Страница:
Глядя на возившегося на земле Квача, Козак подал руку разъяренной Жене, тоже упавшей в снег от его толчка.
– Совсем с ума сошел?! – накинулась она на него. – Хорошо еще, что я упала в чистый сугроб, а то сейчас бы отправила тебя с моей дубленкой в химчистку.
– Тихо! Не злись! – попросил он, обтряхивая с нее снег. – Сама же слышала, чтоэтот му… чудак сказал. Ума палата!
Он помог подняться Квачу, который встал, держась за голову и покачиваясь.
– Где машина? – спросил его Козак.
Тот мотнул головой за угол.
– Ну все, Женя… Спасибо тебе большое… за все, я поехал, – сказал Козак, заглядывая ей в глаза. – Я тебе обязательно позвоню…
– Как же ты позвонишь, если номера моего не знаешь! – усмехнулась она и вдруг порывисто прижалась к нему. – Позвони мне, пожалуйста! У меня легкий телефон… – и она принялась нашептывать ему на ухо телефонный номер вперемешку с какими-то сумасшедшими словами о том, что она его никогда не забудет, будет вечно ждать и тому подобное.
Совершенно разомлевший от этого девичьего лепета Козак припал к ее подрагивающим губам, но потом взял себя в руки и отстранился. Погладив на прощание плечи девушки, он подхватил Квача под руку и поволок его в сторону, где стояла их машина.
– Кто это? – спросил его Квач, оглядываясь.
Женя все еще стояла возле арки и смотрела им вслед.
– Не твое дело! – оборвал его Козак. – Ты почему уехал?
– А что, нужно было рядом с ментами все это время сидеть? – огрызнулся Квач. – С моим-то сейчас фейсом…
– Да, фейс у тебя что надо! – хмыкнул Козак, подходя к машине и открывая дверцу.
– Ну и куда сейчас? – пробурчал Квач, с гримасой забираясь в машину.
– Поедем по второму адресу, искать твоего Федора. А здесь ловить нам нечего. Тутошний корешок под таким колпаком, что будет полным идиотом, если сунется сюда… А на идиота он не похож…
Козак завел уже остывший двигатель, подождал немного, пока он прогреется, и медленно тронул машину с места, выезжая за дорогу.
В Бердске, куда они, поплутав, добрались за час, их ждало еще одно разочарование. В доме, в котором по полученной информации жил Федор, было темно – ни одного огонечка, и лишь невидимая злобная собака бесновалась на цепи за забором, оживляя своим лаем черное безлюдное пространство.
Они дважды проехали мимо дома, но не заметили в нем никакого движения, хотя… там могли и затаиться… Однако проверить это незаметно при таком непрекращающемся лае было невозможно, разве что только застрелив собаку, но это значит переполошить всех соседей. А торчать посреди пустынной улицы и ждать в машине, пока появится Федор, тоже было глупо. Да и появится ли он – неизвестно…
Козак в порыве злости нажал на газ и, пройдясь по улице юзом, рванул в сторону шоссе.
Неожиданно раздался звонок спутникового телефона, лежащего на заднем сиденье, – Козак бросил его туда, когда уходил в дом Кондратюка.
– Послушай! – приказал он Квачу.
Тот перегнулся через сиденье и, нащупав телефон, поднес его к уху:
– Але… – и протянул трубку Козаку. – Это тебя…
Козак притормозил у обочины и взял у него трубку:
– Слушаю!
– Ну что там у вас? – раздался недовольный голос Бурого.
– Пока ничего! – коротко ответил Козак. – По адресам, где эти двое прописаны, пусто.
– Какие у них адреса? Диктуй!
Козак с расстановкой зачитал ему адреса и фамилии тех, кого они искали, не понимая, зачем это Бурому в Красноярске.
– Ищите дальше! – зло бросил Бурый и отключился.
– Ищите… – пробурчал Козак. – Ветра в поле, иголку в стоге сена, черную кошку в темной комнате, дырку от бублика…
– Ты чего? – уставился на него Квач.
– Ничего… – раздраженно проворчал тот, сосредотачиваясь на темной дороге.
Радостное возбуждение, до сих пор пробегавшее по его телу после неожиданной близости с Женей, бесследно улетучилось, сменившись усталостью и апатией.
– Теперь куда? – спросил его Квач.
– В «Корвет». Валера должен подъехать…
Всю обратную дорогу они молчали.
Подъехав с задней стороны к «Корвету», Козак трижды посигналил. Выглянувший из калитки охранник тут же распахнул ворота, впуская машину в тесный двор, где в углу Козак увидел свой, уже обновленный, джип.
«Быстро „наш муженек“ сработал…» – довольно подумал он.
Выйдя из машины, он поднялся по посыпанным песком обледеневшим ступенькам и сразу же столкнулся в коридоре с Вероникой.
– Валера приезжал? – спросил он.
– Кто? А… Да, приезжал, деньги тебе оставил, – Вероника посмотрела в глаза Козаку и вдруг побледнела.
– Ты чего? – насторожился он.
– Где это ты уже успел?… – ревниво сощурившись, спросила та.
– Ты про что? – обнимая Веронику за талию и увлекая за собой в сторону ее кабинета, спросил он, уже догадываясь, чтота имеет в виду.
– Сам знаешь про что… – Вероника обиженно задышала. – У тебя такие глаза только после бабы бывают…
– Какие такие? – усмехнулся Козак, и у него что-то внутри сладко сжалось от воспоминаний Жениных объятий.
– Такие… шальные…
– Слушай, Ника, а ведь тут где-то рядом твой муж, – намекнул он. – Что это ты мне допрос устраиваешь? Мы же с тобой уже давно только друзья…
– Друзья! – фыркнула Вероника и вдруг торжественно и с выражением процитировала: – «Когда прекраснобедрая, томимая любовью, сама пришла к мужчине, то он пойдет в ад, убитый ее вздохами, если не насладится ею»…
Козак, оторопев, остановился:
– Это еще что?
– Это из «Шукасуптати», семидесяти рассказов попугая… индийский эрос, – ответила Вероника, с гордостью посмотрев на него. – И я полностью согласна с этими древними словами…
– Прекраснобедрая… томимая любовью… Нужно запомнить… Это ты о себе что ли? – не выдержав, он расхохотался.
Вероника оскорбленно пихнула его в бок локтем:
– Чем это тебе мои бедра уже не нравятся?!
– Да нравятся, нравятся, успокойся! – продолжал смеяться Козак, уворачиваясь от ее разящей руки. – Однако меня еще ни разу не соблазняли, цитируя такие мудреные изречения!
– Конечно! Твои мокрощелки, небось, молча отклячивают перед тобой жопку и расставляют ножки, – презрительно скривила губы Вероника.
