Вернувшись в комнату, Козак еще раз внимательно огляделся, пытаясь найти что-нибудь примечательное, но безуспешно. Подойдя к книжному стеллажу, он осмотрел ровные ряды книг и журналов – сплошная медицина. Если бы Козак сам не видел, как этот «ученый червь» грамотно уводил людей из института, никогда не поверил бы, что такой человек способен был оторваться от Квача.
   «Не простой мужичок, похоже… – с досадой подумал Козак. – И ждать его тут, видимо, бесполезно. Нужно попробовать найти второго, хотя… тот еще более непростой…»
   Он уже, было, направился к выходу, когда тишину вдруг взорвал громкий звонок в дверь. Козак замер. С лестничной площадки доносились чьи-то голоса.
   Вытащив оружие, Козак быстро снял ботинки и, едва касаясь пола, тихо подошел к двери.
   – Я говорю вам: он дома! – раздался дребезжащий старческий голос. – Я видела, как он открывал и входил в дверь. Звоните еще!
   «Черта с два ты видела, сука старая! – с раздражением подумал Козак, напрягаясь. – Хотя, может, и видела… В „глазок“, небось, смотрела, тварюга!»
   Козак ненавидел старух, считая, что они вечно суют нос не в свои дела, каждой бочке – затычка!
   «Мочить таких любознательных надо, в их же собственной моче и мочить!» – со злостью подумал он, пробираясь обратно в комнату и соображая, что делать.
   А в дверь уже не только звонили, но и стучали.
   – Открывайте, милиция!
   «Ого, это уже серьезно!» – неожиданно весело подумал Козак.
   Он осторожно выглянул из-за шторы в окно, и тут его слегка остудило: машины с Квачом на месте не было, зато там стояли два милицейских уазика.
   «Бляха-муха! Кажись, вляпался!» – Козака мгновенно из холода бросило в жар.
   Под грохот, доносящийся из прихожей, где уже начали вышибать дверь, он быстро надел ботинки и рывком распахнул окно. Морозный воздух ледяным порывом ударил ему в разгоряченное лицо.
   «Хоть бы балкончик какой-нибудь…» – озадаченно подумал он, выглядывая из окна, и тут же увидел ниже этажом наполовину занесенный снегом балкон, в этом доме они располагались в шахматном порядке, однако, перебираться туда он передумал – по следам тут же вычислят, а наоборот поднял голову. Над окном нависала грязно-серая плита верхнего балкона. Если встать на подоконник и вытянуться, то можно было достать до края балкона, а там уже подтянуться – раз плюнуть, физической крепостью Бог его не обидел.
   Не долго думая, он залез с ногами на подоконник и, стараясь не смотреть вниз, медленно выпрямился, одной рукой держась за край окна, а другую вытягивая над собой. Вскоре его пальцы нащупали край балконной плиты. Вцепившись в нее, он рывком послал вторую руку вверх и схватился за прутья ограды. Пальцы сразу обожгло холодом от прикосновения к выстуженному морозом металлу. Но Козак, не обращая на это внимание, поплотнее обхватил прутья, подергал их, проверяя на надежность, а потом крякнул и сильным броском послал тело свечкой вверх, закидывая ноги за край балконной ограды наподобие абордажных крючьев. Руки его при этом даже не заскользили по гладкому металлу. Еще в юности он вызывал у сверстников дикую зависть, научившись отжиматься на руках, находясь в состоянии свечи – стоя на руках вверх ногами. И сейчас ему это умение впервые по-серьезному пригодилось.
   Резко выдохнув, Козак перекинул тело на балкон и, отпустив руки, приземлился среди чьих-то банок с соленьями-вареньями. Сразу же присев, он посмотрел между решеткой балконной ограды вниз во двор, где стояли милицейские машины – там, похоже, его маневров никто не заметил. Понимая, что передышка не будет долгой – сейчас внизу ввалятся в квартиру, увидят открытое окно и начнут его искать – Козак начал судорожно соображать, что предпринять дальше, и в этот момент почувствовал спиной чей-то взгляд.
