– Ну?… – нетерпеливо спросил Круглов.
   – Что? – сделала вид, что не поняла, Есения.
   – Что ты думаешь о моем предложении отправить твоего сына к отцу?
   – Вы серьезно? – Есения недоверчиво посмотрела на Круглова.
   – Вполне, – заверил ее тот.
   – И что вы за это попросите? – прямо спросила она.
   – Тебя… – так же прямо ответил Круглов, глядя ей в глаза.
   Есения нахмурилась, но промолчала. Круглов тоже молчал, ожидая ее ответа.
   Наконец, она тихо сказала:
   – Как я понимаю, ваше желание помочь нам не санкционировано сверху…
   Круглов утвердительно кивнул, озадачившись тем, что она так спокойно отреагировала на объявление цены за его услугу.
   – Сергей Сергеевич, либо это провокация, либо вас по головке не погладят, когда станет известно о побеге Лёни. Ведь именно это вы мне предлагаете?… – чуть насмешливо спросила Есения. – И как вы вообще себе это представляете?
   – А это уже моя забота! Не надо тебе забивать этим голову, доверься профессионалам, – ответил Круглов, ощущая легкое раздражение: разговор приобретал неожиданный для него тон.
   Есения окинула его изучающим взглядом и сказала:
   – Хорошо, я подумаю.
   Круглов вдруг почувствовал, что в нем закипает злость – Есения разговаривала с ним так, будто не он ей делал одолжение, а она снисходила до него.
   «Ну, погоди… – подумал он. – Ты еще будешь у меня шелковой, я тебя все-таки приручу!»
   Есения встала:
   – Я могу идти?
   – Иди, – отворачиваясь, мрачно сказал Круглов и добавил, стоя к ней спиной: – Надеюсь, никто не узнает о нашем разговоре?
   – А что, есть кто-то, кто вас отшлепает за него по попке? – спросила Есения, остановившись в дверях.
   Ошеломленный Круглов резко повернулся – Есения, вся словно напружинившись, пристально смотрела на него.
   Впервые почувствовав себя растерянным, он разглядывал Есению и молчал, не зная, что сказать. Ее большие и чуть насмешливые темные глаза действовали на него гипнотически.
   – Извините, Сергей Сергеевич, – вдруг устало произнесла Есения, опуская взгляд. – Я, конечно же, никому ничего не скажу. И подумаю над вашим предложением. До свидания… – и она стремительно вышла.
   – До свидания, – автоматически ответил Круглов, глядя ей вслед.
   «Ну и характер! – подумал он. – Но ты все равно будешь моей, будешь!»
   Между тем приближался Новый год. На комплексе во всю шла подготовка к празднику, однако Круглову было не до веселья. В последнем разговоре с начальством он услышал насторожившую его фразу о том, что новый, 1998, год будет последним трудовым годом для него, и что, «наконец-то, уважаемый Сергей Сергеевич сможет уйти на покой», ведь и так уже на два года «переходил» больше, чем надо. Так что к лету ему пришлют заместителя, который заменит Круглова после того, как он полностью введет его в курс дел.
   Круглов почувствовал, как у него по спине пробежал холодок.
   «Знаем мы этот покой… – ощетинившись, подумал он. – Значит, сроки уже поджимают, нужно сворачивать лавочку… И Есения не мычит, не телится!..»
   Действительно, после разговора с ней прошло уже десять дней, а Есения все молчала и, как всегда, при встрече с ним спокойно здоровалась, тут же проходя мимо.
   Круглов пока не торопил ее, боясь спугнуть, а тут, совсем некстати, начала назревать еще одна история.
