И он с ужасом глядел на Риту, неподвижную, окровавленную, с ножом в
груди. Лунный луч падал на нее, озаряя ее тусклым светом.
"Кукуметто обесчестил твою дочь, - сказал Карлини, - я любил ее и по-
тому убил; после него она стала бы игрушкой для всей шайки".
Старик по сказал ни слова, но побледнел, как привидение.
"Если я виноват, - продолжал Карлини, - отомсти за нее".
Он вырвал нож из груди молодой девушки и одной рукою подал его стари-
ку, а другой - обнажил свою грудь.
"Ты хорошо сделал, - сказал старик глухим голосом, - обними меня, сын
мой!"
Карлини, рыдая, упал в объятия отца своей возлюбленной. То были пер-
вые слезы в жизни этого запятнанного кровью человека.
"А теперь, - сказал старик, - помоги мне похоронить мою дочь".
Карлини принес два заступа, и отец вместе с возлюбленным принялись
рыть могилу под густыми ветвями столетнего дуба.
Когда могила была вырыта, отец первый поцеловал убитую, после него -
возлюбленные; потом один взял ее за ноги, другой за плечи и опустили в
могилу.
Оба встали на колени по краям могилы и прочитали молитвы по усопшей.
Потом они опять взялись за заступы и засыпали могилу.
Старик протянул Карлини руку.
"Благодарю тебя, сын мой, - сказал он, - теперь оставь меня одного".
"Но как же так..." - сказал тот.
"Оставь меня, я так хочу".
Карлини повиновался, подошел к товарищам, завернулся в плащ и скоро
заснул, по-видимому, так же крепко, как они.
Еще накануне было решено переменить стоянку.
За час до рассвета Кукуметто поднял свою шайку и приказал отправ-
ляться в путь.
Но Карлини не хотел уйти из леса, не узнав, что сталось с отцом Риты.
Он пошел к тому месту, где расстался с ним.
Старик висел на ветви дуба, осенявшего могилу его дочери.
Над телом отца и над могилой дочери Карлини поклялся отомстить за
обоих.
Но он не успел сдержать своей клятвы; два дня спустя он был убит в
стычке с римскими карабинерами.
Все удивлялись, что, хотя он стоял лицом к неприятелю, пуля попала
ему в спину.
Но когда один из разбойников припомнил, что Кукуметто был в десяти
шагах позади Карлини в ту минуту, когда тот упал, - удивляться переста-
ли.
В то утро, когда шайка покидала Фрозинонский лес, Кукуметто в темноте
последовал за Карлини, слышал его клятву и, как человек осмотрительный,
опередил его.
Об этом страшном атамане рассказывали еще много других не менее уди-
вительных историй.
Поэтому от Фонди до Перуджи все дрожали при одном имени Кукуметто.
Эти рассказы часто служили предметом беседы между Луиджи и Терезой.
Тереза дрожала от страха, но Вампа с улыбкой успокаивал ее, похлопы-
вая рукой по своему доброму ружью, так метко попадающему в цель; а если
она по успокаивалась, он указывал ей на ворона, сидевшего от них в ста
шагах на сухой ветке, прицеливался, спускал курок - птица падала мерт-
вой.
Между тем время бежало; молодые люди решили обвенчаться, когда Луиджи
минет двадцать лет, а Терезе - девятнадцать.
Оба они были сироты, и просить разрешения на брак им нужно было
только у своих хозяев; они обратились к ним с просьбою и получили согла-
сие.
Однажды, мечтая о будущем, они вдруг услышали выстрелы; потом из ро-
щи, возле которой они, как обычно, пасли свои стада, выскочил человек и
бросился в их сторону.
Подбежав ближе, он крикнул:
"За мною гонятся! Спрячьте меня!"
Молодые люди сразу догадались, что это разбойник, но между римским
крестьянином и римским разбойником существует врожденная приязнь, - пер-
вый всегда готов оказать услугу второму.
Вампа, не говоря ни слова, подбежал к камню, закрывавшему вход в их
пещеру, отвалил его, указал беглецу на это никому по ведомое убежище,
закрыл за ним вход и сел на свое прежнее место подле Терозьт.