– Фу!.. Чего это тебя из индийского эроса в русский фольклор кидает? – осуждающе покачав головой, спросил Козак. – Зачем же так о прекрасном? Чувствуется в тебе, Вероника, некая неудовлетворенность жизнью…
– Зато ты, похоже, очень удовлетворен кем-то! – гнула та свою линию, открывая перед ним дверь в кабинет. – Даже припахивает от тебя, как от кошака после… Хоть бы поделился немножко своей удовлетворенностью, жадина!
Она вроде и шутила, но Козак, заглянув ей в глаза, вдруг увидел в них такую женскую тоску и томление, что ему стало безумно жалко ее. Понимая, что совершает большую глупость, он шагнул к ней, и крепко обхватив ее за ягодицы, притиснул к себе, целуя в давно забытые губы.
«Останусь с ней на ночь, а там, либо ишак сдохнет, либо султан помрет…» – пронеслось у него в голове. Огонь, ненароком зажжённый Женей, видимо, не сразу утихнет, так пусть от него еще хоть одна душа согреется – он вовсе не жадина.
– Козака видел? – спросил Бурый.
– Нет, я ему деньги оставил там, где он просил… – преданно глядя в глаза шефу, ответил Валера.
– Можно было и не оставлять… – махнул рукой Бурый.
– Но вы же сказали…
– Сказал, сказал… – проворчал Бурый. – Только толку от Козака пока мало, все самому, видно, придется делать, блин! На вот тебе фамилии и адреса в Новосибирске, поезжай…
Валера испуганно вскинул на него глаза.
– Да не дергайся ты! – прикрикнул на него Бурый. – Поезжай к Копытину, пусть посмотрит, что у них есть на этих мужиков, только предупреди, чтобы пока не светил их. Я скажу, когда их можно будет отдать органам. Пусть постарается. Возможно, это и ему по службе пригодится, сейчас, небось, все ищут того, кто замочил их фээсбешника.
– Но ведь это же сделали наши… Что же мы, сдадим им Козака? – удивленно посмотрел на него Валера.
– У тебя, братан, чего-то совсем с котелком… – покрутил пальцем у виска Бурый. – Круглова замочил этот самый Кондратюк, да еще и мои деньги прихватил, сука. Его, наверняка, сейчас ищут, а мы должны найти его быстрее, раньше всех, иначе плакали мои «мани-мани»… Как ты думаешь, где они могут скрываться?
– Кто? «Мани-мани»? – не поняв его, спросил Валера.
Бурый, багровея, грохнул кулаком по столу:
– Блин, ты что, совсем охерел?! Мозги в Энске отморозил?
Валера вжал голову в плечи.
– Не «мани-мани», а те мужики, что меня обнесли! – Бурый встал и заходил по комнате, пытаясь успокоиться. – Где они могут прятаться? – он вопросительно остановился напротив помощника.
– Не знаю… – виновато опустил глаза Валера.
– Вот пусть Копытин и узнает, у него возможностей больше. Скажи, что мы ему заплатим вдвойне, а после и этих гавриков отдадим, когда сами с ними разберемся.
– Хорошо. Я поехал? – потянулся всем телом к выходу Валера, боясь, что шеф передумает и пошлет его еще куда-нибудь похуже… Хотя хуже его «командировки» в Новосибирск уже вряд ли что может быть, несмотря на то, что самон ничего там не делал.
– Езжай…
Валеру словно ветром сдуло. Бурый вздохнул: опять ждать…
Он устало откинулся в кресле и тут же вспомнил об обиженной жене. Накричал на нее, да еще при чужих! Нужно было срочно идти заглаживать вину.
«Вот довели, суки, Ритулю обидел…» – расстроенно думал Бурый, вставая и тихо подходя к двери в спальню. Приоткрыв дверь, он заглянул внутрь и тут же получил по физиономии тугим углом брошенной в него подушки. Он ошеломленно отскочил назад за дверь.
– Лучше не заходи! – послышался из спальни звенящий от злости голос Риты. – Вовек тебя не прощу!
Бурому стало вдруг смешно. Заслонив лицо рукой, он распахнул дверь, и в два шага перекрыл расстояние до кровати, на которой сидела разъяренная жена.
Она, видимо, не ожидала от него такой прыти, и немного растерялась, когда он упал рядом с ней на постель, зарывшись лицом в ее колени. Однако ее возмущение было так велико, что она несколько раз всерьез стукнула его по спине.
– Ну прости меня, ягодка! Прости своего бегемота! – взмолился Бурый, покрывая кусающими поцелуями ее ноги. – Целый век твоей немилости я не выдержу!
– Ой, щекотно! Пусти! – начала вырываться Рита, со смехом отпихивая его от себя, но Бурый крепко обхватил ее бедра, сильнее прижимаясь к ним лицом и вдыхая родной и возбуждающий запах любимой женщины.
– Не отпущу, пока не скажешь, что простила! – шутливо пригрозил он и тут же начал оправдываться: – Ритуля, я не хотел тебя обидеть! Ну сорвался, каюсь, прости меня, конфетка моя сладенькая, мой сахарный бумбончик!..
– У тебя есть только один способ заработать себе прощение… – томно взглянув на него, с намеком сказала Рита. – И только попробуй сослаться на врачей! Я тебе тогда все оторву, за ненадобностью…
От ее взгляда у Бурого пересохло во рту.
– Ну уж так уж и за ненадобностью… – смущенно хохотнул он. – Это же только временно…
– Нет ничего постояннее, чем временное, – веско оборвала его Рита и распахнула пеньюар, оголяя свою роскошную налитую грудь и тугой торчащий живот, по которому пробегали волны – это их ребенок плавно передвигался внутри материнского чрева.
Бурый склонился к животу жены, осторожно целуя выпирающие бугорки – то ли пятки, то ли локотки их наследника:
– Мой масенький…
– Не сюсюкай, терпеть не могу! – сердито закрыла ему рот ладонью Рита, а потом потянула мужа наверх. – Ну, давай, отрабатывай прощение, грубиян!
Через час, совершенно опустошенный, Бурый лежал, откинувшись, рядом с засыпающей, удовлетворенной и простившей его женой.
«Если бы и в бизнесе все было так же просто и приятно…» – с тоской вернулся он мыслями к своим разладившимся делам.
Он тихонько вытащил руку из-под головы уже уснувшей Риты, и вышел в гостиную.
«Надо что-то делать, не могу я больше сидеть сиднем!» – думал он, набирая номер трубки своего помощника.
Услышав его, похоже, навсегда испуганный голос, Бурый спросил:
– Ну что там у тебя?
– Только что виделся с… – Валера многозначительно обозначил паузу.
– Ну и…
– Говорит: не все так просто.
– А ему этого никто и не обещал! – разозлился Бурый. – Так он берется? Узнает что-нибудь?
– Он уже кое-что знает и считает, что лучше не соваться в это дело.
