Самухина Неонилла. Операция «КЛОНдайк»

   – Как в морге? Вы же сказали… – Бурому снова не пришлось изображать потрясения, поскольку его и так тряхануло.
   – В морге, – еще раз повторил следователь. – Два выстрела в голову. Вот, можете полюбоваться, – он протянул Бурому фотографию.
   Но тот мельком взглянул на нее и, отвернувшись, сказал:
   – Нет уж, увольте! Я не хочу видеть весь этот ужас. Это ваша прерогатива.
   Окровавленные лицо и грудь Котова, которые он успел заметить, навсегда врезались в его память, но при всей своей жути эта картинка вдруг странным образом успокоила Бурого.
   «Молодец, Козак! – мысленно похвалил он. – Хоть это дело до конца довел…»
   – А того, кто это сделал, поймали? – спросил он у следователя.
   – Ищем… Если бы сразу взяли, то гадать о вашей причастности к этому делу не пришлось бы, – в голосе следователя прозвучала странная интонация, было непонятно, то ли он имел в виду, что вина Бурого была бы тут же доказана, либо наоборот, мол, все бы разрешилось, и история с провокационной посмертной запиской тоже.
   – Ну ладно, – помолчав, сказал следователь. – Подпишитесь здесь, – он указал пальцем в низ исписанного листа бумаги, – и не уезжайте из города, пока идет следствие…
   – А сколько оно будет длиться? – озадаченно спросил Бурый. – У меня жена должна скоро рожать, мы как раз хотели перед этим съездить отдохнуть, а то потом с мальцом не погуляешь.
   – Сколько продлится, столько и продлится… – отрезал следователь и, решив смягчить свою резкость, добавил, улыбаясь: – Потом погуляете, чай не бедные – наймете няню и погуляете. Нужно же с этим делом разобраться. Не уезжайте пока из города, чтобы быть под рукой.
   «Да уж, перспективка: под рукой у органов быть… Но ничего, как-нибудь вывернусь из-под этой рученьки… Улик, кроме этой бездоказательной записки, у них все равно нет», – думал Бурый, расписываясь в протоколе.
   Вернувшись домой, он сразу же, не снимая дубленки, прошел в спальню, где, судя по горевшему свету, его ждала жена.
   Рита села на постели, пристально глядя на вошедшего мужа.
   – Ну, как ты тут? – спросил он, скидывая дубленку на кресло и садясь в ее ногах. – У меня нормально, разговор, правда, вышел несколько длиннее, чем я предполагал, но, видишь, я уже дома.
   – Что произошло? – спросила Рита тихо, пальцы, нервно теребившие края пеньюара, выдавали ее волнение.
   На Бурого накатила волна щемящей нежности, он обнял жену и, уткнувшись ей носом в плечо, сказал:
   – Убили одного человека, с которым у нас должна была состояться встреча, вот меня и вызвали задать ряд вопросов.
   – Кого убили?
   – Ты не знаешь его, это некто Котов – начальник Управления золотодобычи.
   – У тебя с ним были дела? – спросила Рита.
   – Были, – тихо ответил Бурый, – но говорить об этом мы не будем.
   «Не будем, я и так догадываюсь, что за дела у вас были…» – подумала про себя Рита и спросила:
   – Ты есть не хочешь?
   – Нет.
   – Ну, тогда иди мойся и ложись, утро вечера мудренее…
   «Нужно Валеру будет прижать завтра…» – подумала Рита, наблюдая, как муж раздевается.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ. ИСХОД

Глава первая

   На следующий день Григорий Тарасович разбудил Федора и Леонида в седьмом часу и, хмуро глядя на них, сказал:
   – Идите, вас Филипп зовет.
   – Он здесь? – удивился Леонид, соскакивая с печки.
   – Нет, по рации.
   В «радиорубке» знакомо потрескивал динамик.
   – Слушаем, – сказал Федор, пододвигая к себе микрофон.
