– Как скажешь, Джек. Ты у руля.

– Держи нос по ветру, Фил, и якоря наготове…

– Если это означает, что мне нужно молчать, то об этом не волнуйся! – воскликнул Аткинсон, машинально ухватившись за предплечье и гадая, кто в Лондоне мог видеть его татуировку.

На другой стороне Атлантики, в Вене, штат Виргиния, Алекс Конклин повесил трубку, отпустив наконец своего насмерть перепуганного собеседника. Сейчас Алекс, так же как и при агентурной работе в течение почти двадцати лет, следовал только своим инстинктам. Одно слово влекло за собой следующее слово, фраза – следующую фразу, витающие в воздухе намеки использовались для подкрепления предположений, превращающихся в выводы. Это во многом напоминало партию в шахматы между сильными игроками, где побеждал тот, кто быстрее соображал и постоянно придумывал что-нибудь новенькое. Он хорошо набил руку на этом поприще, даже слишком хорошо. Кое-что из того, что он узнал – тайные пороки и преступления, вероятно должны были оставаться в тени. Достигнутый успех его совсем не радовал.

Номера Три, Четыре и Пять.

Филипп Аткинсон, посол США в Великобритании, Джеймс Тигартен, главнокомандующий силами НАТО, Джонатан «Джек» Бартон, адмирал в отставке, командующий Шестого Флота во время войны во Вьетнаме, теперешний Председатель Совета руководителей отделов служб Президента.

Снейк Леди. «Медуза».

Сеть.

Глава 5

Внешне ничего не изменилось, но теперь Джейсон Борн явственно ощущал, что его второе я, по имени Дэвид Вебб, куда-то отдалилось. Такси доставило его к некогда элегантному, но теперь уже обветшалому особняку в северо-восточной части Вашингтона и, как это уже имело место пять лет назад, водитель отказался подождать. Джейсон прошел к дому по заросшей, выложенной каменными плитами дорожке, поймав себя на той же мысли пятилетней давности, что дом выглядит очень старым и ненадежным и здорово нуждается в ремонте. Он нажал кнопку звонка, гадая, жив Кактус или нет. Кактус был жив. Как и в прошлый раз, в дверях появился худощавый пожилой негр, поглядывающий на пришедшего снизу-вверх, обведенными серыми тенями глазами. Даже первые слова Кактуса не сильно отличались от произнесенных когда-то.

– Что, твоя машина в ремонте, Джейсон?

– Я без машины. Такси отказалось ждать.

– Должно быть начитались грязных сплетен в фашистских газетенках. Он наверняка не знает, что я стал теперь настолько мирным, что даже убрал с чердака пулемет, чтобы подчеркнуть свой дружелюбный характер. Входи, Джейсон. Я много думал о тебе. Что же ты не звонишь старикану?

– Твоего номера нет в справочнике, Кактус.

– Это безобразие.

Пока старик закрывал за ним дверь, Борн прошел в холл.

– У тебя появилась седина, Братец Кролик, – заметил Кактус, внимательно рассматривая Джейсона. – А так, ты совсем не изменился. Может быть пять-шесть морщин, но это тебе только идет. Подчеркивает характер.

– У меня жена и дети, Дядя Римус. Девочка и мальчик.

– Я знаю. Мо Панов держит меня в курсе твоих успехов, хотя и не говорит о том, где ты обосновался. А я и не спрашиваю.

Борн покачал головой.

– Начал забывать кое-что. Забыл, что вы с Пановым – друзья.

– О, добрый доктор звонит мне не меньше раза в месяц и говорит, чтобы я одевал свой костюм от Кардена и ботинки от Гуччи и собирался с ним на ланч. А я ему отвечаю: Где взять старому ниггеру такие шмотки? А он мне: А я уж подумал, что ты прикупил торговый центр в лучшей части города… Он здорово меня поддерживает, хотя и любит преувеличивать. У меня, конечно, есть недвижимость кое-какая, но я даже в глаза такое не видел.