   Осуществляя общее руководство охраной объекта «Озерный», в котором, кроме научного комплекса, находился еще и золотоносный рудник, Круглов недавно получил от начальства циркуляр, предписывающий усилить контроль за добычей, хранением и отправкой золота государству. Появление этого циркуляра было вызвано поступившей в органы информации, что на черных мировых рынках появилось золото, по составу сходное с добываемым в Озерном. А у Круглова летом как назло погиб его заместитель, майор Полуэктов, отвечавший за контроль над рудником – неожиданно отказало сердце во время купания, и спасти его не успели.
   Взглянув на смерть Полуэктова после получения циркуляра с другой стороны, Круглов все-таки не смог найти фактов, говорящих, что эта смерть была насильственной, хотя смутные подозрения у него остались.
   На смену Полуэктову прислали молодого капитана Степанцова, неудавшегося летчика, переведенного во внутренние войска из-за полученной на службе тяжелой травмы мозга, которая вызвала ухудшение зрения и дикие головные боли. Подлечившись, Степанцов окончил шестимесячные курсы, где познакомился с основами маркшейдерского дела, химии, металлургии, истории и практики золотодобычи в России. После чего его и прислали в Озерный в подчинение к Круглову.
   Познакомившись со Степанцовым, оказавшимся толковым офицером, и как надеялся Круглов, еще не успевшим спеться с затаившимися на руднике злоумышленниками, он после получения циркуляра без сомнений поделился с ним поставленной задачей по выявлению «похитителей». Они вместе составили список людей, имеющих прямой доступ к золоту. В список попали горняки, технологи, химики, плавильщики, лаборанты, но, постепенно отсекая одного за другим, они пришли к выводу, что налаженная охрана и серьезный контроль над рудником оставляли шанс сокрытия и вывоза золота только его руководству… Так в поле их особого внимания оказался начальник рудника Гуреев, который работал здесь с девяносто пятого года. Степанцов должен был теперь его не только пасти, но и стать чуть ли не ближайшим его другом.
   Круглов не любил Гуреева. У того была мохнатая лапа в Москве, поэтому вел он себя дерзко, а порой и вызывающе, при этом получая от своего руководства всяческие премии и благодарности. Недавно ему был даже доставлен сюда новый джип, на котором тот теперь гордо рассекал по всему Озерному. Круглов был взбешен: за какие такие достижения Гуреева так поощряют, в то время, как он, Круглов, верой и правдой отслуживший в Озерном столько лет, не получил и половины таких премий, и ездит до сих пор на старом уазике. Даже мысль, что он сам может купить себе двадцать таких джипов, как у Гуреева, его не утешала.
   Когда Гуреева назначили начальником рудника, Круглов серьезно ознакомился с его личным делом, и был удивлен, что тот, бывший, в общем-то, серой личностью, к тому же совершенно далекой от золотодобычи, получил назначение на такой серьезный и ответственный пост. В анамнезе у него была только законченная партшкола, да и то со средненьким дипломом. Правда, во время учебы он проявил себя активным комсомольцем, ездил со стройотрядом сначала рядовым бойцом, а после и его командиром. Потом, когда стройотряды коммерциолизировались, он пробился в начальники объединенного стройотряда, а некоторое время спустя открыл собственную строительную фирму. Побултыхавшись безрезультатно какое-то время в строительном бизнесе, он вдруг всплыл в администрации губернатора одного из крупнейших российских городов, причем губернатора, известного своими связями в Москве. После чего и получил назначение на эту должность на руднике.
   Круглов по некоторым признакам, замечаемым благодаря его профессиональному чутью, давно подозревал, что Гуреев ведет собственную финансовую кампанию по обеспечению старости, сбывая на сторону левое золото – ничего не попишешь: смутное время, а в мутной воде каждый норовит словить свою рыбку. Однако он не ожидал, что это достигло таких масштабов, что было обнаружено официальными органами аж на мировом уровне.
