– Женщина? Он уверен?.. Какого цвета были ее волосы?
Дмитрий перевел вопрос охраннику; выслушав ответ, он снова посмотрел на Борна.
– Он говорит, они были рыжеватыми и кудрявыми.
– Рыжеватыми? – Джейсон представил себе картину, весьма неприятную. – Телефон – нет, вахта! Пойдем, мне может понадобиться твоя помощь.
Босой Борн в сопровождении Крупкина побежал через вестибюль к клерку за регистрационной стойкой.
– Вы знаете английский?
– Очень даже хорошо, мистер сэр.
– План расположения комнат десятого этажа, быстро!
– Мистер сэр?
Крупкин перевел; на стойке появилась папка, из нее – заламинированый план.
– Эта комната! – указал Джейсон, стараясь не напугать встревоженного клерка. – Свяжитесь с ней по телефону! Если линия занята – отключите всех.
Крупкин снова перевел, и перед Борном появился телефон. Он взял трубку и заговорил:
– Это тот человек, что несколько минут назад заходил к вам…
– О, да, конечно, милый человек. Спасибо вам большое! Доктор уже здесь, и Бинки…
– Мне нужно кое-что знать, и немедленно… Вы носите искусственные волосы или парики с собой, когда путешествуете?
– Должна сказать, это весьма неприлично…
– Леди, у меня нет времени на приличия, мне нужно знать! Так вы носите?
– Что ж, да, ношу. Вообще-то, это не секрет, все мои друзья знают об этом, и они прощают мне это. Видите ли, дорогой мальчик, у меня диабет… и мои седые волосы ужасно редки…
– Нет ли среди ваших париков рыжего?
– Действительно, есть. Пожалуй, я сменю…
Борн с силой опустил трубку на аппарат и посмотрел на Крупкина.
– Сукин сын ускользнул. Это был Карлос!
– За мной! – скомандовал Крупкин, и они поспешили через пустой вестибюль к комплексу служебных помещений «Метрополя». Они дошли до медицинского кабинета и вошли внутрь. И оба остановились; у обоих перехватило дыхание от представшей их взорам картины.
Кругом валялись мотки рваной, растрепанной марли и бинтов разной ширины, по кушетке и полу разбросаны сломанные шприцы и тюбики антибиотиков, будто кто-то орудовал здесь в панике. Однако Борн с Крупкиным едва обратили на это внимание: их глаза были прикованы к женщине, которая пыталась оказать помощь сумасшедшему пациенту. Медсестра «Метрополя» была выгнута назад на стуле, ее горло перерезано скальпелем, и по безупречно белой униформе бежала тонкая струйка крови. Безумие!
Стоя у столика в гостиной, Дмитрий Крупкин говорил по телефону, а Алекс Конклин сидел на обитом парчой диване и массировал ногу, сняв протез. Борн стоял у окна и смотрел на проспект Маркса. Алекс с тонкой улыбкой на усталом лице посмотрел на офицера КГБ, тот кивнул, глядя на Конклина. Они поняли друг друга. Они были достойными противниками в бесконечной, всегда тщетной войне, в которой выигрывались лишь отдельные сражения – философский конфликт разрешиться не мог.
– В таком случае, я рассчитываю на вас, товарищ, – сказал Крупкин по-русски, – и, скажу прямо, я полностью полагаюсь в этом на вас… Конечно, я записываю этот разговор! А вы не стали бы?.. Хорошо! Мы понимаем друг друга, равно как и наши обязанности, так что позвольте мне подвести итог. Этот человек серьезно ранен, о чем было сообщено в городскую службу такси и всем врачам и больницам. Описание украденного автомобиля разослано, и об обнаружении его или самого этого человека должно быть сообщено непосредственно вам. Наказание за нарушение этих приказов – Лубянка, это должно быть ясно… Хорошо! Мы наладили взаимопонимание, и я ожидаю сообщения от вас сразу, как только у вас будет какая-либо информация, да?.. Не получите сердечный приступ, товарищ. Я отлично знаю, что вы старше меня по званию, но у нас ведь народное государство, не так ли? Просто последуйте совету очень опытного подчиненного. Удачного вам дня… Нет, это не угроза, всего лишь доброе пожелание. – Крупкин повесил трубку и вздохнул. – Боюсь, нам не хватает нашей исчезнувшей образованной аристократии.
