– Нет, нет, ягодка, спи, а я еще поработаю, – терпеливо повторил Бурый. – Нам все равно нельзя заниматься любовью, доктор же запретил после нашего последнего раза…
   – К черту доктора! Я тебя хочу! – воскликнула женщина, рывком распахивая на груди кружевной пеньюар, сквозь который и так просвечивали ее роскошные налитые груди. – Мы осторожненько…
   Увидев ее набухшие соски, он не выдержал и, опустившись на постель, склонился над ними, покусывая по очереди их упругие кончики – за три года семейной жизни с Маргаритой он так и не охладел к ее груди, когда-то поразившей его необъятностью и красотой формы.
   Бурый вообще обожал свою жену, которая была не только умна и красива, но и совершенно неукротима в постели. Она заводила его с пол-оборота, доводя до бешеного, почти животного экстаза в таких немыслимых позах, которых он раньше по своей физкультурной нерадивости и представить не мог. Кому сказать – не поверили бы, но за эти годы Бурый ни разу не изменил жене. Даже в бане, куда он ходил со своими «деловыми» партнерами, он равнодушно отворачивался, когда те на его глазах развлекались с девочками – эти длинноногие «мокрощелки» в подметки не годились его жене.
   Все было бы хорошо, но Марго обожала боль. Она буквально ввергала Бурого в исступление своими стонами и требованиями, типа: «резче», «сильнее», «крепче». Он от этого просто шалел, и часто после их бурных ночей Рита ходила, едва передвигая ноги, с распухшими багровыми сосками на покрытой следами от его страстных поцелуев груди.
   Подобная вспышка страсти в последний раз чуть не привела ее к выкидышу. Перепуганный Бурый, мечтая о сыне, решил впредь неукоснительно соблюдать все требования врача, в частности, и его запрет на их с Ритой половую жизнь. Поэтому теперь он старался ложиться в постель, когда та уже спала, отговариваясь наплывом работы. Но Рита, быстро вычислив причину его «трудоголизма», перестала ложиться спать без него. Беременность обострила ее сексуальное влечение к мужу, но Бурый ограничивался тем, что ласкал ее грудь, со страхом ощущая, как ее живот каменеет из-за «входящей в тонус матки».
   Вот и сейчас, почувствовав ее нарастающее возбуждение, он был вынужден оторваться от ее груди и, глянув в затуманенные страстью глаза жены, отодвинулся подальше.
   – Ритуля, конфетка моя, мой сахарный бумбончик, тебе же нельзя так волноваться, – уговаривал он ее, сам с трудом сдерживая свои эмоции.
   – Если бы я знала, что мне придется так страдать, никогда бы в жизни не согласилась забеременеть! – простонала Рита, ложась на бок и подтягивая ноги к животу.
   – Ну что ты говоришь! – рассмеялся Бурый. – У нас ведь скоро будет сын!
   – Вот рожу его, и ты у меня тогда не отвертишься! – в шутку пригрозила Рита и махнула рукой: – Ну ладно, так уж и быть, иди работай, а я попробую уснуть. Что-то твой пацан сегодня разбушевался…
   Бурый чмокнул ее в нос и вышел в гостиную, плотно прикрыв за собой дверь.
   – Ну что? – спросил он помощника, набиравшего номер по мобильному телефону.
   – Глухо, как в танке… – послушав долгие гудки, ответил тот, отрицательно качая головой, и нажал кнопку отбоя.
   Но в этот момент телефон вдруг разразился громкой трелью.
   Бурый выхватил из рук помощника телефон:
   – Слушаю!
   – Не спишь? – раздался в трубке знакомый голос Котова – начальника Красноярского управления по золотодобыче.
   – Не сплю, – ответил Бурый, напрягаясь.
   Котов ни разу не звонил ему ночью, да еще тогда, когда Бурый ждал горячих новостей.
   – Тут ЧП у нас на объекте…
   – Что случилось?
