Самухина Неонилла. Операция «КЛОНдайк»

   – Здравствуйте… Архипушка, – ответил Леонид, стараясь «чувствовать себя», но чувствовал он себя по-идиотски, поскольку не привык так нежно обращаться к чужому человеку. Однако Архип так хорошо улыбнулся ему, что у Леонида тут же пропало чувство неловкости.
   Пока они мыли руки и рассаживались, Настёна быстро собрала поесть. Расставив угощение на столе, она тихо удалилась из комнаты.
   – Ну, рассказывай, что случилось? – посерьезнев, спросил Архип у Федора. – То тебя годами не зазвать, а тут позвонил и прилетел! И зачем тебе приисковый поезд?
   – Дело там есть одно важное… Тебе лучше и не знать, Архипушка, – откликнулся Федор.
   – Вот те на! – удивился тот. – Я хоть раз какой твой секрет выдал?
   – Да не в том дело! Ежели без твоей подмоги не обойдусь, тогда – да, поведаю все, а пока лучше тебя не втаскивать в это дело. Хочу, чтоб жили вы с Настёнушкой спокойно. Так что не обижайся! – ответил Федор.
   Архип промолчал, и они принялись за еду.
   – А «козелка» своего я пока у тебя оставлю, – неожиданно сказал Федор, отодвигая пустую тарелку. – Ох, хорошо! Настёнушкина еда всегда бодрит.
   – Может, полюбшим маненько тогда, косточки попарим? – хитро сощурившись, спросил Архип у Федора, тоже отваливаясь от стола.
   Леонид его вопроса не понял и подумал, что речь идет о бане. «Ночью, наевшись – и в баню?!» – удивился он.
   Заметив его удивленное лицо, Федор пояснил:
   – Любки – это наша старая борьба, – а потом повернулся к Архипу: – А не разучился ли-то, Архипушка?
   Леонид сразу вспомнил, что ему это слово говорил Сергей, рассказывая об офенях.
   – А вот позрим, офенька! – задорно воскликнул Архип и, вскочив, встал перед Федором, выпрямившись во весь свой махонький рост, вроде как даже прибавив с вершок.
   – О, кочеты! – улыбнулась Настёна, входя в комнату и убирая со стола грязную посуду. – Напихавшись ижи, да за бока, переблюете мне тут все!
   – Да мы чуток, матаня. Ежли что – сами и подотрем! – успокоил супругу Архип и тут же полетел в угол на кровать от несильного, но неожиданного толчка Федора.
   – Ах ты так, Федьша, исподтишка бьешь, ну держись! – мгновенно вскакивая на ноги, воскликнул Архип и, подскочив к Федору, со всех сил врезал тому в грудь.
   Вернее, казалось, что он бьет в грудь Федора, но того почему-то в момент удара на месте не оказалось. Рука Архипа, не достигшая цели, провалилась в пустоту, из-за чего он по инерции пробежал вперед и налетел на комод, стоящий у стены.
   – На пустенье купился! – насмешливо пробасил Федор и вскинул руку навстречу рванувшему к нему Архипу.
   Леониду показалось, что по комнате пронесся ветер, зацепивший тугим краем и его. Архип, словно напоровшись на этот порыв, мгновенно остановился.
   «Кажется, это в магии называют „посыл“, – вспомнил Леонид неожиданно выплывшее из памяти слово. – Вот не думал, что когда-нибудь увижу такое на самом деле…»
   – Ну хорош, Архипушка, гостям отдохнуть нужно, – попросила Настёна мужа, словно это он держал за невидимой преградой Федора, а не тот его.
   Федор опустил руку, и Архип невольно сделал шаг вперед, когда невидимая опора, на которую он давил всем весом своего тела, надеясь преодолеть «посыл» Федора, исчезла.
   – Ну и силен ты, братушка! – с восхищением сказал Архип, обнимая Федора за плечи.
   – Есть маненько, – скромно согласился тот. – Так, ну ладно, я схожу, погляжу, что да как, а ты, Лёньша, пока ложись поспи.
