Страница:
Не услышав ответа, Леонид скользнул рукой ей под свитер и, вытащив заправленные в брюки края кофточки, нетерпеливо приподнял Есению и, расстегнув бюстгальтер, нежно сжал освободившиеся тугие груди.
– Если ты продолжишь в том же духе, то я, наверное, ничего и не замечу, – неожиданно ответила Есения на его повисший в воздухе вопрос и подалась навстречу ласкающей руке.
Кровь потоком ударила Леониду в голову (и другие, менее возвышенные, места). Он вскинулся, нависая над Есенией, а потом медленно опустившись на нее сверху, прижал ее к постели своим телом. Она тут же оплела его тело ногами.
– Боже, как я хочу тебя!.. – простонал он, до боли вжимаясь в ее бедра низом живота, и вспомнил, как она тогда, в их единственную ночь, удивленно отодвинулась, чтобы посмотреть, что же в нее так сильно упирается…
– Я тоже… тебя хочу! – прерывающимся голосом призналась Есения, дернувшись ему навстречу, а потом, чуть отодвинув его от себя, начала стаскивать с него свитер и рубашку. Глаза у нее при этом стали совершенно шальные.
– Есения, подожди, мы слишком торопимся! – попытался остановить ее Леонид, но она его уже не слушала.
Освободив Леонида по пояс от одежды, она прижалась губами к его груди, покрывая ее мелкими кусающими поцелуями, как голодный маленький зверек, и прикусила попавшийся ей на пути его плоский сосок. Леонид вздрогнул от неожиданно острого ощущения.
– Господи! Что ты со мной делаешь! – выдохнул он, переворачиваясь на спину, и потянул Есению на себя. Усадив ее сверху к себе на бедра, он, торопясь и путаясь в ее одежде, начал снимать с нее свитер, кофточку и расстегнутый бюстгальтер, отшвыривая их в сторону.
Увидев ее полностью обнажившуюся грудь, он почувствовал, что начинает совершенно терять голову, но в этот момент раздался стук в дверь.
– О Господи! – с досадой простонал Леонид, и бережно сняв с себя Есению, слез с постели и пошел через гостиную к двери.
Он даже не потрудился накинуть рубашку – пусть видят, от какого важного дела его оторвали.
За дверью оказался Филипп. Увидев обнаженный торс Леонида, он в первый момент смутился, но потом сказал:
– Леонид Аркадьевич, через полчаса капитан приглашает нас на ужин… – и многозначительно замолчал.
– А отказаться никак нельзя, например, сославшись на плохое самочувствие Есении Викторовны? – с надеждой спросил Леонид.
– Мы с вами на китайской территории, – напомнил ему Филипп, – а здесь очень чтят этикет. Я прошу вас уговорить Есению Викторовну появиться на ужине хотя бы в первый наш вечер на яхте. Гардероб вы сможете выбрать на свой вкус в спальне в шкафу.
– А размер подойдет? – спросил Леонид.
– Подойдет, – успокоил его Филипп. – Я заказал наши размеры. Там все должно быть приготовлено, чтобы не тратить времени в Гонконге.
– Однако-о… – ошеломленно протянул Леонид. – А служба у вас работает…
– На том стоим! – усмехнулся Филипп и добавил: – Будьте готовы, я зайду за вами через полчаса, вернее, уже через двадцать пять минут.
– Хорошо, мы постараемся быть готовы к этому времени, – кивнул Леонид и, закрыв дверь, вернулся в спальню.
Есения сидела на постели, застегивая на себе кофточку.
– А вот это ты зря делаешь, – сказал он, взяв ее руки и заводя их за спину. Ее грудь тут же натянула ткань кофточки, через которую проступили соски. – Нам нужно собираться на ужин, Филипп говорит, что в шкафу есть какая-то одежда, заказанная для… – не договорив, он наклонился и прямо через ткань с тихим стоном прикусил торчащий сосок Есении.
Она, рывком высвободив руки из-за спины, обняла его за плечи и притянула к себе.
– Господи! Как я не хочу идти на этот ужин, вот мой самый лучший десерт! – с трудом отрываясь от ее груди, сказал Леонид. – Но обижать капитана нельзя, а то он еще себе от огорчения харакири сделает…
– Харакири делают японцы, грамотей! – рассмеявшись, поправила его Есения и с явным сожалением выпустила Леонида из объятий.
– Ну, давай, посмотрим, что нам здесь предлагают… – со вздохом сказал он, подходя к шкафу и открывая его.
Там было два отделения, в одном из которых висели пара черных смокингов, несколько рубашек, клубный пиджак с брюками и темно-серое кашемировое пальто, похожее на то, в котором он летел из Эстонии. Приготовлено было даже нижнее белье, не говоря уже о галстуках, носках и носовых платках, на полке лежала шляпа, а внизу стояло несколько коробок с обувью… Второе отделение было полностью заполнено женской одеждой; среди висящих на плечиках блузок и юбок яркими мерцающими красками выделялись два вечерних платья. В самом конце вешалки висел потрясающей красоты белый плащ с капюшоном и манжетами из белой норки. В обувной коробке лежали стильные белые сапожки.
Есения, стоящая рядом с Леонидом, обвела взглядом все это великолепие и, выбрав малиновое длинное платье из бархата, вытащила его за плечики из шкафа.
С восхищением осмотрев его, она приложила платье к себе и, посмотрев в зеркало, сказала:
– Я никогда не носила ничего подобного… Даже не знаю, как это надевать…
– А я тебе помогу… – пообещал слегка севшим голосом Леонид, обнимая ее сзади.
– Ну да, конечно! – рассмеялась Есения. – С твоей помощью мы, бессомненно, справимся, только вот на ужин опоздаем точно…
– Тогда одевайся скорей и не соблазняй меня, – шутливо рассердился он и повернулся к мужскому отделению, выбирая себе одежду.
– Интересно, а мы успеем принять душ? – спросила Есения.
– Здесь есть душ? – удивился Леонид и, оглядевшись, увидел незаметную на первый взгляд дверь в углу спальни.
– Есть, я уже проверила, – сказала Есения. – И, чур, я – первая.
– Хорошо, только давай скорее, чтобы и я успел освежиться, – попросил он, – а то мы столько ехали…
Есения побежала в душ, а Леонид, порывшись среди коробок, стоявших внизу в шкафу, с любопытством вытащил оттуда черные туфли из тонкой кожи. Стоить они должны были уйму денег по причине известной фирмы и натуральности материала.
