Страница:
Король повернулся к нему:
- Не думаете ли вы, господин де Вильфор, что генерал Кенель, которого
почитали приверженцем узурпатора, между тем как на самом деле он был
всецело предан мне, мог погибнуть от руки бонапартистов?
- Это возможно, ваше величество; но неужели больше ничего не извест-
но?
- Уже напали на след человека, назначившего свидание.
- Напали на след? - повторил Вильфор.
- Да, камердинер сообщил его приметы: это человек лет пятидесяти или
пятидесяти двух, черноволосый, глаза черные, брови густые, с усами, но-
сит синий сюртук, застегнутый доверху; в петлице - ленточка Почетного
легиона. Вчера выследили человека, который в точности отвечает приметам,
но он скрылся на углу улиц ла-Жюсьен и Кок-Эрон.
Вильфор с первых слов министра оперся на спинку кресла, ноги у него
подкашивались, но когда он услышал, что незнакомец ушел от полиции, он
облегченно вздохнул.
- Найдите этого человека, - сказал король министру полиции, - потому
что, если генерал Кенель, который был бы нам сейчас так нужен, пал от
руки убийц, будь то бонапартисты или кто иной, я хочу, чтобы его убийцы
были жестоко наказаны.
Вильфору понадобилось все его хладнокровие, чтобы не выдать ужаса, в
который повергли его последние слова короля.
- Странное дело! - продолжал король с досадой. - Полиция считает, что
все сказано, когда она говорит: совершено убийство, и что все сделано,
когда она прибавляет: напали на след виновных.
- В этом случае, я надеюсь, ваше величество останетесь довольны.
- Хорошо, увидим; не задерживаю вас, барон. Господин де Вильфор, вы
устали после долгого пути, стукайте отдохните. Вы, верно, остановились у
вашего отца?
У Вильфора потемнело в глазах.
- Нет, ваше величество, я остановился на улице Турнон, в гостинице
"Мадрид".
- Но вы его видели?
- Ваше величество, я прямо поехал к герцогу Блакас.
- Но вы его увидите?
- Не думаю, ваше величество!
- Да, правда, - сказал король, и по его улыбке видно было, что все
эти вопросы заданы не без умысла. - Я забыл, что вы не в дружбе с госпо-
дином Нуартье и что это также жертва, принесенная моему трону, за кото-
рую я должен вас вознаградить.
- Милость ко мне вашего величества - награда, настолько превышающая
все мои желания, что мне нечего больше просить у короля.
- Все равно, мы вас не забудем, будьте спокойны; а пока (король снял
с груди крест Почетного легиона, который всегда носил на своем синем
фраке, возле креста св. Людовика, над звездой Кармильской богоматери и
св. Лазаря, и подал Вильфору), пока возьмите этот крест.
- Ваше величество ошибаетесь, - сказал Вильфор, - этот крест офицерс-
кий.
- Неважно, возьмите его; у меня нет времени потребовать другой. Бла-
кас, позаботьтесь о том, чтобы господину де Вильфор была выдана грамота.
На глазах Вильфора блеснули слезы горделивой радости; он принял крест
и поцеловал его.
- Какие еще приказания угодно вашему величеству дать мне? - спросил
Вильфор.
- Отдохните, а потом не забывайте, что если в Париже вы не в силах
служить мне, то в Марселе вы можете оказать мне большие услуги.
- Ваше величество, - отвечал Вильфор, кланяясь, - через час я покину
Париж.
- Ступайте, - сказал король, - и если бы я вас забыл (у королей ко-
роткая память), то не бойтесь напомнить о себе... Барон, прикажите поз-
вать ко мне военного министра. Блакас, останьтесь.
- Да, сударь, - сказал министр полиции Вильфору, выходя из Тюильри. -
Вы не ошиблись дверью, и карьера ваша обеспечена.
- Надолго ли? - прошептал Вильфор, раскланиваясь с министром, карьера
которого была кончена, и стал искать глазами карету.
По набережной проезжал фиакр, Вильфор подозвал его, фиакр подъехал;
Вильфор сказал адрес, бросился в карету и предался честолюбивым мечтам.
Через десять минут он уже был у себя, велел подать лошадей через два ча-
са и спросил завтрак.
Он уже садился за стол, когда чья-то уверенная и сильная рука дернула
звонок. Слуга пошел отворять, и Вильфор услышал голос, называвший его
имя.
"Кто может знать, что я в Париже?" - подумал помощник королевского
прокурора.
Слуга воротился.
- Что там такое? - спросил Вильфор. - Кто звонил? Кто меня спрашива-
ет?
- Незнакомый господин и не хочет сказать своего имени.
- Как? Не хочет сказать своего имени? А что ему нужно от меня?
- Он хочет переговорить с вами.
- Со мной?
- Да.
- Он назвал меня по имени?
- Да.
- А каков он собой?
- Да человек лет пятидесяти.
- Маленький? Высокий?
- С вас ростом.
- Брюнет или блондин?
- Брюнет, темный брюнет; черные волосы, черные глаза, черные брови.
- А одет? - с живостью спросил Вильфор. - Как он одет?
- В синем сюртуке, застегнутом доверху, с лентой Почетного легиона.
- Это он! - прошептал Вильфор бледнея.
- Черт возьми! - сказал, появляясь в дверях, человек, приметы которо-
го мы описывали уже дважды. - Сколько церемоний! Или в Марселе сыновья
имеют обыкновение заставлять отцов дожидаться в передней?
- Отец! - вскричал Вильфор. - Так я не ошибся... Я так и думал, что
это вы...
- А если ты думал, что это я, - продолжал гость, ставя в угол палку и
кладя шляпу на стул, - то позволь тебе сказать, милый Жерар, что с твоей
стороны не очень-то любезно заставлять меня дожидаться.
- Идите, Жермен, - сказал Вильфор.
Слуга удалился с выражением явного удивления.
Господин Нуартье, - ибо это действительно был он, - следил глазами за
слугою, пока дверь не закрылась за ним; потом, опасаясь, вероятно, чтобы
слуга не стал подслушивать из передней, он снова приотворил дверь: пре-
досторожность оказалась не лишней, и проворство, с которым Жермен рети-
ровался, не оставляло сомнений, что и он не чужд пороку, погубившему на-
ших праотцев. Тогда г-н Нуартье собственноручно затворил дверь из перед-
ней, потом запер на задвижку дверь в спальню и, наконец, подал руку
Вильфору, глядевшему на него с изумлением.
- Знаешь, Жерар, - сказал он сыну с улыбкой, истинный смысл которой
трудно было определить, - нельзя сказать, чтобы ты был в восторге от
встречи со мной.
- Что вы, отец, я чрезвычайно рад; но я, признаться, так мало рассчи-
тывал на ваше посещение, что оно меня несколько озадачило.
- Но, мой друг, - продолжал г-н Нуартье, садясь в кресло, - я мог бы
сказать вам то же самое. Как? Вы мне пишете, что ваша помолвка назначена
в Марселе на двадцать восьмое февраля, а третьего марта вы в Париже?
