Страница:
у себя дома он весьма щепетильно охранял свое достоинство и редко выезжал
иначе, как на четверке цугом; и хотя у него к обеду и была лишь вареная
баранина, зато подавали ее на стол три лакея.
Если бы скаредность вела к богатству, сэр Питт Кроули, наверное, был бы
крезом; с другой стороны, окажись он каким-нибудь стряпчим в провинциальном
городке, где единственным принадлежащим ему капиталом была бы его голова,
он, возможно, с ее помощью добился бы весьма значительного положения и
влияния. Но, на свою беду, он был наделен громким именем и большим и даже не
заложенным еще поместьем, - и оба эти обстоятельства скорее вредили ему, чем
помогали. Он питал к сутяжничеству страсть, которая обходилась ему во много
тысяч ежегодно, и, будучи, по его словам, слишком умен, чтобы дать себя
грабить одному агенту, предоставил запутывать свои дела целой дюжине и
никому из них не верил. Он был таким прижимистым землевладельцем, что только
вконец разорившиеся горемыки решались арендовать у него землю, и таким
расчетливым сельским хозяином, что буквально трясся над каждым зерном для
посева; и мстительная при рода платила ему тем же - обсчитывая его на урожае
и награждая более щедрых хозяев. Он участвовал во всевозможных спекуляциях:
разрабатывал копи, покупал акции обществ для постройки каналов, поставлял
лошадей для почтовых карет, брал казенные подряды и был самым занятым
человеком и судьей во всем графстве. Так как ему не хотелось платить честным
управителям на своих гранитных каменоломнях, то он имел удовольствие узнать,
что четверо его надсмотрщиков удрали в Америку, захватив с собой по целому
состоянию. Из-за непринятия вовремя мер предосторожности его угольные шахты
заливало водой; казна швыряла ему обратно контракты на поставку мяса,
оказавшегося испорченным; и любому содержателю почты в королевстве было
известно, что сэр Питт терял больше лошадей, чем кто-либо другой во всей
стране, потому что плохо их кормил, да и покупал по дешевке. В обращении с
людьми он был обходителен и прост и даже предпочитал общество какого-нибудь
фермера или барышника обществу джентльмена, вроде милорда - своего сына. Он
любил выпить, загнуть крепкое словцо и переброситься шуткой с фермерскими
дочками. Всем было известно, что он и шиллинга не даст на доброе дело, но у
него был веселый, лукавый, насмешливый нрав, и он мог пошутить с арендатором
или распить с ним бутылку вина, а наутро описать его имущество и продать с
молотка; мог балагурить с браконьером, которого он с таким же неизменным
добродушием на следующий день отправлял на каторгу. Его галантность по
отношению к прекрасному полу была уже отмечена мисс Ребеккой Шарп. Словом,
среди всех баронетов, пэров и членов палаты общин Англии вряд ли нашелся бы
другой такой хитрый, низкий, себялюбивый, вздорный и малопорядочный старик.
Багровая лапа сэра Питта Кроули готова была полезть в любой карман, только
не в его собственный. Как почитатели английской аристократии, мы с
величайшим огорчением и прискорбием вынуждены признать наличие столь многих
дурных качеств у особы, имя которой занесено в генеалогический словарь
Дебрета.
То влияние, какое мистер Кроули имел на отца, объяснялось
преимущественно денежными расчетами: баронет позаимствовал у сына некоторую
сумму из наследства его матери и не находил для себя удобным выплатить эти
деньги. По правде сказать, он чувствовал почти непреодолимое отвращение ко
всяким платежам, и заставить его расплатиться с долгами можно было только
силой. Мисс Шарп подсчитала (она, как мы скоро услышим, оказалась
посвященной в большую часть семейных тайн), что одни лишь платежи по
процентам его кредиторам обходились почтенному баронету в несколько сот
фунтов ежегодно. Но тут таилось для него неизъяснимое наслаждение, от
которого он не мог отказаться: он испытывал какое-то злобное удовольствие,
заставляя несчастных томиться и ждать, перенося дела из одной судебной
инстанции в другую, оттягивая от сессии к сессии и стараясь всячески
отдалить момент уплаты. Что пользы быть членом парламента, говорил он, если
все равно приходится платить долги! Таким образом его положение сенатора
приносило ему немало преимуществ.
Ярмарка Тщеславия! Ярмарка Тщеславия! Вот перед нами человек едва
грамотный и нисколько не интересующийся чтением, человек с привычками и
хитрецой деревенщины, чья жизненная цель заключается в мелком
крючкотворстве, человек, никогда не знавший никаких желаний, волнений или
радостей, кроме грязных и пошлых, - и тем не менее у него завидный сан, он
пользуется почестями и властью. Он важное лицо в своей стране, опора
государства. Он верховный шериф и разъезжает в золоченой карете. Великие
министры и государственные мужи ухаживают за ним; и на Ярмарке Тщеславия он
занимает более высокое положение, чем люди самого блестящего ума или
незапятнанной добродетели,
У сэра Питта была незамужняя сводная сестра, унаследовавшая от матери
крупное состояние. Хотя баронет и предлагал ей дать ему эти деньги взаймы
под закладную, но мисс Кроули предпочла найти своим капиталам более надежное
помещение. Впрочем, она выражала намерение разделить свое состояние по
духовной между вторым сыном сэра Питта и семейством пастора и раз или два
уже оплачивала долги Родона Кроули в бытность того в колледже и за время его
службы в армии. Мисс Кроули была предметом великого почитания, когда
приезжала в Королевское Кроули, потому что на ее счете у банкиров значилась
такая сумма, которая делала старушку желанной гостьей где угодно.
Какой вес придает любой старой даме подобный вклад у банкира! С какой
нежностью мы взираем на ее слабости, если она наша родственница (дай бог
каждому нашему читателю десяток таких!), какой милой и доброй старушкой мы
ее считаем! С какой улыбкой младший компаньон фирмы "Хобс и Добс" провожает
ее до украшенной ромбом кареты, на козлах которой восседает разжиревший,
страдающий одышкою кучер! Как мы, осчастливленные ее приездом, ищем случая
оповестить всех друзей о том положении, какое она занимает в свете! Мы
говорим (и вполне искренне): "Хотел бы я иметь подпись мисс Мак-Виртер на
чеке в пять тысяч фунтов!" - "Ну, для нее это пустяк!" - добавляет ваша
жена. "Она мне родная тетка", - отвечаете вы рассеянным, беспечным тоном,
когда ваш друг спрашивает, не родственница ли вам мисс Мак-Виртер. Ваша жена
постоянна посылает ей маленькие доказательства своей любви, ваша дочурка
вышивает для нее шерстью бесконечные ридикюли, подушки и скамеечки для ног.
