– Вы закончили?
– Похоже, что так.
– Теперь поговорим о еврейской вонючке.
– А что такое?
– Как я уже говорил, он просто золотая россыпь.
– Полагаю, без историй болезней своих пациентов он немного стоит.
– Ошибаетесь, – возразил Луис. – Как я уже сообщал Армбрустеру, до того момента, когда он стал для вас помехой, у нас тоже есть врачи. Специалисты всех областей медицины, включая тех, которые занимаются моторикой и, как вам нравится это называть, «управлением механизмом памяти с помощью внешнего воздействия» – я специально запомнил. Это просто новый вид пушки у вашего виска, только после выстрела не будет крови.
– Похоже, это что-то интересное.
– Можете поспорить на свой загородный клуб. Мы собираемся перевезти нашего еврея в одно место в Пенсильвании, что-то типа частной лечебницы для состоятельных людей, где они проходят реабилитацию от алкогольной или наркотической зависимости, думаю, вы понимаете?
– Пожалуй, да. Там самое передовое оборудование, превосходный обслуживающий персонал, хорошо охраняемая территория.
– Конечно, вы все это знаете. Такие, как вы, часто там оказываются…
– Продолжайте, – перебил адвокат, взглянув на свой золотой «Ролекс», – у меня мало времени.
– Не торопитесь. По словам моих специалистов – я намеренно использую слово «мои» – по заранее составленному расписанию, скажем, через каждые четыре или пять дней, новый пациент «отправляется на луну» – Бог свидетель, они сами так говорят, я ничего не придумываю. Между этими сеансами к нему относятся как нельзя лучше, правильно кормят, проводят процедуры, заставляют много спать, ну и так далее… Мы должны заботиться о своем здоровье, так, avvocato?
– Некоторые из нас регулярно играют в сквош.
– Ха, простите меня, мистер Парк Авеню Манхэттен, но мне сквош заменяет перец зуччини, и я его ем.
– Иногда языковые и культурные различия дают о себе знать, не так ли?
– Да, не могу с вами не согласиться, Consigliere. [62]
– Это естественно. Правда, мой титул – всего лишь адвокат.
– Дайте мне время. Он может превратиться в Consigliere.
– Луис, у нас не настолько длинные жизни. Вы продолжите или я пойду?
– Продолжу, господин адвокат … Так вот, каждый раз, когда, как говорят мои специалисты, эта еврейская вонючка отправляется на луну, он находится в отличной форме, понимаете?
– Периодические ремиссии – по-моему, это нормально. Впрочем, я не врач.
– Не знаю, о чем вы там сейчас говорили, но я тоже не врач, поэтому поверю моим специалистам на слово. Получается, что, каждый раз, когда его отправляют в путешествие, его разум и память превосходно работают, и ему начинают скармливать одно имя за другим. Многие, может быть, большинство не вызовут никакой реакции, но время от времени одно вызовет, а потом еще одно, и еще. По каждому такому имени они начинают то, что называется зондированием – выуживают кусочки информации, достаточные, чтобы составить приблизительный портрет пациента, о котором он говорит, – и достаточные, чтобы до смерти напугать мерзавца, когда до него доберутся. Не забывайте, что времена сейчас тяжелые, а этот Hebe [63] врачует самых жирных котов Вашингтона, в том числе и из правительства. Что вы на это скажете, господин адвокат?
– Это действительно интересно, – медленно ответил гость, изучающе глядя на крестного отца. – Конечно, его медицинские карты были бы гораздо предпочтительнее.
– Что ж, да, как я уже говорил, мы над этим работаем, но это займет какое-то время. А это можно сделать прямо сейчас,immediato. [64] Он будет в Пенсильвании через пару часов. Хотите заключить сделку? Со мной?
– Насчет чего? Того, чего у вас нет и, вероятно, никогда не будет?
– Эй, бросьте, кто я, по-вашему?