- Да, я здесь, - сказал Жерар, придвигаясь к г-ну Нуартье, - но вы на
меня не сетуйте; я приехал сюда ради вас, и мой приезд спасет вас, быть
может.
- Вот как! - отвечал г-н Нуартье, небрежно развалившись в кресле. -
Расскажите же мне, господин прокурор, в чем дело; это очень любопытно.
- Вы слыхали о некоем бонапартистском клубе на улице Сен-Жак?
- В номере пятьдесят третьем? Да; я его вице-президент.
- Отец, ваше хладнокровие меня ужасает!
- Что ты хочешь, милый? Человек, который был приговорен к смерти мон-
таньярами, бежал из Парижа в возе сена, прятался в бордоских равнинах от
ищеек Робеспьера, успел привыкнуть ко многому. Итак, продолжай. Что же
случилось в этом клубе на улице Сен-Жак?
- Случилось то, что туда пригласили генерала Кенеля и что генерал Ке-
нель, выйдя из дому в девять часов вечера, через двое суток был найден в
Сене.
- И кто вам рассказал об этом занятном случае?
- Сам король.
- Ну, а я, - сказал Нуартье, - в ответ на ваш рассказ сообщу вам но-
вость.
- Мне кажется, что я уже знаю ее.
- Так вы знаете о высадке его величества императора?
- Молчите, отец, умоляю вас; во-первых, ради вас самих, а потом и ра-
ди меня. Да, я знал эту новость, и знал даже раньше, чем вы, потому что
я три дня скакал из Марселя в Париж и рвал на себе волосы, что не могу
перебросить через двести лье ту мысль, которая жжет мне мозг.
- Три дня? Вы с ума сошли? Три дня тому назад император еще не выса-
живался.
- Да, но я уже знал о его намерении.
- Каким это образом?
- Из письма с острова Эльба, адресованного вам.
- Мне?
- Да, вам; и я его перехватил у гонца. Если бы это письмо попало в
руки другого, быть может, вы были бы уже расстреляны.
Отец Вильфора рассмеялся.
- По-видимому, - сказал он, - Бурбоны научились у императора действо-
вать без проволочек... Расстрелян! Друг мой, как вы спешите! А где это
письмо? Зная вас, я уверен, что вы его тщательно припрятали.
- Я сжег его до последнего клочка, ибо это письмо - ваш смертный при-
говор.
- И конец вашей карьеры, - холодно отвечал Нуартье. Да, вы правы, но
мне нечего бояться, раз вы мне покровительствуете.
- Мало того: я вас спасаю.
- Вот как? Это становится интересно! Объяснитесь.
- Вернемся к клубу на улице Сен-Жак.
- Видно, этот клуб не на шутку волнует господ полицейских. Что же они
так плохо ищут его? Давно бы нашли!
- Они его не нашли, но напали на след.
- Это сакраментальные слова, я знаю; когда полиция бессильна, она го-
ворит, что напала на след, и правительство спокойно ждет, пока она не
явится с виноватым видом и не доложит, что след утерян.
- Да, но найден труп; генерал Кенель мертв, а во всех странах мира
это называется убийством.
- Убийством? Но нет никаких доказательств, что генерал стал жертвою
убийства. В Сене каждый день находят людей, которые бросились в воду с
отчаяния или утонули, потому что не умели плавать.
- Вы очень хорошо знаете, что генерал не утопился с отчаяния и что в
январе месяце в Сене не купаются. Нет, нет, не обольщайтесь: эту смерть
называют убийством.
- А кто ее так называет?
- Сам король.
- Король? Я думал, он философ и понимает, что в политике нет убийств.
В политике, мой милый, - вам это известно, как и мне, - нет людей, а
есть идеи; нет чувств, а есть интересы. В политике не убивают человека,
а устраняют препятствие, только и всего. Хотите знать, как все это прои-
зошло? Я вам расскажу. Мы думали, что на генерала Кенель можно поло-
житься, нам рекомендовали его с острова Эльба. Один из нас отправился к
нему и пригласил его на собрание на улицу Сен-Жак; он приходит, ему отк-
рывают весь план, отъезд с острова Эльба и высадку на французский берег;
потом, все выслушав, все узнав, он заявляет, что он роялист; все перег-
лядываются; с него берут клятву, он ее дает, но с такой неохотой, что
поистине уж лучше бы он не искушал господа бога; и все же генералу дали
спокойно уйти. Он не вернулся домой. Что ж вы хотите? Он, верно, сбился
с дороги, когда вышел от нас, только и всего. Убийство! Вы меня удивляе-
те, Вильфор; помощник королевского прокурора хочет построить обвинение
на таких шатких уликах. Разве мне когда-нибудь придет в голову сказать
вам, когда вы как преданный роялист отправляете на тот свет одного из
наших: "Сын мой, вы совершили убийство!" Нет, я скажу: "Отлично, милос-
тивый государь, вы победили; очередь за нами".
- Берегитесь, отец; когда придет наша очередь, мы будем безжалостны.
- Я вас не понимаю.
- Вы рассчитываете на возвращение узурпатора?
- Не скрою.
- Вы ошибаетесь, он не сделает и десяти лье в глубь Франции; его выс-
ледят, догонят и затравят, как дикого зверя.
- Дорогой друг, император сейчас на пути в Гренобль; десятого или
двенадцатою он будет в Лионе, а двадцатого или двадцать пятого в Париже.
- Население подымется...
- Чтобы приветствовать его.
- У него горсточка людей, а против него вышлют целые армии.
- Которые с кликами проводят его до столицы; поверьте мне, Жерар, вы
еще ребенок; вам кажется, что вы все знаете, когда телеграф, через три
дня после высадки, сообщает вам: "Узурпатор высадился в Каннах с горстью
людей, за ним выслана погоня". Но где он? Что он делает? Вы ничего не
знаете. Вы только знаете, что выслана погоня. И так за ним будут гнаться
до самого Парижа без единого выстрела.
- Гренобль и Лион - роялистские города, они воздвигнут перед ним неп-
реодолимую преграду.
- Гренобль с радостью распахнет перед ним ворота; весь Лион выйдет
ему навстречу. Поверьте мне, мы осведомлены не хуже вас, и наша полиция
стоит вашей. Угодно вам доказательство: вы хотели скрыть от меня свой
приезд, а я узнал о нем через полчаса после того, как вы миновали заста-
ву. Вы дали свой адрес только кучеру почтовой кареты, а мне он известен,
как явствует из того, что я явился к вам в ту самую минуту, когда вы са-
дились за стол. Поэтому позвоните и спросите еще прибор; мы пообедаем
вместе.
- В самом деле, - отвечал Вильфор, глядя на отца с удивлением, - вы
располагаете самыми точными сведениями.
- Да это очень просто; вы, стоящие у власти, владеете только теми
средствами, которые можно купить за деньги; а мы, ожидающие власти, рас-
полагаем всеми средствами, которые дает нам в руки преданность, которые
нам дарит самоотвержение.
- Преданность? - повторил Вильфор с улыбкой.
- Да, преданность; так для приличия называют честолюбие, питающее на-
дежды на будущее.
