Страница:
– Может, пойдем вон за тот барханчик, – предложил он Есении. – Я покараулю, чтобы ребятишки за тобой не увязались.
Есения мучительно покраснела, но в этот момент из домика вышел их водитель вместе с каким-то мужчиной. Спустившись с крыльца, они пошли за дом. Леонид уловил незаметный взгляд, который бросил на них идущий рядом с их водителем китаец.
Через несколько минут за домом взревел мотор и оттуда появился точно такой же черный джип, который подъехал к стоящей в нерешительности троице.
Из джипа вышел местный китаец и, подойдя к Филиппу, представился на английском языке:
– Сун Чань. Буду сопровождать вас до побережья.
– Очень приятно, – сказал Филипп. – А нельзя ли нам посетить перед отъездом туалет?
– Сожалею, но здесь нет туалетов, отъедем отсюда подальше, я остановлю машину.
– Но с нами женщина… – вмешался Леонид.
– Настоящий мужчина всегда способен держать глаза в правильном направлении, – замысловато ответил китаец и, давая понять, что разговор на эту тему исчерпан, переложил их сумку из машины, на которой они приехали, к себе.
Дальнейший путь превратился в мучение. Сун Чань выполнил свое обещание, остановившись через какое-то время у небольшого распадка, чтобы дать пассажирам возможность справить нужду. Но, когда они снова тронулись в путь, Есению вдруг начало укачивать. Видимо, давала знать о себе беременность. Пришлось бесконечно останавливаться, как только Есению начинало тошнить, а ее буквально выворачивало наизнанку. Когда это произошло первый раз, Леонид страшно испугался и кинулся помогать ей, но она, оттолкнув его, отбежала в сторону и согнулась пополам, сотрясаясь в приступе рвоты. Но потом, когда они были вынуждены останавливаться чуть ли не каждые полчаса, у Есении уже не было сил сопротивляться. Леонид, обнимая ее за талию, поддерживал ее, пока она силилась освободить желудок, в котором уже ничего не было, кроме желчи.
«Господи, неужели она так и с Лёней мучилась?!» – с ужасом думал он, но спросить ее об этом не решался.
– Я сейчас умру, – простонала Есения после очередного приступа.
Леонид начал поспешно ее утешать, что жить она еще будет долго, вот доедут они до места, и все образуется. Он освободил ей почти все сиденье, забившись в угол, чтобы она могла лечь, надеясь, что так ей будет легче перенести дорогу.
Когда начало темнеть, Сун Чань сообщил им, что вскоре они подъедут к небольшому городку, где смогут перекусить. Но когда они туда приехали, «перекусывать» пошел только Филипп. Есения даже думать о еде не могла, а Леонид не мог оставить ее в таком состоянии.
Поглядев озадаченно на бледно-зеленую Есению, Сун Чань куда-то ушел, а потом, вернувшись, сказал:
– Мы остановимся здесь на ночь. Женщине нужно отдохнуть. Пойдемте со мной!
Он привел их в небольшую комнату на втором этаже над магазином сувениров, где был душ и просторная кровать. Наверное, в обычные дни эта комната использовалась для чьих-то интимных свиданий.
Есения, едва переставляя ноги, прошла в душевую, заперлась там и пустила воду.
Леонид присел на край кровати, ожидая, когда она выйдет. Прождав минут двадцать, он уже начал беспокоиться.
Подойдя к двери, он тихо постучал:
– Есения, с тобой все в порядке?
– Да, – раздался ее слабый голос. – Я сейчас.
Через пять минут она вышла, бледная, с мокрыми волосами.
– Не смотри на меня, я очень страшная, – попросила она Леонида, отворачиваясь.
– Не придумывай! – улыбнулся он. – Ты для меня всегда самая красивая, – и испугавшись, что его слова прозвучали излишне откровенно, быстро добавил: – Ложись, я посижу рядом с тобой.
– Отвернись, пожалуйста, мне нужно раздеться, – тихо попросила она.
Он послушно отошел к окну и уставился на улицу, освещенную рекламой бара напротив.
Через несколько минут заскрипели пружины кровати, и Есения сказала:
– Я – все. Можешь повернуться.
– Тебе ничего не нужно? – спросил ее Леонид, подходя к кровати.
– Нет, и только не вздумай мне предлагать поесть, – сказала она с гримасой отвращения.
– Хорошо-хорошо, не буду, – поспешно ответил он и поправил одеяло, подтыкая его под бок Есении.
– Спасибо, – тихо сказала она и закрыла глаза.
– Спи, – шепнул Леонид и, наклонившись, поцеловал ее в щеку.
Выключив свет, он опустился на стул рядом с кроватью, положил голову на край постели и неожиданно почувствовал, как рука Есении опустилась ему на волосы и начала тихонько поглаживать и перебирать их. Поймав руку Есении, Леонид поцеловал ее в ладонь.
– Я очень тебе неприятна? – вдруг спросила Есения.
– Неприятна?! С чего это ты взяла? – Леонид изумленно посмотрел на нее, силясь разглядеть ее лицо в сумраке.
– Мне так показалось… – грустно сказала Есения.
– Если бы ты себя нормально чувствовала, я бы тебе показал, насколько это тебе показалось… – тихо сказал Леонид, целуя ее руку и каждый палец в отдельности. – Но, я думаю, у нас еще будет для этого время. А сейчас тебе нужно выспаться.
И чувствуя, что если она его сейчас позовет, то он не сможет устоять, добавил:
– Я пойду поговорю с Филиппом, а ты постарайся уснуть.
Он спустился по деревянной лестнице к машине, но в ней никого не было. Повертевшись в разные стороны и не обнаружив следов Филиппа и их водителя-проводника, Леонид решил зайти в бар напротив. Правда, в кармане у него лежали только доллары и рубли. Но доллар и в Китае доллар…
Зайдя в полутемное помещение и приглядевшись, он обнаружил, что в зале занято всего несколько столиков, причем за одним из них сидели Сун Чань с Филиппом. Заметив его, Филипп помахал ему рукой.
– Ну, как там Есения Викторовна? – спросил он, когда Леонид подошел к ним.
– Я уложил ее спать, надеюсь, к утру ей станет легче, – ответил Леонид, садясь за столик.
– А что с ней случилось? Она так сильно реагирует на укачивание? Как же мы тогда поплывем на яхте? – озабоченно спросил Филипп. – Сейчас зима и часто штормит.
Леонид, задумчиво посмотрев на него, решил открыть причину недомогания Есении.
– Есения Викторовна… – начал он, а потом поправился: – Мы с Есенией Викторовной ждем ребенка.
