Левая рука и правая нога capo subordinato были в гипсе. Он лежал на кровати в опустевшей палате Лэнгли, опустевшей после того как дэ-це-эр велел всему медицинскому персоналу уйти из зоны слышимости ради их же безопасности. И без того пухлое лицо мафиози стало еще больше из-за опухолей вокруг глаз и распухших губ – таковы были последствия удара головой о приборную доску, когда Мо Панов направил машину в мэрилендский дуб. Он поднял глаза на Холланда, потом перевел тяжелый взгляд на Александра Конклина, сидевшего на стуле и вертевшего в нервных руках неизменную трость.
– Вы не имеете права, мистер Большая Шишка, – мрачно ответил мафиози, – потому что права есть у меня – понимаете, о чем я?
– У доктора тоже были права, а ты их нарушил – Боже правый, как ты их нарушил!
– Я не обязан говорить без своего адвоката.
– А где, черт возьми, был адвокат Панова? – вскричал Алекс, ударив тростью в пол.
– Система работает не так, – протестовал пациент, пытаясь негодующе поднять брови. – Кроме того, я был добр к доку. А он воспользовался моей добротой, да поможет мне Бог!
– Да ты просто смешон, – сказал Холланд. – Как карикатура. Здесь нет адвокатов, linguine, только мы трое. И торпедный корпус в твоей ближайшей перспективе.
– Чего вы от меня хотите? – вскричал мафиози. – Что я знаю? Я просто делаю, что мне велят, как делал мой старший брат – да покоится он с миром – и мой отец – да покоится он тоже с миром – и, возможно, его отец тоже, о котором я ничего не знаю.
– У вас это семейное, – заметил Конклин. – Паразиты никогда не покидают свою кормушку.
– Эй, попридержи язык: ты говоришь о моей семье, и это не следует делать, о чем бы, мать твою, ты ни говорил.
– Мои извинения вашей родословной, – добавил Алекс.
– А мы как раз в твоей семье и заинтересованы, Оги, – вставил дэ-це-эр. – Оги, верно? Это имя было на одном из пяти водительских удостоверений, и нам оно показалось наиболее правдоподобным.
– Ну, вы не так уж умны, мистер Большая Шишка! – выплюнул обездвиженный пациент сквозь распухшие губы. – Ни одно из тех имен мне не принадлежит.
– Ну, должны же мы тебя как-то называть, – сказал Холланд. – Надо же будет вырезать твое имя на корпусе торпеды в Хаттерасе, чтобы какой-нибудь гениальный археолог смог идентифицировать твои зубы несколько тысяч лет спустя.
– Как насчет Чонси? – спросил Конклин.
– Слишком этично, – отозвался Питер. – Мне больше нравится Ослиный Зад, потому что это он и есть. Скоро его запакуют в цилиндр и сбросят над континентальным шельфом, и он отправится на морскую глубину в шесть миль за преступления, совершенные другими людьми. Это, по-моему, и значит быть ослиной задницей.
– Хватит! – рявкнул мистер Ослиный Зад. – Ладно, меня зовут Николо… Николас Деллакрус. Уже за одно только это имя вы должны обеспечить мне защиту! Как с Валачи, это часть сделки.
– Да ну? – Холланд нахмурился. – Что-то не припомню.
– Тогда вы не получите ничего!
– Ты ошибаешься, Ники, – вступил Алекс из дальнего конца комнаты. – Мы получим все, что нам нужно, просто-напросто пустив тебя в расход. Правда, при этом мы не сможем устроить тебе перекрестный допрос, или притащить тебя в федеральный суд, или хотя бы заставить тебя подписать свои показания.
– Хм?
– Потому что ты превратишься в тупой огурец со спаленными мозгами. Впрочем, я думаю, это своего рода благо. Ты даже не будешь знать об этом, когда тебя упакуют в торпеду в Хаттерасе.
– Эй, что ты несешь?