– Ну, пошло-поехало… – психанул Бурый. – Почему? Я что, мало ему плачу? Черт, без его возможностей нам будет труднее. О, Господи, как же мне все надоело! Ну не до второго же пришествия бегать за этими деньгами, народу сколько полегло, а все без толку! Ладно, давай-ка, лети ко мне, сами попробуем прикинуть, куда эти засранцы могли податься.
Валера напряженно помолчал, а потом робко заметил:
– Да я хотел помыться и поесть, целый день мотался, с дороги же…
– У меня поешь! – отрезал Бурый и бросил в раздражении трубку: «О чем он думает?! До еды ли сейчас?! Вот послал бог помощничка… Мало того, что ссыкло, так еще и халявщик! И эти где-то там болтаются без толку! – вспомнил он о Козаке и Кваче. – Нарвутся еще на приключения!».
Повинуясь спонтанному решению, Бурый набрал номер Козака и, услышав его далекий голос, приказал:
– Возвращайтесь, вы мне здесь нужны! Чтоб к утру были!
Положив трубку и ожидая, когда приедет Валера, Бурый прошел в просторную кухню, где в углу возвышался вместительный холодильник и, открыв его, заглянул внутрь.
«Обожрется!» – сделал он вывод, ревизовав взглядом заграничную и элитную отечественную снедь, выставленную на пяти холодильных полках, после чего вернулся в гостиную.
Чувствуя, как накопившаяся за эти дни усталость, еще и усугубленная бурным сексом с женой, отдается колокольным гулом в голове, Бурый решил принять контрастный душ.
Зажимая руками виски, в которых, казалось, кто-то изнутри пытался пробить люки наружу, он побрел в ванную. В таком состоянии он не сможет сосредоточиться, а ему это сейчас ой как нужно!
Постояв попеременно сначала под горячими, а потом под обжигающе холодными струями воды, Бурый вылез из ванны и, накинув на себя большое мохнатое полотенце, начал энергично растираться. В зеркале, запотевшем по краям, отразились его торс и живот, на котором багровело несколько следов от жарких поцелуев Риты.
Бурого это развеселило: «Засосы, как у пацана… Нужно будет Ритуле предъявить, а то не поверит, что это ее работа и убьет… ни за что, ни про что…»
Стоящий на тумбочке телефон тихо зазвонил. Отложив полотенце, Бурый поднял трубку:
– Алло!
– Я уже у входа, – прозвучал голос Валеры. – В дверь звонить не хочу, Маргарита Ивановна, наверное, спит.
– Я тебе открою, подожди, – ответил Бурый, натягивая на себя халат.
Впустив в квартиру Валеру, он с удивлением уставился на него:
– Кто это тебя так? Ты же уезжал от меня в нормальном виде!
На красном, как свекла, носу помощника красовался большущий пузырь.
– Да я на ходу прикуривал, а тут как назло ухаб, вот зажигалкой в нос и попал… – объяснил Валера.
Бурый хмыкнул, покачав головой.
– А ведь Минздрав предупреждал… – насмешливо сказал он. – Ладно, проходи. Давай сразу на кухню. Там у Ритули запас для пира на весь мир.
Но не успели они сесть с Валерой за стол, как трубка Бурого запищала.
– Але, – ответил он, удивившись, кто это так поздно ему звонит.
– Виктор, не суйся в это дело, бог с ними с деньгами, – услышал он голос Копытина. – Поверь, ничего не получишь, а себя подставишь. Я только что узнал, что там все очень серьезно, очень! Там кроме твоих денег слилась еще и сверхсекретная информация, пропали какие-то ценные сотрудники, а один вообще погиб… Разбираться аж из Москвы прилетели! Так что мой тебе совет – забудь и отдохни…
– Легко тебе говорить! – усмехнулся Бурый. – Там такой кусок осел… Что же ты мне предлагаешь, списать его на амортизацию?
– Думаю, другого выхода у тебя нет… – твердо сказал Копытин. – Я тебя предупредил. И серьезно советую взять жену и поехать куда-нибудь в теплые места, отдохнуть недельки две-три…
– Спасибо за совет, я подумаю, – пробурчал Бурый и положил трубку.
– Кто это был? – тихо спросил Валера, увидев, как у шефа перекосилось лицо, а рука начала массировать затылок.
– Да твой Копытин… – Бурый с мучительным выражением лица покрутил головой, пытаясь отогнать накатывающуюся боль. – Говорит, что там пропал кто-то очень важный, а наши обидчики кроме наших денег увели еще и какую-то секретную информацию, и их теперь усиленно ищут…
– И что теперь?
– Предлагает «забыть и отдохнуть», – со злостью ответил Бурый.
Валера невольно улыбнулся: это было любимое выражение Копытина.
– Чего лыбишься-то? – взорвался Бурый. – Весело тебе очень? – и тут же испугавшись, что разбудит жену, понизил голос: – А мне, знаешь ли, совсем не до смеху!
Он рванул дверцу холодильника и, вытащив из него бутылку водки, налил себе прямо в кофейную чашку до краев и залпом выпил.
Утром проснувшаяся в одиночестве Рита обеспокоенно прошлась по квартире, недоумевая, куда подевался ее муж, и на кухне застала трогательную картину: Бурый и Валера похрапывали, уткнувшись, как говорится, мордой в стол, заставленный почти нетронутой снедью. Судя по количеству пустых бутылок и стойкому запаху перегара, вырывавшемуся из их похрапывающих глоток, выпито ими было немало.
Глава восьмая
– Совсем с ума сошел?! – накинулась она на него. – Хорошо еще, что я упала в чистый сугроб, а то сейчас бы отправила тебя с моей дубленкой в химчистку.
– Тихо! Не злись! – попросил он, обтряхивая с нее снег. – Сама же слышала, чтоэтот му… чудак сказал. Ума палата!
Он помог подняться Квачу, который встал, держась за голову и покачиваясь.
– Где машина? – спросил его Козак.
Тот мотнул головой за угол.
– Ну все, Женя… Спасибо тебе большое… за все, я поехал, – сказал Козак, заглядывая ей в глаза. – Я тебе обязательно позвоню…
– Как же ты позвонишь, если номера моего не знаешь! – усмехнулась она и вдруг порывисто прижалась к нему. – Позвони мне, пожалуйста! У меня легкий телефон… – и она принялась нашептывать ему на ухо телефонный номер вперемешку с какими-то сумасшедшими словами о том, что она его никогда не забудет, будет вечно ждать и тому подобное.
Совершенно разомлевший от этого девичьего лепета Козак припал к ее подрагивающим губам, но потом взял себя в руки и отстранился. Погладив на прощание плечи девушки, он подхватил Квача под руку и поволок его в сторону, где стояла их машина.
– Кто это? – спросил его Квач, оглядываясь.
Женя все еще стояла возле арки и смотрела им вслед.
