Страница:
и благоденствующей, как в начале лета 1815 года, когда на ее зеленых полях и
в тихих городах запестрели сотни красных мундиров, а по широким дорогам
покатили вереницы нарядных английских экипажей; когда большие суда,
скользящие по каналам мимо тучных пастбищ и причудливых живописных старых
деревень и старинных замков, скрывающихся между вековыми деревьями, были
переполнены богатыми путешественниками-англичанами; когда солдат, заходивший
в деревенский кабачок, не только пил, но и платил за выпитое; а Доналд -
стрелок шотландского полка {Этот случай упомянут в "Истории Ватерлооского
сражения" мистера Глейга.}, квартировавший на фламандской ферме, - укачивал
в люльке ребенка, пока Жан и Жанет работали на сенокосе. Так как наши
художники питают сейчас склонность к военным сюжетам, я предлагаю им эту
тему как наглядную иллюстрацию принципов "честной английской войны". Все
имело такой блестящий и безобидный вид, словно это был парад в Хайд-парке. А
между тем Наполеон, притаившись за щитом пограничных крепостей, подготовлял
нападение, которое должно было ввергнуть этих мирных людей в пучину ярости и
крови и для многих из них окончиться гибелью.
Однако все так безусловно полагались на главнокомандующего (ибо
несокрушимая вера, которую герцог Веллингтон внушал английской нации, не
уступала пылкому обожанию, с каким французы одно время взирали на
Наполеона), страна, казалось, так основательно подготовилась к обороне, и на
крайний случай под рукой имелась такая надежная помощь, что тревоги не было
и в помине, и наши путешественники, из коих двое, естественно, должны были
отличаться большой робостью, чувствовали себя, подобно прочим многочисленным
английским туристам, вполне спокойно. Славный полк, с многими офицерами
которого мы познакомились, был доставлен по каналам в Брюгге и Гент, чтобы
оттуда двинуться сухопутным маршем на Брюссель.
Джоз сопровождал наших дам на пассажирских судах - на тех судах,
роскошь и удобство которых, вероятно, помнят все, кто прежде путешествовал
по Фландрии. Поили и кормили на этих медлительных, но комфортабельных судах
так обильно и вкусно, что сложилась даже легенда об одном английском
путешественнике, который приехал в Бельгию на неделю и после первой же
поездки по каналу пришел в такой восторг от местной кухни, что не переставая
плавал между Гентом и Брюгге, пока не были изобретены железные дороги, а
тогда, совершив последний рейс вместе со своим судном, бросился в воду и
утонул. Джозу не была суждена подобного рода смерть, но наслаждался он
безмерно, и миссис О'Дауд уверяла, что для полного счастья ему недостает
только ее сестры Глорвины. Он целый день сидел на палубе и потягивал
фламандское пиво, то и дело призывая своего слугу Исидора и галантно беседуя
с дамами.
Храбрость его была безгранична.
- Чтобы Бони напал на нас! - восклицал он. - Голубушка моя Эмми, не
бойся, бедняжка! Опасности никакой! Союзники будут в Париже через два
месяца, поверь мне. Клянусь, я сведу тебя тогда пообедать в Пале-Рояль.
Триста тысяч русских вступают сейчас во Францию через Майнц-на-Рейне -
триста тысяч, говорю я, под командой Витгенштейна и Барклая де Толли, моя
милая! Ты ничего не понимаешь в военных делах, дорогая! А я понимаю и говорю
тебе, что никакая пехота во Франции не устоит против русской пехоты, а из
генералов Бонн ни один и в подметки не годится Витгенштейну. Затем есть еще
австрийцы, их пятьсот тысяч, не меньше, и находятся они в настоящее время в
десяти переходах от границы, под предводительством Шварценберга и принца
Карла. Потом еще пруссаки под командой храброго фельдмаршала. Укажите мне
другого такого начальника кавалерии - теперь, когда нет Мюрата! А, миссис
О'Дауд? Как вы думаете, стоит ли нашей малютке бояться? Есть ли основания
трусить, Исидор? А, сэр? Принесите мне еще пива!
Миссис О'Дауд отвечала, что ее Глорвина не боится никого, а тем более
французов, и, выпив залпом стакан пива, подмигнула, давая этим понять, что
напиток ей нравится.
Находясь постоянно под огнем неприятеля или, другими словами, часто
встречаясь с дамами Челтнема и Вата, наш друг чиновник утратил значительную
долю своей прежней робости и бывал необычайно разговорчив, особенно когда
подкреплялся спиртными напитками. В полку его любили, потому что он щедро
угощал молодых офицеров и забавлял всех своими военными замашками. И подобно
тому как один известный в армии полк брал во все походы козла и пускал его
во главе колонны, а другой передвигался под предводительством оленя, так и
***полк, по утверждению Джорджа, не упускавшего случая посмеяться над
шурином, шел в поход со своим слоном.
Со времени знакомства Эмилии с полком Джордж начал стыдиться некоторых
членов того общества, в которое он вынужден был ее ввести, и решил, как он
сказал Доббину (чем, надо полагать, доставил тому большую радость),
перевестись в скором времени в лучший полк, чтобы жена его не общалась с
этими вульгарными женщинами. Однако эта вульгарная склонность стыдиться того
или иного общества гораздо более свойственна мужчинам, чем женщинам
(исключая, конечно, великосветских дам, которым она очень и очень присуща),
и миссис Эмилия, простая и искренняя, не знала этого ложного стыда, который
ее муж называл утонченностью. Так, капитан Осборн мучительно страдал, когда
его жена находилась в обществе миссис О'Дауд, носившей шляпу с петушиными
перьями, а на животе большие часы с репетицией, которые она заставляла
звонить при всяком удобном случае, рассказывая о том, как ей подарил их
отец, когда она садилась в карету после свадьбы; Эмилия же только
забавлялась эксцентричностью простодушной леди и нисколько не стыдилась ее
общества.
Во время этого путешествия, которое с тех пор старался совершить почти
каждый англичанин среднего круга, можно было бы встретить более образованных
спутников, но едва ли хоть один из них мог превзойти занимательностью жену
майора О'Дауда.
- Вы все хвалите эти суда, дорогая! А посмотрели бы вы на наши суда
между Дублином и Беллинесло. Вот там действительно быстро путешествуют! Л
какой прекрасный там скот. Мой отец получил золотую медаль (сам его
превосходительство отведал ломтик мяса и сказал, что в жизни не едал
лучшего) за такую телку, какой в этой стране нипочем не увидишь.
А Джоз со вздохом сознался, что такой жирной и сочной говядины, как в
Англии, не найдется нигде на свете.