– Всего лишь логика, – ответил бывший морской десантник и теперешний глава Центрального разведывательного управления. – Ты ведь не думаешь, что после того, как тебя обработает наша команда медиков, мы оставим тебя в живых? Вскрытия будет достаточно, чтобы упечь нас в тюрьму лет эдак на тридцать, а у меня, прямо скажу, нет столько времени… Твое слово, Ники. Будешь говорить с нами, или позвать тебе священника?
– Я должен подумать…
– Пойдем, Алекс, – спокойно сказал Холланд, направляясь к двери. – Я пошлю за священником. Этот несчастный сукин сын должен получить отпущение грехов.
– В такие моменты, – добавил Конклин, опираясь на трость и поднимаясь со стула, – я всерьез поражаюсь бесчеловечности отношения людей друг к другу. Но я быстро передумываю. Это не жестокость, жестокость – это формальная абстракция; а здесь всего лишь стандартная деловая практика в том деле, в котором мы все замешаны. Но все же, вот индивидуум – его разум и плоть, все его такие чувствительные нервные окончания. Это мучительная боль. Слава небесам, я всегда был в тени, вне досягаемости, – как друзья нашего Ники. Они ужинают в элегантных ресторанах, в то время как он опускается в торпеде на шесть миль под воду, и его тело сплющивается под давлением.
– Ну ладно, ладно! – возопил Николо Деллакрус, дергаясь всем своим тучным телом и комкая простыни. – Задавайте свои долбаные вопросы, но обещайте защитить меня, capisce?
– Это зависит от искренности твоих ответов, – сказал Холланд, возвращаясь к кровати.
– На твоем месте, Ники, я был бы сама честность, – отметил Алекс, опускаясь обратно на стул. – Одно неверное слово – и будешь кормить рыб – так у вас, кажется, обычно говорят?
– Мне не нужны дополнительные указания.
– Давайте начнем, мистер Деллакрус, – сказал шеф ЦРУ, доставая из кармана маленький диктофон. Он проверил заряд и положил его на высокий белый стол рядом с кроватью больного, подтащил стул и заговорил, обращаясь к маленькой серебряной коробочке: – Меня зовут адмирал Питер Холланд, в настоящее время директор Центрального разведывательного управления, при необходимости возможно подтверждение голоса. Это интервью с информатором, которого мы будем называть Джон Смит. Его голос будет искажен на основной межведомственной пленке, идентификация – в секретных файлах дэ-це-эр… Ну-с, мистер Смит, отбросим всякую шелуху в сторону и займемся существенными вопросами. Я постараюсь задавать их как можно более обще для вашей безопасности, но вы будете точно знать, о чем идет речь, и я ожидаю от вас конкретных ответов… На кого вы работаете, мистер Смит?
– «Атлас Койн Вендинг Машинз», Лонг Айленд Сити, – ответил Деллакрус. Он говорил грубо и неразборчиво.
– Кому эта компания принадлежит?
– Я не знаю, кому она принадлежит. Большинство из нас работает «на дому» – пятнадцать, может двадцать ребят, понимаете, о чем я? Мы обслуживаем машины и отсылаем отчеты.
Холланд переглянулся с Конклином; оба улыбнулись. Таким ответом мафиози поместил себя внутрь большого круга потенциальных информаторов. Николо не был новичком в этой игре.
– Кто подписывает чеки, которыми вам платят, мистер Смит?
– Некий мистер Льюис ДеФазио, очень законопослушный бизнесмен, насколько мне известно. Он же выдает нам наши назначения.
– Вы знаете, где он живет?
– Бруклин Хейтс. Я слышал, где-то у реки.
– Куда вы направлялись, когда вас перехватили наши сотрудники?
Деллакрус поморщился перед тем, как ответить.
– Один из погрузочно-разгрузочных складов где-то на юге Филли – да вы и сами знаете, мистер Большая Шишка, ведь вы нашли в машине карту.
Холланд сердито вырубил диктофон.