– Не стоит говорить этого вслух, – заметил Конклин, кивнув на телефон. – Насколько я понимаю, никакой информации.
– Никакой, требующей немедленного действия, но кое-что весьма интересное, даже захватывающее, в несколько извращенном смысле.
– Имеющее отношение к Карлосу?
– Именно. – Крупкин покачал головой, когда Джейсон взглянул на него от окна. – Я на минуту задержался в своем кабинете, перед тем как присоединиться к ударной группе, и на моем столе лежали восемь больших конвертов из манильской бумаги, из которых только один был вскрыт. Их нашла милиция на Вавилова и, верная процедуре, прочитав содержимое только одного из них, передала их нам.
– И что в них? – спросил Алекс, усмехнувшись. – Государственная тайна, характеризующая всех членов Политбюро как геев?
– Думаю, ты почти угадал, – перебил Борн. – На Вавилова был московский отряд Шакала. Он наверняка показывал им, какая грязь у него есть на них, либо на других.
– Последнее верно, – сказал Крупкин. – Собрание самых гадких заявлений, нацеленных на высших лиц наших главных министерств.
– У него такого мусора навалом. Это стандартная процедура для Карлоса; так он покупает себе дорогу в круги, в которые не может проникнуть иначе.
– Наверное, я не совсем понятно выразился, Джейсон, – продолжил офицер КГБ. – Говоря «гадких», я имел в виду именно это. Невероятных. Просто безумных.
– Он почти всегда держит своих людей на привязи.
– Большая часть информации – грязь из самых низкопробных бульварных газет – ничего необычного для них, конечно, – но в добавок к этому полная бессмыслица и очевидные искажения дат, мест, должностей и даже фамилий. Например, Министерство транспорта расположено не в том месте, какое указано в соответствующем конверте, а в квартале оттуда, и определенный товарищ директор не женат на названной леди, а женат на другой – названная женщина является их дочерью и живет не в Москве, а на Кубе, уже шесть лет. И еще, человек, означенный как глава Радио Москвы и обвиняемый почти во всех возможных грехах, кроме разве что интимных отношений с собаками, умер одиннадцать месяцев назад и был известен как верный христианин, который был бы гораздо счастливее обыкновенным священником… Эти очевидные ошибки я заметил за пару минут, не желая тратить на это много времени, но уверен, что их там еще много.
– Ты хочешь сказать, что Карлосу пудрили мозги? – сказал Конклин.
– Самым наглым образом, с точным расчетом – над этими данными посмеялись бы даже в самых доктринально строгих наших судах. Кто бы ни снабжал его этими мелодраматическими «разоблачениями», он делал их заведомо противоречивыми.
– Родченко? – предположил Борн.
– Вряд ли кто-либо другой. Григорий – и называю его «Григорий», хотя никогда не обращался так к нему в лицо; его всегда звали «генерал» – был стратегом до мозга костей, «выживателем», и вместе с тем – убежденным марксистом. Контроль был его девизом, фактически навязчивой идеей, и если бы он мог контролировать пресловутого Шакала в интересах Родины, – это было бы просто счастье для старика. Однако Шакал убил его характерными для него тремя пулями в горло. Было ли это предательством со стороны Шакала или Родченко просто чем-то выдал себя? Мы никогда не узнаем этого. – Зазвонил телефон, и рука Крупкина рванулась к трубке. – Да? – переключился он на русский и жестом велел Конклину прикрепить на место протез. – А теперь слушайте меня внимательно, товарищ. Милиция не должна предпринимать никаких действий – более того, они должны держаться вне видимости. Вызовите одну из наших машин без опознавательных знаков на замену патрульной, я понятно выражаюсь?.. Хорошо. Будем использовать частоту «Мурена».
