Страница:
Федор в сомнении покачал головой.
– Не нравится мне это, очень рискованно! Хотя, может ты и прав, нужно попробовать.
– По крайней мере, так мы сможем выяснить ближайшие планы насчет нас и хотя бы примерный маршрут нашего ухода за границу, – стал перечислять аргументы в защиту своего плана Леонид.
– Надо попросить Григория Тарасовича связать нас с Филиппом, – сказал Федор. – Условие про Лёню лучше ставить отсюда.
– Почему так?
– Чтобы у него было больше времени подготовиться и обсудить это условие со своим начальством.
– А, ну да! – согласился Леонид. – Он же, наверное, ни шагу сделать не может без разрешения… Слушай, а он не может нас просто-напросто «сдать» здесь, если посчитает, что мы слишком многого хотим и с нами чересчур много возни?
– Не думаю… – покачал головой Федор. – Он отрабатывает или зарабатывает свои бабки. В институт ему уже обратной дороги нет, а возвращаться туда, где его дом, без «улова» тоже смысла нет. Нет, он будет крутиться, лишь бы доставить вас в целости и сохранности на место.
– Где только это место?… – задумчиво произнес Леонид.
– Вот это и надо выяснить… Ладно, пойдем, хватит тебе пару на сегодня… Сейчас окачу тебя – и в дом, Есения твоя, поди, уж заждалась.
– Не иронизируй!
– И не думал!
Через пятнадцать минут, с трудом натянув одежду на скрипевшее после мытья тело, они вышли из бани и не спеша направились к дому. Над крыльцом горела лампа, освещая им путь.
Глава одиннадцатая
Глава двенадцатая
– Не нравится мне это, очень рискованно! Хотя, может ты и прав, нужно попробовать.
– По крайней мере, так мы сможем выяснить ближайшие планы насчет нас и хотя бы примерный маршрут нашего ухода за границу, – стал перечислять аргументы в защиту своего плана Леонид.
– Надо попросить Григория Тарасовича связать нас с Филиппом, – сказал Федор. – Условие про Лёню лучше ставить отсюда.
– Почему так?
– Чтобы у него было больше времени подготовиться и обсудить это условие со своим начальством.
– А, ну да! – согласился Леонид. – Он же, наверное, ни шагу сделать не может без разрешения… Слушай, а он не может нас просто-напросто «сдать» здесь, если посчитает, что мы слишком многого хотим и с нами чересчур много возни?
– Не думаю… – покачал головой Федор. – Он отрабатывает или зарабатывает свои бабки. В институт ему уже обратной дороги нет, а возвращаться туда, где его дом, без «улова» тоже смысла нет. Нет, он будет крутиться, лишь бы доставить вас в целости и сохранности на место.
– Где только это место?… – задумчиво произнес Леонид.
– Вот это и надо выяснить… Ладно, пойдем, хватит тебе пару на сегодня… Сейчас окачу тебя – и в дом, Есения твоя, поди, уж заждалась.
– Не иронизируй!
– И не думал!
Через пятнадцать минут, с трудом натянув одежду на скрипевшее после мытья тело, они вышли из бани и не спеша направились к дому. Над крыльцом горела лампа, освещая им путь.
Глава одиннадцатая
Визорин внимательно рассматривал парня, который вошел в его кабинет. Вид у того был усталый и несколько помятый, но держался он уверенно, и не отводя взгляда, в упор смотрел на начальника ФСБ.
Визорин кивнул на стул перед своим столом:
– Садитесь, гражданин Воронов.
Губы у парня дернулись, словно он хотел что-то сказать, но потом, видимо, передумав, молча сел на предложенный стул и опять уставился на Визорина.
Начальник ФСБ придвинул к себе запротоколированную «предварительную беседу» с Вороновым, еще раз пробежал ее взглядом и спросил:
– Значит, вы действительно не знаете, куда мог подеваться ваш протеже после конференции?
Парень устало вздохнул:
– Опять… Я не понимаю… Меня уже об этом спрашивали… Да и не был он моим протеже – просто предоставил ему возможность испытать себя в деле.
– В каком это деле он хотел себя испытать? – метнул на него быстрый взгляд Визорин.
Воронов удивился:
– Как в каком? Журналистском, конечно… Если бы он сделал по этой конференции хороший материал, то можно было подумать о дальнейшем сотрудничестве с ним.
– А где вы с ним познакомились?
– Нигде. Он просто позвонил мне на работу накануне. Сказал, что хочет с нами сотрудничать, но опыта у него маловато, и спросил – нет ли какой-нибудь работы для пробы пера? Просил дать возможность осветить какое-нибудь мероприятие. Вот я и подумал об этой конференции, тем более что материал был нужен, а писать самому у меня времени не было – надо было лететь в Иркутск в плановую командировку.
– То есть он должен был написать за вас статью, пока вы были в Иркутске?
– Почему же за меня? – даже обиделся Воронов. – За себя должен был написать, а я бы проверил и передал в редакцию.
– Ну, хорошо, после конференции вы расстались, и куда же этот… – Визорин заглянул в записи, – …Веселов мог подеваться? Вы же, наверняка, обменялись с ним телефонами?
– Нет, телефона у меня его нет, он должен был сам мне позвонить, когда статья будет готова. А куда он делся – я не знаю. Я ведь вообще не был на конференции.
– Как не был? – оторопел Визорин, опять заглядывая в записи. – Вы же аккредитовались…
– Лично я? – Воронов удивленно посмотрел на Визорина. – Я же вам объяснял, что у меня не было времени сидеть на конференции – я улетал в Иркутск. Поэтому я только довез Веселова до института и поехал обратно, но у меня, как назло, машина забарахлила, пришлось оттуда добираться домой и в аэропорт на такси. А моя тачка до сих пор должна стоять у института, если ее не угнали. Не было времени забрать, меня же сразу к вам…
Визорин недоверчиво посмотрел на него. В данных, полученных от администрации института, четко говорилось, что от «Обновленной Сибири» аккредитовалось два журналиста – один лет сорока, другой – постарше.
– Сколько лет Веселову?
Воронов пожал плечами:
– Лет сорок, наверное, я к нему особенно не приглядывался. Да и виделись мы от силы минут тридцать – он приехал к редакции, я передал ему приглашение и бейдж и отвез в Академ, поскольку он уже опаздывал. И все.
– Одного отвезли?
– Одного, а почему вы спрашиваете? – Михаил внутренне сжался: «Что же там произошло? Похоже, они не знают, что это дядя Федор прошел по моему бейджу».
– Так на конференции сказали, что было два журналиста… – Визорин внимательно посмотрел на Воронова.