   Он резко обернулся и увидел сквозь стекло балконной двери ошеломленно смотрящую на него девушку. В ее взгляде было такое изумление, что он невольно улыбнулся. Она удивленно улыбнулась ему в ответ, продолжая пристально разглядывать его, словно не верила, что это происходит на самом деле.
   Не переставая улыбаться, Козак сделал ей знак, чтобы она открыла ему балконную дверь. Та, как под гипнозом, шагнула вперед и, повернув ручку, распахнула перед ним дверь. Козак тщательно обтряхнул с обуви снег, после чего вошел внутрь и, прикрыв за собой дверь, закрыл щеколду и задернул штору.
   – Здрастьте! – сказал он, поворачиваясь к девушке. – Гостей принимаете? Я – Карлсон, который живет на крыше… А ты – Малыш?
   Девушка молча смотрела на него, и улыбка медленно сползала с ее лица. Тогда Козак шагнул к ней навстречу, отчего она уже совсем испуганно попятилась, выставив перед собой руку.
   – Не бойся, я тебе ничего не сделаю… – сказал он, опасаясь, что она закричит. – Я немножко посижу у тебя, хорошо?
   Он говорил, а сам надвигался на нее, пока она не уперлась спиной в стену. В ее глазах мелькнула паника, губы раскрылись, но она не издала ни одного звука.
   – Ты ведь кричать не будешь? – спросил он, почти прижимая ее своим телом к стене и, поднимая в готовности руку, чтобы зажать ей рот, если что.
   Девушка отрицательно помотала головой.
   – Ты что, немая или язык проглотила? – поинтересовался он.
   Она опять помотала головой и неожиданно показала ему язык, мол: «с языком у меня все в порядке». У нее, действительно, с языком все было в порядке, его мелькнувший розовый и влажный краешек неожиданно так возбудил Козака, что он шумно выдохнул.
   – А что же ты тогда молчишь? Дай-ка мне его, я проверю, все ли с ним хорошо… – хрипло сказал он и жадно впился в ее губы, сминая их сопротивление и вторгаясь во влажную глубину ее рта.
   Девушка дернулась, пытаясь отстраниться от него, но Козак держал ее крепко, и с каким-то диким, садистским наслаждением, покусывая, втягивал к себе в рот нежный кончик ее языка.
   «Ах ты чертовка!» – застонал он через мгновение, почувствовав, как ее язычок, перестав сопротивляться, сам подался навстречу и заскользил по его языку и изнанке губ.
   От нахлынувшего дикого возбуждения Козак притиснул девушку к стене, рывком раздвинул своими бедрами ее чуть расставленные ноги и прижался к низу ее живота с такой силой, что почувствовал сладкую боль, когда его восставшая плоть вмялась в твердую выпуклость лобка.
   Девушка вдруг обвисла в его руках, и он сначала даже не понял, что произошло, когда она начала сползать вниз.
   – Ты что? – спросил он, едва успев удержать ее за талию, но она ничего не ответила, закрывая глаза.
   «Никак сомлела!» – оторопел он, глядя, как она покорно привалилась к нему. Эта обреченность почему-то мгновенно отрезвила его, сразу же напомнив, что он выбрал не лучшее время для амуров – рядом «архангелы» зависли, а он тут страсти предается!
   Придерживая ее за талию, он начал двигаться в сторону коридора.
   – Дома кто-нибудь есть? – шепотом спросил он ее.
   Она отрицательно помотала головой.
   – А когда придут?
   – Никто не придет, отец в командировке, – тоже шепотом ответила девушка.
   – Ты смотри, заговорила! – улыбнулся Козак и посильнее обхватил ее за талию.
   Высунув голову из комнаты в коридор, он прислушался – с лестницы доносился топот ног.