Почти тотчас же четыре конных карабинера показались у опушки рощи;
трое, по-видимому, искали беглеца, а четвертый волочил за шею пойманного
разбойника.
Карабинеры быстрым взглядом окинули местность, увидели молодых людей,
галопом подскакали к ним и начали расспрашивать.
Те никого не видали.
"Досадно, - сказал начальник патруля, - тот, кого мы ищем, атаман".
"Кукумотто?" - невольно воскликнули в один голос Луиджи и Тереза.
"Да, - отвечал начальник, - а так как за его голову назначена награда
в тысячу римских скудо, то пятьсот из них достались бы вам, если бы вы
помогли нам поймать его"
Молодые люди переглянулись. У карабинера мелькнула надежда. Пятьсот
римских скудо составляют три тысячи франков, а три тысячи франков - это
целое состояние для двух сирот, собирающихся обвенчаться.
"Да, досадно, - отвечал Вампа, - но мы его не видали".
Карабинеры поскакали в разные стороны, но никого не нашли.
Потом, один за другим, они скрылись.
Тогда Вампа отвалил камень, и Кукуметто вышел из пещеры.
Он видел в щель гранитной двери, как молодые люди разговаривали с ка-
рабинерами; он догадался, о чем они толковали; он прочел на лице Луиджи
и Терезы твердую решимость не выдавать его. Вынув из кармана кошелек,
набитый золотом, он протянул им его.
Вампа горделиво поднял голову, но у Терезы разгорелись глаза, когда
она подумала, сколько можно купить драгоценностей и нарядов на это золо-
то.
Кукуметто был сущий дьявол, змей, принявший образ разбойника; он пе-
рехватил этот взгляд, угадал в Терезе достойную дочь Евы и, прежде чем
скрыться в роще, несколько раз оглянулся, как бы прощаясь со своими спа-
сителями.
Прошло несколько дней. Кукуметто больше не показывался, и о рем ниче-
го не было слышно.
Приближалось время карнавала. Граф Сан-Феличе решил дать большой кос-
тюмированный бал, на который было приглашено самое блестящее римское об-
щество.
Терезе очень хотелось посмотреть празднество. Луиджи упросил управля-
ющего позволить ому присутствовать на балу вместе с Терезой, замешавшись
в толпу слуг.
Граф затеял празднество, чтобы повеселить свою дочь Кармолу, в кото-
рой души не чаял.
Кармола была сверстницей Терезы и одного с нею роста, а Тереза красо-
той не уступала графской дочери.
В вечер празднества Тереза надела свой лучший наряд, вколола в при-
ческу самые дорогие булавки, повесила на шею самые сверкающие бусы. Она
была в костюме крестьянки из Фраскати.
Луиджи надел живописный праздничный костюм тосканских поселял.
Оба они, как было условленно, затерялись в толпе слуг.
Празднество отличалось необыкновенной пышностью. Не только графский
дом горел сотнями огней, но на всех деревьях парка висели пестрые фона-
рики. Поэтому многочисленные гости вскоре хлынули из богатых покоев на
террасы, а с террас в аллеи парка.
На каждом перекрестке играл оркестр, стояли столы со сластями и вина-
ми; гуляющие останавливались, составляли кадрили и танцевали, где взду-
мается.
Кармела была в костюме поселянки Сонино. Чепчик ее был расшит жемчу-
гом, золотые булавки сверкали алмазами, пояс из турецкого шелка, заткан-
ный крупными цветами, охватывал ее талию, рубашка и юбка были из кашеми-
ра, фартучек - из индийского муслина, пуговицами для корсажа служили
драгоценные камни.
Две ее подруги были одеты - одна поселянкой из Неттуно, другая из
Риччиа.
Четверо молодых людей из самых богатых и знатных семейств в Риме соп-
ровождали их с той чисто итальянской свободой обращения, равной которой
нет ни в одной другой стране; они тоже были наряжены поселянами - Альба-
но, Веллетри, Чивита-Кастеллана и Сора.
Нечего и говорить, что мужские костюмы, так же как и женские, искри-
лись золотом и каменьями.
Кармела пожелала составить кадриль из однородных костюмов, но не хва-
тало четвертой дамы.