   Раньше Круглов среагировал бы на это строго определенным образом, но теперь у него это вызвало только презрение и досаду. «Жадность фраера погубит! Идиот Гуреев, причем профессиональный…» – поставил он диагноз и стал ждать, когда тот явно проколется перед ним, дабы и его просветить, что Бог велел делиться…
   Отслеживая это дело, он никак не мог выбрать момент для возобновления разговора с Есенией. А тут еще и Граховский доложился, что в первых числах февраля в «головняке» состоится научная конференция по «Медико-генетическим аспектам трансплантологии», к которой нужно подготовить дозированно-сенсационный доклад от их комплекса.
   Граховский, страдавший в последнее время от приступов тяжелейшей стенокардии, вынужден был подключить к подготовке доклада Есению, как одного из своих ведущих специалистов в этой области. Он даже приостановил на время проводимый над ней эксперимент по клонированию.
   Есения теперь была плотно занята, и во время своих ежедневных профилактических обходов комплекса Круглов не раз видел, как она допоздна засиживается в своей лаборатории перед компьютером, работая над докладом.
   Узнав, что Граховский из-за этого доклада отложил попытки добиться у нее беременности, Круглов разъяренно ворвался в его кабинет.
   – Плохо себя чувствуете, Генрих Модестович? Может, вам пора второе сердечко вырастить? – с трудом сдерживаясь, спросил он. – А то, я смотрю, вы со своей работой не справляетесь, на других перекладываете…
   – Вырастить можно, да пересадка требует времени и сил, а у меня их нет, – проворчал Граховский, вытряхивая на ладонь таблетку нитроглицерина из стеклянной тубы.
   «Конечно, нет, – зло подумал Круглов. – Сейчас ведь как раз готовится к отправке новая партия органов. Деньги большие, боится их потерять, но ничего, на том свете они ему будут уже не больно-то и нужны, у гроба карманов нет…»
   – Не волнуйтесь, Сергей Сергеевич, – попытался успокоить Круглова Граховский, натянуто улыбнувшись, «грудная жаба» что-то в этот раз уж очень сильно навалилась на него, – через несколько дней Есения Викторовна закончит подготовку доклада, и мы с ней возобновим эксперимент, я же понимаю, что вас заботит… Но торопиться не надо… Спешка хороша при ловле блох…
   Он положил под язык очередную таблетку нитроглицерина и, тяжело дыша, посидел несколько минут, пережидая ударный эффект лекарства. Не поднимая глаз на Круглова, он усмехнулся про себя: «Знал бы ты, что так пытаешься ускорить…»
   А Круглов раздраженно молчал, глядя, как Граховский пытается отдышаться.
   Наконец, прервав затянувшуюся паузу, Граховский спросил Круглова:
   – Вы мне другое скажите, Сергей Сергеевич: как вы отнесетесь к тому, если Есении Викторовне придется вместо меня поехать на конференцию с докладом? Я, действительно, что-то совсем расклеиваюсь и, боюсь, мне это мероприятие сейчас не под силу…
   – Это не я решаю, нужно с начальством согласовывать, – ответил несколько ошарашенный его вопросом Круглов. – Но вряд ли это позволят.
   – Ну почему же?… – удивился Граховский. – Я напишу письмо, а вы по своей линии подтвердите, что будете сопровождать Есению Викторовну на конференцию и обратно. Что там может случиться? Думаю, второй раз она от вас не скроется… – намекнул он на ее исчезновение в Питере пятнадцать лет назад. – Более того, ей будет полезно проветриться, особенно, если она к тому времени уже будет беременна. Положительные эмоции в данном случае очень показаны…
   Круглов лихорадочно соображал. Похоже, сама собой решилась и дата его личного Исхода… Другого, более благоприятного случая исчезнуть отсюда, да еще и с Есенией, вряд ли представится!
   – Сергей Сергеевич, что же вы молчите? – окликнул его Граховский.
   – А когда мы будем отправлять оборудование в «головняк»? – спросил Круглов, вспомнив о Лёне.
   – Ну не знаю, можем сразу после Нового года, числа третьего, как раз поезд будет. Платформу-то пригнали?