– Уверен, вам не понравится, если я скажу…
– Прекратите. Допустим, через день-другой, или через неделю, мы встречаемся, и я даю вам список имен, которые могут вас заинтересовать, по каждому из которых нам что-то известно – или, скажем, будет вскоре известно. Вы выбираете одно-два имени, или не выбираете вообще, ведь вы ничего не теряете. Никто ничего не узнает, потому что это наша личная сделка. Кроме моего специалиста и его ассистента никто не участвует, а они вас не знают, так же как вы не знаете их.
– Сделка на стороне, да?
– Можно и так сказать. В зависимости от информации я установлю стоимость. Миллион-другой, или двадцать, или вообще бесплатно, кто знает? Все будет по-честному, потому что я хочу продолжать вести с вами дела, capisce?
– Занятное предложение.
– Знаете, что говорит мой специалист? Мы могли бы открыть сеть загородных домов отдыха, как он выразился. Сцапать дюжину вонючек со связями в правительстве, например, в Сенате или даже Белом Доме…
– Понимаю, – перебил адвокат, поднимаясь с кресла, – но мне пора… Составьте мне список, Луис.
Гость направился к небольшой отделанной мрамором прихожей.
– Надеюсь, вы не принесли с собой никаких адских машинок, Signor Avvocato ? – спросил мафиози, тоже поднимаясь с дивана.
– Чтобы порадовать детекторы у вас в дверях?
– Эй, вы же понимаете, мир снаружи так жесток.
– Спасибо, что открыли мне глаза.
Адвокат с Уолл-стрит ушел, и, как только за ним захлопнулась дверь, Луис бросился через всю комнату к инкрустированному столу в стиле королевы Анны и буквально вцепился во французский телефон из слоновой кости – как обычно, пару раз свалив высокий тонкий аппарат, прежде чем взять трубку одной рукой, а другой набрать номер.
– Проклятый телефон, – бормотал он. – Черт бы побрал этого декоратора!..Mario?
– Привет, Лу, – произнес приятный голос человека, который находился в Нью-Рошель. – Ты ведь звонишь поздравить Энтони с днем рожденья, так?
– Кого?
– Моего мальчика, Энтони. Ему сегодня пятнадцать исполняется, ты что, забыл? Вся семья собралась в саду, нам только тебя не хватает, кузен. И видел бы ты мой сад в этом году, Лу. Я просто художник.
– И, возможно, кое-кто еще.
– Не понял?
– Купи Энтони подарок, а мне пришли счет. Ему уже пятнадцать, так что купи шлюху. Он готов к взрослой жизни.
– Лу, это слишком. Есть и другие вещи…
– Есть только одна вещь, Марио, и я хочу услышать правду из твоих уст, или мне придется их у тебя вырезать!
В Нью-Рошель возникла небольшая пауза, пока палач с приятным голосом не заговорил вновь.
– Я не заслуживаю такого обращения, cugino.
– Это как сказать. Из дома того генерала в Манассасе пропала книга, очень ценная книга.
– Значит, они уже обнаружили пропажу?
– Проклятье! Это ты ее взял?
– Я, Лу. Хотел подарить ее тебе, но потерял.
– Ты потерял ее? Каким образом, ты что, в такси ее оставил?
– Нет, я спасал свою шкуру. Этот маньяк с фейерверками, как его, Вебб, разрядил в меня обойму у выезда из поместья. Он меня ранил, я упал, и чертова книга вылетела у меня из рук – а тут как раз полиция подъехала. Он схватил ее, а я на всех парах побежал к забору.
– Так она у Вебба?
– Получается, что так.
– Святые угодники!..
– Еще что-нибудь, Лу? Мы собираемся зажечь свечи на торте.
– Да, Марио, ты можешь понадобиться мне в Вашингтоне – надо разобраться с одним человеком без ноги, но с книгой.
