Пригнув головы и сердито фыркая, лошади брели шагом. Песчинки хлестали по лошадиным мордам, набивались в гривы. Их ноги не вязли в песке — весь этот мелкий белый песок кружился сейчас в воздухе. То, что пустыня терпеливо скапливала веками, вихрь разметал в считанные минуты.
   Дальше ехать было невозможно. Путники спешились, прикрыли лошадиные головы чепраками и взяли животных под уздцы.
   Под подошвами хрустели человеческие кости, ржавые обломки доспехов, истлевшие колеса повозок, ноги путались в обрывках конской и верблюжьей упряжи, лоскутах тряпок и кожи. Кое-где попадались камни древних построек. Пустыня вовсе не была пустой, и изобилие следов жизни повергло Скрипача в трепет. Его ноги ступали по минувшим векам, если не эпохам.
   Неожиданно из-за песчаной завесы проступили очертания какой-то насыпи. Она была выше человеческого роста. Скрипач окинул ее взглядом.
   — Полезли наверх, — коротко бросил он спутникам и повел коня по довольно крутому склону.
   По верху насыпи шла… мощеная дорога. Ее камни были гладко обтесаны и плотно пригнаны друг к Другу. Скрипач остановился. Дорога была прямой как стрела. Ни единого изгиба или поворота. Таких дорог в нынешнем Семиградии строить не умели.
   Крокус с Апсаларой тоже выбрались на дорогу.
   — А я думал, в Рараку вообще нет дорог! — удивился парень. Из-за гула ветра каждое слово ему приходилось выкрикивать.
   Скрипач лишь покачал головой.
   — Нам лучше ехать по ней, — продолжал Крокус. — Здесь хоть не так песком хлещет.
   Скрипач попытался определить, откуда и куда может вести эта дорога. Та часть, что была у него по правую руку, уходила на юго-запад, в самое сердце Рараку. Другая часть вела в сторону Панпотсунских холмов — то есть почти туда же, откуда они приехали. Понятно, что ехать назад не имело смысла. Оставалось одно — двигаться в глубь пустыни. Говорят, в самом сердце Рараку есть оазис. Наверное, именно там Шаик и собирала свою мятежную армию. Но далеко ли до того оазиса? И есть ли на пути к нему другие колодцы? Должны быть. Те, кто строил дорогу, не могли не подумать о воде.
   «Тремолор, — вдруг вспомнил Скрипач. — Быстрый Бен рассказывал, что у пустыни Рараку есть сердце. Ее сердце — Тремолор, один из Домов Азата… Если богам будет угодно, мы достигнем оазиса».
   Скрипач забрался в седло.
   — Едем в ту сторону, — сказал он, указывая на юго-запад. Его спутники безропотно подчинились.
   «А ведь они научились слушаться меня. Совсем как малые дети, которые боятся потеряться. Им кажется: раз я уже бывал в Семиградии, то мне здесь все знакомо до мелочей. Я же не Калам. Клобук меня накрой, если я толком знаю, чтоделать дальше. Вряд ли они обрадуются, если я объявлю, что теперь мы отправляемся на поиски таинственного Тремолора. Быстрый Бен не слишком охотно рассказывал о нем. Но даже если все сказанное им — правда, нам-то сейчас от этого какая польза? Апсалара мечтает поскорее попасть в родные края, а не в лапы фанатичных приспешников Шаик. Самое смешное, что даже на пути туда мы можем не один раз умереть от жажды».
   — Они настигают нас! — крикнул Крокус.
   Скрипач обернулся. Гралийцы упрямо карабкались по насыпи и тащили за собой лошадей.
   — Будем удирать? — спросила Апсалара.
   Заметив свою добычу, воины племени торопливо садились в седла, выхватывая копья. Сквозь вой ветра слышались их воинственные крики.
   — Им что, легче станет, если они нас убьют? — удивился Крокус.