– Может, Веселов решил меня подстраховать и зарегистрировал, как присутствующего? – предположил Михаил. – Но я его об этом не просил…
Визорин вздохнул: «Был, был там кто-то еще, нужно искать… А к этому журналюге мы, кажется, зря прицепились. Мало ли кто за кого там пишет и подписывает свои статьи… Хотя, проверить, никогда не мешает. Может, этот Веселов кого-то с собой провел, пользуясь отсутствием Воронова? Нет, подозрительный тип какой-то – решил попробовать перо и тут же попал туда, где столько трупов…»
– Ну добро, Михаил…
Визорин поднялся со своего кресла, обошел стол и приблизился к Воронову. Тот тоже встал, внутренне усмехнувшись этому переходу с фамилии на имя. Значит, впереди намечалась какая-то просьба. Как в воду глядел…
– У нас будет к вам просьба: как этот Веселов объявится, так сразу же сообщите нам, хорошо? – и начальник ФСБ по-дружески опустил руку журналисту на плечо.
– Хорошо, – согласился Воронов. – А что случилось? Он что-нибудь натворил?
Визорин посмотрел на Воронова оценивающим взглядом: журналист есть журналист, скоро ведь все равно что-то раскопает и понесет по всему свету. Демократия, мать ее ети! Нужно было бросить этому писаке косточку, чтобы не сильно рылся и был склонен к сотрудничеству.
– В институте произошло ЧП, – понизив голос, сказал он и, упреждая вопрос Воронова, тут же оговорился: – Об этом пока писать нельзя, но позже я сам вас попрошу изложить ход событий для прессы. Так вот, произошло ЧП, и, возможно, ваш коллега мог что-нибудь видеть. Мы теперь пытаемся выяснить – либо с ним тоже что-то случилось, либо он испугался, что увидел лишнего и теперь где-нибудь прячется. А было бы очень лучше, если бы он не прятался, а все рассказал нам.
– Если появится, я дам вам знать, – пообещал Михаил и подумал: «Интересно, будут теперь за мной следить или нет? Надо, на случай, если дядя Федор выйдет на меня, придумать способ предупредить его, что их с Леонидом ищут, хотя они и сами это, наверное, знают… Что же там произошло?».
Визорин проводил взглядом выходившего из кабинета Воронова и потянулся к кнопке селектора:
– Слепаков, зайди!
Но не успел его заместитель войти в кабинет, как на столе у Визорина запищал телефон ВЧ-связи. Визорин нехотя снял трубку. Послушав несколько секунд невидимого собеседника, он сказал: «Есть» и положил трубку на рычаг.
Слепаков в ожидании смотрел на него.
– Приглашают в Москву… – скривившись, как от зубной боли, пояснил ему Визорин. – Разгонять тоску… Чтоб оно все провалилось. Остаешься за меня. Подготовь к моему отъезду все, что есть по этому проклятому делу.
– Когда летите?
– Как только будем готовы, – Визорин резко встал из-за стола и тут же скривился, схватившись за поясницу. – От бл…, чтоб им пусто всем было!
На следующий день Козак с Квачом на битой и обшарпанной «девятке» племянника Квача с утра дежурили неподалеку от дома Котова. Тот на работу почему-то не пошел, видимо, маялся похмельем. Решив на крайний случай удостовериться, что Котов дома, и они его не упустили, Козак набрал номер его телефона и услышал злой и охрипший спросонья голос:
– Але!..
– Пожалуйста Глафиру Сергеевну! – вежливо попросил Козак.
В ответ раздалась тирада по поводу того, что если он, «мудила, не может правильно попасть пальцем в диск, то на хрена ему Глафира Сергеевна, в которую он вряд ли попадет членом. Пусть он сначала потренируется им правильно номер набирать».
Козак, представив себе картину маслом: «Набор телефонного номера членом», едва успел отключить трубку, такой смех его разобрал.
– Ты чего? – уставился на ржущего Козака Квач.
– А наш клиент с юмором! – выдавил из себя Козак сквозь смех. – Почти как Бурый…
– Чего он тебе сказал?
– Да не суть! – отмахнулся Козак. – Короче, он дома, так что сидим и ждем звонка Бурого…
Мороз днем начал крепчать, Квач из экономии на время отключал двигатель и в машине начинался настоящий дубак. Спасал их кофе с коньяком, который утром Козак налил в термос. Окна по краям вскоре начали покрываться морозным узором.
Бурый отзвонился только к шести вечера. Козак с Квачом к этому времени уже успели по очереди сбегать в соседнюю кафешку перекусить. Котов из дома так и не выходил. Бурый позвонил как раз в тот момент, когда Козак сквозь протаянную прогалину в обледеневшем стекле наблюдал в бинокль, как «золотой начальник», сгорбившись, ходил по кухне в стеганом халате и что-то пил стаканами: то ли вновь нагружался водкой, то ли отпаивался водой или рассолом…
– Встреча в восемь, в «Саванне» – не здороваясь, сообщил Бурый и поинтересовался: – Ну, как он там?
– Сидит дома и пьет, – коротко ответил Козак.
– Что пьет?
– Не знаю, отсюда запах не унюхать, – усмехнулся Козак. – Ты не волнуйся, мы его поведем. Все будет путем…
– Не путем, а по пути, – машинально поправил его Бурый.
– Ну и по пути, конечно… – согласился Козак, хмыкнув.
– Не забудь про лимон, – напомнил ему Бурый.
– Не забуду! – успокоил его Козак, а сам про себя подумал: «Дался ему этот лимон, в качестве каламбура это еще прокатит, а в действии… Хотя, черт его знает, потом обзовут нас „лимонными киллерами“, будет свой неповторимый почерк…»
Отключив трубку, он повернулся к Квачу:
– Дуй в гастроном!
– Зачем?
– За лимоном, маленьким и зеленым, Бурый приказал…
Квач с недоверием посмотрел на Козака.
– Давай, давай, – поторопил его тот. – Я серьезно.
– А сколько купить-то?
– Один, но маленький и зеленый. Велено в зад запихать Котову на прощание.
– А! Понял, понял, прикольно! – оценил шутку Бурого Квач.
– Ничего прикольного, сплошной цинизм, – поморщился Козак. – Ладно, давай, иди, а то ненароком Котов поползет куда-нибудь. А нам еще прикинуть надо, каким маршрутом он может в «Саванну» поехать.
А Котов тем временем метался по квартире, не находя себе места и прикладываясь к водке, чтобы заглушить тревогу, которая не оставляла его с утра. Проснувшись от какого-то дурацкого ошибочного звонка, он уже не мог уснуть, а тут еще сквозь дикую головную боль его начала донимать неприятная мысль, что с Бурым он повел себя неправильно. Не надо было так наседать на него. Вчера-то на пьяную голову Котову было море по колено, его душил гнев на Бурого за то, что его, Котова, отстраняют от кормушки, к которой он уже за много лет прикипел всеми фибрами души и плоти, и раз одна кормушка уплывает, должна возникнуть новая. Но теперь Котов уже сомневался, что Бурый захочет его подкармливать. Тот не выносил давления, а это значит, что, решившись на шантаж, Котов сам себе подписал смертный приговор.