   – Люди погибли…
   У Бурого заныл затылок. Когда-то в бурной молодости ему хорошо приложились по голове, и с тех пор, как только он начинал волноваться, его донимали головные боли.
   Потерев затылок, Бурый коротко спросил:
   – Гуреев жив?
   – Жив, это он мне и доложился час назад.
   – Что конкретно он сказал?
   – Сказал, что при попытке передачи тридцати килограммов золота были ликвидированы три неизвестных лица и три охранника, замешанные в этом деле…
   – Тридцати килограммов, говоришь… – переспросил Бурый, у которого вдобавок нервно задергался правый глаз. – Кто это, интересно, к нему приходил, мы своих еще не успели отправить… Ну, и что ты будешь делать?
   – Утром начну формировать свою комиссию и буду ждать комиссию из Москвы, – вздохнув, сказал Котов.
   – И когда ты их собираешься отправлять туда?
   – Если погода позволит, завтра же свою и отправлю, нужно подготовиться к приему столичных проверяющих…
   – Что ж, спасибо, что позвонил. Значит, нам теперь нельзя отправлять туда ребят…
   – Так ты говоришь, что это не твои были?
   – Нет, я бы тебе сказал. Ну ладно, желаю успеха… – ответил Бурый.
   – Странно… Ну пока! – протянул Котов и, попрощавшись, отключился.
   – Ах ты, сука! – прошипел Бурый, положив трубку и сжимая челюсти так, что желваки взбугрились на его добродушном с виду лице, делая его неузнаваемым и страшным. – Тридцать килограммов… – и он в ярости грохнул кулаком по столу.
   Помощник настороженно посмотрел на него.
   Из спальни раздался сонный голос Риты:
   – Витек! Что там у тебя?
   – Ничего, ничего, дорогая, спи, это я нечаянно уронил тут, – крикнул Бурый, стараясь взять себя в руки.
   – Что случилось? – спросил помощник.
   – Что случилось? Да ничего особенного, Валера, если не считать, что Гуреев ссучился.
   – То есть? – нахмурился помощник, который хорошо знал Гуреева еще по совместным поездкам в стройотряды, где тот командовал зелеными студентами.
   – А то и есть… Звонил Котов, сказал, что Гуреев ему доложился о предотвращенной попытке хищения с рудника тридцати килограммов золота. Похоже, что наши ребята погибли вместе с какими-то его тремя охранниками, на которых Гуреев, как я понимаю, спихнул все дело. А где, спрашивается, остальные шестьдесят килограмм золота и мои бабки? Там же сумма не хилая – восемьсот с лишним тысяч баксов! Себе, сучара, небось, припрятал…
   – Может, там возникла непредвиденная ситуация? – попытался оправдать Гуреева Валера.
   – Да насрать мне на его непредвиденную ситуацию, даже если она и возникла! Мне больше сдается, что Гуреев просто собрался свалить с моим золотишком и деньгами. Но я ему этого не дам… Едем в офис!
   Заглянув в спальню, Бурый убедился, что Рита задремала и, одевшись, оставил ей на тумбочке записку, что ему пришлось срочно уехать по делам.
   Промчавшись на «Мерседесе» по спящим, скованным морозом улицам, они с Валерой подлетели к офису.
   Заспанный охранник, всполошенный нежданным ночным визитом шефа, кинулся открывать двери.
   Поднявшись к себе в кабинет, Бурый сбросил дубленку и, сев за стол, сказал:
   – Вот что, Валера, нужно вынимать у Гуреева либо наши бабки, либо золото, а лучше и то, и другое. Собирай ребят! И дай мне материалы по Гурееву…
   Кивнув, Валера достал из потайного сейфа толстую папку и, отдав ее шефу, уселся за телефон.
   Бурый вытащил из папки фотографию Гуреева и, склонившись над столом, начал составлять план действий, что-то чиркая и рисуя на листе бумаги.
   Через час в офисе собрались шесть человек, не считая Бурого и Валеру.
   Показав фотографию Гуреева, Бурый коротко ввел прибывших в курс дела и спросил:
   – Какие будут соображения?