   – Да я, вроде, выспался, пока ехали, – сказал Леонид.
   – Все равно поспи! У нас впереди дорога, силы еще понадобятся, ты мне квёлый ни к чему! – возразил Федор и пошел в прихожую одеваться.
   Настёна позвала Леонида в другую комнату, где была расстелена постель на старинной кровати с металлическими шишечками.
   – Ложитесь здесь, – ласково сказала она. – Может, и правда, подремится… Хорошего сна! – и она вышла, тихо прикрыв дверь за собой.
   Леонид не спеша разделся и лег.
   В комнате было жарко, но ему было приятно тепло толстого старомодного лоскутного одеяла, вдетого в современный пододеяльник, которое придавило его сверху и неожиданно навеяло дрему.
   «Что-то я стал много спать. Старею, что ли?…» – подумал он и уснул.

Глава третья

    Объект «Озерный», первые числа января 1998 года
   Не дождавшись до пяти вечера звонка Николая, Круглов начал нервничать. Не выдержав, он позвонил на станцию в Крутояр. Там подтвердили приход поезда с платформой, но никто из сопровождающих к ним в управление не заходил. Значит, у Николая что-то пошло не так…
   «Что у него там могло случиться?» – думал Круглов.
   Николай был опытным человеком, несколько лет службы в охране ИТК усиленного режима для него прошли невпустую.
   Оставив у телефона дежурного с приказом тут же вызвать его по рации, если Николай отзвонится, Круглов отправился к Есении.
   Она открыла дверь, со страхом глядя на него.
   – Здравствуйте, Есения Викторовна. Как Лёня себя чувствует? Небось, уже где-то с пацанами бегает?
   – Да, он гуляет, – дрогнувшим голосом подтвердила Есения.
   – Пойдемте, что ли, и мы погуляем, погода на улице замечательная, – сказал Круглов и посмотрел на нее не допускающим возражений взглядом.
   Она кивнула и, молча повернувшись, ушла в комнату одеваться.
   Круглов сел на стоявший у вешалки стул, ожидая, пока Есения выйдет.
   «Надо же! В ней – часть меня!..» – с удивлением думал он, не в силах до конца осмыслить сей факт.
   Есения вышла к нему, одетая в теплый свитер и брюки.
   Круглов, встав, помог ей надеть теплую куртку, а когда она опустилась на стул, чтобы застегнуть сапожки, он вдруг присел перед ней на корточки и, отведя ее руку в сторону, сам застегнул молнию на сапожке.
   Есения удивленно посмотрела на него.
   Он тоже глянул на нее снизу, и вдруг, улыбнувшись, спросил:
   – Ну что, пойдем?
   На улице Круглов взял Есению под руку.
   – Что это вы? – попыталась отодвинуться она. – Люди же увидят, лишние разговоры…
   – На улице скользко, и я не хочу, чтобы, гуляя со мной, ты что-нибудь себе повредила, – тихо сказал Круглов. – А что касается людей, то ты должна вспомнить наш уговор: я помогаю уехать Лёне, а ты становишься моей. И я бы не советовал тебе идти теперь на попятный, иначе, боюсь, мальчика быстро найдут… при правильно организованном поиске.
   – Не надо меня шантажировать! – твердо сказала Есения. – Я ничего не забыла и не собираюсь отказываться выполнять ваши условия, но боюсь, что стать… вашей я сейчас вряд ли смогу – надо мной проводят эксперимент, вы же знаете.
   – А я говорю не о физической близости, – усмехнулся Круглов. – Ты теперь моя и этим все сказано. Что касается эксперимента, Граховский намерен тебя завтра уложить в клинику, поэтому тебе уже сегодня вечером придется включаться в игру. Так что слушай меня внимательно…
   И он поведал ей свой план, по которому она должна прибежать к нему поздно вечером в ужасе, что пропал Лёня: ушел утром гулять и не вернулся. К следующему утру об этом должен знать весь поселок. И ее основная задача, как можно убедительнее изображать горе. Тогда Круглов соберет поисковую группу, мальчика будут искать по всей котловине, и чем дольше все это протянется здесь, тем дальше будет уезжать Лёня, с каждым днем приближаясь к своему отцу. А когда Круглов получит от того подтверждение, что мальчик добрался, он постарается вывести круг поиска за территорию объекта, а там, даст Бог, найдется какой-нибудь детский труп, до неузнаваемости испорченный зверьем, который и будет списан на погибшего ребенка.