«Нужно ему позвонить, – думал он, обхватив в отчаянии голову, – отказаться от своих претензий, или снизить их, а заодно и попросить прощения, чтобы не обижался». Но тут же отдернул руку, потянувшуюся, было, к аппарату: «Поздно, никаких извинений он не примет. Ети твою мать, что ж я натворил-то!».
Не в силах найти выход из сложившейся ситуации, Котов побрел на кухню за очередным опохмелочным стаканом. Когда ему позвонил Бурый с сообщением, что ждет его с деньгами в «Саванне» к восьми, у Котова внутри булькала уже вторая бутылка водки, которая, впрочем, не забрала голову, а только нарушила координацию движений.
Голос Бурого звучал ровно и даже приветливо, что удивило и насторожило Котова.
– Виктор, ты не сердишься на меня? – спросил он и сам поежился от сопливой жалостливости своего вопроса.
Бурый, видимо, тоже опешил, потому что ответил не сразу:
– Да нет! На что же мне сердиться? Я все понимаю, каждый устраивается, как может…
– Ну тогда спасибо тебе и до встречи… – почти искренне поблагодарил его Котов и положил трубку.
Но через минуту его вдруг начало ломать еще сильнее, чем до звонка: неспроста Бурый стал таким предупредительным, гляди-ка, и деньги успел собрать, а сумма-то немалая… Нет, надо бы подстраховаться…
Решение у Котова созрело неожиданно, зажигая мстительный огонек в душе. Если Бурый что-то против него замыслил, то пусть не думает, что ему все так гладко сойдет с рук…
Котов прошел в кабинет, сел за стол, и, придвинув к себе несколько листов бумаги, принялся писать. Давно он не писал таких бумаг, пожалуй, даже стосковался по ним за время этой грёбаной перестройки, когда на доносы или анонимки уже не обращали должного внимания. Расписать все про Бурого оказалось делом нелегким, квалификация слегка подрастерялась, да и коньяк, к которому Котов прикладывался теперь между строк, не содействовал ясности мысли. Поэтому над пятью листами текста он просидел не меньше часа, потом, подписавшись в конце, положил их на середину стола, придавив сверху тяжелой чернильницей, словно опасался, что непонятно откуда взявшийся ветер мог смахнуть его эпистолу на пол, где она затеряется.
«Вернусь, спрячу в сейф, авось еще пригодится», – удовлетворенно подумал Котов, окидывая последним взглядом исписанные листы бумаги. Теперь можно было ехать на встречу с Бурым…
С успокоившимся сердцем Котов пошел одеваться. По пути к вешалке его пару раз качнуло из стороны в сторону, и, нащупывая в дубленке ключи от машины, Котов засомневался, не лучше ли ему взять такси, однако тут же передумал: обратно-то придется возвращаться с большими деньгами, а это делать лучше на своей машине…
«Ничо! Доеду! Не впервой!» – подумал он и, с трудом вписавшись в проем двери, вывалился на лестничную площадку, где, держась за стену обеими руками, двинулся по направлению к лифтам. Оставшиеся лежать на столе в кабинете заветные листки вселили в него уверенность в неизбежное торжество справедливости, и Котов с пьяной самодовольной ухмылкой начал репетировать свой воображаемый разговор с Бурым.
Спустившись вниз и выйдя из подъезда на улицу, он так увлекся этой «беседой», что и не взглянул в дальний угол двора, где стояла неприметная машина, в которой после возвращения из гастронома с цитрусовым в кармане Квач склонился с Козаком над картой, прикидывая, где лучше «завалить» Котова. По всем вариантам выходило, что мимо улицы Карнаухова тому не проехать, а там как раз был подходящий узкий, безлюдный и темный участок.
Когда Котов вышел из дома, размахивая руками, словно с кем-то о чем-то ожесточенно спорил, Козак присвистнул, наблюдая, какими галсами тот идет к своей машине.
– Во набрался, как он поедет? – тоже удивился Квач.
– Поглядим, может, оно и к лучшему… Заводись!
Сдав задом, они выехали из двора и, завернув за угол, встали, дожидаясь, когда мимо них проедет Котов. Но тот не торопился, видимо, прогревая двигатель. Козак уже хотел идти смотреть, чего тот так долго возится, как вдруг машина Котова, резко вынырнувшая из двора, пронеслась мимо них.
– Во, черт! – выругался Квач, срываясь за ним следом.
Но Козак дернул его за рукав, глядя, как в темноте удаляются габаритные огоньки котовской машины:
– Давай на соседнюю улицу, там к нему прицепимся, а то тут догонять несподручно.
– А не упустим? Смотри, как он понесся! – обеспокоенно спросил Квач, выруливая в переулок, ведущий к параллельной улице. – Бурый нам не простит!
– Перехватим у Засельской, там светофор долгий.
– Думаешь, он сейчас на светофоры смотреть будет! – возразил Квач, выезжая на заснеженную улицу.
– Давай-ка, дворами на Карнаухова. Будем там его ждать. Надо было сразу туда ехать.
Котов, ожесточенно крутя руль, с трудом выравнивал на поворотах машину, идущую юзом. На очередном заносе он едва не въехал в бок грузовику, водитель которого ощерил рот в неслышимом мате и показал ему кулак. После чего Котов решил ехать помедленнее, тем более, что часы показывали еще достаточно времени до встречи с Бурым. Но когда он въехал на улицу Карнаухова, неудобную, практически однополосную, по которой встречные машины могли разъехаться только впритирку друг к другу, его охватило раздражение – впереди тащилась старая «лохматка», когда-то бывшая «жигулями» девятой модели. Объехать ее было невозможно – она то прибавляла, то снижала скорость, забирала то влево, то вправо, двигаясь по улице какими-то зигзагообразными рывками.
«Пьяные там, что ли, за рулем? – со злостью подумал Котов. – Или „подснежники“ раньше времени на дорогу выползли?»
Впереди замаячил светофор на перекрестке, где можно было попытаться обогнать этого горе-водителя. Котов резко посигналил, отчего «девятка» испуганно скакнула вперед, зашныряла носом в разные стороны, и, подрулив к светофору, некстати заалевшему запрещающим глазом, вообще встала, развернувшись почти поперек дороги.
«От блин!» – хрястнул по рулю рассвирепевший Котов, притормаживая и пытаясь рассмотреть за обледеневшими стеклами, кто засел в этой пародии на машину.
