– Да, он прибыл с чемоданом, – согласился Джейсон.
– Значит, Лондон пошел на попятную, да? Они боятся.
– Ставки очень высоки, и это все, что я могу вам сказать. Теперь, если не возражаете, мне нужна информация.
– Давайте сперва еще раз проясним порядок действий.
– Мы это уже несколько раз делали… Вы предоставляете мне информацию, мой клиент говорит, как мне действовать; и, если контакт будет успешным, я приношу вам оставшуюся часть трех миллионов.
– Вы говорите «успешный контакт». Что вы под этим подразумеваете? Как вы определите, что все в порядке? И как я могу быть уверен, что вы не заявите о том, что контакт установить не удалось, и не украдете мои деньги, тогда как на самом деле ваши клиенты получат то, за что заплатили?
– А вы подозрительный человек, господин Санчес.
– О, очень подозрительный. В нашем мире, мсье Симон, живут не святые, не так ли?
– Возможно, их больше, чем вы думаете.
– Это бы меня очень удивило. Но ответьте на мои вопросы.
– Хорошо. Попробую… Как я узнаю, что контакт надежен? Очень просто. Я просто буду знать, потому что это моя работа. За это мне платят, а человек на моем месте не станет делать ошибок, когда все зашло настолько далеко, а потом просить за них прощения. У меня есть отработанная методика, я провел свои собственные исследования, и я просто задам два-три вопроса. И все станет ясно – так или иначе.
– Это очень уклончивый ответ.
– В нашем мире, мистер Санчес, уклончивость не такой уж и порок, не так ли?.. Теперь что касается того, что я вас обману и сбегу с вашими деньгами. Уверяю вас, я не люблю заводить таких врагов, как вы или та организация, которой управляет ваш черный дрозд, и тем более не хочу огорчать своих клиентов. Это просто безумие, которое сильно сокращает жизнь.
– Я просто восхищаюсь вашей проницательностью и осторожностью, – сказал посредник Шакала.
– Книжные шкафы меня не обманули. Вы образованный человек.
– Это не имеет отношения к делу, хотя у меня есть кое-какой диплом. Внешность может сослужить хорошую службу, а может и доставить неудобства… То, что я собираюсь вам сказать, мсье Симон, известно только четырем людям на земле, причем все они свободно говорят по-французски. Как вы будете использовать эту информацию – дело ваше. Однако если вы даже просто намекнете, что узнали ее в Аржентоле, я тут же об этом узнаю, и вы не сможете покинуть «Пон-Рояль» живым.
– Контакт можно установить так быстро?
– С помощью одного телефонного звонка. Но вы не станете звонить по крайней мере в течение часа с того момента, как мы расстанемся. Если вы это сделаете, я тоже об этом узнаю, и тогда вам тем более не жить.
– Час. Что ж, хорошо… Этот номер известен еще только троим людям? Почему бы не выбрать одного, который вам не очень по душе, чтобы я мог косвенно сослаться на него – если это будет необходимо.
Санчес позволил себе хмурую улыбку:
– Москва, – тихо сказал он. – Важная персона с площади Дзержинского.
– КГБ?
– Черный дрозд ищет клиентов в Москве, именно в Москве, он просто одержим этим.
«Ильич Рамирес Санчес», – подумал Борн, – «Прошел подготовку в Новгороде. Отстранен Комитетом из-за психической неуравновешенности. Это Шакал!»
– Я буду иметь это в виду – если это пригодится. А теперь назовите мне номер.
Санчес дважды произнес его вместе со словами, которые Борн должен был сказать. Он говорил медленно, удивившись, что Борн ничего не записывает.
– Запомнили?
– Железно, и не нужно никакого карандаша или бумаги… Если все пройдет успешно, каким образом вы бы хотели получить от меня деньги?
– Позвоните мне, у вас есть мой номер. Я приеду к вам из Аржентоля. А вы больше не должны там появляться.
– Удачи, Санчес. Что-то говорит мне, что вы это заслужили.
– Как никто другой. Я слишком часто пил яд.
– Сократ, – сказал Борн.
– Не совсем. «Диалоги» Платона, если быть точным. Au revoir. [97]
Санчес пошел прочь, а Борн, с участившимся сердцебиением, направился обратно в «Пон-Рояль», тщетно стараясь подавить желание побежать. Бегущий человек вызывает любопытство и становится мишенью. Одна из заповедей Джейсона Борна.
