– Принимая во внимание расстановку событий во времени, – как можно мягче сказал он, – операция, связанная с Карлосом, имела место около десяти лет назад, в то время как события в Гонконге происходили несколько раньше. Были ли эти два периода связаны между собой? Не называя имен, не могли бы вы посвятить нас в то, что произошло в Гонконге?
Алекс сжал рукоятку своей трости так, что костяшки его пальцев побелели.
– То, что случилось в Гонконге, было наиболее грязной и отвратительной операцией из когда-либо задумываемых ЦРУ, о которой я когда-либо слышал. К моему глубокому удовлетворению, мы в Лэнгли не имели отношения к разработке этой операции, а ее мудрые авторы, я уверен, отправятся в ад. Все подробности этой операции я узнал уже позже, и от того, что узнал, меня едва не стошнило. Мак-Алистер тоже ненавидел все то, что происходило, но он был в этом дерьме с самого начала. Именно поэтому он сам захотел принять участие в этой операции, с риском для собственной жизни. В результате такого геройства его подстрелили около границы Китая и Макао. Но он не мог позволить себе умереть ради такой глобальной стратегии, от которой несло за милю дерьмом.
– Звучит как целое обвинительное заключение, – сказал Кассет. – Но в чем было дело?
– Наши люди организовали похищение жены Борна, женщины, выведшей его из амнезии и вернувшей к нормальной жизни. И они оставили след, заставивший Борна следовать за ними в Гонконг.
– Господи, но зачем? – удивленно воскликнул Валентино.
– Такова была стратегия, отлично разработанная, но по сути омерзительная… Я говорил вам, что «наемный убийца» Джейсон Борн превратился в Азии в легенду. Он, не оставив следов, исчез из Европы, но это нисколько не уменьшило его славу на Дальнем Востоке. Однако внезапно в районе Макао начал действовать новый убийца-подрядчик. Он дал очередной толчок нашей легенде. Видите ли, он тоже называл себя Джейсоном Борном. Заказные убийства начались с новой силой. От одного до другого убийства проходили считанные дни, редко недели. Причем новый убийца перенял известный почерк Борна, что подняло на ноги всю полицию. Третий Борн широко развернул свое дело, и было ясно, что он хорошо подготовился, заранее изучив манеры и приемы оригинала.
– И оптимальным противоядием против самозванца мог быть только настоящий Борн, ваш Борн, – заметил директор. – И лучшего способа, чем украсть его жену, для того чтобы заставить вашего Борна пуститься по следу, придумать ничего было нельзя? Но почему? Почему Вашингтон был таким безжалостным и эгоистичным потребителем? Слава Богу, что мы не участвовали в этом.
– Дела в тот период шли очень плохо. Среди клиентов нового Борна оказался один военный психопат из Бейджина, член Гоминдановского правительства, страстно желавший превратить Дальний Восток в кровавую кашу. Он хотел разрушить Англо-Китайский договор по Гонконгу, захватить эту территорию, погрузив ее в хаос.
– Это означало бы войну, – тихо сказал Кассет. – Бейджин нападает на Гонконг и оккупирует его. Все должны были бы выбирать себе свою сторону… Война.
– В ядерную эпоху, – добавил директор. – Насколько все далеко зашло, мистер Конклин?
– Вице-премьер Народной Республики был убит после покушения в Цзюлуне. Самозванец оставил на месте преступления свою визитную карточку, на которой значилось: «Джейсон Борн».
– О черт! Его нужно было остановить! – взорвался директор, крепко стиснув в кулаке трубку.
– Его остановили, – ответил Алекс, наконец оставив трость в покое. – Наш Джейсон Борн был единственным человеком, способным это сделать… Это все, что я могу вам рассказать. В заключение, я хочу повторить, что этот человек, его жена и дети сейчас находятся в этой стране, и Шакал охотится за ними. Карлос не остановится до тех пор, пока последний, единственный живой свидетель, способный опознать его, не умрет. Карлос жаждет мщения, за Париж, Лондон, Рим, Мадрид, особенно за Париж, где мы подобрались к нему особенно близко. Кто-то смог что-то узнать. Где сейчас Карлос? Как он будет действовать? Кто является здесь его осведомителем? Возможно, у него есть человек в Вашингтоне, и он выследил меня и Панова оттуда.
Бывший разведчик снова ухватился за свою трость и устремил в окно пронзительный взгляд.
– Разве вы не понимаете, – негромко сказал он, как будто разговаривая с самим собой, – мы не имеем права дать этому случиться. Господи, не дай этому случиться!