   — Чтобы понимать гралийцев, нужно родиться гралийцем, — ответил Скрипач. — Пока что я вижу: надеяться на разговор с ними бесполезно. Поезжайте вперед. Я поговорю с ними на другом языке.
   — Ты опять задумал стрелять «морантскими гостинцами»? — не унимался Крокус.
   — А ты согласен остаться здесь с проткнутой глоткой? — рассердился Скрипач.
   Апсалара подъехала к саперу.
   — Если тебя убьют, мы пропадем в этой пустыне.
   «Ты до сих пор думаешь, что я приведу вас за ручку туда, куда нужно?» — с горькой усмешкой подумал Скрипач.
   — Довольно разговоров! — прикрикнул он на Апсалару. — Поезжайте вперед. Я долго не задержусь.
   Он вложил в арбалет стрелу с «огневушкой».
   С копьями наперевес, гралийцы устремились к Скрипачу.
   Саперу было жаль выносливых гралийских лошадей. Он не мог избавиться от этого чувства даже после того, как нажал курок и выстрелил… Стрела ударилась о камни в нескольких шагах от всадников. На мгновение взрыв заглушил рев ветра. Нападавших накрыло огненным колпаком, а затем разметало по сторонам, сбросив с насыпи. Вскоре ветер погасил пламя и унес дым. Не осталось ничего, кроме корчащихся в предсмертных судорогах тел.
   «Вы устроили бессмысленную погоню за мной и нашли такую же бессмысленную смерть. Да, я не гралиец. Неужели мое самозванство так оскорбило вас? Или мы настолько разные, что все равно не поняли бы друг друга?»
   — Уже второй раз «морантские гостинцы» спасают нам жизнь, и все равно они — страшная штука, — сказал подъехавший Крокус.
   Скрипач молча перезарядил арбалет, кожаным шнурком закрепил костяной курок и перекинул оружие на плечо.
   — Будьте наготове, — сказал он, влезая в седло. — Я не знаю, сколько их гналось за нами. Вполне можем нарваться на другой отряд. Тогда сразу же скачите во всю прыть и не оборачивайтесь.
   Он слегка пришпорил коня.
   Теперь в вое ветра саперу слышался довольный смех, будто песчаному вихрю понравилась бессмысленная бойня и он жаждал продолжения.
   «Это голос пробудившейся пустынной богини. Богиню ведет безумие. Кто остановит ее?» — думал Скрипач.
   А дорога тянулась все дальше, уводя в охристое марево. В никуда.
   Скрипач мысленно выругался и отогнал тошнотворные мысли. Нужно ехать вперед. Нужно искать Тремолор, пока вихрь Дриджны не поглотил их всех.
 
   Апторианский демон неутомимо двигался за ним — Калам различал его силуэт шагах в тридцати от себя. Ассасин был даже благодарен песчаной буре, скрывавшей навязанного ему попутчика. Созерцать эту образину, когда внутри и без того все натянуто, как тетива лука! Ему уже доводилось встречать демонов на полях сражений и на улицах растерзанных войной городов. Малазанские маги часто бросали их на подмогу, однако демоны были опасными союзниками, даже когда целиком подчинялись воле мага. Они шли напролом, выполняя лишь то, что от них требовалось, и проявляя полнейшее безразличие ко всему остальному, включая людей. К счастью для Калама, он всего лишь дважды сталкивался с вражескими демонами. В такие моменты единственным способом уцелеть было бегство. Вопреки расхожим представлениям, демоны тоже состояли из плоти и крови. Калам видел это собственными глазами, когда «шипучка» Ежа разнесла тварь на куски. Ассасин до сих пор с омерзением вспоминал увиденное. Однако уязвимость демонов не делала их менее опасными. Только отъявленные глупцы могли ввязаться в стычку с демоном, обрушив на себя его холодную ярость. Демонов не брало никакое оружие, исключая магию и «морантские гостинцы».