– Не твое дело! – оборвал его Козак. – Ты почему уехал?
– А что, нужно было рядом с ментами все это время сидеть? – огрызнулся Квач. – С моим-то сейчас фейсом…
– Да, фейс у тебя что надо! – хмыкнул Козак, подходя к машине и открывая дверцу.
– Ну и куда сейчас? – пробурчал Квач, с гримасой забираясь в машину.
– Поедем по второму адресу, искать твоего Федора. А здесь ловить нам нечего. Тутошний корешок под таким колпаком, что будет полным идиотом, если сунется сюда… А на идиота он не похож…
Козак завел уже остывший двигатель, подождал немного, пока он прогреется, и медленно тронул машину с места, выезжая за дорогу.
В Бердске, куда они, поплутав, добрались за час, их ждало еще одно разочарование. В доме, в котором по полученной информации жил Федор, было темно – ни одного огонечка, и лишь невидимая злобная собака бесновалась на цепи за забором, оживляя своим лаем черное безлюдное пространство.
Они дважды проехали мимо дома, но не заметили в нем никакого движения, хотя… там могли и затаиться… Однако проверить это незаметно при таком непрекращающемся лае было невозможно, разве что только застрелив собаку, но это значит переполошить всех соседей. А торчать посреди пустынной улицы и ждать в машине, пока появится Федор, тоже было глупо. Да и появится ли он – неизвестно…
Козак в порыве злости нажал на газ и, пройдясь по улице юзом, рванул в сторону шоссе.
Неожиданно раздался звонок спутникового телефона, лежащего на заднем сиденье, – Козак бросил его туда, когда уходил в дом Кондратюка.
– Послушай! – приказал он Квачу.
Тот перегнулся через сиденье и, нащупав телефон, поднес его к уху:
– Але… – и протянул трубку Козаку. – Это тебя…
Козак притормозил у обочины и взял у него трубку:
– Слушаю!
– Ну что там у вас? – раздался недовольный голос Бурого.
– Пока ничего! – коротко ответил Козак. – По адресам, где эти двое прописаны, пусто.
– Какие у них адреса? Диктуй!
Козак с расстановкой зачитал ему адреса и фамилии тех, кого они искали, не понимая, зачем это Бурому в Красноярске.
– Ищите дальше! – зло бросил Бурый и отключился.
– Ищите… – пробурчал Козак. – Ветра в поле, иголку в стоге сена, черную кошку в темной комнате, дырку от бублика…
– Ты чего? – уставился на него Квач.
– Ничего… – раздраженно проворчал тот, сосредотачиваясь на темной дороге.
Радостное возбуждение, до сих пор пробегавшее по его телу после неожиданной близости с Женей, бесследно улетучилось, сменившись усталостью и апатией.
– Теперь куда? – спросил его Квач.
– В «Корвет». Валера должен подъехать…
Всю обратную дорогу они молчали.
Подъехав с задней стороны к «Корвету», Козак трижды посигналил. Выглянувший из калитки охранник тут же распахнул ворота, впуская машину в тесный двор, где в углу Козак увидел свой, уже обновленный, джип.
«Быстро „наш муженек“ сработал…» – довольно подумал он.
Выйдя из машины, он поднялся по посыпанным песком обледеневшим ступенькам и сразу же столкнулся в коридоре с Вероникой.
– Валера приезжал? – спросил он.
– Кто? А… Да, приезжал, деньги тебе оставил, – Вероника посмотрела в глаза Козаку и вдруг побледнела.
– Ты чего? – насторожился он.
– Где это ты уже успел?… – ревниво сощурившись, спросила та.
– Ты про что? – обнимая Веронику за талию и увлекая за собой в сторону ее кабинета, спросил он, уже догадываясь, чтота имеет в виду.
– Сам знаешь про что… – Вероника обиженно задышала. – У тебя такие глаза только после бабы бывают…
– Какие такие? – усмехнулся Козак, и у него что-то внутри сладко сжалось от воспоминаний Жениных объятий.
– Такие… шальные…
– Слушай, Ника, а ведь тут где-то рядом твой муж, – намекнул он. – Что это ты мне допрос устраиваешь? Мы же с тобой уже давно только друзья…
– Друзья! – фыркнула Вероника и вдруг торжественно и с выражением процитировала: – «Когда прекраснобедрая, томимая любовью, сама пришла к мужчине, то он пойдет в ад, убитый ее вздохами, если не насладится ею»…
Козак, оторопев, остановился:
– Это еще что?
– Это из «Шукасуптати», семидесяти рассказов попугая… индийский эрос, – ответила Вероника, с гордостью посмотрев на него. – И я полностью согласна с этими древними словами…
– Прекраснобедрая… томимая любовью… Нужно запомнить… Это ты о себе что ли? – не выдержав, он расхохотался.
Вероника оскорбленно пихнула его в бок локтем:
– Чем это тебе мои бедра уже не нравятся?!
– Да нравятся, нравятся, успокойся! – продолжал смеяться Козак, уворачиваясь от ее разящей руки. – Однако меня еще ни разу не соблазняли, цитируя такие мудреные изречения!
– Конечно! Твои мокрощелки, небось, молча отклячивают перед тобой жопку и расставляют ножки, – презрительно скривила губы Вероника.
– Фу!.. Чего это тебя из индийского эроса в русский фольклор кидает? – осуждающе покачав головой, спросил Козак. – Зачем же так о прекрасном? Чувствуется в тебе, Вероника, некая неудовлетворенность жизнью…
– Зато ты, похоже, очень удовлетворен кем-то! – гнула та свою линию, открывая перед ним дверь в кабинет. – Даже припахивает от тебя, как от кошака после… Хоть бы поделился немножко своей удовлетворенностью, жадина!
Она вроде и шутила, но Козак, заглянув ей в глаза, вдруг увидел в них такую женскую тоску и томление, что ему стало безумно жалко ее. Понимая, что совершает большую глупость, он шагнул к ней, и крепко обхватив ее за ягодицы, притиснул к себе, целуя в давно забытые губы.
«Останусь с ней на ночь, а там, либо ишак сдохнет, либо султан помрет…» – пронеслось у него в голове. Огонь, ненароком зажжённый Женей, видимо, не сразу утихнет, так пусть от него еще хоть одна душа согреется – он вовсе не жадина.
* * *
Бурый в раздражении смотрел на Валеру. Тот только что вернулся из Новосибирска, надеясь получить похвалу за успешно проделанную работу. Но Бурый был не в «премиальном» настроении, и даже шуганул жену, когда та зачем-то вошла в комнату, где он сидел, чего раньше никогда себе не позволял.– Козака видел? – спросил Бурый.
– Нет, я ему деньги оставил там, где он просил… – преданно глядя в глаза шефу, ответил Валера.
– Можно было и не оставлять… – махнул рукой Бурый.