Какой славный огонь пылает в приготовленной для нее комнате, когда тетушка
приезжает к вам погостить, хотя ваша жена зашнуровывает свой корсет в
нетопленной спальне! Весь дом во время ее пребывания принимает праздничный,
опрятный и приветливый вид, какого у нею не бывает в иную пору. Вы сами, мой
милый, забываете вздремнуть после обеда и внезапно оказываетесь страстным
любителем виста (хотя неизменно проигрываете). А какие у вас бывают
прекрасные обеды: ежедневно дичь, мальвазия и самая разнообразная рыба,
выписанная прямо из Лондона. Даже кухонная челядь приобщается к общему
благоденствию, и, пока у вас проживает толстяк-кучер мисс Мак-Виртер, пиво
становится значительно крепче, а потребление чая и сахара в детской (где
кушает ее камеристка) и вовсе не учитывается. Так это или не так? Я
обращаюсь к вам, средние классы! О силы небесные, если б вы ниспослали мне
какую-нибудь старую тетушку с ромбовидным гербом на дверцах кареты и с
накладкой светло-кофейного цвета! Ах, какие ридикюли стали бы ей вышивать
мои дочки, и оба мы с Джулией как старались бы ее ублажать! О сладостное
видение! О безумные мечты!
Мисс Шарп приобретает друзей
И вот, когда Ребекка заняла столь доверенное положение в милом
семействе, портреты которого мы набросали на предыдущих страницах, эта юная
леди натурально сочла своим долгом, как она говорила, стать приятной своим
благодетелям и всячески завоевать их доверие. Можно ли не восхищаться таким
чувством признательности со стороны бедной сироты? А если тут и был
известный расчет и некоторая доля корысти, то кто по увидит в этом
проявления вполне естественного благоразумия? "Я одна на свете, - рассуждала
эта безродная девушка. - Я могу надеяться только на то, что заработаю своим
трудом. И если у этой дурехи с розовой мордашкой - Эмилии, которой я вдвое
умнее, есть десять тысяч фунтов и обеспеченное положение, то бедная Ребекка
(а ведь я сложена куда лучше Эмилии) может полагаться только на себя да на
собственный ум. Ну что ж, посмотрим, не выручит ли меня мой ум и не удастся
ли мне в один прекрасный день доказать Эмилии мое действительное над нею
превосходство! И ие потому, что плохо отношусь к бедной Эмилии, - кто может
не любить такое безобидное, добродушное создание? По все же счастлив тот
день, когда я займу в обществе место выше ее. Да почему бы, собственно, и
нет?" Так наш маленький романтический друг рисовал себе картины будущего. И
нас не должно смущать, что неизменным обитателем ее воздушных замков был
преданный супруг. О чем же и думать молодым особам, как не о мужьях? О чем
ином помышляют их милые маменьки? "Я сама должна быть своей маменькой", -
думала Ребекка, не без болезненной досады вспоминая о неудаче с Джозом
Седли.
Итак, она пришла к мудрому решению сделать свое положение в семействе
Королевского Кроули приятным и прочным и с этой целью положила завязать
дружбу со всеми, кто мог так или иначе помешать ее планам.
Поскольку леди Кроули не принадлежала к числу таких лиц и, больше того,
была женщиной столь вялой и бесхарактерной, что с нею никто не считался в ее
собственном доме, то Ребекка скоро нашла, что не стоит добиваться ее
расположения, - да и, по правде говоря, его и невозможно было снискать. В
разговорах с ученицами она обычно называла миледи "бедной мамочкой", и хотя
относилась к ней со всеми знаками должного уважения, но главную часть своего
внимания благоразумно обратила на остальных членов семейства.
В отношении своих питомиц, чьей симпатией она полностью заручилась, ее
метод был более чем прост. Она не забивала их юных мозгов чрезмерным
учением, но, наоборот, предоставляла им полную самостоятельность в
приобретении знаний. И правда, какое образование скорее достигает цели, если
не самообразование? Старшая девочка отличалась пристрастием к чтению, а в
старой библиотеке Королевского Кроули было немало произведений изящной
литературы прошлого столетия как на французском, так и на английском языках
(книги были приобретены министром по Ведомству Сургуча и Тесьмы в период его
опалы); и так как никто никогда не тревожил книжных полок, кроме одной
Ребекки, то она и получила возможность играючи преподать мисс Розе Кроули
немало полезных сведений.
Таким образом, они с мисс Розой прочли много восхитительных французских
и английских книг, среди которых следует упомянуть сочинения ученого доктора
Смоллета, остроумного мистера Генри Фильдинга, изящного и прихотливого
monsieur Кребийона-младшего, необузданной фантазией которого так восхищался
наш бессмертный поэт Грэй, и, наконец, всеобъемлющего мосье Вольтера.
Однажды, когда мистер Кроули осведомился, что читает молодежь, гувернантка
ответила: "Смоллета". - "Ах, Смоллета! - отозвался мистер Кроули, совершенно
удовлетворенный. - Его история скучновата, но хотя бы не столь опасна, как
история мистера Юма. Вы ведь историю читаете?" - "Разумеется", - ответила
мисс Роза, не прибавив, однако, что это была история мистера Хамфри
Клинкера. В другой раз он был неприятно поражен, застав сестру с книгой
французских комедий, но гувернантка заметила, что таким путем легче усвоить
французский разговорный язык, и мистеру Кроули пришлось с этим согласиться.
Мистер Кроули, как дипломат, чрезвычайно гордился своим умением говорить
по-французски (ибо все еще был светским человеком), и ему доставляли немалое
удовольствие комплименты, которыми гувернантка осыпала его за успехи в этой
области.
У мисс Вайолет наклонности были более грубые и буйные, чем у ее сестры.
Она знала заповедные местечки, где неслись куры; она ловко лазила по
деревьям и разоряла гнезда пернатых певцов, охотясь за их хорошенькими
пестрыми яичками. Первым ее удовольствием было объезжать лошадь и носиться
по полям, подобно Камилле. Она была любимицей отца и конюхов. Она была
кумиром и грозой кухарки, потому что всегда находила укромные уголки, где
хранилось варенье, и когда добиралась до банок, учиняла на них
опустошительные набеги. С сестрой у ней бывали постоянные баталии. Мисс Шарп
если и открывала ее проделки, то не сообщала о них леди Кроули, которая
могла бы насплетничать отцу или, чего доброго, мистеру Кроули, но давала
обещание не говорить никому, если мисс Вайолет станет хорошей девочкой и
будет любить свою гувернантку.