– Прорыв? – спросил Борн, отойдя от окна, когда Дмитрий бросил трубку.
– Еще какой! – ответил Крупкин. – Его машина замечена на Немчиновской дороге и направляется в Одинцово.
– Это мне ни о чем не говорит. И что там, в Одинцоволе, или как там оно называется?
– Точно не знаю, но, думаю, ему эта местность знакома. Вспомните, он хорошо знает Москву и ее окрестности. Одинцово – промышленный пригород примерно в тридцати пяти минутах езды от города…
– Проклятье! – воскликнул Алекс, сражаясь с завязками протеза.
– Позволь, я сделаю, – сказал Джейсон не терпящим возражений тоном. Он присел рядом и быстро справился с толстыми полосками грубой ткани. – Почему Карлос не сменил машину? – продолжил он, обращаясь к Крупкину. – Нехарактерно для него.
– У него нет выбора. Он знает, что все московские таксисты – тихие пособники государства, и, кроме того, он серьезно ранен и, очевидно, безоружен – иначе стал бы еще стрелять в тебя. Он не способен сейчас угрожать водителю или украсть автомобиль… К тому же, он довольно быстро добрался до Немчиновки; то, что машину вообще заметили – чистая случайность. Эта дорога редко используется – что ему, наверное, тоже известно.
– Поехали отсюда! – крикнул Конклин, раздраженный вниманием Джейсона и собственной немощностью. Он поднялся, покачнулся, сердито отмахнулся от руки Крупкина и направился к двери. – Поговорить можно и в машине. Мы зря теряем время.
– Мурена, ответьте, – сказал Крупкин по-русски в микрофон, сидя рядом с водителем на переднем сиденье, держа руку на тюнере автомобильного радио. – Мурена, ответьте, если слышите.
– О чем он говорит, черт побери? – спросил Борн Алекса на заднем сиденье.
– Он пытается связаться с машиной КГБ, следующей за Карлосом. Все время переключается с одной сверхвысокой частоты на другую. Это код «Мурена».
– Что?
– Это такой угорь, Джейсон, – ответил Крупкин, глянув через плечо. – Из семейства муреновых, с пористыми жабрами, способный опускаться на очень большие глубины. Некоторые виды могут быть смертельно опасны.
– Благодарю за объяснение, Питер Лор, – сказал Борн.
– Очень хорошо, – засмеялся кагэбэшник. – Но, согласитесь, это вполне подходит. Очень немногие радиоприборы могут посылать или принимать такие сигналы.
– Когда вы его у нас украли?
– О, не у вас, совсем не у вас. Честно говоря, у англичан. Как обычно, Лондон не шумит о таких вещах, однако в некоторых сферах они далеко обогнали вас с японцами. Все этот проклятый Ми-6. Они ужинают в клубах в Найтсбридже, курят свои одиозные трубки, изображают из себя невинных овечек и шлют нам перебежчиков.
– У них тоже бывают промашки, – защищался Конклин.
– Которых гораздо больше в их «откровенных» признаниях, чем в действительности, Алексей. Ты слишком долго был в стороне. Обе стороны иногда совершают крупные ошибки, но они способны справляться с общественным мнением – мы же до сих пор не научились этому. Мы скрываем наши «промашки», как ты выразился; мы слишком печемся о нашей респектабельности, которая слишком часто покидает нас. И потом, я думаю, мы исторически моложе в сравнении с ними. – Крупкин снова переключился на русский. – Мурена, отзовитесь! Я уже почти дошел до конца диапазона. Где вы, Мурена?