– Бернардин! — закричал Борн, несясь по узкому пустынному коридору в сторону своего номера. Через открытую дверь был виден старик, сидевший за столом, в одной руке у него была граната, в другой – пистолет.
– Бросайте свои игрушки, дело выгорело!
– И кто платит? – спросил ветеран Бюро, когда Джейсон закрыл дверь.
– Я, – ответил Борн. – Если все получится так, как я рассчитываю, ваш женевский счет может увеличиться.
– Мой друг, я делаю это не ради денег. У меня даже и в мыслях такого не было.
– Знаю, но раз мы тратим франки, словно печатаем их в гараже, почему бы вам не получить свою честно заработанную долю?
– Что ж, против этого у меня возражений нет.
– Остался час, – объявил Джейсон. – Сорок три минуты, точнее.
– До чего?
– До того момента, когда можно будет убедиться, правда ли все это. – Борн бросился спиной на кровать, положил руки на подушку под голову, его глаза ожили. – Запишите это на бумагу, Франсуа, – Джейсон продиктовал телефонный номер, полученный от Санчеса. – Можете купить, дать взятку или запугать каждого известного вам влиятельного чиновника в парижской телефонной службе, но достаньте мне местоположение этого номера.
– Это не потребует таких уж больших расходов…
– Еще как потребует, – возразил Борн. – Это его охраняемый, недоступный номер, иначе и быть не может. О нем знают только четыре человека.
– Тогда, возможно, нам не стоит залезать так высоко наверх, а, наоборот, нужно спуститься вниз, даже под землю. В туннели телефонной сети под улицами.
Джейсон повернул голову к Бернардину.
– Я об этом не подумал.
– Ничего удивительного. Вы же не из Второго Бюро. Наши источники – техперсонал, а не бюрократы за конторками… Я знаю нескольких. Выберу одного и позвоню ему вечером…
– Вечером? – перебил Борн, и поднялся на кровати.
– Это обойдется где-то в тысячу франков, но вы получите местоположение телефона.
– Я не могу ждать до вечера.
– Тогда вы увеличите риск, попытавшись связаться с таким специалистом, когда он работает. За ними постоянно наблюдают; в телефонной службе никто никому не доверяет. Это парадокс нашего социалистического правительства – наделить своих рабочих ответственностью, но не дать им никаких индивидуальных полномочий.
– Подождите! – сказал Джейсон с кровати. – У вас есть их домашние номера, так?
– Они у меня в записной книжке, да.
– Пусть чья-нибудь жена позвонит на работу. Скажет, что что-то случилось. И нужно вернуться домой.
Бернардин кивнул.
– Неплохая мысль, мой друг. Весьма неплохая.
Минуты превращались в четверти часа, а отставной офицер Второго бюро все еще не мог добиться результата. Елейным голосом он обещал женам технических служащих вознаграждение, если они сделают все так, как он им скажет. Две из них просто бросили трубку, еще трое отказали ему с использованием выражений, рожденных в трущобах Парижа; но шестая дама, приостановив поток ругательств, заявила: «Ладно». Только пусть эта канализационная крыса, за которую она вышла замуж, так и знает, что ему вознаграждения не видать.
Прошел час, и Джейсон покинул отель. Он медленно, не торопясь, шел по тротуару и миновал четыре улицы, пока, наконец, не увидел таксофон около Сены на набережной Вольтера. На Париж уже медленно опускались сумерки, на речных трамвайчиках и мостах зажигались огни. Подойдя к красной телефонной будке, он постарался успокоить дыхание, сделал несколько глубоких вдохов – Борн думал, что ему никогда не удастся вернуть себе самообладание. Ему предстояло совершить самый важный телефонный звонок своей жизни, но он не мог допустить, чтобы Шакал это понял, если, конечно, это действительно телефон Шакала. Он вошел в таксофон, опустил в щель монетку и позвонил.
– Да? – голос был женский, он произнес французское «oui» резко и отрывисто. Парижанка.
– В небе кружат черные дрозды, – начал Борн, по-французски повторяя слова, сказанные Санчесом. – Они все шумят – все, кроме одного. Он безмолвен.
– Откуда вы звоните?
– Из Парижа, но сам я не парижанин.
– Откуда же вы?
– Оттуда, где зимы гораздо холоднее, – ответил Джейсон, чувствуя, как у него на лбу выступил пот. Спокойно. Спокойно! – Мне нужно срочно поговорить с черным дроздом.
Неожиданно в трубке наступила тишина, звуковой вакуум, и Борн задержал дыхание. Затем раздался низкий, спокойный голос – и такой же пустой, как тишина перед ним.