   – Добираться туда нужно только на вертолете, железка не годится, – сказал Борисов, по кличке Голован: за свои два высших образования. – Да и Гуреева легче будет вывезти.
   – Будет вам вертолет, – пообещал Бурый и, глянув на Валеру, отдал ему распоряжение: – Оформи на сегодня доставку груза одной из наших левых фирм на какой-нибудь прииск поблизости от Озерного. И впиши их как сопровождающих… – он мотнул головой в сторону сидящих перед ним мужчин.
   Валера кивнул.
   – А зачем такие сложности? – угрюмо поинтересовался самый молодой из сидящих. – Можно ведь просто за бабки нанять «вертушку», без всякой засветки…
   – Затем, что есть в нашей доблестной армии такая мелочь, как войска ПВО, которые твою «неопознанную вертушку» в два счета собьют к едрене-фене, – объяснил ему Голован. – После наглого приземления Руста на Красной площади они получили приказ сбивать все, что без спросу шевелится в воздухе. Хотя ты этого, наверное, не помнишь, ты был тогда маленький.
   «Маленький», сжав кулаки, хмуро посмотрел на него.
   Воздух в кабинете сразу как будто бы сгустился.
   – А ну!.. – грохнул по столу Бурый, привлекая внимание присутствующих. – Не отвлекаться! – и продолжил: – Гуреев ждет правительственную комиссию для разбора произошедшего на руднике ЧП. Вы опередите ее и явитесь на рудник под видом областной комиссии. Гуреев никого из вас не знает и примет все за чистую монету. Вот, сами решите по списку, кто за кого будет себя выдавать, – он кинул им через стол лист, на котором были написаны состав и должности членов комиссии. – Ваша задача привезти сюда золото, деньги, и по возможности, самого Гуреева. Если не получится, можете его ликвидировать, чтобы «дядям» лишнего не наболтал… С экипажем разберетесь сами, не в Турцию, чай, лететь… Денег пообещайте, а на обратном пути пусть они вас высадят где-нибудь недалеко от города, где вы их и оставите… – он усмехнулся, не сомневаясь, что все поняли его намек. – Место выберите сами, там вас будут ждать машины. Если экипаж заартачится, то вон, кажется, Егор с Банзаем умеют управлять вертолетом…
   Те, кого он назвал, подтвердили:
   – Сумеем!
   – Долетим!
   – Добро! Связь будем держать по спутниковому телефону. Доложите, как прибудете на место. Валера, выдай им три трубы.
   – А не прослушают? – засомневался хмурый молодой.
   – Не прослушают, спутник-то не наш… – усмехнулся Валера, доставая из сейфа три новеньких спутниковых телефона.
   – Ну все, мужики, за дело! Времени на подготовку мало.
* * *
   Леониду показалось, что он только успел голову опустить на подушку, как его начал расталкивать Федор.
   Ничего не понимая, Леонид испуганно вскочил, и Федор вынужден был зажать рот ему рукой, чтобы тот спросонья не подал голос.
   «Пора!» – губами показал ему он, мотнув головой в сторону кухни. Вид у него был усталый, и Леонид вдруг подумал, что Федору тоже приходится нелегко, ему все-таки было далеко за пятьдесят. Почувствовав угрызения совести за то, что он нагрузил, в общем-то, на немолодого человека свои проблемы, Леонид быстро поднялся с кровати и пошел за Федором, отдавая себе отчет, что, если бы не этот «немолодой человек», он бы никогда не смог даже приблизиться к этому проклятущему секретному Озерному.
   А Федор ждал его на кухне с листком, на котором было написано: «Разбудишь меня в семь вечера. На плите горячая гречневая каша. Сиди тишком!».
   Кивнув, Леонид благодарно приложил руку к груди, втягивая ноздрями аромат каши и чувствуя, что успел проголодаться, пока спал.
   Хватая ложкой прямо из кастрюли теплую кашу с неизменной тушенкой, Леонид подошел к окну и выглянул в щелку между занавесками наружу.