Сотрудники ЦРУ сочувственно молчали, глядя на Конклина. Затем, по-прежнему так же молча, они обменялись взглядами, и консенсус был достигнут – три пары глаз сошлись на Кассете, проработавшем с Конклином много лет. Он согласно кивнул, принимая их выбор, и сказал, обращаясь к Алексу:
– Я согласен с тем, что все здесь указывает на Карлоса, но прежде чем мы приведем в действие машину в Европе, мы должны убедиться, что поступаем правильно. Мы не можем позволить себе ложную тревогу, хотя бы потому, что этим покажем Шакалу наше слабое место, а именно: Джейсона Борна. Тогда Шакал непременно нанесет туда свой удар. Судя по твоему рассказу, кроме провалившейся операции Тредстоун-71, к Шакалу и его окружению не приближался ни один из наших агентов или субагентов в течение десятков лет.
Конклин неторопливо изучал задумчивое осунувшееся лицо Чарльза Кассета.
– Ты хочешь сказать, что, если я не прав и это не Шакал, то своими действиями мы разбередим рану тринадцатилетней давности и спровоцируем его на нападение? Кроме всего прочего?
– Да, так.
– Я считаю тебя умным человеком, Чарльз, и это твое опасение довольно логично… но я был реальным исполнителем операций. Ты знаешь, это здорово оттачивает инстинкты.
– Безусловно, я доверяю твоим инстинктам больше, чем любому детектору лжи…
– Я тоже, – перебил их Валентино. – Он спасал наших людей в пяти или шести критических ситуациях, когда все показатели говорили, что он ошибался. Однако Чарли ставит вопрос о законности и целесообразности наших возможных действий. Предположим, что это не Карлос? В этом случае мы не только посылаем в Европу неверные указания, мы, что гораздо важнее, упускаем время!
– Оставим Европу в покое, – спокойно сказал Алекс, опять-таки будто сам себе. – По крайней мере, пока. Откроем охоту здесь. Загоним этих сволочей в угол. Поймаем их и раздавим. Я буду их мишенью, и когда они придут за мной, вы возьмете их.
– Необходимый для этого объем прикрытия, вас и доктора Панова, выходит за рамки моих возможностей, мистер Конклин, – твердо сказал директор.
– Можно работать и без прикрытия, сэр, – Алекс переводил взгляд от Кассета к Валентино. Внезапно он повысил голос. – Мы сможем провести все спокойно и тихо, если вы двое будете слушаться меня и позволите мне заняться организацией дела.
– Мы находимся в несколько затруднительном положении, – заметил Кассет. – Вообще-то это международное дело, но отвечаем за него мы. Надо бы привлечь к этому Бюро…
– Ни за что! – яростно выкрикнул Конклин. – Только те, кто находиться в этой комнате, и все!
– Перестань, Алекс, – просительно сказал Валентино, покачивая головой. – Ты в отставке. Ты не можешь тут командовать.
– Отлично! – Конклин уже не сдерживал себя. Поднимаясь со стула, он чуть не упал, но вовремя оперся о трость. – Следующая станция Белый Дом, кабинет некого председателя АНБ по имени Мак-Алистер!
– Сядьте! – приказал ему директор.
– Я в отставке! Вы не можете мной командовать!
– Я и не думал. Я просто беспокоюсь за ваши жизни. Насколько я понял, ваши рассуждения сводились к тому, что тот, кто стрелял в вас вчера вечером, промахнулся специально, выбрав жертвой первого попавшегося человека. Все это весьма противоречиво и основано лишь на том, что вам удалось скрыться в суматохе после выстрела.
– Но мои предположения…
– Мои предположения основаны на паре дюжин операций, в которых я принимал участие за время службы здесь и в Отделе военно-морской разведки и еще в местах, названия которых вы вряд ли сможете произнести, да и знать вам о них не нужно.
Руки директора лежали ровно на подлокотниках кресла, ладони крепко сжимали дерево. Голос его стал жестким, командным.
– К вашему сведению, мистер Конклин, я не являюсь каким-нибудь тепличным адмиралом из наследственного клана, по случайности поставленным руководить разведкой. Я достаточно долго прослужил просто во флоте, ходил на подлодках с диверсионными группами в Кесонг, а потом в Хайхонскую гавань. И я знал нескольких ублюдков из «Медузы». Я до сих пор не могу вспоминать о них без того, чтобы мой палец не начал чесаться, до того мне хочется всадить им пулю в голову! А теперь вы утверждаете, что вот есть один такой, пришедший из «Медузы», и вы превратили его в «Джейсона Борна», и что вы готовы голову себе свернуть, но вытащить его из-под огня Шакала… Давай начистоту, Алекс. Ты хочешь работать со мной?