Они одновременно рассмеялись. Борн с удовольствием смотрел в теплые лукавые глаза старика-негра.

– Я недавно вспомнил кое-что. Гостиницу в Виргинии, тринадцать лет назад… ты навещал меня там. И заботился тогда о Мари. Ты один был рядом с ней среди всех этих сволочей.

– Это все Панов, Братец Кролик. А я вспоминал о том, как работал с тобой в Европе под своим «неофициальным» статусом. Я тогда говорил Моррису, что ты не просто смотришь на людей, ты изучаешь их лица, стараешься через их выражения вникнуть в них, понять. Я собирался поговорить тогда с тобой о своих идеях на этот счет, и Моррис сказал, что это неплохая мысль… Ладно, достаточно откровений, Джейсон. Мне приятно видеть тебя, но, сказать по правде, я не очень рад тому, что увиделся с тобой. Улавливаешь?

– Мне нужна твоя помощь, Кактус.

– Значит, не зря я беспокоюсь. Ты был так хорошо укрыт, что не появился бы здесь, если бы что-то в самом деле не достало тебя. И на мой взгляд профессионального физиономиста, то лицо, что я сейчас вижу перед собой, мне не нравится. Не очень-то оно благополучное.

– Мне нужно кое-что от тебя.

– Очевидно, у тебя были серьезные причины для того чтобы навестить старину Римуса. Но не будем в них особенно углубляться, ты ведь знаешь – я не из любопытных… Но поверь, я крайне переживаю за тебя. Я встречал твою милую даму с темно рыжими волосами в госпитале, она просто нечто, Братишка. Верно, и ваши детишки вышли просто на загляденье, и я даже думать не могу о том, что кто-то может обидеть их. Прости меня, Джейсон, но все, что с вами могло случиться, наверняка связано с тобой. Скажи, если я не прав.

– Ты прав, и поэтому я здесь.

– Яснее, Джейсон.

– Шакал. Он где-то близко. Похоже, он нашел нас через Гонконг и теперь начинает обкладывать меня, мою семью, жену и детей. Помоги мне, пожалуйста!

Обведенные серыми тенями глаза старика широко раскрылись, на лице отразилось страдание, смешанное с яростью.

– Доктор и Александр знают про это?

– Они вместе со мной. Может, они и не одобряют мой план, но как только они смогут стать откровенными с самими собой, то должны понять, что в основе основ всего лежит одно: Шакал и я. Помоги мне, Кактус.

В полумраке холла, единственным источником света в котором были лучи послеполуденного солнца, с трудом пробивающиеся сквозь тяжелые портьеры, старый негр критически осмотрел своего друга с ног до головы.

– А ты в хорошей форме, Братец Кролик, – заметил он. – Сок с утра пьешь?

– Я пробегаю по шесть миль каждое утро и, самое редкое, два раза в неделю посещаю гимнастический зал в университете…

– Этого я не слышал. Знать не желаю ничего о разных там колледжах и университетах.

– Больше не услышишь.

– Договорились. Но в тебе я ощущаю страх. Я не прав?

– Ты на высоте, Кактус, – расстроено ответил Джейсон. – Иногда это просто внезапный телефонный звонок, в другой раз Мари с детьми где-то задерживается и я не могу дозвониться до нее… или кто-то незнакомый на улице спрашивает у меня дорогу. И все возвращается назад. Он возвращается назад. Шакал. Пока существует возможность того, что он жив, я все время жду его, потому что он никогда не перестанет искать меня. По иронии судьбы, вполне может оказаться, что его преследование основано на беспочвенных опасениях. Он полагает, что я могу опознать его. Но сам я в этом не уверен. Четкого образа этого человека в моей памяти не сохранилось.

– Тогда, стало быть, стоит известить его об этом.

– Да, дать объявление в «Уолл-стрит Джорнал»: «Дружище Карлос. У меня есть для тебя отличная новость!»

