Страница:
– Спасибо тебе, Серега, – растроганно поблагодарил его Леонид.
– Ну, давай! Долгие проводы – лишние слезы… – сказал Сергей.
Через несколько минут Леонид уже сидел в машине рядом с Уно. Помахав Сергею из окна, они выехали за ворота.
Без помех проехав по городу, они повернули на Таллинское шоссе, и благополучно миновав КПП у Красного Села, которого немного опасался Уно, помчались по трассе.
Все три с половиной часа, пока они ехали до Ивангорода, Леонид с беспокойством думал о сыне. Наконец, когда они уже подъезжали к Ивангороду, Сергей позвонил на трубу Уно и сказал, что все нормально: «клиент» на месте и с ним все хорошо. У Леонида полегчало на сердце.
Въехав в Ивангород, Уно погнал машину в сторону пограничного моста через реку Нарву, на другом берегу которой уже была эстонская территория.
Леонид вспомнил, как десять лет назад он на своей первой машине возил маму и Скорую Машу в Нарву за покупками.
Как они тогда возмущались, когда еле-еле проехали по колдобистому ивановскому проспекту, ведущему к мосту через реку… Ведь за мостом, на нарвской стороне, дорога пошла как по маслу, почему же на ивановской стороне было такое безобразие!
Скорая Маша даже хотела на обратном пути заехать в ивановский горисполком и выяснить, почему дороги настолько разительно отличаются, ведь их разделяет только мост. Неужели у Нарвы больше денег на ремонт своей дороги? Но Леонид отговорил ее, посчитав это совершенно напрасно потраченным временем. Если председатель горисполкома не хозяин, то никакие выговоры его не пробьют.
Молчавший почти всю дорогу Уно вдруг сказал:
– Скоро пропускной пункт…
Леонид напряженно посмотрел вперед и увидел растянувшуюся очередь машин перед уже видневшимся отсюда мостом.
– Часа на полтора застряли, – сказал Уно. – Нужно с пользой провести это время. Приготовьте свою капу, и вот, держите, – он вытащил из бардачка и протянул Леониду бутылку водки.
Леонид недоуменно посмотрел на него.
– Пейте! – приказал Уно.
– Не хочу, – отказался Леонид. – Мне нужно быть трезвым. Сергей сказал, что я должен только притвориться пьяным.
– Самый убедительный пьяный – это пьяный, – терпеливо сказал Уно. – Выпейте, прошу вас, от вас должно натурально пахнуть, и бутылка должна быть открыта. Вспомните, как мы планировали сыграть – вы уже пьяны, но все время добавляете… А кто вам поверит, если вы будете сидеть с открытой, но полной бутылкой. Прошу вас, не осложняйте мне задачу, выполняйте все, что я вас прошу, беспрекословно. Или я вынужден буду вас высадить.
Леонид послушно открыл бутылку.
Сделав внушительный глоток, он весь передернулся и посмотрел на Уно заслезившимися глазами.
– Еще, – приказал Уно, протягивая ему конфету.
«Гулять, так гулять!» – решил Леонид, принимая у него закуску и еще раз прикладываясь к горлышку бутылки.
«Эдак я, и в самом деле, напьюсь», – подумал он, чувствуя, как у него зашумело в голове, а в животе разлилось приятное тепло…
– Хватит, – остановил его Уно. – Теперь будете отпивать из бутылки по мере приближения к пропускному пункту.
– С какой скоростью? Один глоток на один метр пути? – пошутил Леонид.
– Боюсь, на такую скорость вам не хватит, – серьезно ответил Уно, оценивающе глянув на бутылку. – Нужно экономнее ее расходовать, у меня нет больше водки.
– Я могу сгонять, – улыбнувшись, предложил Леонид.
– У меня дела дома, я не хочу задерживаться, – явно не поняв его шутки, ответил Уно и замолчал, пристраиваясь в конец вереницы машин.
Еще на подъезде к КПП, когда перед ними оставалось машин десять, они начали отрабатывать заранее придуманный сценарий.
Следуя указаниям Уно, Леонид несколько раз неуклюже вылезал из машины и, изображая из себя «в стельку» пьяного, все время намеревался куда-то отправиться, а Уно как бы терпеливо, на виду у других водителей, водворял его на место. Слушая, как обычно суперфлегматичный Уно при этом громко ругается по-эстонски, Леонид изо всех сил сдерживался, чтобы не расхохотаться.
Эта его смешливость чуть не погубила все дело. Когда Уно решил закрепить впечатление и потащил Леонида чуть ли не за шкирку к обочине, тихо скомандовав притвориться, что его тошнит, Леонид наклонился, послушно приготовившись сыграть и эту малоприятную роль. Но в тот момент, когда он собирался изобразить позыв рвоты, он вдруг почувствовал, что у него сейчас изо рта вывалится капа, и машинально прикрыл рот рукой.
– Вы что, с ума сошли?! – прошипел ему на ухо Уно. – Кто же блюет, зажимая себе рот?!
– У меня капа выпадает, – промычал Леонид и, осознав комичность ситуации, начал корчиться, чтобы не рассмеяться на всю округу.
Его конвульсии со стороны выглядели, наверное, гораздо убедительнее, чем если бы его просто рвало, но Уно, заметив внимание уже не только со стороны сочувствующих ему водителей, но и российских таможенников, поглядывающих в их сторону, поспешил затащить Леонида в машину.
– Надо было мне для убедительности на вас немножко блевануть, – согнувшись на сиденье к коленям, чтобы никто не мог разглядеть выражения его лица, сказал Леонид.
– Ну, если вы хотели несколько часов этонюхать, то, наверное, надо было так и сделать, – невозмутимо, то ли в шутку, то ли всерьез, ответил Уно, заводя двигатель.
Проехав немного вперед, он тихо сказал Леониду:
– А сейчас внимание: сделайте вид, что уснули. Будут будить – реагируйте на все слабо, только глазами и, главное, не разговаривайте!
Леонид, послушно привалившись к спинке сиденья, закрыл глаза.
Когда они подъехали к самому КПП, у Леонида по-настоящему гудело в голове от усердия в актерской игре и водки, к которой он вынужден был еще пару раз приложиться, оставив в руках почти пустую бутылку.
Он сидел, как велел Уно, с закрытыми глазами, развалившись на переднем сиденье и чувствуя, что, если это в ближайшее время не кончится, то он, действительно, уснет. Выпитая водка совершенно заглушила его волнение, и он на удивление спокойно ждал прохождения таможенной процедуры.
Вскоре он услышал голос таможенника со стороны окна Уно:
– Ваши документы…
Уно толкнул Леонида в бок. Тот пьяно, как учили, открыл глаза и непонимающе уставился на него.