   Есения остановилась, побледнев, и покачнулась, глядя на него глазами, полными ужаса.
   – Да ты что?! – воскликнул он, схватив ее за плечи. – Как ты могла такое подумать! – и зашептал ей на ухо: – Коля звонил, они сегодня выезжают из Крутояра дальше, скоро Лёня будет в безопасности.
   – Кто вас знает… – прошептала непослушными губами Есения.
   – Возьми себя в руки и не придумывай глупости! – потребовал Круглов. – Я не для того влез в это дело по самые помидоры, чтобы ты взяла и все провалила. Едет сейчас твой сын к своему отцу, живой и здоровый. И больше чтобы к этому не возвращаться! Я хочу вытащить ее отсюда, а она вона обо мне что удумала!.. – Круглов сокрушенно помотал головой, кидая обиженные взгляды на Есению.
   – Простите, Сергей Сергеевич, – едва слышно сказала Есения, опуская голову. – Я бы хотела вернуться домой. Мне что-то нехорошо, к тому же, сами сказали, что в ближайшее время мне предстоит тяжелая роль…
   – Почему нехорошо? – всполошился Круглов, хватая ее за руку. – Что-нибудь болит? Или тошнит?
   Есения бросила на него короткий удивленный взгляд и подтвердила:
   – Тошнит…
   – Пойдем, пойдем, – заторопился Круглов. – Я тебя отведу. Может, врачей вызвать?
   – Да чего вы так запаниковали? – усмехнулась она: – Неужели не понимаете, что я просто волнуюсь за сына…
   «Скоро за двоих переживать будешь…» – подумал Круглов и с неожиданной для себя нежностью окинул взглядом еще стройную фигуру Есении.
   Он вспомнил, каким шоком было для него пятнадцать лет назад, когда обнаружилось, что Есения не просто сбежала, а еще и вернулась из побега беременной от этого жалкого бухгалтеришки. А ведь они так ее берегли! Она даже не подозревает, что тот несчастный случай, унесший жизнь ее сокурсника за два года до ее побега, был отнюдь не несчастным случаем. Просто по их наблюдениям, этот парень стал слишком много для нее значить, подобравшись к ней очень близко. Ее же вели на длинном поводке, дожидаясь, когда она получит образование, после чего ее бы направили в Озерный по распределению, где и должен был состояться чистый эксперимент по ее воспроизводству с фиксацией всех стадий его проведения… Но она разрушила эти планы, приехав из Юрмалы с готовым ребенком в себе. Это стало последней каплей в чаше терпения его начальства. Именно тогда он и загремел в Анголу, так и не увидев, как Есения округляется, вынашивая этого злополучного ребенка. Он попал в Озёрный, когда Лёне уже было несколько месяцев от роду.
   Зато теперь он будет с Есенией с самого начала до конца и даже поможет ей рожать. Он видел по телевизору, что на западе мужчинам в клиниках разрешают помогать женам в родах.
   «Я буду присутствовать при собственном рождении!..» – от этой мысли у Круглова даже дыхание перехватило.
   Он довел Есению до дома, и направился к себе в контору, надеясь услышать хорошие новости от Николая. Но, придя туда, он узнал, что никаких звонков не было.
   «Так, нужно что-то делать! Либо там что-то произошло, либо Николай начал свою игру… – подумал он, забывая о Есении и сосредотачиваясь на возникшей проблеме. – Нужно на дороге посмотреть. Мало ли что, может, Николай ногу сломал, спрыгивая с поезда. Это будет совсем худо, особенно, если рядом с ним обнаружат живого или мертвого Лёню… Если их найдут, Николая тут же расколют. Нет, этого нельзя допустить!»