   – Я обсудил ваше условие со своим руководством, – раздался голос Филиппа. – Мы согласны, но встречу назначить можно только в Гонконге, когда мы будем уже в безопасности. Однако нужно понять, как сын Есении Викторовны туда доберется.
   – Об этом мы побеспокоимся сами, – ответил Федор. – Нам нужно будет связаться с нашим человеком, чтобы он его туда привез.
   – Связываться с вашим человеком вам придется при мне, из Абакана. Я должен его проинструктировать. Кроме того, обстоятельства заставляют нас торопиться, – сделав паузу, он пояснил: – По моим сведениям, не сегодня-завтра наши портреты с Есенией Викторовной появятся во всех аэропортах, нужно срочно продвигаться к границе. Григорий Тарасович рядом?
   – Я тут, – старик подошел к микрофону.
   – Сможете их к вечеру привезти ко мне? – спросил Филипп. – Вы знаете, где меня искать…
   – Чего же не смочь, привезу, – ответил Григорий Тарасович, у него почему-то поникли плечи, когда он добавил: – Если выедем через час, то к пяти вечера будем у тебя.
   – Тогда я вас жду, – обращаясь уже, видимо, ко всем, сказал Филипп. – Не задерживайтесь.
   Когда он попрощался, Григорий Тарасович буркнул:
   – Идите собирайтесь! В восемь часов по «железке» «кукушка» пойдет, нужно на нее поспеть.
   – А что, мы разве не на снегоходе в Абакан поедем? – спросил его Леонид.
   – Долго и холодно, на снегоходе я вас только до «железки» довезу, – ответил тот, остановившись в дверях в ожидании, пока они выйдут из «радиорубки».
   Когда они вернулись в большую комнату, Федор тихо сказал Леониду:
   – Не нравится мне эта спешка, по пути нужно будет обсудить, как мы станем связываться при Кондратюке с Сергеем насчет Лёни. Да и с «дипломатом» нужно что-то решать. Если там, действительно, деньги, то Кондратюк ничего не должен о них знать. Надо было нам вчера пошуровать в нем.
   – Мы же не думали, что сегодня придется ехать, Филипп ведь говорил о нескольких днях, – попытался оправдать их просчет Леонид.
   Через полчаса, спешно позавтракав и собравшись, они вышли на крыльцо. Федор нес рюкзак, в котором лежал кругловский «дипломат».
   Мороз за ночь набрал силу.
   Есения, зябко кутаясь в выданный ей уже знакомый тулуп, остановилась на крыльце.
   – Мне страшно, – шепнула она Леониду.
   – Нам нельзя бояться, – покачал головой тот. – Что делать? Не век же здесь сидеть, надо и выбираться.
   Они с Федором ничего не сказали ей об опасениях Филиппа насчет их портретов, ей и так хватало поводов для волнения. Он обнял Есению, подводя ее к снегоходу, на котором уже сидел в ожидании Григорий Тарасович.
   До «железки» они добрались быстро, и некоторое время ехали вдоль нее, благо пространство между насыпью и кустами для этого было достаточным. Наконец, видимо, согласуясь с каким-то только ему известным знаком, Григорий Тарасович остановил снегоход и попросил всех сойти, а сам загнал свой транспорт под ближайшую елку.
   Посмотрев на часы, он сказал:
   – Сейчас подойдет «кукушка». Пока я буду договариваться, снимите тулупы, бросьте их в снегоход и подходите к тепловозу.
   – А поезд остановится? – с тревогой спросил Леонид.
   – Остановится, меня здесь знают, – покосившись на него, ответил Григорий Тарасович и пошел к насыпи, осторожно неся какой-то баул, который он прихватил из снегохода.
   Есения спросила его в спину:
   – А вы с нами поедете?
   – Куда же мне от вас деваться? – на ходу ответил старик. – Филипп просил довезти вас до места.
   Он забрался на насыпь и, демонстративно отвернувшись, стоял, ожидая, когда появится поезд.
   Вскоре послышался характерный перестук колес. Из-за заснеженных елей показался тепловоз, тащивший за собой два грузовых вагона.