С мистером Кроули мисс Шарп была почтительна и послушна. Она часто
советовалась с ним относительно тех или иных французских выражений, которых
не понимала, хотя ее мать и была природной француженкой, и мистер Кроули, к
ее полному удовлетворению, растолковывал ей трудные места. Но, помимо
оказания ей помощи по части светской литературы, он бывал настолько любезен,
что подбирал для Ребекки книги более серьезного содержания и в своих беседах
особенно часто обращался к ней. Она безмерно восхищалась его речью в
Обществе вспомоществования племени Квошимабу; проявляла интерес к его
брошюре о солоде; нередко бывала растрогана, и даже до слез, его вечерними
назиданиями и произносила: "О, благодарю вас, сэр!" - с таким вздохом
устремляя взоры к небесам, что мистер Кроули иной раз удостаивал Ребекку
рукопожатия. "Как-никак, а кровь сказывается, - говаривал этот
аристократ-проповедник. - Как благотворно действуют на мисс Шарп мои слова,
тогда как никого другого они здесь не трогают! Я слишком тонок, слишком
изыскан, придется упростить свой слог, - но она его понимает: ведь ее мать
была Монморанси".
Да, да, представьте, по материнской линии мисс Шарп происходила из
этого славного рода. Конечно, она не упоминала о том, что мать ее
подвизалась на сцене: этого не вынесла бы щепетильность набожного мистера
Кроули. Какое множество знатных эмигрантов повергла в нищету эта ужасная
революция! Не успела Ребекка хорошенько осмотреться в доме Кроули, как в
запасе у нее оказалось множество рассказов о ее предках. Некоторые из них
мистеру Кроули вскоре посчастливилось найти в словаре д'Озье, имевшемся в
отцовской библиотеке, но это обстоятельство лишь укрепило его веру в их
подлинность и в знатность происхождения Ребекки. Можем ли мы предположить,
основываясь на такой любознательности и поисках в словаре, - могла ли наша
героиня предположить, что мистер Кроули заинтересовался ею? Нет, речь могла
идти разве только о дружеском участии. Ведь мы уже упоминали, что мистер
Кроули дарил своим вниманием леди Джейн Шипшенкс.
Раз или два он делал Ребекке замечание насчет ее обычая играть с сэром
Питтом в триктрак и говорил, что эточ богопротивное занятие и лучше бы ей
заняться чтением "Наследия Трампа", или "Слепой прачки из Мурфильдоа", или
какого-либо другого серьезного произведения; на что мисс Шарп отвечала, что
ее дорогая маменька часто играла в эту игру со старым графом де Триктраком
или достопочтенным аббатом дю Корнетом, - и всегда у нее находилось
оправдание как для этого, так и для других морских развлечений.
Но не только игрой в триктрак маленькая гувернантка снискала
расположение своего нанимателя, она находила много способов быть ему
полезной. С неутомимым терпением перечитала она судебные дела, с которыми
еще до ее приезда в Королевское Кроули обещал познакомить ее сор Питт; она
вызвалась переписывать его письма и ловко изменяла их орфографию в
соответствии с существующими правилами; она интересовалась решительно всем,
что касалось имения, фермы, парка, сада и конюшни, и оказалась такой
приятной спутницей, что баронет редко предпринимал свою прогулку после
раннего завтрака без Ребекки (и детей, конечно!). И тут она советовала ему,
какие деревья подрезать шпалерами, какие грядки вскопать, и обсуждала с ним,
не пора ли уже приступить к уборке и каких лошадей взять под плуг, а каких
запрячь в подводы Она не пробыла и года в Королевском Кроули, как уже
приобрела полнейшее доверие сэра Питта; застольные беседы, прежде
происходившие между ним и дворецким, мистером Хороксом, теперь велись только
между сэром Питтом и мисс Шарп. Она была почти хозяйкой в доме, когда
отсутствовал мистер Кроули, но вела себя в своем новом высоком положении с
такой скромностью и осмотрительностью, что нисколько не задевала кухонных и
конюшенных властей, с которыми была всегда приветлива и мила. Она стала
совсем другим человеком - не тон надменной, болезненно самолюбивой и
обидчивой девочкой, какую мы знали раньше; и эта перемена характера
доказывала большое благоразумие, искреннее желание исправиться и, во всяком
случае, свидетельствовала о незаурядной выдержке и твердости характера.
Сердце ли диктовало эту новую систему покорности и смирения, принятую нашей
Ребеккой, покажут дальнейшие ее дела. Система лицемерия, которой надо
следовать годами, редко удается особе двадцати с небольшим лет. Впрочем,
читателям следует помнить, что наша юная по годам героиня была взрослой по
своему жизненному опыту, и мы напрасно потратили время, если не убедили их,
что Ребекка была на редкость умна. Старший и младший сыновья семейства
Кроули - подобно джентльмену и даме в ящичке, предсказывающим погоду, -
никогда не живали вместе, они от души ненавидели друг друга; нужно сказать,
что Родон Кроули, драгун, питал величайшее презрение к родительскому дому и
редко туда наведывался, если не считать того времени, когда тетушка наносила
свой ежегодный визит.
Мы уже упоминали о выдающихся заслугах этой старой дамы. Она обладала
капиталом в семьдесят тысяч фунтов и почти что усыновила Родона. Зато она
решительно не выносила старшего племянника, считая его размазней. В свою
очередь, мистер Питт без малейших колебаний заявлял, что душа ее
безвозвратно погибла, и высказывал опасение, что шансы его брата в загробном
мире немногим лучше. "Она величайшая безбожница, - говаривал мистер Кроули.
- Она водится с атеистами и французами. Все во мне трепещет, когда я подумаю
об ее ужасном, ужаснейшем положении и о том, что она, стоя одной ногой в
могиле, может так предаваться суетным, греховным помышлениям, мерзкой
распущенности и сумасбродству!" И в самом деле, старая дама наотрез
отказывалась выслушивать его вечерние назидания, и во время ее приездов в
Королевское Кроули мистеру Кроули приходилось на время прекращать свои
благочестивые беседы.
- Никаких проповедей, Питт, когда приедет мисс Кроули, - говорил ему
отец, - она писала, что не намерена выносить пустословие.