Уно что-то сказал ему по-эстонски, протягивая к нему руку, а потом, выругавшись, сам полез во внутренний карман куртки Леонида, вытаскивая оттуда паспорт Велло Тынсу.
Леонид для проформы что-то неразборчиво порычал и закрыл глаза с чувством выполненного долга.
– А что это с ним? – опять раздался голос таможенника.
– Да вот, господин офицер, как в Петербурге пить начал, так остановиться не может! Вон видите, как в бутылку вцепился! – ответил Уно и неожиданно пошутил: – Но бутылка, заметьте, открытая…
Не приняв его шутки, таможенник серьезно спросил:
– Что-нибудь запрещенное везете? Откройте, пожалуйста, багажник…
Уно вышел из машины, чтобы продемонстрировать ему их таможенную чистоту.
Леонид несколько напрягся, но испугаться не успел – через минуту Уно уже вернулся в машину и, сунув ему в карман паспорт его двойника, завел двигатель и направил машину к въезду на мост.
На другой стороне реки Нарвы, медленно проезжая мимо уже эстонской таможни, Уно остановился и, опустив стекло, крикнул что-то по-эстонски таможеннику, поднявшему в приветствии руку. Потом тронулся с места и, набирая скорость, поехал по шоссе.
– Уф!.. Кажется, пронесло… – облегченно вздохнул Леонид.
Он вдруг почувствовал какое-то лихорадочное возбуждение, как это бывает после миновавшей опасности.
– Да, мы уже в Эстонии, – подтвердил Уно.
Вытащив капу изо рта, Леонид завернул ее в платок и, сунув в карман, спросил Уно:
– А вы что, знакомы с ребятами на вашем КПП? Они нас даже не стали проверять.
– Езжу часто, а Ивар, к тому же, женат на моей однокласснице, – коротко пояснил Уно.
– Спасибо вам большое! – поблагодарил его Леонид, вдруг до конца осознав, что граница России, действительно, уже осталась позади.
– Спасибо скажете, когда я вас посажу в самолет со всеми необходимыми документами, – спокойно ответил Уно, и неожиданно улыбнулся: – А вы держались молодцом, теперь можете расслабиться, поспать. Нам еще часа четыре ехать.
– Спасибо, – еще раз сказал Леонид, поудобнее устраиваясь на сиденье.
Несколько минут он наблюдал за пробегавшим мимо заснеженным пейзажем, а потом, утомившись от белого мелькания, закрыл глаза и провалился в сон.
Проснулся он, когда уже стемнело.
Уно вел машину, внимательно глядя вперед на освещенную фарами дорогу. Деревья темными силуэтами проскакивали за окном.
– Где мы? – спросил Леонид, потирая рукой затекшую от неподвижной позы шею.
– Скоро будем на месте, минут через пятнадцать, – ответил Уно.
– Да? – удивился Леонид и, оглядевшись, спросил: – Но я не вижу Таллина, где он?
– Он слева от нас, мы его объезжаем с севера по окружной дороге. Видите: небо светится? Это огни Таллина его подсвечивают.
Уно, не замедляя скорости, достал из кармана сотовый телефон, зубами вытянул антенну и, набрав номер, поднес трубку к уху. Коротко переговорив с кем-то по-эстонски, он отложил телефон, и вскоре свернул с шоссе, въезжая в какой-то пригород Таллина.
– Нас уже ждут. Вы поживете несколько дней в пансионе, пока я буду заниматься вашими документами. Хозяйка очень хорошая женщина, ее зовут Эльза. Здесь вам будет спокойно, – сказал Уно.
– Интересно! Никогда не жил в пансионе, – улыбнулся Леонид. – Мне казалось, что в пансионах живут либо юные девицы, либо престарелые старушенции…
– Это семейный пансион, и в нем в основном живут летом, так что соседей у вас не будет, – сказал Уно.
Через несколько минут они подъехали к кирпичному двухэтажному домику, к которому между замысловато подстриженных кустов вела тщательно расчищенная дорожка. Проехав по ней к самому крыльцу, Уно коротко посигналил.
Дверь тут же распахнулась и на пороге появилась полная невысокая женщина. Яркий свет, бьющий из-за ее спины, мешал Леониду рассмотреть ее лицо, впрочем, это было не так уж важно – не свататься же он сюда приехал…
– Пожалуйста, Леонид, выходите: мы на месте, – сказал Уно, открывая свою дверцу.
Леонид, перегнувшись через сиденье, забрал свою сумку, лежащую сзади, и следом за Уно вышел из машины.
Поздоровавшись с хозяйкой пансиона, они поднялись по ступеням крыльца, и вошли в небольшой уютный холл.
Женщина закрыла за ними дверь и повернулась.
Ей было около пятидесяти лет. У нее было типично эстонское широкоскулое лицо, большой прямой нос и серые глаза. Ее полную фигуру скрывало серое, под тон глаз, просторное платье.
– Эльза, познакомьтесь: это Леонид, он поживет у вас несколько дней, – сказал Уно и добавил несколько слов по-эстонски.
– Очень приятно, милости просим, – с характерным эстонским акцентом сказала женщина, доброжелательно улыбнувшись Леониду. – Пойдемте, я покажу вам вашу комнату, – и она, повернувшись, направилась к лестнице на второй этаж, двигаясь на удивление легко для такой полной немолодой дамы.
Убедившись, что Леонид хорошо устроился, Уно взял у него деньги на приобретение документов, а также для открытия счета в «Сити-банке», и уехал, сказав, что будет ему звонить.
Проводив Уно, хозяйка постучала в комнату Леонида и предложила ему:
– Если хотите, вы можете принять душ после дороги, а я вам пока приготовлю ужин.
Леонид почувствовал зверский аппетит и благодарно согласился, сглотнув тут же набежавшую слюну: ведь он сегодня, не считая раннего завтрака, за весь день «откушал» лишь три четверти бутылки водки и одну конфету, которой он эту водку закусил.
Леонид пробыл в пансионе в общей сложности трое суток.
В один из дней ему позвонил Сергей и сказал, что у них все нормально, Лёня обживается и ему в лагере нравится, говорит: настоящие каникулы. От его простуды остался лишь легкий кашель, он хорошо ест и успешно проходит «курс молодого бойца» с инструкторами.
У Леонида, который все время возвращался мыслями к сыну, сердце успокоилось, теперь он мог сосредоточиться на своей основной задаче по вызволению Есении из «научного плена».
Уно звонил Леониду раз в день, коротко вводя его в курс, как продвигаются дела с документами. В остальное время Леонид ел, спал, читал или смотрел по телевизору почему-то очень заинтересовавшие его шведские программы.
