Мей Лев Александрович. Ярмарка тщеславия

посылала ему из коляски воздушные поцелуи и махала платочком, когда он
садился в почтовую карету! Она даже приложила платок к глазам. А Питт, когда
карета отъехала, нахлобучил на лоб свою котиковую шапку и, откинувшись на
сиденье, стал думать о том, как она уважает его, и как он заслуживает этого,
и какой дурак и тупица Родон, что не ценит своей жены, и как бесцветна и
невыразительна его собственная жена в сравнении с этой блестящей маленькой
Бекки! Надо полагать, сама Ребекка внушила ему эти мысли, но она сделала это
так деликатно и тонко, что невозможно было сказать, где и когда именно.
Перед отъездом оба они решили, что дом в Лондоне должен быть отремонтирован
к ближайшему сезону и что семьи братьев снова встретятся в деревне на
Рождестве.
- Жаль, что ты не перехватила у него хоть немного денег, - угрюмо
сказал Родон жене, когда баронет уехал. - Мне хотелось бы заплатить
что-нибудь старику Реглсу, честное слово! Нехорошо, знаешь, что мы вытянули
у него все его деньги. Да и для нас это неудобно: он может сдать дом
кому-нибудь другому.
- Скажи Реглсу, - отвечала Бекки, - что, как только сэр Питт устроит
свои дела, все будет заплачено, а пока дай ему какой-нибудь пустяк в счет
долга... Вот чек, который Питт подарил Роди, - и она достала из сумочки и
отдала мужу чек, оставленный его братом для маленького сына и наследника
младшей ветви Кроули.
По правде сказать, она сама позондировала почву, не дожидаясь советов
мужа, - позондировала очень осторожно, но нашла ее скользкой. При первом же
ее слабом намеке на денежные затруднения сэр Питт насторожился и
забеспокоился. Он начал пространно объяснять невестке, что он и сам стеснен
в средствах, так как арендаторы не платят; дела отца и издержки по похоронам
совсем его запутали, хочется очистить имение от долгов, а между тем кредит
его исчерпан; и в конце концов Питт Кроули отвертелся от невестки тем, что
презентовал ей самую пустячную сумму для ее мальчика.
Питт знал, как беден брат и его семья. От внимания такого холодного и
опытного дипломата не могло ускользнуть, что семье Родона не на что жить, и
он должен был понимать, что квартира и экипаж даются не даром. Он отлично
знал, что получил, или, вернее, захватил деньги, которые, по всем расчетам,
должны были достаться младшему брату, и, конечно, чувствовал иногда тайные
угрызения совести, напоминавшие ему о том, что он обязан совершить акт
справедливости, или, попросту говоря, компенсировать обиженных
родственников. Как человек справедливый, порядочный, неглупый, как усердный
христианин, знающий катехизис и всю жизнь внешне исполнявший свой долг по
отношению к ближним, он не мог не сознавать, что его брат вправе
рассчитывать на его помощь и что морально он должник Родона.
Когда на столбцах газеты "Таймс" время от времени приходится читать
странные объявления канцлера казначейства, извещающие о получении пятидесяти
фунтов от А. Б. или десяти фунтов от Т. У. - так называемых "совестных
денег" в счет уплаты налога, причитающегося с вышеупомянутых А. Б. и Т. У.,
- получение коих раскаявшиеся просят достопочтенного джентльмена подтвердить
через посредство печати, то, конечно, и канцлер и читатель отлично знают,
что вышеназванные А. Б. и Т. У. платят лишь ничтожную часть того, что они
действительно должны государству, и что человек, посылающий двадцатифунтовый
билет, очевидно, должен сотни и тысячи фунтов, в которых ему следовало бы
отчитаться. Таково, по крайней мере, мое впечатление от этих явно
недостаточных доказательств раскаяния А. Б. и Т. У. И я не сомневаюсь, что
раскаяние, или, если хотите, щедрость Питта Кроули по отношению к младшему
брату, благодаря которому он получил так много выгод, была лишь ничтожным
дивидендом на тот капитал, который он был должен Родону. Но не всякий
пожелал бы платить даже столько. Расстаться с деньгами - это жертва, почти
непосильная для всякого здравомыслящего человека. Вряд ли вы найдете среди
живущих кого-нибудь, кто не считал бы себя достойным всяческой похвалы за
то, что он дал своему ближнему пять фунтов. Беспечный человек дает не из
чувства сострадания, а ради пустого удовольствия давать. Он не отказывает
себе ни в чем: ни в ложе в оперу, ни в лошади, ни в обеде, ни даже в
удовольствии подать Лазарю пять фунтов. Бережливый человек - добрый,
разумный, справедливый, который никому ничего не должен, - отворачивается от
нищего, торгуется с извозчиком, отрекается от бедных родственников. И я не
знаю, который из двух более себялюбив. Разница лишь в том, что деньги имеют
для них неодинаковую ценность.