И отец Вильфора, видя, что тот не зовет слугу, сам протянул руку к
звонку.
Вильфор удержал его.
- Подождите, отец, еще одно слово.
- Говорите.
- Как наша полиция ни плоха, она знает одну страшную тайну.
- Какую?
- Приметы того человека, который приходил за генералом Кенелем в тот
день, когда он исчез.
- Вот как! Она их знает? Да неужели? И какие же это приметы?
- Смуглая кожа, волосы, бакенбарды и глаза черные, синий сюртук, зас-
тегнутый доверху, ленточка Почетного легиона в петлице, широкополая шля-
па и камышовая трость.
- Ага! Полиция это знает? - сказал Нуартье. - Почему же в таком слу-
чае она не задержала этого человека?
- Потому что он ускользнул от нее вчера или третьего дня на углу ули-
цы Кок-Эрон.
- Недаром я вам говорил, что ваша полиция - дура.
- Да, но она в любую минуту может найти его.
- Разумеется, - сказал Нуартье, беспечно поглядывая кругом. - Если
этот человек не будет предупрежден, но его предупредили. Поэтому, - при-
бавил он с улыбкой, - он изменит лицо и платье.
При этих словах он встал, снял сюртук и галстук, подошел к столу, на
котором лежали вещи из дорожного несессера Вильфора, взял бритву, намы-
лил себе щеки и твердой рукой сбрил уличающие его бакенбарды, имевшие
столь важное значение для полиции.
Вильфор смотрел на него с ужасом, не лишенным восхищения.
Сбрив бакенбарды, Нуартье изменил прическу; вместо черного галстука
повязал цветной, взяв его из раскрытого чемодана; снял свой синий дву-
бортный сюртук и падел коричневый однобортный сюртук Вильфора; примерил
перед зеркалом его шляпу с загнутыми полями и, видимо, остался ею дово-
лен; свою палку он оставил в углу за камином, а вместо нее в руке его
засвистала легкая бамбуковая тросточка, сообщавшая походке изящного по-
мощника королевского прокурора ту непринужденность, которая являлась его
главным достоинством.
- Ну, что? - сказал он, оборачиваясь к ошеломленному Вильфору. - Как
ты думаешь, опознает меня теперь полиция?
- Нет, отец, - пробормотал Вильфор, - по крайней мере надеюсь.
- А что касается этих вещей, которые я оставляю на твое попечение, то
я полагаюсь на твою осмотрительность. Ты сумеешь припрятать их.
- Будьте покойны! - сказал Вильфор.
- И скажу тебе, что ты, пожалуй, прав; может быть, ты и в самом деле
спас мне жизнь, но не беспокойся, мы скоро поквитаемся.
Вильфор покачал головой.
- Не веришь?
- По крайней мере надеюсь, что вы ошибаетесь.
- Ты еще увидишь короля?
- Может быть.
- Хочешь прослыть у него пророком?
- Пророков, предсказывающих несчастье, плохо принимают при дворе.
- Да, но рано или поздно им отдают должное; допустим, что будет вто-
ричная реставрация; тогда ты прослывешь великим человеком.
- Что же я должен сказать королю?
- Скажи ему вот что: "Ваше величество, вас обманывают относительно
состояния Франции, настроения городов, духа армии; тот, кого в Париже вы
называете корсиканским людоедом, кого еще зовут узурпатором в Неверс,
именуется уже Бонапартом в Лионе и императором в Гренобле. Вы считаете,
что его преследуют, гонят, что он бежит; а он летит, как орел, которого
он нам возвращает. Вы считаете, что его войско умирает с голоду, истоще-
но походом, готово разбежаться; оно растет, как снежный ком. Ваше вели-
чество, уезжайте, оставьте Францию ее истинному владыке, тому, кто не
купил ее, а завоевал; уезжайте, не потому, чтобы вам грозила опасность:
ваш противник достаточно силен, чтобы проявить милость, а потому, что
потомку Людовика Святого унизительно быть обязанным жизнью победителю
Арколи, Маренго и Аустерлица". Скажи все это королю, Жерар, или, лучше,
не говори ему ничего, скрой от всех, что ты был в Париже, не говори, за-
чем сюда ездил и что здесь делал; найми лошадей, и если сюда ты скакал,
то обратно лети; вернись в Марсель ночью; войди в свой дом с заднего
крыльца и сиди там, тихо, скромно, никуда не показываясь, а главное -
сиди смирно, потому что на этот раз, клянусь тебе, мы будем действовать,
как люди сильные, знающие своих врагов. Уезжайте, сын мой, уезжайте, и в
награду за послушание отцовскому велению, или, если вам угодно, за ува-
жение к советам друга, мы сохраним за вами ваше место. Это позволит вам,
- добавил Нуартье с улыбкой, - спасти меня в другой раз, если когда-ни-
будь на политических качелях вы окажетесь наверху, а я внизу. Прощайте,
Жерар; в следующий приезд остановитесь у меня.
И Нуартье вышел с тем спокойствием, которое ни на минуту не покидало
его во все продолжение этого нелегкого разговора.
Вильфор, бледный и встревоженный, подбежал к окну и, раздвинув зана-
вески, увидел, как отец его невозмутимо прошел мимо двух-трех подозри-
тельных личностей, стоявших на улице, вероятно для того, чтобы задержать
человека с черными бакенбардами, в синем сюртуке и в широкополой шляпе.
Вильфор, весь дрожа, не отходил от окна, пока отец его не исчез за
углом. Потом он схватил оставленные отцом вещи, засунул на самое дно че-
модана черный галстук и синий сюртук, скомкал шляпу и бросил ее в нижний
ящик шкафа, изломал трость и кинул не в камин, надел дорожный картуз,
позвал слугу, взглядом пресек все вопросы, расплатился, вскочил в ожи-
давшую его карету, узнал в Лионе, что Бонапарт уже вступил в Гренобль, и
среди возбуждения, царившего по всей дороге, приехал в Марсель, терзае-
мый всеми муками, какие проникают в сердце человека вместе с честолюбием
и первыми успехами.
Нуартье оказался хорошим пророком, и все совершилось так, как он
предсказывал. Всем известно возвращение с острова Эльба, возвращение
странное, чудесное, без примера в прошлом и, вероятно, без повторения в
будущем.
Людовик XVIII сделал лишь слабую попытку отразить жестокий удар; не
доверяя людям, он не доверял и событиям. Только что восстановленная им
королевская или, вернее, монархическая власть зашаталась в своих еще не
окрепших устоях, и по первому мановению императора рухнуло все здание -
нестройная смесь старых предрассудков и новых идей. Поэтому награда, ко-
торую Вильфор получил от своего короля, была не только бесполезна, но и
опасна, и он никому не показал своего ордена Почетного легиона, хотя
герцог Блакас, во исполнение воли короля, и озаботился выслать ему гра-
моту.
Наполеон непременно отставил бы Вильфора, если бы не покровительство
Нуартье, ставшего всемогущим при императорском дворе в награду за мы-
тарства, им перенесенные, и за услуги, им оказанные. Жирондист 1793 и
сенатор 1806 года сдержал свое слово и помог тому, кто подал ему помощь
накануне.