   Сняв трубку местной связи, Круглов приказал срочно найти ему Саватеева, машиниста местной мотодрезины.
   – Алё, – раздался в трубке хриплый голос Саватеева.
   – Егор, заводи свою «шарманку», я скоро буду, поедем «расчищать снег» до Крутояра.
   – Понял, Сергей Сергеевич, будет сделано! – бодро ответил машинист, ничем не выдав своего удивления по поводу поздней поездки.
   Круглов ударил по рычагу и набрал еще один номер.
   – Петраков, ко мне, – коротко приказал он в трубку.
   Дождавшись, когда к нему в кабинет, постучавшись, зашел старший лейтенант Петраков, его подчиненный и сосед Есении, Круглов сказал:
   – Володя, остаешься здесь на связи. Я отъеду. У нас, похоже, ЧП. Поеду, проверю лично. Если что, звони мне «на спутник».
   – Слушаюсь! – козырнул Петраков.
   Вызвав машину и торопливо шагая по коридору, Круглов вспомнил, что договорился с Есенией о ее приходе сюда, и подумал: «Надо бы ее предупредить».
   Вытащив на ходу из кармана записную книжку, он вырвал листок и нацарапал: «Есения, я срочно уезжаю, буду через несколько часов. Действуй по нашему плану. В моем кабинете будет Петраков, ему все и расскажешь. Будь осторожна, следи за своей речью и жди меня».
   Сунув записку в карман, он вышел из здания и, сев в машину, ожидавшую его у крыльца, поехал к дому Есении.
   Взбежав на ее крыльцо, он распахнул дверь и вошел в дом.
   Есения была на кухне. Она испуганно посмотрела на Круглова, когда тот неожиданно появился перед ней и сунул ей в руки записку. Прочитав ее, она кивнула и вопросительно посмотрела на него. Круглов, молча забрав записку обратно, щелкнул зажигалкой, поджигая листок и, дождавшись, когда тот займется, бросил его догорать в раковину.
   «Уберешь это», – показал он Есении жестом и вышел.
   Через двадцать минут он был уже у рудника.
   Оставив машину недалеко от тоннеля, Круглов направился к стоявшей уже наготове мотодрезине, в кабине которой сидел Саватеев.
   – Все службы предупреждены, Сергей Сергеевич, – доложился тот. – Можем ехать…
   – Что у нас со светом? – спросил Круглов.
   – Да все нормально. Две обычных фары и еще два прожектора наверху. Все работает.
   – Отлично, тогда поехали, – скомандовал Круглов. – За тоннелем направь прожектора влево и вправо, чтобы была видна насыпь с обеих сторон.
   – Кого-то ищем? – осторожно спросил Саватеев.
   – Возможно, – ответил Круглов таким тоном, что у машиниста отпала охота проявлять любопытство.
   Выехав из тоннеля, они миновали освещенный двумя одинокими фонарями пакгауз, и в сгустившихся сумерках покатили по рельсам в сторону Крутояра.
   Круглов решил доехать до подъема, где Николай должен был сбросить ящик с мальчишкой, осмотреть там все, и действовать по обстановке в зависимости от того, что он там обнаружит. А пока он автоматически поглядывал по сторонам, наблюдая за всем, что появлялось в зоне, высвечиваемой прожекторами.
   Саватеев смотрел вперед на убегающий под их колеса рельсовый путь и грыз свои любимые баранки, которые он называл средними сестрами бублика и сушки. Эта его страсть к баранкам была притчей во языцех. Возвращаясь в Озерный из Крутояра, Саватеев неизменно привозил их целыми связками и развешивал у себя по всему дому. Он вообще любил все, что может висеть в связках. У него все окна на кухне были завешаны косицами лука и чеснока, которые присылала ему с Украины теща. А со стен свисали связки трав, красного стручкового перца из Грузии, где жил его брат, вяленой и сушеной рыбы, присылаемой ему друзьями с Камчатки, и еще много чего вкусного и полезного. Из-за этого соседи прозвали его квартиру «факторией» и частенько забегали к нему, чтобы что-нибудь одолжить к столу. Саватеев был человек не жадный и всегда охотно делился своими запасами. Вот и сейчас, повернувшись к Круглову, он протянул ему баранку:
   – Угощайтесь, Сергей Сергеевич, свеженькие. Только вчера с поезда гостинчик получил.