Кармела оглядела толпу - ни одна гостья не была в подходящем наряде.
Граф Сап-Феличе указал ей на Терезу, стоявшую поодаль среди крестьян,
опираясь на руку Луиджи.
"Вы позволите, отец?" - спросила Кармела.
"Конечно, - отвечал граф, - ведь теперь карнавал!"
Кармела наклонилась к своему кавалеру и тихо сказала ему несколько
слов, указывая на молодую девушку. Молодой человек проследил за направ-
лением хорошенькой ручьи, поклонился в знак повиновения и отправился
приглашать Терезу на кадриль, составленную дочерью графа.
Румянец залил лицо Терезы. Она вопросительно взглянула на Луиджи; от-
казаться не было возможности. Луиджи медленно выпустил ее руку, и она,
дрожа всем телом, дала себя увести своему изящному кавалеру и заняла
место в господской кадрили.
Конечно, глазу художника точный и строгий костюм Терезы понравился бы
больше, чем платья Кармелы и ее подруг; но Тереза была девушка легкомыс-
ленная и тщеславная; вышитая индийская кисея, затканный турецким узором
пояс, пышный кашемир - все это ослепляло ее, а блеск сапфиров и алмазов
сводил с ума.
Но и в Луиджи зародилось новое, неведомое чувство: это была щемящая
боль, которая началась в сердце, а потом разлилась по жилам и охватила
все его тело. Он следил глазами за малейшими движениями Терезы и ее ка-
валера; когда они брались за руки, у него кружилась голова, кровь стуча-
ла в жилах, а в ушах раздавался словно колокольный звон. Когда они раз-
говаривали и Тереза скромно, потупив глаза, слушала речи своего кавале-
ра, Луиджи читал в пламенных взорах красивого юноши, что речи его -
восхваления; тогда ему казалось, что земля уходит у него из-под ног и
все голоса ада нашептывают ему о смерти и убийстве. Боясь поддаться бе-
зумию, он одной рукой хватался за зеленую изгородь, возле которой стоял,
а другою судорожно сжимал резную рукоятку кинжала, заткнутого за пояс,
сам не замечая, что то и дело почти вынимает его из ножен.
Луиджи ревновал! Он чувствовал, что может потерять тщеславную и само-
любивую Терезу.
А между тем Тереза, вначале робкая и испуганная, скоро оправилась от
смущенья. Мы уже сказали, что она была красавица. Этого мало, - она была
полна грации, той дикой грации, которая в тысячу раз пленительней нашей
жеманной и деланной грациозности.
Она стала царицей кадрили, и если она завидовала дочери графа Сан-Фе-
личе, то мы не смеем утверждать, что Кармела смотрела на нее не без рев-
ности.
Когда кадриль кончилась, изящный кавалер, рассыпаясь в комплиментах,
отвел ее на прежнее место, где ее ждал Луиджи.
Несколько раз во время кадрили Тереза взглядывала на него и видела
его бледное, страдальческое лицо. Раз даже перед ее глазами зловещей
молнией блеснуло лезвие кинжала.
Почти с трепетом взяла она под руку своего возлюбленного.
Кадриль имела большой успех, все гости просили повторить ее; одна
Кармела отказывалась; но граф Сан-Феличе так настойчиво просил ее, что
она в конце концов дала свое согласие.
Тотчас же один из кавалеров бросился приглашать Терезу, без которой
нельзя было составить кадриль; но она уже исчезла.
Луиджи, чувствуя, что не вынесет вторичного испытания, наполовину
уговорил, наполовину заставил Терезу перейти в другую часть сада. Тереза
нехотя повиновалась; но она видела по искаженному лицу Луиджи, по его
молчанию и судорожно вздрагивающей руке, что в нем происходит. Сама она
тоже была взволнована; и хоть она не сделала ничего дурного, по понима-
ла, что Луиджи вправе упрекнуть ее, - за что? - она не знала, но
чувствовала тем не менее, что этот упрек был бы заслужен.
Однако, к немалому удивлению Терезы, Луиджи молчал и за весь вечер не
произнес ни слова. Только когда вечерняя прохлада заставила гостей поки-
нуть сад и они перенесли танцы в комнаты, Луиджи, проводив Терезу до до-
му, сказал:
"Тереза, о чем ты думала, когда танцевала против молодой графини?"