Конклин медленно опустился обратно на стул. Его губы постепенно растянулись в улыбку.
– Я говорил вам, что без труда определил кто вы такой, сэр. Тогда это была только интуиция, а теперь я знаю, на чем она была основана. Вы настоящий полевик… Я буду работать с вами.
– Отлично, – сказал директор. – Мы разрабатываем систему вашей охраны, и будем уповать на Господа в том, что ваше предположение о том, что вы с Пановым нужны им живыми, верно. Потому что все дыры я заткнуть все равно не смогу. Так что вам лучше с самого начала оценить степень риска.
– Я понимаю. Но две наживки в банке с пираньями лучше одной, поэтому я собираюсь позвать Мо Панова.
– Ты не можешь просить его принять участие в этой игре, – отрезал Кассет. – Он не наш человек. Почему ты так настойчиво добиваешься его участия?
– Именно потому, что он не наш человек. И мне лучше позвать именно его. Если я не сделаю этого, он запросто может подсыпать мне стрихнина в суп. Понимаете, он оказался в Гонконге почти по тем же причинам, что и я. Когда-то в Париже я чуть не застрелил своего лучшего друга, потому что ошибочно считал, что тот предал нас, а в действительности он потерял память. Когда-то Моррис Панов, ведущий психиатр страны, врач, не выносящий всей этой столь популярной и модной тогда психиатрической чуши о подсознании и прочем, представил теорию о гипотетическом агенте, психически запрограммированном на сочетание определенных внешних факторов. Вообразите себе хитроумно законспирированного агента, эдакую ходячую бомбу с часовым механизмом, с особой программой в голове, готового к действию по внешнему сигналу в любое мгновение… Приводя в жизнь эту психиатрическую гипотезу, уже не гипотетический агент, а Джейсон Борн стал невинной жертвой правительственных опытов на Нью-йоркской семьдесят первой стрит. Когда пришло время бороться за психическое и физическое существование этого человека, Моррис Панов потребовал, чтобы возможность излечения сознания Борна была предоставлена ему. Он не мог простить себе содеянного. Скажите теперь, если бы вы были на месте Панова, то что бы вы сделали со мной, говори я вам то, что вы говорите мне?
– Подсунул бы тебе вместо таблеток от гриппа пакет со стрихнином, – ответил ДеСоле. – А где сейчас Панов?
– В отеле «Брукшир», в Балтиморе, поселился там под именем Моррис, Филипп Моррис. Я звонил ему сегодня, он подцепил грипп.
– В таком случае, приступаем к работе, – сказал директор, раскрывая перед собой широкий толстый блокнот в желтом переплете. – Между прочим, Алекс, настоящие полевики за работой обычно забывают звания и чины. По настоящему можно доверять только тому, кого ты называешь просто по имени. Ты наверно знаешь, что меня зовут Холланд, Питер Холланд. Отныне мы с тобой будем друг для друга Питер и Алекс. Идет?
– Идет, Питер. Ты, наверно, там, в своем флоте, был еще тем сукиным сыном?
– Ну уж коли оказался здесь, не в этом кресле конечно, а в Лэнгли, то наверно разбирался кое в чем.
– Вот это настоящий полевик – наш человек, – удовлетворенно проворчал Конклин.
– Теперь, когда мы отбросили всю эту дипломатическую шелуху, мешающую работе, вам следует иметь в виду, что я еще и строгий и упрямый сукин сын. Алекс, я хотел бы подвести под это дело профессиональную основу, чтобы избежать эмоциональных срывов. Ты понимаешь, что я имею в виду?
– Согласен, Питер, я тоже так обычно работаю. Посылки могут быть эмоциональными, но исполнение должно быть четким и строгим… Знаешь, ты упрямый сукин сын, хоть я и не служил во флоте, но ведь я из Лэнгли, и это означает, что я – тоже профессионал.
Холланд усмехнулся. Эта улыбка могла принадлежать совсем молодому человеку, по ошибке природы убеленному сединами. Человеку, с удовольствием возвращающегося в свою родную среду обитания, освободившегося на время от гнетущих его условностей.