– Ты уже на полпути к Хаттерасу, сукин ты сын!
– Эй, вы получаете информацию своими способами, а я даю ее своими, ладно? Карта была – она всегда бывала – и задачей любого из нас было ехать по этим раздолбанным дорогам, как если бы мы везли президента или don superiore на собрание аппалачей… Дайте мне блокнот и карандаш, и я нарисую вам все с точностью до медной таблички на каменных воротах, – мафиози поднял здоровую правую руку и ткнул указательным пальцем в сторону дэ-це-эр. – Все будет точно, мистер Большая Шишка, потому что я не хочу кормить рыб, capisce?
– Но ты не хочешь, чтобы это было на пленке, – раздраженно сказал Холланд. – Почему?
– Пленка – дерьмо! Как ты сказал? Основная межведомственная хрень? Ты что, думаешь, наши люди не смогут вломиться сюда? Ха! Этот ваш гребаный доктор, возможно, один из нас!
– Нет, он не один из вас, но мы поедем к армейскому доктору, который как раз один из вас. – Питер Холланд взял блокнот и карандаш со стола и протянул их Деллакрусу. Он не стал включать диктофон. Некогда было возиться с формальностями.
На 138-й улице в Нью-Йорке, между Бродвеем и Амстердамским авеню, в самом центре Гарлема, большой, неопрятного вида негр лет тридцати шел, шатаясь, по тротуару. Он врезался в щербатую кирпичную стену полуразрушенного квартирного дома и грохнулся на асфальт, вытянув ноги и зарыв небритое лицо в правый воротник рваной армейской гимнастерки.
– Посмотрите на меня, – сказал он тихо в миниатюрный микрофон под материей, – можно подумать, что я только что вторгся в фешенебельный только-для-белых район в Палм Спрингс.
– Ты великолепен, – прозвучал металлический голос из крошечного динамика, вшитого в отворот воротника. – Мы держим это место под наблюдением; будем обо всем тебе сообщать. Этот автоответчик так перегружен – аж дымится.
– Как же вы двое умудрились не попасть в ту ловушку, когда отключали его?
– Очень рано этим утром, так рано, что никто не запомнил, как мы выглядели.
– Никак не мог дождаться, когда же вы наконец выйдете; в толпе человек как иголка в стоге сена, никто его не видит. Кстати, копов предупредили? Я бы очень не хотел, чтобы меня загребли, после того, как я отрастил эту щетину на лице. Она ужасно чешется, и мою новую жену она не устраивает.
– Тебе следовало оставаться с первой женой, приятель.
– Забавный белый человечек. Ей не нравилось ни время, ни место. Словно пора заниматься делом в Зимбабве – а ты три недели отсутствуешь… Ты ответишь, наконец?
– У копов есть твое описание и сценарий. Ты участвуешь в федеральной облаве, так что они не будут тебя беспокоить… Постой-ка! Конец разговорам. Должно быть, это и есть наш человек; у него на поясе висит телефонный чехол… Да, это он. Идет к дверям. Все в твоих руках, император Джоунс.
– Забавный белый человечек… Я его вижу и могу сказать, что он похож на шоколадную пасту. До усрачки боится идти в этот дворец.
– Что означает, что он не преступник, – сказал металлический голос в воротнике. – Это хорошо.
– Это плохо, малыш, – тут же возразил черный агент. – Если ты прав, то он ничего не знает, и от него до источника будет, как до неба.
– Да ну? С чего ты взял?
– Техническая образованность. Надо будет следить за цифрами, когда он будет вводить их.
– Что, черт возьми, это значит?
– Он может быть и не преступник, но он испуган, и совсем не местными апартаментами.
– И что это значит?
– Парень, у него все на лице написано. Он может ввести ложные цифры, если заподозрит, что за ним следят.
– Ты меня окончательно запутал, приятель.