   Круглов взял у него баранку и, разломив ее пополам, засунул в рот хрустящий кусочек.
   Они успели сжевать целую связку баранок, когда Круглов заметил между рельсами что-то явно постороннее.
   – Егор, тормози! – приказал он, интуитивно почувствовав неладное.
   Саватеев начал тормозить. Проскрежетав несколько метров, мотодрезина встала, высвечивая передними фарами серый армейский валенок, из которого виднелась одетая в черную брючину нога… нога без человека… Дальше по пути валялись какие-то бесформенные куски.
   «Вот, кажется, и мой Николай…» – подумал Круглов, чувствуя, как у него волосы встопорщились на затылке.
   – Ой, Сергей Сергеевич, что это? – ахнул Саватеев, бледнея.
   – Пойдем, посмотрим, – буркнул тот и спрыгнул на насыпь.
   Саватеев спустился за ним следом, но, подойдя ближе к лежащим между шпалами останкам, отскочил в сторону, сгибаясь в приступе рвоты и отправляя съеденные баранки под насыпь.
   Как в страшном фильме об убийце-маньяке они собирали раскиданные на путях части тела, складывая окровавленные куски на разложенном на платформе брезенте. Позже всего они нашли верхнюю половину Николая, лицо которого было сильно разбито, но узнать его было можно.
   – Кто это? – спросил Саватеев, с ужасом вглядываясь в искаженные смертью черты.
   – Не видишь? Это же Николай Первачев… – угрюмо ответил Круглов, пытаясь понять, что же здесь произошло.
   – Боже ты мой! – отступил от платформы Саватеев. – Я же его вчера только видел, он поехал платформу с грузом сопровождать.
   – То-то и оно, что поехал, да не доехал… – сказал Круглов и вдруг похолодел: «А ведь пацан, наверное, так и сидит в ящике в Крутояре…»
   Быстро накрыв останки Николая краем брезента, он сказал Саватееву:
   – Забирайся, едем в Крутояр!
   – В сам Крутояр? – переспросил тот.
   – Да, я должен убедиться, что с грузом все в порядке. Непонятно, что случилось с Первачевым. Просто так под поезд он упасть не мог, ему явно кто-то помог это сделать, а вот из-за чего – нужно выяснить.
   Саватеев быстро забрался в кабину дрезины и завел двигатель.
   Через полчаса они были уже на перевале.
   Круглов внимательно оглядывал дорогу и насыпь, но, как он и предполагал, никаких следов сброса ящика здесь не обнаружилось.
   Глубокой ночью они прибыли в Крутояр.
   Оставив Саватеева охранять страшный груз, Круглов пошел через пути к отстойнику, где должна была находиться их платформа.
   Проплутав полчаса в полумраке с фонариком среди вагонов, он, наконец, нашел ее. Подойдя к ней ближе, он увидел, что ящик, где должен был находиться Лёня, по-прежнему стоит на своем месте.
   Забравшись на платформу, Круглов со смешанными чувствами приподнял крышку ящика и заглянул внутрь.
   На него пахнуло запахом стружки, овчинного меха и мочи, но внутри никого не оказалось.
   – Та-а-ак… – протянул Круглов и обессиленно присел на край платформы.
   «Если пацана обнаружили работники станции, – напряженно думал он, – значит, он скоро где-нибудь проявится. Тогда начнется разбирательство, кто ему помог бежать из Озерного. Ну это, положим, можно взвалить целиком на Николая, ему уже все равно. О моем участии в этом деле, кроме Есении, никто не знает. Выкрутимся как-нибудь…»
   Опустив крышку и прижав ее поплотнее, чтобы не было видно, что ящик открывали, Круглов спрыгнул с платформы и вернулся к ожидавшей его мотодрезине.