- За исключением Ирландии, откуда к вам привозят отборное мясо, -
сказала жена майора, продолжая, как это нередко бывает с патриотами ее
нации, делать сравнения в пользу своей страны. Когда речь зашла о
сравнительных достоинствах рынков Брюгге и Дублина, майорша дала волю своему
презрению.
- Вы, может быть, объясните мне, что означает у них эта старая каланча
в конце рыночной площади? - говорила она с такой едкой иронией, что от нее
могла бы рухнуть эта старая башня.
Брюгге был полон английскими солдатами. Английский рожок будил наших
путников по утрам; вечером они ложились спать под звуки английских флейт и
барабанов. Вся страна, как и вся Европа, была под ружьем, приближалось
величайшее историческое событие, а честная Пегги О'Дауд, которой это так же
касалось, как и всякого другого, продолжала болтать о Белинафеде, о лошадях
и конюшнях Гленмелони и о том, какое там пьют вино; Джоз Седли прерывал ее
замечаниями о карри и рисе в Думдуме, а Эмилия думала о муже и о том, как
лучше выразить ему свою любовь, словно важнее этого не было на свете
вопросов.
Люди, склонные отложить в сторону учебник истории и размышлять о том,
что произошло бы в мире, если бы в силу роковых обстоятельств не произошло
того, что в действительности имело место (занятие в высшей степени
увлекательное, интересное и плодотворное!), - эти люди, несомненно,
поражалитсь тому, какое исключительно неудачное время выбрал Наполеон, чтобы
вернуться с Эльбы и пустить своих орлов лететь от бухты Сен-Жуан к собору
Парижской богоматери. Наши историки говорят нам, что союзные силы были, по
счастью, в боевой готовности и в любой момент могли быть брошены на
императора, вернувшегося с Эльбы. У августейших торгашей, собравшихся в Вене
и перекраивавших европейские государства по своему усмотрению, было столько
причин для ссор, что армии, победившие Наполеона, легко могли бы
перегрызться между собой, если бы не вернулся предмет их общей ненависти и
страха. Один монарх держал армию наготове, потому что он выторговал себе
Польшу и решил удержать ее; другой забрал половину Саксонии и не был склонен
выпустить из рук свое приобретение; Италия являлась предметом забот для
третьего. Каждый возмущался жадностью другого, и если бы корсиканец дождался
в своем плену, пока все эти господа не передерутся между собой, он мог бы
беспрепятственно занять французский трон. Но что бы тогда сталось с нашей
повестью и со всеми нашими друзьями? Что сталось бы с морем, если бы
испарились все его капли?
Между тем жизнь шла своим чередом, и по-прежнему люди искали
удовольствий, как будто этому не предвиделось конца и как будто впереди не
было неприятеля. Когда наши путешественники приехали в Брюссель, где был
расквартирован их полк, - что все считали большой удачей, - они оказались в
одной из самых веселых и блестящих маленьких столиц Европы, где балаганы
Ярмарки Тщеславия манили взор самой соблазнительной роскошью. Здесь велась
расточительная игра, здесь танцевали до упаду; пиры здесь приводили в
восторг даже такого гурмана, как Джоз; здесь был театр, где пленительная
Каталани восхищала слушателей своим пением; очаровательные прогулки верхом в
обществе блестящих военных; чудесный старинный город с причудливой
архитектурой и оригинальные костюмы - предмет удивления и восторгов
маленькой Эмилии, которая никогда не бывала за границей. Поселившись в
прекрасной квартире, за которую платили Джоз и Осборн - последний не
стеснялся расходами и был полон нежного внимания к жене - миссис Эмилия в
течение двух недель, что еще длился ее медовый месяц, была так довольна и
счастлива, как дай бог всякой юной новобрачной, совершающей свадебное
путешествие.
Каждый день этого счастливого времени всем приносил что-нибудь новое и
приятное. То нужно было осмотреть церковь или картинную галерею, то
предстояла прогулка или посещение оперы. Полковые оркестры гремели с утра до
ночи. Знатнейшие особы Англии прогуливались по парку. Это был нескончаемый
военный праздник. Джордж, каждый вечер вывозивший жену в свет, был, как
всегда, вполне доволен собой и клялся, что становится настоящим семьянином.
Ехать куда-нибудь с ним! Уже это одно заставляло сердечко Эмилии радостно
биться! Ее письма домой к матери в то время были полны восторга и
благодарности. Муж заставляет ее покупать кружева, наряды, драгоценности,
всевозможные безделушки. О, это самый лучший, самый добрый, самый
великодушный из мужчин!
Джордж глядел на лордов и леди, наводнявших город и появлявшихся во
всех общественный местах, и его истинно британская душа ликовала. Здесь эти
знатные люди сбрасывали с себя самодовольную надменность ц заносчивость,
которые нередко отличают их на родине, и, появляясь повсюду, снисходили до
общения с простыми смертными. Однажды на вечере у командующего той дивизией,
к которой принадлежал полк Джорджа, последний удостоился чести танцевать с
леди Бланш Тислвуд, дочерью лорда Бейрэкрса; он сбился с ног, доставая
мороженое и прохладительные напитки для благородной леди и ее матери, и,
растолкав слуг, сам вызвал карету леди Бейракрс. Дома он так хвастался
знакомством с графиней, что его собственный отец не мог бы превзойти его.
На следующий же день он явился к этим дамам с визитом, сопровождал их
верхом, когда они катались в парке, пригласил всю семью на обед в ресторан и
был в совершенном восторге, когда они приняли приглашение. Старый Бейракрс,
который не отличался большой гордостью, но зато имел отличный аппетит, пошел
бы ради обеда куда угодно.
- Надеюсь, там не будет никаких других дам, кроме нас, - сказала леди
Бейракрс, размышляя об этом приглашении, принятом слишком поспешно.
- Помилосердствуйте, мама! Не думаете же вы, что он приведет свою жену?
- взвизгнула леди Бланш, которая накануне вечером часами кружилась в
объятиях Джорджа в только что вошедшем в моду вальсе. - Эти мужчины еще
терпимы, но их женщины...
- У него жена, - он только что женился, - говорят, прехорошенькая, -
заметил старый граф.
- Ну что ж, моя милая Бланш, - промолвила мать, - если папа хочет
ехать, поедем и мы; но, конечно, нам нет никакой необходимости поддерживать
с ними знакомство в Англии.
Итак, решив не узнавать своего нового знакомого на Бонд-стрит, эти
знатные особы отправились к нему обедать в Брюсселе и, милостиво позволив
ему заплатить за угощение, проявили свое достоинство в том, что презрительно
косились на его жену и не обменялись с ней ни словом. В таких проявлениях
собственного достоинства высокорожденная британская леди не имеет себе
равных. Наблюдать обращение знатной леди с другою, ниже стоящею женщиной -
очень поучительное занятие для философски настроенного посетителя Ярмарки
Тщеславия.