– Мы говорим с москвичом?
Шакал! Этодействительно Шакал! Правильный и быстрый французский не мог скрыть легкого акцента выходца из Латинской Америки.
– Я этого не говорил, – ответил Борн; сам он говорил на французском диалекте, который часто использовал – это был гасконский вариант с гортанной окраской. – Я всего лишь сказал, что зимы там холоднее, чем в Париже.
– Кто вы?
– Тот, кому некто, хорошо вас знающий, счел возможным сказать этот номер вместе со словами, которые следует произнести. Я могу предложить вам контракт всей вашей жизни. Вознаграждение не имеет значения – назовите, какое пожелаете, – а заказчики относятся к самым могущественным людям Соединенных Штатов. Они контролируют большую часть американской промышленности, финансовые институты страны и имеют прямой доступ к нервным центрам правительства.
– Это очень необычный звонок. Очень странный.
– Если вы не заинтересованы, я забуду этот номер и обращусь еще куда-нибудь. Я всего лишь посредник. Будет достаточно простого «да» или простого «нет».
– Я не имею дела с неизвестными мне людьми.
– Поверьте, на вас бы произвели впечатление занимаемые моими работодателями посты, если бы я был вправе об этом рассказать. Однако сейчас мне не нужно ваше согласие, необходима лишь ваша заинтересованность. Если вы ответите «да», то я смогу рассказать больше. Если «нет» – что ж, я пытался, но буду вынужден искать другого человека. Газеты говорят, только вчера он был в Брюсселе. Я найду его.
При упоминании Брюсселя и намеке на Джейсона Борна в трубке послышался звук, как будто у кого-то на мгновение перехватило дыхание.
– Так «да» или «нет», черный дрозд.
Тишина. Наконец Шакал заговорил:
– Перезвоните мне через два часа, – приказал он и повесил трубку.
Получилось! Джейсон прислонился к стене таксофона, по его лицу ручьем струился пот и стекал на шею. «Пон-Рояль». Он должен вернутся к Бернардину!
– Это был Карлос! – объявил он, закрыв дверь, и направился прямиком к прикроватному телефону, вынимая из кармана карточку с телефоном Санчеса. Он набрал номер и через несколько секунд заговорил:
– Птица согласилась, – сказал он. – Дайте мне имя, любое имя.
Последовала небольшая пауза.
– Понял. Товар будет оставлен у портье. Он будет заперт и надежно упакован; пересчитайте содержимое и пришлите мне обратно мои паспорта. Пусть ваш посыльный все заберет и отзовет ваших ищеек. Они могут навести черного дрозда на вас.
Джейсон положил трубку и обернулся к Бернардину.
– Телефонный номер находится в пятнадцатом округе, – сказал ветеран Бюро. – Нашему человеку это стало сразу понятно, когда я ему его продиктовал, или, во всяком случае, он так думает.
– Что он собирается делать?
– Вернется обратно под землю и узнает наверняка.
– Он нам сюда позвонит?
– К счастью, он на мотоцикле. Он сказал, что через десять минут или около того уже будет на работе и позвонит нам сюда в течение часа.
– Отлично!
– Не совсем. Он хочет пять тысяч франков.
– Да пусть просит хоть в десять раз больше… А что означает это «в течение часа»? Сколько осталось до его звонка?
– Вы ушли примерно тридцать, тридцать-пять минут назад, а он позвонил мне вскоре после вашего ухода. Я бы сказал, что он позвонит в течение получаса.
Раздался звонок. Двадцать секунд спустя у них был адрес на бульваре Лефевр.
– Я иду, – сказал Джейсон Борн, беря со стола пистолет Бернардина и засовывая в карман две гранаты. – Вы не против?
– Ну что вы, – ответил тот, залезая под куртку и вытаскивая второй пистолет из-за пояса. – В Париже столько карманников, что всегда нужно иметь небольшой запас… Но зачем это вам?
– У меня еще по меньшей мере два часа, и я хочу осмотреться.
– Один?
– А как иначе? Если мы вызовем подмогу, я рискую быть подстреленным или провести остаток жизни за решеткой по обвинению в убийстве, совершенном в Бельгии, к которому я не имею никакого отношения.
Бывший судья бостонского окружного суда, некогда достопочтенный Брендан Патрик Префонтейн, наблюдал за плачущим, несчастным Рэндольфом Гейтсом, сидевшим на диване в номере отеля «Риц-Карлтон» с закрытым руками лицом.
