Дюма Александр. Граф Монте-Кристо (Части 1-3)

которых, быть может, сиживал Генрих IV или Сюлли, Людовик XIII или Ри-
шелье, ибо два из этих кресел, украшенные резным гербом, где на лазоре-
вом поле сияли три французских лилии, увенчанные королевской короной,
несомненно вышли из кладовых Лувра или во всяком случае какого-нибудь
другого королевского дворца. На этих строгих и темных креслах были бес-
порядочно разбросаны богатые ткани ярких цветов, напоенные солнцем Пер-
сии или расцветшие под руками калькуттских или чандернагорских женщин.
Для чего здесь лежали эти ткани, никто бы не мог сказать: услаждая взо-
ры, они дожидались назначения, неведомого даже их обладателю, а тем вре-
менем озаряли комнату своим золотом и шелковистым блеском.
На самом видном месте стоял рояль розового дерева, работы Роллера и
Бланше, подходящий по размерам к нашим лилипутовым гостиным, но все же
вмещающий в своих тесных и звучных недрах целый оркестр и стонущий под
бременем шедевров Бетховена, Вебера, Моцарта, Гайдна, Гретри и Порпоры.
И везде по стенам, над дверьми, на потолке - шпаги, кинжалы, ножи,
палицы, топоры, доспехи, золоченые, вороненые, с насечкой; гербарии,
глыбы минералов, чучела птиц, распластавшие в недвижном полете свои ог-
нецветные крылья и раз навсегда разинувшие клювы.
Нечего и говорить, что это была любимая комната Альбера.
Однако в день, назначенный для свидания, Альбер в утреннем наряде
расположился в маленькой гостиной нижнего этажа. На столе перед широким
мягким диваном были выставлены в голландских фаянсовых горшочках все из-
вестные сорта табака, от желтого петербургского до черного синайского;
здесь был и мэриленд, и порторико, и латакие. Рядом с ними, в ящиках из
благовонного дерева, были разложены, по длине и достоинству, пуросы, ре-
галии, гаваны и манилы. Наконец, в открытом шкафу коллекция немецких
трубок, чубуков с янтарными мундштуками и коралловой отделкой и кальянов
с золотой насечкой, с длинными сафьяновыми шейками, свернувшимися, как
змеи, ожидала прихоти или склонности курильщиков. Альбер лично распоря-
жался устройством этого симметричного беспорядка, который современные
гости, после хорошего завтрака и чашки кофе, любят созерцать сквозь дым,
причудливыми спиралями поднимающийся к потолку.
Без четверти десять вошел камердинер. Это был, если не считать пят-
надцатилетнего грума Джона, говорившего только по-английски, единствен-
ный слуга Морсера. Само собой разумеется, что в обыкновенные дни в рас-
поряжении Альбера был повар его родителей, а в торжественных случаях
также и лакей отца.
Камердинера звали Жермен. Он пользовался полным доверием своего моло-
дого господина. Войдя, он положил на стол кипу газет и подал Альберу
пачку писем.
Альбер бросил на них рассеянный взгляд, выбрал два надушенных конвер-
та, надписанных изящным почерком, распечатал их и довольно внимательно
прочитал.
- Как получены эти письма? - спросил он.
- Одно по почте, а другое принес камердинер госпожи Данглар.
- Велите передать госпоже Данглар, что я принимаю приглашение в ее
ложу... Постойте... Потом вы пойдете к Розе; скажете ей, что после оперы
я заеду к ней и отнесете ей шесть бутылок лучшего вина, кипрского, хере-
са и малаги, и бочонок остендских устриц... Устрицы возьмите у Бореля и
не забудьте сказать, что это для меня.
- В котором часу прикажете подавать завтрак?
- А который теперь час?
- Без четверти десять.
- Подайте ровно в половине одиннадцатого. Дебрэ, может быть, будет
спешить в министерство... И, кроме того (Альбер заглянул в записную
книжку), я так и назначил графу: двадцать первого мая, в половине один-
надцатого, и хоть я не слишком полагаюсь на его обещание, я хочу быть
пунктуальным. Кстати, вы не знаете, графиня встала?
- Если господину виконту угодно, я пойду узнаю.