– Перестань смеяться, Джейсон. В этом может оказаться определенный смысл. Я уверен, что Алекс найдет выход. Надеюсь, его беды не повлияли на его голову? Что до меня, то стаканчик-другой только укрепляет мозги.

– С выпивкой он завязал.

– Тем лучше… Перейдем к делам, Братец Кролик. Что ты там надумал?

Кактус направился вглубь дома по полукруглому створчатому коридору. Он привел их в довольно обшарпанную просторную комнату с желтыми обоями на стенах, обставленную антикварной мебелью.

– Моя студия не такая элегантная как раньше, зато все необходимое всегда под рукой. Видишь ли, я сейчас нахожусь в полуотставном состоянии. Мои финансисты составили целую кучу пенсионных программ с ощутимыми преимуществами насчет налогов, поэтому приходится прикидываться пенсионером.

– Ты невообразим, – с улыбкой сказал Борн.

– Может, кто и скажет такое, но только тот, кто сам далек от бизнеса. Ну, что у тебя ко мне?

– Много чего. Конечно, не сравнить с тем, что было в Европе или в Гонконге. Сейчас у меня для тебя преимущественно бумажная работа.

– Значит, наш Хамелеон снова меняет окрас. Кем он становится на сей раз? Самим собой?

Джейсон замолчал, на мгновение задумавшись.

– Ты прав, так они меня и называли. Я много чего забыл за эти годы.

– Хамелеоном? Называли, и не без оснований. Пять человек в течение одного дня могли столкнуться с тобой, и все пять потом давали различные описания твоей внешности. И все без грамма грима, прошу заметить.

– Я снова берусь за дела, Кактус. Получится ли на этот раз?

– Я молил бы Бога, чтобы все осталось так, как оно есть, но если уж на то пошло, то можешь быть уверен, ты в хорошей форме. Ну что, идем в мастерскую?

Через три часа двадцать минут процесс был закончен. Дэвид Вебб, профессор востоковедения и он же бывший наемный убийца Джейсон Борн, получил еще два имени, с новыми паспортами, а также водительскими правами. В виду того, что из района проживания Кактуса такси не ходили, старый негр попросил своего тоже черного, безработного соседа, имеющего новенький кадиллак-Атланта и по несколько тяжелых золотых цепочек на шее и запястьях, подвезти Борна в центр Вашингтона.

В магазине Гарфинкеля Джейсон разыскал телефонную будку и позвонил Алексу в Виргинию. Он продиктовал отставному разведчику оба своих новых имени и договорился о том, под каким ему забронируют номер в отеле «Мэйфлауэр». Заказ номера Конклин взял на себя, так как ввиду напряженного положения с гостиничными номерами по случаю летнего сезона данная процедура, осуществляемая обычным путем, могла занять много времени. Кроме того, Алекс должен был связаться с Лэнгли и заказать необходимые секретные документы, уровня четыре-ноль и другие, и как можно быстрее доставить их в номер в «Мэйфлауэре». На данную операцию отводилось максимум три часа, причем предстояло проверить подлинность документов и их привязку ко времени. Пока Алекс отдавал необходимые распоряжения по второй прямой линии связи с ЦРУ, Борн обдумывал, как ему провести эти два-два с половиной часа до вселения в отель. Первым делом он должен будет подобрать себе новый гардероб из нескольких комплектов одежды для полного воскрешения Хамелеона.

– Стиви ДеСоле заверил меня, что он уже запустил машинку и обещал привлечь банки данных военно-морской и армейской разведки, – сообщил по телефону Конклин. – С этим нам здорово помог Питер Холланд. Оказалось, что они с Президентом старые кореша.

– Кореша? Первый раз от тебя такое слышу.

– Другое слово к нашему директору не подходит.

– Вот как? Ладно, спасибо, Алекс. Как твои дела? Сдвиги есть?

Конклин немного помолчал. Когда он заговорил снова, то в его голосе явственно ощущалось волнение, если не страх. Он владел собой, но все равно необычность и значимость того, о чем шла речь, были налицо.