Это пиршество, на которое бедный Джордж истратил немало денег, было
самым печальным развлечением Эмилии за весь их медовый месяц. Она послала
домой матери жалобный отчет об этом празднике: написала о том, как графиня
не удостаивала ее ответом, как леди Бланш рассматривала ее в лорнет и в
какое бешенство пришел капитан Доббин от их поведения; как милорд, когда все
встали из-за стола, попросил показать ему счет и заявил, что обед был
никудышный и стоил чертовски дорого. Однако, хотя Эмилия рассказала в своем
письме и про грубость гостей, и про то, как ей было тяжело и неловко, тем не
менее старая миссис Седли была весьма довольна и болтала о приятельнице
Эмми, графине Бейракрс, с таким усердием, что слухи о том, как Джордж угощал
пэров и графинь, дошли даже до ушей мистера Осборна в Сити.
Те, кто знает теперешнего генерал-лейтенанта, сэра Джорджа Тафто,
кавалера ордена Бани, и видели, как он, подбитый ватой и в корсете, почти
каждый день во время сезона важно семенит по Пэл-Мэл в своих лакированных
сапожках на высоких каблуках, заглядывая под шляпки проходящим женщинам, или
гарцует на чудесном гнедом, строя глазки проезжающим в экипажах по Парку, -
те, кто видел теперешнего сэра Джорджа Тафто, едва ли узнают в нем храброго
офицера, отличившегося в Испании и при Ватерлоо. Теперь у него густые
вьющиеся каштановые волосы и черные брови, а бакенбарды темно-лилового
цвета. В 1815 году у него были светлые волосы и большая плешь; фигура у него
была полнее, теперь же он сильно похудел. Когда ему было около семидесяти
лет (сейчас ему под восемьдесят), его редкие и совсем белые волосы внезапно
стали густыми, темными и вьющимися, а бакенбарды и брови приняли теперешний
оттенок. Злые языки говорят, что его грудь подбита ватой, а его волосы -
парик, так как они никогда не отрастают. Том Тафто, с отцом которого генерал
рассорился много лет назад, говорил, будто mademoiselle де Жезей из
Французского театра выдрала волосы его дедушке за кулисами; но Том известный
злопыхатель и завистник, а парик генерала не имеет никакого отношения к
нашему рассказу.
Как-то раз, когда некоторые наши друзья из *** полка бродили по
цветочному рынку Брюсселя после осмотра ратуши, которая, по словам миссис
О'Дауд, оказалась далеко не такой большой и красивой, как гленмелонский
замок ее отца, к рынку подъехал какой-то офицер высокого чина в
сопровождении ординарца и, спешившись, выбрал самый прекрасный букет, какой
только можно себе вообразить. Затеи эти чудесные цветы были завернуты в
бумагу, офицер снова вскочил на коня, препоручив букет ухмыляющемуся
ординарцу, и поехал прочь с важным и самодовольным видом.
- Посмотрели бы вы, какие цветы у нас в Гленмелони! - говорила миссис
О'Дауд. - У моего отца три садовника-шотландца и девять помощников.
Оранжереи занимают целый акр, ананасы родятся каждое лето, как горох.
Виноградные грозди у нас весят по шести фунтов каждая, а цветы магнолии,
говоря по чести и совести, величиной с чайник.
Доббин, никогда не задиравший миссис О'Дауд, что с восторгом проделывал
негодный Осборн (к ужасу Эмилии, умолявшей его пощадить жену майора),
отскочил вдруг в сторону, фыркая и захлебываясь, а потом, удалившись на
безопасную дистанцию, разразился громким, пронзительным хохотом, к изумлению
рыночной толпы.
- Чего этот верзила раскудахтался? - заметила миссис О'Дауд. - Или у
него кровь из носу пошла? Он всегда говорит, что у него кровь носом идет, -
этак из него вся кровь должна была бы вылиться. Разве магнолии у нас не с
чайник величиной, О'Дауд?
- Совершенно верно, и даже больше, - подтвердил майор.
В это-то время беседа и была прервана появлением офицера, купившего
букет.
- Ох, хороша лошадь, черт побери! Кто это такой? - спросил Джордж.
- Если бы вы видели Моласа, лошадь моего брата Моллоя Мелони, которая
выиграла приз в Каррахе!.. - воскликнула жена майора и собиралась продолжать
свою семейную хронику, но муж прервал ее словами:
- Да это генерал Тафто, который командует *** кавалернйскои дивизией, -
и затем прибавил спокойно: - Мы с ним оба были ранены в ногу при Талавере.
- После этого вы и получили повышение по службе, - смеясь, добавил
Джордж. - Генерал Тафто! Значит, дорогая, и Кроули приехали.
У Эмилии упало сердце - она сама не знала почему. Солнце словно светило
уже не так ярко, и высокие старинные фронтоны и крыши сразу потеряли свою
живописность, хотя закат был великолепен и вообще это был одни из самых
чудных дней конца мая.
Брюссель
Мистер Джоз нанял пару лошадей для своей открытой коляски и благодаря
им и своему изящному лондонскому экипажу имел вполне приличный вид во время
своих прогулок по Брюсселю. Джордж купил себе верховую лошадь и вместе с
капитаном Доббином часто сопровождал коляску, в которой Джоз с сестрой
ежедневно ездили кататься. В этот день они выехали в парк на свою обычную
прогулку, и там предположение Джорджа о прибытии Родона Кроули и его жены
подтвердилось. Среди маленькой кавалькады, сплошь состоявшей из английских
офицеров в высоких чипах, они увидели Ребекку в очаровательной, плотно
облегавшей ее амазонке, верхом на прекрасной арабской лошадке, на которой
она ездила превосходно (это искусство она приобрела в Королевском Кроули,
где баронет, мистер Питт и сам Родон давали ей уроки); рядом с ней ехал
доблестный генерал Тафто.
- Да это сам герцог! - закричала миссис О'Дауд Джозу, который тут же
покраснел, как пион. - А это, на гнедом, лорд Аксбридж. Какой у него бравый
вид! Мой брат Моллой Мелони похож на него как две капли воды.
Ребекка но подъехала к коляске; но, заметив сидевшую в ней Эмилию,
приветствовала ее нежными словами и улыбкой, послала ей воздушный поцелуй,
игриво помахала ручкой в сторону экипажа, а затем продолжала беседу с
генералом Тафто. Генерал спросил:
- Кто этот толстый офицер в фуражке с золотым галуном?
И Ребекка ответила, что это "один офицер Ост-Индской армии".