   – Да.
   – Ну вот, третьего января и отправим, чтобы над душой не висело… – сказал Граховский.
   – Понял. А насчет конференции я поговорю с начальством, – пообещал Круглов. – Но и вы тоже, Генрих Модестович, не расслабляйтесь и займитесь, наконец, своим здоровьем.
   «Придется Есению поторопить», – решил Круглов, выходя от Граховского.
   Поздно вечером, дождавшись, когда Есения пойдет после работы домой, он отправился за ней следом.
   На улице был довольно крепкий мороз, озеро сильно парило, затягивая всю округу туманом, который не только ослаблял видимость, но и скрадывал звуки. Поэтому Есения испуганно оглянулась, когда Круглов неожиданно окликнул ее сзади.
   – Ты чего так поздно? – спросил он ее.
   – Работы много, – коротко ответила Есения на ходу.
   – А пацан один дома сидит… – укоризненно сказал Круглов.
   Есения резко остановилась и повернулась к нему.
   – Что-то вы в последнее время стали уж очень заботится о нас, – сказала она, окидывая его насмешливым взглядом. – Меня это настораживает…
   – Ну и зря! – обиделся он. – Я всегда хотел заботиться о тебе…
   – Спасибо, вы уже однажды позаботились! – фыркнула она и быстро пошла вперед.
   – Ты не понимаешь… – следуя за ней, попытался оправдаться Круглов. – Время было такое, а я человек государственный, подприказный… Не мне было решать, что да как.
   – Время всегда одинаковое! – отмахнулась Есения. – Только люди себя в нем по-разному ведут… Подприказный, говорите… Значит, нравится вам выполнять приказы, коли на такую работу пошли. Только мне ваше пресловутое подчинение приказам жизнь сломало!
   – Есения, ну не надо… Не я, так другой бы тебя сюда отправил. Причина не в том, кто это сделал, а в самой тебе, в той ценности, которую ты представляешь для нашей науки.
   – Вот-вот! Люди для вас как заложники!
   Круглов не выдержал и, догнав ее, схватил за руку, поворачивая лицом к себе:
   – Ну что ты ершишься, ей-богу, я же хочу тебе помочь! Сейчас Лёню к отцу отправим, а потом и сами отсюда рванем… Граховский сказал, что хочет послать тебя на конференцию в Академгородок… Прикидываешь, чем это все можно закончить?…
   Есения выдернула у него руку и отступила на шаг.
   – Так вы все-таки серьезно?… – недоверчиво спросила она.
   – А с чего мне шутить! – рассердился Круглов. – Я же тебе еще тогда сказал, что хочу помочь. Время вот упустим из-за тебя, сама будешь жалеть!
   – Хорошо, пойдемте к нам, поговорим, – посмотрев на Круглова, нехотя сказала Есения.
   – Нет, – усмехнулся он. – Дома мы обсуждать ничего не будем, и тебе не советую лишнее там болтать…
   – Что?… Вы хотите сказать, что даже здесь все прослушивается?… – удивленно спросила Есения. – Да куда же мы отсюда денемся, везде такая охрана, зачем все это?
   – Святая наивность… – покачал головой Круглов. – Ладно, давай завтра встретимся у меня в кабинете после работы и все обсудим.
   – Хорошо, – согласилась Есения, озабоченно посмотрев на Круглова.
   – Тогда до встречи, – сказал он и вдруг улыбнулся: – Смотри: а мы за разговором и не заметили, как дошли до твоего дома. Считай, что я тебя проводил. И, знаешь, мне понравилось…
   Есения, покосившись на него, пробормотала:
   – Не могу того же сказать о себе… До свидания, – и поспешила взбежать на крыльцо.
   «Ничего… – думал Круглов, глядя, как она закрывает за собой дверь. – Тебе тоже понравится, дай только срок…»
   На следующий день, около девяти часов вечера, Есения постучала в кабинет Круглова.