– Мы управимся с этим сами, – сказал директор и, отбросив последний налет начальственного имиджа, он отложил в сторону трубку, вытащил из бокового кармана пиджака пачку сигарет, забросил одну в рот и аппетитно прикурил от зажигалки. После этого начал быстро писать в блокноте.
– Бюро мы посылаем ко всем чертям, – продолжил он, щурясь от сигаретного дыма. – Будем работать только с нашими людьми. Проверим под лупой каждую рожу, отирающуюся возле вас, Алекс.
Чарльз Кассет, стройный, всеми признанный наследник директорского кресла ЦРУ в Лэнгли, откинулся на спинку стула.
– Понять не могу, джентльмены, почему я сразу не догадался, что вы одного поля ягоды?
– Просто ты прирожденный аналитик, Чарли, вот и все, – ответил директор, не поднимая головы от блокнота.
Предстоящая операция вкратце сводилась к незаметному сопровождению двух свидетелей-приманок, при максимальном обеспечении их безопасности. Операция должна была раскрыть людей Шакала, действовавших около стрелкового зала и направивших телеграммы Алексу и Панову. Работая всю следующую ночь и большую часть дня, сотрудники ЦРУ в Лэнгли сформировали тщательно подобранную бригаду из восьми опытных агентов и строго выверили маршруты, по которым Конклин и Панов должны были, вместе и по отдельности, следовать по городу в течение следующих двадцати четырех часов.
Все точки этих маршрутов прикрывались людьми из созданной бригады, перемещающимися по тем же маршрутам в соответствии со своим параллельным скользящим графиком. Необходимым условием плана являлось строгое соблюдение мест и времени заранее оговоренных рандеву вооруженных агентов и двух добровольных приманок. Концы маршрутов упирались в Смитсоновский мемориал, в глухое и изолированное место, в ранний час следующего утра. Это место должно было стать Dionaea muscipula, растением-мухоловкой.
Конклин задержался на минуту в тесном, тускло освещенном подъезде своего дома и последний раз посмотрел на часы, с трудом разбирая в полутьме цифры. Было 2:35 утра. Он толкнул тяжелую, тугую дверь и, прихрамывая, вышел на темную совершенно безлюдную улицу. Следуя заранее оговоренному маршруту, он свернул налево и, не торопясь, пошел вдоль домов, прикидывая в уме темп своего движения. Он должен был подойти к первому перекрестку по возможности ближе к 2:38. Внезапно он насторожился. Справа, в темном, полукруглом, углубленном в стену дома дверном алькове, он заметил еле видимую фигуру. Алекс автоматически сунул руку под куртку, взявшись за рукоятку своей «Беретты». В их плане ничего не говорилось о человеке в этом месте улицы! Но так же внезапно он расслабился, разглядев этого человека, ощущая при этом смешанное чувство стыда и облегчения. Фигура в тени стены дома оказалась нищим стариком в потрепанной одежде, по всей видимости одним из членов многочисленной армии городских бездомных. Алекс прошел мимо, не останавливаясь. Дойдя до угла, он услышал за спиной тихий однократный щелчок пальцев. После этого он перешел через улицу и пошел по тротуару дальше, минуя переулок за переулком. В следующем переулке… Еще одна фигура! Еще один нищий старик. Почти та же потрепанная одежда. Человек повернулся к нему спиной и медленно растаял в темноте. Еще один бродяга, без дела слоняющийся по пустынным улицам каменных джунглей. В другое время Конклин не преминул бы догнать его и подать бедняге пару долларов, но не сейчас. Впереди у него лежал еще большой кусок пути, и он должен был выдерживать график.
Моррис Панов подошел к перекрестку, обдумывая столь озадачивший его недавний телефонный разговор. Он ужасно нервничал и постоянно повторял про себя детали маршрута, по которому должен был следовать, испытывая при этом непреодолимое искушение взглянуть на часы, чтобы убедиться, что не опаздывает и не опережает график прохождения контрольных точек. Его заранее предупредили не смотреть на часы на улице… Неужели нельзя было дать им небольшой запас времени для каждого места встречи? Вообще, на слух, все разработанное расписание сегодняшних суток напоминало ему план вооруженного захвата города Вашингтона. Погрузившись в свои мысли, он продолжал идти, пересекая улицы, которые, как ему сказали, он должен был пересечь, надеясь, что невидимые внутренние часы помогут ему соблюдать нужную скорость. Несколько лет назад он прошел подобную тренировку на загородной базе ЦРУ в Вене, штат Виргиния. Там он должен был пройти по тропинке от одного колышка до другого, рассчитывая только на внутреннее чувство времени. Конечно, он должен сделать что-то для Дэвида, но то, что он делал сейчас, казалось ему безумным, не имеющим ни малейшего смысла. Нет, конечно, здесь все верно. Они не попросили бы его делать это, если бы оно и на самом деле было так.