– Но вы же сказали…
– Сказал, сказал… – проворчал Бурый. – Только толку от Козака пока мало, все самому, видно, придется делать, блин! На вот тебе фамилии и адреса в Новосибирске, поезжай…
Валера испуганно вскинул на него глаза.
– Да не дергайся ты! – прикрикнул на него Бурый. – Поезжай к Копытину, пусть посмотрит, что у них есть на этих мужиков, только предупреди, чтобы пока не светил их. Я скажу, когда их можно будет отдать органам. Пусть постарается. Возможно, это и ему по службе пригодится, сейчас, небось, все ищут того, кто замочил их фээсбешника.
– Но ведь это же сделали наши… Что же мы, сдадим им Козака? – удивленно посмотрел на него Валера.
– У тебя, братан, чего-то совсем с котелком… – покрутил пальцем у виска Бурый. – Круглова замочил этот самый Кондратюк, да еще и мои деньги прихватил, сука. Его, наверняка, сейчас ищут, а мы должны найти его быстрее, раньше всех, иначе плакали мои «мани-мани»… Как ты думаешь, где они могут скрываться?
– Кто? «Мани-мани»? – не поняв его, спросил Валера.
Бурый, багровея, грохнул кулаком по столу:
– Блин, ты что, совсем охерел?! Мозги в Энске отморозил?
Валера вжал голову в плечи.
– Не «мани-мани», а те мужики, что меня обнесли! – Бурый встал и заходил по комнате, пытаясь успокоиться. – Где они могут прятаться? – он вопросительно остановился напротив помощника.
– Не знаю… – виновато опустил глаза Валера.
– Вот пусть Копытин и узнает, у него возможностей больше. Скажи, что мы ему заплатим вдвойне, а после и этих гавриков отдадим, когда сами с ними разберемся.
– Хорошо. Я поехал? – потянулся всем телом к выходу Валера, боясь, что шеф передумает и пошлет его еще куда-нибудь похуже… Хотя хуже его «командировки» в Новосибирск уже вряд ли что может быть, несмотря на то, что самон ничего там не делал.
– Езжай…
Валеру словно ветром сдуло. Бурый вздохнул: опять ждать…
Он устало откинулся в кресле и тут же вспомнил об обиженной жене. Накричал на нее, да еще при чужих! Нужно было срочно идти заглаживать вину.
«Вот довели, суки, Ритулю обидел…» – расстроенно думал Бурый, вставая и тихо подходя к двери в спальню. Приоткрыв дверь, он заглянул внутрь и тут же получил по физиономии тугим углом брошенной в него подушки. Он ошеломленно отскочил назад за дверь.
– Лучше не заходи! – послышался из спальни звенящий от злости голос Риты. – Вовек тебя не прощу!
Бурому стало вдруг смешно. Заслонив лицо рукой, он распахнул дверь, и в два шага перекрыл расстояние до кровати, на которой сидела разъяренная жена.
Она, видимо, не ожидала от него такой прыти, и немного растерялась, когда он упал рядом с ней на постель, зарывшись лицом в ее колени. Однако ее возмущение было так велико, что она несколько раз всерьез стукнула его по спине.
– Ну прости меня, ягодка! Прости своего бегемота! – взмолился Бурый, покрывая кусающими поцелуями ее ноги. – Целый век твоей немилости я не выдержу!
– Ой, щекотно! Пусти! – начала вырываться Рита, со смехом отпихивая его от себя, но Бурый крепко обхватил ее бедра, сильнее прижимаясь к ним лицом и вдыхая родной и возбуждающий запах любимой женщины.
– Не отпущу, пока не скажешь, что простила! – шутливо пригрозил он и тут же начал оправдываться: – Ритуля, я не хотел тебя обидеть! Ну сорвался, каюсь, прости меня, конфетка моя сладенькая, мой сахарный бумбончик!..
– У тебя есть только один способ заработать себе прощение… – томно взглянув на него, с намеком сказала Рита. – И только попробуй сослаться на врачей! Я тебе тогда все оторву, за ненадобностью…
От ее взгляда у Бурого пересохло во рту.
– Ну уж так уж и за ненадобностью… – смущенно хохотнул он. – Это же только временно…
– Нет ничего постояннее, чем временное, – веско оборвала его Рита и распахнула пеньюар, оголяя свою роскошную налитую грудь и тугой торчащий живот, по которому пробегали волны – это их ребенок плавно передвигался внутри материнского чрева.
Бурый склонился к животу жены, осторожно целуя выпирающие бугорки – то ли пятки, то ли локотки их наследника:
– Мой масенький…
– Не сюсюкай, терпеть не могу! – сердито закрыла ему рот ладонью Рита, а потом потянула мужа наверх. – Ну, давай, отрабатывай прощение, грубиян!
Через час, совершенно опустошенный, Бурый лежал, откинувшись, рядом с засыпающей, удовлетворенной и простившей его женой.
«Если бы и в бизнесе все было так же просто и приятно…» – с тоской вернулся он мыслями к своим разладившимся делам.
Он тихонько вытащил руку из-под головы уже уснувшей Риты, и вышел в гостиную.
«Надо что-то делать, не могу я больше сидеть сиднем!» – думал он, набирая номер трубки своего помощника.
Услышав его, похоже, навсегда испуганный голос, Бурый спросил:
– Ну что там у тебя?
– Только что виделся с… – Валера многозначительно обозначил паузу.
– Ну и…
– Говорит: не все так просто.
– А ему этого никто и не обещал! – разозлился Бурый. – Так он берется? Узнает что-нибудь?
– Он уже кое-что знает и считает, что лучше не соваться в это дело.
– Ну, пошло-поехало… – психанул Бурый. – Почему? Я что, мало ему плачу? Черт, без его возможностей нам будет труднее. О, Господи, как же мне все надоело! Ну не до второго же пришествия бегать за этими деньгами, народу сколько полегло, а все без толку! Ладно, давай-ка, лети ко мне, сами попробуем прикинуть, куда эти засранцы могли податься.
Валера напряженно помолчал, а потом робко заметил:
– Да я хотел помыться и поесть, целый день мотался, с дороги же…
– У меня поешь! – отрезал Бурый и бросил в раздражении трубку: «О чем он думает?! До еды ли сейчас?! Вот послал бог помощничка… Мало того, что ссыкло, так еще и халявщик! И эти где-то там болтаются без толку! – вспомнил он о Козаке и Кваче. – Нарвутся еще на приключения!».
Повинуясь спонтанному решению, Бурый набрал номер Козака и, услышав его далекий голос, приказал:
– Возвращайтесь, вы мне здесь нужны! Чтоб к утру были!
Положив трубку и ожидая, когда приедет Валера, Бурый прошел в просторную кухню, где в углу возвышался вместительный холодильник и, открыв его, заглянул внутрь.