Одним словом, Питт Кроули думал было сделать что-нибудь для брата, по
потом решил, что это еще успеется. Что же касается Бекки, то она была не
такой женщиной, чтобы ждать слишком многого от великодушия своих ближних, и
потому была вполне довольна тем, что Питт Кроули для пес сделал. Глава семьи
признал ее. Если даже он не даст ей ничего, то, надо думать, все же со
временем чем-нибудь ей поможет. Пусть она не получила от деверя денег - она
получила нечто, столь же ценное, - кредит. Реглс, видя дружеские отношения
между братьями и заручившись небольшой суммой денег наличными и обещанием
гораздо большей суммы в ближайшем времени, несколько успокоился. Ребекка
сказала мисс Бригс, уплачивая ей перед Рождеством проценты на маленькую
сумму, которую та одолжила ей, ц делая это с такой нескрываемой радостью,
словно у нее самой денег куры не клюют и она не чает, как от них избавиться,
- Ребекка, повторят, сказала по секрету мисс Бригс, что она советовалась с
сэром Питтом - как известно, опытным финансистом - специально насчет нее:
как наиболее выгодно поместить оставшийся у нее капиталец. Сэр Питт после
долгих размышлений придумал очень выгодный и надежный способ помещения денег
мисс Бригс. Он очень расположен к ней, как к преданному другу покойной мисс
Кроули и всей семьи, и перед отъездом советовал ей держать деньги наготове,
чтобы в благоприятный момент можно было купить акции, которые он имел в
виду. Бедная мисс Бригс была тронута таким вниманием сэра Питта, - сама она
ввек бы не додумалась до того, чтобы взять деньги, помещенные в
государственные бумаги, а внимание сэра Питта тронуло ее даже больше, чем
оказанная им услуга. Она обещала немедленно повидаться со своим поверенным и
держать свой наличный капитал наготове.
Достойная Бригс была так благодарна Ребекке за ее помощь в этом деле и
за доброту полковника, своего великодушного благодетеля, что сейчас же
отправилась в лавку и истратила большую часть своего полугодового дохода на
покупку черного бархатного костюмчика для маленького Родона, который, кстати
сказать, уже вырос из таких костюмчиков, и ему по возрасту и росту гораздо
больше подходили бы мужская жакетка и панталоны.
Родон был красивый мальчуган, с открытым лицом, голубыми глазами и
вьющимися льняными волосами, крепкого сложения, с великодушным, нежным
сердцем. Он горячо привязывался к каждому, кто был с ним добр, - к своему
пони, к лорду Саутдауну, который подарил ему лошадку (он всегда краснел и
вспыхивал, когда видел этого любезного джентльмена), к груму, который
ухаживал за пони, к кухарке Молли, которая пичкала его на ночь страшными
рассказами и сластями от обеда, к Бригс, которую он нещадно изводил, и
особенно к отцу, привязанность которого к сыну было любопытно наблюдать. В
восемь лет этим кругом ограничивались все его привязанности. Прекрасный
образ матери с течением времени поблек; на протяжении почти двух лет она
едва удостаивала мальчика разговором. Она не любила его. Он хворал то корью,
то коклюшем. Он надоедал ей. Как-то раз, спустившись со своего чердака, он
остановился на площадке, привлеченный голосом матери, которая пела для лорда
Стайна; дверь гостиной внезапно распахнулась, обнаружив маленького
соглядатая, восхищенно слушавшего музыку.
Ребекка выбежала из гостиной и влепила ему две звонкие пощечины.
Мальчик услышал за стеной смех маркиза (которого позабавило это
бесхитростное проявление нрава Бекки) и бросился вниз, в кухню, к своим
друзьям, обливаясь горючими слезами.