   «Забегали…» – констатировал он, закрывая дверь в комнату.
   – Тебя как зовут? – спросил он у девушки.
   – Женя… – ответила та.
   – Женя, а выпить у тебя найдется?
   – Что? – недоуменно переспросила она.
   – Ну, водка, коньяк… есть?
   – В баре стоит бутылка коньяка, вроде бы… – показав на мебельную стенку, неуверенно ответила девушка.
   Козак подвел ее к бару:
   – Достань, пожалуйста!
   Девушка открыла бар и слегка дрожащей рукой вытащила оттуда едва початую бутылку «Хеннеси».
   – Неслабо! – оценил Козак, вспомнив времена, когда самым крутым коньяком из «не наших» считался «Наполеон», стоивший пол месячной зарплаты. Теперь цены на стильное загранпитье превышали прожиточный минимум в несколько раз…
   – Посиди пока здесь, – предложил он, слегка подтолкнув девушку к тахте.
   Одним движением он открыл бутылку и, присев рядом с Женей, сказал:
   – На-ка, выпей!
   – Не хочу, – помотала та головой, отшатываясь. – Не люблю…
   – Придется полюбить! – в нетерпеливом голосе Козака прозвучали жесткие нотки.
   Девушка обреченно потянулась за бутылкой, но Козак сам поднес ее ко рту Жени и влил ей прямо из горлышка в рот изрядную порцию.
   – Глотай быстрее! – приказал он, глядя, как у девушки расширяются глаза.
   Та сделала два больших глотка и скривилась, отворачиваясь. Часть коньяка пролилась и потекла по ее подбородку. Козак быстрым движением слизнул текущие по ее коже капли, и опять почувствовал возбуждение.
   – Выпей еще немного! – сказал он, на этот раз воздержавшись от поцелуя.
   – Я не могу… – попыталась отвернуться девушка. – У меня во рту пупырышки вскочили.
   – Надо их утопить, – пошутил Козак. – Давай, давай, еще пару глоточков.
   Она покорно отпила из бутылки два глотка и жалобно посмотрела на Козака.
   – Ну ладно, пока достаточно, – смилостивился он. – Будем знакомы – меня зовут Коля, и давай сразу на «ты»! Считай, что на брудершафт мы уже выпили.
   В этот момент в дверь раздался звонок.
   – Ты кого-нибудь ждешь? – спросил Козак, напрягаясь.
   Женя опять потеряла дар речи, отрицательно помотав головой.
   – Раздевайся!
   – Что?! – ее глаза стали в пол-лица.
   – Раздевайся, а сверху на голое тело накинешь какой-нибудь халатик, – приказал Козак, сам лихорадочно разоблачаясь.
   Одним движением он скинул и запихнул свои мокрые меховые ботинки и джинсы под тахту, стянул свитер с футболкой и, оставшись в одних плавках, глянул на Женю.
   Та стояла, оцепенев, а в дверь уже звонили не переставая.
   – Ну что же ты! – рассердился Козак, грубо стаскивая с нее платье, благо оно легко снималось через голову.
   Не обращая внимания на прелести Жени, он быстрым движением расстегнул ее бюстгальтер и сбросил его на тахту. Потом, присев перед девушкой, он стащил с нее трусики из набора «неделька», через которые она покорно переступила, когда они упали на пол. Перед тем, как Женя смущенно повернулась к нему спиной, а вернее той частью тела, которая была несколько ниже и ни в чем не уступала своему центральному фасаду, Козак на мгновение увидел у своего лица темный треугольничек меж ее бедер.
   – Крикни: «Кто там?» – попросил он, отгоняя соблазнительную картинку и, резко выпрямившись, подтолкнул Женю к двери в коридор.
   – Кто там? – неожиданно сильно выкрикнула Женя в направлении входной двери.
   – Милиция… Откройте пожалуйста, у нас к вам несколько вопросов, – донесся вежливый молодой мужской голос с лестничной площадки.