Всю свою власть во время восстановления Империи, чье вторичное паде-
ние, впрочем, легко было предвидеть, Вильфор употребил на сокрытие тай-
ны, которую чуть было не разгласил Дантес.
Королевский же прокурор был отставлен по подозрению в недостаточной
преданности бонапартизму.
Едва императорская власть была восстановлена, то есть едва Наполеон
поселился в Тюильрийском дворце, только что покинутом Людовиком XVIII, и
стал рассылать свои многочисленные и разнообразные приказы из того само-
го кабинета, куда мы вслед за Вильфором ввели наших читателей и где на
столе из орехового дерева император нашел еще раскрытую и почти полную
табакерку Людовика XVIII, - как в Марселе, вопреки усилиям местного на-
чальства, начала разгораться междоусобная распря, всегда тлеющая на Юге;
дело грозило не ограничиться криками, которыми осаждали отсиживающихся
дома роялистов, и публичными оскорблениями тех, кто решался выйти на
улицу.
Вследствие изменившихся обстоятельств почтенный арматор, принадлежав-
ший к плебейскому лагерю, если и не стал всемогущ, - ибо г-н Моррель был
человек осторожный и несколько робкий, как все те, кто прошел медленную
и трудную коммерческую карьеру, - то все же, хоть его и опережали рьяные
бонапартисты, укорявшие его за умеренность, приобрел достаточный вес,
чтобы возвысить голос и заявить жалобу. Жалоба эта, как легко дога-
даться, касалась Дантеса.
Вильфор устоял, несмотря на падение своего начальника. Свадьба его
хоть и не расстроилась, но была отложена до более благоприятных времен.
Если бы император удержался на престоле, то Жерару следовало бы искать
другую партию, и Нуартье нашел бы ему невесту; если бы Людовик XVIII
вторично возвратился, то влияние маркиза де Сен-Меран удвоилось бы, как
и влияние самого Вильфора, - и этот брак стал бы особенно подходящим.
Таким образом, помощник королевского прокурора занимал первое место в
марсельском судебном мире, когда однажды утром ему доложили о приходе
г-на Морреля.
Другой поспешил бы навстречу арматору и тем показал бы свою слабость;
но Вильфор был человек умный и обладал если не опытом, то превосходным
чутьем. Он заставил Морреля дожидаться в передней, как сделал бы при
Реставрации, не потому, что был занят, а просто потому, что принято,
чтобы помощник прокурора заставлял ждать в передней. Через четверть ча-
са, просмотрев несколько газет различных направлений, он велел позвать
г-на Морреля.
Моррель думал, что увидит Вильфора удрученным, а нашел его точно та-
ким, каким он был полтора месяца тому назад, то есть спокойным, твердым
и полным холодной учтивости, а она является самой неодолимой из всех
преград, отделяющих человека с положением от человека простого. Он шел в
кабинет Вильфора в убеждении, что тот задрожит, увидев его, а вместо то-
го сам смутился и задрожал при виде помощника прокурора, который ждал
его, сидя за письменным столом.
Моррель остановился в дверях. Вильфор посмотрел на него, словно не
узнавая. Наконец, после некоторого молчания, во время которого почтенный
арматор вертел в руках шляпу, он проговорил:
- Господин Моррель, если не ошибаюсь?
- Да, сударь, это я, - отвечал арматор.
- Пожалуйста, войдите, - сказал Вильфор с покровительственным жестом,
- и скажите, чему я обязан, что вы удостоили меня вашим посещением?
- Разве вы не догадываетесь? - спросил Моррель.
- Нет, нисколько не догадываюсь; но тем не менее я готов быть вам по-
лезным, если это в моей власти.
- Это всецело в вашей власти, - сказал Моррель.
- Так объясните, в чем дело.
- Сударь, - начал Моррель, понемногу успокаиваясь, черпая твердость в
справедливости своей просьбы и в ясности своего положения, - вы помните,
что за несколько дней до того, как стало известно о возвращении его ве-
личества императора, я приходил к вам просить о снисхождении к одному
молодому человеку, моряку, помощнику капитана на моем судне; его обвиня-
ли, если вы помните, в сношениях с островом Эльба; подобные сношения,
считавшиеся тогда преступлением, ныне дают право на награду. Тогда вы
служили Людовику XVIII и не пощадили обвиняемого; это был ваш долг. Те-
перь вы служите Наполеону и обязаны защитить невинного; это тоже ваш
долг. Поэтому я пришел спросить у вас, что с ним сталось.
Вильфор сделал над собой громадное усилие.
- Как его имя? - спросил он. - Будьте добры, назовите ею имя.
- Эдмон Дантес.
Надо думать, Вильфору было бы приятное подставить лоб под пистолет
противника на дуэли на расстоянии двадцати пяти шагов, чем услышать это
имя, брошенное ему в лицо; однако он и глазом не моргнул.
"Никто но может обвинить меня в том, что я арестовал этого молодого
человека по личным соображениям", - подумал Вильфор.
- Дантес, - повторил он. - Вы говорите Эдмон Дантес.
- Да, сударь.
Вильфор открыл огромный реестр, помещавшийся в стоявшей рядом контор-
ке, потом пошел к другому столу, от стола перешел к полкам с папками дел
и, обернувшись к арматору, спросил самым естественным голосом:
- А вы не ошибаетесь, милостивый государь?
Если бы Моррель был подогадливее или лучше осведомлен об обстоя-
тельствах этого дела, то он нашел бы странным, что помощник прокурора
удостаивает его ответом по делу, вовсе его не касающемуся; он задал бы
себе вопрос: почему Вильфор не отсылает его к арестантским спискам, к
начальникам тюрем, к префекту департамента? Но Моррель, тщетно искавший
признаков страха, усмотрел в его поведении одну благосклонность: Вильфор
рассчитал верно.
- Нет, - отвечал Моррель, - я не ошибаюсь; я знаю беднягу десять лет,
а служил он у меня четыре года. Полтора месяца тому назад - помните? - я
просил вас быть великодушным, как теперь прошу быть справедливым; вы еще
приняли меня довольно немилостиво и отвечали с неудовольствием. В то
время роялисты были неласковы к бонапартистам!
- Милостивый государь, - отвечал Вильфор, парируя удар со свойствен-
ным ему хладнокровием и проворством, - я был роялистом, когда думал, что
Бурбоны не только законные наследники престола, но и избранники народа;
но чудесное возвращение, которого мы были свидетелями, доказало мне, что
я ошибался. Гений Наполеона победил: только любимый монарх - монарх за-
конный.
- В добрый час, - воскликнул Моррель с грубоватой откровенностью. -
Приятно слушать, когда вы так говорите, и я вижу в этом хороший знак для
бедного Эдмона.
- Погодите, - сказал Вильфор, перелистывая новый реестр, - я припоми-
наю: моряк, так, кажется? Он еще собирался жениться на каталанке? Да,
да, теперь я вспоминаю; это было очень серьезное дело.