В этот момент дверь со стороны пассажира открылась, и из «девятки» вылез невысокий парень в кожаной куртке с мотком буксировочного троса в руке.
«Небось, будет просить подцепиться!» – скривился Котов, наблюдая, как парень спешит к его машине, загораживаясь от света фар рукой.
Котов со злость нажал на кнопку, опускающую стекло.
– Ну чо на таком дерьме ездите? – обрушился он на подошедшего парня. – Перегородили дорогу, бля…, а меня ждут, некогда мне тут с вами возиться!
Его эскападу прервала резкая трель радиотелефона. Котов нетерпеливо поднес трубку к уху:
– Але!.. А Бурый! Да еду, я еду, тут заминка по дороге, счас разберусь… Я и объясняю им, что тороплюсь…
Он говорил, глядя на парня, молча стоящего у его машины, и вдруг осекся, замерев в ужасе, когда тот, вроде невзначай уронив моток троса на дорогу, направил на него освобожденной рукой пистолет с «дудочкой» глушителя.
Котов дернулся, чтобы закрыть окно, как будто тонкое стекло могло уберечь его от пули, но даже не успел дотянуться до кнопки. Лицо парня ему показалось знакомым.
– Извини, у нас времени тоже немного! – сказал тот, резко наклоняясь к Котову и выдергивая у него из рук радиотелефон.
«Клиент пораскинул мозгами», – всплыл у Козака в голове известный анекдот, когда он холодно посылал второй, «контрольный», выстрел между умирающих глаз Котова.
Оценив опытным взглядом проделанную работу, он поднес трубку к уху.
– Слышал? – спросил он.
– Да… – раздался несколько севший голос Бурого.
После секундной паузы в трубке раздались короткие гудки.
Козак хмыкнул – и, правда: что тут, собственно, обсуждать?…
Подбежал Квач, не понимая, почему Козак медлит с отходом.
– Ну что, будем ему в жопу запихивать? – вытаскивая на ходу из кармана зеленый лимон, спросил он и посмотрел на мертвого Котова.
– И так красиво! – усмехнулся Козак и, забрав у Квача лимон, швырнул его через окошко на колени Котову вместе с радиотелефоном.
– Тоже верно! – согласился Квач, по-хозяйски подбирая с земли моток троса.
Через несколько секунд, они с визгом под колесами послали свою машину влево на боковую и плохо освещенную улицу, стремительно удаляясь от места происшествия, к которому с дальнего конца улицы Карнаухова уже приближалась какая-то машина.
– Может, заедем к нему на квартиру, пошуруем? – сосредоточенно глядя на дорогу, предложил вдруг Квач.
– Ага, – насмешливо покосился на него Козак. – Видал: там кто-то ехал, сейчас вызовет ментов, во они тебе обрадуются!
– Да пока они прочухают! Им же личность нужно будет установить, описать все…
– Котов тебе не бомж, скоро тут такой кипеж поднимется! – перебил его Козак. – Так что жми, давай! Всех денег не схаваешь, хватит пока и того, что получили…
Рассуждая о мере в финансовых вопросах, Козак не знал, что своим отказом от поездки на квартиру Котова, он практически положил рядом с котовским трупом еще один.
Визорин кивнул на стул перед своим столом:
– Садитесь, гражданин Воронов.
Губы у парня дернулись, словно он хотел что-то сказать, но потом, видимо, передумав, молча сел на предложенный стул и опять уставился на Визорина.
Начальник ФСБ придвинул к себе запротоколированную «предварительную беседу» с Вороновым, еще раз пробежал ее взглядом и спросил:
– Значит, вы действительно не знаете, куда мог подеваться ваш протеже после конференции?
Парень устало вздохнул:
– Опять… Я не понимаю… Меня уже об этом спрашивали… Да и не был он моим протеже – просто предоставил ему возможность испытать себя в деле.
– В каком это деле он хотел себя испытать? – метнул на него быстрый взгляд Визорин.
Воронов удивился:
– Как в каком? Журналистском, конечно… Если бы он сделал по этой конференции хороший материал, то можно было подумать о дальнейшем сотрудничестве с ним.
– А где вы с ним познакомились?
– Нигде. Он просто позвонил мне на работу накануне. Сказал, что хочет с нами сотрудничать, но опыта у него маловато, и спросил – нет ли какой-нибудь работы для пробы пера? Просил дать возможность осветить какое-нибудь мероприятие. Вот я и подумал об этой конференции, тем более что материал был нужен, а писать самому у меня времени не было – надо было лететь в Иркутск в плановую командировку.
– То есть он должен был написать за вас статью, пока вы были в Иркутске?
– Почему же за меня? – даже обиделся Воронов. – За себя должен был написать, а я бы проверил и передал в редакцию.
– Ну, хорошо, после конференции вы расстались, и куда же этот… – Визорин заглянул в записи, – …Веселов мог подеваться? Вы же, наверняка, обменялись с ним телефонами?
– Нет, телефона у меня его нет, он должен был сам мне позвонить, когда статья будет готова. А куда он делся – я не знаю. Я ведь вообще не был на конференции.
– Как не был? – оторопел Визорин, опять заглядывая в записи. – Вы же аккредитовались…
– Лично я? – Воронов удивленно посмотрел на Визорина. – Я же вам объяснял, что у меня не было времени сидеть на конференции – я улетал в Иркутск. Поэтому я только довез Веселова до института и поехал обратно, но у меня, как назло, машина забарахлила, пришлось оттуда добираться домой и в аэропорт на такси. А моя тачка до сих пор должна стоять у института, если ее не угнали. Не было времени забрать, меня же сразу к вам…
Визорин недоверчиво посмотрел на него. В данных, полученных от администрации института, четко говорилось, что от «Обновленной Сибири» аккредитовалось два журналиста – один лет сорока, другой – постарше.
– Сколько лет Веселову?
Воронов пожал плечами:
– Лет сорок, наверное, я к нему особенно не приглядывался. Да и виделись мы от силы минут тридцать – он приехал к редакции, я передал ему приглашение и бейдж и отвез в Академ, поскольку он уже опаздывал. И все.
– Одного отвезли?
– Одного, а почему вы спрашиваете? – Михаил внутренне сжался: «Что же там произошло? Похоже, они не знают, что это дядя Федор прошел по моему бейджу».
– Так на конференции сказали, что было два журналиста… – Визорин внимательно посмотрел на Воронова.