– Да?! – удивился Филипп, как будто рождение ребенка было совершенно немыслимым делом. – Ну, тогда понятно… – и он вздохнул.
А Леонид, оглядевшись вокруг, посмотрел, что едят окружающие, но все, в основном, пили.
Заметив его взгляд, Филипп спохватился:
– Вы хотите есть? Сейчас закажем, – и он что-то тихо сказал Сун Чаню, который тут же подозвал официанта.
– Я мог бы сам расплатиться, у меня есть доллары, только не знаю, в ходу ли они здесь… – сказал Леонид, ощутив неловкость, что он опять будет угощаться за чужой счет.
– Не волнуйтесь, Сун Чань имеет на нас кредит от своего руководства на время всего… э-э… нашего путешествия, – усмехнувшись, успокоил его Филипп.
Поужинав, Леонид, в соответствии с легендой об их супружестве, вернулся в комнату к Есении.
Она спала, тихонько посапывая во сне.
Он осторожно сел рядом с ней на кровать, боясь лишним движением потревожить ее сон, отвел волосы от ее лица и долго смотрел на нее с нежностью, пока глаза у него самого не начали слипаться.
Утром они продолжили путь. У Есении за ночь прошла бледность, она даже с удовольствием выпила в баре чашку чая с булочкой.
Леонид тоже почувствовал себя отдохнувшим, несмотря на то, что проспал всю ночь, сидя в ногах у Есении. Он так и не решился лечь рядом с ней, хотя места на кровати для двоих было вполне достаточно.
Неожиданно они выехали на новое шоссе, без всяких колдобин и ухабов, которые так измучили Есению накануне.
Есения склонила голову Леониду на плечо и, чуть закинув лицо вверх, задремала под ровный гул машины, несущейся по гладкой дороге. Леонид сидел, не шелохнувшись, ощущая теплую щеку Есении и борясь с искушением прикоснуться к ее таким близким губам.
По пути они еще раза два за день останавливались перекусить в каких-то придорожных ресторанчиках у небольших селений, и уже где-то поздно вечером выехали на финишную прямую, ведущую к побережью. В часе езды, напротив маленького рыбацкого селения Кунцзян, их должна была ждать яхта.
Глава девятая
Глава десятая
Есения мучительно покраснела, но в этот момент из домика вышел их водитель вместе с каким-то мужчиной. Спустившись с крыльца, они пошли за дом. Леонид уловил незаметный взгляд, который бросил на них идущий рядом с их водителем китаец.
Через несколько минут за домом взревел мотор и оттуда появился точно такой же черный джип, который подъехал к стоящей в нерешительности троице.
Из джипа вышел местный китаец и, подойдя к Филиппу, представился на английском языке:
– Сун Чань. Буду сопровождать вас до побережья.
– Очень приятно, – сказал Филипп. – А нельзя ли нам посетить перед отъездом туалет?
– Сожалею, но здесь нет туалетов, отъедем отсюда подальше, я остановлю машину.
– Но с нами женщина… – вмешался Леонид.
– Настоящий мужчина всегда способен держать глаза в правильном направлении, – замысловато ответил китаец и, давая понять, что разговор на эту тему исчерпан, переложил их сумку из машины, на которой они приехали, к себе.
Дальнейший путь превратился в мучение. Сун Чань выполнил свое обещание, остановившись через какое-то время у небольшого распадка, чтобы дать пассажирам возможность справить нужду. Но, когда они снова тронулись в путь, Есению вдруг начало укачивать. Видимо, давала знать о себе беременность. Пришлось бесконечно останавливаться, как только Есению начинало тошнить, а ее буквально выворачивало наизнанку. Когда это произошло первый раз, Леонид страшно испугался и кинулся помогать ей, но она, оттолкнув его, отбежала в сторону и согнулась пополам, сотрясаясь в приступе рвоты. Но потом, когда они были вынуждены останавливаться чуть ли не каждые полчаса, у Есении уже не было сил сопротивляться. Леонид, обнимая ее за талию, поддерживал ее, пока она силилась освободить желудок, в котором уже ничего не было, кроме желчи.
«Господи, неужели она так и с Лёней мучилась?!» – с ужасом думал он, но спросить ее об этом не решался.
– Я сейчас умру, – простонала Есения после очередного приступа.
Леонид начал поспешно ее утешать, что жить она еще будет долго, вот доедут они до места, и все образуется. Он освободил ей почти все сиденье, забившись в угол, чтобы она могла лечь, надеясь, что так ей будет легче перенести дорогу.
Когда начало темнеть, Сун Чань сообщил им, что вскоре они подъедут к небольшому городку, где смогут перекусить. Но когда они туда приехали, «перекусывать» пошел только Филипп. Есения даже думать о еде не могла, а Леонид не мог оставить ее в таком состоянии.
Поглядев озадаченно на бледно-зеленую Есению, Сун Чань куда-то ушел, а потом, вернувшись, сказал:
– Мы остановимся здесь на ночь. Женщине нужно отдохнуть. Пойдемте со мной!
Он привел их в небольшую комнату на втором этаже над магазином сувениров, где был душ и просторная кровать. Наверное, в обычные дни эта комната использовалась для чьих-то интимных свиданий.
Есения, едва переставляя ноги, прошла в душевую, заперлась там и пустила воду.
Леонид присел на край кровати, ожидая, когда она выйдет. Прождав минут двадцать, он уже начал беспокоиться.
Подойдя к двери, он тихо постучал:
– Есения, с тобой все в порядке?
– Да, – раздался ее слабый голос. – Я сейчас.
Через пять минут она вышла, бледная, с мокрыми волосами.
– Не смотри на меня, я очень страшная, – попросила она Леонида, отворачиваясь.
– Не придумывай! – улыбнулся он. – Ты для меня всегда самая красивая, – и испугавшись, что его слова прозвучали излишне откровенно, быстро добавил: – Ложись, я посижу рядом с тобой.
– Отвернись, пожалуйста, мне нужно раздеться, – тихо попросила она.
Он послушно отошел к окну и уставился на улицу, освещенную рекламой бара напротив.
Через несколько минут заскрипели пружины кровати, и Есения сказала:
– Я – все. Можешь повернуться.
– Тебе ничего не нужно? – спросил ее Леонид, подходя к кровати.
– Нет, и только не вздумай мне предлагать поесть, – сказала она с гримасой отвращения.
– Хорошо-хорошо, не буду, – поспешно ответил он и поправил одеяло, подтыкая его под бок Есении.
– Спасибо, – тихо сказала она и закрыла глаза.