- Я не из-за того плачу, что мне больно, - оправдывался, всхлипывая,
маленький Роди, - только... только... - Бурные слезы и рыдания заглушили
конец фразы. Сердце мальчика обливалось кровью. - Только почему мне нельзя
слушать ее пение? Почему она никогда не поет мне, а поет этому плешивому с
огромными зубами? - Так в промежутках между рыданиями негодовал и жаловался
бедный мальчик. Кухарка взглянула на горничную, горничная перемигнулась с
лакеем, - грозная кухонная инквизиция, заседающая в каждом доме и обо всем
осведомленная, в эту минуту судила Ребекку.
После этого случая нелюбовь матери возросла до ненависти; сознание, что
ребенок здесь, в доме, было для нее тягостным упреком. Самый вид мальчика
раздражал ее. В груди маленького Родона, в свою очередь, зародились
сомнения, страх и обида. С того дня, как он получил пощечину, между матерью
и сыном легла пропасть.
Лорд Стайн тоже терпеть не мог мальчика. Если по несчастной случайности
они встречались, достойный лорд насмешливо раскланивался с ним, или отпускал
иронические замечания, или же глядел на него злобными глазами. Родон, со
своей стороны, пристально смотрел ему в лицо и сжимал кулачки. Он знал, кто
ему враг, - из бывавших в доме гостей этот джентльмен больше всех раздражал
его.
Как-то раз лакей застал мальчика в передней, когда тот грозил кулаком
шляпе лорда Стайна. Лакей в качестве интересной шутки рассказал об этом
случае кучеру лорда Стайна; тот поделился рассказом с камердинером лорда
Стайна и вообще со всей людской. И вскоре после этого, когда миссис Родон
Кроули появилась в Гонт-Хаусе, привратник, открывавший ворота, слуги во
всевозможных ливреях, толпившиеся в сенях, джентльмены в белых жилетах,
выкрикивавшие с одной лестничной площадки на другую имена полковника Кроули
и миссис Родон Кроули, уже знали о ней все или воображали, что знают. Лакей,
стоявший за ее стулом, уже обсудил ее личность с другим внушительным
джентльменом в шутовском наряде, стоявшим рядом с ним. Bon Dieu {Господи
боже (франц.).} как ужасен этот суд прислуги! На званом вечере вы видите в
роскошной зале женщину, окруженную преданными обожателями, она бросает
кругом сияющие взгляды, она превосходно одета, завита, подрумянена, она
улыбается и счастлива. Но вот к ней почтительно подходит Разоблачение в виде
огромного человека в пудреном парике, с толстыми икрами, разносящего
мороженое гостям, а за ним следует Клевета (столь же непреложная, как
Истина) в виде неуклюжего молодца, разносящего вафли и бисквиты. Мадам, ваша
тайна сегодня же вечером станет предметом пересудов этих людей в их
излюбленных трактирах! Джеймс и Чарльз, посиживая за оловянными кружками и с
трубками в зубах, поделятся сведениями о вас. Многим на Ярмарке Тщеславия
следовало бы завести немых слуг, немых и не умеющих писать. Если вы виноваты
- трепещите. Этот молодец у вас за стулом, может быть, янычар, скрывающий
удавку в кармане своих плюшевых штанов. Если вы не виновны - заботьтесь о
соблюдении внешних приличий, нарушение которых так же гибельно, как и вина.
Виновна Ребекка или нет? Тайное судилище в людской вынесло ей
обвинительный приговор!
И стыдно сказать: если бы они не верили в ее виновность, она не имела
бы кредита. Именно вид кареты маркиза Стайна, стоящей у ее подъезда, и свет
фонарей, светивших во мраке далеко за полночь, гораздо больше убеждали
Реглса, как он потом говорил, чем все ухищрения и уговоры Ребекки.
Итак, Ребекка - возможно, что и невиновная, - карабкалась и
проталкивалась вперед, к тому, что называется "положением в свете", а слуги
указывали на нее пальцем как на потерянную и погибшую. Так горничная Молли
следит по утрам за пауком: он ткет свою паутину у дверного косяка и упорно
взбирается вверх по ниточке, пока наконец ей не надоест это развлечение;
тогда она хватает половую щетку и сметает и паутину и ткача.

За несколько дней до Рождества Бекки с мужем и сыном собрались ехать в
Королевское Кроули, чтобы провести праздники в обители своих предков. Бекки
предпочла бы оставить мальчугана дома и сделала бы это, если бы не
настойчивые просьбы леди Джейн привезти мальчика и признаки недовольства со
стороны Родона, возмущенного ее небрежным отношением к сыну.
