Мей Лев Александрович. Ярмарка тщеславия

восседающей в гостиной за старым расстроенным фортепьяно, к которому никто
не прикасался с тех пор, как Бекки Шарп играла на нем кадрили. Она сидела в
самой торжественной позе и во все горло завывала, подражая тому, что ей
когда-то доводилось слышать. Маленькая горничная, желавшая выслужиться,
стояла возле хозяйки и, в полном восторге от ее исполнения, кивала головой и
восклицала: "Господи, мэм, как прекрасно!" - совершенно так же, как это
проделывают элегантные льстецы в великосветской гостиной.
Увидев эту картину, баронет, по обыкновению, смеялся до упаду. В
течение вечера он раз десять описывал ее Хороксу, к величайшему
неудовольствию мисс Хорокс он барабанил по столу, как будто по клавишам
музыкального инструмента, и завывал, подражая ее манере петь. Он клялся, что
такой чудный голос надо обработать, и заявил, что наймет ей учителей пения,
в чем она не нашла ничего смешного. Сэр Питт был очень в духе в тот вечер и
выпил со своим приятелем дворецким непозволительное количество рома. Было
очень поздно, когда верный друг и слуга отвел его в спальню.
Через полчаса в доме вдруг поднялся страшный переполох. В окнах старого
пустынного замка, где только две-три комнаты были заняты его владельцем,
замелькали огни. Мальчик верхом поскакал в Мадбери за доктором. А еще через
час (и по этому мы можем судить, какие тесные отношения поддерживала
превосходная миссис Бьют Кроули с господским домом) эта леди, в капоре и
деревянных калошах, преподобный Бьют Кроули и его сын Джеймс Кроули дружно
устремились к замку и, пробежав парком, вошли в дом через открытую парадную
дверь.
Миновав сени и маленькую дубовую гостиную, где на столе стояли три
стакана и пустая бутылка из-под рому, они проникли в кабинет сэра Питта и
там застали ошалевшую мисс Хорокс в ее преступных лентах, - она подбирала
ключи из связки к шкафчикам и конторке. Она выронила их с криком ужаса,
когда глаза маленькой миссис Бьют сверкнули на нее из-под черного капора.
- Посмотрите-ка сюда, Джеймс и мистер Кроули! - завопила миссис Бьют,
указывая на черноглазую преступницу, стоявшую перед ней в полной
растерянности.
- Он сам мне их дал, сам мне их дал! - кричала она.
- Сам дал тебе, мерзкая тварь! - надрывалась миссис Бьют. - Будьте
свидетелем, мистер Кроули, что мы застали эту негодную женщину на месте
преступления, ворующей имущество вашего брата. Ее повесят, я всегда это
говорила!
Мисс Хорокс в смертельном страхе бросилась на колени, заливаясь
слезами. Но, как всем известно, ни одна поистине добрая женщина не торопится
прощать, и унижение врага наполняет ее душу ликованием.
- Позвони в колокольчик, Джеймс! - сказала миссис Бьют. - Звони, пока
не сбегутся люди.
Трое или четверо слуг, остававшихся в старом пустом замке, явились на
этот голосистый и настойчивый зов.
- Посадите злодейку под замок, - приказала миссис Бьют, - мы поймали
ее, когда она грабила сэра Питта. Мистер Кроули, вы составите указ о ее
задержании... а вы, Бедоуз, отвезете ее утром в Саутгемптонскую тюрьму.
- Но, милая, - возразил судья и пастор, - ведь она только...
- Нет ли здесь ручных кандалов? - продолжала миссис Бьют, топая
деревянными калошами. - Надо надеть ей наручники! Где негодный отец этой
твари?
- Он дал их мне! - продолжала кричать бедная Бетси. - Разве нет, Эстер?
Ты сама видела, как сэр Питт... ты знаешь, что он дал мне... уже давно, на
другой день после мадберийской ярмарки; они мне не нужны. Берите их, если
думаете, что они не мои!