– Спи, – шепнул Леонид и, наклонившись, поцеловал ее в щеку.
Выключив свет, он опустился на стул рядом с кроватью, положил голову на край постели и неожиданно почувствовал, как рука Есении опустилась ему на волосы и начала тихонько поглаживать и перебирать их. Поймав руку Есении, Леонид поцеловал ее в ладонь.
– Я очень тебе неприятна? – вдруг спросила Есения.
– Неприятна?! С чего это ты взяла? – Леонид изумленно посмотрел на нее, силясь разглядеть ее лицо в сумраке.
– Мне так показалось… – грустно сказала Есения.
– Если бы ты себя нормально чувствовала, я бы тебе показал, насколько это тебе показалось… – тихо сказал Леонид, целуя ее руку и каждый палец в отдельности. – Но, я думаю, у нас еще будет для этого время. А сейчас тебе нужно выспаться.
И чувствуя, что если она его сейчас позовет, то он не сможет устоять, добавил:
– Я пойду поговорю с Филиппом, а ты постарайся уснуть.
Он спустился по деревянной лестнице к машине, но в ней никого не было. Повертевшись в разные стороны и не обнаружив следов Филиппа и их водителя-проводника, Леонид решил зайти в бар напротив. Правда, в кармане у него лежали только доллары и рубли. Но доллар и в Китае доллар…
Зайдя в полутемное помещение и приглядевшись, он обнаружил, что в зале занято всего несколько столиков, причем за одним из них сидели Сун Чань с Филиппом. Заметив его, Филипп помахал ему рукой.
– Ну, как там Есения Викторовна? – спросил он, когда Леонид подошел к ним.
– Я уложил ее спать, надеюсь, к утру ей станет легче, – ответил Леонид, садясь за столик.
– А что с ней случилось? Она так сильно реагирует на укачивание? Как же мы тогда поплывем на яхте? – озабоченно спросил Филипп. – Сейчас зима и часто штормит.
Леонид, задумчиво посмотрев на него, решил открыть причину недомогания Есении.
– Есения Викторовна… – начал он, а потом поправился: – Мы с Есенией Викторовной ждем ребенка.
– Да?! – удивился Филипп, как будто рождение ребенка было совершенно немыслимым делом. – Ну, тогда понятно… – и он вздохнул.
А Леонид, оглядевшись вокруг, посмотрел, что едят окружающие, но все, в основном, пили.
Заметив его взгляд, Филипп спохватился:
– Вы хотите есть? Сейчас закажем, – и он что-то тихо сказал Сун Чаню, который тут же подозвал официанта.
– Я мог бы сам расплатиться, у меня есть доллары, только не знаю, в ходу ли они здесь… – сказал Леонид, ощутив неловкость, что он опять будет угощаться за чужой счет.
– Не волнуйтесь, Сун Чань имеет на нас кредит от своего руководства на время всего… э-э… нашего путешествия, – усмехнувшись, успокоил его Филипп.
Поужинав, Леонид, в соответствии с легендой об их супружестве, вернулся в комнату к Есении.
Она спала, тихонько посапывая во сне.
Он осторожно сел рядом с ней на кровать, боясь лишним движением потревожить ее сон, отвел волосы от ее лица и долго смотрел на нее с нежностью, пока глаза у него самого не начали слипаться.
Утром они продолжили путь. У Есении за ночь прошла бледность, она даже с удовольствием выпила в баре чашку чая с булочкой.
Леонид тоже почувствовал себя отдохнувшим, несмотря на то, что проспал всю ночь, сидя в ногах у Есении. Он так и не решился лечь рядом с ней, хотя места на кровати для двоих было вполне достаточно.
Неожиданно они выехали на новое шоссе, без всяких колдобин и ухабов, которые так измучили Есению накануне.
Есения склонила голову Леониду на плечо и, чуть закинув лицо вверх, задремала под ровный гул машины, несущейся по гладкой дороге. Леонид сидел, не шелохнувшись, ощущая теплую щеку Есении и борясь с искушением прикоснуться к ее таким близким губам.
По пути они еще раза два за день останавливались перекусить в каких-то придорожных ресторанчиках у небольших селений, и уже где-то поздно вечером выехали на финишную прямую, ведущую к побережью. В часе езды, напротив маленького рыбацкого селения Кунцзян, их должна была ждать яхта.
Глава девятая
Горностаев довез Федора до здания аэропорта в половине третьего пополудни, а дальше их пути разошлись: Федор направился к залу ожидания пассажиров, убывающих за границу, а Максим побежал встречать прибывающий из Питера самолет компании «Крас Эйр», который должен был прилететь еще в двенадцать часов, но как всегда опаздывал. До вылета корейского самолета, который должен будет стартовать без десяти семнадцать, оставалось чуть больше двух часов. Горностаев уже нервничал: вдруг, как это частенько бывает, самолет из Питера задержат в Чите, и он не прибудет до отлета корейского самолета. Но Федор был спокоен, считая, что чем меньше они будут толкаться в Артеме, тем лучше. Он был уверен, что все сложится как надо. Иначе и быть не могло!
Горностаеву нужно было встретить Лёню и «довести» его до Федора, ведь именно тот, по легенде, был его отцом. У Лёни находились документы и билет для Федора, которые дал ему водитель Сергея по пути в аэропорт «Пулково», так как по плану знакомство Федора и Лёни с Сергеем должно состояться только в самолете, направляющемся в Гонконг, где они «случайно» окажутся на соседних местах. По дороге во Владивосток, на случай слежки, Лёня с Сергеем не должны были общаться и даже сидели на разных местах, чтобы ни взглядом, ни жестом не выдать, что они как-то связаны.
Федор шел по залу ожидания, чувствуя себя несколько непривычно в одежде, которую ему подобрали.
Когда он в первый раз увидел себя в зеркале после того, как Максимовы работники поколдовали над ним, он себя не узнал – из зеркала на него смотрел этакий сибирский купчина начала XX века – кустистые брови сурово топорщились, крупные черты лица дышали силой и властностью. Припорошенная сединой шевелюра цвета темного пива была аккуратно подстрижена, словно по линейке прочерченный пробор светился розовой полоской кожи. Руки, прошедшие испытание маникюром, отпаренные и отшелушенные, с тщательно удаленными кутикулами, принадлежали вальяжному предпринимателю, явно не ведавшему в жизни тяжелого физического труда. Ногти отполированно блестели, а на безымянном пальце правой руки красовался массивный перстень с каким-то черным камнем. Костюм-тройка, не без труда подобранный на массивную фигуру Федора, подчеркивал его солидность и основательность. Меховые полусапожки со слегка зауженными по моде носами сидели на ногах исключительно элегантно, хотя и слегка сжимали непривычные к такой тесной обуви ступни Федора.