– Скажем так… Я не готов говорить про то, что совсем недавно узнал. Я слишком долго был не у дел. Я испуган, Джейсон… извини, Дэвид.

– Первое имя меня больше устраивает. Ты говорил о…

– Без имен! – быстро перебил его отставной разведчик.

– Понял.

– Ты даже не представляешь себе всего, – продолжил Алекс. – Я не представлял себе, пока не влез в это сам. Созвонимся позже.

Напустив туману, Конклин повесил трубку. Пожимая плечами, Борн медленно повесил свою. Слова Алекса звучали весьма мелодраматично, что было на него весьма не похоже. Хладнокровие и самоконтроль были девизом и основой его натуры. Что бы он там ни разузнал, это глубоко задело его… настолько, что Борну показалось, что Алекс сомневается в том, может ли он доверить эти сведения людям, с которыми работает и, похоже, вообще сожалеет о каше, которую они заварили. В противном случае ничто не помешало бы ему выражаться яснее, определеннее. Причину того, что Алекс Конклин не желает говорить о «Медузе» и о том, что он выяснил, сняв наслоения почти двадцати лет с событий Вьетнамского периода, Джейсон не мог себе даже и предположить. В чем дело?

Ну ладно. Успеем разобраться, подумал Борн, осматривая окружающий его просторный магазин. Алекс – он тем и хорош, что не только говорит, но и делает. Он целеустремлен, и становиться у него на пути небезопасно. Джейсон улыбнулся, вспоминая Париж тринадцатилетней давности. Кому, как не ему, знать эту сторону Алекса. Конклин чуть не убил его тогда, выследив на окраине кладбища Рамбулье. И это был Алекс, его лучший друг. Однако подружились они после. Если Алекс обещал созвониться с ним позже, то так оно и будет, и пока не стоит ломать себе голову. Сейчас Хамелеон должен позаботиться о своих обличиях. Причем полных, от внутренних элементов до наружных, от личного белья до верхней одежды. Исключив при этом малейшие следы нашивок и ярлыков из магазинов и прачечных, крупиц стиральных порошков, чистящих средств и жидкостей – абсолютно все. Ставки в затеянной им игре чересчур велики. И если ему придется убить, ради семьи Дэвида… Боже мой! Ради его собственной семьи!.. Вряд ли он сможет заставить себя жить с грузом этого убийства или убийств за спиной. Но там, куда входит он, нет правил. Невинные жертвы могут попасть под перекрестный огонь. Пусть будет так! Он вырвет Дэвида Вебба из своего сознания, а Джейсону Борну на все это наплевать. Он знал этот мир и его законы. Вебб не знал ничего. Шакал. Я остановлю его, Мари! Обещаю тебе, он исчезнет из наших жизней. Я возьму Шакала и прикончу его. Он никогда не дотронется до тебя, никогда! О, Боже, кто я? Мо, помоги мне!.. Нет, Мо, ты мне не нужен. Я есть то, что я есть. Я холоден и становлюсь еще холоднее. Вскоре я стану льдом… чистым прозрачным льдом, настолько холодным и ясным, что смогу передвигаться везде, где захочу, и никто меня не увидит. Понимаешь, Мо, и ты, Мари, я буду таким, я должен стать таким. Дэвид уйдет. Некоторое время его здесь не будет. Прости меня, Мари, и ты прости меня, доктор, но я действительно думаю так. И этой правде нужно смотреть в глаза. Я не глупец, и я не обманываюсь. Вы оба желаете исчезновения Джейсона Борна, но сейчас он возвращается – вот что происходит. Дэвид уйдет, клянусь, это не продлиться долго, но он должен уйти. Не отвлекайте меня пустыми рассуждениями! Я должен сделать эту работу. Где здесь, черт возьми, отдел мужской одежды?

Выбирая необходимые ему вещи, он расплачивался наличными, обращаясь к нескольким продавцам. Покончив с покупками, он прошел в мужскую комнату, где полностью переоделся, тщательно упаковав всю старую одежду. Затем он пройдется немного по улицам Вашингтона и найдет укромный канализационный люк. Хамелеон тоже возвращается.