- Хорошо... попросите у нее погребец с ликерами, мой не полон. Скажи-
те, что я буду у нее в три часа и прошу разрешения представить ей одного
господина.
Когда камердинер вышел, Альбер бросился на диван, развернул газеты,
заглянул в репертуар театров, поморщился, увидав, что дают оперу, а не
балет, тщетно поискал среди объявлений новое средство для зубов, о кото-
ром ему говорили, отбросил одну за другой все три самые распространенные
парижские газеты и, протяжно зевнув, пробормотал:
- Право, газеты становятся день ото дня скучнее.
В это время у ворот остановился легкий экипаж, и через минуту камер-
динер доложил о Люсьене Дебрэ. В комнату молча, без улыбки, с полуофици-
альным видом вошел высокий молодой человек, белокурый, бледный, с самоу-
веренным взглядом серых глаз, с надменно сжатыми тонкими губами, в синем
фраке с чеканными золотыми пуговицами, в белом галстуке, с висящим на
тончайшем шелковом шнурке черепаховым моноклем, который ему, при со-
действии бровного и зигоматического мускула, время от времени удавалось
вставлять в правый глаз.
- Здравствуйте, Люсьен! - сказал Альбер. - Вы просто ужасаете меня
своей сверхпунктуальностью! Я ожидал вас последним, а вы являетесь без
пяти минут десять, тогда как завтрак назначен только в половине одиннад-
цатого! Чудеса! Уж не пал ли кабинет?
- Нет, дорогой, - отвечал молодой человек, опускаясь на диван, - мо-
жете быть спокойны, мы вечно шатаемся, но никогда не падаем, и я начинаю
думать, что мы попросту становимся несменяемы, не говоря уже о том, что
дела на полуострове окончательно упрочат наше положение.
- Ах, да, ведь вы изгоняете дон Карлоса из Испании.
- Ничего подобного, не путайте. Мы переправляем его по эту сторону
границы и предлагаем ему королевское гостеприимство в Бурже.
- В Бурже?
- Да. Ему не на что жаловаться, черт возьми! Бурж - столица Карла
Седьмого. Как! Вы этого не знали? Со вчерашнего дня это известно всему
Парижу, а третьего дня этот слух уже проник на биржу. Данглар (не пони-
маю, каким образом этот человек узнает все новости одновременно с нами)
сыграл на повышение и заработал миллион.
- А вы, по-видимому, новую ленточку? На вашей пряжке голубая полоска,
которой прежде не было.
- Да, мне прислали звезду Карла Третьего, - небрежно сказал Дебрэ.
- Не притворяйтесь равнодушным, сознайтесь, что вам приятно ее полу-
чить.
- Не скрою, очень приятно. Как дополнение к туалету" звезда отлично
идет к застегнутому фраку; это изящно.
- И становишься похож на принца Уэльского или на герцога
Рейхштадтского, - сказал, улыбаясь, Морсер.
- Вот почему я и явился к вам в такой ранний час, дорогой мой.
- То есть потому, что вы получили звезду Карла Третьего и вам хоте-
лось сообщить мне эту приятную новость?
- Нет, не потому. Я провел всю ночь за отправкой писем: двадцать пять
дипломатических депеш. Вернулся домой на рассвете и хотел уснуть, но у
меня разболелась голова; тогда я встал и решил проехаться верхом. В Бу-
лонском лесу я почувствовал скуку и голод. Эти два ощущения враждебны
друг другу и редко появляются вместе, но на сей раз они объединились
против меня, образовав нечто вроде карлистско-республиканского союза.
Тогда я вспомнил, что мы сегодня утром пируем у вас, и вот я здесь. Я
голоден, накормите меня; мне скучно, развлеките меня.
- Это мой долг хозяина, дорогой друг, - сказал Альбер, звонком вызы-
вая камердинера, между тем как Люсьен кончиком своей тросточки с золотым
набалдашником, выложенным бирюзой, подкидывал развернутые газеты, - Жер-
мен, рюмку хереса и бисквитов. А пока, дорогой Люсьен, вот сигары, конт-
рабандные, разумеется; советую вам попробовать их и предложить вашему
министру продавать нам такие же вместо ореховых листьев, которые добрым
гражданам приходится курить по его милости.