«Посмотрим-ка, будут ли они мне как раз? – подумал он и, скинув полусапожки, приложил туфли подошвой к своей ноге. По виду они должны были быть ему в самую пору. – И как это Филиппу удалось так точно угадать с размером?… Может, он в прошлом был профи по шмоткам?…» И сам же себе возразил: «Нет, он просто профессиональный разведчик, а их, наверное, обучают замечать многие вещи, вплоть до определения размеров одежды…»
Пока он отбирал и раскладывал на кровати свой вечерний «прикид», Есения уже выбралась из душа, и вышла к нему в пушистом белом халате, вся розовая и посвежевшая.
– Иди, теперь твоя очередь, – поторопила она Леонида, вытирая на ходу мокрые волосы, – а я пока переоденусь и наведу красоту.
– Ты и так бесподобна! – высказал свое мнение Леонид и по пути в душ чмокнул Есению в нос.
В туалетной комнате было приготовлено все, что могло понадобиться человеку для комфортного мытья. Побрившись, Леонид встал под горячие струи и, намыливаясь каким-то очень душистым мылом, принялся смывать с себя грязь и усталость после долгой дороги.
Когда он, совершенно разомлевший, выполз из душа, накинув на себя белый халат, висящий в шкафчике рядом с душевой кабиной, Есении в спальне не оказалось, а дверь в гостиную была плотно прикрыта.
Расчесываясь перед зеркалом, Леонид с неудовольствием заметил, что в его неродной черной шевелюре начали прорастать более светлые корни.
«Черт, надо же, как волосы быстро растут! Срочно нужно подкраситься, а то скоро стану похожим на неопрятного голубого… Только вот где краску взять?» – думал он. Ту краску, что дала Ольга, он еще в пансионе израсходовал, а новую купить не получилось.
Быстро одевшись, он посмотрел на себя в зеркало и улыбнулся: «Все-таки как красит человека одежда!».
Из зеркала на него смотрел очень привлекательный стройный брюнет. Леонид медленно прошелся, привыкая к новым туфлям. За этим занятием и застала его Есения, неожиданно распахнувшая дверь.
Увидев ее, Леонид остановился и, ахнув, в восхищении опустился на кровать – Есения была неотразима в длинном малиновом платье с достаточно откровенным декольте и разрезом на бедре.
«Убью Кондратюка!» – почему-то подумал Леонид, ощутив бешеную ревность от одной только мысли, что всю эту красоту будут лицезреть посторонние мужчины.
Видимо, эта мысль отразилась на его лице, потому что Есения обеспокоенно спросила его:
– Мне не идет?
– Идет, и даже слишком! – осуждающе возразил Леонид. – Я готов придушить любого, кто попытается положить на тебя глаз.
– Тогда тебе придется начать с самого себя, – польщенно улыбнулась Есения. – Ты-то уж точно положил на меня глаз, да еще в такое место…
Леонид, действительно, не мог оторвать взгляд от груди Есении, соблазнительно обтянутой малиновым бархатом.
– Кстати, ты тоже весьма привлекательно выглядишь, – добавила она, одобрительно оглядывая Леонида.
– Лучше молчи, а то я за себя не ручаюсь! – предупредил тот, надвигаясь на нее, и она, вдруг по-девчоночьи взвизгнув, отскочила за кресло.
– Ах, ты бежать!.. – со смехом воскликнул Леонид и бросился за ней.
Шумно носясь по каюте друг за другом, лавируя между мебелью, они прослушали стук в дверь.
Филипп, пришедший за ними, чтобы позвать на ужин, не дождавшись их ответа, толкнул дверь и остолбенел, с изумлением глядя, как Леонид со смехом бегает по каюте за раскрасневшейся Есенией.
– Извините! – громко сказал он. – Но нам пора…
Услышав его, Леонид с Есенией резко остановились и повернулись к нему с виноватым видом нашкодивших детей, застигнутых на месте преступления.
– Филипп, я хотел поблагодарить вас за гардероб, – сказал Леонид, поправляя выбившуюся из брюк рубашку. – На каких условиях нам это досталось?
– Считайте, что это аванс за будущую работу Есении Викторовны, – ответил тот, снисходительно улыбнувшись.
– Извините, я – муж Есении Викторовны, а не альфонс на ее содержании, – не согласился Леонид, сразу же помрачнев. – И сам в состоянии оплатить все это, как только мы прибудем в Гонконг. Надеюсь, там есть филиал «Сити-банка»?
– Там есть филиалы всех крупных банков, – усмехнулся Филипп. – Мы обсудим этот вопрос, если ваша щепетильность не позволяет получить подобный подарок. Прошу за мной!
Выходя следом за ним, Леонид ощутил прилив сильнейшего раздражения.
«Ну и хлыщ! – подумал он. – Делает подарки за счет Есении и еще пытается унизить меня при ней. Но ничего, мы тебе еще покажем кузькину мать!..»
Ужин Леониду не понравился. Точнее, накормили их очень вкусно, но эта церемонная беседа с обязательными, приклеенными к лицу улыбочками, напрочь лишила его аппетита. К тому же, как он и боялся, на Есению пялились все мужики, присутствующие в кают-компании, включая капитана и даже Филиппа. Леонид не раз замечал направленные в ее сторону оценивающие взгляды и наливался злостью.
Он едва дождался окончания ужина. Как только капитан встал, Леонид вскочил за ним следом и, схватив Есению за руку, быстро повел ее к выходу, не обращая внимания на недовольный взгляд Филиппа.
– Ты ведешь себя неприлично! – возмутилась Есения, вырывая у него руку, когда они вышли из кают-компании и направились в сторону их каюты.
– Возможно! Но я твой муж, и не желаю, чтобы на тебя бросали кобелиные взгляды посторонние мужики, – отрезал он, вновь овладевая ее рукой.
Есения изумленно остановилась:
– Леонид, ты что? Совсем заигрался? Какой муж?
– Почему же заигрался? – серьезно спросил ее он. – Мы должны были тогда с тобой сразу же по приезду пожениться, если помнишь… Или ты все забыла? – высказав столь кошмарное для себя предположение, он даже остановился и с замершим сердцем посмотрел на Есению.
– Я все помню, – тихо ответила Есения, и глаза ее наполнились слезами.
– А ты говоришь: «заигрался»! Да мне без тебя жизни не было! – он привлек ее к себе и, поглаживая по плечу, повел к их каюте.
Войдя в каюту, Леонид закрыл дверь на ключ и повернулся к Есении.
– Ты – моя! – тихо сказал он, приближаясь к ней. – Я шел за тобой все эти годы! И никому тебя теперь не отдам!