   Григорий Тарасович сошел с путей и поднял руку. Свистнув, поезд начал замедлять ход и вскоре остановился возле старика.
   Из окна тепловоза высунулся машинист:
   – Здорово, Григорий Тарасович! В город собрался? А это кто с тобой?
   – Здравствуй, Володя. Подбрось нас в Абакан, мне вот гостей проводить нужно, – он поднял руку с баулом: – А я тебе тут молочка свежего принес и яиц.
   Машинист махнул рукой:
   – Забирайтесь!
   Сбросив с себя тулупы и положив их на снегоход, «гости» подошли и начали карабкаться вслед за Григорием Тарасовичем по железной лесенке в кабину. Леонид поддерживал Есению, чтобы она не подскользнулась на металлических перекладинах.
   В кабине было тесно и жарко.
   – Сколько вас! – улыбнулся машинист, оглядывая пассажиров, и предложил, посмотрев на Леонида, все еще державшего Есению за руку: – Двоих могу разместить у себя в «спальне». А вам, – он повернулся к Федору и Григорию Тарасовичу, – придется устраиваться здесь, – и он кивнул на два замасленных табурета рядом с собой.
   – Спасибо, Володя, и здесь хорошо разместимся, – поблагодарил Григорий Тарасович, усаживаясь на один из табуретов.
   – Пойдемте, я покажу ваши места, – сказал машинист, протискиваясь мимо Леонида и Есении и открывая в тесном коридоре дверь в купе с двумя спальными полками и столиком. Обледеневшее окно почти не пропускало свет, поэтому машинист сразу включил электрическую лампочку под потолком, которая высветила убогую и грязную обстановку.
   На нижней полке валялось скомканное одеяло и чьи-то старые тренировочные штаны. Машинист откинул их к изголовью и накрыл подушкой.
   – Присаживайтесь, до Абакана ехать несколько часов, можете даже поспать, – предложил он.
   – Спасибо, – поблагодарил его Леонид, бросая украдкой взгляд на покрывало весьма сомнительной свежести.
   – Не за что! – отмахнулся машинист, выходя из купе и закрывая за собой дверь.
   Есения опустилась на постель и расстегнула куртку. Леонид поставил под столик свой рюкзак и сел рядом с ней. В окно смотреть было бесполезно – покрывавшую его ледяную корку, шапкой застывшую даже с внутренней стороны стекла, можно было растопить разве что только паяльной лампой. Это не Питер, где в детстве Леонид любил протаивать пальцем на замерзшем трамвайном стекле дырочку и смотреть через нее наружу.
   Коротко постучав, в купе вошел Федор, занося рюкзак.
   – Пока они там обсуждают семейные дела Володи и политику, нам нужно решить, как будем действовать дальше. Для начала надо посмотреть, что же лежит в этом «дипломате», – сказал он.
   Закрыв дверь, он поставил рюкзак на пол и, вытащив из него «дипломат», попытался его открыть.
   – Нужен ключ, – подсказал Леонид, наблюдая за его тщетными попытками.
   – И где я тебе его возьму? – насмешливо посмотрел на него Федор и, положив «дипломат» на пол, изо всех сил ударил по нему сверху ногой.
   – Осторожно! – воскликнул Леонид. – А вдруг там бомба! Или что-нибудь хрупкое.
   Федор, не обращая внимания на его слова, удовлетворенно посмотрел на повреждения, нанесенные «дипломату» его ударом, а потом, зацепив пальцами его чуть разошедшиеся края и, крякнув, дернул их в разные стороны. «Дипломат» распахнулся, из него выпали две пары мужских трусов, носки, футболка с рубашкой и бритвенный набор. Больше в «дипломате» ничего не было…
   Все трое недоуменно воззрились на пустое дно. Зачем же Круглову понадобилось пристегивать к запястью «дипломат», в котором, кроме белья, ничего ценного не было? Леонид тут же по-бухгалтерски рассчитал, что на средства, вырученные от продажи этого скарба, ребенка не вырастишь, о каких же деньгах и ценных бумагах тогда Круглов говорил?