Когда Горностаев увидел преображенного Федора, он тоже одобрительно крякнул и заметил, что породу, мол, не скроешь. На что Федор отмахнулся – никакой особой породы у него в роду не было, одна стать русская, но про себя усмехнулся – он и не представлял, что может так шикарно выглядеть. Вот и сейчас, идя по залу ожидания аэропорта «Артем», он украдкой поглядывал на свое отражение в оконных стеклах – больно ему нравился свой вид в новом темном пальто с широким каракулевым воротником и такой же каракулевой шапке-«пирожке», какую носили в свое время члены советского правительства. Из вещей у него был большой портфель, где лежали бумаги, три смены белья и несколько рубашек, ведь он ехал с сыном на двухнедельный отдых в Гонконг. А также пакет с металлической коробкой из-под печенья, в которой были аккуратно уложены бутерброды, поскольку диабет, которым якобы страдал наш предприниматель, требовал всегда иметь еду под рукой.
Найдя свободное место, Федор сел, развернул газету и, делая вид, что читает, изредка поглядывал на входную дверь, из-за которой минут через десять должны были появиться Сергей и Горностаев с Лёней.
Однако Максим неожиданно появился раньше. Рядом с ним шел высокий черноволосый подросток, несущий спортивную сумку, перекинутую через плечо. За ними следом, пропустив несколько пассажиров вперед, катил большой чемодан на колесиках Сергей. Федор узнал его сразу, несмотря на то, что прошло уже много лет, как они не виделись. Сергей лишь мельком бросил взгляд на вставшего навстречу Лёне Федора и прошел мимо. А Федор сосредоточил свое внимание на «сыне». Горностаев, убедившись, что «отец» и «сын» узнали друг друга, развернулся и пошел на выход.
Открыв объятия, Федор сграбастал Лёню в охапку и пророкотав над ним: «Здравствуй, сынок», звонко поцеловал того в вихрастую макушку.
– Как долетел?
– Все нормально, спасибо… папа, – ответил Лёня, включаясь в игру.
Выбравшись из объятий Федора, Лёня поднял на него глаза, и тот понял, почему Леонид при первой встрече с мальчиком признал в нем сына Есении – у того были не только ее глаза, но и характерный взгляд с насмешливым прищуром.
– Вот тут документы, билет и путевка, – сказал Лёня, вытащив из нагрудного кармана куртки узкую пластиковую папочку.
– Ну раз все нормально, то пора двигаться, – сказал Федор, забирая у него документы и улыбаясь.
Парень ему понравился. Федор даже почувствовал какую-то грусть и сожаление, что судьба не подарила ему такого же пацана. «А ведь у нас с Грушенькой…» – и он усилием воли оборвал себя. Эх, зря Лёньша разворошил ему душу, заставил снова все вспомнить.
Приобняв Лёню за плечи, Федор направился к таможенной зоне, но, прежде чем переступить порог, оглянулся от какого-то неприятного ощущения в спине и увидел стоявшего на улице мужчину, который с напряженным выражением лица пытался рассмотреть его сквозь стекло.
«Неужто Квач? – напрягся Федор. – Как же это он меня выследил?» Но мужчина, встретившись глазами с Федором, отвернулся.
«Да нет, видимо, просто похож, – успокоил себя Федор. – Видимо, старею, уже вот и мерещиться начало».
Благополучно миновав таможенный досмотр и паспортный контроль, Федор с Лёней прошли в «накопитель», где их вместе с другими пассажирами продержали полчаса, а потом, посадив в автобус, отвезли к трапу самолета «Корейских авиалиний».
Симпатичная стюардесса-кореяночка, умильно улыбаясь, с полупоклонами проводила их до места, где уже устраивался Сергей. Несмотря на мороз, в самолете было тепло. Сергей скинул пиджак и, аккуратно сложив его, укладывал на багажную полку. Когда Федор с Лёней подошли к нему, он предложил помощь и закинул спортивную сумку Лёни в багажник.
Пропустив Лёню к окну, Федор с чувством пожал руку Сергею и представился:
– Савельев Федор Поликарпович, предприниматель из Владивостока. Мой сын Владимир.
– Ноговицын Сергей Вадимович, можно просто Сергей, предприниматель из Петербурга, – улыбнулся ему в ответ Сергей.
Когда загудели турбины, Сергей склонился к уху Федора и прошептал:
– Времени у нас совсем мало – в Сеуле будем чуть больше через полчаса, там хоть и проболтаемся полтора часа, но в аэропорту лучше разойтись – неизвестно, вдруг кто-нибудь все-таки следит за мной. Так что останется у нас с тобой время только два с половиной часа, пока будем лететь из Сеула в Гонконг. Лёне скажи, чтобы постарался поспать, так как в Гонконге нам нужно будет действовать по обстоятельствам, и, думаю, быстро…
Но Лёня не ждал приглашения. Видимо, сморившись за долгий перелет из Петербурга во Владивосток, он уже и так посапывал, прислонившись головой к стене.
– Думаешь, тебя тамбудут ждать? – спросил Федор.
– Страхуюсь, – мотнул головой Сергей. – Командировка обставлена как обычно, но чем черт не шутит! Направление-то то же, в каком сейчас пробираются наши, и Контора это знает. К тому же мы все-таки столько лет дружили с Лёнькой, и об этом там тоже хорошо знают.
– На что же ты рассчитываешь, если вдруг так оно и есть? – нахмурившись, спросил Федор, бросая взгляд на спящего Лёню.
– Доберемся, а там разберемся, – уверенно ответил Сергей. – Держи вот связь, роуминг подключен, – он украдкой передал Федору тоненькую пластинку радиотелефона. – Действовать будем так…
В Сеуле Лёня еще не отошедшими от сна глазами рассматривал магазинчики зоны «duty-free» с товарами в ярких упаковках, надписи на английском и корейском языках, пестро одетых туристов со всего света, снующих туда-сюда. Для подростка, который всю жизнь провел в одном месте безвыездно, события последних месяцев принесли столько впечатлений, что их при других обстоятельствах хватило бы на несколько жизней.
В одном из магазинчиков он увидел пару – невысокого коренастого молодого мужчину и длинноногую стройную девушку, которые летели с ним в одном самолете во Владивосток из Красноярска, а теперь следовали дальше, видимо, тоже до Гонконга. Девушка нюхала выставленные на прилавке образцы духов и потом, восторженно округлив глаза, подсовывала пробники под нос своему спутнику, который снисходительно втягивал в себя воздух, но явно только для вида – его перебитый боксерский нос, похоже, давно утратил способность различать запахи.