   Шел третий час дня. Людей на улице было не видно, наверное, все разошлись по рабочим местам до вечера.
   «А поселок довольно большой», – подумал Леонид.
   Он помнил по плану множество строений, нарисованных Лёней, но в натуре это все выглядело куда значительней: поселок был похож скорее на современный пригород какого-нибудь финского города. Здесь были красивые здания явно не российской конструкции, нерусская чистота на улицах. А две оранжереи, мимо которых они с Федором прошли утром, вообще поразили его. Он помнил, как Лёня рассказывал ему, что их со школы отправляли сюда на работы по обеспечению поселка зеленью и овощами, и Леонид ожидал увидеть что-то типа наших северных тепличек, а тут стояло два просторных стеклянных дома, похожих на оранжерею на Потемкинской улице в Питере.
   Из окна Леониду была видна довольно высокая труба местной ТЭС, снабжающей Озерный теплом и светом.
   «Да, задумано все солидно! Прямо как отдельное государство, живущее самодостаточной жизнью, – заключил Леонид. – Где-то ты, Есения? Может, в ста метрах от меня, может, в тысяче… Ничего не изменилось, я опять тебя ищу, и мне опять приходится ждать…»
   Леонид совсем приуныл и, чтобы отвлечься, пошел в гостиную выбрать что-нибудь почитать.
   Взяв с полки какую-то научную книжку с картинками, он рассеянно полистал ее, как вдруг услышал, что к дому подъезжает машина.
   Он замер, боясь подойти к окну, чтобы посмотреть, кто там. От напряжения у него похолодело в животе.
   Хлопнула дверца машины, но вышедший из нее человек направился, судя по звуку шагов, к крыльцу соседей.
   Услышав, как открылась и захлопнулась там дверь, Леонид облегченно перевел дух: «Слава Богу!».
   Он заглянул в спальню к Федору, собираясь предупредить его, что вернулся сосед, но Федор крепко спал, накрывшись покрывалом с головой.
   Тогда Леонид вернулся на кухню и сел, прислушиваясь к происходящему за стеной. Видимо, кухни здесь были смежные, потому что он услышал, как там торопливо ходит человек, гремя посудой. И вдруг к этому прибавился еще и удивленный женский возглас.
   «Как это я проморгал ее приход? – раздосадовался Леонид, припадая ухом к стене. – Тоже мне лазутчик!»
   Мужской голос что-то отвечал женщине, но Леонид не мог разобрать слов. Вспомнив виденный им в детстве какой-то шпионский фильм, Леонид взял стакан и, приставив его к стене, прижался к нему ухом.
   «О!» – удивился он, отчетливо услышав, о чем там говорят.
   – И когда ты вернешься? – спрашивала Нина Ивановна.
   – Не знаю, должна прилететь комиссия, ты даже не представляешь, что этой ночью случилось!.. – мужчина помолчал. – Начальство приказало мне быть за него на руднике, он утром улетает с Есенией Викторовной в «головняк». Хочет, чтобы я принял комиссию по высшему разряду.
   – А что произошло-то? – спросила Нина Ивановна.
   – Это служебная тайна, не спрашивай. Одно могу сказать: будет серьезное разбирательство. Так что не жди меня скоро, если что, я тебе позвоню. Давай, скоренько обедать, а то черт его знает, когда еще поесть придется…
   Леонид взял лист и тщательно записал все, что услышал, чтобы доложить Федору, когда тот проснется. «Если будет разбирательство, а оно обязательно будет, нам тут вообще могут перекрыть кислород», – приписал он от себя…
   У соседей хлопнула входная дверь, и через мгновение от дома отъехала машина.
   Оставив лист на столе, Леонид вернулся в гостиную, решив дальше осмотреть книжные полки. Здесь было много научной литературы, но несколько полок было заставлено подписными изданиями с русской и зарубежной классикой. Вдруг на одной из полок, под альбомами по искусству, Леонид заметил темно-синий коленкоровый переплет какого-то толстого издания. Уже догадываясь, что это может быть, он с волнением вытащил его.