Есения вспомнила, как ей также говорил покойный Круглов: «Ты – моя!», но тогда это не вызывало сладко-щемящего чувства покорности, когда хотелось согласиться: «Да, я твоя!» и лечь у ног любимого…
– Тогда ты тоже – мой! – сказала она. – Я ждала тебя все эти годы, родила и вырастила твоего сына. И ни одного мужчины не было в моей постели за все это время. Да мне никто, кроме тебя, и не был нужен! Ты должен мне верить, а ревности я не потерплю.
– Тише, тише, любимая, – прошептал Леонид, обнимая ее. – Ревность – выше человека, это чувство, не поддающееся контролю, наверное, так же, как любовь… Ты стала еще прекраснее, расцвела такой женственной красотой, что у меня дух перехватило, когда я тебя увидел там, на трибуне вашего института. Как же я могу не ревновать тебя, когда только что опять нашел? Да я любого разорву за тебя в клочья!
– Боже ты мой, я и не подозревала в тебе такой кровожадности! – улыбнулась Есения.
– Станешь тут кровожадным, – проворчал Леонид, – когда на тебя так откровенно пялятся! Больше не надевай это платье. Давай, снимай его сейчас же!
Он дернул за бретельки, и платье вдруг неожиданно упало к ногам Есении, разом открыв его взгляду ее стройное тело и полные упругие груди безо всякого бюстгальтера… Если бы он знал, что под платьем на Есении была надета только вот эта кружевная полоска, притворяющаяся трусиками, то он бы ее вообще не выпустил из каюты!
Опустив взгляд на еще пока плоский живот Есении, он заметил тонкие бледные полоски на его коже, бегущие к бедрам.
– Что это? – спросил он, осторожно проводя по ним пальцем.
– Это растяжки после беременности. Лёнечка был большим и беспокойным мальчиком… – тихо ответила Есения.
Леонид молча опустился на колени и прижался губами к ее животу – «родине» их сына, и в этом момент почувствовал, как внутри Есении что-то дрогнуло, устремляясь к нему навстречу.
Он пораженно поднял на Есению глаза, та тоже посмотрела на него сверху не менее изумленно.
– Господи, да рано же еще! – прошептала она побелевшими губами. – Он не может начать так рано шевелиться…
– Но и я почувствовал… – почему-то тоже шепотом, словно боясь кого-то спугнуть, сказал Леонид.
Возбуждение его сразу же куда-то ушло, он приложил щеку к животу Есении и почти всерьез спросил:
– Эй, на подлодке, есть кто-нибудь?
И тут же вновь почувствовал движение, словно кто-то изнутри погладил его по щеке. Леониду даже показалось, что в воздухе пронеслось едва уловимое: «Е-е-есть…»
«Господи! Мистика какая-то!» – подумал он, поднимаясь с колен.
– Пойдем, дорогая, я отведу тебя в постель, – сказал он, беря Есению за руку.
Она молча пошла за ним в спальню.
Когда она легла, Леонид окинул ее обнаженное тело долгим взглядом, но вместо того, чтобы сразу лечь рядом с ней, он неожиданно накрыл ее одеялом, и только потом опустился на постель.
Есения сначала удивленно глянула на закрывшее ее тело одеяло, а потом на Леонида, лежавшего чуть поодаль от нее. На ее лице отразились разочарование и обида.
– Не обижайся, любимая… – попросил Леонид, протянув к ней руку и бережно тронув ее за плечо. – Но он там… живой… Вдруг я ему наврежу?
Он неожиданно почувствовал не просто ответственность за этого маленького человечка, который жил в Есении, а какую-то незнакомую щемящую нежность.
«Я буду любить тебя, ты только родись!» – пообещал он, обращаясь к малышу, и услышал, как Есения тихонько ойкнула.
– Что ты? – всполошился Леонид, обеспокоенно глядя на Есению.
– Опять… – виновато улыбнувшись, ответила Есения и откинула одеяло. – Иди ко мне, никому ты не навредишь…
Желание новой волной обрушилось на Леонида. Он даже не успел зафиксировать тот миг, когда он приблизился к Есении. Через секунду она уже была в его объятиях и, прижавшись к нему полной грудью, крепко обвила его ногами.
Глава одиннадцатая
– Если ты продолжишь в том же духе, то я, наверное, ничего и не замечу, – неожиданно ответила Есения на его повисший в воздухе вопрос и подалась навстречу ласкающей руке.
Кровь потоком ударила Леониду в голову (и другие, менее возвышенные, места). Он вскинулся, нависая над Есенией, а потом медленно опустившись на нее сверху, прижал ее к постели своим телом. Она тут же оплела его тело ногами.
– Боже, как я хочу тебя!.. – простонал он, до боли вжимаясь в ее бедра низом живота, и вспомнил, как она тогда, в их единственную ночь, удивленно отодвинулась, чтобы посмотреть, что же в нее так сильно упирается…
– Я тоже… тебя хочу! – прерывающимся голосом призналась Есения, дернувшись ему навстречу, а потом, чуть отодвинув его от себя, начала стаскивать с него свитер и рубашку. Глаза у нее при этом стали совершенно шальные.
– Есения, подожди, мы слишком торопимся! – попытался остановить ее Леонид, но она его уже не слушала.
Освободив Леонида по пояс от одежды, она прижалась губами к его груди, покрывая ее мелкими кусающими поцелуями, как голодный маленький зверек, и прикусила попавшийся ей на пути его плоский сосок. Леонид вздрогнул от неожиданно острого ощущения.
– Господи! Что ты со мной делаешь! – выдохнул он, переворачиваясь на спину, и потянул Есению на себя. Усадив ее сверху к себе на бедра, он, торопясь и путаясь в ее одежде, начал снимать с нее свитер, кофточку и расстегнутый бюстгальтер, отшвыривая их в сторону.
Увидев ее полностью обнажившуюся грудь, он почувствовал, что начинает совершенно терять голову, но в этот момент раздался стук в дверь.
– О Господи! – с досадой простонал Леонид, и бережно сняв с себя Есению, слез с постели и пошел через гостиную к двери.
Он даже не потрудился накинуть рубашку – пусть видят, от какого важного дела его оторвали.
За дверью оказался Филипп. Увидев обнаженный торс Леонида, он в первый момент смутился, но потом сказал:
– Леонид Аркадьевич, через полчаса капитан приглашает нас на ужин… – и многозначительно замолчал.
– А отказаться никак нельзя, например, сославшись на плохое самочувствие Есении Викторовны? – с надеждой спросил Леонид.
– Мы с вами на китайской территории, – напомнил ему Филипп, – а здесь очень чтят этикет. Я прошу вас уговорить Есению Викторовну появиться на ужине хотя бы в первый наш вечер на яхте. Гардероб вы сможете выбрать на свой вкус в спальне в шкафу.
– А размер подойдет? – спросил Леонид.