- Да, как бы не так! Как только они перестанут быть контрабандой, вы
от них откажетесь и будете находить их отвратительными. Впрочем, это не
касается министерства внутренних дел, это по части министерства финан-
сов; обратитесь к господину Юман, департамент косвенных налогов, коридор
А, номер двадцать шесть.
- Вы меня поражаете своей осведомленностью, - сказал Альбер. - Но
возьмите же сигару!
Люсьен закурил манилу о розовую свечу в позолоченном подсвечнике и
откинулся на диван.
- Какой вы счастливец, что вам нечего делать, - сказал он, - право,
вы сами не сознаете своего счастья!
- А что бы вы делали, мой дорогой умиротворитель королевства, если бы
вам нечего было делать? - с легкой иронией возразил Морсер. - Вы - лич-
ный секретарь министра, замешанный одновременно во все хитросплетения
большой европейской политики и в мельчайшие парижские интриги. Вы защи-
щаете королей и, что еще приятнее, королев, учреждаете партии, руководи-
те выборами, у себя в кабинете, при помощи пера и телеграфа, достигаете
большего, чем Наполеон на полях сражений своей шпагой и своими победами.
Вы - обладатель двадцати пяти тысяч ливров годового дохода, не считая
жалованья, владелец лошади, за которую Шато-Рено предлагал вам четыреста
луидоров и которую вы ему не уступили. К вашим услугам портной, не ис-
портивший вам ни одной пары панталон. Опера, Жокей-клуб и театр Варьете
- и при всем том вам нечем развлечься? Ну что ж, так я сумею развлечь
вас.
- Чем же это?
- Новым знакомством.
- С мужчиной или с женщиной?
- С мужчиной.
- Я и без того их знаю много.
- Но такого вы не знаете.
- Откуда же он? С конца света?
- Быть может, еще того дальше.
- Черт возьми! Надеюсь, не он должен привезти ваш завтрак?
- Нет, будьте спокойны; завтрак готовят здесь, в доме. Да вы, я вижу,
голодны?
- Да, сознаюсь, как это ни унизительно. Но я вчера обедал у господина
де Вильфор; а заметили вы, что у этих судейских всегда плохо кормят?
Можно подумать, что их мучат угрызения совести.
- Браните, браните чужие обеды, а как едят у ваших министров?
- Да, но мы, по крайней мере, приглашаем порядочных людей, и если бы
нам не нужно было угощать благомыслящих и голосующих за нас плебеев, то
мы пуще смерти боялись бы обедать дома, смею вас уверить.
- В таком случае выпейте еще рюмку хереса и возьмите бисквит.
- С удовольствием, ваше испанское вино превосходно; вы видите, как мы
были правы, водворяя мир в этой стране.
- Да, но как же дои Карлос?
- Ну что ж! Дон Карлос будет пить бордо, а через десять лет мы повен-
чаем его сына с маленькой королевой.
- За что вы получите Золотое Руно, если к тому времени еще будете
служить.
- Я вижу, Альбер, вы сегодня решили кормить меня суетными разговора-
ми.
- Что ж, согласитесь, это лучше всего забавляет желудок. Но я слышу
голос Бошана; вы с ним поспорите, и это вас отвлечет.
- О чем же спорить?
- О том, что пишут в газетах.
- Да разве я читаю газеты? - презрительно произнес Люсьен.
- Тем больше оснований спорить.
- Господин Бошан! - доложил камердинер.
- Входите, входите, грозное перо! - сказал Альбер, вставая и идя
навстречу новому гостю. - Вот Дебрэ говорит, что не терпит вас, хотя, по
его словам, и не читает ваших статей.
- Он совершенно прав, - отвечал Бошан, - я тоже браню его, хоть и не
знаю, что он делает. Здравствуйте, командор.
- А, вы уже знаете? - сказал личный секретарь министра, улыбаясь и
пожимая журналисту руку.
- Еще бы!
- А что говорят об этом в свете?
- В каком свете? В лето от рождества Христова тысяча восемьсот трид-
цать восьмое их много.
- В свете критике-политическом, где вы - один из львов.
- Говорят, что это вполне заслуженно и что вы сеете достаточно крас-
ного, чтобы выросло немножко голубого.