От созерцания Лёню отвлек Федор, предложивший перекусить в одном из кафе, где к кофе подавали какие-то замысловатые булочки. Уводя Лёню в кафе, Федор тоже обратил внимание на пару «парфюмерных дегустаторов» – лицо мужчины напомнило ему лицо довольно известного боксера Вадима Козака, который несколько лет назад неожиданно исчез со спортивной арены, несмотря на многообещающее будущее. Но мало ли похожих друг на друга людей на белом свете! Вон во Владике ему и Квач привиделся…
Козак, а это был именно он, у которого его последняя «профессия» развила обостренное чутье, правда, отнюдь не парфюмерного толка, почувствовал направленное на них с Женей внимание, но, провожая взглядом дородного мужчину, направляющегося с подростком в кафе, даже и предположить не мог, что это был обидчик Квача и один из неудавшихся «клиентов» его самого. С Квачом они, кстати, расстались во Владивостоке час назад, где тот решил погостить у тетки по матери, пока Козак с Женей не вернутся из Таиланда, куда они летели на отдых через Гонконг.
Еще раз столкнувшись почти нос к носу при посадке в самолет, ни Козак, ни Федор не обратили друг на друга уже никакого внимания. В самолете они сидели в разных концах, и потому в Гонконге, куда они прибыли спустя три часа, вышли порознь.
Так шутница-судьба, словно в насмешку, соединила их в последний раз вместе на несколько часов, чтобы потом развести навсегда…
Горностаеву нужно было встретить Лёню и «довести» его до Федора, ведь именно тот, по легенде, был его отцом. У Лёни находились документы и билет для Федора, которые дал ему водитель Сергея по пути в аэропорт «Пулково», так как по плану знакомство Федора и Лёни с Сергеем должно состояться только в самолете, направляющемся в Гонконг, где они «случайно» окажутся на соседних местах. По дороге во Владивосток, на случай слежки, Лёня с Сергеем не должны были общаться и даже сидели на разных местах, чтобы ни взглядом, ни жестом не выдать, что они как-то связаны.
Федор шел по залу ожидания, чувствуя себя несколько непривычно в одежде, которую ему подобрали.
Когда он в первый раз увидел себя в зеркале после того, как Максимовы работники поколдовали над ним, он себя не узнал – из зеркала на него смотрел этакий сибирский купчина начала XX века – кустистые брови сурово топорщились, крупные черты лица дышали силой и властностью. Припорошенная сединой шевелюра цвета темного пива была аккуратно подстрижена, словно по линейке прочерченный пробор светился розовой полоской кожи. Руки, прошедшие испытание маникюром, отпаренные и отшелушенные, с тщательно удаленными кутикулами, принадлежали вальяжному предпринимателю, явно не ведавшему в жизни тяжелого физического труда. Ногти отполированно блестели, а на безымянном пальце правой руки красовался массивный перстень с каким-то черным камнем. Костюм-тройка, не без труда подобранный на массивную фигуру Федора, подчеркивал его солидность и основательность. Меховые полусапожки со слегка зауженными по моде носами сидели на ногах исключительно элегантно, хотя и слегка сжимали непривычные к такой тесной обуви ступни Федора.
Когда Горностаев увидел преображенного Федора, он тоже одобрительно крякнул и заметил, что породу, мол, не скроешь. На что Федор отмахнулся – никакой особой породы у него в роду не было, одна стать русская, но про себя усмехнулся – он и не представлял, что может так шикарно выглядеть. Вот и сейчас, идя по залу ожидания аэропорта «Артем», он украдкой поглядывал на свое отражение в оконных стеклах – больно ему нравился свой вид в новом темном пальто с широким каракулевым воротником и такой же каракулевой шапке-«пирожке», какую носили в свое время члены советского правительства. Из вещей у него был большой портфель, где лежали бумаги, три смены белья и несколько рубашек, ведь он ехал с сыном на двухнедельный отдых в Гонконг. А также пакет с металлической коробкой из-под печенья, в которой были аккуратно уложены бутерброды, поскольку диабет, которым якобы страдал наш предприниматель, требовал всегда иметь еду под рукой.
Найдя свободное место, Федор сел, развернул газету и, делая вид, что читает, изредка поглядывал на входную дверь, из-за которой минут через десять должны были появиться Сергей и Горностаев с Лёней.
Однако Максим неожиданно появился раньше. Рядом с ним шел высокий черноволосый подросток, несущий спортивную сумку, перекинутую через плечо. За ними следом, пропустив несколько пассажиров вперед, катил большой чемодан на колесиках Сергей. Федор узнал его сразу, несмотря на то, что прошло уже много лет, как они не виделись. Сергей лишь мельком бросил взгляд на вставшего навстречу Лёне Федора и прошел мимо. А Федор сосредоточил свое внимание на «сыне». Горностаев, убедившись, что «отец» и «сын» узнали друг друга, развернулся и пошел на выход.
Открыв объятия, Федор сграбастал Лёню в охапку и пророкотав над ним: «Здравствуй, сынок», звонко поцеловал того в вихрастую макушку.
– Как долетел?
– Все нормально, спасибо… папа, – ответил Лёня, включаясь в игру.
Выбравшись из объятий Федора, Лёня поднял на него глаза, и тот понял, почему Леонид при первой встрече с мальчиком признал в нем сына Есении – у того были не только ее глаза, но и характерный взгляд с насмешливым прищуром.
– Вот тут документы, билет и путевка, – сказал Лёня, вытащив из нагрудного кармана куртки узкую пластиковую папочку.
– Ну раз все нормально, то пора двигаться, – сказал Федор, забирая у него документы и улыбаясь.
Парень ему понравился. Федор даже почувствовал какую-то грусть и сожаление, что судьба не подарила ему такого же пацана. «А ведь у нас с Грушенькой…» – и он усилием воли оборвал себя. Эх, зря Лёньша разворошил ему душу, заставил снова все вспомнить.
Приобняв Лёню за плечи, Федор направился к таможенной зоне, но, прежде чем переступить порог, оглянулся от какого-то неприятного ощущения в спине и увидел стоявшего на улице мужчину, который с напряженным выражением лица пытался рассмотреть его сквозь стекло.
«Неужто Квач? – напрягся Федор. – Как же это он меня выследил?» Но мужчина, встретившись глазами с Федором, отвернулся.