– О, Господи, как же печален может быть конец сильных мира сего, – заметил Брендан, наливая себе немного виски со льдом. – Так тебя надули, Рэнди. Французский стиль! Твои куриные мозги и внушительная внешность не помогли, когда ты оказался «а Пари», не так ли? Лучше бы ты «оставался на ферме», солдатик.
– Боже, Префонтейн, ты не знаешь, что это было такое! Я создавал картель – Париж, Бонн, Лондон и Нью-Йорк, плюс рынки труда Дальнего Востока, – предприятие, стоящее миллиарды, когда меня похитили из «Плаза-Атене», посадили в машину и надели на глаза повязку. Потом меня бросили в самолет и доставили в Марсель, где со мной случились ужасные вещи. Меня держали в комнате и каждые несколько часов кололи наркотики – более шести недель! Приводили женщин, делали фотографии – но это был не я!
– Возможно, ты просто не подозревал об этой стороне своей личности, Дэнди-Рэнди. Той же, что научилась получать мгновенные удовольствия, если это выражение здесь уместно. Ты делал своих клиентов чрезвычайно состоятельными на бумаге, и они торговали этим на биржах, а в это время тысячи людей теряли рабочие места. О, да, мой дорогой роялист, это мгновенное удовольствие.
– Вы не правы, судья…
– Так приятно вновь услышать этот титул. Спасибо, Рэнди.
– Профсоюзы стали слишком сильными. Промышленность оказалась в кризисе. Многие компании были вынуждены переводить капиталы за рубеж, чтобы выжить.
– И при этом молчать? Как ни странно, возможно, в этом и есть доля истины, но ведь ты никогда не думал о других альтернативах… Но мы отклонились. Из марсельского заточения ты вышел наркоманом – и, кроме того, появились еще фотографии знаменитого адвоката при компрометирующих обстоятельствах.
– Что мне оставалось делать? – вскрикнул Гейтс. – Я был на грани гибели!
– Мы знаем, что ты сделал. Ты стал агентом Шакала в мире высоких финансов, мире, где конкуренция является нежелательным багажом, который лучше бы сбросить где-нибудь по дороге.
– Надо начать с того, что он и меня именно так нашел. Создаваемый нами картель пересекал японские и тайваньские интересы. Они наняли его… О, Боже, он убьет меня!
– Еще раз? – спросил судья.
– Что?
– Ты забыл. Он думает, что ты уже мертв – благодаря мне.
– У меня на носу несколько дел, на следующей неделе слушания в Конгрессе. Он узнает, что я жив!
– Не узнает, если ты не появишься.
– Ядолжен! Мои клиенты рассчитывают…
– Тогда согласен, – перебил Префонтейн. – Он убьет тебя. Мне очень жаль.
– Что мне делать?
– Есть выход, Дэнди-мальчик, и он не только облегчит сложившуюся ситуацию, но и все последующие годы. Конечно, тебе придется кое-чем пожертвовать. Для начала, длительный курс лечения в частном реабилитационном центре, но еще раньше от тебя потребуется полное сотрудничество. Первое гарантирует твое незамедлительное исчезновение, второе – поимку и устранение Карлоса Шакала. Ты будешь свободен, Рэнди.
– Все, что угодно!
– Как ты с ним связываешься?
– У меня есть телефонный номер! – Гейтс начал искать свой кошелек, вытащил его из кармана и дрожащими пальцами начал в нем рыться. – Его знают только четыре человека!
Префонтейн принял свой первый почасовой гонорар в размере двадцати тысяч долларов, велел Рэнди идти домой, молить прощения у Эдит, и готовиться завтра же покинуть Бостон. Брендан слышал о частной клинике в Миннеанаполисе, где, по его сведениям, состоятельные люди анонимно получали помощь; он уточнит все утром и позвонит ему, естественно рассчитывая получить второе вознаграждение за свои услуги. Как только потрясенный Гейтс покинул номер, Префонтейн подошел к телефону и позвонил Джону Сен-Жаку в «Транквилити Инн».
– Джон, это судья. Не задавай мне вопросов, у меня есть срочная информация, которая может оказаться бесценной для мужа твоей сестры. Я знаю, что не смогу связаться с ним, но мне известно, что он работает с кем-то из Вашингтона…
– Его имя Алекс Конклин, – перебил Сен-Жак. – Минуту, судья, Мари записала номер в записную книжку на столе. Дайте мне туда перейти. – Раздались звуки, как если бы телефон поставили на твердую поверхность, а затем раздались щелчки – это взяли другую трубку. – Вот он, – брат Мари продиктовал номер.