   Апторианец напоминал Каламу громадный нож, пытающийся рассечь гранит. Один вид этой бестии вызывал у ассасина тошноту. Он прекрасно обошелся бы сейчас без подарка Шаик.
   «Подарка или… соглядатая? Шаик разбудила вихрь, и теперь безумная богиня завладела ее сознанием. Благодарностью здесь и не пахнет. У Шаик не ахти сколько настоящих, опытных солдат. Такой защитник, как этот демон, очень бы пригодился ей, и в особенности сейчас. А она отправила его со мной. Пустынная ведьма не глупа. Но и я не дурак, дружище Апт, и доверять тебе не стану».
   Все эти дни Калам разными способами пытался «потерять» демона. Он вставал до рассвета и тихо исчезал, растворившись в клубящемся ветре. Бесполезно. Оторваться от демона было невозможно; рано или поздно Апт догонял Калама и, как верный пес, продолжал двигаться за хозяином. Хорошо еще, что он держался на расстоянии.
   Ветер бушевал над каменистыми склонами холмов. Песчинки вгрызались в известняк, оставляя трещины и борозды. Окрестные холмы старились у Калама на глазах, обнажая многочисленные морщины.
   Почти неделю назад ассасин покинул Панпотсунекие холмы. Теперь он пересек плавную границу другой гряды холмов — Анибаджских. Земли к югу от Рараку были малознакомы Каламу. Иногда его заносило совсем близко к этим местам, но через холмы он не перебирался, предпочитая обходную караванную тропу, которая шла вдоль восточной кромки. Анибаджские холмы были безлюдными, хотя, если верить слухам, там стояло несколько монастырей, надежно укрытых от чужих глаз.
   Вихрь Дриджны вырвался из Рараку прошлой ночью. Для Калама он не явился неожиданностью, и все равно он испытал потрясение, очутившись внутри стихии, пронизанной древней магической силой. Вихрь метался, словно голодный зверь. На душе у Калама сделалось тревожно. Он начинал сожалеть о своей затее, а силуэт апторианского демона лишь усугублял его сожаления.
   Калам ехал дальше, не встречая ни явных, ни тайных признаков человеческого жилья. Только развалины древних крепостей, иногда встречавшиеся у него на пути. Если здесь и были монахи-отшельники, боги надежно прятали их от посторонних глаз.
   И все же неугомонный ветер и неутомимый демон были не единственными спутниками Калама. Последние несколько часов он все время чувствовал, что кто-то идет за ним по следу. Человек? Зверь? Калам мог только гадать. Песчаная стена скрывала обзор. Каким же образом этот невидимка вышел на его след? Ветер дул не в лицо, а в спину, унося с собой запах человека и коня. Следы копыт заметало через несколько секунд. Неужели у его преследователя такое сверхострое зрение, что он видит сквозь завесу бури? Сомнительно. Оставалось единственное — магическое чутье.
   «Только этого мне еще не хватало!» — со злостью подумал Калам.
   Он взглянул через левое плечо. Апт, как и прежде, шел за ним. Демон не выказывал ни малейшего беспокойства (впрочем, что может знать человек о природе демонов?). Казалось бы, вид этой твари должен действовать успокаивающе, но Каламу он лишь добавлял тревоги. А что, если Апт никакой ему не защитник? Ассасин попытался отогнать пугающую мысль, но не сумел.
   Неожиданно ветер ослаб. Гул и рев сменились шелестом оседающего песка. Калам остановил коня и огляделся по сторонам. Стена вихря осталась позади. Впереди, к востоку и западу, до самого горизонта тянулись свежие барханы. Над головой висело красновато-пыльное небо. Предзакатное солнце приобрело цвет кованого золота. До наступления темноты оставалось чуть больше часа.
   Ассасин проехал еще несколько шагов, затем снова остановился. Что такое? Демон не появлялся. У Калама по спине поползли мурашки. Он потянулся к арбалету.