Что это? На него смотрело почти скрытое тенью лицо, точно такое же, как и два предыдущих! Фигура покачнулась, вышла из тени на обочину тротуара и подняла на Панова мутные, налитые вином глаза. Старик в рваной одежде (Господи, сколько ему лет?) едва мог двигаться. И он смотрел на него! В воображении Панова предстал целый город, наполненный только вот такими бродягами, бедность и психическое состояние которых вытолкнули их на улицу. Что он может сделать для них? Разве что обратиться по своим профессиональным каналам к этой бесчувственной администрации Вашингтона… Еще один, вон там! В углублении между двумя железными ночными жалюзи на витринах магазинов стоял еще один бродяга и тоже смотрел на него! Хватит, сколько можно! Ты уже начинаешь терять над собой контроль… Это просто бродяга, нищий. Иди вперед, ты можешь выбиться из графика. Выдерживать его – вот твоя основная задача… Переходи на другую сторону улицы… Иди вперед!
Тусклый лунный свет падал на две приближающиеся с разных сторон перекрещивающихся улиц к Смитсоновскому мемориалу мужские фигуры, искажая их действительный рост и делая их похожими на карликов. Подойдя вплотную друг к другу, мужчины молча прошли к ближайшей скамейке. Конклин сразу же устало опустился на скамью, тяжело оперевшись о трость. Панов остался стоять, беспокойно оглядываясь по сторонам и прислушиваясь, как будто ожидая чего-то, о чем он сам не имел не малейшего представления. Было 3:23, стояло предрассветное утро, и единственными звуками в ночи было заунывное стрекотание сверчков в кустах и шелест летнего бриза в листве. Наконец Панов решился присесть.
– Все прошло спокойно? – спросил Конклин.
– Не знаю, – ответил психиатр. – Я чувствую себя опять не в своей тарелке, так же как и в Гонконге, только там мы знали, куда мы идем и кого можем встретить. По-моему, ты и твои приятели немного спятили.
– Ты сам себе противоречишь, Мо, – сказал Алекс, улыбнувшись. – Раньше мне ты говорил, что я излечен.
– А, это… Тогда у тебя было небольшое обострение маниакально-депрессивного состояния, близкого к шизофрении. Но то, что мы делаем сегодня – это же идиотизм! Сейчас около четырех утра. Люди, если только они не идиоты, не затевают ничего в такой ранний час.
Алекс внимательно посмотрел на лицо Панова, освещенного отражениями лучей прожекторов, подсвечивающих массивные фигуры мемориала.
– Ты сказал, что не знаешь, все ли было в порядке. Что это значит?
– Трудно сказать, Алекс. Многие мои пациенты часто грезят наяву, представляя себе различные неприятные для них образы, фигуры людей, для вымещения на них собственной паники, оправдания внутреннего страха.
– Черт возьми, Мо. Ты не можешь выражаться яснее?
– Форма перенесения внутренних переживаний…
– Хватит, Мо, – прервал психиатра Конклин. – Что случилось? Что ты там видел?
– Фигуры людей… в изношенной, рваной одежде, медленно, болезненно, с трудом передвигающиеся. Не так, как ты, Алекс, не по причине ран, а из-за возраста. Старые оборванцы, прячущиеся в темных углах и подъездах домов. Я видел их пять или шесть раз, пока шел от своего дома сюда. Два раза я останавливался и уже почти собирался звать на помощь твоих людей. Но каждый раз говорил себе: Доктор, ты просто устал и перенервничал, ты ошибаешься, принимая жалких бездомных за то, чем они не могут быть, пугаешь сам себя.
– Вот оно! – возбужденно прошептал Конклин, – ты видел в точности то же самое, что видел я, Мо. Я постоянно натыкался на таких же оборванных стариков, жалких, двигающихся очень медленно, медленнее меня… Что это значит? Кто они?
Шаги. Медленно, нерешительно, по пустынной, испещренной тенями аллее к ним приближались две низкорослые фигуры. Старики. На первый взгляд их можно было безошибочно отнести к бездомным, во множестве распространившимся в городе. Но вместе с тем они чем-то отличались от обычных бродяг. Какой то целеустремленностью, может быть. Оба остановились метрах в пяти от скамейки, оставаясь в тени. Лиц их не было видно. Старик слева заговорил. Его голос, с непонятным акцентом, звучал глухо, напряженно.