   – Скажи, что ты не одета, пусть подождут, – прошептал Жене на ухо Козак.
   Та неожиданно повторила эту фразу с таким кокетством, что Козак изумленно уставился на девушку. А Женя, вдруг выскользнув из его рук, подошла к шкафу и, распахнув дверцу, сняла с вешалки черный пеньюар. Не спеша накинув его на свое обнаженное тело, она, слегка качнулась, а потом, бросив взгляд на тахту, несколько секунд помедлила в раздумье и вытащила из шкафа простыню, подушку и плед.
   – Надеюсь, сам постелить сможешь? – спросила она у Козака, без смущения глядя ему в глаза.
   – Смогу, но…
   – Не бойся, не выдам! – оборвала она его. – Это ведь тебя ищут?
   Он молчал, во все глаза глядя на словно подмененную девушку – как будто ее предыдущий образ сняли вместе с одеждой – никакого тебе страха, никакого смущения! Видимо, верно сказал когда-то Геродот: «Вместе с одеждой женщина совлекает с себя стыд»… Или это коньяк так раскрепощающе на нее подействовал?… Стоит себе эдак дерзко, поблескивая белым стройным телом сквозь черный капрон какого-то чересчур блядского пеньюара…
   – Ложись… Коля… – с усмешкой сказала Женя, явно польщенная его реакцией. – Я с ними быстро разберусь. Так что готовься отблагодарить… – и она, многозначительно посмотрев на Козака, направилась к двери.
   «Во попал!!!» – потрясенно подумал он, лихорадочно расправляя на тахте простыню. Он едва успел завалиться под плед, как в дверь опять настойчиво позвонили.
   – Иду-у… – пропела Женя, подходя к двери и, предварительно набросив цепочку, открыла ее. – Что случилось?
   Козак прислушался, но ответ последовал не сразу, видимо, милиционеры ошалели, увидев перед собой полуобнаженную красотку.
   – Вы не видели сейчас вашего соседа снизу? – наконец раздался смущенный мужской голос.
   «Точно ошалели!» – развеселился Козак.
   – Какого соседа вы имеете в виду? – игриво поинтересовалась Женя и тут же добавила, не давая никому ответить: – Впрочем, я бы никого сейчас все равно не увидела, у меня сейчас в сфере внимания находятся куда более интереснык вещи…
   «На этом месте она должна томно провести рукой по всему телу…» – режиссировал Козак, прислушиваясь к происходящему и жалея, что не может этого увидеть.
   – В квартире есть посторонние? – пытаясь напустить на себя строгость, спросил все тот же голос, но ему это плохо удалось, потому что «посторонние» прозвучали у него почти так же фривольно, как Женины «достойные вещи»…
   – Смотря кого называть посторонним… – проворковала Женя. – Вот вы свою любимую можете назвать посторонней?…
   – Гражданка, отвечайте по существу! – перебил ее другой голос, более грубый и старше: видимо, подошел кто-то починовнее.
   – Я и отвечаю: я в квартире не одна, а со своим возлюбленным, – оскорбленно ответила Женя.
   – Мы бы хотели на него посмотреть! – жестко сказал старший милиционер.
   – Коля, тут тебя хотят видеть! – крикнула Женя и со смехом добавила, давая Козаку время принять решение: – Милый, ты бы накинул на себя что-нибудь, не стоит смущать людей своей мужественной обнаженностью…
   Козак, взъерошив волосы, натянул на себя плед, под которым на всякий случай спрятал пистолет, и выглянул в коридор.
   Женя, привалившись к стене, стояла, выставив в щель между дверью и косяком ножку в разрезе пеньюара на обозрение двух милиционеров и старухи, маячившей за их спиной.
   «Это, небось, та грымза, которая приняла меня за Кондратюка», – догадался Козак, подходя к Жене.