   Тревогу чувствовал не один Калам. Его лошадь обеспокоенно переступала ногами, наклонив голову и прижав уши. В воздухе запахло чем-то острым и пряным. Калам спрыгнул с седла, и в то же мгновение у него над головой что-то пронеслось. Он отбросил незаряженный арбалет и выхватил из ножен свои кинжалы. Калам припал к земле. Наконец-то он увидел своего противника — громадного пустынного волка. Тот прыгнул, намереваясь вцепиться лошади в загривок, но промахнулся. Лошадь успела отскочить, и волк, задев седло, шумно приземлился. Все это время янтарные глаза зверя безотрывно глядели на Калама.
   Ассасин метнулся к нему и нанес удар правым кинжалом. Слева выскочил второй волк. Оскалив пасть, мускулистый зверь опрокинул Калама на землю. Калам безуспешно пытался высвободить левую руку, придавленную волчьим туловищем. Клыки впились в кольчугу, сминая кольца.
   Калам сумел извернуться и вонзить правый кинжал в волчий бок. Зверь разжал зубы и отступил вместе с кинжалом. Ассасин ухватился за рукоятку, чтобы вырвать кинжал, но не сумел: лезвие застряло в кости. Калам дернул сильнее. Лезвие из аренской стали согнулось и переломилось. Обломок остался в волчьем боку.
   Воя от боли, волк принялся кататься по песку. Он извивался змеей, пытаясь дотянуться до обломка зубами.
   Калам вскочил на ноги. Пока он боролся со вторым волком, с первым расправилась лошадь. Она несколько раз лягнула его копытом. Один из ударов пришелся волку по голове. Оглушенный зверь покачивался, мотая разбитой головой. На песок капала кровь.
   Волков было больше — из-за песчаной стены слышались их завывания, повизгивания и щелканье зубов. Они с кем-то сражались. Калам вспомнил, как Шаик говорила о дивере, напавшем на апторианца. Тогда его атака окончилась ничем. Похоже, переместитель душ решил повторить нападение.
   Лошадь Калама вдруг рванулась с места и понеслась, не разбирая дороги. Ассасин не волновался: далеко все равно не убежит. Сначала нужно добить этих двух волков. Он обернулся. Волки исчезли, оставив два кровавых следа. Видимо, торопились вернуться к стае. Меж тем сражение за песчаной завесой прекратилось. Еще через мгновение оттуда показался демон.
   С его мелких острых зубов стекала кровь. Бока чудовища также были в крови. Демон покачивал своей приплюснутой головой и разглядывал Калама единственным черным глазом.
   — Послушай, Апт! — крикнул ему Калам. — Мне и так бед хватает. А теперь по твоей милости я еще должен отбиваться от твоих врагов!
   Длинным, похожим на змеиный, языком демон слизал кровь с зубов. Калам только сейчас заметил, что Апт дрожит. Более того: демон был ранен. На его шее темнели многочисленные раны от волчьих зубов и когтей.
   — Поиски лошади придется отложить на потом. Дай-ка я сначала займусь твоими ранами.
   Демон замотал головой. Калам снял с пояса фляжку.
   — Я хотя бы их промою.
   Калам шагнул к нему. Демон попятился и угрожающе нагнул голову.
   — Ну что ж, как хочешь, — сказал ему ассасин, возвращая фляжку на место.
   Калам остановился. Его поразила вся нелепость зрелища: раненый демон, сосредоточенно нюхающий пустынный воздух. Кто же на самом деле этот Апт?.. Калам заметил, что до сих пор сжимает в правой руке поломанный кинжал. Ему стало досадно. Эта пара кинжалов была у него давно, и он успел к ним привыкнуть. Они служили ему своеобразным напоминанием о его двойственности. Калам всегда считал, что служит Семиградию и империи.
   «Кого из них я только что потерял?» — мысленно спрашивал он себя.
   Потом Калам отряхнул телабу, повесил на плечо арбалет и двинулся дальше на юг. Позади привычно заковылял демон. Теперь он держался ближе. Передней ногой демон поддевал белый песок, который закатное солнце делало ярко-розовым.