- Разве?
- Не думаете ли вы, господин де Вильфор, что генерал Кенель, которого
почитали приверженцем узурпатора, между тем как на самом деле он был
всецело предан мне, мог погибнуть от руки бонапартистов?
- Это возможно, ваше величество; но неужели больше ничего не извест-
но?
- Уже напали на след человека, назначившего свидание.
- Напали на след? - повторил Вильфор.
- Да, камердинер сообщил его приметы: это человек лет пятидесяти или
пятидесяти двух, черноволосый, глаза черные, брови густые, с усами, но-
сит синий сюртук, застегнутый доверху; в петлице - ленточка Почетного
легиона. Вчера выследили человека, который в точности отвечает приметам,
но он скрылся на углу улиц ла-Жюсьен и Кок-Эрон.
Вильфор с первых слов министра оперся на спинку кресла, ноги у него
подкашивались, но когда он услышал, что незнакомец ушел от полиции, он
облегченно вздохнул.
- Найдите этого человека, - сказал король министру полиции, - потому
что, если генерал Кенель, который был бы нам сейчас так нужен, пал от
руки убийц, будь то бонапартисты или кто иной, я хочу, чтобы его убийцы
были жестоко наказаны.
Вильфору понадобилось все его хладнокровие, чтобы не выдать ужаса, в
который повергли его последние слова короля.
- Странное дело! - продолжал король с досадой. - Полиция считает, что
все сказано, когда она говорит: совершено убийство, и что все сделано,
когда она прибавляет: напали на след виновных.
- В этом случае, я надеюсь, ваше величество останетесь довольны.
- Хорошо, увидим; не задерживаю вас, барон. Господин де Вильфор, вы
устали после долгого пути, стукайте отдохните. Вы, верно, остановились у
вашего отца?
У Вильфора потемнело в глазах.
- Нет, ваше величество, я остановился на улице Турнон, в гостинице
"Мадрид".
- Но вы его видели?
- Ваше величество, я прямо поехал к герцогу Блакас.
- Но вы его увидите?
- Не думаю, ваше величество!
- Да, правда, - сказал король, и по его улыбке видно было, что все
эти вопросы заданы не без умысла. - Я забыл, что вы не в дружбе с госпо-
дином Нуартье и что это также жертва, принесенная моему трону, за кото-
рую я должен вас вознаградить.
- Милость ко мне вашего величества - награда, настолько превышающая
все мои желания, что мне нечего больше просить у короля.
- Все равно, мы вас не забудем, будьте спокойны; а пока (король снял
с груди крест Почетного легиона, который всегда носил на своем синем
фраке, возле креста св. Людовика, над звездой Кармильской богоматери и
св. Лазаря, и подал Вильфору), пока возьмите этот крест.
- Ваше величество ошибаетесь, - сказал Вильфор, - этот крест офицерс-
кий.
- Неважно, возьмите его; у меня нет времени потребовать другой. Бла-
кас, позаботьтесь о том, чтобы господину де Вильфор была выдана грамота.
На глазах Вильфора блеснули слезы горделивой радости; он принял крест
и поцеловал его.
- Какие еще приказания угодно вашему величеству дать мне? - спросил
Вильфор.
- Отдохните, а потом не забывайте, что если в Париже вы не в силах
служить мне, то в Марселе вы можете оказать мне большие услуги.
- Ваше величество, - отвечал Вильфор, кланяясь, - через час я покину
Париж.
- Ступайте, - сказал король, - и если бы я вас забыл (у королей ко-
роткая память), то не бойтесь напомнить о себе... Барон, прикажите поз-
вать ко мне военного министра. Блакас, останьтесь.
- Да, сударь, - сказал министр полиции Вильфору, выходя из Тюильри. -
Вы не ошиблись дверью, и карьера ваша обеспечена.
- Надолго ли? - прошептал Вильфор, раскланиваясь с министром, карьера
которого была кончена, и стал искать глазами карету.
По набережной проезжал фиакр, Вильфор подозвал его, фиакр подъехал;
Вильфор сказал адрес, бросился в карету и предался честолюбивым мечтам.
Через десять минут он уже был у себя, велел подать лошадей через два ча-
са и спросил завтрак.
Он уже садился за стол, когда чья-то уверенная и сильная рука дернула
звонок. Слуга пошел отворять, и Вильфор услышал голос, называвший его
имя.
"Кто может знать, что я в Париже?" - подумал помощник королевского
прокурора.
Слуга воротился.
- Что там такое? - спросил Вильфор. - Кто звонил? Кто меня спрашива-
ет?
- Незнакомый господин и не хочет сказать своего имени.
- Как? Не хочет сказать своего имени? А что ему нужно от меня?
- Он хочет переговорить с вами.
- Со мной?
- Да.
- Он назвал меня по имени?
- Да.
- А каков он собой?
- Да человек лет пятидесяти.
- Маленький? Высокий?
- С вас ростом.
- Брюнет или блондин?
- Брюнет, темный брюнет; черные волосы, черные глаза, черные брови.
- А одет? - с живостью спросил Вильфор. - Как он одет?
- В синем сюртуке, застегнутом доверху, с лентой Почетного легиона.
- Это он! - прошептал Вильфор бледнея.
- Черт возьми! - сказал, появляясь в дверях, человек, приметы которо-
го мы описывали уже дважды. - Сколько церемоний! Или в Марселе сыновья
имеют обыкновение заставлять отцов дожидаться в передней?
- Отец! - вскричал Вильфор. - Так я не ошибся... Я так и думал, что
это вы...
- А если ты думал, что это я, - продолжал гость, ставя в угол палку и
кладя шляпу на стул, - то позволь тебе сказать, милый Жерар, что с твоей
стороны не очень-то любезно заставлять меня дожидаться.
- Идите, Жермен, - сказал Вильфор.
Слуга удалился с выражением явного удивления.
Господин Нуартье, - ибо это действительно был он, - следил глазами за
слугою, пока дверь не закрылась за ним; потом, опасаясь, вероятно, чтобы
слуга не стал подслушивать из передней, он снова приотворил дверь: пре-
досторожность оказалась не лишней, и проворство, с которым Жермен рети-
ровался, не оставляло сомнений, что и он не чужд пороку, погубившему на-
ших праотцев. Тогда г-н Нуартье собственноручно затворил дверь из перед-
ней, потом запер на задвижку дверь в спальню и, наконец, подал руку
Вильфору, глядевшему на него с изумлением.
- Знаешь, Жерар, - сказал он сыну с улыбкой, истинный смысл которой
трудно было определить, - нельзя сказать, чтобы ты был в восторге от
встречи со мной.
- Что вы, отец, я чрезвычайно рад; но я, признаться, так мало рассчи-
тывал на ваше посещение, что оно меня несколько озадачило.
- Но, мой друг, - продолжал г-н Нуартье, садясь в кресло, - я мог бы
сказать вам то же самое. Как? Вы мне пишете, что ваша помолвка назначена
в Марселе на двадцать восьмое февраля, а третьего марта вы в Париже?