«Да нет, видимо, просто похож, – успокоил себя Федор. – Видимо, старею, уже вот и мерещиться начало».
Благополучно миновав таможенный досмотр и паспортный контроль, Федор с Лёней прошли в «накопитель», где их вместе с другими пассажирами продержали полчаса, а потом, посадив в автобус, отвезли к трапу самолета «Корейских авиалиний».
Симпатичная стюардесса-кореяночка, умильно улыбаясь, с полупоклонами проводила их до места, где уже устраивался Сергей. Несмотря на мороз, в самолете было тепло. Сергей скинул пиджак и, аккуратно сложив его, укладывал на багажную полку. Когда Федор с Лёней подошли к нему, он предложил помощь и закинул спортивную сумку Лёни в багажник.
Пропустив Лёню к окну, Федор с чувством пожал руку Сергею и представился:
– Савельев Федор Поликарпович, предприниматель из Владивостока. Мой сын Владимир.
– Ноговицын Сергей Вадимович, можно просто Сергей, предприниматель из Петербурга, – улыбнулся ему в ответ Сергей.
Когда загудели турбины, Сергей склонился к уху Федора и прошептал:
– Времени у нас совсем мало – в Сеуле будем чуть больше через полчаса, там хоть и проболтаемся полтора часа, но в аэропорту лучше разойтись – неизвестно, вдруг кто-нибудь все-таки следит за мной. Так что останется у нас с тобой время только два с половиной часа, пока будем лететь из Сеула в Гонконг. Лёне скажи, чтобы постарался поспать, так как в Гонконге нам нужно будет действовать по обстоятельствам, и, думаю, быстро…
Но Лёня не ждал приглашения. Видимо, сморившись за долгий перелет из Петербурга во Владивосток, он уже и так посапывал, прислонившись головой к стене.
– Думаешь, тебя тамбудут ждать? – спросил Федор.
– Страхуюсь, – мотнул головой Сергей. – Командировка обставлена как обычно, но чем черт не шутит! Направление-то то же, в каком сейчас пробираются наши, и Контора это знает. К тому же мы все-таки столько лет дружили с Лёнькой, и об этом там тоже хорошо знают.
– На что же ты рассчитываешь, если вдруг так оно и есть? – нахмурившись, спросил Федор, бросая взгляд на спящего Лёню.
– Доберемся, а там разберемся, – уверенно ответил Сергей. – Держи вот связь, роуминг подключен, – он украдкой передал Федору тоненькую пластинку радиотелефона. – Действовать будем так…
В Сеуле Лёня еще не отошедшими от сна глазами рассматривал магазинчики зоны «duty-free» с товарами в ярких упаковках, надписи на английском и корейском языках, пестро одетых туристов со всего света, снующих туда-сюда. Для подростка, который всю жизнь провел в одном месте безвыездно, события последних месяцев принесли столько впечатлений, что их при других обстоятельствах хватило бы на несколько жизней.
В одном из магазинчиков он увидел пару – невысокого коренастого молодого мужчину и длинноногую стройную девушку, которые летели с ним в одном самолете во Владивосток из Красноярска, а теперь следовали дальше, видимо, тоже до Гонконга. Девушка нюхала выставленные на прилавке образцы духов и потом, восторженно округлив глаза, подсовывала пробники под нос своему спутнику, который снисходительно втягивал в себя воздух, но явно только для вида – его перебитый боксерский нос, похоже, давно утратил способность различать запахи.
От созерцания Лёню отвлек Федор, предложивший перекусить в одном из кафе, где к кофе подавали какие-то замысловатые булочки. Уводя Лёню в кафе, Федор тоже обратил внимание на пару «парфюмерных дегустаторов» – лицо мужчины напомнило ему лицо довольно известного боксера Вадима Козака, который несколько лет назад неожиданно исчез со спортивной арены, несмотря на многообещающее будущее. Но мало ли похожих друг на друга людей на белом свете! Вон во Владике ему и Квач привиделся…
Козак, а это был именно он, у которого его последняя «профессия» развила обостренное чутье, правда, отнюдь не парфюмерного толка, почувствовал направленное на них с Женей внимание, но, провожая взглядом дородного мужчину, направляющегося с подростком в кафе, даже и предположить не мог, что это был обидчик Квача и один из неудавшихся «клиентов» его самого. С Квачом они, кстати, расстались во Владивостоке час назад, где тот решил погостить у тетки по матери, пока Козак с Женей не вернутся из Таиланда, куда они летели на отдых через Гонконг.
Еще раз столкнувшись почти нос к носу при посадке в самолет, ни Козак, ни Федор не обратили друг на друга уже никакого внимания. В самолете они сидели в разных концах, и потому в Гонконге, куда они прибыли спустя три часа, вышли порознь.
Так шутница-судьба, словно в насмешку, соединила их в последний раз вместе на несколько часов, чтобы потом развести навсегда…
Глава десятая
Добравшись до Кунцзяна и подъехав к какому-то дому со светящейся вывеской на китайском языке, Сун Чань остановил машину и вышел.
Леонид, выглядывая в окно, попытался понять, что это за здание, но оно было какое-то безликое. Наверное, какая-нибудь рыболовецкая контора.
– Мы уже приехали? – спросила проснувшаяся Есения.
– Да, Есения Викторовна, – подтвердил Филипп. – Скоро мы будем на яхте. Слава богу, что проехали без задержки. Я, честно говоря, немного волновался.
– Не говорите: «гоп»… – скептически покачал головой Леонид, настороженно осматривая угрюмые дома поселка. – Мы же еще не на яхте… – и, повернувшись к Есении, спросил ее: – Ну, как ты? Очень устала?
– Тело болит от сидения, – пожаловалась она. – А так, вроде, ничего… Интересно, скоро мы поплывем?
– А вон Сун Чань идет с кем-то, – заметил Леонид, глядя, как к ним быстрым шагом направляются их водитель и китаец неопределенного возраста в высоких рыбацких сапогах.
– Следуйте за этим человеком, – подойдя, сказал им Сун Чань и поспешно вытащил их сумку из машины, передав ее Леониду.
Они пошли за мужчиной по мосткам, над которыми горела лампочка, и вскоре увидели покачивающийся у причала и скрытый в темноте небольшой катер.
Мужчина молча сделал им приглашающий жест рукой. Филипп первым спрыгнул в катер и повернулся, чтобы помочь перебраться Есении, которую со своей стороны поддерживал за руку Леонид.