Борн отложил в сторону опасную бритву. Было 7:35 вечера. Он только что срезал все метки и ярлыки с новой одежды и развесил ее в шкафу, оставив рубашки напоследок. Сорочки он подержал в ванной на пару, чтобы избавиться от запаха магазина и новых вещей. Борн пересек комнату, направляясь к полированному столику с бутылкой скотча, клаб-соды и корзинкой льда. Бросив взгляд на телефон, он испытал невыносимое желание позвонить Мари на острова, но пересилил себя, понимая, что это невозможно, по крайней мере с этого телефона. Он знал уже, что она и дети благополучно долетели до места. Сразу после звонка Алексу, из той же телефонной кабинки в магазине Гарфинкеля, Джейсон позвонил Джону Сен-Жак.

– Хай, Дэви, мы в порядке. Правда самолет часа четыре болтался вокруг острова, дожидаясь пока погода прояснится. Если хочешь, я разбужу сестренку, хотя после того как она покормила Элисон, она свалилась без задних ног.

– Не нужно, я позвоню еще. Скажи им, что со мной все хорошо, и присматривай за ними, Джонни.

– Будет сделано, приятель. А теперь скажи-ка мне, у тебя все в порядке?

– Я же сказал тебе – все нормально.

– Конечно, ты уже сказал, но Мари не просто моя единственная сестра, она еще и моя самая лучшая сестра, и я знаю, когда эта леди встревожена по настоящему.

– Поэтому-то ты и должен присматривать за ней.

– Я хочу поговорить с ней обо всем.

– Полегче с этим, Джонни.

На несколько мгновений он тогда снова стал Дэвидом Веббом, – подумал Джейсон, налив себе выпивку и делая первый глоток. Это ощущение не понравилось ему. Что-то тут не так.

Но уже через час после телефонного разговора Джейсон Борн вернулся назад. Он нарочито громко ругался у регистрационной стойки отеля «Мэйфлауэр» с клерком по поводу зарегистрированного для него номера. Дело дошло до вызова менеджера вечерней смены.

– Да, да, мистер Симон, – торопливо, извиняющимся тоном затараторил невысокий толстяк-менеджер. – Нам понятны ваши возражения против этих ужасных надбавок для бизнесменов и предпринимателей. Выжимание кошельков – вот как они это называют. Эти политики скоро пустят нас по миру. К сожалению, двойных номеров у нас нет, но мы взяли на себя смелость оставить за вами представительский номер, за те же деньги, естественно.

С тех пор минуло два часа. Он успел спороть метки, пропарить рубашки и потереть как следует подошвы ботинок о каменный подоконник. Со стаканом в руке, Борн сидел в кресле, глядя прямо перед собой. Делать больше было нечего, оставалось только ждать и думать. Не проведя в кресле и десяти минут, он вскочил на ноги, услышав тихий стук в дверь. Джейсон торопливо пересек комнату, открыл дверь и увидел перед собой знакомого водителя машины, доставившей его на виллу из аэропорта. Агент ЦРУ держал в руке атташе-кейс. Он протянул его Борну.

– Здесь все, включая оружие и прочие игрушки.

– Благодарю.

– Будете работать?

– Да. Может быть всю ночь.

– Сейчас восемь. Сиделка заглянет к вам в одиннадцать. До этого времени успеете начать.

– Сиделка?

– А что такое?

– Да, конечно, – задумчиво сказал Джейсон. – Я забыл. Еще раз спасибо.

Агент ушел. Борн быстро подошел к столу, положил на него кейс и открыл. Первым делом он достал автоматический пистолет и коробку со снаряжением. Затем на свет появились уложенные в пластиковую папку сотни страниц компьютерных распечаток с пометками «Служебное». Где-то среди сотен тысяч слов на этих листах бумаги скрыта ниточка к человеку Карлоса Шакала. В распечатках содержались сведения обо всех проживающих в настоящее время и рассчитавшихся в течение последних двадцати четырех часов постояльцах отеля. Каждая фамилия была снабжена дополнительными сведениями, почерпнутыми из банков данных ЦРУ, армейской G-2 и военно-морской разведок. Вероятность того, что исследование этих бумаг может оказаться бесполезным, была ощутимо велика, но с этого можно было начинать. Охота началась.