Тут бедная злоумышленница вытащила из кармана пару больших, украшенных
поддельными камнями башмачных пряжек, которые давно вызывали ее восхищение и
которые она только что присвоила, достав их из книжного шкафа, где они
хранились.
- Как вы смеете так безбожно врать, Бетси? - сказала Эстер, маленькая
горничная, ее недавняя фаворитка. - И кому? - доброй, любезнейшей мадам
Кроули и его преподобию! (Она присела.) Вы можете обыскать все мои ящики,
мэм, сделайте одолжение, вот мои ключи; я честная девушка, хотя и дочь
бедных родителей и воспитывалась в работном доме; и не сойти мне с этого
места, если вы найдете у меня хоть один кусочек кружева или шелковый чулок
из всего того, что вы натаскали.
- Давай ключи, негодяйка! - прошипела добродетельная маленькая леди в
капоре.
- А вот и свеча, мэм; и если угодно, мэм, я могу вам показать ее
комнату, мэм, и шкаф в комнате экономки, где у нее куча вещей, мэм! -
кричала усердная маленькая Эстер, все время приседая.
- Сделай одолжение, придержи язык! Я отлично знаю комнату, которую
занимает эта тварь. Миссис Браун, будьте добры пойти вместе со мной, а вы,
Бедоуз, не спускайте глаз с этой женщины, - сказала миссис Бьют, схватив
свечу. - Мистер Кроули, вы бы лучше отправились наверх и посмотрели, не
убивают ли там вашего несчастного брата. - И капор в сопровождении миссис
Браун отправился в комнату, которую, как миссис Бьют справедливо заметила,
она отлично знала.
Пастор пошел наверх и нашел там доктора из Мадбери и перепуганного
Хорокса, склонившихся над креслом сэра Питта Кроули. Они пробовали пустить
ему кровь.

Рано утром к мистеру Питту Кроули был послан нарочный от жены пастора,
которая приняла на себя командование всем домом и всю ночь сторожила старого
баронета. До некоторой степени он был возвращен к жизни; но языка он
лишился, хотя, по-видимому, всех узнавал. Решительная миссис Бьют ни на шаг
не отходила от его постели. Казалось, эта маленькая женщина нимало не
нуждалась во сне: она ни разу не сомкнула своих черных горящих глаз, хотя
даже доктор храпел, сидя в кресле. Хорокс попытался было утвердить свою
власть и поухаживать за хозяином, но миссис Бьют назвала его старым пьяницей
и запретила ему показываться в доме, иначе он будет сослан на каторгу, так
же как его негодяйка дочь.
Устрашенный ее угрозами, он скрылся вниз, в дубовую гостиную, где
находился мистер Джеймс; последний, исследовав бутылку и убедившись, что в
ней нет ничего, велел мистеру Хороксу достать еще бутылку рому, которую тот
и принес вместе с чистыми стаканами. Пастор и его сын уселись перед нею.
приказав Хороксу сейчас же сдать ключи и больше не показываться.
Окончательно спасовав перед такой твердостью, Хорокс сдал ключи и
вместе с дочерью улизнул под покровом ночи, отрекшись от власти а
Королевском Кроули.

ГЛАВА XL,

в которой Бекки признана членом семьи

Наследник старого баронета прибыл в замок, лишь только узнал о
катастрофе, и с этою времени, можно сказать, воцарился в Королевском Кроули.
Ибо, хотя сэр Питт прожил еще несколько месяцев, к нему уже не возвращалось
полностью ни сознание, ни способность речи, так что управление имением
перешло в руки старшего сына. Питт нашел дела родителя в весьма
беспорядочном состоянии. Сэр Питт все время то прикупал, то закладывал
землю; он состоял в сношениях с десятками деловых люден и с каждым из них
ссорился: ссорился и заводил тяжбы со своими арендаторами, заводил тяжбы со
стряпчими, с компаниями но эксплуатации копей и доков, совладельцем которых
он был, и со всеми, с кем только имел дело. Распутать все эти кляузы и
очистить имение было задачей, достойной аккуратного и настойчивого
пумнерникельского дипломата, и он принялся за работу с необычайным усердием.