ГЛАВА 7

    Да будет смерть мне мостом.
Тоблакайская поговорка

 
   Догорающие повозки… трупы лошадей, быков, мулов… трупы людей всех возрастов… немудреные пожитки, обрывки одежды, домашняя утварь… Все это заполняло равнину, что простиралась к югу от Хиссара. На месте последнего, отчаянного сражения громоздились горы тел. Здесь не щадили никого и пленных не брали.
   Сержант мятежной армии стоял в нескольких шагах от Дюкра. Место, где они находились, называлось Винтильской впадиной.
   «В летописи это сражение войдет как сражение при Батроле», — подумал имперский историк.
   Так называлась деревушка, стоявшая неподалеку.
   — Раненый зверь показал вам зубы, — негромко произнес он и плюнул.
   «Ты показал им зубы, Кольтен, и теперь они двадцать раз подумают, прежде чем сунуться к тебе снова».
   Все убитые были хиссарцами. Воины Дриджны втянули в битву даже детей. Поле сражения было изрезано почерневшими бороздами, словно кто-то из звериных богов провел по нему своей когтистой лапой. Битва заполнила эти борозды кусками обгоревшего мяса; человеческого ли, лошадиного ли — понять было невозможно. Плащовки и здесь устроили свой безумный пир. Судя по запаху, сражение не обошлось без магии. Вместе с оружием на равнине схлестнулись магические Пути. Историк не ошибся: серый липкий пепел был лучшим тому подтверждением. Дюкр не испытывал ужаса; наоборот, в глубине сердца он чувствовал странное облегчение.
   Где-то сейчас Седьмая, виканцы, горстка хиссарцев, оставшихся верными империи? И с ними — десятки тысяч малазанских беженцев, потерявших все, кроме… жизни. Сражение близ Батроля ничего не решило. Армия Дриджны получила боевое крещение. Уцелевшие ее воины, поодиночке и небольшими кучками, двигались в сторону оазиса Мейла. Туда должно было подойти подкрепление из Сиалка и нескольких кочевых племен, запоздавших в пути. После этого воины Дриджны возобновят погоню за Кольтеном, и снова соотношение сил будет не в пользу свирепого виканца.
   — Камист Рело жив, — сообщил один из солдат, которого сержант отправил в дозор на западный край равнины. — С севера сюда движется еще несколько наших отрядов. Их ведет верховный маг. Уж теперь мы не промахнемся.
   День назад его слова звучали бы горделиво и убедительно. Сегодня он, похоже, и сам не очень-то верил тому, о чем говорил. Сержант молча слушал его, поджав губы.
   — Отправляемся к оазису Мейла, — объявил он, выслушав донесение.
   — Я догоню вас, — сказал Дюкр.
   Сержант нахмурился.
   — Вы должны меня понять, — намеренно тихим голосом произнес Дюкр, вглядываясь в поле битвы. — Сердце подсказывает мне, что где-то здесь лежит мой племянник. Я должен найти его тело.
   — Ты бы сначала искал среди живых, — бросил историку кто-то из солдат.
   — Если бы тебе пришлось терять близких, ты бы уважал голос сердца, — с легким укором сказал солдату Дюкр. — К вечеру я обязательно вас догоню.
   Он пристально посмотрел на сержанта.
   — Не задерживайтесь. Одному мне будет легче его искать. Сержант неохотно кивнул.
   Некоторое время Дюкр глядел им вслед. Если когда-нибудь он и увидит сержанта и этих солдат, то лишь в качестве пленных малазанской армии. Дюкру много раз приходилось бывать в армейских лагерях и на полях сражений. И всегда его занимал один и тот же вопрос: где в человеческом разуме находится та невидимая грань, перейдя которую люди превращаются в убийц? Почему-то это место представлялось ему чем-то вроде пещеры с двумя входами. Внутри — холодно и тихо. И чем чаще входишь в эту пещеру, тем короче она становится… пока состояние убийцы не делается привычным.