– Эй, минутку, cugino, ты знаешь мои правила. Месяц отдыха между деловыми поездками. Сколько я был в Манассасе? Шесть недель? А прошлым маем в Ки Уэст – три, почти четыре недели? Мне некогда позвонить, некогда написать открытку – нет, Лу, месяц. У меня есть обязательства перед Энджи и детишками. Я не хочу быть родителем на расстоянии; им надо показывать пример, понимаешь?
– У меня Оззи Нельсон вместо кузена, – Луис с силой бросил телефон на стол, и тут же вновь его поднял; на хрупкой трубке слоновой кости появилась трещина.
– Лучший убийца в нашем деле, но какой же кретин, – бормотал крестный отец, вновь яростно набирая номер. Когда подняли трубку на другом конце линии, тревога и злоба пропали из его голоса – их нельзя было услышать, но они не исчезли.
– Привет, Фрэнки, дорогой, как поживает мой дружок?
– О, привет, Лу, – раздался журчащий, немного нерешительный томный голос из дорогой квартиры в Гринвич Вилледж. – Можно, я перезвоню тебе через пару минут. Я сейчас сажаю маму в такси, она уезжает в Джерси. Хорошо?
– Конечно, милый. Жду.
Маму? Вот проститутка! Il pinguino! Луис подошел к украшенному зеркалами мраморному бару, где выше бутылок виски летали розовые ангелы в стиле Лалика. Он наполнил стакан и сделал несколько глотков, которые его немного успокоили. Зазвонил телефон, встроенный в бар.
– Да, – сказал он, аккуратно взяв хрустальную трубку.
– Это Фрэнки, Лу. Я попрощался с мамой.
– Ты молодец, Фрэнки. Не забываешь свою маму.
– Никогда не забываю, Лу. Ты меня этому научил. Ты сказал, что устроил своей матери самые пышные похороны в Восточном Хартфорде.
– Да, я снял целую чертову церковь.
– Это просто замечательно.
– Давай займемся еще кое-чем замечательным, лады? Сегодня был такой бурный день, Фрэнки, понимаешь меня?
– Конечно, Лу.
– Вот и отлично. Мне нужно немного расслабиться. Приезжай ко мне, Фрэнки.
– Лечу так быстро, как едет такси, Лу.
Prostituto! Для Болтуна Фрэнки это будет его последняя встреча.
Элегантно одетый адвокат прошел по улице два квартала на юг и один квартал на восток, где его ждал лимузин у подъезда другого впечатляющего особняка на Бруклин Хайтс. Коренастый водитель средних лет приветливо болтал с одетым в форму швейцаром, с которым уже успел неплохо познакомиться. Увидев хозяина, водитель быстро подошел к задней двери лимузина и открыл ее. Через несколько минут они уже двигались в потоке машин в сторону моста.
В тишине салона лимузина адвокат расстегнул свой пояс из крокодильей кожи, надавил на нижний и верхний ободки пряжки, и между его ног выпала маленькая коробочка. Он взял ее и застегнул ремень.
Держа картридж так, чтобы на него падал свет через тонированные стекла машины, он внимательно осмотрел миниатюрный диктофон, включавшийся голосом. Это было замечательное устройство, достаточно маленькое и с механизмом, выполненным из пластика, что позволяло проносить его незамеченным через самые современные детекторы. Адвокат подался вперед и заговорил с водителем.
– Вильям?
– Да, сэр, – водитель посмотрел в зеркало заднего обзора и увидел протянутую руку хозяина; он взял то, что в ней лежало.
– Будь добр, отвези это домой и все перепиши на кассету.
– Слушаюсь, господин майор.
Юрист с Манхэттена откинулся назад на сиденье, улыбаясь про себя. Теперь он получит от Луиса все, что угодно. У мафии не принято заключать сторонние сделки, затрагивающие интересы всей семьи, не говоря уже о том, что Луис признался в своей не совсем традиционной ориентации.