– Здесь, товарищ! – прозвучал из динамика металлический голос. – Есть контакт. Как слышите?
– У вас голос, как у кастрата, но я вас слышу.
– Должно быть, это товарищ Крупкин…
– А вы думали кто – Папа Римский? С кем я говорю?
– Орлов.
– Хорошо! Ты знаешь, что делаешь.
– Надеюсь, ты тоже, Дмитрий.
– К чему ты это сказал?
– К твоему приказу ничего не предпринимать. Мы в двух километрах от здания – я въехал по траве на небольшой холм – и мы видим его машину. Она припаркована на стоянке, а сам подозреваемый внутри.
– Что еще за здание? Какой холм? Ты ничего не сказал.
– Арсенал на Кубинке.
При этих словах Конклин подпрыгнул в кресле.
– О, Боже! – воскликнул он.
– Что такое? – спросил Борн.
– Он проник в арсенал, – Алекс увидел непонимание на лице Джейсона. – Здесь это нечто гораздо большее, чем просто закрытые площадки для парадов легионеров и резервистов. Это серьезные тренировочные сооружения и оружейные склады.
– Он ехал не в Одинцово, – перебил Крупкин. – Склад находится дальше на юг, за окраиной города, лишних четыре-пять километров. Он бывал там раньше.
– Такие места должны хорошо охраняться, – сказал Борн. – Он же не может просто войти туда?
– Уже вошел, – поправил парижский офицер КГБ.
– Я имею в виду запрещенные места – такие как помещения, набитые оружием.
– Это меня и беспокоит, – продолжил Крупкин, вертя в руке микрофон. – Поскольку он был там раньше – а это очевидно, – что он знает об этом сооружении?.. кого он там знает?
– Свяжитесь по радио с арсеналом, пусть они его остановят, задержат! – настаивал Джейсон.
– А что если я попаду не на того человека? Или если он уже раздобыл оружие, и мы его спугнем? Один звонок, один недружелюбный взгляд или даже подозрительная машина на дороге могут привести к уничтожению нескольких десятков человек. Мы видели, что он натворил в «Метрополе» и на Вавилова. Он потерял над собой контроль; окончательно спятил.
– Дмитрий, – услышали они металлический голос. – Что-то происходит. Только что наш человек вышел из боковой двери с мешком за спиной и направляется к машине… Товарищ, я не уверен, что это тот самый человек. Похож, но что-то не так.
– Что именно? Одежда?
– Нет, на нем темный костюм, и его правая рука на темной перевязи… Но он двигается быстрее, шаг крепче, держится прямо.
– Ты хочешь сказать, что он уже не выглядит, как раненый, да?
– Пожалуй, да.
– Он может притворяться, – сказал Конклин. – Этот сукин сын может быть при последнем издыхании – и все равно убедить тебя, что готов бежать марафон.
– С какой целью, Алексей? Зачем здесь что-то разыгрывать?
– Не знаю, но если твой человек в машине видит его, то и он видит машину. Может быть, он просто очень торопится.
– Что происходит? – сердито спросил Борн.
– Кто-то вышел с полной сумкой и идет к машине, – сказал Конклин по-английски.
– Ради Бога, остановите его!
– Нет уверенности, что это Шакал, – перебил Крупкин. – Одежда та же, даже перевязь, но есть физические отличия…
– Значит, он хочет, чтобы мы думали, что это не он! – с настойчивостью сказал Джейсон.
– Что?
– Он ставит себя на наше место, думая, как вы думаете сейчас, и тем самым опережает ваши мысли. Он может знать, а может и не знать, что его обнаружили, что его машина замечена, но он должен предполагать худшее и действовать соответствующе. Сколько нам еще ехать?
– Учитывая, как ведет мой молодой товарищ, я бы сказал, минуты три-четыре.
– Крупкин! – вскричал голос из динамика. – Еще четверо вышли наружу – три мужчины и женщина. Они бегут к машине!