Зато Родон Кроули, отделившись от своей компании, подъехал к ним,
сердечно пожал руку Эмилии, сказал Джозу: "Как живете, приятель?" - и так
уставился на миссис О'Дауд и на ее черные петушьи перья, что той подумалось,
уж не покорила ли она его сердце.
Джордж и Доббин, нагнавшие в это время коляску, отдали честь
высокопоставленным особам, среди которых Осборн сразу заметил миссис Кроули.
Он увидел, как Родон, фамильярно склонившись к его коляске, разговаривал с
Эмилией, и так обрадовался, что ответил на сердечное приветствие адыотанта с
несколько даже излишней горячностью. Родон и Доббин обменялись сугубо
сдержанными поклонами.
Кроули рассказал Джорджу, что они остановились с генералом Тафто в
"Hotel dn Pare", и Джордж взял со своего друга обещание в самом скором
времени посетить их,
- Страшно жалею, что не встретился с вами три дня назад, - сказал
Джордж. - Я давал обед в ресторане... было очень мило. Лорд Бейракрс,
графиня и леди Бланш были так добры, что отобедали с нами. Жаль, что вас не
было.
Сообщив таким образом старому знакомому о своих притязаниях на звание
светского человека, Джордж расстался с Родоном, который поскакал по аллее
вслед за блестящей кавалькадой, в то время как Джордж и Доббин заняли места
по обе стороны экипажа Эмилии.
- Ну не красавец ли герцог! - заметила миссис О'Дауд. - Вы знаете,
Уэлсли и Мелони в родстве. Но у меня, конечно, и в мыслях нет представиться
его светлости, разве что он сам вспомнит о наших родственных узах.
- Он замечательный вопи, - сказал Джоз, чувствуя себя гораздо свободнее
теперь, когда велнкий человек уехал. - Что может сравниться с победой при
Саламанке? А, Доббин? Но где он научился своему искусству? В Индии, мой
милый! Джунгли - отличная школа для полководца, заметьте это. Я ведь тоже с
ним знаком, миссис О'Дауд; на одном балу в Думдуме мы оба танцевали с мисс
Катлер, дочерью Катлера, который в артиллерии... чертовски хорошенькая
девушка!
Появление высоких особ служило им темой для разговора во время всей
прогулки, и за обедом, и позже, до самого того часа, когда все собрались
ехать в оперу.
Казалось, они и не уезжали из старой Англии. Театр был переполнен
знакомыми английскими лицами и туалетами того сорта, какими издавна славятся
англичанки. Миссис О'Дауд занимала среди них не последнее место: на лбу у
нее вился кокетливый локон, а ее убор из ирландских алмазов и желтых
самоцветов затмевал, по ее мнению, все драгоценности, какие были в театре.
Ее присутствие было пыткой для Осборна, но она неизменно появлялась на всех
сборищах, где бывали ее молодые друзья. Ей и в голову не приходило, что они
не жаждут ее общества.
- Она была полезна тебе, дорогая, - сказал Джордж жене, которую он мог
с более спокойной совестью оставлять одну в обществе жены майора. - Но как
приятно, что приехала Ребекка: теперь ты будешь проводить время с нею, и мы
можем отделаться от этой несносной ирландки.
Эмилия не ответила ни да ни нет, - и как нам знать, о чем она подумала?
Общий вид брюссельского оперного театра не произвел на миссис О'Дауд
сильного впечатления, так как театр на Фишембл-стрит в Дублине был гораздо
красивее, да и французская музыка, по ее мнению, не могла сравниться с
мелодиями ее родной страны. Эти и другие наблюдения она громко высказывала
своим друзьям, самодовольно обмахиваясь большим скрипучим веером.
- Родон, дорогой мой, кто эта поразительная женщина рядом с Эмилией? -
спросила сидевшая в противоположной ложе дама (наедине она почти всегда была
вежлива со своим мужем, а на людях - неизменно нежна). - Видишь, вон то
существо в тюрбане с какой-то желтой штукой, в красном атласном платье и с
огромными часами?
- Рядом с хорошенькой женщиной в белом? - спросил сидевший возле нее
джентльмен средних лет с орденами в петлице, в нескольких жилетах и с туго
накрахмаленным белым галстуком.
- Хорошенькая женщина в белом? Это Эмилия, генерал... Вы всегда
замечаете всех хорошеньких женщин, негодный вы человек!
- Только одну, клянусь! - воскликнул восхищенный генерал, а дама слегка
ударила его большим букетом, который держала в руке.
- А ведь это он, - сказала миссис О'Дауд, - и букет тот самый, который
он купил тогда на рынке.
Когда Ребекка, поймав взгляд подруги, проделала свой маленький маневр с
воздушным поцелуем, миссис О'Дауд, приняв приветствие на свой счет, ответила
на него такой грациозной улыбкой, что несчастный Доббин фыркнул и выскочил
из ложи.
По окончании действия Джордж сразу же отправился засвидетельствовать
свое почтение Ребекке. В коридоре он встретил Кроули, с которым обменялся
замечаниями относительно событий последних двух недель.
- Ну что, мой чек оказался в порядке? - спросил Джордж с
многозначительным видом.
- В полном порядке, мой милый, - отвечал Родон. - Рад буду дать вам
отыграться. Как панаша, смилостивился?
- Еще нет, - сказал Джордж, - но к тому идет; да у меня есть и свои
деньги, полученные от матери. А тетушка ваша смягчилась?
- Подарила мне двадцать фунтов, проклятая старая скряга!.. Когда же мы
увидимся? Генерал во вторник не обедает дома. Может быть, вы приедете во
вторник?.. Да, заставьте вы Седли сбрить усы. Какого черта нужны штатскому
усы и эта дурацкая венгерка? Ну, а затем до свидания. Постарайтесь быть во
вторник. - И Родон двинулся прочь с двумя молодыми франтоватыми
джентльменами, которые, так же как и он, состояли в штабе генерала.
Джордж остался не очень доволен приглашением на обед как раз в тот
день, когда генерала не будет дома.
- Я зайду засвидетельствовать свое почтение вашей жене, - сказал он, на
что Родон ответил:
- Гм... Если хотите. - Вид у него при этом был весьма мрачный, а оба
юных офицера лукаво переглянулись. Джордж попрощался с ним и гордо
проследовал по коридору к ложе генерала, номер которой он заранее себе
заметил.