– Он должен набрать цифры, соответствующие приемнику, чтобы сигналы могли быть переданы…
– Не надо об этом, – сказал голос из воротника. – Я не специалист по высоким технологиям. К тому же, у нас есть человек в этой компании, Реко-чего-то-там. Он ждет тебя.
– Тогда мне пора браться за дело. Конец связи, но смотрите в оба.
Агент поднялся с асфальта и неуверенным шагом вошел в ветхое здание. Ремонтник телефонов уже поднялся на второй этаж, где свернул направо в узкий грязный коридор. Он определенно бывал здесь раньше, судя по тому, что он не колебался и не сверялся с еле видными номерами на дверях. Все шло не так уж и плохо, с некоторым облегчением подумал агент ЦРУ, потому что его задание выходило за рамки компетенции Управления. Компетенции, черт побери?.. это было просто незаконно.
Агент побежал по лестнице, перешагивая сразу по три ступеньки. Его мягкие ботинки с двойной резиновой подошвой делали шаги почти бесшумными, оставляя лишь неизбежное поскрипывание старой лестницы. Прижавшись спиной к стене, он выглянул из-за угла заваленного мусором коридора и проследил, как ремонтник вставил три разных ключа в три расположенных один над другим замка, повернул их по очереди и вошел в последнюю дверь слева. Дела, передумал агент, возможно, идут не так уж и хорошо. В момент, когда ремонтник закрыл за собой дверь, он побежал по коридору и остановился, прислушиваясь. Ну, могло бы быть и хуже, подумал он, услышав, как защелкнулся только один из замков: ремонтник, очевидно, спешил. Он приложил ухо к отслаивавшейся дверной краске и затаил дыхание, чтобы никакой хрип в его легких не мешал слушать. Тридцать секунд спустя он отвернулся, выдохнул, набрал полную грудь воздуха и вновь обратился к двери. Хоть и не очень разборчиво, он услышал достаточно слов, чтобы сложить из них смысл.
– Центральная, это Майк, сто тридцать восьмая улица, секция двенадцать, прибор шестнадцать. Есть ли в этом здании другой аппарат? Впрочем, я бы не поверил, если бы вы сказали, что есть. – Секунд двадцать за дверью была тишина. – … Нет, да? Что ж, у нас тут частотные помехи, чего я не понимаю… Что-что? Спутниковое телевидение? Здесь во всей округе людям есть-то нечего… А, я понял тебя, братец. Спутниковая антенна. Наркодилеры неплохо живут, а? Их адреса, может, и дерьмо, но внутри у них все круто устроено… Так очисть линию и дай связь в обход. Я буду здесь, пока не получу чистый сигнал, понял, братец?
Агент снова отвернулся от двери и глубоко вздохнул, на сей раз с облегчением. Он мог смело уходить – получив, что хотел. Сто тридцать восьмая улица, секция двенадцать, прибор шестнадцать, и они знали фирму, установившую оборудование. «Реко-Метрополитэн Компании», Шеридан Сквер, Нью-Йорк. Вот кто может пролить слабый свет. Он пошел назад к сомнительной лестнице и поднял воротник своей армейской гимнастерки.
– На случай, если меня переедет грузовик, вот вам данные. Как слышите?
– Отлично, император Джоунс.
– Прибор шестнадцать в том, что они называют секцией двенадцать.
– Принято! Ты заработал свой чек.
– Мог бы сказать «Превосходно, дружище».
– Эй, это ты учился в колледже, а не я.
– Некоторые из нас быстро учатся… Тихо! Я не один!
Внизу у лестницы появился невысокий крепкий негр. Вытаращив глаза, он уставился на агента и выхватил пистолет. Агент бросился за угол, когда коридор содрогнулся от четырех выстрелов, прогремевших один за другим. Его револьвер был уже у него в руках. Молниеносно высунувшись из-за угла, он выстрелил дважды, хотя первого выстрела было уже достаточно. Нападавший рухнул на пол.