Присутствие в доме Эльзы было практически незаметным. Она поднималась в комнату Леонида только для того, чтобы пригласить его к столу или спросить, не нужно ли ему чего-нибудь.
Его совсем не угнетало это одинокое отсиживание в чужом доме, наоборот, он понимал, что это, пожалуй, последние спокойные деньки перед его путешествием в неизвестность. Правда, непонятно на чем основывающийся оптимизм вселял в него уверенность в том, что там все будет хорошо, и что он обязательно найдет Есению и им удастся благополучно выбраться из всех передряг. Письмо Сергея к Федору, на которого он очень надеялся, лежало на дне сумки вместе с деньгами.
На четвертый день, рано утром, позвонил Уно и сказал, что едет к Леониду с уже готовыми документами и билетом на самолет, который вылетает через несколько часов.
– Уно, пожалуйста, если у вас будет такая возможность, купите по пути букет роз и большую коробку конфет, я хочу поблагодарить Эльзу, – попросил его Леонид.
– Ее услуги уже оплачены, – сказал Уно.
– Все равно я бы хотел поблагодарить ее лично, – упрямо повторил Леонид.
– Хорошо, – сдался Уно и положил трубку.
– Госпожа Эльза, – спустившись вниз, позвал хозяйку Леонид, – скоро приедет Уно. Похоже, что мое надоедливое присутствие закончилось: я сегодня уезжаю.
– Ну что вы, – улыбнулась накрывавшая на стол Эльза, – мне было приятно иметь вас гостем. Садитесь, завтрак уже готов, вам нужно перед отъездом хорошо поесть.
Быстро позавтракав, Леонид поднялся к себе в комнату, чтобы привести себя в порядок и переодеться в заранее приготовленную одежду, соответствующую его статусу обеспеченного иностранца. В шкафу ожидали купленные еще в Питере элегантный костюм, кашемировое пальто и дорогие кожаные туфли. Все это потом придется снять в Алма-Ате, когда он уже по российскому паспорту должен будет скромно ехать в поезде по направлению к Новосибирску. А пока нужно было навести лоск.
Леонид успел к приезду Уно принять душ, нанести крем автозагара на лицо и руки и переодеться. Спустившись вниз с видом заезжего южного дипломата, он поверг в изумление Эльзу, стоящую в холле у лестницы. У нее даже глаза округлились от восхищения, когда она его увидела.
Уно же невозмутимо пожал руку Леониду и протянул ему кожаное портмоне с документами.
Леонид вынул из портмоне и с любопытством раскрыл два паспорта – все выглядело очень убедительно, даже их лица с Есенией в этих заграничных книжицах с чужими фамилиями. Несмотря на то, что Леонид на фото был без капы и линз, он все равно был мало похож на себя предыдущего.
– Педро и Роузалия Карейрос, – прочел он. – Ничего звучит… А Лёня у нас, значит, стал Леоном Карейросом, тоже неплохо… Граждане Панамы… Вернетесь к Сергею, передайте, чтобы Лёня начал учить испанский.
– Хорошо, – серьезно сказал Уно и, указав на портмоне, добавил: – Посмотрите внимательно: там еще водительские права, кредитная карточка «Сити-банка»…
– Вижу-вижу, полный джентльменский набор, – кивнул Леонид, перебирая содержимое портмоне. – Спасибо, Уно, теперь я полностью экипирован.
– Рад был помочь. Если вы готовы, то нам пора ехать.
Прощаясь с Эльзой, Леонид вручил ей букет и конфеты, привезенные Уно, окончательно смутив ее своей галантностью.
Когда Леонид с Уно вышли на улицу и сели в машину, Эльза еще долго смотрела им вслед. Нелюбопытная от природы, она все-таки заинтересовалась, кто же это останавливался у нее, и решила, что это была очень важная птица.
К аэропорту Юлямисте, построенному по тому же проекту, что и питерский аэропорт Пулково, они подъехали за десять минут до окончания регистрации, чтобы не светиться лишнее время в людном месте.
– Ну что же, Леонид, желаю вам удачи, и счастливого пути, – сказал Уно, останавливаясь перед входом в таможенную зону и протягивая Леониду руку.
– Спасибо вам, Уно, за все, что вы для меня сделали, – с признательностью глядя на него, сказал Леонид, пожимая ему руку. – Когда будете в Питере, передайте от меня привет Сергею.
– Обязательно передам, я сегодня поеду туда, нужно забрать Велло, работа, знаете ли… Идите, Леонид, а то опоздаете.
– Да-да, – сказал Леонид и, подхватив багаж, поспешил к нетерпеливо поглядывающим на него таможенникам.
Подойдя к стойке, он оглянулся. Наблюдавший за ним Уно поднял руку в прощальном жесте и ободряюще кивнул Леониду.
Вживаясь в роль иностранца, Леонид выложил на стойку перед пожилой таможенницей паспорт и билет, и неожиданно для самого себя поздоровался по-испански:
– ?Buenos dias, senora!
Спохватившись, он испуганно глянул на таможенницу – его познания в испанском на этом заканчивались. Поэтому он с облегчением перевел дух, услышав в ответ приветствие на английском языке. Теперь можно было смело переходить на английский, за который Леонид не волновался, поскольку говорил на нем довольно бегло. Конечно, он мог говорить и по-русски – мало ли в Панаме живет выходцев из России, поменявших свои имена на испанский лад, но говорить на русском языке в нынешней Эстонии было нецелесообразно. Могут сделать вид, что этот язык им не знаком…
Пройдя без осложнений таможню и паспортный контроль, Леонид вскоре оказался в самолете. Его место было у иллюминатора, и он, ожидая отлета, расслабленно разглядывал снующих внизу техников.
Итак, пока все шло по плану.
Следующая остановка – Алма-Ата…
Глава пятая
– Ну, давай! Долгие проводы – лишние слезы… – сказал Сергей.
Через несколько минут Леонид уже сидел в машине рядом с Уно. Помахав Сергею из окна, они выехали за ворота.
Без помех проехав по городу, они повернули на Таллинское шоссе, и благополучно миновав КПП у Красного Села, которого немного опасался Уно, помчались по трассе.
Все три с половиной часа, пока они ехали до Ивангорода, Леонид с беспокойством думал о сыне. Наконец, когда они уже подъезжали к Ивангороду, Сергей позвонил на трубу Уно и сказал, что все нормально: «клиент» на месте и с ним все хорошо. У Леонида полегчало на сердце.
Въехав в Ивангород, Уно погнал машину в сторону пограничного моста через реку Нарву, на другом берегу которой уже была эстонская территория.