"Я думала, - откровенно отвечала девушка, - что отдала бы полжизни за
такой наряд, как у нее".
"А что говорил тебе твой кавалер?"
"Он говорил мне, что от меня зависит иметь такой наряд и что для это-
го мне стоит только сказать слово".
"Он был совершенно прав, - сказал Луиджи. - Так ты хочешь иметь такой
наряд?"
"Да".
"Ты его получишь!"
Тереза удивленно подняла голову и хотела задать вопрос; но его лицо
было так мрачно и страшно, что слова замерли у нее на губах.
После этого Луиджи тотчас же ушел.
Тереза поглядела ему вслед. Когда он скрылся в темноте, она со вздо-
хом вошла в дом.
В ту же ночь приключилась беда: вероятно, по неосторожности слуг, за-
бывших погасить огни, вспыхнул пожар на вилле Сан-Феличе, во флигеле,
где помещались комнаты прелестной Кармелы. Проснувшись среди ночи, она
увидела пламя, вскочила с постели и, накинув на себя халат, бросилась к
двери; но коридор, который ей надо было пробежать, был уже охвачен ог-
нем. Тогда она вернулась в свою комнату, громко зовя на помощь. Вдруг ее
окно, находившееся на высоте двадцати футов от земли, распахнулось; в
комнату прыгнул крестьянский парень, схватил ее на руки и с нечеловечес-
кой силой и ловкостью вынес на лужайку; Кармела потеряла сознание. Когда
она пришла в себя, подле нее был ее отец. Кругом толпились слуги, напе-
рерыв стараясь оказать ей помощь. Весь флигель виллы сгорел; но кто ду-
мал об этом, раз Кармела была жива и здорова?
Ее спасителя искали всюду; но он не показывался. Спрашивали всех и
вся, но никто не видал его. Сама же Кармела была так взволнована, что не
успела разглядеть его лицо.
Граф был сказочно богат, и, если не считать опасности, которой под-
вергалась Кармела, пожар не причинил ему сколько-нибудь чувствительного
урона, тем более что чудесное спасение дочери казалось ему новой ми-
лостью провидения.
На другой день в обычный час Тереза и Луиджи встретились у опушки ле-
са. Луиджи пришел первый и радостно приветствовал Терезу; он, казалось,
совсем забыл о вчерашнем. Тереза была задумчива; но, видя Луиджи ласко-
вым и беззаботным, она тоже стала беспечно весела; впрочем, такой она
бывала всегда, если только какое-нибудь страстное желание не лишало ее
покоя.
Луиджи взял ее под руку, привел к пещере и остановился. Девушка, по-
нимая, что происходит что-то необыкновенное, пристально посмотрела на
него.
"Тереза, - сказал Луиджи, - вчера ты мне сказала, что отдала бы все
на свете, чтобы иметь такой наряд, как у дочери графа?"
"Да, - отвечала удивленная Тереза, - но это желание было легкомыслен-
но".
"А я тебе ответил: "Хорошо, ты его получишь".
"Да, - сказала молодая девушка, удивление которой возрастало с каждым
словом Луиджи. - Но ты, наверное, так ответил, чтобы сделать мне удо-
вольствие".
"Я никогда ничего не обещал тебе напрасно, Тереза, - сказал Луиджи с
гордостью. - Войди в пещеру и оденься".
С этими словами он отодвинул камень и показал Терезе пещеру, освещен-
ную двумя свечами, зажженными по бокам великолепного зеркала; на грубом
столе, сделанном руками Луиджи, лежали жемчужное ожерелье и бриллианто-
вые булавки; рядом, на стуле, лежал весь остальной наряд.
Тереза вскрикнула от радости и, даже не спросив, откуда взялся наряд,
даже не поблагодарив Луиджи, бросилась в пещеру.
Луиджи тотчас же завалил вход камнем, потому что на гребне невысокого
холма, заслонявшего ему вид на Палесттину, он заметил всадника, который
остановился, как бы выбирая дорогу. Всадник так отчетливо вырисовывался
на голубом небе, как только в южных далях вырисовываются предметы.