В пяти сотнях миль к северу, в другом представительском номере, находящимся на третьем этаже бостонского «Риц-Карлтон», тоже постучали в дверь. Живущий в этом номере высокий мужчина в отлично сшитом костюме в мелкую полоску, на вид делающим его еще выше, торопливо вышел из ванной комнаты. Он был почти лыс, но благородный, обрамленный ухоженными остатками волос череп вполне мог принадлежать некой царственной особе, привыкшей вещать придворным пророческие слова мудрости, подчеркивая их ясным и холодным орлиным взором. Торопливые движения тела этого человека явно свидетельствовали о крайнем нетерпении, хотя нисколько не умаляли его царственной внешности. Человек явно был важной персоной, и он сознавал это каждой клеточкой своего существа.

Весь описанный образ являл совершенную противоположность юркнувшему в открытую дверь пожилому человечку. В маленькой худощавой фигурке этого старичка не за что было зацепиться взгляду. Внешний облик пришедшего отражал полное поражение на всех жизненных фронтах.

– Входите! Да побыстрей же! Вы принесли информацию?

– О, да, да, несомненно, – ответил пожилой человек, подрагивая уголком рта на сером, нездорового оттенка лице. Поношенный костюм и рубашка с истрепанным воротником явно были свидетелями лучших времен, но эти времена закончились вот уже лет двадцать-тридцать назад.

– До чего же импозантно ты выглядишь, Рэндольф, – продолжил человек, пожирая глазами роскошную обстановку номера и одежду его хозяина. – Все так, как и должно быть у такого выдающегося профессора, как ты.

– Информацию, прошу вас, – настоятельно потребовал Рэндольф Гейтс, доктор Гарварда, эксперт по антитрастовым законодательствам и дорогостоящий консультант в ряде отраслей промышленности.

– Секунду, мой старый друг. Давненько я не бывал в подобных покоях, а еще дольше не проживал. Ох, годы меняют нас. Нас и наше окружение. Я частенько встречал твое имя в газетах и видел тебя по телевизору. Ты так… эрудирован, Рэндольф, именно эрудирован, и даже это не то слово. К нему нужно добавить «импозантен», импозантен и эрудирован.

– Вы могли бы оказаться на моем месте, сами знаете, – постепенно теряя терпение, прервал его Гейтс. – К сожалению, вы всегда предпочитали окольные тропы, зачастую оказывающимися ошибочными.

– О, да! Их было так много, этих тропок. И я постоянно выбирал не те.

– Мне кажется, что вы выбирали неудачные стечения обстоятельств.

– Тебе это не кажется, Рэнди. Ты в этом уверен. У тебя отличные шпионы, и ты все про всех знаешь.

– Просто я логично рассуждаю.

– Да, да, да… То же самое ты мне говорил по телефону. Много раз. То же самое мне говорят люди, знакомые и не очень, на улицах и в домах, и при этом задают кучу вопросов, как будто мое положение и так не очевидно.

– Лично я хотел только знать, способны ли вы на то, что мне нужно от вас. Вы не должны винить меня за это.

– Святые небеса, конечно нет! Принимая во внимание то, что ты просил меня сделать. К этому следовало хорошо подготовиться.

– Типичная роль конфиденциального курьера, и все. Вы нуждались в деньгах.