   Предчувствие его не обмануло – это оказался фотоальбом. Раскрыв его, Леонид тут же встретился с грустными глазами Есении, держащей на руках ребенка, которому было чуть больше годика. Они были сфотографированы на фоне сопок. Весенний ветерок взметнул волосы Есении. Она стояла, крепко прижимая к себе сына, испуганно смотрящего в объектив.
   «Сибирская мадонна… – пронеслось в голове Леонида, и он почувствовал, как у него перехватило дыхание. – Родные вы мои…»
   Федор, самостоятельно проснувшийся около семи часов, так и застал Леонида сидящим в сумерках в гостиной: тот все еще рассматривал при свете фонарика семейный альбом Есении.
   Посмотрев в его наполненные болью глаза, Федор положил ему руку на плечо и сказал одними губами: «Ничего, паря, все будет хорошо! Я тебе обещаю!».
   Леонид благодарно пожал ему руку, а потом, поманив, повел его на кухню, где протянул ему листок.
   Федор, прочитав написанное, задумчиво покивал, а потом написал: «Ночью пойдем к вертолетной площадке, нужно осмотреться. Может, удастся выбраться отсюда тем же вертолетом, на котором повезут и ее. Можешь поспать еще».
   Леонид кивнул и пошел в спальню Есении.
   Во втором часу ночи его разбудил Федор. Леонид тщательно застелил за собой постель, скрывая следы их пребывания в доме.
   В ванной, где он уже испытанным способом нацедил себе в таз воды, он тихо ополоснул лицо, после чего все расставил по своим местам, а полотенце, отжав посильнее, повесил на батарею сушиться.
   Войдя на кухню, он глянул на плиту, где стояла кастрюлька, еще наполовину полная гречневой каши. «Возьмем с собой?» – жестом спросил он Федора, указывая на кастрюлю, но тот насмешливо посмотрел на него.
   Леонид, у которого бабка по отцу умерла в блокадном Ленинграде, не мог представить, как это можно бросить еду. Взяв ложку, он начал есть прямо из кастрюли. «Нехай пузо лопне, а добру пропасть не дам!» – вспомнил он присказку с маминой родины и улыбнулся.
   Через несколько минут, собираясь к выходу, Леонид переоделся в свою одежду, с сожалением возвращая в шкаф теплый махровый халат Есении и, оглянувшись на Федора, быстро засунул в свой рюкзак ее фотоальбом. Он не мог оставить его здесь. Если им не удастся вырвать Есению из рук ее надзорщиков, то у него останется хотя бы эта память о ней.
   Полностью собравшись, они уже стояли на пороге, как Федор, вдруг спохватившись, вернулся на кухню. Вынеся оттуда листок, на котором они переписывались, он показал его Леониду и, ухмыляясь, убрал к себе в карман.
   «Да, вот бы охрана порадовалась, найдя его здесь!» – тоже улыбнулся Леонид.
   Они открыли дверь на улицу.
   Мороз за сутки заметно спал, и с неба ровными рядами, не тревожимые ветром летели крупные пушистые снежинки. Вокруг было тихо и красиво. И в этом было что-то от Нового года – казалось, что сейчас из-за поворота появится запряженная оленями упряжка, везущая Деда Мороза.
   Поселок спал, и лишь дежурные фонари освещали его безлюдные улицы.
   Федор, оттолкнувшись, спрыгнул на землю, минуя ступени крыльца, на котором уже легким слоем лег снег.
   «Я так не смогу, – озадаченно посмотрел на крыльцо Леонид. – Да и зачем, снег все равно к утру занесет наши следы».
   Но, решив последовать примеру Федора, он тоже прыгнул и, подскользнувшись при приземлении, проехал на «мягком месте» прямо под ноги Федора. Тот, хмыкнув, подал ему руку, и они, оглянувшись на темные окна Нины Ивановны, поспешно вышли за калитку.
   Миновав коттеджи, они пошли к лесу уже знакомым маршрутом, и когда добрались до его опушки, надели лыжи и двинулись к озеру.