   Историку отчаянно захотелось как можно скорее догнать Седьмую армию. Сейчас не время быть одному; особенно здесь, на месте недавней бойни. Тут все дышит ненавистью: каждый обломок, каждый окровавленный или обгоревший кусок плоти. Недаром говорят, что места сражений сводят с ума.
   Ему не встретилось ни одного мародера. Только мухи, осы, плащовки и ризанские ящерицы — слуги Клобука. Шелест и жужжание их крыльев и крылышек сопровождали Дюкра, пока он не выехал за пределы того страшного места. В полу л иге от него промчалось двое всадников, спешивших на запад. Их плащи на спинах сбились в комок, отчего всадники казались горбатыми.
   Вскоре Дюкр достиг гряды невысоких холмов. Земля у их подножия была истоптана и изборождена колесными колеями. Ониздесь проходили! Двигались упорядоченно, но какой обоз! По десятку повозок в ряду. А еще — запасные лошади и скот… Боги милосердные, как Кольтен рассчитывал уберечь все это? Беженцев было тысяч сорок, если не больше. И каждый требовал себе персональную охрану, считая собственную шкуру самой ценной. Тут бы даже Дассем Ультор не выдержал.
   Воины Дриджны спешили на запад, а на востоке полыхал Сиалк. Дюкр понял это по характерному красно-коричневому оттенку неба. Но в отличие от Хиссара там была лишь небольшая крепость в гавани, казарма военных моряков, причал и три сторожевых баркаса. При благоволении опоннов матросы вполне могли спастись. Подумав об этом, историк покачал головой и горестно улыбнулся. Нет, скорее всего, матросы бросились спасать малазанских сограждан и погибли вместе с ними.
   След, оставленный армией Кольтена и беженцами, уходил на юго-запад, в глубь Сиалк-одхана. Ближайшим городом, где они могли рассчитывать на помощь, был Карон Тепаси. До него — шестьдесят лиг по пустыне, где хозяйничают кланы тифанцев, враждебно настроенные ко всем чужакам (а к малазанцам тем более). Подумав об этом, Дюкр вздохнул. Не окажется ли Кольтен в ловушке, когда с одной стороны тифанцы, а с другой — армия Камиста Рело? Дюкр опять вздохнул. Может случиться, что сам он догонит Кольтена лишь затем, чтобы умереть вместе с солдатами и беженцами.
   Историк прогнал невеселые мысли и стал думать о другом. Хиссар и Сиалк — еще не все Семиградие. И в Карон Тепаси, и в соседнем Гуране есть малазанские гарнизоны. А вдруг там мятежников перебили, едва те подняли голову? Тогда Кольтен сможет беспрепятственно двинуться дальше. Но даже если убрать всех прочих врагов, один все равно останется — расстояние. Если Кольтен надумал вести беженцев в Арен, путь туда займет многие месяцы. Пастбища для лошадей и скота найдутся, а вот с водой в тех местах очень туго, особенно в засушливое время, которое только началось. Безумие. Иным словом затею Кольтена не назовешь.
   Дюкр представил себя на месте виканского полководца. Если не изнурительный путь в Арен, то что тогда? Контрнаступление?.. А почему бы и нет? Нанести по мятежникам быстрый, сокрушительный удар и вновь овладеть Хиссаром или Сиалком. Даже разрушенный, любой из этих городов предоставлял больше возможностей для обороны и защиты мирных жителей, чем пустынные пространства. Наконец, солдат и беженцев могли взять на борт корабли вернувшегося сахульского флота. Пусть Пормкваль глуп, зато адмирал Нок никогда глупостью не страдал. Уж он-то понимает, что нельзя бросать Седьмую армию на произвол судьбы, поскольку с ее гибелью погибнет и надежда на быстрое подавление мятежа.