Моррис Панов сидел с завязанными глазами на переднем сиденье седана, рядом со своим охранником, его руки были не туго, практически только для видимости, связаны, как будто мафиози считал, что выполняет излишние распоряжения. Они в молчании ехали уже почти полчаса, когда охранник заговорил.
– Кто такой этот пара-о-донтолог? – спросил он.
– Челюстно-лицевой хирург, врач, обученный лечить заболевания зубов и десен в ротовой полости пациента.
Тишина. Семь минут спустя:
– А что за заболевания?
– Любые, от инфекций и удаления зубного нерва до более сложного хирургического вмешательства, обычно совместно с онкологом.
Тишина. Четыре минуты спустя:
– А зачем этот последний, как его, «около» кто-то?
– На случай рака челюсти. Если вовремя заметить, болезнь можно остановить, просто удалив часть кости… Если же запустить, придется расстаться со всей челюстью.
Панов почувствовал, как машину слегка занесло, когда водитель на мгновение потерял контроль.
Тишина. Через полторы минуты:
– Что, со всей челюстью целиком? Это же пол-лица!
– Либо так, либо придется целиком расстаться с жизнью.
Через полминуты:
– Думаете, у меня что-то похожее?
– Я врач, а не распространитель слухов. Я просто заметил симптомы, я не проводил диагностику.
– Так, черт возьми, проведите эту вашу, как вы сказали?!
– Но я не специалист в этой области.
– Проклятье! Но вы же врач, ведь так? Я хочу сказать, настоящий врач, а не fasullo, [65] который называет себя врачом, но у которого нет ни одного настоящего диплома.
– Если вы хотите знать, закончил ли я медицинский институт, тогда да, я именно такой врач.
– Так осмотрите меня!
– Не могу. У меня глаза завязаны.
Неожиданно Панов почувствовал, как здоровая ручища охранника схватила его за голову и содрала повязку. Полутемный салон автомобиля ответил на вопрос, интересовавший Мо: «Как можно ехать в машине с пассажиром, у которого завязаны глаза?» Это не было проблемой при езде в такой машине – за исключением ветрового стекла, окна были не просто тонированы, они были практически черные, а значит, снаружи они просто черные. То есть нельзя разглядеть, что происходит внутри.
– Давайте, осматривайте! – не отрывая глаз от дороги, мафиози неуклюже наклонил свою большую голову к Панову; он обнажил зубы, словно ребенок, строящий зверские рожи зеркалу, и снова крикнул: – Так что вы видите?!
– Здесь слишком темно, – ответил Мо, увидев через переднее стекло именно то, что ему было нужно: они ехали по проселочной дороге, такой узкой и проселочной, хуже которой могла быть только просто грязь. Куда бы его ни везли, его везли туда кружным путем.
– Так откройтечертово окно! — взвился охранник, все еще неестественно выгибая шею и стараясь не спускать глаз с дороги; его поза с разинутым ртом напоминала карикатурное изображение кита, которого тошнит. – И не вздумайте ничего скрывать. Я сломаю этому гаденышу все пальцы! Будет делать операции локтями!.. Говорил ведь своей дуре сестре, что не будет из этого мозгляка толку. Все время читает книжки, на улицу не показывается, понимаете, о чем я?
– Если вы на мгновение прекратите орать, я смогу вас осмотреть, – сказал Панов, опустив стекло со своей стороны, за которым проносились лишь деревья и плотный подлесок наполовину заброшенной дороги, которую и найти-то, пожалуй, было можно не на каждой карте.
– Так, посмотрим, – продолжал Мо, поднимая свои не туго связанные руки к лицу мафиози, но глядя на дорогу впереди. – О, Боже мой! – закричал он.
– Что там такое? – заорал охранник.
– Гной. Гнойники повсюду. На нижней и верхней челюсти. Очень плохой знак.
– О, Господи! – машина резко вильнула, но все-таки не так сильно, как было нужно Мо.