   – Надо было взять тебе другие лыжи в сарае у Есении, – тихо заметил Леонид, глядя, как Федор осторожно ступает на обломанную лыжу.
   – Ничего, дойду! Вдруг бы кто-нибудь заметил пропажу раньше времени, – возразил Федор. – Есения еще здесь, мы пока ее не увезли в безопасное место. Сейчас все может обернуться против нее. Хорошо, если ее отлет не задержат из-за приезда комиссии.
   Беспокойство Леонида оказалось не напрасным. Через полчаса, наехав в темноте на какой-то выступающий из-под снега валун, Федор доломал свою покалеченную лыжу. Она треснула вдоль на две половины.
   Федор выругался, но связать или исправить уже ничего было нельзя. Идти по снегу без лыж было тоже невозможно – попробовав, Федор провалился выше колена.
   – Что делать? – испуганно спросил его Леонид. – Может, на дорогу выйдем. Идти-то далеко…
   – Ну да, кругаля такого давать, мы тогда и к обеду не доберемся, да и машины могут ездить, или патрули какие-нибудь… – проворчал Федор, оглядываясь.
   Взяв нож, он подложил под живот одну лыжу и, опираясь на нее, пополз к ближайшему ивняку. Леонид стоял в ожидании.
   Минут через пятнадцать Федор вернулся, осторожно ступая по снегу какой-то немыслимой конструкцией на ноге, отдаленно напоминающей ракетку для бадминтона, только гораздо больше.
   – Готово, как-нибудь доберемся, – сказал он и пошел вперед.
   Леонид понаблюдал, как Федор медленно идет, стараясь не сильно опираться на свой импровизированный снегоступ, и молча последовал за ним.

Глава седьмая

   Подъехав вплотную к старой штольне, Круглов остановил машину и, дождавшись Гуреева, выпрыгнул в снег. Оглядевшись, он подумал, что следы их успеет к утру занести, но нужно срочно избавляться от рюкзаков с золотом и ехать на рудник. Он взял один рюкзак и, сунув второй Гурееву, отправился к темному зеву штольни.
   Далеко углубляться они не стали, а спрятали рюкзаки за кучей породы в одном из штреков.
   – Сам потом перепрячешь подальше, – сказал Круглов. – Поехали, а то еще заметят нас здесь ненароком.
   Уже подойдя к своей машине, Круглов вдруг резко повернулся к Гурееву и спросил:
   – Слушай, а у тебя здесь есть еще сообщники? А то смотри, как бы они не заложили тебя из чувства мести за смерть своих товарищей…
   – Никого больше не осталось, – угрюмо буркнул Гуреев, и после паузы уточнил: – …З десьне осталось…
   – Ну это понятно… Где-то у тебя еще много дружбанов, – хмыкнул Круглов, – но меня они пока не колышут. На данный момент мы должны быть уверены, что наша версия не вызовет ни у кого подозрений. Нам сейчас придется докладывать начальству. Думаю, сразу нагрянет комиссия, так что держись. Приедешь на рудник, вызови к себе зама Степанцова, пусть меня ждет, а я заеду в казарму, отправлю ребят на вышку и за трупами.
   Притормозив минут через пятнадцать у казармы, Круглов разбудил лейтенанта Козарнова и, обрисовав ему свою версию происшедшего, дал указания к действию, а сам поехал к руднику.
   «Нужно за остаток ночи и день все тщательно проработать, чтобы можно было завтра спокойно уехать с Есенией отсюда… – думал он. – Вот свалилось на мою голову! Хотя… – он вспомнил о лежащем в „собачнике“ мешке с деньгами. – Нет худа без добра, деньги лишними никогда не бывают!»
   Подъехав к зданию конторы рудника, Круглов остановился у гуреевского джипа и вышел из машины. Взбежав на крыльцо, он рванул дверь и быстро пошел по коридору к кабинету Гуреева.