- Entrez {Войдите (франц.).}. - раздался звонкий голосок, и наш друг
предстал перед Ребеккой. Та мигом вскочила, захлопала в ладоши и протянула
Джорджу обе руки, так рада была она его видеть. Генерал с орденами в петлице
грозно посмотрел на него, словно хотел сказать: "Кто вы такой, черт вас
в тихих городах запестрели сотни красных мундиров, а по широким дорогам
покатили вереницы нарядных английских экипажей; когда большие суда,
скользящие по каналам мимо тучных пастбищ и причудливых живописных старых
деревень и старинных замков, скрывающихся между вековыми деревьями, были
переполнены богатыми путешественниками-англичанами; когда солдат, заходивший
в деревенский кабачок, не только пил, но и платил за выпитое; а Доналд -
стрелок шотландского полка {Этот случай упомянут в "Истории Ватерлооского
сражения" мистера Глейга.}, квартировавший на фламандской ферме, - укачивал
в люльке ребенка, пока Жан и Жанет работали на сенокосе. Так как наши
художники питают сейчас склонность к военным сюжетам, я предлагаю им эту
тему как наглядную иллюстрацию принципов "честной английской войны". Все
имело такой блестящий и безобидный вид, словно это был парад в Хайд-парке. А
между тем Наполеон, притаившись за щитом пограничных крепостей, подготовлял
нападение, которое должно было ввергнуть этих мирных людей в пучину ярости и
крови и для многих из них окончиться гибелью.
Однако все так безусловно полагались на главнокомандующего (ибо
несокрушимая вера, которую герцог Веллингтон внушал английской нации, не
уступала пылкому обожанию, с каким французы одно время взирали на
Наполеона), страна, казалось, так основательно подготовилась к обороне, и на
крайний случай под рукой имелась такая надежная помощь, что тревоги не было
и в помине, и наши путешественники, из коих двое, естественно, должны были
отличаться большой робостью, чувствовали себя, подобно прочим многочисленным
английским туристам, вполне спокойно. Славный полк, с многими офицерами
которого мы познакомились, был доставлен по каналам в Брюгге и Гент, чтобы
оттуда двинуться сухопутным маршем на Брюссель.
Джоз сопровождал наших дам на пассажирских судах - на тех судах,
роскошь и удобство которых, вероятно, помнят все, кто прежде путешествовал
по Фландрии. Поили и кормили на этих медлительных, но комфортабельных судах
так обильно и вкусно, что сложилась даже легенда об одном английском
путешественнике, который приехал в Бельгию на неделю и после первой же
поездки по каналу пришел в такой восторг от местной кухни, что не переставая
плавал между Гентом и Брюгге, пока не были изобретены железные дороги, а
тогда, совершив последний рейс вместе со своим судном, бросился в воду и
утонул. Джозу не была суждена подобного рода смерть, но наслаждался он
безмерно, и миссис О'Дауд уверяла, что для полного счастья ему недостает
только ее сестры Глорвины. Он целый день сидел на палубе и потягивал
фламандское пиво, то и дело призывая своего слугу Исидора и галантно беседуя
с дамами.
Храбрость его была безгранична.
- Чтобы Бони напал на нас! - восклицал он. - Голубушка моя Эмми, не
бойся, бедняжка! Опасности никакой! Союзники будут в Париже через два
месяца, поверь мне. Клянусь, я сведу тебя тогда пообедать в Пале-Рояль.
Триста тысяч русских вступают сейчас во Францию через Майнц-на-Рейне -
триста тысяч, говорю я, под командой Витгенштейна и Барклая де Толли, моя
милая! Ты ничего не понимаешь в военных делах, дорогая! А я понимаю и говорю
тебе, что никакая пехота во Франции не устоит против русской пехоты, а из
генералов Бонн ни один и в подметки не годится Витгенштейну. Затем есть еще
австрийцы, их пятьсот тысяч, не меньше, и находятся они в настоящее время в
десяти переходах от границы, под предводительством Шварценберга и принца
Карла. Потом еще пруссаки под командой храброго фельдмаршала. Укажите мне
другого такого начальника кавалерии - теперь, когда нет Мюрата! А, миссис
О'Дауд? Как вы думаете, стоит ли нашей малютке бояться? Есть ли основания
трусить, Исидор? А, сэр? Принесите мне еще пива!
Миссис О'Дауд отвечала, что ее Глорвина не боится никого, а тем более
французов, и, выпив залпом стакан пива, подмигнула, давая этим понять, что
напиток ей нравится.
Находясь постоянно под огнем неприятеля или, другими словами, часто
встречаясь с дамами Челтнема и Вата, наш друг чиновник утратил значительную
долю своей прежней робости и бывал необычайно разговорчив, особенно когда
подкреплялся спиртными напитками. В полку его любили, потому что он щедро
угощал молодых офицеров и забавлял всех своими военными замашками. И подобно
тому как один известный в армии полк брал во все походы козла и пускал его
во главе колонны, а другой передвигался под предводительством оленя, так и
***полк, по утверждению Джорджа, не упускавшего случая посмеяться над
шурином, шел в поход со своим слоном.
Со времени знакомства Эмилии с полком Джордж начал стыдиться некоторых
членов того общества, в которое он вынужден был ее ввести, и решил, как он
сказал Доббину (чем, надо полагать, доставил тому большую радость),
перевестись в скором времени в лучший полк, чтобы жена его не общалась с
этими вульгарными женщинами. Однако эта вульгарная склонность стыдиться того
или иного общества гораздо более свойственна мужчинам, чем женщинам
(исключая, конечно, великосветских дам, которым она очень и очень присуща),
и миссис Эмилия, простая и искренняя, не знала этого ложного стыда, который
ее муж называл утонченностью. Так, капитан Осборн мучительно страдал, когда
его жена находилась в обществе миссис О'Дауд, носившей шляпу с петушиными
перьями, а на животе большие часы с репетицией, которые она заставляла
звонить при всяком удобном случае, рассказывая о том, как ей подарил их
отец, когда она садилась в карету после свадьбы; Эмилия же только
забавлялась эксцентричностью простодушной леди и нисколько не стыдилась ее
общества.
Во время этого путешествия, которое с тех пор старался совершить почти
каждый англичанин среднего круга, можно было бы встретить более образованных
спутников, но едва ли хоть один из них мог превзойти занимательностью жену
майора О'Дауда.
- Вы все хвалите эти суда, дорогая! А посмотрели бы вы на наши суда
между Дублином и Беллинесло. Вот там действительно быстро путешествуют! Л
какой прекрасный там скот. Мой отец получил золотую медаль (сам его
превосходительство отведал ломтик мяса и сказал, что в жизни не едал
лучшего) за такую телку, какой в этой стране нипочем не увидишь.
А Джоз со вздохом сознался, что такой жирной и сочной говядины, как в
Англии, не найдется нигде на свете.