Когда пассажиры оказались на борту, мужчина не спеша завел катер и, отвалив от берега, нацелился на горящие огни стоящей вдалеке на рейде яхты. Катер словно летел по «спинам» пологих размашистых волн, иногда подпрыгивая на них и вздымая вокруг бортов фонтаны серебристых даже в темноте брызг. Силуэт большой белой яхты с каждым прыжком катера становился все ближе и крупнее.
Наконец, подскочив в последний раз на волне, катер плавно причалил к трапу, спущенному с яхты, где их уже ожидали.
Два матроса тут же пришвартовали катер к яхте и помогли пассажирам перебраться на борт. Один из матросов взял их багаж, который был так скромен, что они могли унести его и сами.
Ступив на палубу, Леонид почувствовал, как яхта ощутимо покачивается на волнах, и с беспокойством взглянул на Есению. Если ее так сильно укачивало в машине, то как же она перенесет плавание?
На палубе новоприбывших встретил сам капитан яхты – немногословный подтянутый китаец, который, сказав несколько гостеприимных ритуальных фраз на английском, отступил в сторону, приглашая их следовать за стюардом к приготовленным для них каютам.
Отплытие было объявлено немедленно. Заурчали двигатели, яхта вздрогнула и, набирая скорость, направилась к выходу из бухты.
Спустившись по крутой лесенке внутрь яхты, Филипп и Леонид с Есенией пошли следом за стюардом по коридору, в который выходило несколько дверей.
Наконец, стюард остановился у одной из них и, открыв дверь ключом, отошел в сторону, с непроницаемым лицом глядя на Есению.
– Это ваша каюта на ближайшие несколько суток, – сказал Филипп, распахивая дверь перед Леонидом и Есенией. – А я буду вот тут, по соседству. Располагайтесь!
Есения нерешительно вошла в каюту.
Она была довольно просторной, представляя собой что-то типа гостиной, из которой отходила еще одна дверь – в спальню. Есения, бросив мельком взгляд на широкую кровать, видневшуюся в проеме двери, покраснела.
Леонид почувствовал, как его затопляет дикий прилив нежности к ней: «Господи, краснеет, как девочка… Как тогда, в Юрмале…»
Он быстро подошел к Есении и, обняв ее сзади за плечи, тихо спросил, касаясь губами ее уха:
– Тебя что-то смущает?
– Слегка… Размеры спального места… – запнувшись, уточнила она.
– Но мы ведь с тобой муж и жена, вот они нам и выделили семейную каюту, – рассудил Леонид и с опаской посмотрел на Есению – дело было не в тех, кто предоставил им это откровенно широкое ложе, а в том, как Есения отнесется к разделению его с ним. Спать на стульчике у нее в ногах пятеро суток он не выдержит.
– Если я тебе буду очень мешать, то ты сможешь меня отодвинуть на край постели, кровать рассчитана не меньше, чем на восьмерых, – сказал он. – Будем с тобой перекрикиваться с одного края на другой. «Есения, ты меня слышишь?» – буду кричать тебе я. «Слышу, слышу», – отзовешься ты. Я тебе: «Как у тебя там с погодой, не слишком качает?», а ты мне: «Нет, у меня здесь полный штиль!»
Есения фыркнула и, потершись щекой о его щеку, сказала:
– Ты все такой же, шутник… А помнишь, как ты меня уговаривал не держать себя в руках и тут же признаться, как только я захочу, чтобы ты меня поцеловал?
– Помню… – тихо ответил Леонид и, зарывшись лицом в ее волосы, закрыл глаза от долгожданного и такого незабытого ощущения.
– Если бы ты знал, сколько раз я просила тебя об этом, когда нас с тобой разлучили… – прошептала Есения. – Если бы ты знал, сколько раз ты мне снился, и как я плакала, проснувшись и понимая, что тебя нет рядом со мной…
Леонид застонал и, притянув за подбородок ее лицо к себе, стал целовать ее жадными, обжигающими поцелуями.
«Родная моя, родная моя…» – рефреном звучало у него в голове.
Она потянулась к нему навстречу, словно изнуренный жаждой путник за глотком свежей воды. А он уже почти не владел собой, сжимая ее тело в объятиях и ощущая, как она откликается на его близость.
– Дверь… Ты не закрыл дверь, вдруг кто-нибудь войдет! – оторвавшись от его губ, выдохнула Есения, глядя на Леонида затуманенными глазами.
Леонид, не отпуская Есению, вместе с ней подошел к двери, вытащил с наружной стороны ключ и быстро закрыл дверь изнутри.
– Теперь тебе спокойнее?
– Гораздо! – улыбнулась она и вдруг сама притянула его к себе за отвороты куртки, припадая к его губам.
Они целовались как сумасшедшие, кружа по каюте и постепенно продвигаясь к спальне. Наконец, наткнувшись на кровать, они рухнули на нее, не разжимая объятий, и только тут Леонид сообразил, что они даже не сняли верхнюю одежду.
Быстро сбросив с себя куртку прямо на пол у кровати и глядя на запрокинутое лицо Есении с уже припухшими от его поцелуев губами, Леонид торопливыми движениями расстегнул пуговицы на ее дубленке и, откинув полы в стороны, прижался лицом к ее груди, обтянутой толстым свитером. Он вспомнил, как прижимался к ней последний раз много лет назад. Тогда ее грудь была по-девичьи высокой, а сейчас она приобрела пышные женственные формы, хотя и не потеряла своей упругости, не смотря на то, что Есения родила и выкормила их сына…
В этот момент яхта слегка вздрогнула и накренилась, видимо, в ее борт особенно сильно ударила волна.
– Что это? – спросила Есения, поворачивая лицо к иллюминатору.
– Наверное, мы вышли из бухты в открытое море, – предположил Леонид. Голос его прозвучал глухо, потому что он говорил, не отрывая лица от ее груди. – Теперь начнет качать. Как ты все это перенесешь?
Леонид, выглядывая в окно, попытался понять, что это за здание, но оно было какое-то безликое. Наверное, какая-нибудь рыболовецкая контора.
– Мы уже приехали? – спросила проснувшаяся Есения.
– Да, Есения Викторовна, – подтвердил Филипп. – Скоро мы будем на яхте. Слава богу, что проехали без задержки. Я, честно говоря, немного волновался.
– Не говорите: «гоп»… – скептически покачал головой Леонид, настороженно осматривая угрюмые дома поселка. – Мы же еще не на яхте… – и, повернувшись к Есении, спросил ее: – Ну, как ты? Очень устала?
– Тело болит от сидения, – пожаловалась она. – А так, вроде, ничего… Интересно, скоро мы поплывем?