- Ведь другого такого мальчика во всей Англии не сыщешь, - говорил отец
с упреком, - а ты, Бекки, гораздо больше заботишься о своей болонке. Роди не
помешает тебе: там он будет все время в детской, а в дороге я за ним
присмотрю; мы займем наружные места в карете.
- Куда ты сам садишься, чтобы курить свои противные сигары, - упрекнула
его миссис Родон.
- Когда-то они тебе нравились, - отвечал муж. Бекки засмеялась: она
почти всегда бывала в хорошем расположении духа.
- То было, когда я добивалась повышения, глупый! - сказала она. - Бери
с собой Родона и дай и ему сигару, если хочешь.
Родон, однако, не стал таким способом согревать своего маленького сына
во время их зимней поездки; он вместе с Бригс укутал ребенка шалями и
шерстяными шарфами, и в таком виде, ранним утром, при свете ламп "Погребка
Белого Коня", мальчуган был почтительно водворен на крышу кареты и с немалым
удовольствием смотрел оттуда, как занималась заря. Он совершал свое первое
путешествие в то место, которое его отец все еще называя "домом". Для
мальчика эта поездка была непрерывным удовольствием: все дорожные события
были ему внове. Отец отвечал на его вопросы, рассказывал ему, кто живет в
большом белом доме направо и кому принадлежит парк. Мать, сидевшая со своей
горничной внутри кареты, в мехах и платках, с пузырьками и флакончиками,
проявляла столько беспокойства, как будто никогда прежде не ездила в
дилижансе; никто не подумал бы, что ее высадили из этой самой кареты, чтобы
освободить место для платного пассажира, когда десять лет тому назад она
совершила свое первое путешествие.
Уже стемнело, когда карета добралась до Мадбери, и маленького Родона
пришлось разбудить, чтобы пересесть в коляску его дяди. Он сидел и с
удивлением смотрел, как раскрылись большие железные ворота, как замелькали
светлые стволы лип, пока лошади наконец не остановились перед освещенными
окнами замка, приветливо сиявшими яркими рождественскими огнями.
Входная дверь широко распахнулась; в большом старинном камине ярко
пылал огонь, а выложенный черными плитками пол был устлан ковром.
"Это тот самый турецкий ковер, который лежал раньше в "Дамской
галерее", - подумала Ребекка, и в следующую минуту она уже целовалась с леди
Джейн.
С сэром Питтом она весьма торжественно обменялась таким же
приветствием; но Родон, только что куривший, уклонился от поцелуя с
невесткой. Дети подошли к кузену; Матильда протянула ему руку и поцеловала
его, а Питт Бинки Саутдаун, сын и наследник, стоял поодаль и изучал гостя,
как маленькая собачка изучает большого пса. Приветливая хозяйка повела
гостей в уютные комнаты, где ярко пылали камины. Затем к миссис Родон
постучались обе молоденькие леди, будто бы для того, чтоб помочь ей, но, в
сущности, им хотелось осмотреть содержимое ее картонок со шляпами и
платьями, хотя и черными, но зато новейших столичных фасонов. Они рассказали
ей, что в замке все переменилось к лучшему, что леди Саутдаун уехала, а Питт
занял в графстве положение, какое и подобает представителю фамилии Кроули.
Затем прозвучал большой колокол, и вся семья собралась к обеду, во время
которого Родон-младший был посажен рядом с теткой, доброй хозяйкой дома. Сэр
Питт был необыкновенно внимателен к невестке, занявшей место по правую его
руку. Маленький Родон обнаружил прекрасный аппетит и вел себя как
джентльмен.
- Мне нравится здесь обедать, - сказал он тетке, когда трапеза
кончилась и сэр Питт произнес благодарственную молитву. Затем в столовую
ввели юного сына и наследника и посадили на высокий стульчик рядом с
баронетом, а его сестренка завладела местом рядом с матерью, где ей была
приготовлена рюмочка вина.
- Мне нравится здесь обедать, - повторил Родон-младший, глядя в
ласковое лицо тетки.
- Почему? - спросила добрая леди Джейн.
- Дома я обедаю на кухне, - отвечал Родон-младший, - или с Бригс.
Бекки была так поглощена разговором с баронетом - она льстила ему, и
восторгалась им, и расточала комплименты по адресу юного Питта Бинки,
которого называла красивым, умным, благородным мальчиком, удивительно
похожим на отца, - что не слышала замечаний собственного отпрыска за другим
концом обширного и роскошно убранного стола.