- О сэр, вспомните о благе ваших слуг!
- Да ну их в болото! - отвечал сэр Питт; но сыну казалось, что им
угрожает место и похуже, если они лишатся благодати его поучений.
- Ну и наплевать, Питт! - говорил отец в ответ на возражения сына. - Не
такой же ты болван, чтобы дать трем тысячам ежегодного дохода уплыть из
наших рук?
- Что такое деньги по сравнению с душевными благами, сэр! - упорствовал
мистер Кроули.
- Ты хочешь сказать, что старуха не оставит этих денег тебе?
И - кто знает, - может быть, таковы и были мысли мистера Кроули.
Старая мисс Кроули, вне всякого сомнения, была нечестивицей. У нее был
уютный особнячок на Парк-лейн, и так как во время лондонского сезона она
позволяла себе пить и есть довольно неумеренно, то на лето уезжала в
Харроугет или Челтнем. Это была на редкость гостеприимная и веселая старая
весталка; в свое время, по ее словам, она была красавицей (все старухи
когда-то были красавицами - мы это отлично знаем!). Ее считали bel esprit
{Острой на язык (франц.).} и страшной радикалкой. Она побывала во Франции
(где, говорят, Сен-Жюст внушил ей несчастную страсть) и с той поры навсегда
полюбила французские романы, французскую кухню и французские вина. Она
читала Вольтера и знала наизусть Руссо, высказывалась вольно о разводе и
весьма энергически о женских правах. Дома в каждой комнате у нее висели
портреты мистера Фокса, боюсь, не поигрывала ли она с ним в кости, когда
этот государственный муж находился в оппозиции; когда же он стал у власти,
она кичилась тем, что склонила на его сторону сэра Питта и его сотоварища по
представительству от Королевского Кроули, хотя сэр Питт и сам по себе
перебежал бы к Фоксу, без всяких хлопот со стороны почтенной дамы. Нужно ли
говорить, что после смерти великого государственного деятеля-вига сэр Питт
счел за благо изменить свои убеждения.
Сия достойная леди привязалась к Родону Кроули, когда тот был еще
мальчиком, послала его в Кембридж (потому что второй племянник был в
Оксфорде), а когда начальствующие лица предложили молодому человеку покинуть
университет после двухлетнего в нем пребывания, купила племяннику офицерский
патент в лейб-гвардии Зеленом полку.
Молодой офицер слыл в городе первейшим и знаменитейшим шалопаем и
денди. Бокс, крысиная травля, игра в мяч и езда четверней были тогда в моде
у пашей английской аристократии, и он с увлечением занимался всеми этими
благородными искусствами. И хотя Родон Кроули служил в гвардии, еще не
имевшей случая проявить свою доблесть в чужих краях, поскольку ее
обязанностью было охранять особу принца-регента, он имел уже на своем счету
три кровопролитные дуэли (поводом к которым была карточная игра, любимая им
до страсти) и таким образом в полной мере доказал свое презрение к смерти.
- И к тому, что последует за смертью, - добавлял мистер Кроули, возводя
к потолку глаза, цветом напоминавшие ягоды крыжовника. Он никогда не
переставал печься о душе брата, как и о душах всех тех, кто расходился с ним
во мнениях: в этом находят утешение многие серьезные люди.
Взбалмошная, романтичная мисс Кроули, вместо тою чтобы приходить в ужас
от храбрости своего любимца, после каждой такой дуэли уплачивала его долги и
отказывалась слушать то, что ей нашептывали про его беспутства. "Со временем
он перебесится, - говорила она. - Он в десять раз лучше этого нытика и
ханжи, своего братца".
Счастливая Аркадия
Познакомив читателя с честными обитателями замка (чья простота и милая
сельская чистота нравов, несомненно, свидетельствуют о преимуществе
деревенской жизни перед городской), мы должны представить ему также их
родственников и соседей из пасторского дома - Бьюта Кроули и его жену.
Его преподобие Бьют Кроули, рослый, статный весельчак, носивший
широкополую пасторскую шляпу, пользовался несравненно большей популярностью
в своем графстве, чем его брат - баронет. В свое время он был загребным в
команде Крайст-Черча, своего колледжа, и укладывал лучших боксеров в
схватках студентов с "городскими". Пристрастие к боксу и атлетическим
упражнениям он сохранил и впоследствии: на двадцать миль кругом ни одного
боя не обходилось без его присутствия; он не пропускал ни скачек, ни
рысистых испытаний, ни лодочных гонок, ни балов, ни выборов, ни парадных
обедов, ни просто хороших обедов по всему графству и всегда находил способ
побывать на них. Гнедую кобылу пастора и фонари его шарабана можно было
встретить за десятки миль от пасторского дома, торопился ли он на званый
обед к Фадлстону, или к Роксби, или к Уопшоту, или к знатным лордам графства
- со всеми ними он был на дружеской ноге. У него был отличный голос, он
певал: "Южный ветер тучи погоняет..." - и лихо гикал в припеве под общие
аплодисменты. Он выезжал на псовую охоту в куртке цвета "перца с солью" и
считался одним из лучших в графстве рыболовов.
Миссис Кроули, супруга пастора, была пребойкая маленькая дама,
сочинявшая проповеди для этого достойного священнослужителя. Будучи
домовитой хозяйкой и проводя время по большей части в кругу своих дочерей,
она правила в пасторской усадьбе полновластно, мудро предоставляя супругу
делать за стенами дома все, что ему угодно. Он мог приезжать и уезжать,
когда ему хотелось, и обедать в гостях сколько вздумается, потому что миссис
Кроули была женщиной экономной и знала цену портвейна. С тех самых пор, как
миссис Бьют прибрала к рукам молодого священника Королевского Кроули (она
была хорошего рода - дочь покойного полковника Гектора Мак-Тэвиша; они с
маменькой ставили на Бьюта в Харроугете и выиграли), она была для него
разумной и рачительной женой. Впрочем, несмотря на все ее старания, он не
вылезал из долгов. Ему пришлось по меньшей мере десять лет выплачивать долги
по студенческим векселям, выданным еще при жизни отца. В 179... году, едва
освободясь от этого бремени, он поставил сто против одного (из двадцати
фунтов) против "Кенгуру", победителя на дерби. Пришлось пастору занять денег
под разорительные проценты, и с тех пор он бился как рыба об лед. Сестра
иногда выручала его сотней фунтов, по он, конечно, возлагал все свои надежды
на ее смерть, когда "Матильда, черт ее побери, - говаривал он, - должна
иначе, как на четверке цугом; и хотя у него к обеду и была лишь вареная
баранина, зато подавали ее на стол три лакея.