Увидев Луиджи, всадник поднял лошадь в галоп и подскакал к нему.
Луиджи не ошибся: всадник, ехавший из Палестины в Тиволи, сбился с
дороги.
Луиджи указал ему направление; но так как впереди дорога снова раз-
ветвлялась, то всадник, чтобы опять не заблудиться, попросил Луиджи про-
водить его.
Луиджи снял плащ, положил его на землю, перекинул свой карабин через
плечо и пошел подле всадника тем быстрым шагом горца, который сопернича-
ет с шагом лошади.
Через десять минут Луиджи и всадник добрались до перекрестка.
Тут юноша царственным движением протянул руку и указал на ту из трех
дорог, по которой всаднику следовало ехать:
"Вот ваша дорога, - сказал он. - Ваша милость теперь не заблудится".
"А вот твоя награда", - сказал всадник, протягивая молодому пастуху
несколько мелких монет.
"Благодарю, - сказал Луиджи, отдергивая руку, - я оказываю услуги, но
не продаю их".
"Если ты отказываешься от платы, - сказал всадник, по-видимому знаю-
щий разницу между угодливостью городских жителей и гордостью поселян, -
то, может быть, ты примешь подарок?"
"Это другое дело!"
"Так возьми эти два венецианских цехина и дай сделать из них серьги
для твоей невесты".
"А вы возьмите этот кинжал, - отвечал молодой пастух. - От Альбано до
Чивита-Кастеллапа вам не найти рукоятки с лучшей резьбой".
"Я принимаю твой подарок, - сказал всадник. - Но теперь я у тебя в
долгу: ведь этот кинжал стоит дороже двух цехинов".
"Если его купить; но я сам его делал, и мне он стоит не больше пиаст-
ра".
"Как тебя зовут?" - спросил всадник.
"Луиджи Вампа, - отвечал пастух с таким видом, словно сказал: Алек-
сандр Македонский. - А вас как?"
"Меня зовут Синдбад-Мореход", - отвечал всадник".
Франц д'Эпине удивленно вскрикнул.
- Синдбад-Мореход? - переспросил он.
- Да, - отвечал рассказчик, - так он назвал себя.
- А что? Чем вам не правится это имя? - вмешался Альбер. - Очень кра-
сивое имя, и, признаюсь, приключения настоящего Синдбада меня когда-то
очень занимали.
Франц промолчал. Имя Синдбад-Мореход, по очень понятным причинам,
пробудило в нем целый рой воспоминаний.
- Продолжайте, - сказал он хозяину.
- Вампа небрежно сунул в карман два цехина и медленно повернул обрат-
но. Когда он был всего в трехстах шагах от пещеры, ему послышались кри-
ки.
Он замер, прислушиваясь.
Через секунду он ясно расслышал свое имя.
Крики доносились со стороны пещеры.
Он ринулся вперед, как серна, на бегу заряжая ружье, и в два прыжка
достиг вершины холма.
Здесь крики долотами еще явственнее.
Он посмотрел вниз: какой-то мужчина похищал Торезу, как кентавр Песс
похитил Дсяниру.
Похититель бежал к лесу и уже прошел три четверти пути, отделявшего
лес от пещеры.
Вампа глазом измерил расстояние; между ним и похитителем было по
меньшей мере двести шагов; Вампа понял, что тот скроется с Терезой в ле-
су раньше, чем он успеет догнать его.
Молодой пастух словно прирос к месту. Он вскинул ружье, медленно на-
вел дуло, прицелился и спусти я курок.
Похититель вдруг остановился; колени его подогнулись, и он упал, ув-
лекая вместе с собой Терезу.
Но Тереза сейчас же вскочила на ноги; похититель остался лежать; он
бился в предсмертных судорогах.
Вампа бросился к Терезе; отобежав шагов десять от умирающего, она
упала на колени; у Луиджи мелькнула ужасная мысль, что пуля, поразившая
насмерть его врага, задела и его невесту.
К счастью, этого не случилось; только пережитый испуг отнял силы у
Терезы. Удостоверившись, что она невредима, Вампа подошел к раненому.
Тот уже испустил дух; кулаки его были судорожно сжаты, рот искривлен,
волосы всклокочены и влажны от предсмертного пота.