Леонид вспомнил, как десять лет назад он на своей первой машине возил маму и Скорую Машу в Нарву за покупками.
Как они тогда возмущались, когда еле-еле проехали по колдобистому ивановскому проспекту, ведущему к мосту через реку… Ведь за мостом, на нарвской стороне, дорога пошла как по маслу, почему же на ивановской стороне было такое безобразие!
Скорая Маша даже хотела на обратном пути заехать в ивановский горисполком и выяснить, почему дороги настолько разительно отличаются, ведь их разделяет только мост. Неужели у Нарвы больше денег на ремонт своей дороги? Но Леонид отговорил ее, посчитав это совершенно напрасно потраченным временем. Если председатель горисполкома не хозяин, то никакие выговоры его не пробьют.
Молчавший почти всю дорогу Уно вдруг сказал:
– Скоро пропускной пункт…
Леонид напряженно посмотрел вперед и увидел растянувшуюся очередь машин перед уже видневшимся отсюда мостом.
– Часа на полтора застряли, – сказал Уно. – Нужно с пользой провести это время. Приготовьте свою капу, и вот, держите, – он вытащил из бардачка и протянул Леониду бутылку водки.
Леонид недоуменно посмотрел на него.
– Пейте! – приказал Уно.
– Не хочу, – отказался Леонид. – Мне нужно быть трезвым. Сергей сказал, что я должен только притвориться пьяным.
– Самый убедительный пьяный – это пьяный, – терпеливо сказал Уно. – Выпейте, прошу вас, от вас должно натурально пахнуть, и бутылка должна быть открыта. Вспомните, как мы планировали сыграть – вы уже пьяны, но все время добавляете… А кто вам поверит, если вы будете сидеть с открытой, но полной бутылкой. Прошу вас, не осложняйте мне задачу, выполняйте все, что я вас прошу, беспрекословно. Или я вынужден буду вас высадить.
Леонид послушно открыл бутылку.
Сделав внушительный глоток, он весь передернулся и посмотрел на Уно заслезившимися глазами.
– Еще, – приказал Уно, протягивая ему конфету.
«Гулять, так гулять!» – решил Леонид, принимая у него закуску и еще раз прикладываясь к горлышку бутылки.
«Эдак я, и в самом деле, напьюсь», – подумал он, чувствуя, как у него зашумело в голове, а в животе разлилось приятное тепло…
– Хватит, – остановил его Уно. – Теперь будете отпивать из бутылки по мере приближения к пропускному пункту.
– С какой скоростью? Один глоток на один метр пути? – пошутил Леонид.
– Боюсь, на такую скорость вам не хватит, – серьезно ответил Уно, оценивающе глянув на бутылку. – Нужно экономнее ее расходовать, у меня нет больше водки.
– Я могу сгонять, – улыбнувшись, предложил Леонид.
– У меня дела дома, я не хочу задерживаться, – явно не поняв его шутки, ответил Уно и замолчал, пристраиваясь в конец вереницы машин.
Еще на подъезде к КПП, когда перед ними оставалось машин десять, они начали отрабатывать заранее придуманный сценарий.
Следуя указаниям Уно, Леонид несколько раз неуклюже вылезал из машины и, изображая из себя «в стельку» пьяного, все время намеревался куда-то отправиться, а Уно как бы терпеливо, на виду у других водителей, водворял его на место. Слушая, как обычно суперфлегматичный Уно при этом громко ругается по-эстонски, Леонид изо всех сил сдерживался, чтобы не расхохотаться.
Эта его смешливость чуть не погубила все дело. Когда Уно решил закрепить впечатление и потащил Леонида чуть ли не за шкирку к обочине, тихо скомандовав притвориться, что его тошнит, Леонид наклонился, послушно приготовившись сыграть и эту малоприятную роль. Но в тот момент, когда он собирался изобразить позыв рвоты, он вдруг почувствовал, что у него сейчас изо рта вывалится капа, и машинально прикрыл рот рукой.
– Вы что, с ума сошли?! – прошипел ему на ухо Уно. – Кто же блюет, зажимая себе рот?!
– У меня капа выпадает, – промычал Леонид и, осознав комичность ситуации, начал корчиться, чтобы не рассмеяться на всю округу.
Его конвульсии со стороны выглядели, наверное, гораздо убедительнее, чем если бы его просто рвало, но Уно, заметив внимание уже не только со стороны сочувствующих ему водителей, но и российских таможенников, поглядывающих в их сторону, поспешил затащить Леонида в машину.
– Надо было мне для убедительности на вас немножко блевануть, – согнувшись на сиденье к коленям, чтобы никто не мог разглядеть выражения его лица, сказал Леонид.
– Ну, если вы хотели несколько часов этонюхать, то, наверное, надо было так и сделать, – невозмутимо, то ли в шутку, то ли всерьез, ответил Уно, заводя двигатель.
Проехав немного вперед, он тихо сказал Леониду:
– А сейчас внимание: сделайте вид, что уснули. Будут будить – реагируйте на все слабо, только глазами и, главное, не разговаривайте!
Леонид, послушно привалившись к спинке сиденья, закрыл глаза.
Когда они подъехали к самому КПП, у Леонида по-настоящему гудело в голове от усердия в актерской игре и водки, к которой он вынужден был еще пару раз приложиться, оставив в руках почти пустую бутылку.
Он сидел, как велел Уно, с закрытыми глазами, развалившись на переднем сиденье и чувствуя, что, если это в ближайшее время не кончится, то он, действительно, уснет. Выпитая водка совершенно заглушила его волнение, и он на удивление спокойно ждал прохождения таможенной процедуры.
Вскоре он услышал голос таможенника со стороны окна Уно:
– Ваши документы…
Уно толкнул Леонида в бок. Тот пьяно, как учили, открыл глаза и непонимающе уставился на него.
Уно что-то сказал ему по-эстонски, протягивая к нему руку, а потом, выругавшись, сам полез во внутренний карман куртки Леонида, вытаскивая оттуда паспорт Велло Тынсу.
Леонид для проформы что-то неразборчиво порычал и закрыл глаза с чувством выполненного долга.
– А что это с ним? – опять раздался голос таможенника.
– Да вот, господин офицер, как в Петербурге пить начал, так остановиться не может! Вон видите, как в бутылку вцепился! – ответил Уно и неожиданно пошутил: – Но бутылка, заметьте, открытая…
Не приняв его шутки, таможенник серьезно спросил:
– Что-нибудь запрещенное везете? Откройте, пожалуйста, багажник…
Уно вышел из машины, чтобы продемонстрировать ему их таможенную чистоту.