Если бы скаредность вела к богатству, сэр Питт Кроули, наверное, был бы
крезом; с другой стороны, окажись он каким-нибудь стряпчим в провинциальном
городке, где единственным принадлежащим ему капиталом была бы его голова,
он, возможно, с ее помощью добился бы весьма значительного положения и
влияния. Но, на свою беду, он был наделен громким именем и большим и даже не
заложенным еще поместьем, - и оба эти обстоятельства скорее вредили ему, чем
помогали. Он питал к сутяжничеству страсть, которая обходилась ему во много
тысяч ежегодно, и, будучи, по его словам, слишком умен, чтобы дать себя
грабить одному агенту, предоставил запутывать свои дела целой дюжине и
никому из них не верил. Он был таким прижимистым землевладельцем, что только
вконец разорившиеся горемыки решались арендовать у него землю, и таким
расчетливым сельским хозяином, что буквально трясся над каждым зерном для
посева; и мстительная при рода платила ему тем же - обсчитывая его на урожае
и награждая более щедрых хозяев. Он участвовал во всевозможных спекуляциях:
разрабатывал копи, покупал акции обществ для постройки каналов, поставлял
лошадей для почтовых карет, брал казенные подряды и был самым занятым
человеком и судьей во всем графстве. Так как ему не хотелось платить честным
управителям на своих гранитных каменоломнях, то он имел удовольствие узнать,
что четверо его надсмотрщиков удрали в Америку, захватив с собой по целому
состоянию. Из-за непринятия вовремя мер предосторожности его угольные шахты
заливало водой; казна швыряла ему обратно контракты на поставку мяса,
оказавшегося испорченным; и любому содержателю почты в королевстве было
известно, что сэр Питт терял больше лошадей, чем кто-либо другой во всей
стране, потому что плохо их кормил, да и покупал по дешевке. В обращении с
людьми он был обходителен и прост и даже предпочитал общество какого-нибудь
фермера или барышника обществу джентльмена, вроде милорда - своего сына. Он
любил выпить, загнуть крепкое словцо и переброситься шуткой с фермерскими
дочками. Всем было известно, что он и шиллинга не даст на доброе дело, но у
него был веселый, лукавый, насмешливый нрав, и он мог пошутить с арендатором
или распить с ним бутылку вина, а наутро описать его имущество и продать с
молотка; мог балагурить с браконьером, которого он с таким же неизменным
добродушием на следующий день отправлял на каторгу. Его галантность по
отношению к прекрасному полу была уже отмечена мисс Ребеккой Шарп. Словом,
среди всех баронетов, пэров и членов палаты общин Англии вряд ли нашелся бы
другой такой хитрый, низкий, себялюбивый, вздорный и малопорядочный старик.
Багровая лапа сэра Питта Кроули готова была полезть в любой карман, только
не в его собственный. Как почитатели английской аристократии, мы с
величайшим огорчением и прискорбием вынуждены признать наличие столь многих
дурных качеств у особы, имя которой занесено в генеалогический словарь
Дебрета.
То влияние, какое мистер Кроули имел на отца, объяснялось
преимущественно денежными расчетами: баронет позаимствовал у сына некоторую
сумму из наследства его матери и не находил для себя удобным выплатить эти
деньги. По правде сказать, он чувствовал почти непреодолимое отвращение ко
всяким платежам, и заставить его расплатиться с долгами можно было только
силой. Мисс Шарп подсчитала (она, как мы скоро услышим, оказалась
посвященной в большую часть семейных тайн), что одни лишь платежи по
процентам его кредиторам обходились почтенному баронету в несколько сот
фунтов ежегодно. Но тут таилось для него неизъяснимое наслаждение, от
которого он не мог отказаться: он испытывал какое-то злобное удовольствие,
заставляя несчастных томиться и ждать, перенося дела из одной судебной
инстанции в другую, оттягивая от сессии к сессии и стараясь всячески
отдалить момент уплаты. Что пользы быть членом парламента, говорил он, если
все равно приходится платить долги! Таким образом его положение сенатора
приносило ему немало преимуществ.
Ярмарка Тщеславия! Ярмарка Тщеславия! Вот перед нами человек едва
грамотный и нисколько не интересующийся чтением, человек с привычками и
хитрецой деревенщины, чья жизненная цель заключается в мелком
крючкотворстве, человек, никогда не знавший никаких желаний, волнений или
радостей, кроме грязных и пошлых, - и тем не менее у него завидный сан, он
пользуется почестями и властью. Он важное лицо в своей стране, опора
государства. Он верховный шериф и разъезжает в золоченой карете. Великие
министры и государственные мужи ухаживают за ним; и на Ярмарке Тщеславия он
занимает более высокое положение, чем люди самого блестящего ума или
незапятнанной добродетели,
У сэра Питта была незамужняя сводная сестра, унаследовавшая от матери
крупное состояние. Хотя баронет и предлагал ей дать ему эти деньги взаймы
под закладную, но мисс Кроули предпочла найти своим капиталам более надежное
помещение. Впрочем, она выражала намерение разделить свое состояние по
духовной между вторым сыном сэра Питта и семейством пастора и раз или два
уже оплачивала долги Родона Кроули в бытность того в колледже и за время его
службы в армии. Мисс Кроули была предметом великого почитания, когда
приезжала в Королевское Кроули, потому что на ее счете у банкиров значилась
такая сумма, которая делала старушку желанной гостьей где угодно.
Какой вес придает любой старой даме подобный вклад у банкира! С какой
нежностью мы взираем на ее слабости, если она наша родственница (дай бог
каждому нашему читателю десяток таких!), какой милой и доброй старушкой мы
ее считаем! С какой улыбкой младший компаньон фирмы "Хобс и Добс" провожает
ее до украшенной ромбом кареты, на козлах которой восседает разжиревший,
страдающий одышкою кучер! Как мы, осчастливленные ее приездом, ищем случая
оповестить всех друзей о том положении, какое она занимает в свете! Мы
говорим (и вполне искренне): "Хотел бы я иметь подпись мисс Мак-Виртер на
чеке в пять тысяч фунтов!" - "Ну, для нее это пустяк!" - добавляет ваша
жена. "Она мне родная тетка", - отвечаете вы рассеянным, беспечным тоном,
когда ваш друг спрашивает, не родственница ли вам мисс Мак-Виртер. Ваша жена
постоянна посылает ей маленькие доказательства своей любви, ваша дочурка
вышивает для нее шерстью бесконечные ридикюли, подушки и скамеечки для ног.