Глаза его были открыты и все еще грозны.
Вампа узнал в убитом Кукуметто.
С того дня, как молодые люди спасли разбойника, он влюбился в Терезу
и поклялся, что девушка будет принадлежать ему. Он неустанно подстерегал
ее; воспользовавшись тем, что Луиджи оставил ее одну, чтобы указать до-
рогу всаднику, он похитил девушку и уже считал ее своею, как вдруг пуля,
пущенная меткой рукой Вампы, пробила ему сердце.
Вампа смотрел на него и ни малейшее волнение не отражалось на его ли-
це, тогда как Тереза, все еще трепещущая, едва осмеливалась подойти к
трупу и боязливо глядела на него через плечо своего возлюбленного.
Вампа обернулся к ней.
"Я вижу, ты уже одета, - сказал он. - Теперь моя очередь заняться ту-
алетом".
Тереза и в самом деле с ног до головы была одета в паряд дочери графа
Сан-Феличе.
Вампа поднял труп Кукуметто и отнес его в пещеру, но на этот раз Те-
реза уже не вошла.
Если бы в эту минуту проехал еще всадник, то он увидел бы странное
зрелище: девушку, пасущую стадо в кашемировом платье, в серьгах и жем-
чужном ожерелье, с бриллиантовыми булавками в волосах и рубиновыми пуго-
вицами на корсаже.
Он, несомненно, решил бы, что перенесся во времена Флориапа и, воро-
тясь в Париж, стал бы уверять, что видел Альпийскую Пастушку у подножия
Сабипских гор.
Через четверть часа Вампа вышел из пещеры. Он был одет с неменьшим
щегольством, чем Тереза.
На нем был камзол из гранатового бархата, с чеканными золотыми пуго-
вицами, шелковый вышитый жилет, римский шейный таток, зеленый с красным
шелковый пояс, затканный золотом, бархатные голубые штаны до колен, с
бриллиантовыми пряжками, замшевые гетры с пестрым узором и шляпа, на ко-
торой развевались ленты всех цветов. У пояса висели двое часов, а за по-
яс был заткнут великолепный кинжал.
Тереза вскрикнула от восхищения. Вампа в костюме Кукуметто напоминал
картину Леопольда Робера или Шнеца.
Заметив, какое впечатление он произвел на свою невесту, он гордо
улыбнулся.
"Готова ли ты разделить мою судьбу, какая бы она ни была?" - спросил
он ее.
"Да!" - воскликнула Тереза.
"И ты всюду пойдешь за мной?"
"Хоть на край света!"
"Тогда давай руку и пойдем: нельзя терять времени".
Девушка подала руку своему возлюбленному, не спрашивая даже, куда он
ее ведет. В эту минуту он казался ей прекрасным, гордым и всесильным,
как божество.
Они направились к лесу и через несколько минут скрылись за деревьями.
Нечего и говорить о том, что Вампа знал все тропинки в горах; он все
дальше углублялся в лес, не колеблясь ни одной секунды, хотя там не было
ни одной протоптанной тропинки, и он распознавал дорогу по кустам и де-
ревьям, так шли они часа полтора.
Наконец, они забрались в самую чащу леса. Высохшее русло вело в тем-
ное ущелье. Вампа пошел по этой нехоженой дороге, вившейся глубоко между
двумя берегами и затененной густыми ветвями сосен; если бы не отлогий
спуск, ее можно было принять за тропу в Аверн, о которой говорит Верги-
лий.
Тереза, снова оробевшая в этом диком и пустынном месте, молча жалась
к своему проводнику, но так как она видела, что он идет ровным шагом и
лицо его спокойно, она нашла в себе силу скрыть свою тревогу.
Вдруг в десяти шагах от них из-за дерева вышел человек и навел на Лу-
иджи ружье.
"Ни шагу дальше, - крикнул он, - не то убью!"
"Брось! - сказал Вампа, пренебрежительно подняв руку, между тем как
Тереза, не скрывая больше своего страха, вся дрожа, прижималась к нему.
- Разве волки грызутся между собой?"
"Кто ты такой?" - спросил часовой
"Я - Луиджи Вампа, пастух из поместья Сан-Феличе".