Как гостю, Родону-второму было разрешено в день приезда остаться со
взрослыми до того времени, когда убрали чай и перед сором Питтом положили на
стол большую с золотым обрезом книгу; все домочадцы вошли в комнату, сэр
Питт прочитал молитвы. Бедный мальчуган в первый раз присутствовал на этой
церемонии, о которой раньше и не слыхивал.
Замок приметно изменился к лучшему за короткое правление баронета;
Бекки осмотрела его вместе с гостеприимным хозяином и заявила, что все здесь
великолепно, очаровательно, превосходно. А маленькому Родону, который
знакомился с домом под руководством детей, он показался волшебным дворцом,
полным чудес. Здесь были длинные галереи и старинные парадные опочивальни,
картины, старый фарфор и оружие. Мимо комнат, где умирал дедушка, дети
проходили с испуганными лицами.
- Кто был дедушка? - спросил Родон; и они объяснили ему, что дедушка
был очень старый, его возили в кресле на колесиках; в другой раз ему
показали это кресло, которое гнило в сарае, куда его убрали после того, как
старого джентльмена увезли вон к той церкви, шпиль которой блестел над
вязами парка.
Братья занимались по утрам осмотром новшеств, внесенных в хозяйство
гением сэра Питта и его бережливостью. Совершая эти прогулки пешком или
верхом, они могли беседовать, не слишком надоедая друг другу. Питт не
преминул объяснить Родону, как много денег стоили все эти преобразования и
как часто бывает, что человек, обладающий земельной собственностью и имеющий
капитал в государственных бумагах, нуждается в каких-нибудь двадцати фунтах.
- Вот новая сторожка у ворот парка, - говорил Питт, указывая на нее
бамбуковой тростью, - мне так же трудно уплатить за нее до получения
январских дивидендов, как полететь.
- Я могу ссудить тебя деньгами, Питт, до января, - грустно предложил
Родон.
Они зашли внутрь и осмотрели преображенную сторожку, на которой только
что был высечен в камне фамильный герб и где у старой миссис Лок впервые за
долгие годы была плотно закрывающаяся дверь, крепкая крыша и окна без
разбитых стекол.

Глава XLV
Между Хэмпширом и Лондоном

Сэр Питт Кроули не ограничился починкою заборов и восстановлением
развалившихся сторожек в Королевском Кроули. Как истинный мудрец, он
принялся за восстановление пошатнувшейся репутации своего дома и начал
заделывать бреши и трещины, оставленные на его фамильном имени недостойным и
расточительным предшественником. Вскоре после смерти отца он был выбран
представителем в парламент от своего избирательного местечка, и теперь, в
качестве мирового судьи, члена парламента, крупнейшего землевладельца и
представителя древней фамилии, считал своей обязанностью бывать в местном
обществе, щедро подписывался на все благотворительные начинания, усердно
навещал окрестных помещиков - словом, делал все, чтобы занять то положение в
графстве, а затем и в королевстве, какое, по его мнению, подобало ему при
его исключительных талантах. Леди Джейн получила предписание быть любезной с
Фадлстонами, Уопшотами и другими благородными баронетами, нх соседями.
Теперь их экипажи то и дело можно было видеть на подъездной аллее в
Королевском Кроули. Они часто бывали в замке (где обеды были так хороши,
что, очевидно, леди Джейн редко прилагала к ним руку), и Питт с женою, в
свою очередь, усердно разъезжали по обедам, невзирая на погоду и на
расстояние. Ибо хотя Питт не любил застольных веселостей, так как был
человеком холодным, со слабым здоровьем и плохим аппетитом, однако он решил,
что гостеприимство и общительность необходимы в его положении; и когда у
него трещала голова от затянувшихся послеобеденных возлияний, он чувствовал
себя жертвой долга. Он беседовал об урожае, о хлебных законах, о политике с
самыми видными помещиками графства. Он (раньше склонявшийся к прискорбному
свободомыслию в этих вопросах) теперь с жаром выступал против браконьерства
и поддерживал законы об охране дичи. Сам он не охотился, так как не был
любителем спорта, а скорее кабинетным человеком с мирными привычками. Но он
считал, что следует заботиться об улучшении породы лошадей в графстве и о
разведении лисиц, а потому, если его другу сэру Хадлстону Фадлстону угодно
погонять лисиц на его полях и собраться с друзьями, как в былые времена, в
Королевском Кроули, он, со своей стороны, будет рад иметь их у себя вместе с
другими участниками охоты. К ужасу леди Саутдаун, он с каждым днем
становился правовернее в своих взглядах: так, он перестал читать публичные
проповеди и ходить на религиозные собрания, начал регулярно посещать
церковь, навестил епископа и все винчестерское духовенство и не возражал,
когда досточтимый епископ Трампер попросил составить ему партию в вист.