Какой славный огонь пылает в приготовленной для нее комнате, когда тетушка
приезжает к вам погостить, хотя ваша жена зашнуровывает свой корсет в
нетопленной спальне! Весь дом во время ее пребывания принимает праздничный,
опрятный и приветливый вид, какого у нею не бывает в иную пору. Вы сами, мой
милый, забываете вздремнуть после обеда и внезапно оказываетесь страстным
любителем виста (хотя неизменно проигрываете). А какие у вас бывают
прекрасные обеды: ежедневно дичь, мальвазия и самая разнообразная рыба,
выписанная прямо из Лондона. Даже кухонная челядь приобщается к общему
благоденствию, и, пока у вас проживает толстяк-кучер мисс Мак-Виртер, пиво
становится значительно крепче, а потребление чая и сахара в детской (где
кушает ее камеристка) и вовсе не учитывается. Так это или не так? Я
обращаюсь к вам, средние классы! О силы небесные, если б вы ниспослали мне
какую-нибудь старую тетушку с ромбовидным гербом на дверцах кареты и с
накладкой светло-кофейного цвета! Ах, какие ридикюли стали бы ей вышивать
мои дочки, и оба мы с Джулией как старались бы ее ублажать! О сладостное
видение! О безумные мечты!
Мисс Шарп приобретает друзей
И вот, когда Ребекка заняла столь доверенное положение в милом
семействе, портреты которого мы набросали на предыдущих страницах, эта юная
леди натурально сочла своим долгом, как она говорила, стать приятной своим
благодетелям и всячески завоевать их доверие. Можно ли не восхищаться таким
чувством признательности со стороны бедной сироты? А если тут и был
известный расчет и некоторая доля корысти, то кто по увидит в этом
проявления вполне естественного благоразумия? "Я одна на свете, - рассуждала
эта безродная девушка. - Я могу надеяться только на то, что заработаю своим
трудом. И если у этой дурехи с розовой мордашкой - Эмилии, которой я вдвое
умнее, есть десять тысяч фунтов и обеспеченное положение, то бедная Ребекка
(а ведь я сложена куда лучше Эмилии) может полагаться только на себя да на
собственный ум. Ну что ж, посмотрим, не выручит ли меня мой ум и не удастся
ли мне в один прекрасный день доказать Эмилии мое действительное над нею
превосходство! И ие потому, что плохо отношусь к бедной Эмилии, - кто может
не любить такое безобидное, добродушное создание? По все же счастлив тот
день, когда я займу в обществе место выше ее. Да почему бы, собственно, и
нет?" Так наш маленький романтический друг рисовал себе картины будущего. И
нас не должно смущать, что неизменным обитателем ее воздушных замков был
преданный супруг. О чем же и думать молодым особам, как не о мужьях? О чем
ином помышляют их милые маменьки? "Я сама должна быть своей маменькой", -
думала Ребекка, не без болезненной досады вспоминая о неудаче с Джозом
Седли.
Итак, она пришла к мудрому решению сделать свое положение в семействе
Королевского Кроули приятным и прочным и с этой целью положила завязать
дружбу со всеми, кто мог так или иначе помешать ее планам.
Поскольку леди Кроули не принадлежала к числу таких лиц и, больше того,
была женщиной столь вялой и бесхарактерной, что с нею никто не считался в ее
собственном доме, то Ребекка скоро нашла, что не стоит добиваться ее
расположения, - да и, по правде говоря, его и невозможно было снискать. В
разговорах с ученицами она обычно называла миледи "бедной мамочкой", и хотя
относилась к ней со всеми знаками должного уважения, но главную часть своего
внимания благоразумно обратила на остальных членов семейства.
В отношении своих питомиц, чьей симпатией она полностью заручилась, ее
метод был более чем прост. Она не забивала их юных мозгов чрезмерным
учением, но, наоборот, предоставляла им полную самостоятельность в
приобретении знаний. И правда, какое образование скорее достигает цели, если
не самообразование? Старшая девочка отличалась пристрастием к чтению, а в
старой библиотеке Королевского Кроули было немало произведений изящной
литературы прошлого столетия как на французском, так и на английском языках
(книги были приобретены министром по Ведомству Сургуча и Тесьмы в период его
опалы); и так как никто никогда не тревожил книжных полок, кроме одной
Ребекки, то она и получила возможность играючи преподать мисс Розе Кроули
немало полезных сведений.
Таким образом, они с мисс Розой прочли много восхитительных французских
и английских книг, среди которых следует упомянуть сочинения ученого доктора
Смоллета, остроумного мистера Генри Фильдинга, изящного и прихотливого
monsieur Кребийона-младшего, необузданной фантазией которого так восхищался
наш бессмертный поэт Грэй, и, наконец, всеобъемлющего мосье Вольтера.
Однажды, когда мистер Кроули осведомился, что читает молодежь, гувернантка
ответила: "Смоллета". - "Ах, Смоллета! - отозвался мистер Кроули, совершенно
удовлетворенный. - Его история скучновата, но хотя бы не столь опасна, как
история мистера Юма. Вы ведь историю читаете?" - "Разумеется", - ответила
мисс Роза, не прибавив, однако, что это была история мистера Хамфри
Клинкера. В другой раз он был неприятно поражен, застав сестру с книгой
французских комедий, но гувернантка заметила, что таким путем легче усвоить
французский разговорный язык, и мистеру Кроули пришлось с этим согласиться.
Мистер Кроули, как дипломат, чрезвычайно гордился своим умением говорить
по-французски (ибо все еще был светским человеком), и ему доставляли немалое
удовольствие комплименты, которыми гувернантка осыпала его за успехи в этой
области.
У мисс Вайолет наклонности были более грубые и буйные, чем у ее сестры.
Она знала заповедные местечки, где неслись куры; она ловко лазила по
деревьям и разоряла гнезда пернатых певцов, охотясь за их хорошенькими
пестрыми яичками. Первым ее удовольствием было объезжать лошадь и носиться
по полям, подобно Камилле. Она была любимицей отца и конюхов. Она была
кумиром и грозой кухарки, потому что всегда находила укромные уголки, где
хранилось варенье, и когда добиралась до банок, учиняла на них
опустошительные набеги. С сестрой у ней бывали постоянные баталии. Мисс Шарп
если и открывала ее проделки, то не сообщала о них леди Кроули, которая
могла бы насплетничать отцу или, чего доброго, мистеру Кроули, но давала
обещание не говорить никому, если мисс Вайолет станет хорошей девочкой и
будет любить свою гувернантку.