"Что тебе нужной"
"Мне нужно поговорить с твоими товарищами на прогалине Рокка-Бианка".
"Так ступай за мной, - отвечал часовой, - или, лучше, ступай вперед,
коли знаешь куда".
Вампа презрительно улыбнулся, вышел вперед вместе с Терезой и продол-
жал свой путь тем же твердым и спокойным шагом, каким шел до сих пор.
Через пять минут разбойник велел им остановиться.
Они повиновались.
Разбойник три раза прокаркал по-вороньи.
В ответ раздалось такое же карканье.
"Так, - сказал разбойник. - Теперь можешь идти дальше".
Луиджи и Тереза пошли дальше.
Но по мере того как они подвигались вперед, Тереза все крепче прижи-
малась к своему возлюбленному: в самом деле между деревьями замелькали
ружейные стволы.
Прогалина Рокка-Бианка находилась на вершине небольшой горы, которая,
вероятно, некогда была вулканом, потухшим еще прежде, чем Ромул и Рем
покинули Альбу и построили Рим.
Тереза и Луиджи взобрались на вершину и очутились лицом к лицу с дву-
мя десятками разбойников.
"Этот парень вас ищет, он хочет поговорить с вами", - сказал часовой.
"Что же он хочет нам сказать?" - спросил разбойник, заменявший атама-
на во время его отлучки.
"Хочу сказать, что мне надоело быть пастухом", - сказал Вампа.
"А, понимаю, - сказал помощник атамана, - и ты пришел проситься к
нам!"
"Милости просим!" - закричали разбойники из Феррузино, Пампинары и
Апаньи, узнавшие Луиджи.
"Да, только я хочу быть не просто вашим товарищем"
"А чего же ты хочешь?" - спросили с удивлением разбойники.
"Я хочу быть вашим атаманом", - отвечал Луиджи Вампа.
Разбойники разразились смехом
"А что ты сделал, чтобы заслужить такую честь?" - спросил помощник
атамана.
"Я убил Кукуметто, вот на мне его наряд, и я поджег виллу Сап-Феличо,
чтобы подарить подвенечное платье моей невесте".
Через час Луиджи Вампа выбрали атаманом вместо Кукуметто.
- Милый Альбер, - сказал Франц, обращаясь к своему другу, - какого вы
теперь мнения о синьоре Луиджи Вампа?
- По-моему, это миф, - отвечал Альбер, - он никогда не существовал.
- А что такое миф? - спросил Пастрини.
- Слишком долго объяснять, любезный хозяин, - отвечал Франц. - Так вы
говорите, что синьор Вампа промышляет теперь в окрестностях Рима?
- И с такой дерзостью, какой еще не проявлял ни один разбойник.
- И полиция тщетно пытается его изловить?
- Что поделаешь! Он дружит и с пастухами в долине, и с тибрскими ры-
баками, и с береговыми контрабандистами. Его ищут в горах, а он на реке;
его преследуют на реке, а он выходит в открытое море; а потом, вдруг,
когда думают, что он бежал на остров Джильо, Джаннутри или Монте-Кристо,
он снова появляется в Альбано, в Тиволи или в Риччии.
- А каково его обращение с путешественниками?
- Очень простое. Смотря по дальности расстояния от города, он дает им
либо восемь, либо двенадцать часов, либо сутки сроку, чтобы внести вы-
куп. Потом, по истечении срока, дает еще час отсрочки. В шестидесятую
минуту этого часа, если деньги не выплачены, он пускает пленнику пулю в
лоб или всаживает ему кинжал в грудь, вот вам и весь сказ!
- Ну как, Альбер, - спросил Франц, - вам все еще хочется ехать в Ко-
лизей по наружным бульварам?
- Разумеется, - отвечал Альбер, - если эта дорога живописнее.
В эту минуту пробило девять часов. Дверь отворилась, и вошел кучер.
- Экипаж подан, ваша милость, - сказал он.
- В таком случае едем в Колизей, - сказал Франц.
- Через ворота дель-Пополо, ваша милость, или улицами?
- Улицами, черт возьми, улицами! - воскликнул Франц.
- Друг мой! - сказал Альбер, вставая и закуривая третью сигару. -