– Что он сказал? – спросил Борн. Алекс перевел, и Джейсон нахмурился. – Заложники? – сказал он тихо, будто про себя. – Он все себе испортил! – Дельта из «Медузы» наклонился вперед и тронул Крупкина за плечо. – Скажи своему человеку, пусть убирается оттуда к чертовой матери, как только машина отъедет и он поймет, куда она направляется. Вели ему не прятаться, быть на виду, чуть ли не гудеть в клаксоном вовсю, проезжая мимо арсенала.
– Мой дорогой друг! – взорвался офицер советской разведки. – Не мог бы ты объяснить мне, с какой стати должен я отдать такой приказ?
– Потому что твой коллега прав, а я ошибался. Человек, вышедший из здания, не Карлос. Шакал находится внутри, ждет, пока кавалерия проедет мимо форта, чтобы он мог скрыться на другой машине – если кавалерия действительно есть.
– Во имя нашего почтенного Карла Маркса, объясни, как ты пришел к такому противоречивому заключению?
– Очень просто. Он совершил ошибку… Даже если бы вы могли, вы бы не стали стрелять по этой машине на дороге, верно?
– Согласен. В ней находятся четыре посторонних человека, без сомнения невинные советские граждане, которых заставили выглядеть иначе.
– Заложники?
– Да, конечно.
– Когда ты последний раз слышал, чтобы люди бежали сломя голову туда, где они могут стать заложниками? Даже если на них из двери направлено оружие, все равно один или двое из них, если не все, обязательно попытались бы скрыться за другими машинами.
– Честное слово…
– Но ты был прав в одном. У Карлоса есть контакт в этом арсенале – человек, переодевшийся в него. Это может быть просто невинный русский, чей брат или сестра живет в Париже, во власти Шакала.
– Дмитрий! – вскричал металлический голос по-русски. – Машина выезжает со стоянки!
Крупкин нажал кнопку микрофона и отдал приказ. Естественно, они должны следовать за машиной хоть до финской границы, если понадобится, но захватить ее без насилия, связавшись при необходимости с милицией. Последним приказом было несколько раз просигналить, проезжая мимо арсенала. Не стесняясь в выражениях, агент по фамилии Орлов спросил:
– На кой хрен?
– Потому что мне было видение от святого Николая Доброго! И, кроме того, я выше тебя по званию. Выполняй!
– Тебе плохо, Дмитрий.
– Что тебе больше нравится: рапорт об отличной службе или такой рапорт, который отправит тебя в Ташкент?
– Уже иду, товарищ.
Крупкин вложил микрофон в гнездо на приборной панели.
– Процесс пошел, – сказал он отрывисто, полуобернувшись через плечо. – Если уж мне суждено погибнуть с сумасшедшим киллером или с психом, который все-таки еще имеет остатки морали, то я предпочитаю последнее. В конце концов, вопреки заявлениям даже самых просвещенных скептиков, может быть Бог все-таки существует… Ты бы хотел купить себе дом на берегу озера Женева, Алексей?
– Я могу это обеспечить, – ответил Борн. – Если я переживу этот день и сделаю то, что должен, назови цену. Я не буду торговаться.
– Эй, Дэвид, – возразил Конклин. – Эти деньги сделала Мари, а не ты.
– Она послушает меня. Его.
– Так что теперь, кто бы ты ни был? – спросил Крупкин.
– Дайте мне выбрать оружие из того, что есть у вас в багажнике, и высадите меня в траву прямо перед арсеналом. Дайте мне пару минут, чтобы добраться до места, затем остановитесь на стоянке и явно – очень явно – обнаружьте, что его машина отсутствует, и убирайтесь оттуда как можно быстрее, не жалея мотора.
– И бросить тебя там одного? – вскричал Алекс.
– Это единственный способ взять его. Только так он может попасться.