– Меня ранило рикошетом в ногу! – крикнул агент. – Но он упал – мертвый или нет, не знаю. Подгоните машину и заберите нас обоих отсюда. Pronto. [103]
– Уже в пути. Оставайся на месте!
В начале девятого часа следующего утра Алекс Конклин приковылял в офис Питера Холланда. Его непосредственный доступ к директору произвел некоторое впечатление на охранников у входа в ЦРУ.
– Есть что-нибудь? – спросил дэ-це-эр, оторвавшись от бумаг на столе.
– Ничего, – сердито ответил бывший полевой командир, направляясь к дивану у стены, презрев стул. – Ничегошеньки. Черт, какой дерьмовый день – а ведь он даже еще не успел начаться! Кассет и Валентино сидят в подвале и рассылают запросы по всем парижским канализациям, но пока – ничего … Боже, взгляни ты на это дело и дай мне хоть малейшую зацепку! Свайн, Армбрустер, ДеСоле – наш крот-молчун, сукин сын. И, наконец, Тигартен с визиткой Борна, когда мы отлично знаем, что это ловушка для Джейсона, спланированная Шакалом. Но я не вижу никакой связи между Карлосом и Тигартеном, да еще и «Медузой». Чушь полная, Питер. Мы потеряли стержень – ничто не сходится!
– Успокойся, – сказал Холланд мягко.
– Как, черт возьми? Борн исчез – действительно исчез, если вообще не умер. И нет следов Мари, ни весточки от нее. И тут мы узнаем, что Бернардин убит несколько часов назад на Риволи – Боже, застрелен средь бела дня! А это значит, что там был Джейсон – он просто должен быть там!
– Однако, поскольку ни один из убитых или раненых не соответствует его описанию, мы можем сделать вывод, что он выжил, не так ли?
– Будем надеяться, да.
– Ты просил зацепку, – размышлял дэ-це-эр. – Не уверен, что могу предоставить тебе ее, но могу предложить нечто похожее.
– Нью-Йорк? – Конклин выпрямился на диване. – Автоответчик? Эта крыша ДеФазио в Бруклин Хейтс?
– Мы еще дойдем до Нью-Йорка и всего остального. Сейчас давай сконцентрируемся на твоей зацепке и стержне, о котором ты упомянул.
– Я не самый тупой пацан в квартале, но все же где же она?
Холланд откинулся на спинку кресла, посмотрел на бумаги на столе и перевел взгляд на Алекса.
– Семьдесят два часа назад, решив во всем мне признаться, ты сказал, что идея, кроющаяся за стратегией Борна, в том, чтобы убедить Шакала и эту давешнюю «Медузу» объединить силы против общей цели – Борна. Чем не предпосылка? Обе стороны хотели его смерти. У Карлоса было две причины: месть и то, что, по его мнению, Борн мог его опознать; а члены «Медузы» хотели его убить, потому что он слишком много о них узнал?
– Да, это была главная предпосылка, – кивнул Конклин. – Именно поэтому я стал копать в этом направлении и сделал все те телефонные звонки, даже не предполагая найти то, что нашел. Боже, глобальная картель, образовавшаяся двадцать лет назад в Сайгоне и включающая в себя несколько крупнейших шишек из правительства и военных. Да я и знать-то этого не хотел. Я надеялся выйти на десять-двенадцать неожиданных миллионеров с пост-Сайгонскими банковскими счетами, которые не выдержали бы более тщательного расследования, но только не это, только не эта «Медуза».
– Проще говоря, – продолжил Холланд, морща лоб и снова переводя взгляд на бумаги и обратно на Алекса, – как только «Медуза» с Карлосом договорились, Шакалу сообщили, что был человек, которого «Медуза» хотела бы уничтожить, а цена – не вопрос. Пока все правильно?
– Здесь ключевым моментом был калибр и статус тех, кто связался с Карлосом, – объяснил Конклин. – Они должны были быть как можно ближе к bona fide Olympians. Таких клиентов у Шакала нет и никогда не было.