   Поднявшись в кабину к Саватееву, он сказал:
   – Поехали обратно, груз вроде на месте.
   Тот послушно завел мотор, ничего не спрашивая.
   Подъезжая под утро к сопкам, за которыми скрывался Озерный, Круглов связался по рации с работниками тоннеля, предупредив их, чтобы передали по инстанциям, что ему нужна крытая машина и патологоанатом.
   В нарушение всех правил они въехали в тоннель, когда уже почти рассвело и, проскочив мимо светящейся вдоль стен цепочки красных огней, выехали в долину к руднику.
   – Егор, обо всем увиденном никому пока ни гу-гу, понял? Только комиссии, если она будет, – сказал Саватееву Круглов, ожидая, когда тот остановит мотодрезину у шлагбаума.
   – Само собой, Сергей Сергеевич, – обиженно ответил тот. – Что я, не понимаю разве!
   На площадке, заменявшей перрон, их уже ждали.
   – Товарищ подполковник, – обратился к Круглову Петраков, рядом с которым стоял переминающийся с ноги на ногу Степанцов. – У нас, похоже, ЧП, пропал сын Есении Викторовны…
   – Еще не легче! Когда? – произнес Круглов, нарочито меняясь в лице.
   – Вчера вечером, не пришел с гулянки домой. Обыскали весь поселок, нигде нет. Есения Викторовна в клинике, у нее шок…
   «Версию насчет вечера придется переиграть, – думал Круглов, глядя на встревоженное лицо Петракова. – Будем давить на то, что Есения не знала о том, что ее сын пропал, видимо, еще прошлой ночью. Его увезли на поезде, скорее всего, выкрав из дома… Точно, выкрали… И выкрал его Николай для передачи заинтересованным лицам, ожидавшим их в поезде. Но что-то у него там с ними не срослось, и он погиб… Ну так, ничего версия, прокатит! Прости, Николай…»
   Он вздохнул и тихо сказал Петракову со Степанцовым:
   – Вы правы, у нас ЧП. Пойдемте, я покажу вам кое-что…
   Подойдя к краю платформы мотодрезины, он откинул брезент с останков Николая и отступил в сторону.
   Степанцов, увидев расчлененного сослуживца, от неожиданности осел в снег в полуобмороке, а Петраков побелел как мел.
   – Патологоанатом здесь? – спросил Круглов, быстро накрывая брезентом страшное зрелище.
   – Так точно, ждет в машине, как вы просили, – осипшим голосом ответил Степанцов.
   – Значит так, первое: никому ни слова! – приказал Круглов. – Второе: подгоните машину сюда поближе и давайте носилки или еще что-нибудь. И третье: пошевеливайтесь, скоро тут люди пойдут, а я не хочу, чтобы пока мы во всем не разобрались, смерть Первачева стала достоянием гласности. В ней слишком много непонятного…
   Степанцов тут же побежал выполнять приказ, а Круглов, помогая подняться пошатывающемуся Петракову на ноги, спросил его:
   – Ну, так что там с пацаном случилось? Куда он мог деваться?
   – Ума не приложим, товарищ подполковник! – ответил тот. – Есения Викторовна прибежала около десяти вечера, искала вас. Говорит, что Лёня пошел утром гулять с ребятами и пропал. Самое странное, что из ребят-то его никто сегодня не видел. Мы обзвонили всех.
   – А во сколько он ушел гулять?
   – Есения Викторовна не помнит, говорит, что дверь, вроде, около десяти утра хлопнула, – ответил Петраков и пояснил: – Она вчера плохо себя чувствовала и встала поздно.
   «Отлично, – удовлетворенно подумал Круглов. – Спишем на то, что стук двери не был связан с уходом Лёни, которого уже на тот момент дома просто не было… Его ведь, действительно, не было…»
   – А где сама Есения Викторовна? – спросил он.
   – В клинике. С ней Граховский, – ответил Петраков.