– Нуждался ли я? А что ты ждал от меня? – завопил щуплый человечек, неожиданно срываясь на фальцет. – Могу я пояснить тебе кое-что, Рэнди? Если тебя сбили с ног в тридцать или тридцать пять, то ты встанешь, отряхнешься и пойдешь дальше, но если тебе дали подножку в пятьдесят, да еще с помощью судебного разбирательства и тюрьмы, и это широко освещалось в прессе, то тут уже не оправиться. Тут уже не до разборчивости в средствах, даже если ты и образованный человек. Такие люди как я превращаются в неприкасаемых. В настоящее время у меня не осталось ничего для продажи, кроме проницательного ума. Я пользовался им несколько раз в течение этих, прямо скажем, необычных двадцати пяти лет. Помнишь Альбера Хисса с его визитными карточками?..

– У меня нет времени на то, чтобы предаваться воспоминаниям. Информацию, прошу вас.

– О, да, естественно… Итак, первым моим шагом было получение денег на углу Коммонвильс и Дартмус и, при этом, само собой разумеется, я тщательно записал имена и описание внешности людей, которые ты продиктовал мне по телефону…

– Записал! – встревожено воскликнул Гейтс.

– И сжег, конечно, как только запечатлел их накрепко в памяти. С этим у меня некоторые проблемы. Затем я связался с инженером некой телефонной компании, которому очень пришлась по душе моя, прошу прощения, ваша щедрость, и передал полученные от него сведения одному отвратительному частному детективу, неряшливее которого я в жизни не видел, Рэнди, а говорить о методах его работы даже не хочется.

– Прошу вас, – перебил человечка почтенный профессор, – факты, а не впечатления.

– Впечатления часто содержат в себе ценнейшие факты, профессор. Уж вы то должны это понимать.

– Если мне будет нужно, то я спрошу вас о вашем мнении. Сейчас мне оно не требуется. Что сумел выяснить ваш человек?

– Основываясь на твоих посылках: женщина с детьми – очень не густо, и данных, добытых подкупленным механиком из телефонной компании, а именно: очень неопределенном местоположении абонента, полученном на основании кода района страны, то есть первых трех цифрах номера, наш невоспитанный неряха принялся за работу, затребовав при этом невиданную почасовую оплату. К моему глубокому удивлению, его действия оказались весьма продуктивными. Мы даже смогли, как бы это получше сказать, до определенной степени сработаться.

– Черт вас дери, так что же он узнал?

– Итак, как я уже сказал, его почасовая оплата была настолько велика, что для ее покрытия пришлось привлечь и мою более чем скромную долю в этом деле. Впоследствии мы обсудим эту сторону вопроса?

– Дьявол вас раздери, что вы там устроили? Я послал вам три тысячи долларов! Пять сотен для телефониста, полторы тысячи для этого смотрителя замочных скважин, именующего себя частным детективом…

– Это связано с тем, что он более не получает ставку от полицейского департамента, Рэндольф. Так же, как и я, он пал на дно, но свою работу знает хорошо. Так что, продолжим беседу, или я удаляюсь?

Пребывая в тихой ярости и поблескивая величественной лысиной, известный профессор сверлил глазами обшарпанного и униженного человечка, бывшего когда-то знаменитым юристом.

– Да как ты смеешь?

– Дорогой Рэнди, ты ведь веришь этой своей прессе, не так ли? И я скажу тебе, почему я смею говорить так, мой высокомерный старый друг. Я читал твои статьи по поводу вопросов законности и прочего и часто видел тебя по телевизору. Так вот, я нахожусь в курсе всех постановлений и указов, которые производились на свет правительством страны в течение пятидесяти лет. Ты не имеешь ни малейшего представления, что такое бедность или голод. Ты обласкан царственными властителями, мой поверхностный дружище, ты приучаешь среднего горожанина жить в среде обитания, в которой частная собственность возведена в абсолютную ценность, что притупляет все человеческие чувства, и богатый становится еще богаче, а беднейший забыт и проводит остаток жизни, помышляя только о том, как ему выжить завтра. А ты пытаешься истолковать эту жизнь с помощью своих средневековых воззрений и претендуешь при этом на роль универсального врачевателя всех общественных недугов. Так как мне продолжать, доктор Гейтс? Честно говоря, я считаю, что вы выбрали не того неудачника для своих грязных делишек.