– Может, Веселов решил меня подстраховать и зарегистрировал, как присутствующего? – предположил Михаил. – Но я его об этом не просил…
Визорин вздохнул: «Был, был там кто-то еще, нужно искать… А к этому журналюге мы, кажется, зря прицепились. Мало ли кто за кого там пишет и подписывает свои статьи… Хотя, проверить, никогда не мешает. Может, этот Веселов кого-то с собой провел, пользуясь отсутствием Воронова? Нет, подозрительный тип какой-то – решил попробовать перо и тут же попал туда, где столько трупов…»
– Ну добро, Михаил…
Визорин поднялся со своего кресла, обошел стол и приблизился к Воронову. Тот тоже встал, внутренне усмехнувшись этому переходу с фамилии на имя. Значит, впереди намечалась какая-то просьба. Как в воду глядел…
– У нас будет к вам просьба: как этот Веселов объявится, так сразу же сообщите нам, хорошо? – и начальник ФСБ по-дружески опустил руку журналисту на плечо.
– Хорошо, – согласился Воронов. – А что случилось? Он что-нибудь натворил?
Визорин посмотрел на Воронова оценивающим взглядом: журналист есть журналист, скоро ведь все равно что-то раскопает и понесет по всему свету. Демократия, мать ее ети! Нужно было бросить этому писаке косточку, чтобы не сильно рылся и был склонен к сотрудничеству.
– В институте произошло ЧП, – понизив голос, сказал он и, упреждая вопрос Воронова, тут же оговорился: – Об этом пока писать нельзя, но позже я сам вас попрошу изложить ход событий для прессы. Так вот, произошло ЧП, и, возможно, ваш коллега мог что-нибудь видеть. Мы теперь пытаемся выяснить – либо с ним тоже что-то случилось, либо он испугался, что увидел лишнего и теперь где-нибудь прячется. А было бы очень лучше, если бы он не прятался, а все рассказал нам.
– Если появится, я дам вам знать, – пообещал Михаил и подумал: «Интересно, будут теперь за мной следить или нет? Надо, на случай, если дядя Федор выйдет на меня, придумать способ предупредить его, что их с Леонидом ищут, хотя они и сами это, наверное, знают… Что же там произошло?».
Визорин проводил взглядом выходившего из кабинета Воронова и потянулся к кнопке селектора:
– Слепаков, зайди!
Но не успел его заместитель войти в кабинет, как на столе у Визорина запищал телефон ВЧ-связи. Визорин нехотя снял трубку. Послушав несколько секунд невидимого собеседника, он сказал: «Есть» и положил трубку на рычаг.
Слепаков в ожидании смотрел на него.
– Приглашают в Москву… – скривившись, как от зубной боли, пояснил ему Визорин. – Разгонять тоску… Чтоб оно все провалилось. Остаешься за меня. Подготовь к моему отъезду все, что есть по этому проклятому делу.
– Когда летите?
– Как только будем готовы, – Визорин резко встал из-за стола и тут же скривился, схватившись за поясницу. – От бл…, чтоб им пусто всем было!
На следующий день Козак с Квачом на битой и обшарпанной «девятке» племянника Квача с утра дежурили неподалеку от дома Котова. Тот на работу почему-то не пошел, видимо, маялся похмельем. Решив на крайний случай удостовериться, что Котов дома, и они его не упустили, Козак набрал номер его телефона и услышал злой и охрипший спросонья голос:
– Але!..
– Пожалуйста Глафиру Сергеевну! – вежливо попросил Козак.
В ответ раздалась тирада по поводу того, что если он, «мудила, не может правильно попасть пальцем в диск, то на хрена ему Глафира Сергеевна, в которую он вряд ли попадет членом. Пусть он сначала потренируется им правильно номер набирать».
Козак, представив себе картину маслом: «Набор телефонного номера членом», едва успел отключить трубку, такой смех его разобрал.
– Ты чего? – уставился на ржущего Козака Квач.
– А наш клиент с юмором! – выдавил из себя Козак сквозь смех. – Почти как Бурый…
– Чего он тебе сказал?
– Да не суть! – отмахнулся Козак. – Короче, он дома, так что сидим и ждем звонка Бурого…
Мороз днем начал крепчать, Квач из экономии на время отключал двигатель и в машине начинался настоящий дубак. Спасал их кофе с коньяком, который утром Козак налил в термос. Окна по краям вскоре начали покрываться морозным узором.
Бурый отзвонился только к шести вечера. Козак с Квачом к этому времени уже успели по очереди сбегать в соседнюю кафешку перекусить. Котов из дома так и не выходил. Бурый позвонил как раз в тот момент, когда Козак сквозь протаянную прогалину в обледеневшем стекле наблюдал в бинокль, как «золотой начальник», сгорбившись, ходил по кухне в стеганом халате и что-то пил стаканами: то ли вновь нагружался водкой, то ли отпаивался водой или рассолом…
– Встреча в восемь, в «Саванне» – не здороваясь, сообщил Бурый и поинтересовался: – Ну, как он там?
– Сидит дома и пьет, – коротко ответил Козак.
– Что пьет?
– Не знаю, отсюда запах не унюхать, – усмехнулся Козак. – Ты не волнуйся, мы его поведем. Все будет путем…
– Не путем, а по пути, – машинально поправил его Бурый.
– Ну и по пути, конечно… – согласился Козак, хмыкнув.
– Не забудь про лимон, – напомнил ему Бурый.
– Не забуду! – успокоил его Козак, а сам про себя подумал: «Дался ему этот лимон, в качестве каламбура это еще прокатит, а в действии… Хотя, черт его знает, потом обзовут нас „лимонными киллерами“, будет свой неповторимый почерк…»
Отключив трубку, он повернулся к Квачу:
– Дуй в гастроном!
– Зачем?
– За лимоном, маленьким и зеленым, Бурый приказал…
Квач с недоверием посмотрел на Козака.
– Давай, давай, – поторопил его тот. – Я серьезно.
– А сколько купить-то?
– Один, но маленький и зеленый. Велено в зад запихать Котову на прощание.
– А! Понял, понял, прикольно! – оценил шутку Бурого Квач.
– Ничего прикольного, сплошной цинизм, – поморщился Козак. – Ладно, давай, иди, а то ненароком Котов поползет куда-нибудь. А нам еще прикинуть надо, каким маршрутом он может в «Саванну» поехать.
А Котов тем временем метался по квартире, не находя себе места и прикладываясь к водке, чтобы заглушить тревогу, которая не оставляла его с утра. Проснувшись от какого-то дурацкого ошибочного звонка, он уже не мог уснуть, а тут еще сквозь дикую головную боль его начала донимать неприятная мысль, что с Бурым он повел себя неправильно. Не надо было так наседать на него. Вчера-то на пьяную голову Котову было море по колено, его душил гнев на Бурого за то, что его, Котова, отстраняют от кормушки, к которой он уже за много лет прикипел всеми фибрами души и плоти, и раз одна кормушка уплывает, должна возникнуть новая. Но теперь Котов уже сомневался, что Бурый захочет его подкармливать. Тот не выносил давления, а это значит, что, решившись на шантаж, Котов сам себе подписал смертный приговор.
