ведь, кажется, не я влюблен в
мадемуазель Мерседес, а вы ищите и обрящете, как сказано в Евангелии.
- Я уж нашел было.
- Что именно?
- Я хотел ударить его кинжалом, но она сказала, что если с ним
что-нибудь случится, она убьет себя.
- Бросьте! Такие вещи говорятся, да не делаются.
- Вы не знаете Мерседес. Если она пригрозила, так уж исполнит.
- Болван! - прошептал Данглар. - Пусть она убивает себя, мне какое
дело, лишь бы Дантес не был капитаном.
- А прежде чем умрет Мерседес, - продолжал Фернан с твердой реши-
мостью, - я умру.
- Вот любовь-то! - закричал Кадрусс пьяным голосом. - Вот это любовь
так любовь, или я ничего в этом не понимаю!
- Послушайте, - сказал Данглар, - вы, сдается мне, славный малый, и я
бы хотел, черт меня побери, помочь вашему горю, но...
- Да, - подхватил Кадрусс, - говори.
- Любезный, - прервал его Данглар, - ты уже почти пьян; допей бутыл-
ку, и ты будешь совсем готов. Пей и не мешайся в наши дела. Для наших
дел надобно иметь свежую голову.
- Я пьян? - вскричал Кадрусс. - Вот тоже! Я могу выпить еще четыре
таких бутылки: это же пузырьки изпод одеколона! Папаша Памфил, вина!
И Кадрусс стукнул стаканом по столу.
- Так вы говорите... - сказал Фернан Данглару, с жадностью ожидая
окончания прерванной фразы.
- Я уж не помню, что говорил. Этот пьяница спутал все мои мысли.
- Ну и пусть пьяница; тем хуже для тех, кто боится вина; у них, вер-
но, дурные мысли, и они боятся, как бы вино не вывело их наружу.
И Кадрусс затянул песенку, бывшую в то время в большой моде:
Все злодеи - водопийцы,
Что доказано потопом.
- Вы говорили, - продолжал Фернан, - что хотели бы помочь моему горю,
но, прибавили вы...
- Да. Но чтобы помочь вашему горю, надо помешать Дантесу жениться на
той, которую вы любите, свадьба, по-моему, легко может не состояться и
без смерти Дантеса.
- Только смерть может разлучить их, - сказал Фернан.
- Вы рассуждаете, как устрица, друг мой, - прервал его Кадрусс, - а
Данглар у нас умник, хитрец, ученый, он докажет вам, что вы ошибаетесь.
Докажи, Данглар. Я поручился за тебя. Докажи, что Дантесу не нужно уми-
рать; притом жалко будет, если Дантес умрет. Он добрый малый, я люблю
Дантеса. За твое здоровье, Дантес!
Фернан, досадливо махнув рукой, встал из-за стола.
- Пусть его, - сказал Данглар, удерживая каталанца, - он хоть пьян, а
не так далек от истины. Разлука разделяет не хуже смерти; представьте
себе, что между Дантесом и Мерседес выросла тюремная стена; она разлучит
их точно так же, как могильный камень.
- Да, но из тюрьмы выходят, - сказал Кадрусс, который, напрягая ос-
татки соображения, цеплялся за разговор, - а когда человек выходит из
тюрьмы и когда он зовется Эдмон Дантес, то он мстит.
- Пусть! - прошептал Фернан.
- Притом же, - заметил Кадрусс, - за что сажать Дантеса в тюрьму? Он
не украл, не убил, не зарезал...
- Замолчи! - прервал его Данглар.
- Не желаю молчать! - сказал Кадрусс. - Я желаю, чтобы мне сказали,
за что сажать Дантеса в тюрьму. Я люблю Дантеса. За твое здоровье, Дан-
тес!
И он осушил еще стакан вина.
Данглар посмотрел в окончательно посоловевшие глаза портного и, по-
вернувшись к Фернану, сказал:
- Теперь вы понимаете, что нет нужды убивать его?
- Разумеется, не нужно, если только, как вы говорите, есть средство
засадить Дантеса в тюрьму. Но где это средство?
- Если хорошенько поискать, так найдется, - сказал Данглар. - А впро-
чем, - продолжал он, - чего ради я путаюсь в это дело? Ведь меня оно не