– Подойдет, – успокоил его Филипп. – Я заказал наши размеры. Там все должно быть приготовлено, чтобы не тратить времени в Гонконге.
– Однако-о… – ошеломленно протянул Леонид. – А служба у вас работает…
– На том стоим! – усмехнулся Филипп и добавил: – Будьте готовы, я зайду за вами через полчаса, вернее, уже через двадцать пять минут.
– Хорошо, мы постараемся быть готовы к этому времени, – кивнул Леонид и, закрыв дверь, вернулся в спальню.
Есения сидела на постели, застегивая на себе кофточку.
– А вот это ты зря делаешь, – сказал он, взяв ее руки и заводя их за спину. Ее грудь тут же натянула ткань кофточки, через которую проступили соски. – Нам нужно собираться на ужин, Филипп говорит, что в шкафу есть какая-то одежда, заказанная для… – не договорив, он наклонился и прямо через ткань с тихим стоном прикусил торчащий сосок Есении.
Она, рывком высвободив руки из-за спины, обняла его за плечи и притянула к себе.
– Господи! Как я не хочу идти на этот ужин, вот мой самый лучший десерт! – с трудом отрываясь от ее груди, сказал Леонид. – Но обижать капитана нельзя, а то он еще себе от огорчения харакири сделает…
– Харакири делают японцы, грамотей! – рассмеявшись, поправила его Есения и с явным сожалением выпустила Леонида из объятий.
– Ну, давай, посмотрим, что нам здесь предлагают… – со вздохом сказал он, подходя к шкафу и открывая его.
Там было два отделения, в одном из которых висели пара черных смокингов, несколько рубашек, клубный пиджак с брюками и темно-серое кашемировое пальто, похожее на то, в котором он летел из Эстонии. Приготовлено было даже нижнее белье, не говоря уже о галстуках, носках и носовых платках, на полке лежала шляпа, а внизу стояло несколько коробок с обувью… Второе отделение было полностью заполнено женской одеждой; среди висящих на плечиках блузок и юбок яркими мерцающими красками выделялись два вечерних платья. В самом конце вешалки висел потрясающей красоты белый плащ с капюшоном и манжетами из белой норки. В обувной коробке лежали стильные белые сапожки.
Есения, стоящая рядом с Леонидом, обвела взглядом все это великолепие и, выбрав малиновое длинное платье из бархата, вытащила его за плечики из шкафа.
С восхищением осмотрев его, она приложила платье к себе и, посмотрев в зеркало, сказала:
– Я никогда не носила ничего подобного… Даже не знаю, как это надевать…
– А я тебе помогу… – пообещал слегка севшим голосом Леонид, обнимая ее сзади.
– Ну да, конечно! – рассмеялась Есения. – С твоей помощью мы, бессомненно, справимся, только вот на ужин опоздаем точно…
– Тогда одевайся скорей и не соблазняй меня, – шутливо рассердился он и повернулся к мужскому отделению, выбирая себе одежду.
– Интересно, а мы успеем принять душ? – спросила Есения.
– Здесь есть душ? – удивился Леонид и, оглядевшись, увидел незаметную на первый взгляд дверь в углу спальни.
– Есть, я уже проверила, – сказала Есения. – И, чур, я – первая.
– Хорошо, только давай скорее, чтобы и я успел освежиться, – попросил он, – а то мы столько ехали…
Есения побежала в душ, а Леонид, порывшись среди коробок, стоявших внизу в шкафу, с любопытством вытащил оттуда черные туфли из тонкой кожи. Стоить они должны были уйму денег по причине известной фирмы и натуральности материала.
«Посмотрим-ка, будут ли они мне как раз? – подумал он и, скинув полусапожки, приложил туфли подошвой к своей ноге. По виду они должны были быть ему в самую пору. – И как это Филиппу удалось так точно угадать с размером?… Может, он в прошлом был профи по шмоткам?…» И сам же себе возразил: «Нет, он просто профессиональный разведчик, а их, наверное, обучают замечать многие вещи, вплоть до определения размеров одежды…»
Пока он отбирал и раскладывал на кровати свой вечерний «прикид», Есения уже выбралась из душа, и вышла к нему в пушистом белом халате, вся розовая и посвежевшая.
– Иди, теперь твоя очередь, – поторопила она Леонида, вытирая на ходу мокрые волосы, – а я пока переоденусь и наведу красоту.
– Ты и так бесподобна! – высказал свое мнение Леонид и по пути в душ чмокнул Есению в нос.
В туалетной комнате было приготовлено все, что могло понадобиться человеку для комфортного мытья. Побрившись, Леонид встал под горячие струи и, намыливаясь каким-то очень душистым мылом, принялся смывать с себя грязь и усталость после долгой дороги.
Когда он, совершенно разомлевший, выполз из душа, накинув на себя белый халат, висящий в шкафчике рядом с душевой кабиной, Есении в спальне не оказалось, а дверь в гостиную была плотно прикрыта.
Расчесываясь перед зеркалом, Леонид с неудовольствием заметил, что в его неродной черной шевелюре начали прорастать более светлые корни.
«Черт, надо же, как волосы быстро растут! Срочно нужно подкраситься, а то скоро стану похожим на неопрятного голубого… Только вот где краску взять?» – думал он. Ту краску, что дала Ольга, он еще в пансионе израсходовал, а новую купить не получилось.
Быстро одевшись, он посмотрел на себя в зеркало и улыбнулся: «Все-таки как красит человека одежда!».
Из зеркала на него смотрел очень привлекательный стройный брюнет. Леонид медленно прошелся, привыкая к новым туфлям. За этим занятием и застала его Есения, неожиданно распахнувшая дверь.
Увидев ее, Леонид остановился и, ахнув, в восхищении опустился на кровать – Есения была неотразима в длинном малиновом платье с достаточно откровенным декольте и разрезом на бедре.
«Убью Кондратюка!» – почему-то подумал Леонид, ощутив бешеную ревность от одной только мысли, что всю эту красоту будут лицезреть посторонние мужчины.
Видимо, эта мысль отразилась на его лице, потому что Есения обеспокоенно спросила его:
– Мне не идет?
– Идет, и даже слишком! – осуждающе возразил Леонид. – Я готов придушить любого, кто попытается положить на тебя глаз.
– Тогда тебе придется начать с самого себя, – польщенно улыбнулась Есения. – Ты-то уж точно положил на меня глаз, да еще в такое место…
Леонид, действительно, не мог оторвать взгляд от груди Есении, соблазнительно обтянутой малиновым бархатом.
– Кстати, ты тоже весьма привлекательно выглядишь, – добавила она, одобрительно оглядывая Леонида.