Вся его семья переселилась в Королевское Кроули, куда прибыла, конечно, и
леди Саутдаун; она под носом у пастора принялась за обращение его прихожан
и, к негодованию и досаде миссис Бьют, привезла с собой все свое
неправоверное духовенство. Сэр Питт не успел запродать право на бенефицию с
церковного прихода Королевского Кроули, и ее милость предложила, когда срок
кончится, взять его под свое попечение и водворить в пасторском доме
кого-нибуль из своих молодых proteges, на каковое предложение Питт
дипломатически промолчал.
Намерения миссис Бьют относительно мисс Хорокс не были приведены в
исполнение, и Бетси не попала в Саутгемптонскую тюрьму. Она покинула замок
вместе с отцом, и последний вступил во владение деревенским трактиром "Герб
Кроули", который получил в аренду от сэра Пита. Таким же образом бывший
дворецкий оказался обладателем клочка земли, что давало ему голос в
избирательном округе. Другим голосом располагал пастор, и ими, да еще
четырьмя людьми ограничивалось число избирателей, посылавших в парламент
двух членов от Королевского Кроули.
Между дамами из пасторского дома и замка внешне установились вежливые
отношения - по крайней мере, между младшим поколением, потому что миссис
Бьют и леди Саутдаун никогда не могли встречаться без баталий и постепенно
совсем перестали видеться. Когда обитательницы пасторского дома навещали
родственников в замке, ее милость оставалась у себя в комнате, и, быть
может, даже мистер Пихт был не слишком этим недоволен. Он верил, что фамилия
Бинки - самая знатная, умная и влиятельная на свете, и перед "ее милостью",
то есть своей тещей, ходил по струнке; но иногда он чувствовал, что леди
Саутдаун слишком уж им командует. Если вас считают молодым, это, без
сомнения, лестно, но когда вам сорок шесть лет и вас третируют, как
мальчишку, вам недолго и обидеться. Леди Джейн - та во всем подчинялась
матери. Она только позволяла себе тайно любить своих детей, и, но счастью
для нее, нескончаемые дела леди Саутдаун - совещания с духовными лицами ц
переписка со всеми миссионерами Африки, Азии и Австралии - отнимали у
досточтимой графини так много времени, что она могла посвящать внучке,
маленькой Матильде, и внуку, мистеру Питту Кроули, лишь считанные минуты.
Последний был слабым ребенком, и только большими дозами каломели леди
Саутдаун удавалось поддерживать его жизнь.
Что касается сэра Питта, то он был удален в те самые апартаменты, где
когда-то угасла леди Кроули, и здесь мисс Эстер, горничная, так стремившаяся
выслужиться, усердно и заботливо присматривала за ним. Какая любовь, какая
верность, какая преданность могут сравниться с любовью, преданностью и
верностью сиделок с хорошим жалованьем? Они оправляют подушки и варят кашу;
они, чуть что, вскакивают по ночам; они переносят жалобы и воркотню
больного; они видят яркое солнце за окном и не стремятся выйти на улицу; они
спят, приткнувшись на стуле, и обедают в полном одиночестве; они проводят
длинные-длинные вечера, ничего не делая и только следя за углями в камине и
за питьем больного, закипающим в кастрюльке; они целую неделю читают
еженедельный журнал, а "Строгий призыв Лоу" и "Долг человека" доставляют им
чтение на год. И мы еще выговариваем им, когда их родные навещают их в
воскресенье и приносят им немножко джину в корзинке с бельем. О милые дамы,
какой мужчина, пусть даже самый любящий, выдержит такую муку - ухаживать в
течение целого года за предметом своей страсти! А сиделка возится с вами за
какие-нибудь десять фунтов в три месяца, и мы еще считаем, что платим ей
слишком много. По крайней мере, мистер Кроули изрядно ворчал, когда платил
половину этого мисс Эстер, неусыпно ухаживавшей за его отцом.