– А вон Сун Чань идет с кем-то, – заметил Леонид, глядя, как к ним быстрым шагом направляются их водитель и китаец неопределенного возраста в высоких рыбацких сапогах.
– Следуйте за этим человеком, – подойдя, сказал им Сун Чань и поспешно вытащил их сумку из машины, передав ее Леониду.
Они пошли за мужчиной по мосткам, над которыми горела лампочка, и вскоре увидели покачивающийся у причала и скрытый в темноте небольшой катер.
Мужчина молча сделал им приглашающий жест рукой. Филипп первым спрыгнул в катер и повернулся, чтобы помочь перебраться Есении, которую со своей стороны поддерживал за руку Леонид.
Когда пассажиры оказались на борту, мужчина не спеша завел катер и, отвалив от берега, нацелился на горящие огни стоящей вдалеке на рейде яхты. Катер словно летел по «спинам» пологих размашистых волн, иногда подпрыгивая на них и вздымая вокруг бортов фонтаны серебристых даже в темноте брызг. Силуэт большой белой яхты с каждым прыжком катера становился все ближе и крупнее.
Наконец, подскочив в последний раз на волне, катер плавно причалил к трапу, спущенному с яхты, где их уже ожидали.
Два матроса тут же пришвартовали катер к яхте и помогли пассажирам перебраться на борт. Один из матросов взял их багаж, который был так скромен, что они могли унести его и сами.
Ступив на палубу, Леонид почувствовал, как яхта ощутимо покачивается на волнах, и с беспокойством взглянул на Есению. Если ее так сильно укачивало в машине, то как же она перенесет плавание?
На палубе новоприбывших встретил сам капитан яхты – немногословный подтянутый китаец, который, сказав несколько гостеприимных ритуальных фраз на английском, отступил в сторону, приглашая их следовать за стюардом к приготовленным для них каютам.
Отплытие было объявлено немедленно. Заурчали двигатели, яхта вздрогнула и, набирая скорость, направилась к выходу из бухты.
Спустившись по крутой лесенке внутрь яхты, Филипп и Леонид с Есенией пошли следом за стюардом по коридору, в который выходило несколько дверей.
Наконец, стюард остановился у одной из них и, открыв дверь ключом, отошел в сторону, с непроницаемым лицом глядя на Есению.
– Это ваша каюта на ближайшие несколько суток, – сказал Филипп, распахивая дверь перед Леонидом и Есенией. – А я буду вот тут, по соседству. Располагайтесь!
Есения нерешительно вошла в каюту.
Она была довольно просторной, представляя собой что-то типа гостиной, из которой отходила еще одна дверь – в спальню. Есения, бросив мельком взгляд на широкую кровать, видневшуюся в проеме двери, покраснела.
Леонид почувствовал, как его затопляет дикий прилив нежности к ней: «Господи, краснеет, как девочка… Как тогда, в Юрмале…»
Он быстро подошел к Есении и, обняв ее сзади за плечи, тихо спросил, касаясь губами ее уха:
– Тебя что-то смущает?
– Слегка… Размеры спального места… – запнувшись, уточнила она.
– Но мы ведь с тобой муж и жена, вот они нам и выделили семейную каюту, – рассудил Леонид и с опаской посмотрел на Есению – дело было не в тех, кто предоставил им это откровенно широкое ложе, а в том, как Есения отнесется к разделению его с ним. Спать на стульчике у нее в ногах пятеро суток он не выдержит.
– Если я тебе буду очень мешать, то ты сможешь меня отодвинуть на край постели, кровать рассчитана не меньше, чем на восьмерых, – сказал он. – Будем с тобой перекрикиваться с одного края на другой. «Есения, ты меня слышишь?» – буду кричать тебе я. «Слышу, слышу», – отзовешься ты. Я тебе: «Как у тебя там с погодой, не слишком качает?», а ты мне: «Нет, у меня здесь полный штиль!»
Есения фыркнула и, потершись щекой о его щеку, сказала:
– Ты все такой же, шутник… А помнишь, как ты меня уговаривал не держать себя в руках и тут же признаться, как только я захочу, чтобы ты меня поцеловал?
– Помню… – тихо ответил Леонид и, зарывшись лицом в ее волосы, закрыл глаза от долгожданного и такого незабытого ощущения.
– Если бы ты знал, сколько раз я просила тебя об этом, когда нас с тобой разлучили… – прошептала Есения. – Если бы ты знал, сколько раз ты мне снился, и как я плакала, проснувшись и понимая, что тебя нет рядом со мной…
Леонид застонал и, притянув за подбородок ее лицо к себе, стал целовать ее жадными, обжигающими поцелуями.
«Родная моя, родная моя…» – рефреном звучало у него в голове.
Она потянулась к нему навстречу, словно изнуренный жаждой путник за глотком свежей воды. А он уже почти не владел собой, сжимая ее тело в объятиях и ощущая, как она откликается на его близость.
– Дверь… Ты не закрыл дверь, вдруг кто-нибудь войдет! – оторвавшись от его губ, выдохнула Есения, глядя на Леонида затуманенными глазами.
Леонид, не отпуская Есению, вместе с ней подошел к двери, вытащил с наружной стороны ключ и быстро закрыл дверь изнутри.
– Теперь тебе спокойнее?
– Гораздо! – улыбнулась она и вдруг сама притянула его к себе за отвороты куртки, припадая к его губам.
Они целовались как сумасшедшие, кружа по каюте и постепенно продвигаясь к спальне. Наконец, наткнувшись на кровать, они рухнули на нее, не разжимая объятий, и только тут Леонид сообразил, что они даже не сняли верхнюю одежду.
Быстро сбросив с себя куртку прямо на пол у кровати и глядя на запрокинутое лицо Есении с уже припухшими от его поцелуев губами, Леонид торопливыми движениями расстегнул пуговицы на ее дубленке и, откинув полы в стороны, прижался лицом к ее груди, обтянутой толстым свитером. Он вспомнил, как прижимался к ней последний раз много лет назад. Тогда ее грудь была по-девичьи высокой, а сейчас она приобрела пышные женственные формы, хотя и не потеряла своей упругости, не смотря на то, что Есения родила и выкормила их сына…
В этот момент яхта слегка вздрогнула и накренилась, видимо, в ее борт особенно сильно ударила волна.
– Что это? – спросила Есения, поворачивая лицо к иллюминатору.
– Наверное, мы вышли из бухты в открытое море, – предположил Леонид. Голос его прозвучал глухо, потому что он говорил, не отрывая лица от ее груди. – Теперь начнет качать. Как ты все это перенесешь?