- Недурно сказано, - заметил Люсьен. - Почему вы не наш, дорогой Бо-
шан? С вашим умом вы в три-четыре года сделали бы карьеру.
- Я только одного и жду, чтобы последовать вашему совету: минис-
терства, которое могло бы продержаться полгода. Теперь одно слово,
Альбер, тем более что надо же дать передохнуть бедняге Люсьену. Мы будем
завтракать или обедать? Ведь мне надо в Палату. Как видите, в нашем ре-
месле не одни только розы.
- Мы только завтракаем и ждем еще двоих; как только они приедут, мы
сядем за стол.
- А кого именно вы ждете? - спросил Бошан.
- Одного аристократа и одного дипломата, - отвечал Альбер.
- Ну, так нам придется ждать аристократа часа два, а дипломата еще
того дольше. Я вернусь к десерту. Оставьте мне клубники, кофе и сигар. Я
перекушу в Палате.
- Бросьте, Бошан; даже если бы аристократа звали Монморанси, а дипло-
мата - Меттерних, мы все равно сядем завтракать ровно в половине один-
надцатого; а пока последуйте примеру Дебрэ, возьмите хереса и бисквит.
- Хорошо, я остаюсь. Сегодня мне совершенно необходимо развлечься.
- Ну, вот, и вы, как Дебрэ! А по-моему, когда министерство уныло, оп-
позиция должна быть весела.
- Да, но вы не знаете, что мне грозит! Сегодня днем, в Палате депута-
тов, я буду слушать речь Данглара, а вечером, у его жены, трагедию пэра
Франции. Черт бы побрал конституционный строй! Ведь говорят, что мы мог-
ли выбирать; так как же мы выбрали Данглара?
- Я понимаю: вам надо запастись веселостью.
- Не пренебрегайте речами Данглара, - сказал Дебрэ. - Ведь он голосу-
ет за вас, он тоже в оппозиции.
- Вот в том-то и беда! И я жду не дождусь, чтобы вы отправили его
разглагольствовать в Люксембургский дворец, тогда уж я посмеюсь вволю.
- Сразу видно, что в Испании дела налажены, - сказал Альбер Бошану. -
Вы сегодня ужасно язвительны. Вспомните, что в парижском обществе пого-
варивают о моей свадьбе с мадемуазель Эжени Данглар. Не могу же я по со-
вести, позволить вам издеваться над красноречием человека, который ког-
да-нибудь скажет мне: "Виконт, вам известно, что я даю за моей дочерью
два миллиона".
- Этой свадьбе не бывать, - прервал его Бошан. - Король мог сделать
его бароном, может возвести его в пэры, но аристократа он из него не
сделает. А граф де Морсер слишком большой аристократ, чтобы за два жал-
ких миллиона согласиться на мезальянс. Виконт де Морсер может жениться
только на маркизе.
- Два миллиона! Это все-таки недурно, - возразил Морсер.
- Это акционерный капитал какого-нибудь театра на Бульварах или же-
лезнодорожной ветки от Ботанического сада до Рапэ.
- Не слушайте его, Морсер, - лениво заговорил Дебрэ, - женитесь. Ведь
вы сочетаетесь браком с денежным мешком. Так не все ли вам равно! Пусть
на нем будет одним гербом меньше и одним нулем больше; в вашем гербе
семь мерлеток; три из них вы уделите жене, и вам еще останется четыре.
Это все ж одной больше, чем у герцога Гиза, и он чуть не сделался фран-
цузским королем, и его двоюродный брат был германским императором.
- Да, пожалуй, вы правы, - рассеянно отвечал Альбер.
- Еще бы! К тому же всякий миллионер родовит, как незаконнорожденный.
- Шш! Замолчите, Дебрэ, - сказал, смеясь, Бошан, - вот идет Шато-Ре-
но, он пронзит вас шпагой своего предка Рено де Монтобана, чтобы изле-
чить вас от пристрастия к парадоксам.
- Он этим унизит свое достоинство, - отвечал Люсьен, - ибо я проис-
хождения весьма низкого.
- Ну вот! - воскликнул Бошан. - Министерство запело на мотив Беранже;
господи, куда мы идем!
- Господин де Шато-Рено! Господин Максимилиан Моррель! - доложил ка-
мердинер.