   – Ну что тут у нас? – даже не взглянув на милиционеров, спросил он, обнимая Женю и зарываясь лицом в ее волосы. – Разбирайся скорее и пойдем, я уже совсем заждался, – и он несколько раз поцеловал Женю в шею, недвусмысленно демонстрируя свое нетерпение.
   – Это он? – спросил старший милиционер, поворачиваясь к старухе.
   – Нет. В первый раз вижу, тот повыше будет, – ответила уже знакомым голосом та, и брезгливо поджав губы, процедила: – Не думала я, Женя, что ты так себя можешь вести…
   – Извините, гражданочка, за беспокойство! – оборвал обещавшие затянуться стариковские нравоучения старший милиционер и попросил Женю: – Если вдруг увидите вашего соседа снизу, Кондратюка, сразу же сообщите нам в районное отделение милиции, хорошо?
   – Непременно! – воскликнула Женя и шутливо козырнула.
   Закрывая дверь, Козак успел заметить сожалеющий и словно прощающийся взгляд, которым окинул тело Жени второй, более молодой милиционер. Однако Козак ничего не успел подумать по этому поводу, потому что как только дверь захлопнулась, Женя налетела на него, и со словами: «Пришел час расплаты!» впилась в его губы таким жгучим поцелуем, что он в первый момент буквально оторопел. Позже, отвечая на ее поцелуи с пьянящим привкусом коньяка и чувствуя нешуточный напор этого явно подмененного тела Жени, он все-таки не мог отделаться от мысли, что ему не следует здесь задерживаться, чтобы не потерять Кондратюка совсем… Однако осознавая, что его сейчас не оттянуть от Жени и портальным краном, он философски перефразировал про себя известное изречение: «Никогда не знаешь, чтонайдешь, чтопотеряешь…», и без раздумий бросился в уже захлестывающий его водоворот страсти.

Глава пятая

   Когда Кондратюк вернулся в гостиную с четырьмя чашками и большой дымящейся турой с кофе, все уже было решено.
   – Мы согласны, – сказал за всех Леонид. – Только нам нужно знать подробности нашего побега, действовать вслепую мы не будем.
   – Конечно, конечно, – разливая по чашечкам кофе, сказал Кондратюк. – Во-первых, нужно решить вопрос с паспортами, иначе авиабилеты купить мы не сможем. Поэтому мы сейчас быстро пьем кофе, и я вас всех сфотографирую. У меня здесь есть для этого все необходимое оборудование. А обсудим все по дороге. Нам добираться до нужного места несколько часов. Надеюсь, что дороги еще не перекрыты.
   – Эх, черт подери! – покачал головой Федор. – Жаль, что мой «козелок» остался в… – и, взглянув на сразу навострившего уши Филиппа, оборвал себя на полуфразе.
   – Ничего, – утешающе сказал Филипп, внимательно глядя на него. – На «шестерке» доедем не хуже, не волнуйтесь.
   Через полчаса они уже спускались вниз в гараж. На Есении был надет теплый синтипоновый зимний костюм, который выделил ей из своих запасов Филипп.
   Леонид заметил, как тот сожалеюще осмотрел напоследок покидаемую «тайную» квартиру. Еще бы, здесь было все прекрасно оборудовано для хорошей отсидки.
   Забравшись в тесную после «тойоты» «шестерку», все расселись в прежнем порядке. Есения с Леонидом опять оказались на заднем сиденье, а Федор – рядом с Филиппом.
   – Ну что же, поехали с Богом, – сказал Филипп. – Григорий Тарасович нас будет ждать на шоссе через шесть с половиной часов…
   – А кто это? Он надежный человек? – поинтересовался Леонид.
   – Это мой дядя, – коротко ответил Филипп. – Надеюсь, у вас нет больше сомнений? Я бы хотел, чтобы между нами установилось полное понимание, иначе выбираться отсюда нам будет чрезвычайно сложно.