– Лучше молчи, а то я за себя не ручаюсь! – предупредил тот, надвигаясь на нее, и она, вдруг по-девчоночьи взвизгнув, отскочила за кресло.
– Ах, ты бежать!.. – со смехом воскликнул Леонид и бросился за ней.
Шумно носясь по каюте друг за другом, лавируя между мебелью, они прослушали стук в дверь.
Филипп, пришедший за ними, чтобы позвать на ужин, не дождавшись их ответа, толкнул дверь и остолбенел, с изумлением глядя, как Леонид со смехом бегает по каюте за раскрасневшейся Есенией.
– Извините! – громко сказал он. – Но нам пора…
Услышав его, Леонид с Есенией резко остановились и повернулись к нему с виноватым видом нашкодивших детей, застигнутых на месте преступления.
– Филипп, я хотел поблагодарить вас за гардероб, – сказал Леонид, поправляя выбившуюся из брюк рубашку. – На каких условиях нам это досталось?
– Считайте, что это аванс за будущую работу Есении Викторовны, – ответил тот, снисходительно улыбнувшись.
– Извините, я – муж Есении Викторовны, а не альфонс на ее содержании, – не согласился Леонид, сразу же помрачнев. – И сам в состоянии оплатить все это, как только мы прибудем в Гонконг. Надеюсь, там есть филиал «Сити-банка»?
– Там есть филиалы всех крупных банков, – усмехнулся Филипп. – Мы обсудим этот вопрос, если ваша щепетильность не позволяет получить подобный подарок. Прошу за мной!
Выходя следом за ним, Леонид ощутил прилив сильнейшего раздражения.
«Ну и хлыщ! – подумал он. – Делает подарки за счет Есении и еще пытается унизить меня при ней. Но ничего, мы тебе еще покажем кузькину мать!..»
Ужин Леониду не понравился. Точнее, накормили их очень вкусно, но эта церемонная беседа с обязательными, приклеенными к лицу улыбочками, напрочь лишила его аппетита. К тому же, как он и боялся, на Есению пялились все мужики, присутствующие в кают-компании, включая капитана и даже Филиппа. Леонид не раз замечал направленные в ее сторону оценивающие взгляды и наливался злостью.
Он едва дождался окончания ужина. Как только капитан встал, Леонид вскочил за ним следом и, схватив Есению за руку, быстро повел ее к выходу, не обращая внимания на недовольный взгляд Филиппа.
– Ты ведешь себя неприлично! – возмутилась Есения, вырывая у него руку, когда они вышли из кают-компании и направились в сторону их каюты.
– Возможно! Но я твой муж, и не желаю, чтобы на тебя бросали кобелиные взгляды посторонние мужики, – отрезал он, вновь овладевая ее рукой.
Есения изумленно остановилась:
– Леонид, ты что? Совсем заигрался? Какой муж?
– Почему же заигрался? – серьезно спросил ее он. – Мы должны были тогда с тобой сразу же по приезду пожениться, если помнишь… Или ты все забыла? – высказав столь кошмарное для себя предположение, он даже остановился и с замершим сердцем посмотрел на Есению.
– Я все помню, – тихо ответила Есения, и глаза ее наполнились слезами.
– А ты говоришь: «заигрался»! Да мне без тебя жизни не было! – он привлек ее к себе и, поглаживая по плечу, повел к их каюте.
Войдя в каюту, Леонид закрыл дверь на ключ и повернулся к Есении.
– Ты – моя! – тихо сказал он, приближаясь к ней. – Я шел за тобой все эти годы! И никому тебя теперь не отдам!
Есения вспомнила, как ей также говорил покойный Круглов: «Ты – моя!», но тогда это не вызывало сладко-щемящего чувства покорности, когда хотелось согласиться: «Да, я твоя!» и лечь у ног любимого…
– Тогда ты тоже – мой! – сказала она. – Я ждала тебя все эти годы, родила и вырастила твоего сына. И ни одного мужчины не было в моей постели за все это время. Да мне никто, кроме тебя, и не был нужен! Ты должен мне верить, а ревности я не потерплю.
– Тише, тише, любимая, – прошептал Леонид, обнимая ее. – Ревность – выше человека, это чувство, не поддающееся контролю, наверное, так же, как любовь… Ты стала еще прекраснее, расцвела такой женственной красотой, что у меня дух перехватило, когда я тебя увидел там, на трибуне вашего института. Как же я могу не ревновать тебя, когда только что опять нашел? Да я любого разорву за тебя в клочья!
– Боже ты мой, я и не подозревала в тебе такой кровожадности! – улыбнулась Есения.
– Станешь тут кровожадным, – проворчал Леонид, – когда на тебя так откровенно пялятся! Больше не надевай это платье. Давай, снимай его сейчас же!
Он дернул за бретельки, и платье вдруг неожиданно упало к ногам Есении, разом открыв его взгляду ее стройное тело и полные упругие груди безо всякого бюстгальтера… Если бы он знал, что под платьем на Есении была надета только вот эта кружевная полоска, притворяющаяся трусиками, то он бы ее вообще не выпустил из каюты!
Опустив взгляд на еще пока плоский живот Есении, он заметил тонкие бледные полоски на его коже, бегущие к бедрам.
– Что это? – спросил он, осторожно проводя по ним пальцем.
– Это растяжки после беременности. Лёнечка был большим и беспокойным мальчиком… – тихо ответила Есения.
Леонид молча опустился на колени и прижался губами к ее животу – «родине» их сына, и в этом момент почувствовал, как внутри Есении что-то дрогнуло, устремляясь к нему навстречу.
Он пораженно поднял на Есению глаза, та тоже посмотрела на него сверху не менее изумленно.
– Господи, да рано же еще! – прошептала она побелевшими губами. – Он не может начать так рано шевелиться…
– Но и я почувствовал… – почему-то тоже шепотом, словно боясь кого-то спугнуть, сказал Леонид.
Возбуждение его сразу же куда-то ушло, он приложил щеку к животу Есении и почти всерьез спросил:
– Эй, на подлодке, есть кто-нибудь?
И тут же вновь почувствовал движение, словно кто-то изнутри погладил его по щеке. Леониду даже показалось, что в воздухе пронеслось едва уловимое: «Е-е-есть…»
«Господи! Мистика какая-то!» – подумал он, поднимаясь с колен.
– Пойдем, дорогая, я отведу тебя в постель, – сказал он, беря Есению за руку.
Она молча пошла за ним в спальню.
Когда она легла, Леонид окинул ее обнаженное тело долгим взглядом, но вместо того, чтобы сразу лечь рядом с ней, он неожиданно накрыл ее одеялом, и только потом опустился на постель.