- За исключением Ирландии, откуда к вам привозят отборное мясо, -
сказала жена майора, продолжая, как это нередко бывает с патриотами ее
нации, делать сравнения в пользу своей страны. Когда речь зашла о
сравнительных достоинствах рынков Брюгге и Дублина, майорша дала волю своему
презрению.
- Вы, может быть, объясните мне, что означает у них эта старая каланча
в конце рыночной площади? - говорила она с такой едкой иронией, что от нее
могла бы рухнуть эта старая башня.
Брюгге был полон английскими солдатами. Английский рожок будил наших
путников по утрам; вечером они ложились спать под звуки английских флейт и
барабанов. Вся страна, как и вся Европа, была под ружьем, приближалось
величайшее историческое событие, а честная Пегги О'Дауд, которой это так же
касалось, как и всякого другого, продолжала болтать о Белинафеде, о лошадях
и конюшнях Гленмелони и о том, какое там пьют вино; Джоз Седли прерывал ее
замечаниями о карри и рисе в Думдуме, а Эмилия думала о муже и о том, как
лучше выразить ему свою любовь, словно важнее этого не было на свете
вопросов.
Люди, склонные отложить в сторону учебник истории и размышлять о том,
что произошло бы в мире, если бы в силу роковых обстоятельств не произошло
того, что в действительности имело место (занятие в высшей степени
увлекательное, интересное и плодотворное!), - эти люди, несомненно,
поражалитсь тому, какое исключительно неудачное время выбрал Наполеон, чтобы
вернуться с Эльбы и пустить своих орлов лететь от бухты Сен-Жуан к собору
Парижской богоматери. Наши историки говорят нам, что союзные силы были, по
счастью, в боевой готовности и в любой момент могли быть брошены на
императора, вернувшегося с Эльбы. У августейших торгашей, собравшихся в Вене
и перекраивавших европейские государства по своему усмотрению, было столько
причин для ссор, что армии, победившие Наполеона, легко могли бы
перегрызться между собой, если бы не вернулся предмет их общей ненависти и
страха. Один монарх держал армию наготове, потому что он выторговал себе
Польшу и решил удержать ее; другой забрал половину Саксонии и не был склонен
выпустить из рук свое приобретение; Италия являлась предметом забот для
третьего. Каждый возмущался жадностью другого, и если бы корсиканец дождался
в своем плену, пока все эти господа не передерутся между собой, он мог бы
беспрепятственно занять французский трон. Но что бы тогда сталось с нашей
повестью и со всеми нашими друзьями? Что сталось бы с морем, если бы
испарились все его капли?
Между тем жизнь шла своим чередом, и по-прежнему люди искали
удовольствий, как будто этому не предвиделось конца и как будто впереди не
было неприятеля. Когда наши путешественники приехали в Брюссель, где был
расквартирован их полк, - что все считали большой удачей, - они оказались в
одной из самых веселых и блестящих маленьких столиц Европы, где балаганы
Ярмарки Тщеславия манили взор самой соблазнительной роскошью. Здесь велась
расточительная игра, здесь танцевали до упаду; пиры здесь приводили в
восторг даже такого гурмана, как Джоз; здесь был театр, где пленительная
Каталани восхищала слушателей своим пением; очаровательные прогулки верхом в
обществе блестящих военных; чудесный старинный город с причудливой
архитектурой и оригинальные костюмы - предмет удивления и восторгов
маленькой Эмилии, которая никогда не бывала за границей. Поселившись в
прекрасной квартире, за которую платили Джоз и Осборн - последний не
стеснялся расходами и был полон нежного внимания к жене - миссис Эмилия в
течение двух недель, что еще длился ее медовый месяц, была так довольна и
счастлива, как дай бог всякой юной новобрачной, совершающей свадебное
путешествие.
Каждый день этого счастливого времени всем приносил что-нибудь новое и
приятное. То нужно было осмотреть церковь или картинную галерею, то
предстояла прогулка или посещение оперы. Полковые оркестры гремели с утра до
ночи. Знатнейшие особы Англии прогуливались по парку. Это был нескончаемый
военный праздник. Джордж, каждый вечер вывозивший жену в свет, был, как
всегда, вполне доволен собой и клялся, что становится настоящим семьянином.
Ехать куда-нибудь с ним! Уже это одно заставляло сердечко Эмилии радостно
биться! Ее письма домой к матери в то время были полны восторга и
благодарности. Муж заставляет ее покупать кружева, наряды, драгоценности,
всевозможные безделушки. О, это самый лучший, самый добрый, самый
великодушный из мужчин!
Джордж глядел на лордов и леди, наводнявших город и появлявшихся во
всех общественный местах, и его истинно британская душа ликовала. Здесь эти
знатные люди сбрасывали с себя самодовольную надменность ц заносчивость,
которые нередко отличают их на родине, и, появляясь повсюду, снисходили до
общения с простыми смертными. Однажды на вечере у командующего той дивизией,
к которой принадлежал полк Джорджа, последний удостоился чести танцевать с
леди Бланш Тислвуд, дочерью лорда Бейрэкрса; он сбился с ног, доставая
мороженое и прохладительные напитки для благородной леди и ее матери, и,
растолкав слуг, сам вызвал карету леди Бейракрс. Дома он так хвастался
знакомством с графиней, что его собственный отец не мог бы превзойти его.
На следующий же день он явился к этим дамам с визитом, сопровождал их
верхом, когда они катались в парке, пригласил всю семью на обед в ресторан и
был в совершенном восторге, когда они приняли приглашение. Старый Бейракрс,
который не отличался большой гордостью, но зато имел отличный аппетит, пошел
бы ради обеда куда угодно.
- Надеюсь, там не будет никаких других дам, кроме нас, - сказала леди
Бейракрс, размышляя об этом приглашении, принятом слишком поспешно.
- Помилосердствуйте, мама! Не думаете же вы, что он приведет свою жену?
- взвизгнула леди Бланш, которая накануне вечером часами кружилась в
объятиях Джорджа в только что вошедшем в моду вальсе. - Эти мужчины еще
терпимы, но их женщины...
- У него жена, - он только что женился, - говорят, прехорошенькая, -
заметил старый граф.
- Ну что ж, моя милая Бланш, - промолвила мать, - если папа хочет
ехать, поедем и мы; но, конечно, нам нет никакой необходимости поддерживать
с ними знакомство в Англии.
Итак, решив не узнавать своего нового знакомого на Бонд-стрит, эти
знатные особы отправились к нему обедать в Брюсселе и, милостиво позволив
ему заплатить за угощение, проявили свое достоинство в том, что презрительно
косились на его жену и не обменялись с ней ни словом. В таких проявлениях
собственного достоинства высокорожденная британская леди не имеет себе
равных. Наблюдать обращение знатной леди с другою, ниже стоящею женщиной -
очень поучительное занятие для философски настроенного посетителя Ярмарки
Тщеславия.