Леонид несколько напрягся, но испугаться не успел – через минуту Уно уже вернулся в машину и, сунув ему в карман паспорт его двойника, завел двигатель и направил машину к въезду на мост.
На другой стороне реки Нарвы, медленно проезжая мимо уже эстонской таможни, Уно остановился и, опустив стекло, крикнул что-то по-эстонски таможеннику, поднявшему в приветствии руку. Потом тронулся с места и, набирая скорость, поехал по шоссе.
– Уф!.. Кажется, пронесло… – облегченно вздохнул Леонид.
Он вдруг почувствовал какое-то лихорадочное возбуждение, как это бывает после миновавшей опасности.
– Да, мы уже в Эстонии, – подтвердил Уно.
Вытащив капу изо рта, Леонид завернул ее в платок и, сунув в карман, спросил Уно:
– А вы что, знакомы с ребятами на вашем КПП? Они нас даже не стали проверять.
– Езжу часто, а Ивар, к тому же, женат на моей однокласснице, – коротко пояснил Уно.
– Спасибо вам большое! – поблагодарил его Леонид, вдруг до конца осознав, что граница России, действительно, уже осталась позади.
– Спасибо скажете, когда я вас посажу в самолет со всеми необходимыми документами, – спокойно ответил Уно, и неожиданно улыбнулся: – А вы держались молодцом, теперь можете расслабиться, поспать. Нам еще часа четыре ехать.
– Спасибо, – еще раз сказал Леонид, поудобнее устраиваясь на сиденье.
Несколько минут он наблюдал за пробегавшим мимо заснеженным пейзажем, а потом, утомившись от белого мелькания, закрыл глаза и провалился в сон.
Проснулся он, когда уже стемнело.
Уно вел машину, внимательно глядя вперед на освещенную фарами дорогу. Деревья темными силуэтами проскакивали за окном.
– Где мы? – спросил Леонид, потирая рукой затекшую от неподвижной позы шею.
– Скоро будем на месте, минут через пятнадцать, – ответил Уно.
– Да? – удивился Леонид и, оглядевшись, спросил: – Но я не вижу Таллина, где он?
– Он слева от нас, мы его объезжаем с севера по окружной дороге. Видите: небо светится? Это огни Таллина его подсвечивают.
Уно, не замедляя скорости, достал из кармана сотовый телефон, зубами вытянул антенну и, набрав номер, поднес трубку к уху. Коротко переговорив с кем-то по-эстонски, он отложил телефон, и вскоре свернул с шоссе, въезжая в какой-то пригород Таллина.
– Нас уже ждут. Вы поживете несколько дней в пансионе, пока я буду заниматься вашими документами. Хозяйка очень хорошая женщина, ее зовут Эльза. Здесь вам будет спокойно, – сказал Уно.
– Интересно! Никогда не жил в пансионе, – улыбнулся Леонид. – Мне казалось, что в пансионах живут либо юные девицы, либо престарелые старушенции…
– Это семейный пансион, и в нем в основном живут летом, так что соседей у вас не будет, – сказал Уно.
Через несколько минут они подъехали к кирпичному двухэтажному домику, к которому между замысловато подстриженных кустов вела тщательно расчищенная дорожка. Проехав по ней к самому крыльцу, Уно коротко посигналил.
Дверь тут же распахнулась и на пороге появилась полная невысокая женщина. Яркий свет, бьющий из-за ее спины, мешал Леониду рассмотреть ее лицо, впрочем, это было не так уж важно – не свататься же он сюда приехал…
– Пожалуйста, Леонид, выходите: мы на месте, – сказал Уно, открывая свою дверцу.
Леонид, перегнувшись через сиденье, забрал свою сумку, лежащую сзади, и следом за Уно вышел из машины.
Поздоровавшись с хозяйкой пансиона, они поднялись по ступеням крыльца, и вошли в небольшой уютный холл.
Женщина закрыла за ними дверь и повернулась.
Ей было около пятидесяти лет. У нее было типично эстонское широкоскулое лицо, большой прямой нос и серые глаза. Ее полную фигуру скрывало серое, под тон глаз, просторное платье.
– Эльза, познакомьтесь: это Леонид, он поживет у вас несколько дней, – сказал Уно и добавил несколько слов по-эстонски.
– Очень приятно, милости просим, – с характерным эстонским акцентом сказала женщина, доброжелательно улыбнувшись Леониду. – Пойдемте, я покажу вам вашу комнату, – и она, повернувшись, направилась к лестнице на второй этаж, двигаясь на удивление легко для такой полной немолодой дамы.
Убедившись, что Леонид хорошо устроился, Уно взял у него деньги на приобретение документов, а также для открытия счета в «Сити-банке», и уехал, сказав, что будет ему звонить.
Проводив Уно, хозяйка постучала в комнату Леонида и предложила ему:
– Если хотите, вы можете принять душ после дороги, а я вам пока приготовлю ужин.
Леонид почувствовал зверский аппетит и благодарно согласился, сглотнув тут же набежавшую слюну: ведь он сегодня, не считая раннего завтрака, за весь день «откушал» лишь три четверти бутылки водки и одну конфету, которой он эту водку закусил.
Леонид пробыл в пансионе в общей сложности трое суток.
В один из дней ему позвонил Сергей и сказал, что у них все нормально, Лёня обживается и ему в лагере нравится, говорит: настоящие каникулы. От его простуды остался лишь легкий кашель, он хорошо ест и успешно проходит «курс молодого бойца» с инструкторами.
У Леонида, который все время возвращался мыслями к сыну, сердце успокоилось, теперь он мог сосредоточиться на своей основной задаче по вызволению Есении из «научного плена».
Уно звонил Леониду раз в день, коротко вводя его в курс, как продвигаются дела с документами. В остальное время Леонид ел, спал, читал или смотрел по телевизору почему-то очень заинтересовавшие его шведские программы.
Присутствие в доме Эльзы было практически незаметным. Она поднималась в комнату Леонида только для того, чтобы пригласить его к столу или спросить, не нужно ли ему чего-нибудь.
Его совсем не угнетало это одинокое отсиживание в чужом доме, наоборот, он понимал, что это, пожалуй, последние спокойные деньки перед его путешествием в неизвестность. Правда, непонятно на чем основывающийся оптимизм вселял в него уверенность в том, что там все будет хорошо, и что он обязательно найдет Есению и им удастся благополучно выбраться из всех передряг. Письмо Сергея к Федору, на которого он очень надеялся, лежало на дне сумки вместе с деньгами.
На четвертый день, рано утром, позвонил Уно и сказал, что едет к Леониду с уже готовыми документами и билетом на самолет, который вылетает через несколько часов.