   Тот, довольный, что она все-таки пришла, поднялся к ней навстречу из-за стола.
   – Проходи, садись. Чаю хочешь? – спросил он тоном радушного хозяина, плотно прикрывая дверь за Есенией.
   Она отрицательно покачала головой:
   – Спасибо, дома попью, – и попросила: – Давайте, ближе к делу. Сами же говорили, что время уходит…
   Круглов хмыкнул и, вернувшись обратно за стол, сказал:
   – Ну что же, давай ближе к делу.
   Есения сидела, крепко сжав руки, и внимательно смотрела на него в ожидании.
   «Волнуется… – отметил Круглов. – Это хорошо».
   – Значит так, – начал он, – третьего января мы отправляем в Академгородок платформу со списанным оборудованием, в курсе, да?
   Есения кивнула.
   – Вот на этой платформе Лёню отсюда и вывезем. В ящике для оборудования…
   – А дальше?
   – А дальше мой человек посадит его на поезд Новосибирск-Санкт-Петербург. А там он уже сам доедет как-нибудь, не маленький…
   – Да, не маленький… если не считать того, что он никогда не выезжал отсюда, и ничего не знает о томмире… – заметила Есения.
   – Это пусть тебя не волнует. Его подробно проинструктируют. Потом, ведь я дам знать его отцу, и тот его встретит.
   – Почему вы так уверены? – тихо спросила Есения.
   – Потому что он порядочный мужик, и от своего сына не откажется, – твердо ответил Круглов.
   Есения вскинула на него глаза и тут же опустила их, промолчав.
   – Единственное, что потом тебе нужно будет сделать, это убедительно разыграть горе – пропал твой сын, и ты не знаешь, что с ним случилось.
   – А если его схватят по дороге? Или потом, у… Леонида Аркадьевича… Ведь его же будут искать? – обеспокоенно спросила Есения.
   – О его «пропаже» ты объявишь как можно позже, чтобы он успел подальше отъехать. Будут каникулы, значит, в школе до начала занятий его вообще не хватятся, а пацанам можно сказать, что он не выходит гулять, потому что болеет. Я дам тебе знать, когда нужно будет начать бить тревогу. Что касается Питера, то я предупрежу его отца, чтобы он сразу же увез Лёню куда-нибудь и сделал вид, что понятия о нем не имеет.
   – А как вы сами выкрутитесь, у вас же, наверняка, будут из-за этого большие неприятности? – пыталась найти слабое место в его плане Есения.
   – Это моя забота, – коротко ответил Круглов. – Пусть это тебя тоже не волнует.
   – А он не замерзнет в дороге? – тихо спросила она.
   – В ящике не замерзнет, – улыбнулся Круглов. – Главное, чтобы не продувало, а так мы ему туда тулуп положим, опилок… доедет!
   – Когда мне его собирать?
   – Никаких «собирать», чтобы даже намека на сборы не было – все должно выглядеть так, как будто он просто исчез.
   – Но поговорить же я с ним должна! – удивленно посмотрев на Круглова, возразила Есения. – Не засунем же мы его просто в ящик…
   – Поговорить надо, – согласился Круглов. – И сделать это нужно сразу после Нового года, за несколько часов до его отъезда, чтобы он не успел никому проговориться. Только запомни: во-первых, разговаривать с ним будешь только на улице, желательно на лыжной прогулке, где-нибудь подальше от комплекса и вышек. Во-вторых, мое имя в этом деле фигурировать ни в коем случае не должно. Скажешь Лёне, что ты сама договорилась с охранником, который его отсюда вывезет и посадит на поезд в Новосибирске. Больше ему знать ничего не надо, адрес отца напишешь ему сама.
   – Я не знаю номера дома… – сказала вдруг Есения, отводя глаза. – Только квартиру… и где это визуально находится.