Это пиршество, на которое бедный Джордж истратил немало денег, было
самым печальным развлечением Эмилии за весь их медовый месяц. Она послала
домой матери жалобный отчет об этом празднике: написала о том, как графиня
не удостаивала ее ответом, как леди Бланш рассматривала ее в лорнет и в
какое бешенство пришел капитан Доббин от их поведения; как милорд, когда все
встали из-за стола, попросил показать ему счет и заявил, что обед был
никудышный и стоил чертовски дорого. Однако, хотя Эмилия рассказала в своем
письме и про грубость гостей, и про то, как ей было тяжело и неловко, тем не
менее старая миссис Седли была весьма довольна и болтала о приятельнице
Эмми, графине Бейракрс, с таким усердием, что слухи о том, как Джордж угощал
пэров и графинь, дошли даже до ушей мистера Осборна в Сити.
Те, кто знает теперешнего генерал-лейтенанта, сэра Джорджа Тафто,
кавалера ордена Бани, и видели, как он, подбитый ватой и в корсете, почти
каждый день во время сезона важно семенит по Пэл-Мэл в своих лакированных
сапожках на высоких каблуках, заглядывая под шляпки проходящим женщинам, или
гарцует на чудесном гнедом, строя глазки проезжающим в экипажах по Парку, -
те, кто видел теперешнего сэра Джорджа Тафто, едва ли узнают в нем храброго
офицера, отличившегося в Испании и при Ватерлоо. Теперь у него густые
вьющиеся каштановые волосы и черные брови, а бакенбарды темно-лилового
цвета. В 1815 году у него были светлые волосы и большая плешь; фигура у него
была полнее, теперь же он сильно похудел. Когда ему было около семидесяти
лет (сейчас ему под восемьдесят), его редкие и совсем белые волосы внезапно
стали густыми, темными и вьющимися, а бакенбарды и брови приняли теперешний
оттенок. Злые языки говорят, что его грудь подбита ватой, а его волосы -
парик, так как они никогда не отрастают. Том Тафто, с отцом которого генерал
рассорился много лет назад, говорил, будто mademoiselle де Жезей из
Французского театра выдрала волосы его дедушке за кулисами; но Том известный
злопыхатель и завистник, а парик генерала не имеет никакого отношения к
нашему рассказу.
Как-то раз, когда некоторые наши друзья из *** полка бродили по
цветочному рынку Брюсселя после осмотра ратуши, которая, по словам миссис
О'Дауд, оказалась далеко не такой большой и красивой, как гленмелонский
замок ее отца, к рынку подъехал какой-то офицер высокого чина в
сопровождении ординарца и, спешившись, выбрал самый прекрасный букет, какой
только можно себе вообразить. Затеи эти чудесные цветы были завернуты в
бумагу, офицер снова вскочил на коня, препоручив букет ухмыляющемуся
ординарцу, и поехал прочь с важным и самодовольным видом.
- Посмотрели бы вы, какие цветы у нас в Гленмелони! - говорила миссис
О'Дауд. - У моего отца три садовника-шотландца и девять помощников.
Оранжереи занимают целый акр, ананасы родятся каждое лето, как горох.
Виноградные грозди у нас весят по шести фунтов каждая, а цветы магнолии,
говоря по чести и совести, величиной с чайник.
Доббин, никогда не задиравший миссис О'Дауд, что с восторгом проделывал
негодный Осборн (к ужасу Эмилии, умолявшей его пощадить жену майора),
отскочил вдруг в сторону, фыркая и захлебываясь, а потом, удалившись на
безопасную дистанцию, разразился громким, пронзительным хохотом, к изумлению
рыночной толпы.
- Чего этот верзила раскудахтался? - заметила миссис О'Дауд. - Или у
него кровь из носу пошла? Он всегда говорит, что у него кровь носом идет, -
этак из него вся кровь должна была бы вылиться. Разве магнолии у нас не с
чайник величиной, О'Дауд?
- Совершенно верно, и даже больше, - подтвердил майор.
В это-то время беседа и была прервана появлением офицера, купившего
букет.
- Ох, хороша лошадь, черт побери! Кто это такой? - спросил Джордж.
- Если бы вы видели Моласа, лошадь моего брата Моллоя Мелони, которая
выиграла приз в Каррахе!.. - воскликнула жена майора и собиралась продолжать
свою семейную хронику, но муж прервал ее словами:
- Да это генерал Тафто, который командует *** кавалернйскои дивизией, -
и затем прибавил спокойно: - Мы с ним оба были ранены в ногу при Талавере.
- После этого вы и получили повышение по службе, - смеясь, добавил
Джордж. - Генерал Тафто! Значит, дорогая, и Кроули приехали.
У Эмилии упало сердце - она сама не знала почему. Солнце словно светило
уже не так ярко, и высокие старинные фронтоны и крыши сразу потеряли свою
живописность, хотя закат был великолепен и вообще это был одни из самых
чудных дней конца мая.
Брюссель
Мистер Джоз нанял пару лошадей для своей открытой коляски и благодаря
им и своему изящному лондонскому экипажу имел вполне приличный вид во время
своих прогулок по Брюсселю. Джордж купил себе верховую лошадь и вместе с
капитаном Доббином часто сопровождал коляску, в которой Джоз с сестрой
ежедневно ездили кататься. В этот день они выехали в парк на свою обычную
прогулку, и там предположение Джорджа о прибытии Родона Кроули и его жены
подтвердилось. Среди маленькой кавалькады, сплошь состоявшей из английских
офицеров в высоких чипах, они увидели Ребекку в очаровательной, плотно
облегавшей ее амазонке, верхом на прекрасной арабской лошадке, на которой
она ездила превосходно (это искусство она приобрела в Королевском Кроули,
где баронет, мистер Питт и сам Родон давали ей уроки); рядом с ней ехал
доблестный генерал Тафто.
- Да это сам герцог! - закричала миссис О'Дауд Джозу, который тут же
покраснел, как пион. - А это, на гнедом, лорд Аксбридж. Какой у него бравый
вид! Мой брат Моллой Мелони похож на него как две капли воды.
Ребекка но подъехала к коляске; но, заметив сидевшую в ней Эмилию,
приветствовала ее нежными словами и улыбкой, послала ей воздушный поцелуй,
игриво помахала ручкой в сторону экипажа, а затем продолжала беседу с
генералом Тафто. Генерал спросил:
- Кто этот толстый офицер в фуражке с золотым галуном?
И Ребекка ответила, что это "один офицер Ост-Индской армии".