- Да, я здесь, - сказал Жерар, придвигаясь к г-ну Нуартье, - но вы на
меня не сетуйте; я приехал сюда ради вас, и мой приезд спасет вас, быть
может.
- Вот как! - отвечал г-н Нуартье, небрежно развалившись в кресле. -
Расскажите же мне, господин прокурор, в чем дело; это очень любопытно.
- Вы слыхали о некоем бонапартистском клубе на улице Сен-Жак?
- В номере пятьдесят третьем? Да; я его вице-президент.
- Отец, ваше хладнокровие меня ужасает!
- Что ты хочешь, милый? Человек, который был приговорен к смерти мон-
таньярами, бежал из Парижа в возе сена, прятался в бордоских равнинах от
ищеек Робеспьера, успел привыкнуть ко многому. Итак, продолжай. Что же
случилось в этом клубе на улице Сен-Жак?
- Случилось то, что туда пригласили генерала Кенеля и что генерал Ке-
нель, выйдя из дому в девять часов вечера, через двое суток был найден в
Сене.
- И кто вам рассказал об этом занятном случае?
- Сам король.
- Ну, а я, - сказал Нуартье, - в ответ на ваш рассказ сообщу вам но-
вость.
- Мне кажется, что я уже знаю ее.
- Так вы знаете о высадке его величества императора?
- Молчите, отец, умоляю вас; во-первых, ради вас самих, а потом и ра-
ди меня. Да, я знал эту новость, и знал даже раньше, чем вы, потому что
я три дня скакал из Марселя в Париж и рвал на себе волосы, что не могу
перебросить через двести лье ту мысль, которая жжет мне мозг.
- Три дня? Вы с ума сошли? Три дня тому назад император еще не выса-
живался.
- Да, но я уже знал о его намерении.
- Каким это образом?
- Из письма с острова Эльба, адресованного вам.
- Мне?
- Да, вам; и я его перехватил у гонца. Если бы это письмо попало в
руки другого, быть может, вы были бы уже расстреляны.
Отец Вильфора рассмеялся.
- По-видимому, - сказал он, - Бурбоны научились у императора действо-
вать без проволочек... Расстрелян! Друг мой, как вы спешите! А где это
письмо? Зная вас, я уверен, что вы его тщательно припрятали.
- Я сжег его до последнего клочка, ибо это письмо - ваш смертный при-
говор.
- И конец вашей карьеры, - холодно отвечал Нуартье. Да, вы правы, но
мне нечего бояться, раз вы мне покровительствуете.
- Мало того: я вас спасаю.
- Вот как? Это становится интересно! Объяснитесь.
- Вернемся к клубу на улице Сен-Жак.
- Видно, этот клуб не на шутку волнует господ полицейских. Что же они
так плохо ищут его? Давно бы нашли!
- Они его не нашли, но напали на след.
- Это сакраментальные слова, я знаю; когда полиция бессильна, она го-
ворит, что напала на след, и правительство спокойно ждет, пока она не
явится с виноватым видом и не доложит, что след утерян.
- Да, но найден труп; генерал Кенель мертв, а во всех странах мира
это называется убийством.
- Убийством? Но нет никаких доказательств, что генерал стал жертвою
убийства. В Сене каждый день находят людей, которые бросились в воду с
отчаяния или утонули, потому что не умели плавать.
- Вы очень хорошо знаете, что генерал не утопился с отчаяния и что в
январе месяце в Сене не купаются. Нет, нет, не обольщайтесь: эту смерть
называют убийством.
- А кто ее так называет?
- Сам король.
- Король? Я думал, он философ и понимает, что в политике нет убийств.
В политике, мой милый, - вам это известно, как и мне, - нет людей, а
есть идеи; нет чувств, а есть интересы. В политике не убивают человека,
а устраняют препятствие, только и всего. Хотите знать, как все это прои-
зошло? Я вам расскажу. Мы думали, что на генерала Кенель можно поло-
житься, нам рекомендовали его с острова Эльба. Один из нас отправился к
нему и пригласил его на собрание на улицу Сен-Жак; он приходит, ему отк-
рывают весь план, отъезд с острова Эльба и высадку на французский берег;
потом, все выслушав, все узнав, он заявляет, что он роялист; все перег-
лядываются; с него берут клятву, он ее дает, но с такой неохотой, что
поистине уж лучше бы он не искушал господа бога; и все же генералу дали
спокойно уйти. Он не вернулся домой. Что ж вы хотите? Он, верно, сбился
с дороги, когда вышел от нас, только и всего. Убийство! Вы меня удивляе-
те, Вильфор; помощник королевского прокурора хочет построить обвинение
на таких шатких уликах. Разве мне когда-нибудь придет в голову сказать
вам, когда вы как преданный роялист отправляете на тот свет одного из
наших: "Сын мой, вы совершили убийство!" Нет, я скажу: "Отлично, милос-
тивый государь, вы победили; очередь за нами".
- Берегитесь, отец; когда придет наша очередь, мы будем безжалостны.
- Я вас не понимаю.
- Вы рассчитываете на возвращение узурпатора?
- Не скрою.
- Вы ошибаетесь, он не сделает и десяти лье в глубь Франции; его выс-
ледят, догонят и затравят, как дикого зверя.
- Дорогой друг, император сейчас на пути в Гренобль; десятого или
двенадцатою он будет в Лионе, а двадцатого или двадцать пятого в Париже.
- Население подымется...
- Чтобы приветствовать его.
- У него горсточка людей, а против него вышлют целые армии.
- Которые с кликами проводят его до столицы; поверьте мне, Жерар, вы
еще ребенок; вам кажется, что вы все знаете, когда телеграф, через три
дня после высадки, сообщает вам: "Узурпатор высадился в Каннах с горстью
людей, за ним выслана погоня". Но где он? Что он делает? Вы ничего не
знаете. Вы только знаете, что выслана погоня. И так за ним будут гнаться
до самого Парижа без единого выстрела.
- Гренобль и Лион - роялистские города, они воздвигнут перед ним неп-
реодолимую преграду.
- Гренобль с радостью распахнет перед ним ворота; весь Лион выйдет
ему навстречу. Поверьте мне, мы осведомлены не хуже вас, и наша полиция
стоит вашей. Угодно вам доказательство: вы хотели скрыть от меня свой
приезд, а я узнал о нем через полчаса после того, как вы миновали заста-
ву. Вы дали свой адрес только кучеру почтовой кареты, а мне он известен,
как явствует из того, что я явился к вам в ту самую минуту, когда вы са-
дились за стол. Поэтому позвоните и спросите еще прибор; мы пообедаем
вместе.
- В самом деле, - отвечал Вильфор, глядя на отца с удивлением, - вы
располагаете самыми точными сведениями.
- Да это очень просто; вы, стоящие у власти, владеете только теми
средствами, которые можно купить за деньги; а мы, ожидающие власти, рас-
полагаем всеми средствами, которые дает нам в руки преданность, которые
нам дарит самоотвержение.
- Преданность? - повторил Вильфор с улыбкой.
- Да, преданность; так для приличия называют честолюбие, питающее на-
дежды на будущее.