Есения сначала удивленно глянула на закрывшее ее тело одеяло, а потом на Леонида, лежавшего чуть поодаль от нее. На ее лице отразились разочарование и обида.
– Не обижайся, любимая… – попросил Леонид, протянув к ней руку и бережно тронув ее за плечо. – Но он там… живой… Вдруг я ему наврежу?
Он неожиданно почувствовал не просто ответственность за этого маленького человечка, который жил в Есении, а какую-то незнакомую щемящую нежность.
«Я буду любить тебя, ты только родись!» – пообещал он, обращаясь к малышу, и услышал, как Есения тихонько ойкнула.
– Что ты? – всполошился Леонид, обеспокоенно глядя на Есению.
– Опять… – виновато улыбнувшись, ответила Есения и откинула одеяло. – Иди ко мне, никому ты не навредишь…
Желание новой волной обрушилось на Леонида. Он даже не успел зафиксировать тот миг, когда он приблизился к Есении. Через секунду она уже была в его объятиях и, прижавшись к нему полной грудью, крепко обвила его ногами.
Глава одиннадцатая
Сидя с закрытыми глазами в шезлонге на палубе яхты, Есения наслаждалась утренним солнцем. Леонид заботливо укрыл ее пледом, а сам пошел в кают-компанию взять что-нибудь выпить. Сегодня выпал первый, более-менее спокойный с точки зрения волн день из тех трех дней, которые они провели в море по пути в Гонконг. Есения очень тяжело переживала качку и не выходила из каюты, большую часть времени проводя в пробежках между кроватью и туалетом. Сегодня же море успокоилось, и Леонид решил, что Есении просто необходимо побыть на свежем воздухе.
«Какая я счастливая!» – думала Есения, прикрыв глаза. Несмотря на то, что их страстная ночь с Леонидом завершилась тогда под утро самым неприятным образом из-за приступа жесточайшей тошноты, вызванной усилившейся качкой, Есения ощущала себя полностью удовлетворенной. Леонид не отходил от нее ни на минуту, ухаживая за ней все то время, пока ее выворачивало наизнанку.
«Он любит меня… Ну не чудо ли это? Ведь столько лет прошло!»
На лицо Есении вдруг упала тень. Она нехотя приоткрыла глаза.
Рядом с ней, загораживая солнце, стоял Кондратюк и внимательно рассматривал ее.
– Филипп, разве можно так тихо подкрадываться? Вы меня напугали, – недовольно сказала Есения, вновь закрывая глаза. – Какое чудесное утро, не правда ли?
– Да, – согласился Кондратюк, садясь в соседний шезлонг. – Есения Викторовна, вы меня простите за нетерпение, но у меня есть к вам один вопрос. Можно?
– Извольте… – согласилась та и, открыв глаза, в ожидании посмотрела на него.
– Мое руководство просило разобраться с поставкой из вашего института органов, предназначенных для трансплантации. Это ведь были не донорские органы… – он сделал паузу, испытующе глядя на Есению. – Ведь эти органы где-то выращивались, верно? И, похоже, что они выращивались не в самом институте, а где-то в другом месте…
– Ну и как же ваше руководство догадалось об этом? – усмехнувшись, поинтересовалась Есения, сделав акцент на слове «ваше».
– Просто закрались сомнения из-за качества и идеальной совместимости присылаемых из России органов, – пояснил Кондратюк. – Невозможно было постоянно находить таких близких по гистосовместимости доноров, но и работ по выращиванию органов в самом институте не велось, это я точно знаю. Потому я и затеял всю эту канитель с конференцией, надеясь, что на ней хоть что-нибудь всплывет…
– Ах, так это вы стояли за этой конференцией… Вы правы, Филипп, таких идеальных доноров, действительно, вряд ли найдешь… – согласилась Есения. – На Запад мы отправляли клонированные органы пациента…
Кондратюк на время даже онемел от подобного сенсационного заявления, сделанного совершенно будничным тоном.
– Есения Викторовна, но как же вам это удалось сделать? – наконец вкрадчиво поинтересовался он, невольно подаваясь к ней навстречу. – Насколько мне известно, вам не присылали образцов ткани… Да это проблему бы и не решило: одно дело вырастить печеночную ткань, другое – вырастить печень в комплексе. Поделитесь секретом, иначе я просто умру от любопытства…
Есения рассмеялась:
– Придется вас пощадить – вы выбрали себе слишком жестокую смерть! Понимаете, секрет заключается не в самом методе, а в тщательности проведения процедуры и «ухода» за растущим органом, – сказала она и оглянулась, услышав шаги Леонида, возвращавшегося с бутылкой сухого вина и двумя бокалами.
Леонид, увидев Кондратюка, сидевшего рядом с Есенией, невольно ускорил шаги.
«Вот черт, никуда от него не скроешься!» – с досадой подумал он.
– А мы здесь беседуем с Есенией Викторовной, – пояснил ему Кондратюк, как будто тот сам этого не видел. – Не возражаете?
– Да нет, что вы! – сказал Леонид, насупившись. – Я только попросил бы вас уступить мне место рядом с супругой.
– О, конечно! – Кондратюк без смущения встал и пересел в шезлонг, стоящий напротив.
Леонид поставил на маленький столик принесенные бокалы и принялся откупоривать бутылку.
– Прошу прощения, Филипп, – чопорно обратился он Кондратюку. – Я не предвидел, что вы присоединитесь к нам, и захватил лишь два бокала…
– Не волнуйтесь, Леонид Аркадьевич, – вежливо ответил тот. – Я в это время никогда не пью.
Леонид внутренне поморщился от его тона и, не выдержав, сказал:
– Ну, а мы с женой, как давние почитатели Омара Хайяма и главного героя его стихов, выпьем, причем с большим удовольствием. Может, все-таки, присоединитесь к нам?
– Уговорили! Пожалуй, я тоже выпью с вами немного, – согласился Кондратюк, но не пошел за бокалом для себя, как это сделал бы Леонид, а просто поднял руку и, подозвав стюарда, на безукоризненном английском языке сделал заказ.
Леонид метнул вопрошающий взгляд на Есению, мол, чего этому шпиёну нужно?
Та успокаивающе положила ладонь Леониду на руку и тихо пояснила:
– Мы говорили о том, как в нашем филиале клонировались органы, которые потом доставлялись в западные клиники.
– А-а, мне тоже интересно было бы послушать, – сказал он, бросив Есении предупреждающий взгляд. – Хотя, боюсь, я многого не пойму.
– Я постараюсь объяснять доходчиво, – улыбнулась Есения.
В этот момент стюард принес блюдо с фруктами и бокал Кондратюку. Забрав у Леонида бутылку, стюард ловко открыл ее и отлаженными движениями быстро разлил вино по бокалам.