Огромное дерево. Впереди. На левой стороне этой пустынной дороги! Моррис Панов протянул свои связанные руки к рулю, привстал с сиденья и крутанул баранку влево. За секунду до того, как машина врезалась в дерево, он отскочил вправо и успел сгруппироваться.
Удар был чудовищным. Осколки стекла и искореженный металл смешались со струями пара, вырывавшимися из развороченных цилиндров, а горящие ручейки вязкого масла потекли к бензобаку. Охранник стонал и был практически без сознания, его лицо заливала кровь. Панов выволок его из разбитой машины и оттащил в траву как можно дальше, насколько хватило сил, и тут рванул бензобак.
В густой влажной траве, немного придя в себя, но все еще ощущая страх, Мо освободил руки от повязки и вытащил из лица своего охранника осколки стекла. Потом он проверил, целы ли у того кости – подозрение вызывали правая рука и левая нога – и с помощью канцелярского набора, стянутого из гостиницы, названия которой он никогда не слышал, и который он вынул из кармана итальянца, Панов написал ручкой свое заключение. Кроме того, он обнаружил пистолет – марку он определить не смог – но тот был слишком большим и тяжелым для его кармана, да и пояс провисал под его тяжестью.
Хватит. У врачей тоже есть пределы.
Панов обыскал одежду охранника, удивившись количеству денег – около шести тысяч долларов – и набору водительских удостоверений – пять разных удостоверений из пяти штатов. Он забрал деньги и удостоверения, чтобы передать Алексу Конклину, но не тронул оставшегося содержимого кошелька итальянца. Там лежали фотографии семьи, детей, внуков и другой родни – где-то среди них был молодой хирург, которого за деньги засунули в медицинский институт.
– Ciao, amico, [66] – мысленно произнес Мо, на четвереньках выбрался на дорогу, встал на ноги и начал приводить в порядок свою одежду, стараясь, по возможности, вернуть ее в такое состояние, чтобы она внушала доверие.
Здравый смысл говорил ему, что следует продолжать идти на север, куда ехала машина; возвращаться на юг было не только бесполезно, но и просто опасно. Неожиданно, его поразила одна мысль.
Бог ты мой! Неужели я это сделал?
Он начал дрожать, но его натренированная часть сознания говорила ему, что это просто посттравматический стресс.
Черт побери, ну ты и осел. Это был не ты!
Он направился вперед, и все шел и шел. Это был даже не проселок – просто заброшенная дорога. Нигде не было видно никаких признаков цивилизации: ни одного следа автомобиля, никаких построек – даже развалин старой фермы – или хотя бы примитивной каменной стены, которая могла указала на то, что здесь хотя бы ступала нога человека. Мо проходил милю за милей, борясь с последствиями наркотического истощения. А сколько же прошло времени? У него отобрали часы, которые в маленьком окошке показывали день недели и дату, так что он не имел ни малейшего понятия о том, который был час, и сколько времени минуло с того момента, когда его похитили из госпиталя Вальтера Рида. Ему нужно найти телефон. Нужно связаться с Алексом Конклином! Вскоре должно что-то произойти!
И оно произошло.
Он услышал нарастающий шум двигателя и обернулся. С юга на большой скорости приближался красный автомобиль – он просто летел, как будто педаль газа вдавили в пол. Панов энергично замахал руками, сигнализируя, что ему нужна помощь. Никакого эффекта; силуэт машины пронесся мимо него… потом, к его радостному удивлению, в воздух поднялась туча пыли, и раздался визг тормозов. Автомобиль остановился! Он бросился бежать вперед, покрышки заскрипели, и машина дала задний ход. Он вспомнил слова матери, которая не уставала их ему повторять, когда он еще был мальчишкой из Бронкса:
– Всегда говори только правду, Моррис. Это защита, которую нам послал Господь, чтобы мы оставались благочестивыми.