И отец Вильфора, видя, что тот не зовет слугу, сам протянул руку к
звонку.
Вильфор удержал его.
- Подождите, отец, еще одно слово.
- Говорите.
- Как наша полиция ни плоха, она знает одну страшную тайну.
- Какую?
- Приметы того человека, который приходил за генералом Кенелем в тот
день, когда он исчез.
- Вот как! Она их знает? Да неужели? И какие же это приметы?
- Смуглая кожа, волосы, бакенбарды и глаза черные, синий сюртук, зас-
тегнутый доверху, ленточка Почетного легиона в петлице, широкополая шля-
па и камышовая трость.
- Ага! Полиция это знает? - сказал Нуартье. - Почему же в таком слу-
чае она не задержала этого человека?
- Потому что он ускользнул от нее вчера или третьего дня на углу ули-
цы Кок-Эрон.
- Недаром я вам говорил, что ваша полиция - дура.
- Да, но она в любую минуту может найти его.
- Разумеется, - сказал Нуартье, беспечно поглядывая кругом. - Если
этот человек не будет предупрежден, но его предупредили. Поэтому, - при-
бавил он с улыбкой, - он изменит лицо и платье.
При этих словах он встал, снял сюртук и галстук, подошел к столу, на
котором лежали вещи из дорожного несессера Вильфора, взял бритву, намы-
лил себе щеки и твердой рукой сбрил уличающие его бакенбарды, имевшие
столь важное значение для полиции.
Вильфор смотрел на него с ужасом, не лишенным восхищения.
Сбрив бакенбарды, Нуартье изменил прическу; вместо черного галстука
повязал цветной, взяв его из раскрытого чемодана; снял свой синий дву-
бортный сюртук и падел коричневый однобортный сюртук Вильфора; примерил
перед зеркалом его шляпу с загнутыми полями и, видимо, остался ею дово-
лен; свою палку он оставил в углу за камином, а вместо нее в руке его
засвистала легкая бамбуковая тросточка, сообщавшая походке изящного по-
мощника королевского прокурора ту непринужденность, которая являлась его
главным достоинством.
- Ну, что? - сказал он, оборачиваясь к ошеломленному Вильфору. - Как
ты думаешь, опознает меня теперь полиция?
- Нет, отец, - пробормотал Вильфор, - по крайней мере надеюсь.
- А что касается этих вещей, которые я оставляю на твое попечение, то
я полагаюсь на твою осмотрительность. Ты сумеешь припрятать их.
- Будьте покойны! - сказал Вильфор.
- И скажу тебе, что ты, пожалуй, прав; может быть, ты и в самом деле
спас мне жизнь, но не беспокойся, мы скоро поквитаемся.
Вильфор покачал головой.
- Не веришь?
- По крайней мере надеюсь, что вы ошибаетесь.
- Ты еще увидишь короля?
- Может быть.
- Хочешь прослыть у него пророком?
- Пророков, предсказывающих несчастье, плохо принимают при дворе.
- Да, но рано или поздно им отдают должное; допустим, что будет вто-
ричная реставрация; тогда ты прослывешь великим человеком.
- Что же я должен сказать королю?
- Скажи ему вот что: "Ваше величество, вас обманывают относительно
состояния Франции, настроения городов, духа армии; тот, кого в Париже вы
называете корсиканским людоедом, кого еще зовут узурпатором в Неверс,
именуется уже Бонапартом в Лионе и императором в Гренобле. Вы считаете,
что его преследуют, гонят, что он бежит; а он летит, как орел, которого
он нам возвращает. Вы считаете, что его войско умирает с голоду, истоще-
но походом, готово разбежаться; оно растет, как снежный ком. Ваше вели-
чество, уезжайте, оставьте Францию ее истинному владыке, тому, кто не
купил ее, а завоевал; уезжайте, не потому, чтобы вам грозила опасность:
ваш противник достаточно силен, чтобы проявить милость, а потому, что
потомку Людовика Святого унизительно быть обязанным жизнью победителю
Арколи, Маренго и Аустерлица". Скажи все это королю, Жерар, или, лучше,
не говори ему ничего, скрой от всех, что ты был в Париже, не говори, за-
чем сюда ездил и что здесь делал; найми лошадей, и если сюда ты скакал,
то обратно лети; вернись в Марсель ночью; войди в свой дом с заднего
крыльца и сиди там, тихо, скромно, никуда не показываясь, а главное -
сиди смирно, потому что на этот раз, клянусь тебе, мы будем действовать,
как люди сильные, знающие своих врагов. Уезжайте, сын мой, уезжайте, и в
награду за послушание отцовскому велению, или, если вам угодно, за ува-
жение к советам друга, мы сохраним за вами ваше место. Это позволит вам,
- добавил Нуартье с улыбкой, - спасти меня в другой раз, если когда-ни-
будь на политических качелях вы окажетесь наверху, а я внизу. Прощайте,
Жерар; в следующий приезд остановитесь у меня.
И Нуартье вышел с тем спокойствием, которое ни на минуту не покидало
его во все продолжение этого нелегкого разговора.
Вильфор, бледный и встревоженный, подбежал к окну и, раздвинув зана-
вески, увидел, как отец его невозмутимо прошел мимо двух-трех подозри-
тельных личностей, стоявших на улице, вероятно для того, чтобы задержать
человека с черными бакенбардами, в синем сюртуке и в широкополой шляпе.
Вильфор, весь дрожа, не отходил от окна, пока отец его не исчез за
углом. Потом он схватил оставленные отцом вещи, засунул на самое дно че-
модана черный галстук и синий сюртук, скомкал шляпу и бросил ее в нижний
ящик шкафа, изломал трость и кинул не в камин, надел дорожный картуз,
позвал слугу, взглядом пресек все вопросы, расплатился, вскочил в ожи-
давшую его карету, узнал в Лионе, что Бонапарт уже вступил в Гренобль, и
среди возбуждения, царившего по всей дороге, приехал в Марсель, терзае-
мый всеми муками, какие проникают в сердце человека вместе с честолюбием
и первыми успехами.
Нуартье оказался хорошим пророком, и все совершилось так, как он
предсказывал. Всем известно возвращение с острова Эльба, возвращение
странное, чудесное, без примера в прошлом и, вероятно, без повторения в
будущем.
Людовик XVIII сделал лишь слабую попытку отразить жестокий удар; не
доверяя людям, он не доверял и событиям. Только что восстановленная им
королевская или, вернее, монархическая власть зашаталась в своих еще не
окрепших устоях, и по первому мановению императора рухнуло все здание -
нестройная смесь старых предрассудков и новых идей. Поэтому награда, ко-
торую Вильфор получил от своего короля, была не только бесполезна, но и
опасна, и он никому не показал своего ордена Почетного легиона, хотя
герцог Блакас, во исполнение воли короля, и озаботился выслать ему гра-
моту.
Наполеон непременно отставил бы Вильфора, если бы не покровительство
Нуартье, ставшего всемогущим при императорском дворе в награду за мы-
тарства, им перенесенные, и за услуги, им оказанные. Жирондист 1793 и
сенатор 1806 года сдержал свое слово и помог тому, кто подал ему помощь
накануне.