   – Погодите-ка… – сказал вдруг Федор, взвешивая «дипломат» в руках. – Тяжеловастый, однако…
   – И дно слишком мелкое при его внешней толщине, – заметил Леонид.
   Федор положил «дипломат» на стол и, вытащив из ножен, висящих у него на поясе, охотничий нож, вогнал его в стык дна и стенки. Там что-то щелкнуло, и дно, как крышка, подскочило вверх, приподнимаясь над засекреченным содержимым.
   Взглянув на то, что там лежало, Леонид потрясенно опустился на сиденье. Деньги – деньгами, но такую сумму Леонид увидеть не ожидал: под стопкой ценных бумаг, которые, как и было сказано Кругловым, оказались в «дипломате», несколькими плотными рядами лежали упаковки со стодолларовыми купюрами, и лишь в одном углу еще виднелась какая-то пластмассовая коробка.
   – Ну и сколько здесь на твой взгляд? – спросил Федор, посмотрев на Леонида.
   – Похоже, тысяч восемьсот… – ответил тот, оценивающе прикидывая количество пачек, в каждой из которых было по десять тысяч долларов.
   Федор присвистнул:
   – Почти мильон! А это что? – он потянулся к пластмассовой коробке.
   Открыв ее, он передал Леониду лежавшие сверху два паспорта, а потом недоуменно покрутил в руках вытащенную из-под них деталь, напоминающую транзистор в полуразобранном виде.
   Леонид, взглянув на нее, сказал:
   – Это жесткий диск от компьютера. Видимо, Круглов серьезно готовился к побегу, и деньги припас, и паспорта, и информацию какую-то.
   Он полистал первый паспорт и, обнаружив фотографию Есении, с удивлением «узнал», что она, оказывается, гражданка Уругвая, недавно въехавшая в Россию по пути в Японию. Все визы стояли на месте. Второй паспорт принадлежал Круглову, который, судя по одинаковой фамилии, приходился Есении мужем.
   Леонид молча положил паспорта к тем, что у него уже лежали в кармане куртки. По ним получалось, что Есения имела мужа не только в Панаме, но и в Уругвае, прямо латиноамериканская роковая женщина! В душе Леонида шевельнулась ревность. Если бы Круглов не погиб, а вывез Есению из страны, то она считалась бы его женой не только на бумаге… И ребенка она носит от Круглова, вернее, не совсем от него, но это сути не меняет.
   От размышлений его отвлек голос Федора, который озабоченно заметил:
   – Так деньги везти нельзя – в любом аэропорту заинтересуются, не говоря уже о том, чтобы их через границу переть. Да и перед Кондратюком их лучше не засвечивать. Надо их в одежду зашить, тяжело будет, правда, но зато всегда при себе, – он посмотрел на Есению. – Кстати, часть можно провести под видом беременности. Как ты, Есения, не против? Кондратюку скажем, что это конспирация, которую можно и в аэропорту использовать.
   – Боюсь, что в аэропорту такое количество баксов выдаст звон, когда будем проходить через эти… не помню, как они называются, ну такие ворота…
   – Что-нибудь придумаем, – сказал Федор. – А вот этот, как ты говоришь: диск, что ли? Вот он точно звенеть будет, и на телевизоре его увидят. Если на нем важная информация, то…
   – Я думаю, что на нем очень важная информация, – перебила его до сих пор молчавшая Есения. – Круглов имел доступ к базе данных нашего комплекса, скорее всего он списал сведения по работам, которые у нас ведутся. Если мир о них узнает, это будет похлеще ядерной бомбы.
   – Еще не легче! – воскликнул Леонид. – Значит, теперь должны искать не только вас с Кондратюком, но и этот диск. Может, за ним и охотились те, кто стрелял в Круглова?