С мистером Кроули мисс Шарп была почтительна и послушна. Она часто
советовалась с ним относительно тех или иных французских выражений, которых
не понимала, хотя ее мать и была природной француженкой, и мистер Кроули, к
ее полному удовлетворению, растолковывал ей трудные места. Но, помимо
оказания ей помощи по части светской литературы, он бывал настолько любезен,
что подбирал для Ребекки книги более серьезного содержания и в своих беседах
особенно часто обращался к ней. Она безмерно восхищалась его речью в
Обществе вспомоществования племени Квошимабу; проявляла интерес к его
брошюре о солоде; нередко бывала растрогана, и даже до слез, его вечерними
назиданиями и произносила: "О, благодарю вас, сэр!" - с таким вздохом
устремляя взоры к небесам, что мистер Кроули иной раз удостаивал Ребекку
рукопожатия. "Как-никак, а кровь сказывается, - говаривал этот
аристократ-проповедник. - Как благотворно действуют на мисс Шарп мои слова,
тогда как никого другого они здесь не трогают! Я слишком тонок, слишком
изыскан, придется упростить свой слог, - но она его понимает: ведь ее мать
была Монморанси".
Да, да, представьте, по материнской линии мисс Шарп происходила из
этого славного рода. Конечно, она не упоминала о том, что мать ее
подвизалась на сцене: этого не вынесла бы щепетильность набожного мистера
Кроули. Какое множество знатных эмигрантов повергла в нищету эта ужасная
революция! Не успела Ребекка хорошенько осмотреться в доме Кроули, как в
запасе у нее оказалось множество рассказов о ее предках. Некоторые из них
мистеру Кроули вскоре посчастливилось найти в словаре д'Озье, имевшемся в
отцовской библиотеке, но это обстоятельство лишь укрепило его веру в их
подлинность и в знатность происхождения Ребекки. Можем ли мы предположить,
основываясь на такой любознательности и поисках в словаре, - могла ли наша
героиня предположить, что мистер Кроули заинтересовался ею? Нет, речь могла
идти разве только о дружеском участии. Ведь мы уже упоминали, что мистер
Кроули дарил своим вниманием леди Джейн Шипшенкс.
Раз или два он делал Ребекке замечание насчет ее обычая играть с сэром
Питтом в триктрак и говорил, что эточ богопротивное занятие и лучше бы ей
заняться чтением "Наследия Трампа", или "Слепой прачки из Мурфильдоа", или
какого-либо другого серьезного произведения; на что мисс Шарп отвечала, что
ее дорогая маменька часто играла в эту игру со старым графом де Триктраком
или достопочтенным аббатом дю Корнетом, - и всегда у нее находилось
оправдание как для этого, так и для других морских развлечений.
Но не только игрой в триктрак маленькая гувернантка снискала
расположение своего нанимателя, она находила много способов быть ему
полезной. С неутомимым терпением перечитала она судебные дела, с которыми
еще до ее приезда в Королевское Кроули обещал познакомить ее сор Питт; она
вызвалась переписывать его письма и ловко изменяла их орфографию в
соответствии с существующими правилами; она интересовалась решительно всем,
что касалось имения, фермы, парка, сада и конюшни, и оказалась такой
приятной спутницей, что баронет редко предпринимал свою прогулку после
раннего завтрака без Ребекки (и детей, конечно!). И тут она советовала ему,
какие деревья подрезать шпалерами, какие грядки вскопать, и обсуждала с ним,
не пора ли уже приступить к уборке и каких лошадей взять под плуг, а каких
запрячь в подводы Она не пробыла и года в Королевском Кроули, как уже
приобрела полнейшее доверие сэра Питта; застольные беседы, прежде
происходившие между ним и дворецким, мистером Хороксом, теперь велись только
между сэром Питтом и мисс Шарп. Она была почти хозяйкой в доме, когда
отсутствовал мистер Кроули, но вела себя в своем новом высоком положении с
такой скромностью и осмотрительностью, что нисколько не задевала кухонных и
конюшенных властей, с которыми была всегда приветлива и мила. Она стала
совсем другим человеком - не тон надменной, болезненно самолюбивой и
обидчивой девочкой, какую мы знали раньше; и эта перемена характера
доказывала большое благоразумие, искреннее желание исправиться и, во всяком
случае, свидетельствовала о незаурядной выдержке и твердости характера.
Сердце ли диктовало эту новую систему покорности и смирения, принятую нашей
Ребеккой, покажут дальнейшие ее дела. Система лицемерия, которой надо
следовать годами, редко удается особе двадцати с небольшим лет. Впрочем,
читателям следует помнить, что наша юная по годам героиня была взрослой по
своему жизненному опыту, и мы напрасно потратили время, если не убедили их,
что Ребекка была на редкость умна. Старший и младший сыновья семейства
Кроули - подобно джентльмену и даме в ящичке, предсказывающим погоду, -
никогда не живали вместе, они от души ненавидели друг друга; нужно сказать,
что Родон Кроули, драгун, питал величайшее презрение к родительскому дому и
редко туда наведывался, если не считать того времени, когда тетушка наносила
свой ежегодный визит.
Мы уже упоминали о выдающихся заслугах этой старой дамы. Она обладала
капиталом в семьдесят тысяч фунтов и почти что усыновила Родона. Зато она
решительно не выносила старшего племянника, считая его размазней. В свою
очередь, мистер Питт без малейших колебаний заявлял, что душа ее
безвозвратно погибла, и высказывал опасение, что шансы его брата в загробном
мире немногим лучше. "Она величайшая безбожница, - говаривал мистер Кроули.
- Она водится с атеистами и французами. Все во мне трепещет, когда я подумаю
об ее ужасном, ужаснейшем положении и о том, что она, стоя одной ногой в
могиле, может так предаваться суетным, греховным помышлениям, мерзкой
распущенности и сумасбродству!" И в самом деле, старая дама наотрез
отказывалась выслушивать его вечерние назидания, и во время ее приездов в
Королевское Кроули мистеру Кроули приходилось на время прекращать свои
благочестивые беседы.
- Никаких проповедей, Питт, когда приедет мисс Кроули, - говорил ему
отец, - она писала, что не намерена выносить пустословие.