   Тот сидел в компании зама Степанцова – Фатейкина, и глушил вместе с ним спирт. Оба были уже в полуневменяемом состоянии, но пока еще держались на стадии «ты меня уважаешь?».
   Круглов подошел к ним и со злостью вырвал стакан из рук Гуреева:
   – Охерел, мать твою?! Не время сейчас пить! Где тело Михеева?
   – Михеев… ик… в леднике, – заплетающимся голосом ответил Гуреев, поднимая налитые кровью глаза на Круглова. – Скоро его можно будет на строганинку пустить…
   – У тебя что, крыша совсем съехала? – встряхнул его за шиворот Круглов. – Строганинки ему захотелось! А ну пошел! – и он потащил Гуреева в туалет к умывальнику.
   Сунув вяло сопротивлявшегося Гуреева головой в раковину, Круглов до конца отвернул кран, из которого тут же хлынула сильная струя ледяной воды и, взяв руку Гуреева, чуть ли не всю кисть запихал ему в рот. Вырвавшийся из Гуреева фонтан спирта не содержал ни крошки закуски… Круглов едва успел отстраниться от этого потока.
   Оставив отмокать Гуреева в туалете, Круглов вернулся в кабинет и по пути к столу отвесил пьяному Фатейкину оплеуху.
   Тот брыкнулся со стула на пол и, заёрзав ногами, попытался встать:
   – Сергей Сергеич… За что? Мы Михеева поминали… Хороший мужик был…
   – Бл…ь! Поминали они, а кто будет делом заниматься? – рявкнул на него Круглов, садясь за стол перед рядом телефонов. – Сейчас сюда твоего начальничка привезут… Он тоже хороший мужик был?
   – Кто? Товарищ Степанцов? Да, тоже хороший мужик, – Фатейкин, кряхтя, наконец, поднялся с пола и попытался встать ровно перед вышестоящим начальством. Но в этот момент до него, видимо, дошел смысл вопроса Круглова, и он, насторожившись, вытаращил пьяные глаза: – А почему «был»? С ним тоже что-то случилось?!
   – А тебе Гуреев ничего не сказал? – нахмурился Круглов.
   – Нет, мы только Михеева успели отнести в ледник… – трезвея на глазах, ответил Фатейкин.
   «Вот дерьмо! На меня все объяснения перевалил! – подумал Круглов о Гурееве, поднимаясь из-за стола. – Хотя… может, это и к лучшему…»
   Он вернулся в туалет, где на полу, покачиваясь, сидел в луже доблестный начальник рудника – сток в раковине не справился с напором воды, и она переливалась через край Гурееву на грудь, растекаясь вокруг него.
   Круглов завернул кран и, пнув Гуреева ногой в бок, прошипел сквозь зубы:
   – Вставай, сука, расселся тут!
   Тот, ни на йоту не протрезвевший, ухватился за край раковины, чуть не сверзив ее на пол, и тяжело поднялся.
   Втащив мокрого Гуреева за собой в кабинет, Круглов толкнул его в кресло в углу, а сам сел за стол и придвинул к себе телефон, набирая номер Васюкова…
   Предугадывая реакцию медика, Круглов заранее окрысился: «Пусть только этот что-нибудь вякнет!».
   Притихший Фатейкин молча сидел на стуле и следил пьяно поблескивающими тревожными глазами за Кругловым.
   – Павел Борисович, прошу срочно явиться в кабинет Гуреева! – услышав сонное «алё» Васюкова, приказал Круглов тоном, не допускающим возражений.
   – Хорошо, сейчас буду! – неожиданно без выкрутасов согласился Васюков и устало поинтересовался: – А что там у него? Приступ белой горячки?…
   – Приедешь, сам увидишь! – оборвал его Круглов. – Поторопись!
   – Уже еду! – сказал врач и положил трубку.
   Ожидая приезда медика, а также подвоза трупов, Круглов посмотрел на Гуреева, развалившегося в кресле. Тот безмятежно спал, пьяно отвалив на грудь подбородок, на который из приоткрытого рта стекала тонкая ниточка слюны.