- Значит, все налицо! - сказал Бошан. - И мы сядем завтракать; ведь,
если я не ошибаюсь, вы ждали еще только двоих, Альбер?
- Моррель! - прошептал удивленно Альбер. - Кто это - Моррель?
Но не успел он договорить, как г-н де Шато-Рено, красивый молодой че-
ловек лет тридцати, аристократ с головы до ног, то есть с наружностью
Гиша и умом Мортемара, взял его за руку.
- Разрешите мне, Альбер, - сказал он, - представить вам капитана спа-
ги Максимилиана Морреля, моего друга и спасителя. Впрочем, такого чело-
века нет надобности рекомендовать. Приветствуйте моего героя, виконт.
Он посторонился и дал место высокому и представительному молодому че-
ловеку, с широким лбом, проницательным взглядом и черными усами, которо-
го наши читатели видели в Марселе при достаточно драматических обстоя-
тельствах, чтобы его, быть может, не забыть. Прекрасно сидевший живопис-
ный мундир, полуфранцузский, полувосточный, обрисовывал его широкую
грудь, украшенную крестом Почетного легиона, и его стройную талию. Моло-
дой офицер поклонился с изящной учтивостью. Он был грациозен во всех
своих движениях, потому что был силен.
- Господин Моррель, - радушно сказал Альбер, - барон Шато-Рено зара-
нее знал, что доставит мне особенное удовольствие, познакомив меня с ва-
ми; вы его друг - надеюсь, вы станете и нашим другом.
- Отлично, - сказал Шато-Рено, - и пожелайте, дорогой виконт, чтобы в
случае нужды он сделал для вас то же, что для меня.
- А что он сделал? - спросил Альбер.
- Барон преувеличивает, - сказал Моррель, - право, не стоит об этом
говорить!
- Как не стоит говорить? - воскликнул Шато-Рено. - Жизнь не стоит то-
го, чтобы о ней говорить?.. Право, вы слишком уж большой философ, доро-
гой Моррель... Вы можете так говорить, вы рискуете жизнью каждый день,
но я, на чью долю это выпало совершенно случайно...
- Во всем этом, барон, для меня ясно только одно: что капитан Моррель
спас вам жизнь.
- Да, только и всего, - сказал Шато-Рено.
- А как это случилось? - спросил Бошан.
- Бошан, друг мой, поймите, что я умираю с голоду! - воскликнул Деб-
рэ. - Не надо длинных рассказов.
- Да разве я вам мешаю сесть за стол?.. - сказал Бошан. - Шато-Рено
все расскажет нам за завтраком.
- Господа, - сказал Морсер, - имейте в виду, что сейчас только чет-
верть одиннадцатого и мы ждем последнего гостя.
- Ах, да, дипломата, - сказал Дебрэ.
- Дипломата или что-нибудь еще, это мне неизвестно. Знаю только, что
я возложил на него поручение, которое он выполнил так удачно, что, будь
я королем, я сделал бы его кавалером всех моих орденов, если бы даже в
моем распоряжении были сразу и Золотое Руно и Подвязка.
- В таком случае, раз мы еще не садимся за стол, - сказал Дебрэ, -
налейте себе рюмку хереса, как сделали мы, и расскажите нам свою по-
весть, барон.
- Вы все знаете, что недавно мне вздумалось съездить в Африку.
- Это путь, который вам указали ваши предки, дорогой Шато-Рено, - лю-
безно вставил Морсер.
- Да, но едва ли вы, подобно им, делали это ради освобождения гроба
господня.
- Вы правы, Бошан, - сказал молодой аристократ, - я просто хотел
по-любительски пострелять из пистолета. Как вам известно, я не выношу
дуэли с тех пор, как два моих секунданта, выбранные мною для того, чтобы
уладить дело, заставили меня раздробить руку одному из моих лучших дру-
зей... бедному Францу д'Эпине, вы все его знаете.
- Ах, да, верно, - сказал Дебрэ, - вы с ним когдато дрались... А
из-за чего?
- Хоть убейте, не помню, - отвечал Шато-Рено. - Но зато отлично пом-
ню, что, желая как-нибудь проявить свои таланты в этой области, я решил
испытать на арабах новые пистолеты, которые мне только что подарили. По-
этому я отправился в Оран, из Орана доехал до Константины и прибыл как
раз в то время, когда снимали осаду. Я начал отступать вместе со всеми.