В солнечные дни старого джентльмена выкатывали в кресле на террасу - в
том самом кресле, которым пользовалась мисс Кроули в Брайтоне и которое было
привезено сюда вместе с имуществом леди Саутдаун. Леди Джейн шла рядом с
креслом старика, она явно была его любимицей - он усердно кивал ей головой и
улыбался, когда она входила, а когда удалялась, испускал нечленораздельные
жалобные стоны. Как только дверь за нею закрывалась, он начинал плакать и
рыдать. В ответ на это лицо и манеры Эстер, чрезвычайно кроткой и ласковой в
присутствии молодой леди, сразу же менялись, и она строила гримасы, грозила
кулаком, кричала: "Замолчи, старый болван!" - и откатывала кресло больного
от огня, на который он любил смотреть. Тогда он начинал плакать еще сильнее
- ибо после семидесяти с лишним лет хитрости, надувательства, пьянства,
интриг, греха и эгоизма теперь остался только хныкающий старый идиот,
которого укладывали в постель и поднимали, умывали и кормили, как малого
ребенка.
Наконец наступил день, когда обязанности сиделки окончились. Рано утром
к Питту Кроули, сидевшему над расходными книгами управляющего и дворецкого,
постучались, и перед ним предстала Эстер, доложившая с низким реверансом:
- С вашего позволения, сэр Питт, сэр Питт скончался нынче утром, сэр
Питт. Я поджаривала ему гренки, сэр Питт, к его кашке, сэр Питт, которую он
кушал каждое утро ровно в шесть часов, сэр Питт, и... и мне показалось... я
услышала словно стон, сэр Питт... и... и... и... - Она опять сделала
реверанс.
Отчего бледное лицо Питта багрово вспыхнуло? Не от того ли, что он
сделался наконец сэром Питтом с местом в парламенте и с возможными почестями
впереди? "Теперь я очищу имение от долгов", - подумал он и быстро прикинул в
уме, какова задолженность поместья и во что обойдется привести его в
порядок. До сих пор он боялся пускать в ход тетушкины деньги, думая, что сэр
Питт может поправиться, и тогда его затраты пропали бы даром.
Все шторы в замке и в пасторском доме были спущены; колокол уныло
гудел, и алтарь был задрапирован черным. Вьют Кроули не пошел на собрание по
поводу скачек, а спокойно пообедал в Фадлстоне, где за портвейном поговорили
об его покойном брате и о молодом сэре Питте. Мисс Бетси, которая тем
временем вышла замуж за шорника в Мадбери, поплакала. Домашний доктор
приехал выразить почтительное соболезнование и осведомиться о здоровье
уважаемых леди. О смерти этой толковали в Мадбери и в "Гербе Кроули". Хозяин
трактира помирился с пастором, который, как говорили, теперь захаживал в
заведение мистера Хорокса отведать его легкого пива.
- Не написать ли мне вашему брату...или вы напишете сами? - спросила
леди Джейн своего мужа, сэра Питта.
- Конечно, я сам напишу, - ответил сэр Питт, - и приглашу его на
похороны: этого требует приличие...
- А... а... миссис Родон? - робко продолжала леди Джейн.
- Джейн! - сказала леди Саутдаун. - Как ты можешь даже думать об этом?
- Конечно, необходимо пригласить и миссис Родон, - произнес решительно
Питт.
- Пока я в доме, этого не будет! - заявила леди Саутдаун.
- Я прошу вашу милость вспомнить, что глава этого дома - я, - сказал
сэр Питт. - Пожалуйста, леди Джейн, напишите письмо миссис Родон Кроули и
просите ее приехать по случаю печального события.
- Джейн! Я запрещаю тебе прикасаться к бумаге! - воскликнула графиня.