   – Хорошо, я подскажу тебе адрес, – сказал Круглов, с трудом сдержав улыбку. Поднявшись со своего места, он подошел к ней. – Ну, договорились?
   Есения, вздохнув, ответила:
   – Договорились…
   – Да не волнуйся ты так! – Круглов успокаивающе положил ей руку на плечо. – Все будет хорошо.
   «Что вам хорошо, другим – смерть…» – подумала Есения и, бросив на Круглова короткий неприязненный взгляд, повела плечом, высвобождаясь из-под его руки.
   Круглов внимательно посмотрел на нее и хотел уже напомнить ей об их уговоре, но передумал – столько лет ждал, подождет и еще немного…
   А Есения, выйдя из кабинета Круглова, в задумчивости пошла по коридору в сторону входа в подземную, вернее, подводную, часть комплекса, где находилась ее лаборатория. Но потом, спохватившись, что рабочий день закончен, повернула обратно…
   Выйдя из здания на улицу, освещенную фонарями, она подняла повыше воротник дубленки и быстро пошла домой, где ее ждал Лёня.
   Открывая дверь на своей половине коттеджа, она еще с порога услышала шум и громкую музыку, доносившиеся из комнаты сына. На вешалке висело несколько пальто.
   Сняв дубленку и меховые сапожки, Есения постучала к Лёне.
   Он высунул нос из-за двери:
   – Ой, мам, ты уже пришла! А у меня ребята в гостях, ничего?
   – В общем-то ничего, – улыбнулась она, – но уже почти десять вечера, не пора ли им по домам?
   Заметив раздосадованный взгляд Лёни, Есения неожиданно обняла сына, с содроганием думая о том, что скоро ей предстоит расстаться с ним, отправив неизвестно куда.
   Лёня возмущенно затрепыхался и, оглянувшись за дверь, прошептал:
   – Мам, да ты чо! Ребята увидят – засмеют… Что за телячьи нежности!
   – Ладно уж, даю вам еще полчаса, но потом – все, а то родители твоих друзей будут их искать, – сказала она, отпуская сына, и пошла на кухню.
   Разогревая ужин, она напряженно думала о том, что ей предстоит сделать. Она не была уверена, что Круглову можно доверять, вдруг он просто получил приказ перевести Лёню на другой объект, и чтобы не вызывать у нее возражений придумал весь этот боевик? Хотя, с другой стороны, зачем тогда Лёню вывозить из Озерного с соблюдением такой конспирации? Его ведь могли просто посадить в вертолет и увезти куда угодно…
   «Нет, нужно сейчас, не откладывая на после Нового года, поговорить с Лёней, подготовить его», – решила она.
   Погруженная в свои мысли, Есения даже не заметила, как отпущенные сыну полчаса пролетели, и вздрогнула, когда он вошел на кухню, окликнув ее:
   – Мам, ты чего? У тебя что-нибудь случилось?
   – Да нет, сынок, просто устала, – сказала она, грустно улыбнувшись ему.
   – Мам, ты на меня не обижаешься? – спросил Лёня, виновато подходя к ней. – Просто ты не знаешь, как мальчишки к этому относятся! А я не хочу, чтобы меня прозвали маменькиным сынком или лизуном… – он обнял Есению и поцеловал ее в щеку. – Не обижаешься?
   – Не обижаюсь, – успокоила его Есения и погладила по голове. – Ты у меня уже скоро будешь совсем взрослым…
   – Что-то не нравится мне твое настроение, – тихо сказал Лёня. – У тебя, правда, все хорошо?
   Есения кивнула и вдруг заплакала. Лёня испуганно воззрился на нее, глядя, как слезы текут по щекам никогда не плакавшей при нем матери. Правда, он не раз замечал, что она по утрам выходила из своей комнаты с заплаканными глазами, но они никогда об этом не говорили.
   – Мам! Ты что?!
   Есения, приложив к губам палец, показала ему на стенку, за которой была кухня соседей.