– Уно, пожалуйста, если у вас будет такая возможность, купите по пути букет роз и большую коробку конфет, я хочу поблагодарить Эльзу, – попросил его Леонид.
– Ее услуги уже оплачены, – сказал Уно.
– Все равно я бы хотел поблагодарить ее лично, – упрямо повторил Леонид.
– Хорошо, – сдался Уно и положил трубку.
– Госпожа Эльза, – спустившись вниз, позвал хозяйку Леонид, – скоро приедет Уно. Похоже, что мое надоедливое присутствие закончилось: я сегодня уезжаю.
– Ну что вы, – улыбнулась накрывавшая на стол Эльза, – мне было приятно иметь вас гостем. Садитесь, завтрак уже готов, вам нужно перед отъездом хорошо поесть.
Быстро позавтракав, Леонид поднялся к себе в комнату, чтобы привести себя в порядок и переодеться в заранее приготовленную одежду, соответствующую его статусу обеспеченного иностранца. В шкафу ожидали купленные еще в Питере элегантный костюм, кашемировое пальто и дорогие кожаные туфли. Все это потом придется снять в Алма-Ате, когда он уже по российскому паспорту должен будет скромно ехать в поезде по направлению к Новосибирску. А пока нужно было навести лоск.
Леонид успел к приезду Уно принять душ, нанести крем автозагара на лицо и руки и переодеться. Спустившись вниз с видом заезжего южного дипломата, он поверг в изумление Эльзу, стоящую в холле у лестницы. У нее даже глаза округлились от восхищения, когда она его увидела.
Уно же невозмутимо пожал руку Леониду и протянул ему кожаное портмоне с документами.
Леонид вынул из портмоне и с любопытством раскрыл два паспорта – все выглядело очень убедительно, даже их лица с Есенией в этих заграничных книжицах с чужими фамилиями. Несмотря на то, что Леонид на фото был без капы и линз, он все равно был мало похож на себя предыдущего.
– Педро и Роузалия Карейрос, – прочел он. – Ничего звучит… А Лёня у нас, значит, стал Леоном Карейросом, тоже неплохо… Граждане Панамы… Вернетесь к Сергею, передайте, чтобы Лёня начал учить испанский.
– Хорошо, – серьезно сказал Уно и, указав на портмоне, добавил: – Посмотрите внимательно: там еще водительские права, кредитная карточка «Сити-банка»…
– Вижу-вижу, полный джентльменский набор, – кивнул Леонид, перебирая содержимое портмоне. – Спасибо, Уно, теперь я полностью экипирован.
– Рад был помочь. Если вы готовы, то нам пора ехать.
Прощаясь с Эльзой, Леонид вручил ей букет и конфеты, привезенные Уно, окончательно смутив ее своей галантностью.
Когда Леонид с Уно вышли на улицу и сели в машину, Эльза еще долго смотрела им вслед. Нелюбопытная от природы, она все-таки заинтересовалась, кто же это останавливался у нее, и решила, что это была очень важная птица.
К аэропорту Юлямисте, построенному по тому же проекту, что и питерский аэропорт Пулково, они подъехали за десять минут до окончания регистрации, чтобы не светиться лишнее время в людном месте.
– Ну что же, Леонид, желаю вам удачи, и счастливого пути, – сказал Уно, останавливаясь перед входом в таможенную зону и протягивая Леониду руку.
– Спасибо вам, Уно, за все, что вы для меня сделали, – с признательностью глядя на него, сказал Леонид, пожимая ему руку. – Когда будете в Питере, передайте от меня привет Сергею.
– Обязательно передам, я сегодня поеду туда, нужно забрать Велло, работа, знаете ли… Идите, Леонид, а то опоздаете.
– Да-да, – сказал Леонид и, подхватив багаж, поспешил к нетерпеливо поглядывающим на него таможенникам.
Подойдя к стойке, он оглянулся. Наблюдавший за ним Уно поднял руку в прощальном жесте и ободряюще кивнул Леониду.
Вживаясь в роль иностранца, Леонид выложил на стойку перед пожилой таможенницей паспорт и билет, и неожиданно для самого себя поздоровался по-испански:
– ?Buenos dias, senora!
Спохватившись, он испуганно глянул на таможенницу – его познания в испанском на этом заканчивались. Поэтому он с облегчением перевел дух, услышав в ответ приветствие на английском языке. Теперь можно было смело переходить на английский, за который Леонид не волновался, поскольку говорил на нем довольно бегло. Конечно, он мог говорить и по-русски – мало ли в Панаме живет выходцев из России, поменявших свои имена на испанский лад, но говорить на русском языке в нынешней Эстонии было нецелесообразно. Могут сделать вид, что этот язык им не знаком…
Пройдя без осложнений таможню и паспортный контроль, Леонид вскоре оказался в самолете. Его место было у иллюминатора, и он, ожидая отлета, расслабленно разглядывал снующих внизу техников.
Итак, пока все шло по плану.
Следующая остановка – Алма-Ата…
Глава пятая
Объект «Озерный», декабрь 1997 года
Граховский свое слово сдержал.
После тщательного медицинского обследования Есении начался цикл процедур, результатом которых должно было стать рождение ею клона второго поколения.
Граховский лично занимался этим и смог скрыть от Есении имя того, кто являлся донором ядерного материала.
А Круглов в это время очень нервничал. Ему с трудом удавалось при случайных встречах с Есенией маскировать свой повышенный интерес к ее самочувствию.
Она же вела себя с ним как всегда холодно и настороженно, и если и была напугана возобновлением опытов над ней, вида не показывала. К тому же, при ней постоянно находился Лёня, ее сын от другого мужчины, который связывал ее с прошлым настолько сильно, что даже после того, как она перешла из разряда исследуемых объектов в официальные сотрудники центра, она не посмотрела ни на одного мужчину, хотя на ее руку были очень серьезно настроенные претенденты. Да что греха таить, Круглов однажды сам попытался приблизиться к ней, но она чуть ли ни с ненавистью отвергла его ухаживания, отгородившись от него сыном.