   Саму дорогу Леонид запомнил плохо. Сосредоточившись на Есении и заботясь, чтобы ей было удобно, им все-таки придется ехать довольно долго, он не смотрел по сторонам. А когда они выехали из города на шоссе, так и смотреть стало не на что – зимой все кажется одинаково унылым, тем более что они уже один раз здесь проезжали, когда направлялись в Крутояр.
   Вскоре Есения, положив голову Леониду на плечо, уснула.
   «Милая моя… Неужели ты, наконец, рядом… – с нежностью думал Леонид, глядя, как ее длинные ресницы, которые унаследовал их сын, сомкнулись, удлинив тени под ее глазами. – Господи, спасибо тебе, мне даже не верится, что это она!» – и он, наклонившись, осторожно поцеловал ее в лоб.
   Есения вздрогнула во сне и сильнее прижалась к Леониду.
   Через какое-то время, пригревшись, Леонид тоже уснул – дали о себе знать усталость и напряжение.
   Кондратюк спокойно вел машину, не зная, что у них за спиной кроме Квача остался еще один свидетель их побега.
* * *
   Когда Слепакову доложили, что в одном из трупов мужчин, нападавших на Круглова, была обнаружена пуля не из кругловского ствола, он насторожился. К тому времени ему уже было известно из показаний охранника институтского гаража, что, по крайней мере, один человек из группы нападавших остался жив. Невысокий плотный мужчина, с перебитым боксерским носом, вышел из гаража, предъявив охраннику удостоверение сотрудника ФСБ сразу же после того, как Кондратюк выехал. По всей видимости, именно он и отдал приказ ждавшему в джипе сообщнику, чтобы тот организовал погоню за машиной Кондратюка. Зачем им понадобился безобидный ученый секретарь, было тогда неясно, но теперь, в свете новых данных, начинала вырисовываться интересная картина. Видимо, Кондратюк находился рядом с Кругловым, когда на них было совершено нападение, и помогал тому отстреливаться. Хотя, наличие огнестрельного оружия у научного сотрудника и точность, с которой тот уложил одного из террористов, были неожиданными. Настораживало также и то, что он до сих пор нигде не объявился. У обычного ученого перестрелка в институте и погоня должны были вызвать, по меньшей мере, шок, он бы давно уже прибежал в милицию. Но этот исчез бесследно, как в воду канул. Кроме того, так и не удалось установить личность мужчины, который был с Кондратюком в машине. Он держал на коленях «дипломат», который, как потом выяснилось, принадлежал Круглову – запомнили, как тот носил его все время с собой пристегнутым к запястью. По описанию именно этот мужчина приходил за Вербицкой в зал и заходил с ней в гардероб, а на конференцию он прошел по показаниям охранника на входе как представитель прессы, правда, пока не удалось установить от какой газеты. В итоге родилась версия, что этот мужчина мог быть организатором нападения на Круглова и заставил Кондратюка вывезти его из института, когда операция приобрела слишком шумный эффект. Правда, охраннику гаража не показалось, что Кондратюк был запуган, наоборот, он выглядел очень спокойным. Более того, у ворот он крикнул, чтобы остановили преследовавший их джип, в котором, по его словам, находился террорист. Если мужчина, сидящий с ним, был организатором нападения, то странно, чтобы он мог отдать приказ раскрыть сообщника, да и водитель джипа был настроен против них очень решительно, и чуть не угробил охранника у ворот, бросившись в погоню за «тойотой» Кондратюка…
   Слепаков вздохнул: на их контору свалилось не дело, а сплошные вопросы. Визорин нервничал и матерился, уже не переставая. Срочно нужен был кто-то, кто видел Кондратюка и мог хотя бы намекнуть на его местонахождение.