   Федор покачал головой:
   – Нет, думаю, те охотились за долларами, сумма-то немалая, откуда у Круглова могли быть такие деньги! Столько не накопишь, откладывая с зарплаты… Он, видимо, где-то их хапанул. И диск, небось, вез, чтобы продать и жить припеваючи за границей. Короче, Кондратюк ничего не должен узнать о диске. Помните, как он облизывался на «дипломат»? Словно чуял, что там может быть что-нибудь интересное для него!
   – Может, нам его, от греха подальше, где-нибудь спрятать здесь? – спросил Леонид. – Я имею в виду, в России. Вдруг там и правда важные сведения, зачем их тащить за рубеж?
   – Ладно, по ходу решим, – ответил Федор. – Давайте-ка деньги рассовывать. «Дипломат» выкинем в лесу, нечего Кондратюка дразнить лишний раз. А ценные бумаги, Лёньша, нужно вшить в подкладку твоей куртки.
   – Тогда и часть долларов нужно тоже ко мне вшить, а то Есении все эти пачки на себе будет тяжело нести, – сказал тот.
   – Буду переваливаться по-утиному, как и положено беременной, – улыбнулась она и осеклась, наткнувшись на взгляд Леонида, в котором он не смог скрыть ревности.
   Всю дорогу до Абакана они провели, вшивая пачки с долларами под подкладку курток Леонида и Есении. Прикинув, что они хорошо распределяются, «беременный пояс» решили пока не делать, тем более, что подходящего материала под рукой все равно не было. Леонид заставил Федора взять себе двадцать пачек, что составило сумму в размере двухсот тысяч долларов, аргументируя тем, что, если тот остается в России, то ему тоже понадобятся деньги, чтобы залечь на дно, коли он так из-за него, Леонида, подставился. Леонид вообще хотел отдать Федору половину кругловских денег, но тот воспротивился, заявив, что и этих двухсот тысяч он не израсходует за всю оставшуюся жизнь, разве что будет на них кататься два раза в год за границу в гости к Леониду с Есенией и там шиковать. А пока эти деньги нужнее им. На том и порешили, правда, Леонид еще не придумал, как будет провозить такую сумму через границу, тем более, что у него была еще и взятая из дома валюта.
   Федор, выйдя из купе, осторожно, чтобы его не заметили из кабины, прошел в конец тепловоза и, открыв дверь наружу, зашвырнул кругловский «дипломат» подальше в кусты, чтобы на него не наткнулись путевые обходчики. После чего пошел посмотреть, что делают машинист с Григорием Тарасовичем, но, похоже, тех абсолютно не волновало, что их пассажиры уединились. Они спокойно разговаривали между собой о чем-то житейском, прихлебывая чай из эмалированных кружек, пока старенький тепловоз не спеша тащил их к цели. Федор присоединился к ним, чтобы Есения с Леонидом могли без помех закончить дело по «сокрытию» баксов.
   Когда они уже почти заканчивали, Леонид, оставив Есению за завершением «рукоделия», тихо позвал Федора из кабины в коридор:
   – Слушай, может, позвоним сейчас Сереге? Надо его предупредить, что вновь связываться с ним мы будем уже при Кондратюке, и что, скорее всего, встреча состоится в Гонконге.
   – Этой узкоколейки на карте нет, так что, если нас и вычисляют, то в тайге не найдут, – задумчиво сказал Федор. – Можно позвонить, но после этого от телефона нужно будет избавиться…
   – Избавиться! Знаешь, сколько он денег стоит? – возмутился Леонид. – Лучше Григорию Тарасовичу подарим.
   – И кому он будет из лесу звонить? – усмехнулся Федор. – У него же, кроме племянника, как я понял, никого и не осталось.
   – Вот племяннику и будет, пока оплата не истечет, – упрямо стоял на своем Леонид.
   – Ладно, давай позвоним, только твоя бережливость нас до добра не доведет.
   Войдя в купе, где Есения уже закончила вшивать последние пачки в свою куртку и расправляла ее, собираясь примерить, Леонид вытащил телефон из рюкзака и, развернув антенну, принялся набирать секретный номер Сергея.
   Тот откликнулся, словно сидел и ждал, когда Леонид ему позвонит.