- Мне кажется, что глава дома - я, - повторил сэр Питт, - и как я ни
сожалею о всяком обстоятельстве, которое может заставить вашу милость
покинуть этот дом, я все же, с вашего разрешения, буду управлять им так, как
считаю нужным.
Леди Саутдаун величественно поднялась, как миссис Сиддонс в роли леди
Макбет, и приказала запрягать свою карету: если сын и дочь выгоняют ее из
дома, она скроет свою скорбь где-нибудь в уединении и будет молить бота о
том, чтобы он вразумил их.
- Мы вовсе не выгоняем вас из дому, мама, - умоляюще сказала робкая
леди Джейн.
- Вы приглашаете сюда такое общество, с которым добрая христианка не
может встречаться. Я уезжаю завтра утром!
- Сделайте одолжение, пишите под мою диктовку, Джейн, - заявил сэр
Питт, вставая и принимая повелительную позу, как на "Портрете джентльмена" с
последней выставки. - Начинайте: "Королевское Кроули, четырнадцатое сентября
тысяча восемьсот двадцать второго года. Дорогой брат..."
Услыхав эти решительные и ужасные слова, леди Макбет, которая ждала
какого-нибудь признака слабости или колебания со стороны зятя, с испуганным
видом покинула библиотеку. Леди Джейн посмотрела на мужа, как будто хотела
пойти за матерью и успокоить ее, но Питт запретил жене двигаться с места.
- Она не уедет, - сказал он. - Она сдала свой дом в Брайтоне и
истратила свой полугодовой доход. Графиня не может жить в гостинице, ото
неприлично. Я долго ждал случая, чтобы сделать такой... такой решительный
шаг, моя дорогая: ведь вы понимаете, что в доме может быть только один
глава. А теперь, с вашего позволения, будем продолжать: "Дорогой брат!
Печальное известие, которое я считаю своим долгом сообщить всем членам
семьи, не явилось для нас неожиданностью..."
Словом, Питт, воцарившись в замке и благодаря удаче - или благодаря
своим заслугам, как он думал, - прибрав к рукам почти все состояние, на
которое рассчитывали и другие родственники, решил обращаться с ними ласково
и великодушно и возродить Королевское Кроули к новой жизни. Ему льстило
считать себя главою семьн. Ои предполагал воспользоваться обширным влиянием,
которое скоро должен был приобрести в графстве благодаря своим выдающимся
талантам и положению, чтобы найти брату хорошее место и прилично пристроить
кузин. А может быть, он чувствовал легкие укоры совести, когда думал о том,
что он - владелец всего богатства, на которое все они возлагали надежды. За
три-четыре дня царствования тон Питта изменился и его планы вполне
утвердились: он решил управлять честно и справедливо, низложить леди
Саутдаун и быть по возможности в дружеских отношениях со всеми своими
кровными родственниками.
Итак, он диктовал письмо брату Родону - торжественное и хорошо
обдуманное письмо, содержавшее глубокие замечания и составленное в
напыщенных; выражениях, поразивших его простодушного маленького секретаря.
"Каким оратором он будет, - думала она, - когда войдет в палату общин
(об этом и о тирании леди Саутдаун Питт иногда намекал жене, лежа в
постели). Как он умен и добр, какой гений мой муж! А я-то тогда считала его
холодным. Нет, он добрый и гениальный!"
Дело в том, что Питт Кроули знал каждое слово этого письма наизусть,
изучив его всесторонне и хлубоко, словно дипломатическую тайну, еще задолго
до того, как нашел нужным продиктовать его изумленной жене.

И вот письмо с широкой черной каймой и печатью было отправлено сэром
Питтом Кроули брату полковнику в Лондон. Родон Кроули не слишком
обрадовался, получив его.
"Что толку нам ехать в эту дыру? - подумал он. - Я не в состоянии
оставаться с Питтом вдвоем после обеда, а лошади туда и обратно обойдутся
нам фунтов в двадцать".