Кондратюк, взяв свой бокал и подняв его, провозгласил тост:
– За научные достижения человечества!
Леонид, мимоходом заметив:
– Хотелось бы еще и выжить после всех этих чудесных «достижений»… – чокнулся с Есенией и Кондратюком.
– Есения Викторовна, я с нетерпением жду вашего рассказа, – отставив недопитый бокал в сторону, напомнил ей Кондратюк.
Помедлив, вероятно, собираясь с мыслями, Есения сказала:
– Вы знаете, что яйцеклетка размножается делением. Так вот, основной этап для нас наступает тогда, когда она вырастает до состояния морулы…
– Что такое морула? – вмешался Леонид.
Кондратюк бросил на него разраженный взгляд.
– Морула, дорогой, означает: ягода, – пояснила Есения. – Яйцеклетка, размножаясь, образует примерно вот такой шар, похожий на малину или ежевику и полый внутри, – Есения соединила ладони обеих рук, сложив их лодочками, так что получилось что-то похожее на шар. – А потом, когда пройдет гаструляция путем инвагинации, то есть втягивание одной из частей морулы внутрь… – она медленно завернула концы пальцев внутрь сложенного из ладоней «шара», так что костяшки пальцев в итоге сошлись вместе, – …образуется первичная щель, на месте которой впоследствии начинает развиваться позвоночник. А вот здесь… – она, чуть развернув ладони к Леониду «лицом», пошевелила расположенными между ними кончиками пальцев, – …находятся два слоя клеток: эктодерма и эндодерма. Из эктодерма в дальнейшем образуются кожа и мышцы, а из эндодерма – внутренние органы. Мы просто выделяем ту часть, из которой формируется нужный нам орган или комплекс органов, и выращиваем его в искусственных средах при помощи гормона ускоренного созревания. При достижении нужных нам параметров по величине и форме процесс роста приостанавливается, а выращенный орган в специальном контейнере со встроенным аппаратом искусственного кровообращения и при пониженной температуре доставляется в клинику, где его ждет больной. Вот, в общем-то, и все… – Есения посмотрела на Кондратюка.
Тот сидел с потрясенным выражением лица.
– То есть вы хотите сказать, Есения Викторовна, что выращиваете абсолютно новый орган? – спросил он и, ошеломленно покачав головой, воскликнул: – То-то наши специалисты поражались, что присылаемые вами органы взрослых людей были чистыми, как у младенцев, хотя жизнь и экология в России оставляют желать лучшего.
– Экология оставляет желать лучшего везде… – заметила Есения. – Мы думали о разработке метода наведения на органы «временнoй патины», да руки все не доходили, а, видимо, зря… Теперь мы и имеем массу щекотливых вопросов от коллег на Западе. Насколько я знаю, вы не первый, кто их задает…
– Да, да, да, – рассеянно сказал Кондратюк, что-то напряженно обдумывая. – Но каким образом вы находите яйцеклетку, которая потом дает так идеально подходящий больному орган?
Леонид насмешливо посмотрел на него. Даже он, не будучи специалистом, давно бы все понял.
– Я же вам сказала, – терпеливо ответила Есения, – что это клонированный орган самого пациента…
– То есть? – удивился Кондратюк и вдруг, побледнев, спросил: – Вы хотите сказать… Но тогда получается, что вы научились клонировать людей?!
– Я этого не говорила, – прервала его Есения, внутренне напрягаясь от того, что сказала больше, чем следовало – Кондратюк как цитогенетик способен был быстро сложить два плюс два, но решила закончить: – Хотя мы, действительно, умеем переносить ядерный материал из клетки донора в освобожденную от собственного ядра яйцеклетку реципиента и доращивать ее до нужного нам состояния, но на этом мы и останавливаемся.
– Останавливаетесь или нет, это уже несущественно, ведь всегда можно продолжить… Значит, в этом плане Россия опередила всех! – у Кондратюка даже дыхание перехватило от перспектив, которые наверняка откроются перед ним после того, как он доставит для своего руководства специалиста с таким уровнем информации. Правда, ее еще нужно доставить. – А где же вы брали сам генетический материал для клонирования?
«Какая я счастливая!» – думала Есения, прикрыв глаза. Несмотря на то, что их страстная ночь с Леонидом завершилась тогда под утро самым неприятным образом из-за приступа жесточайшей тошноты, вызванной усилившейся качкой, Есения ощущала себя полностью удовлетворенной. Леонид не отходил от нее ни на минуту, ухаживая за ней все то время, пока ее выворачивало наизнанку.
«Он любит меня… Ну не чудо ли это? Ведь столько лет прошло!»
На лицо Есении вдруг упала тень. Она нехотя приоткрыла глаза.
Рядом с ней, загораживая солнце, стоял Кондратюк и внимательно рассматривал ее.
– Филипп, разве можно так тихо подкрадываться? Вы меня напугали, – недовольно сказала Есения, вновь закрывая глаза. – Какое чудесное утро, не правда ли?
– Да, – согласился Кондратюк, садясь в соседний шезлонг. – Есения Викторовна, вы меня простите за нетерпение, но у меня есть к вам один вопрос. Можно?
– Извольте… – согласилась та и, открыв глаза, в ожидании посмотрела на него.
– Мое руководство просило разобраться с поставкой из вашего института органов, предназначенных для трансплантации. Это ведь были не донорские органы… – он сделал паузу, испытующе глядя на Есению. – Ведь эти органы где-то выращивались, верно? И, похоже, что они выращивались не в самом институте, а где-то в другом месте…
– Ну и как же ваше руководство догадалось об этом? – усмехнувшись, поинтересовалась Есения, сделав акцент на слове «ваше».
– Просто закрались сомнения из-за качества и идеальной совместимости присылаемых из России органов, – пояснил Кондратюк. – Невозможно было постоянно находить таких близких по гистосовместимости доноров, но и работ по выращиванию органов в самом институте не велось, это я точно знаю. Потому я и затеял всю эту канитель с конференцией, надеясь, что на ней хоть что-нибудь всплывет…
– Ах, так это вы стояли за этой конференцией… Вы правы, Филипп, таких идеальных доноров, действительно, вряд ли найдешь… – согласилась Есения. – На Запад мы отправляли клонированные органы пациента…
Кондратюк на время даже онемел от подобного сенсационного заявления, сделанного совершенно будничным тоном.