– Тогда они открывают имя цели – скажем, что-то вроде «Джон Смит, некогда известный под именем Джейсон Борн» – и Шакал на крючке. Борн, тот самый, чьей смерти он желает больше всего на свете.
– Да. Именно поэтому члены «Медузы», обратившиеся к Карлосу, должны были быть солидными, чтобы внушить ему доверие и исключить малейшее подозрение о ловушке.
– Потому что, – добавил директор ЦРУ, – Джейсон Борн – выходец из сайгонской «Медузы» – это известный Карлосу факт – никогда не участвовал в делах поздней, послевоенной «Медузы». Это подоплека, не так ли?
– Логичнее некуда. Три года его использовали, и он чуть не погиб в одной из операций. И, видимо, за это время он обнаружил, что больше чем несколько незаметных сайгонских прыщей ездили на «Ягуарах», катались на яхтах и получали шестизначные гонорары, пока он получал правительственную пенсию. Это не оставило бы равнодушным даже Иоанна Крестителя, не говоря уж о Карабасе Барабасе.
– Чудесное либретто, – улыбка медленно расплылась на лице Холланда. – Я уже слышу триумфальное пение теноров и гудение макиавеллиевых басов за кулисами… Не хмурься на меня, Алекс, я серьезно! Это почти гениально. Это так логично построено, что стало похоже на самовыполняющееся пророчество.
– Какого черта ты несешь?
– Твой Борн был прав с самого начала. Все произошло так, как он это видел, но совсем не так, как он мог себе представить. Потому что это было неизбежно; в какой-то момент произошло перекрестное опыление.
– Прошу тебя, спустись с Марса и объясни все глупому землянину.
– «Медуза» использует Шакала! Вот смотри. Убийство Тигартена доказывает это, если только ты не думаешь, что это Борн взорвал ту машину в окрестностях Брюсселя.
– Конечно, нет.
– Тогда имя Карлоса должно было всплыть вместе с кем-то в кругах «Медузы», кто уже знал о Джейсоне Борне. Иначе быть не могло. Ты ведь не упоминал кого-либо из них в разговоре с Армбрустером, или Свайном, или Аткинсоном в Лондоне?
– Конечно, нет. Момент был не подходящий; мы не были готовы дернуть за эти рычаги.
– Кто остался? – спросил Холланд.
Алекс уставился на дэ-це-эр.
– Боже правый, – выдохнул он. – ДеСоле?
– Да, ДеСоле, очень низкооплачиваемый специалист, который так занятно, но непрерывно жаловался, что не было никакой возможности дать детям и внукам хорошее образование на правительственную зарплату. Он был в курсе всего, что мы обсуждали, начиная с твоего нападения на нас в конференц-зале.
– Да, но это ограничивалось Борном и Шакалом. Не было никакого упоминания об Армбрустере или Свайне, никакого Тигартена или Аткинсона – теперешняя «Медуза» вообще никак не фигурировала. Дьявол, Питер, да ты сам не имел о ней представления каких-то семьдесят два часа назад.
– Да, но ДеСоле знал, потому что продался; он уже был частью ее. Должно быть, его предупредили. «… Будь осторожен. В нас внедрились. Какой-то маньяк хочет нас разоблачить»… Ты сам говорил мне, что везде, от Комиссии по торговле до отдела снабжения Пентагона и посольства в Лондоне, стали жать на сигналы тревоги.
– Ну да, – согласился Конклин. – Да так, что двоих из них пришлось удалить вместе с Тигартеном и нашим раздраженным кротом. Старейшины Снейк Леди быстро поняли, кто у них слабое место. Но как сюда вписываются Карлос и Борн? Не вижу связи.
– Кажется, мы решили, что она все-таки есть.
– ДеСоле? – Конклин покачал головой. – Это провокационная мысль, но она не подходит. Он не мог предположить, что я знал о внедрении в «Медузу», потому что мы тогда еще его не начали.