– Безумие! – выпалил Крупкин, отчего его щеки завибрировали.
– Нет, Круппи, действительность, – просто ответил Джейсон Борн. – Это то же, что было в самом начале. Один на один – только так.
– Это же самоуверенный героизм! – взревел русский, ударив рукой по спинке кресла. – Нет, хуже – это глупая тактика. Если ты прав, я могу окружить это здание целой армией!
– Он именно этого и хочет – этого я хотел бы, если бы был Карлосом. Неужели ты не понимаешь? Тогда он легко сможет уйти в суматохе – это не проблема ни для него, ни для меня. Мы оба слишком часто делали так раньше. Толпы и беспокойство – наша защита, это просто. Нож в офицера – и его форма наша; гранату в толпу – и после взрыва мы одна из бьющихся в агонии жертв – это обычное дело для наемных убийц. Поверь мне, я знаю – я стал одним из них вопреки своему желанию.
– И что ты сможешь сделать один, Бэтмен? – спросил Конклин, яростно массируя бесполезную ногу.
– Подкрадусь к убийце, который хочет убить меня – и он мой.
– Да ты свихнувшийся маньяк!
– Абсолютно верно. Только такие и выживают в этой убийственной игре.
– Безумие! – снова воскликнул Крупкин.
– Так позвольте мне; мне положено немного безумия. Если бы я знал, что вся русская армия способна обеспечить мое выживание, я бы молил о ней. Но это не так. Другого пути нет… Остановите машину и дайте мне выбрать оружие.
Глава 39
Темно-зеленый седан КГБ вырулил на наклонную дорогу, прорезанную в грунтовом склоне. Спуск был плавным. Арсенал на Кубинке окружало большое плоское пространство, по-летнему зеленое от травы. Казалось, здание выросло из-под земли, мощное коробкообразное вкрапление в пасторальный пейзаж, уродливое человеческое сооружение из тяжелого коричневого дерева с окнами-амбразурами, достигавшее трех этажей в высоту и занимавшее площадь в два акра. Как и все строение, передний вход был большим, квадратным и не украшенным, если не считать барельефных профилей трех советских солдат над дверью, несущихся в смертельные вихри сражения, держа винтовки так, что могли бы прострелить друг другу головы.
Вооружившись настоящим русским АК-47 и пятью стандартными тридцатипятизарядными рожками, Борн выпрыгнул из дальней от арсенала дверцы правительственной машины, скрываясь за ней, и нырнул в траву прямо через дорогу от входа. Пыльная стоянка арсенала находилась справа от длинного здания; одинокий ряд неухоженного кустарника ограничивал лужайку у въезда, в центре которой стоял высокий белый столб, на вершине которого безжизненно висел в безветренном утреннем воздухе советский флаг. Джейсон перебежал через дорогу, низко пригибаясь, и присел за кустами; у него было всего несколько мгновений, чтобы увидеть сквозь кусты наличие или отсутствие охранных процедур. Они казались в лучшем случае расслабленными, почти до полного отсутствия формальностей, если не беспечными. В правой стене въезда было стеклянное окошко, похожее на театральную кассу; за ним охранник в военной форме читал журнал, а рядом с ним, менее, но достаточно заметный, спал другой, положив голову на стол. Два других солдата вышли из огромных двойных дверей арсенала – оба расслабленные, беспечные, один посмотрел на часы, а другой закурил.
Вот и вся охрана Кубинки; здесь не было и не предвиделось никаких неожиданных нападений – во всяком случае, передовые посты не ожидали никакой тревоги. Это было жутко, неестественно, за пределами понимания. Шакал находился на территории военных складов, однако при этом не было никаких признаков того, что он проник туда, никакой видимости того, что где-то внутри комплекса он захватил как минимум пятерых служащих – мужчину, изображающего его самого, еще троих мужчин и женщину.