– Есения Викторовна, но как же вам это удалось сделать? – наконец вкрадчиво поинтересовался он, невольно подаваясь к ней навстречу. – Насколько мне известно, вам не присылали образцов ткани… Да это проблему бы и не решило: одно дело вырастить печеночную ткань, другое – вырастить печень в комплексе. Поделитесь секретом, иначе я просто умру от любопытства…
Есения рассмеялась:
– Придется вас пощадить – вы выбрали себе слишком жестокую смерть! Понимаете, секрет заключается не в самом методе, а в тщательности проведения процедуры и «ухода» за растущим органом, – сказала она и оглянулась, услышав шаги Леонида, возвращавшегося с бутылкой сухого вина и двумя бокалами.
Леонид, увидев Кондратюка, сидевшего рядом с Есенией, невольно ускорил шаги.
«Вот черт, никуда от него не скроешься!» – с досадой подумал он.
– А мы здесь беседуем с Есенией Викторовной, – пояснил ему Кондратюк, как будто тот сам этого не видел. – Не возражаете?
– Да нет, что вы! – сказал Леонид, насупившись. – Я только попросил бы вас уступить мне место рядом с супругой.
– О, конечно! – Кондратюк без смущения встал и пересел в шезлонг, стоящий напротив.
Леонид поставил на маленький столик принесенные бокалы и принялся откупоривать бутылку.
– Прошу прощения, Филипп, – чопорно обратился он Кондратюку. – Я не предвидел, что вы присоединитесь к нам, и захватил лишь два бокала…
– Не волнуйтесь, Леонид Аркадьевич, – вежливо ответил тот. – Я в это время никогда не пью.
Леонид внутренне поморщился от его тона и, не выдержав, сказал:
– Ну, а мы с женой, как давние почитатели Омара Хайяма и главного героя его стихов, выпьем, причем с большим удовольствием. Может, все-таки, присоединитесь к нам?
– Уговорили! Пожалуй, я тоже выпью с вами немного, – согласился Кондратюк, но не пошел за бокалом для себя, как это сделал бы Леонид, а просто поднял руку и, подозвав стюарда, на безукоризненном английском языке сделал заказ.
Леонид метнул вопрошающий взгляд на Есению, мол, чего этому шпиёну нужно?
Та успокаивающе положила ладонь Леониду на руку и тихо пояснила:
– Мы говорили о том, как в нашем филиале клонировались органы, которые потом доставлялись в западные клиники.
– А-а, мне тоже интересно было бы послушать, – сказал он, бросив Есении предупреждающий взгляд. – Хотя, боюсь, я многого не пойму.
– Я постараюсь объяснять доходчиво, – улыбнулась Есения.
В этот момент стюард принес блюдо с фруктами и бокал Кондратюку. Забрав у Леонида бутылку, стюард ловко открыл ее и отлаженными движениями быстро разлил вино по бокалам.
Кондратюк, взяв свой бокал и подняв его, провозгласил тост:
– За научные достижения человечества!
Леонид, мимоходом заметив:
– Хотелось бы еще и выжить после всех этих чудесных «достижений»… – чокнулся с Есенией и Кондратюком.
– Есения Викторовна, я с нетерпением жду вашего рассказа, – отставив недопитый бокал в сторону, напомнил ей Кондратюк.
Помедлив, вероятно, собираясь с мыслями, Есения сказала:
– Вы знаете, что яйцеклетка размножается делением. Так вот, основной этап для нас наступает тогда, когда она вырастает до состояния морулы…
– Что такое морула? – вмешался Леонид.
Кондратюк бросил на него разраженный взгляд.
– Морула, дорогой, означает: ягода, – пояснила Есения. – Яйцеклетка, размножаясь, образует примерно вот такой шар, похожий на малину или ежевику и полый внутри, – Есения соединила ладони обеих рук, сложив их лодочками, так что получилось что-то похожее на шар. – А потом, когда пройдет гаструляция путем инвагинации, то есть втягивание одной из частей морулы внутрь… – она медленно завернула концы пальцев внутрь сложенного из ладоней «шара», так что костяшки пальцев в итоге сошлись вместе, – …образуется первичная щель, на месте которой впоследствии начинает развиваться позвоночник. А вот здесь… – она, чуть развернув ладони к Леониду «лицом», пошевелила расположенными между ними кончиками пальцев, – …находятся два слоя клеток: эктодерма и эндодерма. Из эктодерма в дальнейшем образуются кожа и мышцы, а из эндодерма – внутренние органы. Мы просто выделяем ту часть, из которой формируется нужный нам орган или комплекс органов, и выращиваем его в искусственных средах при помощи гормона ускоренного созревания. При достижении нужных нам параметров по величине и форме процесс роста приостанавливается, а выращенный орган в специальном контейнере со встроенным аппаратом искусственного кровообращения и при пониженной температуре доставляется в клинику, где его ждет больной. Вот, в общем-то, и все… – Есения посмотрела на Кондратюка.
Тот сидел с потрясенным выражением лица.
– То есть вы хотите сказать, Есения Викторовна, что выращиваете абсолютно новый орган? – спросил он и, ошеломленно покачав головой, воскликнул: – То-то наши специалисты поражались, что присылаемые вами органы взрослых людей были чистыми, как у младенцев, хотя жизнь и экология в России оставляют желать лучшего.
– Экология оставляет желать лучшего везде… – заметила Есения. – Мы думали о разработке метода наведения на органы «временнoй патины», да руки все не доходили, а, видимо, зря… Теперь мы и имеем массу щекотливых вопросов от коллег на Западе. Насколько я знаю, вы не первый, кто их задает…
– Да, да, да, – рассеянно сказал Кондратюк, что-то напряженно обдумывая. – Но каким образом вы находите яйцеклетку, которая потом дает так идеально подходящий больному орган?
Леонид насмешливо посмотрел на него. Даже он, не будучи специалистом, давно бы все понял.
– Я же вам сказала, – терпеливо ответила Есения, – что это клонированный орган самого пациента…
– То есть? – удивился Кондратюк и вдруг, побледнев, спросил: – Вы хотите сказать… Но тогда получается, что вы научились клонировать людей?!
– Я этого не говорила, – прервала его Есения, внутренне напрягаясь от того, что сказала больше, чем следовало – Кондратюк как цитогенетик способен был быстро сложить два плюс два, но решила закончить: – Хотя мы, действительно, умеем переносить ядерный материал из клетки донора в освобожденную от собственного ядра яйцеклетку реципиента и доращивать ее до нужного нам состояния, но на этом мы и останавливаемся.
– Останавливаетесь или нет, это уже несущественно, ведь всегда можно продолжить… Значит, в этом плане Россия опередила всех! – у Кондратюка даже дыхание перехватило от перспектив, которые наверняка откроются перед ним после того, как он доставит для своего руководства специалиста с таким уровнем информации. Правда, ее еще нужно доставить. – А где же вы брали сам генетический материал для клонирования?