Всю свою власть во время восстановления Империи, чье вторичное паде-
ние, впрочем, легко было предвидеть, Вильфор употребил на сокрытие тай-
ны, которую чуть было не разгласил Дантес.
Королевский же прокурор был отставлен по подозрению в недостаточной
преданности бонапартизму.
Едва императорская власть была восстановлена, то есть едва Наполеон
поселился в Тюильрийском дворце, только что покинутом Людовиком XVIII, и
стал рассылать свои многочисленные и разнообразные приказы из того само-
го кабинета, куда мы вслед за Вильфором ввели наших читателей и где на
столе из орехового дерева император нашел еще раскрытую и почти полную
табакерку Людовика XVIII, - как в Марселе, вопреки усилиям местного на-
чальства, начала разгораться междоусобная распря, всегда тлеющая на Юге;
дело грозило не ограничиться криками, которыми осаждали отсиживающихся
дома роялистов, и публичными оскорблениями тех, кто решался выйти на
улицу.
Вследствие изменившихся обстоятельств почтенный арматор, принадлежав-
ший к плебейскому лагерю, если и не стал всемогущ, - ибо г-н Моррель был
человек осторожный и несколько робкий, как все те, кто прошел медленную
и трудную коммерческую карьеру, - то все же, хоть его и опережали рьяные
бонапартисты, укорявшие его за умеренность, приобрел достаточный вес,
чтобы возвысить голос и заявить жалобу. Жалоба эта, как легко дога-
даться, касалась Дантеса.
Вильфор устоял, несмотря на падение своего начальника. Свадьба его
хоть и не расстроилась, но была отложена до более благоприятных времен.
Если бы император удержался на престоле, то Жерару следовало бы искать
другую партию, и Нуартье нашел бы ему невесту; если бы Людовик XVIII
вторично возвратился, то влияние маркиза де Сен-Меран удвоилось бы, как
и влияние самого Вильфора, - и этот брак стал бы особенно подходящим.
Таким образом, помощник королевского прокурора занимал первое место в
марсельском судебном мире, когда однажды утром ему доложили о приходе
г-на Морреля.
Другой поспешил бы навстречу арматору и тем показал бы свою слабость;
но Вильфор был человек умный и обладал если не опытом, то превосходным
чутьем. Он заставил Морреля дожидаться в передней, как сделал бы при
Реставрации, не потому, что был занят, а просто потому, что принято,
чтобы помощник прокурора заставлял ждать в передней. Через четверть ча-
са, просмотрев несколько газет различных направлений, он велел позвать
г-на Морреля.
Моррель думал, что увидит Вильфора удрученным, а нашел его точно та-
ким, каким он был полтора месяца тому назад, то есть спокойным, твердым
и полным холодной учтивости, а она является самой неодолимой из всех
преград, отделяющих человека с положением от человека простого. Он шел в
кабинет Вильфора в убеждении, что тот задрожит, увидев его, а вместо то-
го сам смутился и задрожал при виде помощника прокурора, который ждал
его, сидя за письменным столом.
Моррель остановился в дверях. Вильфор посмотрел на него, словно не
узнавая. Наконец, после некоторого молчания, во время которого почтенный
арматор вертел в руках шляпу, он проговорил:
- Господин Моррель, если не ошибаюсь?
- Да, сударь, это я, - отвечал арматор.
- Пожалуйста, войдите, - сказал Вильфор с покровительственным жестом,
- и скажите, чему я обязан, что вы удостоили меня вашим посещением?
- Разве вы не догадываетесь? - спросил Моррель.
- Нет, нисколько не догадываюсь; но тем не менее я готов быть вам по-
лезным, если это в моей власти.
- Это всецело в вашей власти, - сказал Моррель.
- Так объясните, в чем дело.
- Сударь, - начал Моррель, понемногу успокаиваясь, черпая твердость в
справедливости своей просьбы и в ясности своего положения, - вы помните,
что за несколько дней до того, как стало известно о возвращении его ве-
личества императора, я приходил к вам просить о снисхождении к одному
молодому человеку, моряку, помощнику капитана на моем судне; его обвиня-
ли, если вы помните, в сношениях с островом Эльба; подобные сношения,
считавшиеся тогда преступлением, ныне дают право на награду. Тогда вы
служили Людовику XVIII и не пощадили обвиняемого; это был ваш долг. Те-
перь вы служите Наполеону и обязаны защитить невинного; это тоже ваш
долг. Поэтому я пришел спросить у вас, что с ним сталось.
Вильфор сделал над собой громадное усилие.
- Как его имя? - спросил он. - Будьте добры, назовите ею имя.
- Эдмон Дантес.
Надо думать, Вильфору было бы приятное подставить лоб под пистолет
противника на дуэли на расстоянии двадцати пяти шагов, чем услышать это
имя, брошенное ему в лицо; однако он и глазом не моргнул.
"Никто но может обвинить меня в том, что я арестовал этого молодого
человека по личным соображениям", - подумал Вильфор.
- Дантес, - повторил он. - Вы говорите Эдмон Дантес.
- Да, сударь.
Вильфор открыл огромный реестр, помещавшийся в стоявшей рядом контор-
ке, потом пошел к другому столу, от стола перешел к полкам с папками дел
и, обернувшись к арматору, спросил самым естественным голосом:
- А вы не ошибаетесь, милостивый государь?
Если бы Моррель был подогадливее или лучше осведомлен об обстоя-
тельствах этого дела, то он нашел бы странным, что помощник прокурора
удостаивает его ответом по делу, вовсе его не касающемуся; он задал бы
себе вопрос: почему Вильфор не отсылает его к арестантским спискам, к
начальникам тюрем, к префекту департамента? Но Моррель, тщетно искавший
признаков страха, усмотрел в его поведении одну благосклонность: Вильфор
рассчитал верно.
- Нет, - отвечал Моррель, - я не ошибаюсь; я знаю беднягу десять лет,
а служил он у меня четыре года. Полтора месяца тому назад - помните? - я
просил вас быть великодушным, как теперь прошу быть справедливым; вы еще
приняли меня довольно немилостиво и отвечали с неудовольствием. В то
время роялисты были неласковы к бонапартистам!
- Милостивый государь, - отвечал Вильфор, парируя удар со свойствен-
ным ему хладнокровием и проворством, - я был роялистом, когда думал, что
Бурбоны не только законные наследники престола, но и избранники народа;
но чудесное возвращение, которого мы были свидетелями, доказало мне, что
я ошибался. Гений Наполеона победил: только любимый монарх - монарх за-
конный.
- В добрый час, - воскликнул Моррель с грубоватой откровенностью. -
Приятно слушать, когда вы так говорите, и я вижу в этом хороший знак для
бедного Эдмона.
- Погодите, - сказал Вильфор, перелистывая новый реестр, - я припоми-
наю: моряк, так, кажется? Он еще собирался жениться на каталанке? Да,
да, теперь я вспоминаю; это было очень серьезное дело.
- Разве?