– Довольно необычное время и странное место выбрали почтенные, хорошо одетые джентльмены для встречи. Несправедливо занимать место отдыха других людей, которым может быть не так повезло в жизни.
– Здесь много других свободных скамеек, – вежливо заметил Алекс. – Разве эта – занята?
– Нет. Эти скамейки общие. Их нельзя занимать, – ответил второй старик. Он прекрасно говорил по-английски, но все равно было ясно, что это не его родной язык. – Зачем вы пришли сюда?
– Какого черта вы к нам пристаете? – возмутился Алекс. – У нас свои дела, и вас они не касаются.
– Дела в таком месте и в такой час? – первый старик оглянулся по сторонам.
– Повторяю, – продолжил Алекс, – не суйте нос не в свои дела, и лучше проваливайте.
– Большие дела, понятно, – в тон Алексу сказал второй старик.
– О чем это они? – шепотом спросил пораженный Панов у Конклина.
– Уровень – Ноль, – тихо сказал ему Алекс, – помолчи. Отставной разведчик снова повернулся к своим назойливым собеседникам. – Ну ладно, ребята, поговорили и будет. Идите своей дорогой.
– Дела есть дела, – снова сказал второй старик, вынимая руку из-под лохмотьев и дотрагиваясь ей до плеча своего товарища. Лиц их по-прежнему не было видно, и оба они явно старались держаться в тени.
– У нас с вами общих дел нет…
– Не сказал бы, – перебил Алекса первый старик, покачивая головой. – Предположим, я скажу, что мы принесли вам весточку из Макао?
– Что? – воскликнул Моррис.
– Заткнись! – зашипел на него Конклин, не сводя глаз со сгорбленных фигур в тени. – А почему собственно вы считаете, что Макао может нас заинтересовать? – твердо спросил он.
– Большой тайпин хочет встретиться с вами. Самый большой тайпин в Гонконге…
– Ну и что?
– Он может заплатить вам деньги. За ваши услуги.
– Я снова повторяю – ну и что?
– Он сказал, что убийца вернулся. Он хочет, чтобы вы нашли его.
– Я уже слышал раньше эту историю, она не нова. Повторяетесь.
– Все останется между тайпином и вами. Мы только передаем приглашение. Он ждет вас.
– Где он?
– В большом отеле, сэр.
– В каком?
– С большим залом внизу, в котором находиться много людей. Его название связано с прошлым вашей страны.
– Это может быть только «Мэйфлауэр». – Конклин сказал это, наклонившись к левому лацкану куртки, в который был вшит микрофон.
– Как скажете…
– Под каким именем он зарегистрировался?
– Зарегистрировался?
– Так же, как вы занимаете скамейки для ночлега, остальные люди занимают номера, комнаты в отеле. Регистрируются. Кого мне спросить?
– Никого, сэр. Секретарь тайпина встретит вас в зале.
– Давайте! – скомандовал Конклин. Он повернул голову и взглянул назад через плечо. Яркий свет прожекторов залил окрестности мемориала, пустынную аллею и окружающую растительность. Двое стариков оказались азиатами. Девять человек из Лэнгли торопливо шли к ним по освещенному пространству со всех сторон, держа руки под пиджаками. Они не любили обнажать оружие без нужды.
Однако такая необходимость все-таки появилась, хотя и оказалось уже слишком поздно. Из темноты донеслись два мощных выстрела из оружия большого калибра. Две выпущенные пули разорвали глотки восточных посланцев. Конклин повалил остолбеневшего психиатра за скамейку, как можно дальше от открытого места на свету. Агенты ЦРУ среагировали мгновенно, чего и следовало ожидать от тренированных, обстрелянных, бывалых бойцов, да еще под предводительством старого диверсанта-десантника Холланда. Они попадали на землю, перекатившись несколько раз к ближайшим укрытиям, организовались и начали наступление в сторону зарослей кустарника между стволами деревьев, из-за которых были произведены выстрелы. Петляя и используя тени как прикрытие, с пистолетами наготове, отряд полукольцом охватил участок зарослей. Через несколько мгновений тишину разорвал разочарованный возглас.
– Проклятие! – это был Холланд, шаривший лучом фонарика между стволами деревьев. – Они снова поимели нас!