«Обожрется!» – сделал он вывод, ревизовав взглядом заграничную и элитную отечественную снедь, выставленную на пяти холодильных полках, после чего вернулся в гостиную.
Чувствуя, как накопившаяся за эти дни усталость, еще и усугубленная бурным сексом с женой, отдается колокольным гулом в голове, Бурый решил принять контрастный душ.
Зажимая руками виски, в которых, казалось, кто-то изнутри пытался пробить люки наружу, он побрел в ванную. В таком состоянии он не сможет сосредоточиться, а ему это сейчас ой как нужно!
Постояв попеременно сначала под горячими, а потом под обжигающе холодными струями воды, Бурый вылез из ванны и, накинув на себя большое мохнатое полотенце, начал энергично растираться. В зеркале, запотевшем по краям, отразились его торс и живот, на котором багровело несколько следов от жарких поцелуев Риты.
Бурого это развеселило: «Засосы, как у пацана… Нужно будет Ритуле предъявить, а то не поверит, что это ее работа и убьет… ни за что, ни про что…»
Стоящий на тумбочке телефон тихо зазвонил. Отложив полотенце, Бурый поднял трубку:
– Алло!
– Я уже у входа, – прозвучал голос Валеры. – В дверь звонить не хочу, Маргарита Ивановна, наверное, спит.
– Я тебе открою, подожди, – ответил Бурый, натягивая на себя халат.
Впустив в квартиру Валеру, он с удивлением уставился на него:
– Кто это тебя так? Ты же уезжал от меня в нормальном виде!
На красном, как свекла, носу помощника красовался большущий пузырь.
– Да я на ходу прикуривал, а тут как назло ухаб, вот зажигалкой в нос и попал… – объяснил Валера.
Бурый хмыкнул, покачав головой.
– А ведь Минздрав предупреждал… – насмешливо сказал он. – Ладно, проходи. Давай сразу на кухню. Там у Ритули запас для пира на весь мир.
Но не успели они сесть с Валерой за стол, как трубка Бурого запищала.
– Але, – ответил он, удивившись, кто это так поздно ему звонит.
– Виктор, не суйся в это дело, бог с ними с деньгами, – услышал он голос Копытина. – Поверь, ничего не получишь, а себя подставишь. Я только что узнал, что там все очень серьезно, очень! Там кроме твоих денег слилась еще и сверхсекретная информация, пропали какие-то ценные сотрудники, а один вообще погиб… Разбираться аж из Москвы прилетели! Так что мой тебе совет – забудь и отдохни…
– Легко тебе говорить! – усмехнулся Бурый. – Там такой кусок осел… Что же ты мне предлагаешь, списать его на амортизацию?
– Думаю, другого выхода у тебя нет… – твердо сказал Копытин. – Я тебя предупредил. И серьезно советую взять жену и поехать куда-нибудь в теплые места, отдохнуть недельки две-три…
– Спасибо за совет, я подумаю, – пробурчал Бурый и положил трубку.
– Кто это был? – тихо спросил Валера, увидев, как у шефа перекосилось лицо, а рука начала массировать затылок.
– Да твой Копытин… – Бурый с мучительным выражением лица покрутил головой, пытаясь отогнать накатывающуюся боль. – Говорит, что там пропал кто-то очень важный, а наши обидчики кроме наших денег увели еще и какую-то секретную информацию, и их теперь усиленно ищут…
– И что теперь?
– Предлагает «забыть и отдохнуть», – со злостью ответил Бурый.
Валера невольно улыбнулся: это было любимое выражение Копытина.
– Чего лыбишься-то? – взорвался Бурый. – Весело тебе очень? – и тут же испугавшись, что разбудит жену, понизил голос: – А мне, знаешь ли, совсем не до смеху!
Он рванул дверцу холодильника и, вытащив из него бутылку водки, налил себе прямо в кофейную чашку до краев и залпом выпил.
Утром проснувшаяся в одиночестве Рита обеспокоенно прошлась по квартире, недоумевая, куда подевался ее муж, и на кухне застала трогательную картину: Бурый и Валера похрапывали, уткнувшись, как говорится, мордой в стол, заставленный почти нетронутой снедью. Судя по количеству пустых бутылок и стойкому запаху перегара, вырывавшемуся из их похрапывающих глоток, выпито ими было немало.
Глава восьмая
Утром Леонид по привычке проснулся рано и, открыв глаза, огляделся.
Есения, свернувшись клубочком, спала рядом, подложив, как ребенок, руки под щеку. В сумерках было плохо видно, но он заметил, что во сне ее лицо было спокойным.
Федора с Буяном в зимовье не было.
«Ой, как на двор-то хочется! Вставать надо», – подумал Леонид, чувствуя характерное томление в теле, но, вспомнив о волках, приуныл.
«Вчера чуть все не отморозил, сегодня, того и гляди, чего-нибудь отгрызут… Где же Федор?»
Снаружи не доносилось никаких звуков, даже ветер, всю ночь завывавший под окном, стих.
Леонид тихонько сел на лежанке и, зябко поджав ноги, попытался дотянуться до своих валенок. Кончилось это тем, что он, потеряв равновесие, свалился с лежанки и, силясь удержаться на ногах, приземлился на пол, уронив при этом с грохотом лавку.
– Ой-й! – вскинулась Есения.
«Вот черт! Все-таки разбудил!» – расстроился Леонид, виновато поворачиваясь к ней.
– Что случилось? – спросила Есения, вглядываясь в сумраке зимовья, не разгоняемого бледным светом, проникавшим внутрь сквозь маленькое оконце.
– Федора волки съели, – мрачно пошутил Леонид, поднимая лавку и быстро надевая валенки, просохшие за ночь у печки.
– Ты серьезно?! – ахнула Есения.
– Нет, конечно! Успокойся, думаю, что это он их сейчас ест…
– Кого? – не поняла Есения.
Спросонья она явно плохо реагировала на шутки.
В это время за дверью послышался шум и какие-то хлопки – кто-то оббивал снег с валенок.
Открылась дверь, и с клубами пара в зимовье ввалился Федор с большим свертком на плече.
Положив сверток на стол, он сел на лавку и, удовлетворенно улыбаясь, сообщил:
– Вот, волки завалили лося, так я отогнал их и взял нам немного мяса, неизвестно, сколько мы еще тут пробудем. Да, и вот еще какое дело, Лёньша, я тут наткнулся на непонятную узкоколеечку, на моей карте ее нет. На совсем новую она не похожа, кажись, не первый год ей. От снега уже утром была прочищена, значит, кто-то ею активно пользуется. Пройтись бы вдолечки по ней? Поглядеть бы… а, как думаешь?
– Я с тобой! – сказал Леонид, поднимаясь, и тут же скривился – ноги после вчерашнего горели огнем.
– Не торопись, поесть нужно сначала, – остановил его Федор.