   – Привет, Серега! – обрадовался Леонид голосу друга. – Докладываю: начальство нашего шпиона согласилось насчет приезда Лёни. Мы сейчас направляемся в Абакан, где встречаемся с Кондратюком, и едем дальше. Кондратюк хочет, чтобы мы с тобой связались при нем, собирается проинструктировать тебя. А встреча с вами, похоже, состоится в Гонконге. Ты можешь себе это позволить? Деньги я тебе в Гонконге отдам.
   – Иди ты со своими деньгами! – вспылил Сергей. – Я, чай, тоже не нищий, найду, на что добраться. Вы, главное, там осторожнее. Федор с тобой?
   – Да. Проводит нас до границы. Как там Лёня?
   – Да все нормально! Не волнуйся. И мама твоя в порядке, просила передать тебе привет. Ты сам ей пока не звони – телефон прослушивают. Короче, давай, жду от вас конкретного звонка, и будем готовить встречу.
   Леонид едва успел убрать в рюкзак телефон, как дверь открылась, и Григорий Тарасович, угрюмо оглядев их, сказал с порога:
   – Подъезжаем. Пошли, нужно сойти здесь, а то у Володи могут быть неприятности за подвоз пассажиров, тут и пешком недалече…
   Они спешно оделись, причем Есения и Леонид весьма заметно потолстели, и двинулись в кабину на выход. Федор шел сзади. Когда они прощались с машинистом, Леонид, подчиняясь непонятному порыву щедрости, сунул руку в карман, где у него лежала пачка с долларами, которые он при случае хотел обменять на непредвиденные расходы, и на ощупь вытянув две сотенных бумажки, сунул их в руку Володи со словами благодарности. Тот ошеломленно посмотрел на нежданно привалившие деньги, но ответить ничего не успел, потому что Федор подтолкнул Леонида к выходу, а сам задержался в кабине, что-то тихо говоря машинисту на ухо.
   На улице было уже темно. Редкие фонари вдоль дороги, мимо которой проходила узкоколейка, освещали только узкий круг под собой, и за ними едва угадывались темные силуэты приземистых длинных складов.
   Григорий Тарасович нетерпеливо переминался с ноги на ногу.
   – Ну чего он там застрял? – с досадой проворчал он, глядя на окно тепловоза, где за стеклом были виден силуэт Федора, склонившегося к Володе.
   Наконец, Федор спрыгнул на землю. Григорий Тарасович тут же повернулся и пошел по дороге. Леонид с Есенией, дождавшись Федора, пошли следом за стариком.
   Федор незаметно сунул что-то в руку Леониду, пробурчав при этом:
   – Рокфеллер!
   – Тебе что, жалко?! – рассердился тот, поняв, что это были двести долларов, которые он отдал машинисту.
   – Да не жалко, а следов оставлять не надо, – ответил Федор тихо. – Конспиратор!..
   – Ты что, отобрал их у него? – спросил Леонид, не представляя, как можно было это сделать.
   – Да он сам их вернул! – хмыкнул Федор и добавил уже серьезно: – Сам подумай, мучился бы парень потом, откуда они взялись, а вспомнить бы не смог. Зачем на такие страдания обрекать человека…
   – Ты ему… – догадался Леонид, вспомнив, как Федор напустил «забытуху» на соседку Есении, Нину Ивановну.
   Федор молча кивнул.
   Шли они долго, вопреки тому, что Григорий Тарасович обещал, что идти недалеко. За темными складами вскоре потянулись освещенные улицы с домами, характерными для окраины любого российского города.
   Есения в утяжеленной долларами куртке вскоре начала уставать, да и Леониду его рюкзак уже порядком оттянул плечи. Один только Федор невозмутимо вышагивал за Григорием Тарасовичем, который, не взирая на свой возраст, тоже шел довольно бодро.
   Наконец они подошли к частному дому, во дворе которого стояла уже знакомая «шестерка».
   – Во дурак! – тихо сказал Федор. – Что же он на улице-то ее оставил?