– Я все потом объясню. Спасибо тебе, Джон.
– Проклятье, все мне говорят одно и то же!
Префонтейн набрал номер с кодом штата Виргиния.
– Да? – коротко и отрывисто сказали из трубки.
– Мистер Конклин, моя фамилия Префонтейн, а этот номер мне дал Джон Сен-Жак. Мне нужно сообщить вам нечто очень важное.
– Вы тот судья, – перебил Алекс.
– Боюсь, это в прошлом, далеком прошлом.
– Так в чем дело?
– Я знаю, как связаться с человеком, которого вы называете Шакалом.
– Что?
– Слушайте меня.
Бернардин смотрел на звонящий телефон, какое-то время решая про себя, стоит ли снимать трубку. Но выбора не было, он должен был это сделать.
– Да?
– Джейсон? Это ты, или нет?.. Возможно, я позвонил в другой номер.
– Алекс? Ты?
– Франсуа? А ты что там делаешь? Где Джейсон?
– Все произошло очень быстро. Я знаю, что он пытался связаться с тобой.
– Это был трудный день. Мы вернули Панова.
– Хорошие новости.
– Есть и другие. Например, телефонный номер, по которому можно позвонить Шакалу.
– У нас он тоже есть! И местоположение. Наш герой отправился туда час назад.
– Господи, как же вы его раздобыли?
– Очень затейливым способом, который мог придумать только твой Борн. Он чрезвычайно изобретателен, настоящий caméléon.
– Давай сравним, – предложил Алекс. – У тебя какой номер?
Бернардин продиктовал номер, выписанный по указанию Джейсона.
Тишина в трубке была подобна немому крику.
– Номера не совпадают, – произнес, наконец, Алекс задыхающимся голосом. – Они не совпадают!
– Ловушка, – сказал ветеран Бюро. – Святые небеса, это ловушка!
Глава 26
Борн дважды прошел мимо темного и тихого ряда старых каменных домов на бульваре Лефевр, что расположился на окраине пятнадцатого округа Парижа. Потом кружным путем он вернулся обратно на д’Алезья и нашел придорожное кафе. На столиках, выставленных на улицу, мерцали свечи под стеклянными колпаками, а большинство посетителей составляли бурно жестикулирующие и вечно о чем-то спорящие студенты из расположенных поблизости Сорбонны и Монпарнаса. Было уже почти десять вечера, и официанты в фартуках становились все более раздражительными, потому что большинство их клиентов не отличались ни щедростью сердца, ни толщиной кошелька. Джейсон хотел только крепкого эспрессо, но хмурая гримаса на лице подошедшего garçon’а убедила его, что он получит просто грязь в чашке, если закажет один кофе, поэтому он прибавил к заказу самый дорогой бренди из тех, что у них был.
Когда официант вернулся к стойке, Джейсон вытащил свой маленький блокнот и шариковую ручку, закрыл на мгновение глаза, и потом по памяти сделал набросок увиденного ряда домов. Там были три корпуса, каждый состоял из двух примыкающих друг к другу домов; корпуса разделялись узкими переулками. Каждое двойное строение имело три этажа в высоту, к каждому входу вела крутая кирпичная лестница, а с обоих концов ряда не было никаких построек – один строительный мусор, развалины соседних зданий. Дом, в котором располагался телефон Шакала с защищенным номером – его адрес можно было узнать в подземных туннелях, но только в случае, если требовался ремонт, – был последним справа, хотя вероятнее всего Шакал занимал все здание, если не весь ряд домов.
Карлос был законченным параноиком, поэтому надо было рассчитывать на то, что его парижский командный пост окажется крепостью, со всеми мыслимыми человеческими и электронными средствами защиты, которые могли предоставить преданность и высокие технологии. А этот на первый взгляд изолированный, если не покинутый, квартал пятнадцатого округа подходил целям Карлоса куда больше, чем любой другой многолюдный район города. Из-за этого Борн заплатил пьяному бродяге, чтобы пройти вместе с ним мимо домов во время своего первого вторжения на вражескую территорию, причем сам Борн шел пьяной походкой в тени рядом со своим спутником, а для второй рекогносцировки он нанял в качестве прикрытия проститутку средних лет, и теперь уже шел нормальным шагом. Он изучил место действия, и это было началом конца. Он поклялся себе в этом!
Появился официант с его эспрессо и коньяком, и только после того, как Джейсон положил на стол бумажку в сто франков и махнул рукой, его недоброжелательное выражение лица немного смягчилось.