Родон поднялся в спальню жены, как делал во всех затруднительных
случаях, и отнес ей письмо вместе с шоколадом, который сам приготовлял и
подавал ей по утрам. Он поставил поднос с завтраком и письмом на туалетный
стол, перед которым Бекки расчесывала свои золотистые волосы. Ребекка взяла
послание с траурной каймой, прочитала и, размахивая письмом над головой,
вскочила с криком "ур-ра!"
- Ура? - спросил Родон, удивленно глядя на маленькую фигурку, прыгавшую
по комнате в фланелевом капоте и с развевающимися спутанными рыжеватыми
локонами. - Он нам ничего не оставил, Бекки! Я получил свою долю, когда
достиг совершеннолетия.
- Ты никогда не будешь совершеннолетним, глупыш! - ответила Бекки. -
Беги сейчас же к мадам Бргонуа, ведь мне необходим траур. Да добудь и повяжи
креп вокруг шляпы и купи себе черный жилет, у тебя ведь, кажется, нет
черного. Вели прислать все это завтра, чтобы мы могли выехать в четверг.
- Неужели ты думаешь ехать? - не выдержал он.
- Конечно, думаю! Я думаю, что леди Джейн представит меня в будущем
году ко двору! Я думаю, что твой брат устроит тебе место в парламенте, милый
ты мой дурачок! Я думаю, что ты и он будете голосовать за лорда Стайна и что
ты сделаешься министром по ирландским делам, или губернатором Вест-Индии,
или казначеем, или консулом, или чем-нибудь в этом роде!
- Почтовые лошади обойдутся нам дьявольски дорого, - ворчал Родон.
- Мы можем поехать в карете Саутдауна, она, верно, будет представлять
его на похоронах, ведь он родственник. Ах нет, лучше нам ехать в почтовой
карете. Это им больше понравится. Это будет скромнее...
- Роди, конечно, едет? - спросил полковник.
- Ни в коем случае: зачем платить за лишнее место. Он слишком велик,
чтобы втиснуть его между нами. Пускай остается здесь, в детской; Бригс может
сшить ему черный костюмчик. Ну, ступай и сделай все, о чем я просила. Да
скажи своему лакею Спарксу, что старый сэр Питт скончался и что ты кое-что
получишь, когда все устроится. Он передаст это Реглсу, пусть хоть это утешит
беднягу, а то он все пристает с деньгами. - И Бекки принялась за свой
шоколад.
Когда вечером явился преданный лорд Стайн, он застал Бекки с ее
компаньонкою, которою была не кто иная, как наша Бригс. Они были очень
заняты - пороли, вымеряли, кроили и прилаживали всевозможные черные
лоскутки, какие нашлись в доме.
- Мы с мисс Бригс погружены в скорбь и уныние по случаю кончины нашего
папа, - заявила Ребекка. - Сэр Питт Кроули скончался, милорд! Мы все утро
рвали на себе волосы, а теперь рвем старые платья.
- О Ребекка, как можно!.. - только и выговорила Бригс, закатывая глаза.
- О Ребекка, как можно!.. - эхом отозвался милорд. - Итак, старый
негодяй умер? Он мог бы быть пэром, если бы лучше разыграл свои карты.
Мистер Питт чуть было не произвел его в пэры, но покойник всегда не вовремя
изменял своей партии... Старый Силен!..
- Я могла бы быть вдовой Силена, - сказала Ребекка. - Помните, мисс
Бригс, как вы подглядывали в дверь и увидели сэра Питта на коленях передо
мною?
Мисс Бригс, наша старая знакомая, сильно покраснела при этом
воспоминании и была рада, когда лорд Стейн попросил ее спуститься вниз и
приготовить для него чашку чаю.

Бригс и была той сторожевой собакой, которую завела Ребекка для охраны
своей невинности и доброго имени. Мисс Кроули оставила ей небольшую ренту.