Какие муки должна была испытывать леди Саутдаун и каким погибшим человеком
она должна была считать своего зятя, допускавшего в своем доме безбожные
развлечения! А когда семья вернулась как-то раз домой после оратории в
Винчестерском соборе, баронет объявил своим молоденьким сестрам, что на
будущий год он начнет вывозить их на балы, чем вызвал их безмерную
благодарность. Джейн, как всегда, приняла его план беспрекословно, но,
вероятно, и сама была рада повеселиться. Вдовствующая леди послала автору
"Прачки Финчлейской общины" в Кейптаун самое ужасное описание поведения
своей дочери, впавшей в мирскую суетность, и, воспользовавшись тем, что как
раз освободился ее дом в Брайтоне, отбыла восвояси, а дети не слишком
оплакивали ее отъезд. Мы думаем, что и Ребекка во время второго своего
посещения Королевского Кроули не особенно грустила об отсутствии этой леди с
ее аптечкой, хотя и написала ей к Рождеству поздравительное письмо, где
почтительно напомнила о себе, с благодарностью отозвалась о беседах с ее
милостью в первый свой приезд, распространялась о доброте ее милости к
болящей страдалице и уверяла, что все в Королевском Кроули напоминает ей об
отсутствующем Друге.
Перемены в поведении сэра Питта в значительной мере объяснялись
советами пронырливой маленькой леди с Керзон-стрит.
- Вы останетесь лишь баронетом... вы согласитесь быть просто помещиком?
- говорила она ему, когда он гостил у нее в Лондоне. - Нет, сэр Питт Кроули,
я вас лучше знаю. Я знаю ваши таланты и ваше честолюбие. Вы воображаете, что
можете скрыть то и другое, но от меня вы ничего не скроете. Я показывала
лорду Стайну вашу брошюру о солоде. Представьте, он знаком с нею и говорит,
что, по мнению всего кабинета, это самая серьезная работа, когда-либо
написанная по этому вопросу. Министерство не упускает вас из виду, и я знаю,
что вам нужно. Вам нужно отличиться в парламенте, - все говорят, что вы один
из лучших ораторов Англии (ваши речи в Оксфорде до сих пор не забыты). Вам
нужно сделаться представителем от графства, - при помощи своего голоса и при
поддержке своего избирательного местечка вы можете добиться чего угодно. Вам
нужно стать бароном Кроули из Королевского Кроули, - вы и будете им, и очень
скоро. Я вижу все, я читаю это в вашем сердце, сэр Питт! Если бы мой муж не
только носил ваше имя, но обладал вашим умом, я, может быть, не была бы
недостойна его, но... но... теперь я ваша родственница, - добавила она со
смехом. - Бедная, незаметная родственница, однако у меня есть и собственный
маленький интерес, и - кто знает! - может быть, и мышка пригодится льву.
Питт Кроули был поражен и восхищен ее словами.
"Как эта женщина понимает меня! - думал он. - Я никогда не мог
заставить Джейн прочесть и трех страниц моей брошюры о солоде. Она-то
понятия не имеет ни О моих административных способностях, ни о моем тайном
честолюбии... Значит, они помнят мои оксфордские речи, рот как! Канальи!
Теперь, когда я являюсь представителем своего местечка и могу быть
представителем графства, они наконец вспомнили обо мне! А в прошлом году на
высочайшем приеме лорд Стайн не соизволил меня заметить. Теперь они начинают
понимать, что Питт Кроули что-то значит. Да, но это тот же самый человек,
которым они пренебрегали; нужен был только случай, и теперь уж я им покажу,
что умею не только писать, но и говорить и действовать. Ахиллес до тех пор
не проявлял себя, пока его не опоясали мечом. Сейчас меч у меня в руках, и
мир еще услышит о Питте Кроули!"
Вот почему этот продувной дипломат сделался таким гостеприимным, таким
внимательным к больницам и ораториям, таким любезным с духовенством, так
щедро угощал обедами и сам принимал приглашения, так необычайно ласково
обращался с фермерами в базарные дни и так интересовался делами графства. И
вот почему эти святки в замке были самыми веселыми за много-много лет.