   – Понятно, – кивнул он и поморщился, увидев, как к ним торопится Степанцов с Васюковым, хмурым хирургом из рудничной медсанчасти, который также исполнял обязанности патологоанатома, редко востребуемые здесь. Васюков был известен своим неуживчивым, ядовитым характером, но специалистом был первоклассным, это даже Граховский отмечал.
   – Здравствуй, Павел Борисович! – поздоровался с ним Круглов. – Вот, принимай подарочек…
   Вид у Васюкова был заспанный и злой, видимо, от того, что его неожиданно подняли с постели. Приподняв край брезента и заглянув под него, Васюков недовольно буркнул:
   – Вот спасибо, век бы такие подарочки не получал! – взявшись за брезент, он подтащил его к краю платформы. – Может, вы все-таки поможете, или мне одному надрываться? – гаркнул он, поднимая сердитый взгляд на стоявших рядом Степанцова и Петракова.
   Те виновато бросились помогать ему. Переложив громоздкий сверток на носилки, они взялись за ручки и понесли носилки к машине. Васюков пошел за ними.
   – Павел Борисович! – остановил медика Круглов. – Установите, пожалуйста, причины смерти и сразу же мне доложите. И никому, пожалуйста, ни слова. Вскрытие произведите, пожалуйста, сами, без свидетелей.
   – Пожалуйста, – ответил Павел Борисович, передразнивая Круглова, и скривил губы в усмешке. – Надеюсь, телефон у вас не изменился?
   – Мне сейчас не до шуток! – вспылил Круглов. – Я жду вашего звонка, и советую не тянуть!
   Круто развернувшись, он пошел к своей машине, которую оставил накануне неподалеку.
   Степанцов с Петраковым, погрузив тело Николая в спецмашину Васюкова, догнали Круглова.
   – Какие еще будут приказания, товарищ подполковник? – спросил Степанцов.
   – Ты побудь пока здесь, – сказал Степанцову Круглов, садясь в промерзшую машину. – Обеспечь эскулапу спокойную работу и потом дуй ко мне. А ты, Петраков, давай сразу за мной… Будем искать мальчика.
   – Есть!.. Есть!.. – почти одновременно отозвались подчиненные и побежали выполнять приказание.
   Круглов, прогрев машину, покатил к научному поселку, выстраивая в голове версию случившегося с Лёней и Николаем.
   «Главное, чтобы Есения сейчас не сорвалась! И чтобы с ней ничего не случилось… Надо сделать так, чтобы она, войдя в роль, не поняла, что переполох вокруг поисков ее сына имеет реальную подоплеку, – думал он, поглядывая в зеркало заднего вида, в котором маячила машина Петракова, следующая за ним. – А сейчас начнется разбирательство…»
   Подъехав вскоре к медико-клиническому отделению комплекса, Круглов поспешно выскочил из машины и побежал, перепрыгивая ступени, в здание клиники.
   – Где Есения Викторовна? – спросил он первого попавшегося ему на глаза врача.
   – В первой палате, у нее сейчас Генрих Модестович, – сказал тот и укоризненно заметил: – Вы бы разделись, Сергей Сергеевич, здесь все-таки не казарма…
   Круглов, не останавливаясь, скинул полушубок прямо на руки оторопевшего врача:
   – Повесьте где-нибудь, мне некогда.
   Подойдя к палате, он провел рукой по щеке, на которой уже выступила жесткая щетина, и распахнул дверь.
   Бледная как смерть Есения лежала на кровати под одеялом, а рядом с ней на стуле сидел расстроенный Граховский.
   – Что случилось? – прямо с порога спросил у них Круглов.
   – Лёня пропал, – сказала Есения и заплакала.
   Круглов слегка оторопел, увидев, как крупные слезы катятся по ее щекам. На игру это было мало похоже.
   «Может, чувствует материнским сердцем, что с сыном что-то произошло? – с опаской подумал он. – Пока ведь непонятно, где он… А вдруг он тоже погиб?» – и представив, что будет с Есенией, если ей привезут на опознание труп Лёни, Круглов вздрогнул.