Она охотно согласилась бы жить в семье Кроули, при леди Джейн, которая была
добра к ней - как и ко всем, впрочем, - но леди Саутдаун уволила бедную
Бригс так поспешно, как только позволяли приличия, и мистер Питт (считавший
себя обиженным неуместной щедростью покойной родственницы по отношению к
особе, которая была преданной слугой мисс Кроули всего лишь двадцать лет) не
возражал против этого распоряжения вдовствующей леди. Боулс и Феркин также
получили свою долю наследства и отставку; они поженились и, по обычаю людей
их положения, открыли меблированные комнаты.
Бригс попробовала жить с родственниками в провинции, но вскоре
отказалась от этой попытки, так как привыкла к лучшему обществу.
Родственники, мелкие торговцы в захолустном городке, ссорились из-за ее
сорока фунтов ежегодного дохода не менее ожесточенно и еще более откровенно,
чем родственники мисс Кроули из-за ее наследства. Брат Бригс, шапочник и
владелец бакалейной лавки, радикал, называл сестру аристократкой, кичащейся
своим богатством, за то, что она не хотела вложить часть своего капитала в
товар для его лавки. Она бы, вероятно, и сделала это, если бы не ее сестра,
жена сапожника-диссидента, которая была не в ладах с шапочником и
бакалейщиком, посещавшим другую церковь, и которая доказала ей, что брат их
на краю банкротства, и на этом основании временно завладела Бригс.
Диссидент-сапожник хотел, чтобы мисс Бригс на свои средства отправила его
сына в колледж и сделала из него джентльмена. Оба семейства вытянули у нее
большую часть ее сбережений; и, сопровождаемая проклятиями обеих сторон, она
в конце концов бежала в Лондон, решив слова искать рабства, ибо находила его
менее обременительным, чем свобода. Поместив в газетах объявление, что
"Благородная дама с приятными манерами, вращавшаяся в лучшем обществе,
ищет..." и т. д., она поселилась у мистера Боулса на Хафмун-стрит и стала
ждать результатов.
Случай столкнул ее с Ребеккой. Нарядная коляска миссис Родон мчалась по
улице как раз в тот день, когда усталая мисс Бригс добралась до дверей
миссис Боулс после утомительной прогулки в контору газеты "Таймс" в Сити,
куда она ходила, чтобы в шестой раз поместить свое объявление. Ребекка, сама
правившая, сразу узнала благородную даму с приятными манерами; а поскольку
Бекки, как нам известно, отличалась добродушием и питала уважение к Бригс,
то она остановила лошадей у подъезда, передала вожжи груму и, выскочив из
коляски, схватила Бригс за обе руки, прежде чем дама с приятными манерами
очнулась от потрясения при виде старого друга.
Бригс расплакалась, а Бекки расхохоталась и расцеловала благородную
даму, как только они вошли в прихожую, оттуда они проследовали в гостиную
миссис Боулг, с красными полушерстяными занавесями и зеркалом в круглой
раме, с верхушки которой скованный орел устремлял взгляд на оборотную
сторону билетика в окне, извещавшего, что: "Сдаются комнаты".
Бригс рассказала всю свою историю, прерывая рассказ теми непрошеными
всхлипываниями и восклицаниями удивления, с какими чувствительные натуры
всегда приветствуют старых знакомых, увидев их на улице; ибо хотя люди
встречают друг друга каждый день, некоторые смотрят на эти встречи, как на
чудо, а женщины, даже когда они не любят друг друга, начинают плакать,
вспоминая и сожалея о том времени, когда они последний раз поссорились.
Словом, Бригс рассказала Бекки всю свою историю, а Бекки с присущей си
безыскусственностью и искренностью сообщила приятельнице о своей жизни.
Мисс Боулс, урожденная Феркин, стоя в прихожей, мрачно прислушивалась к
истерическим всхлипываниям и хихиканью, которые доносились из гостиной.
Бекки никогда не была ее любимицей. Водворившись в Лондоне, супруги часто
навещали своих прежних друзей Реглсов и, слушая их рассказы, не могли