   Дальнейший след показывал, что Кольтен направился вовсе не в сторону Карона Тепаси, а к Роднику Дриджны — небольшому селению, расположенному намного восточнее.
   «В таком случае я догоню их гораздо раньше», — обрадованно подумал Дюкр.
   Следующая мысль погасила его радость: «Малазанцы отчаянно нуждаются в воде, и Камист Рело об этом прекрасно знает. Возможно, он готовит Кольтену ловушку. А выбор у виканца невелик».
   Солнце постепенно клонилось к западу. Бескрайность пустынной степи угнетающе действовала на Дюкра. Все его надежды и страхи вдруг показались ему такими ничтожными. Да и он сам, затерянный в этих просторах, был подобен камешку или комочку сухой земли. Иногда ему встречался труп обессилевшего беженца или солдата, умершего от ран. На жаре тела мертвецов распухали, становясь темно-красными и даже черными. Если их бросали непогребенными, значит, Кольтен очень торопился.
   Где-то за час до сумерек историк увидел впереди большое пыльное облако. Тифанские всадники. Они двигались в полулиге от него, торопясь к Роднику Дриджны. Значит, Кольтену нечего рассчитывать на отдых. Армию и беженцев ждет тревожная ночь, полная ужаса и потерь. Нападения на дозорных, налеты на загоны со скотом, зажигательные стрелы, выпущенные по повозкам и шатрам с беженцами.
   Тифанцы медленно исчезали вдали. Лошадь Дюкра устала, но историк заставил ее скакать галопом. У тифанцев наверняка есть запасные лошади, а он угробит свою, но все равно не сумеет их опередить. Да и что изменит его появление? Зачем эта гонка? Чтобы предупредить Кольтена о том, что тому и так известно? Кольтен все это прекрасно знает. Когда-то он и сам был мятежником и гнался по Виканским равнинам за отступавшей имперской армией.
   Дюкр поехал быстрым шагом. Он решил не делать привала, а продолжать путь — тогда он сумеет проехать незамеченным мимо вражеских отрядов и достичь какого-нибудь дозорного поста Седьмой армии. Однако чем больше историк думал об этом, тем меньше оставалось у него надежд дожить до утра.
   В пустыне темнело почти мгновенно. Небо приобретало цвет высохшей крови, а затем становилось совсем черным. Дюкр еще раз огляделся. Он заметил медленно надвигавшееся облако. В последних лучах солнца оно переливалось тысячами неярких точек. Опять плащовки, и уже не тысячи, а, быть может, миллионы. Покинув Хиссар, они торопились на новое пиршество.
   «Они — безмозглые твари, которыми движет инстинкт», — пытался успокоить себя Дюкр.
   И любое сходство этого громадного облака с человеческим лицом — плод его воображения. Клобуку незачем появляться в таких местах. Властитель Смерти не был склонен к позерству; скорее наоборот, его отличала… ироничная скромность.
   «Просто я поддался страху. Человеческий разум любит искать особый смысл в бессмысленных событиях. Только и всего».
   Дюкр вновь пустил лошадь галопом, двигаясь навстречу вечерней мгле.
 
   Забравшись на гребень невысокого холма, Фелисина разглядывала ожившую впадину.
   «Воплощенное безумие» — других слов у нее не было.
   Неужели природный мир тоже подвержен ему? Все началось неожиданно. Они свернули шатры и были почти готовы пуститься в дальнейший путь, как вдруг песок вокруг подернулся рябью, будто озерная вода под дождем или градом. Пространство заполонили блестящие черные жуки величиной с большой палец Бодэна. Их были тысячи… нет, сотни тысяч, и все ползли в одном направлении. В Гебории сразу же проснулся пытливый ученый. Старик отправился вслед за жуками, желая выяснить, куда и зачем они ползут. Он торжественно двигался среди черных волн и вскоре исчез за изгибом холма.
   С тех пор прошло около получаса. Геборий не возвращался.