Двое суток я кое-как сносил днем дождь, а ночью снег; но на третье утро
моя лошадь околела от холода: бедное животное привыкло к попонам, к теп-
лой конюшне... Это был арабский конь, но он не узнал родины, встретив-
шись в Аравии с десятиградусным морозом.
- Так вот почему вы хотите купить моего английского скакуна, - сказал
Дебрэ. - Вы надеетесь, что он будет лучше вашего араба переносить холод.
- Вы ошибаетесь, я поклялся никогда больше не ездить в Африку.
- Вы так струхнули? - спросил Бошан.
- Да, признаюсь, - отвечал Шато-Рено, - и было от чего! Итак, лошадь
моя околела; я шел пешком; на меня во весь опор налетели шесть арабов,
чтобы отрубить мне голову; двоих я застрелил из ружья, двоих - в упор из
пистолетов, но оставалось еще двое, а я был безоружен. Один схватил меня
за волосы, - вот почему я теперь стригу их так коротко: как знать, что
может случиться, - а другой приставил мне к шее свой ятаган, и я уже
чувствовал жгучий холод стали, как вдруг вот этот господин в свою оче-
редь налетел на них, убил выстрелом из пистолета того, который держал
меня за волосы, и разрубил голову тому, который собирался перерезать мне
горло ятаганом. Он считал своим долгом в этот день спасти чью-нибудь
жизнь; случаю угодно было, чтобы это оказалась моя; когда я буду богат,
я закажу Клагману или Марокетти статую Случая.
- Это было пятого сентября, - сказал, улыбаясь, Моррель, - в годовщи-
ну того дня, когда чудом был спасен мой отец; и каждый год, по мере моих
сил, я стараюсь ознаменовать этот день, сделав что-нибудь...
- Героическое, не правда ли? - прервал Шато-Рено. - Короче говоря,
мне повезло, но это еще не все. После того как он спас меня от ножа, он
спас меня от холода, отдав мне не половину своего плаща, как делал свя-
той Мартин, а весь плащ целиком; а затем и от голода, разделив со
мной... угадайте что?
- Паштет от Феликса? - спросил Бошан.
- Нет, свою лошадь, от которой каждый из нас с большим аппетитом съел
по куску; это было нелегко!
- Съесть кусок лошади? - спросил, смеясь, Морсер.
- Нет, пойти на такую жертву, - отвечал Шато-Рено. - Спросите у Деб-
рэ, пожертвует ли он своим английским скакуном для незнакомца?
- Для незнакомца - нет, - сказал Дебрэ, - а для друга - может быть.
- Я предчувствовал, что вы станете моим другом, барон, - сказал Мор-
рель. - Кроме того, как я уже имел честь вам сказать, называйте это ге-
роизмом или жертвой, но в тот день я должен был чем-нибудь отплатить
судьбе за неожиданное счастье, когда-то посетившее нас.
- Эта история, на которую намекает Моррель, - продолжал Шато-Рено, -
совершенно изумительна, и, когда вы с ним поближе познакомитесь, он вам
ее как-нибудь расскажет; а пока что довольно воспоминаний, займемся на-
шими желудками. В котором часу вы завтракаете, Альбер?
- В половине одиннадцатого.
- Точно? - спросил Дебрэ, вынимая часы.
- Вы подарите мне еще пять минут льготных, - сказал Морсер, - ведь я
тоже жду спасителя.
- Чьего?
- Моего собственного, черт возьми, - отвечал Морсер. - Или, по-ваше-
му, меня нельзя от чего-нибудь спасти, как всякого другого, и только од-
ни арабы рубят головы? Наш завтрак - завтрак филантропический, и за на-
шим столом будут сидеть, я надеюсь, два благодетеля человечества.
- Как же быть? - сказал Дебрэ. - У нас ведь только одна Монтионовская
премия?
- Что ж, ее отдадут тому, кто ничего не сделал, чтобы ее заслужить, -
сказал Бошан. - Обычно Академия так и выходит из затруднения.