   – А что? – не понял Леонид. – Он же говорил, что она не засвеченная.
   – В таких вещах уверенности быть не может. Коли его ищут, значит, и свидетели могут найтись, кто видел его в этой машине. Тогда и на нас выйдут в два счета.
   Григорий Тарасович, сделав вид, что не услышал их разговора, несколько раз негромко постучал в дверь условным стуком. На окне, справа от крыльца, колыхнулась занавеска, и вскоре в сенях послышались шаги. Но в этот момент Есения испуганно вскрикнула, указывая рукой на что-то позади Леонида и Федора. Те оглянулись: с дальнего конца двора к крыльцу, на котором они стояли, молча неслась большая мохнатая зверюга с ощерившейся пастью.
   Федор отодвинул Леонида и Есению к себе за спину, а сам повернулся лицом к набегающей собаке, ожидая ее приближения.
   Когда та уже была в нескольких прыжках от них, Федор вытянул вперед руку с развернутой в сторону собаки ладонью и рявкнул:
   – Стоять!
   Леониду показалось, что собака как будто стену увидала: она вроде и хотела уже остановиться, но инерция бега тащила ее вперед. И тогда она начала тормозить всеми четырьмя лапами и задом, на котором и доехала почти до самого крыльца. Вид у нее при этом был весьма ошарашенный. Леонид рассмеялся, вспомнив анекдот про глистатого котенка, который, разогнавшись на наждачной дорожке, затормозил у окна в виде одних ушей.
   А Федор, опустив руку, начал сурово отчитывать собаку, оказавшуюся вблизи большой матерой лайкой с обмороженными ушами:
   – Ты на кого зубы навострила, а? Ты что не видишь, кто перед тобой? Как тебе не стыдно!
   Собака, неожиданно взвизгнув и припадая брюхом к земле, поползла к ногам Федора. Уткнувшись носом в его валенок, она закрыла лапами морду.
   – Боже мой! Ей что, действительно, стыдно?! – поразилась Есения, выглядывая из-за плеча Леонида.
   Не ответив, Федор присел на корточки и, потрепав лайку за ухом, продолжил ее увещевать:
   – Ну и чего ты так озлобилась? Твое дело – охранять. Если пришел кто чужой – так поори погромче, а то сразу на людей кидаешься, да еще молчком…
   Собака заскулила, словно хотела о чем-то пожаловаться ему.
   – Неужели?! – воскликнул Федор. – Что же это за хозяин у тебя за такой! Эх, бедолага… – и он погладил лайку по голове, за что та благодарно лизнула его в ладонь.
   Леонид осторожно присел рядом с ними.
   – Она что, что-то тебе сказала? – спросил он у Федора, чувствуя себя при этом по-идиотски.
   – Сказала… – недовольно покачав головой, ответил Федор и повернулся на скрип двери, из-за которой выглянула старуха в накинутом на голову пуховом платке.
   – Чего надо? – хмуро оглядев гостей, спросила та.
   – Мы к Филиппу, – ответил Григорий Тарасович и, распахнув дверь, отодвинул старуху в сторону и скрылся в сенях.
   – Ну, тогда проходите, – запоздало пригласила старуха и ругнулась на собаку, все еще прижимающуюся к ногам Федора: – А ну пошла на место, дармоедка!
   Собака, оскалившись, глухо рыкнула, но все же послушалась и потрусила через двор к своей будке.
   Филипп при их появлении вышел из-за стола, накрытого к ужину.
   – Наконец-то, а то я уже начал волноваться! – воскликнул он, обнимая Григория Тарасовича.
   – Разве мы припозднились? – проворчал старик, стараясь не показывать вида, что рад встрече с племянником. – Вот, доставил тебе твоих… подопечных в полном комплекте.
   – Спасибо, дядьку! Здравствуйте, проходите, – поприветствовал он остальных. – Раздевайтесь, садитесь, поешьте с дороги, потом обсудим наши планы. Времени мало – завтра в полдень у нас самолет.