– Но после начала последовательность событий не могла не обеспокоить его хотя бы потому, что неприятности слишком быстро следовали одна за другой. Как быстро? Через какие-то часы.
– Меньше, чем через двадцать четыре… Но они все равно ничем не были связаны друг с другом.
– Не для аналитика, – возразил Холланд. – Если оно ходит, как утка, и звучит, как утка – ищи утку. Я не исключаю, что в какой-то момент ДеСоле как-то увязал между собой Джейсона Борна и психа, просочившегося в «Медузу» – новую «Медузу»…
– Ради всего святого, как?
– Не знаю. Возможно, все из-за того, что, по твоим словам, Борн – выходец из старой сайгонской «Медузы» – почему бы не начать с этого.
– Боже, может, ты и прав, – сказал Алекс, откинувшись на диване. – Движущей силой, которую мы дали нашему безымянному психу, было то, что он оказался отрезан от новой «Медузы». Я сам так говорил по телефону. «Он потратил годы, чтобы собрать сведения…» «У него есть имена, должности и банковские счета в Цюрихе…» Боже, я слепец! Я говорил все это совершенно посторонним людям во время телефонной операции и ни разу даже не задумался о том, что упоминал связь Борна с «Медузой» на той встрече, когда ДеСоле был здесь.
– Но почему ты должен был об этом подумать? Ты со своим человеком решил играть каждый свою игру.
– На то были веские причины, – ответил Конклин. – Из того, что я знал, ты сам мог оказаться членом «Медузы».
– Вот спасибо.
– «Рады вас видеть, но не надо нам этого дерьма. Мы уже получили всю информацию из Лэнгли…» – вот, что я услышал из Лондона. Что бы ты об этом подумал и что предпринял?
– То же, что и ты, – ответил Холланд с натянутой улыбкой. – Но тебе следовало быть гораздо умнее, чем я.
– Вот спасибо.
– Не вини себя, ты сделал то же, что сделал бы любой из нас на твоем месте.
– За это я тебе благодарен. И, конечно, ты прав. Это должен был быть ДеСоле; как он это сделал, я не знаю, но это точно был он. Он помнит все за многие годы. Его мозг как губка, которая все в себя впитывает и ничего не выпускает. Он мог вспоминать слова и выражения, даже спонтанные выкрики одобрения или осуждения, которые остальные из нас забыли… А я дал ему полную историю Борна-Шакала. А потом кто-то из «Медузы» использовал ее в Брюсселе.
– Они сделали даже больше, Алекс, – сказал Холланд, наклоняясь вперед и беря несколько бумаг со стола. – Они украли твой сценарий, узурпировали твою стратегию. Они стравили Джейсона Борна с Карлосом-Шакалом, но ситуацию контролируешь не ты, а «Медуза». Борн вернулся в Европу, где он был тринадцать лет назад, с женой или без, с той лишь разницей, что теперь, помимо того, что Карлос, Интерпол и каждый полицейский континента готов убить его при первой возможности, он заполучил еще одного смертельного врага.
– Это написано в тех бумажках, что ты читаешь, да? Информация из Нью-Йорка?
– Не совсем это, но я так думаю. Это перекрестное опыление, о котором я уже говорил, та пчелка, что перелетает с одного сгнившего цветка на другой, перенося яд.
– Ну же?
– Николо Деллакрус и те, что над ним.
– Мафия?
– Это не противоречит обстоятельством, и даже социально приемлемо. «Медуза» выросла из сайгонского корпуса офицеров, и она все еще поручает грязную работу голодным работягам и продажным сержантам. Типа Ники Д. и людей вроде сержанта Фланнагана. Когда дело доходит до убийства, похищения или применения наркотиков к захваченным, высокопоставленные чистюли стоят в стороне, чтобы не засветиться.
– Но, как я понимаю, ты их нашел, – сказал нетерпеливый Конклин.