С нетерпением ожидая положительных результатов работы Граховского, Круглов чувствовал, что с ним происходят какие-то непонятные эмоциональные метаморфозы. Подтолкнув Граховского к проведению эксперимента над Есенией, он руководствовался только мыслью отомстить ей, но, когда маховик воплощения его мести начал раскручиваться, он вдруг понял, что месть не является его конечной целью. Реинкарнация – вот что его теперь все больше и больше захватывало… Он безумно захотел увидеть свое новое «Я», проживающее другую – более счастливую, богатую и интересную жизнь. Он хотел с этим «я» прожить то, чего он был лишен в своей нынешней жизни, в которой утвердилось слово «давно»: он давно расстался с химерой совести, он давно забыл, что такое отец и мать, поскольку вырос в детдоме, попав туда в шестилетнем возрасте. Он давно забыл, что такое привязанность, будучи безумно одиноким. Секс давно стал для него не более чем оздоравливающим упражнением. Ни алкоголь, ни наркотики не доставляли ему удовольствия. Он давно хотел иной жизни, и он ее получит! Таковыми первоначально были его мысли. Но постепенно все это приобрело совершенно неожиданную форму.
Однажды утром, бреясь перед зеркалом, Круглов взглянул себе в глаза и вдруг осознал, что хочет получить от Есении не просто свое воплощение, а ребенка, который бы вот так же связал его с ней, как Лёнька связывает Есению с тем бухгалтером-счастливчиком. Ошеломленный этой мыслью, он понял и еще одно: что хочет, чтобы этот ребенок связал их не на расстоянии, а навсегда: Есения должна стать его женой. Другой пары ему здесь нет, и появится ли такая в будущем – неизвестно. Если Есения согласится, он найдет способ вырвать ее отсюда, и они уедут туда, где их никогда не найдут, и где она родит и вырастит их ребенка.
Мысль, что он еще успеет схватить судьбу за хвост, наполнила Круглова такой силой, что он ни на минуту не усомнился в успехе. Он не только схватит, но и будет как можно крепче и как можно дольше держать эту самую судьбу за ее до сих пор ускользавший пресловутый хвост!
Окрыленный открывшейся ему перспективой счастья, Круглов вышел в возбуждении из своего холостяцкого жилья и тут же на улице столкнулся с Есенией и Лёней.
Поздоровавшись, он долго смотрел им вслед, ловя себя на мысли, что начинает ненавидеть ее сына, который стоит между ним и Есенией, стоит на его пути…
И «волк» Круглов, рвущийся к своей новой цели и сам теперь определяющий, что для него морально, а что нет, принял решение – избавиться от мальчишки… А способ избавления ему подсказали два события.
В начале декабря в их комплекс было доставлено новейшее оборудование, а то, на котором они работали, Граховский приказал демонтировать и сложить в ящики на складе до особого распоряжения. И вот недавно такое распоряжение поступило: отправить оборудование в «головняк». Так здесь называли головное учреждение – Институт репродуктивной генетики Сибирского отделения РАН, находящийся в Академгородке, хотя, на самом деле этот институт был прикрытием научной деятельности их комплекса в «Озерном»…
В начале января демонтированное оборудование предстояло отправить спецпоездом в Академгородок. За отгрузкой Круглов лично проследит, а груз сопровождать поедет один из его людей, Николай Свиридов… Среди множества ящиков всегда может затесаться один с не совсем тем грузом. Так что техническая сторона дела Круглову была ясна, теперь оставалось разработать психологическую: как отлучить мальчишку от Есении, не вызвав у нее подозрений, и чтобы при этом она еще была благодарна Круглову…
И тут, как говорится, подвернулся случай.
В середине декабря в школе произошла неприятная драка: Лёнька непонятно за что сильно избил сына одного из охранников комплекса.
Отец избитого мальчишки явился к Круглову, потребовав, чтобы тот наказал «выродка», грозясь, что если «уроду» все будет спущено, он разберется с ним сам, и тогда не взыщите…
Круглов вызвал Есению с Лёней к себе. Она пришла к нему после работы вместе с сыном, и сев напротив Круглова, ожидающе подняла на него глаза.
Объяснив ей причину, по которой он был вынужден их вызвать, Круглов крепко отчитал угрюмо смотрящего на него Лёню, а потом, выставив его за дверь и оставшись наедине с Есенией, осторожно заметил:
– Есения Викторовна, мальчику нужна твердая отцовская рука, посмотри, что он творит!
– Его отец далеко, и не моя вина, что его нет рядом с нашим сыном… – холодно ответила Есения. – А ваш подопечный получил от моего Лёни за дело. Если бы я не была женщиной, я бы тому мерзавцу еще бы от себя добавила…
– Есения, ты не кипятись, – остановил ее Круглов. – Я же хочу тебе помочь. Бог с ним, с подопечным, тут дело в другом… Мы с тобой давно знакомы, и вы мне с Лёней небезразличны…
Круглов сделал паузу и взглянул на Есению, проверяя ее реакцию. Но та смотрела на него с совершенно непроницаемым лицом.
Вздохнув, Круглов продолжил:
– Ты никогда не задумывалась, что будет с Лёней, если с тобой что-нибудь случится?
– А что со мной должно случиться? – задала ему встречный вопрос Есения.
– Да я к примеру… – поторопился исправить двусмысленность прозвучавшего предположения Круглов. – Я имею в виду его будущее вообще… Что ему тут светит? Никакой перспективы, разве что только в охранники, да и то вряд ли…
– Ну и что вы предлагаете?
– Отправить его к отцу, – быстро, словно выстрелив, сказал Круглов.
Есения изумленно взглянула на него, потом, опустив взгляд, сказала:
– Я ничего не знаю о его отце… Мы ведь, как вы должны помнить, не виделись уже почти пятнадцать лет.
– Все не можешь простить мне… – покачал головой Круглов. – А у него, кстати, все нормально. Правда, он так и не женился… Проживает вдвоем с мамой там же, где и раньше, но зато довольно обеспечен… Так что думаю, он способен дать своему сыну не только хорошее образование, но и перспективу на будущее.
– Откуда вы знаете? – настороженно спросила Есения.
Круглов улыбнулся:
– Люди, хотя бы раз попавшие в поле зрения нашей конторы, никогда из него уже не выпадают…
– Да уж… – неприязненно взглянув на Круглова, отозвалась Есения. – Кто бы в этом сомневался!
Граховский свое слово сдержал.
После тщательного медицинского обследования Есении начался цикл процедур, результатом которых должно было стать рождение ею клона второго поколения.
Граховский лично занимался этим и смог скрыть от Есении имя того, кто являлся донором ядерного материала.
А Круглов в это время очень нервничал. Ему с трудом удавалось при случайных встречах с Есенией маскировать свой повышенный интерес к ее самочувствию.
Она же вела себя с ним как всегда холодно и настороженно, и если и была напугана возобновлением опытов над ней, вида не показывала. К тому же, при ней постоянно находился Лёня, ее сын от другого мужчины, который связывал ее с прошлым настолько сильно, что даже после того, как она перешла из разряда исследуемых объектов в официальные сотрудники центра, она не посмотрела ни на одного мужчину, хотя на ее руку были очень серьезно настроенные претенденты. Да что греха таить, Круглов однажды сам попытался приблизиться к ней, но она чуть ли ни с ненавистью отвергла его ухаживания, отгородившись от него сыном.