«Нужно ему позвонить, – думал он, обхватив в отчаянии голову, – отказаться от своих претензий, или снизить их, а заодно и попросить прощения, чтобы не обижался». Но тут же отдернул руку, потянувшуюся, было, к аппарату: «Поздно, никаких извинений он не примет. Ети твою мать, что ж я натворил-то!».
Не в силах найти выход из сложившейся ситуации, Котов побрел на кухню за очередным опохмелочным стаканом. Когда ему позвонил Бурый с сообщением, что ждет его с деньгами в «Саванне» к восьми, у Котова внутри булькала уже вторая бутылка водки, которая, впрочем, не забрала голову, а только нарушила координацию движений.
Голос Бурого звучал ровно и даже приветливо, что удивило и насторожило Котова.
– Виктор, ты не сердишься на меня? – спросил он и сам поежился от сопливой жалостливости своего вопроса.
Бурый, видимо, тоже опешил, потому что ответил не сразу:
– Да нет! На что же мне сердиться? Я все понимаю, каждый устраивается, как может…
– Ну тогда спасибо тебе и до встречи… – почти искренне поблагодарил его Котов и положил трубку.
Но через минуту его вдруг начало ломать еще сильнее, чем до звонка: неспроста Бурый стал таким предупредительным, гляди-ка, и деньги успел собрать, а сумма-то немалая… Нет, надо бы подстраховаться…
Решение у Котова созрело неожиданно, зажигая мстительный огонек в душе. Если Бурый что-то против него замыслил, то пусть не думает, что ему все так гладко сойдет с рук…
Котов прошел в кабинет, сел за стол, и, придвинув к себе несколько листов бумаги, принялся писать. Давно он не писал таких бумаг, пожалуй, даже стосковался по ним за время этой грёбаной перестройки, когда на доносы или анонимки уже не обращали должного внимания. Расписать все про Бурого оказалось делом нелегким, квалификация слегка подрастерялась, да и коньяк, к которому Котов прикладывался теперь между строк, не содействовал ясности мысли. Поэтому над пятью листами текста он просидел не меньше часа, потом, подписавшись в конце, положил их на середину стола, придавив сверху тяжелой чернильницей, словно опасался, что непонятно откуда взявшийся ветер мог смахнуть его эпистолу на пол, где она затеряется.
«Вернусь, спрячу в сейф, авось еще пригодится», – удовлетворенно подумал Котов, окидывая последним взглядом исписанные листы бумаги. Теперь можно было ехать на встречу с Бурым…
С успокоившимся сердцем Котов пошел одеваться. По пути к вешалке его пару раз качнуло из стороны в сторону, и, нащупывая в дубленке ключи от машины, Котов засомневался, не лучше ли ему взять такси, однако тут же передумал: обратно-то придется возвращаться с большими деньгами, а это делать лучше на своей машине…
«Ничо! Доеду! Не впервой!» – подумал он и, с трудом вписавшись в проем двери, вывалился на лестничную площадку, где, держась за стену обеими руками, двинулся по направлению к лифтам. Оставшиеся лежать на столе в кабинете заветные листки вселили в него уверенность в неизбежное торжество справедливости, и Котов с пьяной самодовольной ухмылкой начал репетировать свой воображаемый разговор с Бурым.
Спустившись вниз и выйдя из подъезда на улицу, он так увлекся этой «беседой», что и не взглянул в дальний угол двора, где стояла неприметная машина, в которой после возвращения из гастронома с цитрусовым в кармане Квач склонился с Козаком над картой, прикидывая, где лучше «завалить» Котова. По всем вариантам выходило, что мимо улицы Карнаухова тому не проехать, а там как раз был подходящий узкий, безлюдный и темный участок.
Когда Котов вышел из дома, размахивая руками, словно с кем-то о чем-то ожесточенно спорил, Козак присвистнул, наблюдая, какими галсами тот идет к своей машине.
– Во набрался, как он поедет? – тоже удивился Квач.
– Поглядим, может, оно и к лучшему… Заводись!
Сдав задом, они выехали из двора и, завернув за угол, встали, дожидаясь, когда мимо них проедет Котов. Но тот не торопился, видимо, прогревая двигатель. Козак уже хотел идти смотреть, чего тот так долго возится, как вдруг машина Котова, резко вынырнувшая из двора, пронеслась мимо них.
– Во, черт! – выругался Квач, срываясь за ним следом.
Но Козак дернул его за рукав, глядя, как в темноте удаляются габаритные огоньки котовской машины:
– Давай на соседнюю улицу, там к нему прицепимся, а то тут догонять несподручно.
– А не упустим? Смотри, как он понесся! – обеспокоенно спросил Квач, выруливая в переулок, ведущий к параллельной улице. – Бурый нам не простит!
– Перехватим у Засельской, там светофор долгий.
– Думаешь, он сейчас на светофоры смотреть будет! – возразил Квач, выезжая на заснеженную улицу.
– Давай-ка, дворами на Карнаухова. Будем там его ждать. Надо было сразу туда ехать.
Котов, ожесточенно крутя руль, с трудом выравнивал на поворотах машину, идущую юзом. На очередном заносе он едва не въехал в бок грузовику, водитель которого ощерил рот в неслышимом мате и показал ему кулак. После чего Котов решил ехать помедленнее, тем более, что часы показывали еще достаточно времени до встречи с Бурым. Но когда он въехал на улицу Карнаухова, неудобную, практически однополосную, по которой встречные машины могли разъехаться только впритирку друг к другу, его охватило раздражение – впереди тащилась старая «лохматка», когда-то бывшая «жигулями» девятой модели. Объехать ее было невозможно – она то прибавляла, то снижала скорость, забирала то влево, то вправо, двигаясь по улице какими-то зигзагообразными рывками.
«Пьяные там, что ли, за рулем? – со злостью подумал Котов. – Или „подснежники“ раньше времени на дорогу выползли?»
Впереди замаячил светофор на перекрестке, где можно было попытаться обогнать этого горе-водителя. Котов резко посигналил, отчего «девятка» испуганно скакнула вперед, зашныряла носом в разные стороны, и, подрулив к светофору, некстати заалевшему запрещающим глазом, вообще встала, развернувшись почти поперек дороги.
«От блин!» – хрястнул по рулю рассвирепевший Котов, притормаживая и пытаясь рассмотреть за обледеневшими стеклами, кто засел в этой пародии на машину.
В этот момент дверь со стороны пассажира открылась, и из «девятки» вылез невысокий парень в кожаной куртке с мотком буксировочного троса в руке.