   Лёня, махнув рукой, возразил:
   – Да, им не слышно, не волнуйся!
   На что Есения, вытирая рукой слезы, покачала головой и, притянув к себе сына, прошептала ему на ухо:
   – Дело не в них, нас вообще прослушивают…
   Лёня удивленно уставился на мать, и она еще раз предупреждающе поднесла палец к губам, а потом поманила его к нему комнату.
   Включив компьютер, на котором он обычно делал уроки, она, порхая пальцами над клавиатурой, быстро набрала: «Лёня, нам нужно поговорить, но нашу квартиру, как и другие, прослушивают, поэтому дома не говори ничего лишнего. Завтра мы с тобой пойдем на лыжную прогулку, и я тебе скажу кое-что важное…»
   У Лёни, когда он прочитал эти строки, загорелись глаза, и он, чуть подвинув мать, набрал: «Ух ты, как все таинственно! Что происходит?»
   «Долго печатать, я тебе завтра все расскажу, – написала Есения. – А сейчас иди мыться и спать, утром встанем пораньше».
   – Есть, мой командир! – воскликнул Лёня, прикладывая руку к виску, и тут же виновато прикрыл рот ладонью.
   «Э– э-эх!..» – укоризненно посмотрела на него Есения, покачав головой, а потом, выделив набранный ими текст, нажала клавишу «Delete», удаляя написанное.

Глава шестая

    Алма-Ата, конец января 1998 года
   Самолет приземлился в Алма-Ате по расписанию.
   Леонид поднялся, разминая затекшее за почти пятичасовой перелет тело. Он успел хорошо выспаться и был готов к дальнейшим действиям, но к нему подбежала стюардесса, попросив по-английски, чтобы он оставался на месте, пока самолет не остановится.
   – Хорошо, хорошо, – автоматически ответил по-русски Леонид, садясь обратно в кресло, и мельком заметив удивленный взгляд стюардессы, вынужден был быстро пояснить: – Изучаю русский язык – язык будущих международных отношений…
   Стюардесса, умело спрятав скептическую улыбку, кивнула ему и когда Леонид уже покидал самолет, подчеркнуто попрощалась с ним на русском языке. На что Леонид, прочитав имя стюардессы, указанное на ее бейдже, ответил словами из песни Киркорова:
   – ?Viva, Victoria! – и послал ей ослепительную улыбку.
   У выхода из аэропорта стояли таксисты и частники, предлагавшие свои транспортные услуги.
   К Леониду подскочил плюгавенький кривоногий казах и на ломаном английском языке пригласил следовать за ним, почему-то при этом постоянно повторяя:
   – Гранд-отель, гранд-отель…
   – О’кей, – приосанившись, согласился Леонид и, отдав казаху свой чемодан, степенно последовал за ним к его транспортному средству.
   Но когда водитель остановился рядом со старым облезлым «фиатом», Леонид оторопел. Он подобную развалюху однажды видел недалеко от станции техобслуживания в Питере, стоящую на возвышении, как символ вечной поломки.
   – А кони где? – спросил он, не допуская, что сие «чудо техники» может двигаться самостоятельно.
   – Кони? Какие кони? – не понял казах и подозрительно посмотрел на Леонида.
   – Понятно… Коней нет, кони в степи… – задумчиво кивнув, сказал Леонид. – Ну, иди их лови, а я поймаю себе другую тачку, не обессудь, – и, забрав из рук растерявшегося казаха свой чемодан, отошел на обочину дороги.
   Видимо за ними наблюдали, потому что к Леониду тут же подлетело такси.
   – Problems? – спросил молодой парень, выскакивая из-за руля.
   – Ноу проблемс, – ответил ему Леонид. – Открывай багажник.
   – А я думал вы иностранец… – разочарованно протянул парень, направившись к багажнику и ожидая, пока Леонид положит туда чемодан и сумку.