* * *
   Саша, охранник, должен был не только охранять дом Кондратюка, но и убирать вокруг него снег. Это было его «партийным заданием», данным русской националистической организацией «Дети Сварога», в которую он входил уже четвертый год. Три года назад, когда Саша вернулся из армии, его привлек к работе в этой организации его сосед – бывший десантник, а ныне тренер по многоборью в местном спортивном обществе. Парню понравились молчаливые тренировки в зале, где члены организации поддерживали себя в хорошей физической форме. В дебри идеологии, проповедуемой лидерами, он не вдавался, ему было достаточно испытывать национальную гордость и удовлетворение, когда он с другими «детьми» «давил» «азеров» и прочую «черноту», заполонившую улицы российских городов своими наглыми рожами, бабами и их многочисленными выводками. В последний год он, правда, несколько отошел от этого, став курьером, разъезжающим по СНГ с секретными поручениями руководства организации, но это тоже льстило его самолюбию, не говоря уже о том, что он мог за чужой счет удовлетворять свою любознательность путешественника. Поэтому, когда его неожиданно перевели на «объект», то есть на охрану дома Кондратюка, он это воспринял как понижение в должности, и его совершенно не утешало то, что этот дом являлся секретной базой резидента ЦРУ, помогавшего «Детям Сварога» в их нелегкой и требующей больших финансовых вливаний борьбе.
   За те три месяца, что Саше пришлось сидеть на «объекте», он совершенно извелся от одиночества, ведь ему приходилось куковать в пустом доме по пять дней в неделю, поскольку пригласить в гости он никого не мог, а отлучаться самому в будние дни запрещалось. Только на выходные его сменял напарник.
   Мать, которую Саша почти забросил, переставала ворчать на него лишь тогда, когда он приносил ей очередную месячную порцию денег.
   Несмотря на подспудно копившееся недовольство, Саша старался выполнять свои обязанности добросовестно, однако, два дня назад не выдержал и сорвался. Кондратюк на тот момент не появлялся уже больше двух недель, и Саша решил, что ничего страшного не случится, если он сходит в кино с девчонкой, с которой познакомился в магазине в прошлые выходные. Она снимала комнату недалеко от его дома, была красивой и без всяких там видимых закидонов, так что он надеялся, что сумеет ее быстро раскрутить на что-нибудь существенное…
   Это «существенное» он получил в тот же вечер, да еще и с лихвой, проведя за этим занятием две ночи и полтора дня, практически не вылезая из постели. А снег в это время вокруг дома Кондратюка оставался лежать нетронуто девственным, и надо же было случиться, что именно в это время и свалился на голову этот долбаный резидент!
   Не выспавшийся и утомленный «сексуальным марафоном» Саша подошел к дому как раз в тот момент, когда Кондратюк въезжал в гараж и закрывал за собой ворота. Спрятавшись за угол, Саша постоял в раздумье: объявляться ему или нет, но, представив, как придется выслушивать от Кондратюка претензии за неубранный снег и выстуженный дом, решил переждать в кафе напротив, пока Кондратюк не уберется – обычно тот надолго здесь не задерживался.
   Однако на этот раз ждать пришлось дольше обычного. Сев в кафе за столик у окна и наблюдая за домом, Саша увидел, как закурилась труба на крыше, и сделал для себя не утешающий вывод, что Кондратюк, видимо, решил подзадержаться, если начал топить камин…
   Он допивал уже четвертую чашку кофе, когда двери гаража в доме Кондратюка отъехали в сторону, и оттуда выехала зеленая «шестерка». Саша с удивлением отметил, что в ней находилось четыре человека, и одна из них была женщина, сидящая с каким-то мужчиной на заднем сиденье. Сам Кондратюк вел машину, а рядом с ним был еще один человек – крупный немолодой мужчина. Саша едва успел спрятаться за занавеску, когда этот пассажир, неожиданно повернув голову, мазанул взглядом по окнам кафе.
   Дождавшись, когда Кондратюк завернет за угол, Саша расплатился за кофе и вышел из кафе, направившись к дому – снег нужно было убрать в любом случае, даже если его теперь и вышибут отсюда.