- О сэр, вспомните о благе ваших слуг!
- Да ну их в болото! - отвечал сэр Питт; но сыну казалось, что им
угрожает место и похуже, если они лишатся благодати его поучений.
- Ну и наплевать, Питт! - говорил отец в ответ на возражения сына. - Не
такой же ты болван, чтобы дать трем тысячам ежегодного дохода уплыть из
наших рук?
- Что такое деньги по сравнению с душевными благами, сэр! - упорствовал
мистер Кроули.
- Ты хочешь сказать, что старуха не оставит этих денег тебе?
И - кто знает, - может быть, таковы и были мысли мистера Кроули.
Старая мисс Кроули, вне всякого сомнения, была нечестивицей. У нее был
уютный особнячок на Парк-лейн, и так как во время лондонского сезона она
позволяла себе пить и есть довольно неумеренно, то на лето уезжала в
Харроугет или Челтнем. Это была на редкость гостеприимная и веселая старая
весталка; в свое время, по ее словам, она была красавицей (все старухи
когда-то были красавицами - мы это отлично знаем!). Ее считали bel esprit
{Острой на язык (франц.).} и страшной радикалкой. Она побывала во Франции
(где, говорят, Сен-Жюст внушил ей несчастную страсть) и с той поры навсегда
полюбила французские романы, французскую кухню и французские вина. Она
читала Вольтера и знала наизусть Руссо, высказывалась вольно о разводе и
весьма энергически о женских правах. Дома в каждой комнате у нее висели
портреты мистера Фокса, боюсь, не поигрывала ли она с ним в кости, когда
этот государственный муж находился в оппозиции; когда же он стал у власти,
она кичилась тем, что склонила на его сторону сэра Питта и его сотоварища по
представительству от Королевского Кроули, хотя сэр Питт и сам по себе
перебежал бы к Фоксу, без всяких хлопот со стороны почтенной дамы. Нужно ли
говорить, что после смерти великого государственного деятеля-вига сэр Питт
счел за благо изменить свои убеждения.
Сия достойная леди привязалась к Родону Кроули, когда тот был еще
мальчиком, послала его в Кембридж (потому что второй племянник был в
Оксфорде), а когда начальствующие лица предложили молодому человеку покинуть
университет после двухлетнего в нем пребывания, купила племяннику офицерский
патент в лейб-гвардии Зеленом полку.
Молодой офицер слыл в городе первейшим и знаменитейшим шалопаем и
денди. Бокс, крысиная травля, игра в мяч и езда четверней были тогда в моде
у пашей английской аристократии, и он с увлечением занимался всеми этими
благородными искусствами. И хотя Родон Кроули служил в гвардии, еще не
имевшей случая проявить свою доблесть в чужих краях, поскольку ее
обязанностью было охранять особу принца-регента, он имел уже на своем счету
три кровопролитные дуэли (поводом к которым была карточная игра, любимая им
до страсти) и таким образом в полной мере доказал свое презрение к смерти.
- И к тому, что последует за смертью, - добавлял мистер Кроули, возводя
к потолку глаза, цветом напоминавшие ягоды крыжовника. Он никогда не
переставал печься о душе брата, как и о душах всех тех, кто расходился с ним
во мнениях: в этом находят утешение многие серьезные люди.
Взбалмошная, романтичная мисс Кроули, вместо тою чтобы приходить в ужас
от храбрости своего любимца, после каждой такой дуэли уплачивала его долги и
отказывалась слушать то, что ей нашептывали про его беспутства. "Со временем
он перебесится, - говорила она. - Он в десять раз лучше этого нытика и
ханжи, своего братца".
Счастливая Аркадия
Познакомив читателя с честными обитателями замка (чья простота и милая
сельская чистота нравов, несомненно, свидетельствуют о преимуществе
деревенской жизни перед городской), мы должны представить ему также их
родственников и соседей из пасторского дома - Бьюта Кроули и его жену.
Его преподобие Бьют Кроули, рослый, статный весельчак, носивший
широкополую пасторскую шляпу, пользовался несравненно большей популярностью
в своем графстве, чем его брат - баронет. В свое время он был загребным в
команде Крайст-Черча, своего колледжа, и укладывал лучших боксеров в
схватках студентов с "городскими". Пристрастие к боксу и атлетическим
упражнениям он сохранил и впоследствии: на двадцать миль кругом ни одного
боя не обходилось без его присутствия; он не пропускал ни скачек, ни
рысистых испытаний, ни лодочных гонок, ни балов, ни выборов, ни парадных
обедов, ни просто хороших обедов по всему графству и всегда находил способ
побывать на них. Гнедую кобылу пастора и фонари его шарабана можно было
встретить за десятки миль от пасторского дома, торопился ли он на званый
обед к Фадлстону, или к Роксби, или к Уопшоту, или к знатным лордам графства
- со всеми ними он был на дружеской ноге. У него был отличный голос, он
певал: "Южный ветер тучи погоняет..." - и лихо гикал в припеве под общие
аплодисменты. Он выезжал на псовую охоту в куртке цвета "перца с солью" и
считался одним из лучших в графстве рыболовов.
Миссис Кроули, супруга пастора, была пребойкая маленькая дама,
сочинявшая проповеди для этого достойного священнослужителя. Будучи
домовитой хозяйкой и проводя время по большей части в кругу своих дочерей,
она правила в пасторской усадьбе полновластно, мудро предоставляя супругу
делать за стенами дома все, что ему угодно. Он мог приезжать и уезжать,
когда ему хотелось, и обедать в гостях сколько вздумается, потому что миссис
Кроули была женщиной экономной и знала цену портвейна. С тех самых пор, как
миссис Бьют прибрала к рукам молодого священника Королевского Кроули (она
была хорошего рода - дочь покойного полковника Гектора Мак-Тэвиша; они с
маменькой ставили на Бьюта в Харроугете и выиграли), она была для него
разумной и рачительной женой. Впрочем, несмотря на все ее старания, он не
вылезал из долгов. Ему пришлось по меньшей мере десять лет выплачивать долги
по студенческим векселям, выданным еще при жизни отца. В 179... году, едва
освободясь от этого бремени, он поставил сто против одного (из двадцати
фунтов) против "Кенгуру", победителя на дерби. Пришлось пастору занять денег
под разорительные проценты, и с тех пор он бился как рыба об лед. Сестра
иногда выручала его сотней фунтов, по он, конечно, возлагал все свои надежды
на ее смерть, когда "Матильда, черт ее побери, - говаривал он, - должна