«Небось, будет просить подцепиться!» – скривился Котов, наблюдая, как парень спешит к его машине, загораживаясь от света фар рукой.
Котов со злость нажал на кнопку, опускающую стекло.
– Ну чо на таком дерьме ездите? – обрушился он на подошедшего парня. – Перегородили дорогу, бля…, а меня ждут, некогда мне тут с вами возиться!
Его эскападу прервала резкая трель радиотелефона. Котов нетерпеливо поднес трубку к уху:
– Але!.. А Бурый! Да еду, я еду, тут заминка по дороге, счас разберусь… Я и объясняю им, что тороплюсь…
Он говорил, глядя на парня, молча стоящего у его машины, и вдруг осекся, замерев в ужасе, когда тот, вроде невзначай уронив моток троса на дорогу, направил на него освобожденной рукой пистолет с «дудочкой» глушителя.
Котов дернулся, чтобы закрыть окно, как будто тонкое стекло могло уберечь его от пули, но даже не успел дотянуться до кнопки. Лицо парня ему показалось знакомым.
– Извини, у нас времени тоже немного! – сказал тот, резко наклоняясь к Котову и выдергивая у него из рук радиотелефон.
«Клиент пораскинул мозгами», – всплыл у Козака в голове известный анекдот, когда он холодно посылал второй, «контрольный», выстрел между умирающих глаз Котова.
Оценив опытным взглядом проделанную работу, он поднес трубку к уху.
– Слышал? – спросил он.
– Да… – раздался несколько севший голос Бурого.
После секундной паузы в трубке раздались короткие гудки.
Козак хмыкнул – и, правда: что тут, собственно, обсуждать?…
Подбежал Квач, не понимая, почему Козак медлит с отходом.
– Ну что, будем ему в жопу запихивать? – вытаскивая на ходу из кармана зеленый лимон, спросил он и посмотрел на мертвого Котова.
– И так красиво! – усмехнулся Козак и, забрав у Квача лимон, швырнул его через окошко на колени Котову вместе с радиотелефоном.
– Тоже верно! – согласился Квач, по-хозяйски подбирая с земли моток троса.
Через несколько секунд, они с визгом под колесами послали свою машину влево на боковую и плохо освещенную улицу, стремительно удаляясь от места происшествия, к которому с дальнего конца улицы Карнаухова уже приближалась какая-то машина.
– Может, заедем к нему на квартиру, пошуруем? – сосредоточенно глядя на дорогу, предложил вдруг Квач.
– Ага, – насмешливо покосился на него Козак. – Видал: там кто-то ехал, сейчас вызовет ментов, во они тебе обрадуются!
– Да пока они прочухают! Им же личность нужно будет установить, описать все…
– Котов тебе не бомж, скоро тут такой кипеж поднимется! – перебил его Козак. – Так что жми, давай! Всех денег не схаваешь, хватит пока и того, что получили…
Рассуждая о мере в финансовых вопросах, Козак не знал, что своим отказом от поездки на квартиру Котова, он практически положил рядом с котовским трупом еще один.
Глава двенадцатая
За ужином Леонид обратился к хозяину, приступая к осуществлению своего плана:
– Григорий Тарасович, скажите, а когда у вас ближайшая связь с Филиппом?
– А что? – спросил старик, поднимая на него настороженный взгляд.
– У нас возник срочный вопрос к нему. Не могли бы вы нас с ним связать?
Помолчав, Григорий Тарасович нехотя ответил:
– На случай срочности у нас предусмотрен утренний сеанс, в шесть часов…
– Вот и хорошо, – сказал Федор. – Позовете нас…
Григорий Тарасович насупленно кивнул и молча понес грязную посуду в кухню.
Есения, было, кинулась тоже собирать со стола, но Федор попридержал ее рукой, показывая, чтобы она села на место – нужно было обсудить завтрашний разговор с Филиппом.
Леонид вкратце рассказал Есении их план с Сергеем.
– А это для Лёнечки не опасно? – испугалась она.
Федор многозначительно посмотрел на Леонида, мол, а что я тебе говорил?…
– Не волнуйся, дорогая, Сергей – человек опытный и зря нашим сыном рисковать не будет. К тому же это единственный шанс оторваться от Филиппа. Уж больно он мягко стелет, как бы жестко спать не пришлось… – попытался успокоить Есению Леонид, но увидев, что еще больше встревожил ее, поспешил пояснить: – Если нам не дано узнать наш маршрут, то хотя бы нужно выяснить промежуточный пункт, где мы можем оказаться. Так мы хоть как-то будем представлять, куда нас, действительно, «приглашают», и назначить там встречу с Сергеем.
– А как он сможет провезти Лёнечку через границу? – спросила Есения.
Но Леонид не успел ответить, потому что в этот момент в сенях неожиданно послышались чьи-то тяжелые шаги.
Все в ожидании посмотрели на дверь, не понимая, кто бы это мог быть, ведь Григорий Тарасович до сих пор не выходил из кухни. Но на пороге появился именно он и, глядя на Федора, спросил:
– Кто будет говорить с Филиппом? Он – на связи…
Леонид вопросительно посмотрел на Федора.
А тот, спокойно поднявшись из-за стола, ответил:
– Оба говорить будем… Пойдем, Лёньша!
Григорий Тарасович поспешно провел их в небольшую комнату за «скотным закутом», в которой тоже витал ядреный запах животных и все было заставлено верстаками и какими-то заготовками.
В углу, на грубо сколоченном столе стояла вполне современная рация с горевшим на передней панели красным огоньком.
Подойдя к столу, Григорий Тарасович передал Федору микрофон.
Тот, кашлянув в мембрану, позвал:
– Филипп!..
– Да-да, слушаю, Федор! Что случилось? По плану я вас сюда должен был вызвать дня через три, – раздался неожиданно громкий голос Филиппа, донесшийся из встроенного в рацию динамика.
Леонид даже вздрогнул.
– Ничего не случилось! Мы просто забыли предупредить тебя об одной важной детали…
– И что же это за деталь? – голос Филиппа прозвучал несколько напряженно.
– …что у Леонида Аркадьевича с Есенией Викторовной есть еще сын. И его нужно забрать вместе с нами.
– Это невозможно! – недовольно вырвалось у Филиппа, однако, он быстро взял себя в руки и попытался сгладить свою резкость: – Во-первых, мы не можем терять время, во-вторых, уходить такой большой группой будет весьма сложно… А где, кстати, находится мальчик?
– Это неважно, мы с ним свяжемся, – отобрав у Федора микрофон, сказал Леонид. – Его привезут туда, куда вы укажете. Более того, это не обязательно должно быть здесь, в России. Возможно, где-нибудь по пути, уже там… – он замер, ожидая реакции Кондратюка, но тот молчал, и лишь слабое потрескивание динамика подсказывало, что эфир «живой».