А сама стоянка? Он не понял переговоров между Алексом, Крупкиным и голосом по радио, но теперь ему стало ясно, что, когда они говорили о людях, бегущих к украденной машине, они не имели в виду передний въезд! Должен был быть выход непосредственно на стоянку! Боже, у него оставалось всего несколько секунд, прежде чем водитель комитетской машины заведет двигатель, въедет на стоянку, как можно более шумно развернется на ней и выедет, чтобы прибытие и спешный отъезд правительственной машины не мог остаться незамеченным. Если Карлос собирался совершить прорыв, это должно быть в тот момент! После стандартного радиооповещения каждое мгновение дистанции между ним и арсеналом будет все больше усложнять поиск его следов. И он, эффективная машина убийств из «Медузы», был в неправильном месте! Далее, бегущий по лужайке или по дороге гражданский с автоматом в пределах видимости военного комплекса определенно вызовет беспокойство. Какое мелкое, глупое упущение! Всего два-три переведенных дополнительно слова – и менее самонадеянный, более внимательный слушатель избежал бы этой ошибки. Всегда эти, казалось бы незначительные, мелочи! Проклятье!
В пятистах футах от него седан КГБ неожиданно загремел, вырулив на стоянку, подняв клубы сухой пыли и выбрасывая из-под колес куски камня. Времени думать не было – надо было действовать. Борн прижал АК-47 к правой ноге, стараясь по возможности скрыть его, и встал на ноги. Левой рукой он касался верхушек кустов – садовник, быть может, осматривающий своих «подопечных», или праздный гуляка, бесцельно касающийся придорожных кустов – ничего даже отдаленно угрожающего, обыденная картина; случайный наблюдатель решил бы, что он уже несколько минут шел по этой дороге, не будучи замечен.
Он оглянулся на вход в арсенал. Два солдата тихо смеялись, один из них снова посмотрел на часы. Потом из левой передней двери вышел объект их обсуждения: привлекательная темноволосая девушка, едва достигшая двадцати. Она комично хлопнула себя по ушам, состроила гротескную мину, быстро подошла к нетерпеливому солдату и поцеловала его в губы. Молодые люди взяли девушку за руки и пошли направо, прочь от входа.
Грохот! Метал о металл, стекло о стекло, громкий резкий звук донесся со стоянки. Что-то случилось с машиной Комитета с Алексом и Крупкиным внутри; молодой водитель из ударной группы либо врезался во что-то, либо машину вынесло на другой автомобиль на стоянке. Воспользовавшись этим шумом как поводом, Джейсон побежал по дороге. Он подумал о Конклине, и тоже захромал, чтобы как можно меньше демонстрировать свое оружие. Затем повернул голову, ожидая увидеть двоих солдат и женщину, бегущих вдоль здания к месту аварии, но увидел, что они бегут в противоположную сторону, явно стараясь оказаться подальше отсюда.
Борн перестал хромать, проломился через кусты и побежал к бетонной дорожке, шедшей к углу здания, набирая скорость и тяжело и все с большей частотой дыша. Он больше не скрывал своего оружия, размахивая им в правой руке. Он добежал до конца дорожки. Его грудь тяжело вздымалась, вены на шее, казалось, готовы были лопнуть, пот струился по коже, увлажняя лицо, воротник и рубашку. Задыхаясь, он перехватил удобнее АК-47, прижавшись спиной к стене, выбежал из-за угла и онемел от представшей его глазам картины. Топот его ног вместе с возбуждением, заставлявшим пульсировать виски, блокировали все посторонние звуки. То, что он вдруг видел, что ошеломило его сразу же, он опознал результат множественных выстрелов из оружия с глушителем. Дельта «Медузы» бесстрастно понял; он тоже не раз попадал в такие ситуации много лет назад. Бывали обстоятельства, когда убийства необходимо было выполнять бесшумно. Полной тишины достичь было невозможно, но по меньшей мере жизненно важно было не шуметь.