- А откуда явится ваш спаситель? - спросил Дебрэ. - Прошу прощения за
свою настойчивость; я помню, вы уже раз мне ответили, но так туманно,
что я позволил себе переспросить вас.
- По правде сказать, я и сам не знаю, - отвечал Альбер, - три месяца
тому назад, когда я его приглашал, он был в Риме; но кто может сказать,
где он успел побывать за это время?
- И вы думаете, он способен быть пунктуальным? - спросил Дебрэ.
- Я думаю, что он способен на все.
- Имейте в виду, что даже с пятью минутами льготы остается ждать
только десять минут.
- Так я воспользуюсь ими и расскажу вам про моего гостя.
- Простите, - сказал Бошан, - а можно из вашего рассказа сделать
фельетон?
- Даже очень, - отвечал Морсер, - и прелюбопытный.
- Так рассказывайте; надо же мне чем-нибудь вознаградить себя, раз я
не попаду в Палату.
- Я был в Риме во время последнего карнавала.
- Это мы знаем, - прервал Бошан.
- Да, но вы не знаете, что я был похищен разбойниками.
- Разбойников нет, - заметил Дебрэ.
- Нет, есть, существуют, и еще какие страшные, я хочу сказать - вос-
хитительные. Они показались мне до ужаса прекрасными.
- Послушайте, дорогой Альбер, - сказал Дебрэ, - сознайтесь, что ваш
повар запоздал, что устрицы еще не привезены из Марени или Остенде и что
вы, по примеру госпожи де Ментенон, хотите заменить еду сказкой. Созна-
вайтесь же, мы настолько учтивы, что извиним вас и выслушаем вашу исто-
рию, как бы фантастична она ни была.
- А я вам говорю, что хоть она и фантастична, в ней все правда от на-
чала до конца. Итак, разбойники взяли меня в плен и отвели в весьма неу-
ютное место, называемое катакомбами Сан-Себастьяно.
- Я их знаю, - сказал Шато-Рено, - я там чуть было не схватил лихо-
радку.
- А я на самом деле схватил, - продолжал Альбер. - Мне заявили, что я
пленник и что за меня требуется выкуп - пустяки, четыре тысячи римских
пиастров, двадцать шесть тысяч турских ливров. К несчастью, у меня оста-
валось только полторы тысячи, путешествие мое подходило к концу и кредит
истощился. Я написал Францу... Да, ведь Франц был при этом, и вы можете
спросить у него, присочинил ли я хоть слово. Я написал ему, что если в
шесть часов утра он не привезет четырех тысяч пиастров, то в десять ми-
нут седьмого я буду сопричислен к лику блаженных святых и славных муче-
ников. Поверьте, что Луиджи Вампа - так звали атамана разбойников -
честно сдержал бы свое обещание.
- Но Франц привез четыре тысячи пиастров? - сказал Шато-Рено. - Еще
бы! Достать четыре тысячи пиастров не хитрость, когда зовешься Францем
д'Эпине или Альбером де Морсер.
- Нет, он просто приехал в сопровождении того гостя, о котором я го-
ворю и которого я надеюсь вам представить.
- Так этот господин - Геркулес, убивающий Кака, или Персей, освобож-
дающий Андромеду?
- Нет, он с меня ростом.
- Вооружен до зубов?
- С ним не было и вязальной спицы.
- Но он заплатил выкуп?
- Он сказал два слова на ухо атаману, и меня освободили.
- Перед ним даже извинились, что задержали тебя, - прибавил Бошан.
- Вот именно, - подтвердил Альбер.
- Уж не Ариосто ли он?
- Нет, просто граф Монте-Кристо.
- Такого имени нет, - сказал Дебрэ.
- По-моему тоже, - прибавил Шато-Рено с уверенностью человека, знаю-
щего наизусть все родословные книги Европы, - кто слышал когда-нибудь о
графах Монте-Кристо?
- Может быть, он родом из Святой земли, - сказал Бошан, - вероятно,
кто-нибудь из его предков владел Голгофой, как Мортемары - Мертвым мо-
рем.
- Простите, господа, - сказал Максимилиан, - но мне кажется, что я
могу вывести вас из затруднения. Монте-Кристо - островок, о котором час-
то говорили моряки, служившие у моего отца; песчинка на Средиземном мо-