Зато Родон Кроули, отделившись от своей компании, подъехал к ним,
сердечно пожал руку Эмилии, сказал Джозу: "Как живете, приятель?" - и так
уставился на миссис О'Дауд и на ее черные петушьи перья, что той подумалось,
уж не покорила ли она его сердце.
Джордж и Доббин, нагнавшие в это время коляску, отдали честь
высокопоставленным особам, среди которых Осборн сразу заметил миссис Кроули.
Он увидел, как Родон, фамильярно склонившись к его коляске, разговаривал с
Эмилией, и так обрадовался, что ответил на сердечное приветствие адыотанта с
несколько даже излишней горячностью. Родон и Доббин обменялись сугубо
сдержанными поклонами.
Кроули рассказал Джорджу, что они остановились с генералом Тафто в
"Hotel dn Pare", и Джордж взял со своего друга обещание в самом скором
времени посетить их,
- Страшно жалею, что не встретился с вами три дня назад, - сказал
Джордж. - Я давал обед в ресторане... было очень мило. Лорд Бейракрс,
графиня и леди Бланш были так добры, что отобедали с нами. Жаль, что вас не
было.
Сообщив таким образом старому знакомому о своих притязаниях на звание
светского человека, Джордж расстался с Родоном, который поскакал по аллее
вслед за блестящей кавалькадой, в то время как Джордж и Доббин заняли места
по обе стороны экипажа Эмилии.
- Ну не красавец ли герцог! - заметила миссис О'Дауд. - Вы знаете,
Уэлсли и Мелони в родстве. Но у меня, конечно, и в мыслях нет представиться
его светлости, разве что он сам вспомнит о наших родственных узах.
- Он замечательный вопи, - сказал Джоз, чувствуя себя гораздо свободнее
теперь, когда велнкий человек уехал. - Что может сравниться с победой при
Саламанке? А, Доббин? Но где он научился своему искусству? В Индии, мой
милый! Джунгли - отличная школа для полководца, заметьте это. Я ведь тоже с
ним знаком, миссис О'Дауд; на одном балу в Думдуме мы оба танцевали с мисс
Катлер, дочерью Катлера, который в артиллерии... чертовски хорошенькая
девушка!
Появление высоких особ служило им темой для разговора во время всей
прогулки, и за обедом, и позже, до самого того часа, когда все собрались
ехать в оперу.
Казалось, они и не уезжали из старой Англии. Театр был переполнен
знакомыми английскими лицами и туалетами того сорта, какими издавна славятся
англичанки. Миссис О'Дауд занимала среди них не последнее место: на лбу у
нее вился кокетливый локон, а ее убор из ирландских алмазов и желтых
самоцветов затмевал, по ее мнению, все драгоценности, какие были в театре.
Ее присутствие было пыткой для Осборна, но она неизменно появлялась на всех
сборищах, где бывали ее молодые друзья. Ей и в голову не приходило, что они
не жаждут ее общества.
- Она была полезна тебе, дорогая, - сказал Джордж жене, которую он мог
с более спокойной совестью оставлять одну в обществе жены майора. - Но как
приятно, что приехала Ребекка: теперь ты будешь проводить время с нею, и мы
можем отделаться от этой несносной ирландки.
Эмилия не ответила ни да ни нет, - и как нам знать, о чем она подумала?
Общий вид брюссельского оперного театра не произвел на миссис О'Дауд
сильного впечатления, так как театр на Фишембл-стрит в Дублине был гораздо
красивее, да и французская музыка, по ее мнению, не могла сравниться с
мелодиями ее родной страны. Эти и другие наблюдения она громко высказывала
своим друзьям, самодовольно обмахиваясь большим скрипучим веером.
- Родон, дорогой мой, кто эта поразительная женщина рядом с Эмилией? -
спросила сидевшая в противоположной ложе дама (наедине она почти всегда была
вежлива со своим мужем, а на людях - неизменно нежна). - Видишь, вон то
существо в тюрбане с какой-то желтой штукой, в красном атласном платье и с
огромными часами?
- Рядом с хорошенькой женщиной в белом? - спросил сидевший возле нее
джентльмен средних лет с орденами в петлице, в нескольких жилетах и с туго
накрахмаленным белым галстуком.
- Хорошенькая женщина в белом? Это Эмилия, генерал... Вы всегда
замечаете всех хорошеньких женщин, негодный вы человек!
- Только одну, клянусь! - воскликнул восхищенный генерал, а дама слегка
ударила его большим букетом, который держала в руке.
- А ведь это он, - сказала миссис О'Дауд, - и букет тот самый, который
он купил тогда на рынке.
Когда Ребекка, поймав взгляд подруги, проделала свой маленький маневр с
воздушным поцелуем, миссис О'Дауд, приняв приветствие на свой счет, ответила
на него такой грациозной улыбкой, что несчастный Доббин фыркнул и выскочил
из ложи.
По окончании действия Джордж сразу же отправился засвидетельствовать
свое почтение Ребекке. В коридоре он встретил Кроули, с которым обменялся
замечаниями относительно событий последних двух недель.
- Ну что, мой чек оказался в порядке? - спросил Джордж с
многозначительным видом.
- В полном порядке, мой милый, - отвечал Родон. - Рад буду дать вам
отыграться. Как панаша, смилостивился?
- Еще нет, - сказал Джордж, - но к тому идет; да у меня есть и свои
деньги, полученные от матери. А тетушка ваша смягчилась?
- Подарила мне двадцать фунтов, проклятая старая скряга!.. Когда же мы
увидимся? Генерал во вторник не обедает дома. Может быть, вы приедете во
вторник?.. Да, заставьте вы Седли сбрить усы. Какого черта нужны штатскому
усы и эта дурацкая венгерка? Ну, а затем до свидания. Постарайтесь быть во
вторник. - И Родон двинулся прочь с двумя молодыми франтоватыми
джентльменами, которые, так же как и он, состояли в штабе генерала.
Джордж остался не очень доволен приглашением на обед как раз в тот
день, когда генерала не будет дома.
- Я зайду засвидетельствовать свое почтение вашей жене, - сказал он, на
что Родон ответил:
- Гм... Если хотите. - Вид у него при этом был весьма мрачный, а оба
юных офицера лукаво переглянулись. Джордж попрощался с ним и гордо
проследовал по коридору к ложе генерала, номер которой он заранее себе
заметил.
- Entrez {Войдите (франц.).}. - раздался звонкий голосок, и наш друг
предстал перед Ребеккой. Та мигом вскочила, захлопала в ладоши и протянула
Джорджу обе руки, так рада была она его видеть. Генерал с орденами в петлице
грозно посмотрел на него, словно хотел сказать: "Кто вы такой, черт вас