– А зачем нам эта узкоколейка? – спросила Есения. – Филипп сказал, что Григорий Тарасович привезет нас в Абакан тоже на снегоходе…
– Мы должны иметь несколько путей отхода… – объяснил ей Федор. – Мало ли что со «снегоходом», техника есть техника, да и Григорий Тарасович – всего лишь человек…
– Ты хочешь сказать, что мы можем попытаться уйти отсюда самостоятельно и сами будем пробираться за границу? – спросил его с интересом Леонид.
– Врага надо использовать до конца, а Филипп – враг, – ответил Федор, отрезая от лосиной ляжки большой шмат мяса. – Пусть он поработает на нас, но вслепую следовать за ним нельзя. Есения, на-ка вот мясо. В печку дровишек подкинешь, да на сковородке вон той и поджаришь. Сможешь?
– Смогу, конечно, – улыбнулась Есения, подходя к нему.
– Вот и хорошо, а я остальное пока на морозе пристрою, – сказал Федор и вышел на улицу.
– Федор, постой! – окликнул его Леонид, выскакивая следом за ним.
Федор, прилаживавший к ногам лыжи, остановился в ожидании, глядя на него.
– Помочь тебе? – спросил Леонид, подбегая по хрустящему под ногами снегу к нему и указывая на мясо.
– Да я и один справлюсь, тут на краю поляны есть дерево со схроном.
– Все равно я с тобой! Прогуляюсь, заодно и нужду справлю, – и тут же вспомнив про вчерашнюю «заставу», с опаской оглянулся: – Федор, слушай, а мы на волков здесь не напоремся?
Вокруг на снегу виднелись волчьи следы и помет.
– Шуганул я их, не боись! – усмехнулся тот. – Дед же обещал сегодня наведаться…
– А откуда ты знаешь, что они отсюда ушли? Как ты можешь быть в этом уверен? – продолжал допытываться Леонид, с опаской оглядывая окружающие их черные заросли, где, как ему казалось, могла затаиться любая хищная живность, желающая отведать его, Леонидова, нежного мясца.
– Не боись, Лёньша, я их чую, – уже серьезно повторил Федор.
– За версту чуешь? – уточнил Леонид.
– Не только за версту, – покачал головой Федор. – Вообще чую…
Леонид уважительно промолчал, он в своей жизни, стыдно сказать, чуял только крыс. Правда, чуял их очень хорошо еще с детства. Если в радиусе пяти метров оказывалась крыса, у него начинали шевелиться волосы на голове и холодел затылок. А крысы, похоже, наоборот – очень любили Леонида. Однажды, когда он гостил у бабки на Украине, проснувшись рано утром от озноба и какого-то странного запаха, он обнаружил, что у него под боком спит крыса, и разве что только не похрапывает… Бабка, заслышав истошный вопль внука, подумала, что его режут…
Даже в городе крысы не оставляли Леонида в покое. Стоило ему случайно пройти мимо какого-нибудь продуктового склада, вдоль которого в это время спешила по своим делам какая-нибудь крыса, она обязательно меняла свой маршрут и радостно неслась со всех лап навстречу Леониду. У него было подозрение, что та просто хотела потереться об его ноги, но ему никогда не хватало мужества дождаться этого момента и проверить ее намерения на деле. Бегал он быстро…
Выйдя на поляну, у которой росло дерево с устроенной клетью для хранения продуктов, Федор забрался по прибитой сбоку лесенке наверх и забросил лосиную ногу в клеть, после чего, потянув за веревку, перекинутую через сук, подвесил клеть в воздухе. Как он объяснил Леониду, тобы в нее не забрались росомаха или горностай.
– Федор, а правда, что горностаи залезают в гнездо, где только что родились маленькие горностайчики, и насилуют новорожденных самочек? – спросил Леонид, когда Федор спустился вниз.
– Первый раз такое слышу… – удивленно посмотрел на него тот.
– Да, об этом как-то в передаче «В мире животных» рассказывали, – пояснил. – Представляешь, изнасилуют мелюзгу, а те с зародышами в себе и растут. А когда достигают взрослого состояния, рожают. Эдакое отложенное зачатие получается… Мерзость какая! – передернул он плечами. – И мех этих педофилов еще царским считают!
Но Федор с ним не согласился:
– Есть в этом, наверное, какой-то смысл для выживания их вида. В природе горностаев много опасностей поджидает, да и человек без счету истребляет их за ценный мех. Вот они и приспосабливаются.
– Ну, так можно все оправдать! – проворчал Леонид. – А я этих извращенцев побрезговал бы носить.
Когда они вернулись в зимовье, Есения уже накрывала на стол, а в воздухе стоял потрясающий аромат жареного мяса.
Полив друг другу на руки, Федор с Леонидом умылись и сели за стол.
– А мы совсем неплохо здесь устроились, – сказал Леонид, с вожделением поглядывая на миску, наполненную толстыми кусками сочного поджаристого мяса.
Но не успели они приступить к трапезе, как за стеной послышался шум мотора.
– Кажись, к нам гости, – сказал Федор, вставая.
И точно, оббив снег за порогом, в зимовье без стука вошел Григорий Тарасович в сопровождении отчаянно махавшего хвостом Буяна, обрадовавшегося приезду хозяина.
– У вас все нормально? – спросил старик, окидывая их по очереди обеспокоенным взглядом.
– Спасибо, все хорошо! А что? – спросил в свою очередь Леонид.
– Да всю ночь волки выли, и вокруг все застлано их следами… – объяснил свою тревогу Григорий Тарасович. – Откуда их взялось столько, не пойму, редко увижу пару, другую, а тут будто цельная стая побывала…
Есения, свернувшись клубочком, спала рядом, подложив, как ребенок, руки под щеку. В сумерках было плохо видно, но он заметил, что во сне ее лицо было спокойным.
Федора с Буяном в зимовье не было.
«Ой, как на двор-то хочется! Вставать надо», – подумал Леонид, чувствуя характерное томление в теле, но, вспомнив о волках, приуныл.
«Вчера чуть все не отморозил, сегодня, того и гляди, чего-нибудь отгрызут… Где же Федор?»
Снаружи не доносилось никаких звуков, даже ветер, всю ночь завывавший под окном, стих.
Леонид тихонько сел на лежанке и, зябко поджав ноги, попытался дотянуться до своих валенок. Кончилось это тем, что он, потеряв равновесие, свалился с лежанки и, силясь удержаться на ногах, приземлился на пол, уронив при этом с грохотом лавку.
– Ой-й! – вскинулась Есения.
«Вот черт! Все-таки разбудил!» – расстроился Леонид, виновато поворачиваясь к ней.
– Что случилось? – спросила Есения, вглядываясь в сумраке зимовья, не разгоняемого бледным светом, проникавшим внутрь сквозь маленькое оконце.
– Федора волки съели, – мрачно пошутил Леонид, поднимая лавку и быстро надевая валенки, просохшие за ночь у печки.