С нетерпением ожидая положительных результатов работы Граховского, Круглов чувствовал, что с ним происходят какие-то непонятные эмоциональные метаморфозы. Подтолкнув Граховского к проведению эксперимента над Есенией, он руководствовался только мыслью отомстить ей, но, когда маховик воплощения его мести начал раскручиваться, он вдруг понял, что месть не является его конечной целью. Реинкарнация – вот что его теперь все больше и больше захватывало… Он безумно захотел увидеть свое новое «Я», проживающее другую – более счастливую, богатую и интересную жизнь. Он хотел с этим «я» прожить то, чего он был лишен в своей нынешней жизни, в которой утвердилось слово «давно»: он давно расстался с химерой совести, он давно забыл, что такое отец и мать, поскольку вырос в детдоме, попав туда в шестилетнем возрасте. Он давно забыл, что такое привязанность, будучи безумно одиноким. Секс давно стал для него не более чем оздоравливающим упражнением. Ни алкоголь, ни наркотики не доставляли ему удовольствия. Он давно хотел иной жизни, и он ее получит! Таковыми первоначально были его мысли. Но постепенно все это приобрело совершенно неожиданную форму.
Однажды утром, бреясь перед зеркалом, Круглов взглянул себе в глаза и вдруг осознал, что хочет получить от Есении не просто свое воплощение, а ребенка, который бы вот так же связал его с ней, как Лёнька связывает Есению с тем бухгалтером-счастливчиком. Ошеломленный этой мыслью, он понял и еще одно: что хочет, чтобы этот ребенок связал их не на расстоянии, а навсегда: Есения должна стать его женой. Другой пары ему здесь нет, и появится ли такая в будущем – неизвестно. Если Есения согласится, он найдет способ вырвать ее отсюда, и они уедут туда, где их никогда не найдут, и где она родит и вырастит их ребенка.
Мысль, что он еще успеет схватить судьбу за хвост, наполнила Круглова такой силой, что он ни на минуту не усомнился в успехе. Он не только схватит, но и будет как можно крепче и как можно дольше держать эту самую судьбу за ее до сих пор ускользавший пресловутый хвост!
Окрыленный открывшейся ему перспективой счастья, Круглов вышел в возбуждении из своего холостяцкого жилья и тут же на улице столкнулся с Есенией и Лёней.
Поздоровавшись, он долго смотрел им вслед, ловя себя на мысли, что начинает ненавидеть ее сына, который стоит между ним и Есенией, стоит на его пути…
И «волк» Круглов, рвущийся к своей новой цели и сам теперь определяющий, что для него морально, а что нет, принял решение – избавиться от мальчишки… А способ избавления ему подсказали два события.
В начале декабря в их комплекс было доставлено новейшее оборудование, а то, на котором они работали, Граховский приказал демонтировать и сложить в ящики на складе до особого распоряжения. И вот недавно такое распоряжение поступило: отправить оборудование в «головняк». Так здесь называли головное учреждение – Институт репродуктивной генетики Сибирского отделения РАН, находящийся в Академгородке, хотя, на самом деле этот институт был прикрытием научной деятельности их комплекса в «Озерном»…
В начале января демонтированное оборудование предстояло отправить спецпоездом в Академгородок. За отгрузкой Круглов лично проследит, а груз сопровождать поедет один из его людей, Николай Свиридов… Среди множества ящиков всегда может затесаться один с не совсем тем грузом. Так что техническая сторона дела Круглову была ясна, теперь оставалось разработать психологическую: как отлучить мальчишку от Есении, не вызвав у нее подозрений, и чтобы при этом она еще была благодарна Круглову…
И тут, как говорится, подвернулся случай.
В середине декабря в школе произошла неприятная драка: Лёнька непонятно за что сильно избил сына одного из охранников комплекса.
Отец избитого мальчишки явился к Круглову, потребовав, чтобы тот наказал «выродка», грозясь, что если «уроду» все будет спущено, он разберется с ним сам, и тогда не взыщите…
Круглов вызвал Есению с Лёней к себе. Она пришла к нему после работы вместе с сыном, и сев напротив Круглова, ожидающе подняла на него глаза.
Объяснив ей причину, по которой он был вынужден их вызвать, Круглов крепко отчитал угрюмо смотрящего на него Лёню, а потом, выставив его за дверь и оставшись наедине с Есенией, осторожно заметил:
– Есения Викторовна, мальчику нужна твердая отцовская рука, посмотри, что он творит!
– Его отец далеко, и не моя вина, что его нет рядом с нашим сыном… – холодно ответила Есения. – А ваш подопечный получил от моего Лёни за дело. Если бы я не была женщиной, я бы тому мерзавцу еще бы от себя добавила…
– Есения, ты не кипятись, – остановил ее Круглов. – Я же хочу тебе помочь. Бог с ним, с подопечным, тут дело в другом… Мы с тобой давно знакомы, и вы мне с Лёней небезразличны…
Круглов сделал паузу и взглянул на Есению, проверяя ее реакцию. Но та смотрела на него с совершенно непроницаемым лицом.
Вздохнув, Круглов продолжил:
– Ты никогда не задумывалась, что будет с Лёней, если с тобой что-нибудь случится?
– А что со мной должно случиться? – задала ему встречный вопрос Есения.
– Да я к примеру… – поторопился исправить двусмысленность прозвучавшего предположения Круглов. – Я имею в виду его будущее вообще… Что ему тут светит? Никакой перспективы, разве что только в охранники, да и то вряд ли…
– Ну и что вы предлагаете?
– Отправить его к отцу, – быстро, словно выстрелив, сказал Круглов.
Есения изумленно взглянула на него, потом, опустив взгляд, сказала:
– Я ничего не знаю о его отце… Мы ведь, как вы должны помнить, не виделись уже почти пятнадцать лет.
– Все не можешь простить мне… – покачал головой Круглов. – А у него, кстати, все нормально. Правда, он так и не женился… Проживает вдвоем с мамой там же, где и раньше, но зато довольно обеспечен… Так что думаю, он способен дать своему сыну не только хорошее образование, но и перспективу на будущее.
– Откуда вы знаете? – настороженно спросила Есения.
Круглов улыбнулся:
– Люди, хотя бы раз попавшие в поле зрения нашей конторы, никогда из него уже не выпадают…
– Да уж… – неприязненно взглянув на Круглова, отозвалась Есения. – Кто бы в этом сомневался!