Наконец Филипп отозвался:
– Вы усложняете мне задачу…
Уже предчувствуя, что Филипп готов согласиться, Леонид решил на него нажать:
– Без сына мы никуда не поедем… И в России есть места, где можно спокойно жить и работать…
– С трудом верится… – усмехнулся в Абакане Филипп. – Ну, хорошо, я подумаю. На связь выйду завтра, в это же время… Спокойной ночи… – и он отключился.
– А говорили, связь в шесть утра… – укоризненно сказал Леонид старику, который сидел на чурбаке и насупленно слушал их разговор.
Тот поднял на него тяжелый взгляд и ответил:
– А ты меня не кори! А как засыплется мой племяш с вами?! Последнюю связь с родней потеряю!
– Ничего с вашим племяшом не случится! – пообещал ему Федор. – Я их лично до границы провожу и вам радирую…
– И на том спасибо! – буркнул старик. – Ну, пошли, что ли…
Он встал в дверях, ожидая, когда гости выйдут из его «радиорубки», однако не пошел вместе с ними на жилую половину, а, тщательно заперев дверь, направился к своим животным.
Когда Федор с Леонидом вернулись к Есении, нетерпеливо ожидавшей их в комнате, она взволнованно поднялась из-за стола, глядя на Леонида большими тревожными глазами. Ее состояние особенно выдавали пальцы, нервно теребившие полы меховой жилетки, которую одолжил ей Григорий Тарасович.
– Григорий Тарасович, скажите, а когда у вас ближайшая связь с Филиппом?
– А что? – спросил старик, поднимая на него настороженный взгляд.
– У нас возник срочный вопрос к нему. Не могли бы вы нас с ним связать?
Помолчав, Григорий Тарасович нехотя ответил:
– На случай срочности у нас предусмотрен утренний сеанс, в шесть часов…
– Вот и хорошо, – сказал Федор. – Позовете нас…
Григорий Тарасович насупленно кивнул и молча понес грязную посуду в кухню.
Есения, было, кинулась тоже собирать со стола, но Федор попридержал ее рукой, показывая, чтобы она села на место – нужно было обсудить завтрашний разговор с Филиппом.
Леонид вкратце рассказал Есении их план с Сергеем.
– А это для Лёнечки не опасно? – испугалась она.
Федор многозначительно посмотрел на Леонида, мол, а что я тебе говорил?…
– Не волнуйся, дорогая, Сергей – человек опытный и зря нашим сыном рисковать не будет. К тому же это единственный шанс оторваться от Филиппа. Уж больно он мягко стелет, как бы жестко спать не пришлось… – попытался успокоить Есению Леонид, но увидев, что еще больше встревожил ее, поспешил пояснить: – Если нам не дано узнать наш маршрут, то хотя бы нужно выяснить промежуточный пункт, где мы можем оказаться. Так мы хоть как-то будем представлять, куда нас, действительно, «приглашают», и назначить там встречу с Сергеем.
– А как он сможет провезти Лёнечку через границу? – спросила Есения.
Но Леонид не успел ответить, потому что в этот момент в сенях неожиданно послышались чьи-то тяжелые шаги.
Все в ожидании посмотрели на дверь, не понимая, кто бы это мог быть, ведь Григорий Тарасович до сих пор не выходил из кухни. Но на пороге появился именно он и, глядя на Федора, спросил:
– Кто будет говорить с Филиппом? Он – на связи…
Леонид вопросительно посмотрел на Федора.
А тот, спокойно поднявшись из-за стола, ответил:
– Оба говорить будем… Пойдем, Лёньша!
Григорий Тарасович поспешно провел их в небольшую комнату за «скотным закутом», в которой тоже витал ядреный запах животных и все было заставлено верстаками и какими-то заготовками.
В углу, на грубо сколоченном столе стояла вполне современная рация с горевшим на передней панели красным огоньком.
Подойдя к столу, Григорий Тарасович передал Федору микрофон.
Тот, кашлянув в мембрану, позвал:
– Филипп!..
– Да-да, слушаю, Федор! Что случилось? По плану я вас сюда должен был вызвать дня через три, – раздался неожиданно громкий голос Филиппа, донесшийся из встроенного в рацию динамика.
Леонид даже вздрогнул.
– Ничего не случилось! Мы просто забыли предупредить тебя об одной важной детали…
– И что же это за деталь? – голос Филиппа прозвучал несколько напряженно.
– …что у Леонида Аркадьевича с Есенией Викторовной есть еще сын. И его нужно забрать вместе с нами.
– Это невозможно! – недовольно вырвалось у Филиппа, однако, он быстро взял себя в руки и попытался сгладить свою резкость: – Во-первых, мы не можем терять время, во-вторых, уходить такой большой группой будет весьма сложно… А где, кстати, находится мальчик?
– Это неважно, мы с ним свяжемся, – отобрав у Федора микрофон, сказал Леонид. – Его привезут туда, куда вы укажете. Более того, это не обязательно должно быть здесь, в России. Возможно, где-нибудь по пути, уже там… – он замер, ожидая реакции Кондратюка, но тот молчал, и лишь слабое потрескивание динамика подсказывало, что эфир «живой».
Наконец Филипп отозвался:
– Вы усложняете мне задачу…
Уже предчувствуя, что Филипп готов согласиться, Леонид решил на него нажать:
– Без сына мы никуда не поедем… И в России есть места, где можно спокойно жить и работать…
– С трудом верится… – усмехнулся в Абакане Филипп. – Ну, хорошо, я подумаю. На связь выйду завтра, в это же время… Спокойной ночи… – и он отключился.
– А говорили, связь в шесть утра… – укоризненно сказал Леонид старику, который сидел на чурбаке и насупленно слушал их разговор.
Тот поднял на него тяжелый взгляд и ответил:
– А ты меня не кори! А как засыплется мой племяш с вами?! Последнюю связь с родней потеряю!
– Ничего с вашим племяшом не случится! – пообещал ему Федор. – Я их лично до границы провожу и вам радирую…
– И на том спасибо! – буркнул старик. – Ну, пошли, что ли…
Он встал в дверях, ожидая, когда гости выйдут из его «радиорубки», однако не пошел вместе с ними на жилую половину, а, тщательно заперев дверь, направился к своим животным.
Когда Федор с Леонидом вернулись к Есении, нетерпеливо ожидавшей их в комнате, она взволнованно поднялась из-за стола, глядя на Леонида большими тревожными глазами. Ее состояние особенно выдавали пальцы, нервно теребившие полы меховой жилетки, которую одолжил ей Григорий Тарасович.