– Ты серьезно?! – ахнула Есения.
– Нет, конечно! Успокойся, думаю, что это он их сейчас ест…
– Кого? – не поняла Есения.
Спросонья она явно плохо реагировала на шутки.
В это время за дверью послышался шум и какие-то хлопки – кто-то оббивал снег с валенок.
Открылась дверь, и с клубами пара в зимовье ввалился Федор с большим свертком на плече.
Положив сверток на стол, он сел на лавку и, удовлетворенно улыбаясь, сообщил:
– Вот, волки завалили лося, так я отогнал их и взял нам немного мяса, неизвестно, сколько мы еще тут пробудем. Да, и вот еще какое дело, Лёньша, я тут наткнулся на непонятную узкоколеечку, на моей карте ее нет. На совсем новую она не похожа, кажись, не первый год ей. От снега уже утром была прочищена, значит, кто-то ею активно пользуется. Пройтись бы вдолечки по ней? Поглядеть бы… а, как думаешь?
– Я с тобой! – сказал Леонид, поднимаясь, и тут же скривился – ноги после вчерашнего горели огнем.
– Не торопись, поесть нужно сначала, – остановил его Федор.
– А зачем нам эта узкоколейка? – спросила Есения. – Филипп сказал, что Григорий Тарасович привезет нас в Абакан тоже на снегоходе…
– Мы должны иметь несколько путей отхода… – объяснил ей Федор. – Мало ли что со «снегоходом», техника есть техника, да и Григорий Тарасович – всего лишь человек…
– Ты хочешь сказать, что мы можем попытаться уйти отсюда самостоятельно и сами будем пробираться за границу? – спросил его с интересом Леонид.
– Врага надо использовать до конца, а Филипп – враг, – ответил Федор, отрезая от лосиной ляжки большой шмат мяса. – Пусть он поработает на нас, но вслепую следовать за ним нельзя. Есения, на-ка вот мясо. В печку дровишек подкинешь, да на сковородке вон той и поджаришь. Сможешь?
– Смогу, конечно, – улыбнулась Есения, подходя к нему.
– Вот и хорошо, а я остальное пока на морозе пристрою, – сказал Федор и вышел на улицу.
– Федор, постой! – окликнул его Леонид, выскакивая следом за ним.
Федор, прилаживавший к ногам лыжи, остановился в ожидании, глядя на него.
– Помочь тебе? – спросил Леонид, подбегая по хрустящему под ногами снегу к нему и указывая на мясо.
– Да я и один справлюсь, тут на краю поляны есть дерево со схроном.
– Все равно я с тобой! Прогуляюсь, заодно и нужду справлю, – и тут же вспомнив про вчерашнюю «заставу», с опаской оглянулся: – Федор, слушай, а мы на волков здесь не напоремся?
Вокруг на снегу виднелись волчьи следы и помет.
– Шуганул я их, не боись! – усмехнулся тот. – Дед же обещал сегодня наведаться…
– А откуда ты знаешь, что они отсюда ушли? Как ты можешь быть в этом уверен? – продолжал допытываться Леонид, с опаской оглядывая окружающие их черные заросли, где, как ему казалось, могла затаиться любая хищная живность, желающая отведать его, Леонидова, нежного мясца.
– Не боись, Лёньша, я их чую, – уже серьезно повторил Федор.
– За версту чуешь? – уточнил Леонид.
– Не только за версту, – покачал головой Федор. – Вообще чую…
Леонид уважительно промолчал, он в своей жизни, стыдно сказать, чуял только крыс. Правда, чуял их очень хорошо еще с детства. Если в радиусе пяти метров оказывалась крыса, у него начинали шевелиться волосы на голове и холодел затылок. А крысы, похоже, наоборот – очень любили Леонида. Однажды, когда он гостил у бабки на Украине, проснувшись рано утром от озноба и какого-то странного запаха, он обнаружил, что у него под боком спит крыса, и разве что только не похрапывает… Бабка, заслышав истошный вопль внука, подумала, что его режут…
Даже в городе крысы не оставляли Леонида в покое. Стоило ему случайно пройти мимо какого-нибудь продуктового склада, вдоль которого в это время спешила по своим делам какая-нибудь крыса, она обязательно меняла свой маршрут и радостно неслась со всех лап навстречу Леониду. У него было подозрение, что та просто хотела потереться об его ноги, но ему никогда не хватало мужества дождаться этого момента и проверить ее намерения на деле. Бегал он быстро…
Выйдя на поляну, у которой росло дерево с устроенной клетью для хранения продуктов, Федор забрался по прибитой сбоку лесенке наверх и забросил лосиную ногу в клеть, после чего, потянув за веревку, перекинутую через сук, подвесил клеть в воздухе. Как он объяснил Леониду, тобы в нее не забрались росомаха или горностай.
– Федор, а правда, что горностаи залезают в гнездо, где только что родились маленькие горностайчики, и насилуют новорожденных самочек? – спросил Леонид, когда Федор спустился вниз.
– Первый раз такое слышу… – удивленно посмотрел на него тот.
– Да, об этом как-то в передаче «В мире животных» рассказывали, – пояснил. – Представляешь, изнасилуют мелюзгу, а те с зародышами в себе и растут. А когда достигают взрослого состояния, рожают. Эдакое отложенное зачатие получается… Мерзость какая! – передернул он плечами. – И мех этих педофилов еще царским считают!
Но Федор с ним не согласился:
– Есть в этом, наверное, какой-то смысл для выживания их вида. В природе горностаев много опасностей поджидает, да и человек без счету истребляет их за ценный мех. Вот они и приспосабливаются.
– Ну, так можно все оправдать! – проворчал Леонид. – А я этих извращенцев побрезговал бы носить.
Когда они вернулись в зимовье, Есения уже накрывала на стол, а в воздухе стоял потрясающий аромат жареного мяса.
Полив друг другу на руки, Федор с Леонидом умылись и сели за стол.
– А мы совсем неплохо здесь устроились, – сказал Леонид, с вожделением поглядывая на миску, наполненную толстыми кусками сочного поджаристого мяса.
Но не успели они приступить к трапезе, как за стеной послышался шум мотора.
– Кажись, к нам гости, – сказал Федор, вставая.
И точно, оббив снег за порогом, в зимовье без стука вошел Григорий Тарасович в сопровождении отчаянно махавшего хвостом Буяна, обрадовавшегося приезду хозяина.
– У вас все нормально? – спросил старик, окидывая их по очереди обеспокоенным взглядом.
– Спасибо, все хорошо! А что? – спросил в свою очередь Леонид.
– Да всю ночь волки выли, и вокруг все застлано их следами… – объяснил свою тревогу Григорий Тарасович. – Откуда их взялось столько, не пойму, редко увижу пару, другую, а тут будто цельная стая побывала…