Панов не был готов подписаться под таким заявлением, но иногда он чувствовал, что такой подход помогает общению с окружающими. Похоже, сейчас как раз такой случай. Немного запыхавшись, он подошел к опущенному стеклу со стороны пассажирского сиденья красной машины. Мо взглянул внутрь на женщину, сидевшую за рулем – это была блондинка с волосами цвета платины лет тридцати пяти, с сильно накрашенным лицом и объемным бюстом, заключенным в кофточку с таким вырезом, который больше соответствовал порнофильму, чем богом забытой дороге в Мэриленде. Несмотря на это, слова матери снова зазвучали у него в голове, и он сказал правду.
– Мадам, я понимаю, что выгляжу довольно потрепанно, но, уверяю вас, это только внешняя сторона. Я врач, и я оказался в аварии…
– Садитесь, умоляю вас!
– Большое вам спасибо.
Как только Мо закрыл дверь, женщина сменила передачу, набрала максимальную скорость, и машина практически взлетела над дорогой.
– Похоже, вы торопитесь, – заметил Панов.
– На моем месте вы бы тоже торопились, приятель. Где-то позади мой муженек ремонтирует свой грузовик, чтобы ехать за мной!
– Да что вы?
– Тупой придурок! Он три недели в месяц колесит по стране и по дороге не пропускает ни одной потаскухи, а стоит ему узнать, что я тоже немного позабавилась, как он начинает сходить с ума.
– О, мне так жаль.
– Вам будет еще и не так жаль, если он нас догонит.
– Прошу прошения?
– Вы правда врач?
– Да.
– Что ж, это хорошо.
– Прошу прощения?
– Вы в состоянии сделать аборт?
Моррис Панов закрыл глаза.
[67]
– Она могла вполне обойтись без этого публичного афиширования.
– Согласен.
– Алекс что-нибудь говорил про Мо Панова?
– Вашего друга-врача?
– Да.
– Боюсь, что нет.
– Проклятье!
– Позволю себе дать вам совет – сейчас вам следует больше думать о себе.
– Понимаю.
– Вы заберете машину?
– А стоит?
– Честно говоря, на вашем месте я бы не стал. Хотя и маловероятно, но это может навести их на мой след. А это уже риск, правда небольшой.
– Я тоже об этом подумал. Поэтому купил схему метро. Буду пользоваться подземкой… Когда вам можно снова позвонить?
– На объезд аэропортов потребуется четыре или пять часов. Как объяснил наш святоша, ваша жена могла вылететь из нескольких разных пунктов. Потребуется время, чтобы получить все эти списки пассажиров.
– Обращайте особое внимание на рейсы, которые прибывают завтра рано утром. Она не сможет подделать паспорт, она не знает, как это делается.
– По словам Алекса, Мари Элизу Сен-Жак нельзя недооценивать. Он даже заговорил по-французски. Сказал, что она formidable. [68]
– Она способна свалиться на вас ниоткуда, это верно.
– Qu’est-ce que c’est? [69]
– Она очень изобретательна, скажем так.
– А вы что будете делать?
– Пойду в метро. Уже темнеет. Позвоню вам после полуночи.
– Bonne chance.
– Merci. [70]
Борн вышел из телефонной будки, уже зная, что предпримет дальше, и заковылял вниз по набережной – повязка вокруг колена не давала ему забыть о том, что он изображает инвалида. Около Тюильри была станция метро, оттуда он доехал до Гавр-Комартен и пересел на пригородный поезд северного направления, который мимо базилики Сен-Дени следовал до Аржентоля. Аржентоль, город, основанный в Темные века двенадцать столетий назад Карлом Великим ради монахинь, теперь, спустя столько времени, стал центром доставки сообщений для жестокого убийцы, таинственному мужчине, странствующему по кровавым полям со смертоносным оружием, радуясь и воспевая жестокость под покровом религии.