– Merci, — выдавил официант.
– Здесь поблизости есть таксофон? – спросил Борн, вынимая еще десять франков.
– Вниз по улице, через пятьдесят-шестьдесят метров, – ответил официант, глядя на деньги.
– А ближе ничего нет? – Джейсон отделил еще одну банкноту в двадцать франков. – Мне нужно позвонить в дом, который находится поблизости, в нескольких кварталах отсюда.
– Идите за мной, – сказал облаченный в фартук garçon, робко взял деньги и повел Борна через открытые двери кафе к кассирше, сидевшей за высокой стойкой в дальнем конце ресторана. Женщина с худым лицом землистого оттенка заранее приняла сердитое выражение – по-видимому, она решила, что к ней направлялся чем-то недовольный клиент.
– Дай ему позвонить с твоего телефона, – сказал официант.
– Зачем еще? – выпалила ведьма за кассой. – Чтобы он в Китай позвонил?
– Ему нужно позвонить в один из соседних домов. Он заплатит.
Джейсон протянул десять франков, глядя невинными глазами прямо на полную подозрений женщину.
– А, ладно, – сказала она, вытаскивая телефон из-под стойки кассового аппарата, и схватила деньги. – У него длинный шнур, так что можешь отойти к стене, как все делают. Мужчины! Бизнес и постель – это все, о чем вы думаете!
Он набрал телефон «Пон-Рояля» и попросил соединить его со своим номером, ожидая, что Бернардин снимет трубку после первого или второго звонка. После четвертого гудка Борн насторожился, после восьмого он не знал, что и думать. Бернардина там не было! Или Санчес?.. Нет, ветеран Второго Бюро был вооружен и знал, как пользоваться «политикой сдерживания» – по меньшей мере, там бы была громкая стрельба, а в крайнем случае, номер бы разнесло гранатой. Бернардин сам покинул гостиницу. Но почему?
Для этого могло быть несколько причин, размышлял Борн, отдав телефон владелице и возвращаясь за свой столик на террасе. Первой и самой желанной были новости о Мари; старый офицер разведки не стал бы бросать слов на ветер и питать ложные надежды, описывая расставленные по городу сети, это действительно было так, Борн был в этом уверен… Других причин в голову Борна не приходило, поэтому было лучше пока вообще не думать о Бернардине. У него были дела и поважнее, ведь от них сейчас зависела его жизнь. Джейсон вернулся к своему кофе и блокноту, нужно было продумать каждый шаг.
Спустя час он допил свой эспрессо, отхлебнул немного коньяку, а остальное вылил на тротуар под стол, накрытый красной замусоленной скатертью. Он вышел из кафе и покинул улицу д’Алезья, повернул направо и медленно, словно ему было гораздо больше лет, чем на самом деле, направился к бульвару Лефевр. Чем ближе он подходил к последнему перед бульваром углу, тем отчетливее становились пульсирующие, завывающие звуки, доносящиеся с нескольких сторон. Сирены! Двухтональные сирены машин парижской полиции! Что произошло? Что происходит? Джейсон сменил свою старческую поступь на бег и бросился к углу дома, другой своей стороной выходившего на бульвар Лефевр и ряд старых каменных зданий. Заглянув за угол, он был повергнут в шок, ярость и изумление, которые вместе заставили его запаниковать. Что они делают?
Пять патрульных машин с разных сторон подъехали к ряду каменных домов, и каждая с визгом затормозила у крайнего правого здания. Затем появился большой черный полицейский автобус, он развернулся перед входом в здание, и на нем вспыхнул прожектор, после чего из автобуса высыпался отряд бойцов в черной форме с автоматами, которые крадучись заняли места вокруг дома, скрываясь за патрульными машинами – они готовились к штурму!
Идиоты. Чертовы идиоты! Предупредить Карлоса Шакала значило упустить его! Убийство было его профессией, а уход от погони – его страстью. Тринадцать лет назад Борну сказали, что в огромном убежище Карлоса среди деревенских холмов Витри-сюр-Сен недалеко от Парижа больше потайных дверей и скрытых лестниц, чем в дворянском замке на Луаре во времена Людовика XIV. Тот факт, что никто так и не установил, какое именно это было поместье и кому оно принадлежало, нисколько не делал эти слухи неправдоподобными. А поскольку на бульваре Лефевр стояли три на первый взгляд отделенных друг от друга строения, было логично предположить, что они соединяются друг с другом подземными переходами.