— «Когти» победили.
   Геборий кивнул.
   — Угрюмая перекрестилась в Ласэну и стала императрицей. «Когти», будто жирные вороны, воссели на груде черепов, а «коготки» отправились вслед за Танцором. Либо вовсе исчезли, либо, если верить нескончаемым домыслам, спрятались так глубоко, что кажутся исчезнувшими.
   Бывший жрец улыбнулся.
   — То же, между прочим, говорят и про Танцора.
   Фелисина впилась глазами в Бодэна.
   «Значит, «коготок»? Только что общего может быть у моей высоко взлетевшей сестрицы с крохами безумцев, упорно цепляющихся за память о Келланведе и Танцоре? Что ж она не послала кого-нибудь из «когтей»? Или Таворе понадобилось, чтобы вообще никто не знал о ее посланце?»
   — Мне с самого начала было тяжело все это видеть, — продолжал Геборий. — Заковать младшую сестру в кандалы, как обыкновенную узницу! До чего же Тавора стремилась показать себя образцом верности императрице.
   — Не только себя, — вмешалась Фелисина. — Она хотела обелить весь Дом Паранов. Наш брат — генабакийский мятежник. Он восстал против империи вместе с Дуджеком Одноруким. Положение нашего Дома оказалось весьма… шатким.
   — Но все пошло не так, как замышлялось, — сказал Геборий, тоже глядя Бодэна. — Фелисина ведь не должна была надолго задержаться в Макушке? Я верно угадал?
   Бодэн мотнул головой.
   — Невозможно вытащить того, кто не хочет идти.
   Он замолчал, будто этими словами объяснялось все.
   — Значит, «Коготки» по-прежнему существуют, — заключил Геборий. — И кто же вами командует?
   — Никто, — ответил Бодэн. — Просто я родился в семье одного из «коготков». А тех, кто сам служил Танцору, можно пересчитать по пальцам. Все они либо очень стары, либо выжили из ума, либо и то и другое. Но кое-кто посвятил в тайну своих старших сыновей.
   — В какую тайну? — спросил Геборий.
   — Танцор не погиб. Как и Келланвед, он стал Властителем. Мой отец собственными глазами видел их восхождение. Это произошло в Малазе, в ночь Темной Луны.
   Кульп недоверчиво хмыкал, однако Геборий медленно кивал в такт словам Бодэна.
   — Мои предположения почти целиком совпали с твоим рассказом. Не думаю, чтобы это понравилось Ласэне. А может, она все знает или догадывается? Как ты сам думаешь?
   Бодэн передернул плечами.
   — В следующий раз непременно у нее спрошу.
   — Я не просила о телохранителе и тем более не нуждаюсь в нем сейчас, — отчеканила Фелисина. — Прочь с моих глаз, Бодэн. А заботу сестрицы обо мне можешь отдать Клобуку. Во всяком случае, не забудь ему рассказать, когда будешь входить в его врата.
   — Послушай, девочка…
   — Замолчи, Геборий! Я ведь все равно не оставлю попыток тебя убить, Бодэн. Любым способом. Чтобы спасти свою шкуру, тебе придется убить меня. Поэтому уходи. Немедленно.
   Могучий человек, которого Фелисина привыкла считать разбойником, удивил ее и на этот раз. Ничего не сказав остальным, он просто повернулся и пошел.
   «Вот так. Он уходит. Уходит из моей жизни, не сказав ни слова».
   Фелисина провожала Бодэна взглядом, и у нее вдруг защемило сердце.
   — Ты до сих пор не поумнела, Фелисина, — накинулся на нее Геборий. — Пойми: он нам нужен, а мы ему — нет.
   — Я готов пойти вместе с ним, — заявил Кульп. — Идемте, Геборий. Оставим эту злую ведьму здесь. Надеюсь, Клобук смилостивится над нею и быстро приберет к себе.
   — Почему мы застряли? — топнула ногой Фелисина.
   Кульп не желал на нее смотреть.
   — Пошли, Геборий, пока не поздно. Я обещал Дюкру, что спасу вас. Я должен выполнить свое обещание. Решайтесь. Этой девчонке на всех плевать.
   Бывший жрец Фенира обхватил себя культями рук.
   — Видите ли, Кульп, я обязан ей жизнью.
   — А я уж думала, ты об этом забыл, — процедила Фелисина.
   Он покачал головой.
   Кульп вздохнул.
   — Ладно. Решение принято. Думаю, Бодэн без нас не пропадет. А теперь идемте дальше, пока я не расплавился. И как понимать ваши слова, Геборий, что Танцор до сих пор жив? Может, вы расскажете поподробнее? Знаете ли, меня это так ошеломило…
   Фелисина не слушала их разговор.
   «Твои ухищрения, дорогая сестрица, ничего не изменили. Твой посланец хладнокровно убил моего возлюбленного — единственного во всей Макушке человека, кто хоть как-то заботился обо мне. Заботы Бодэна не в счет. Я была его заданием, и не более. Но какого же чурбана ты избрала для слежки за мною! А с какой важностью он носит в себе отцовские тайны! Ты проиграла, Тавора. Я все равно тебя найду. Там, в моей кровавой реке. Это я тебе обещаю».
   — … магии.
   Произнесенное Кульпом слово мгновенно оборвало поток размышлений. Поймав на себе взгляд Фелисины, маг зашагал быстрее. Невзирая на зной, лицо его было бледным.
   — О чем ты сейчас говорил?
   — Я говорил, что буря, догоняющая нас, — магического происхождения.
   Фелисина обернулась. Холмы, откуда они с Бодэном пришли, скрылись за песчаной завесой. Буря, словно чудовище, неотвратимо ползла вслед за ними.
   — Нужно бежать, — тяжело дыша, сказал Геборий. — Если мы сумеем добраться до холмов…
   — Теперь я знаю, где мы! — закричал Геборий. — Это Рараку! На нас движется вихрь Дриджны!
   Впереди, в нескольких сотнях шагов, поднимались зубчатые, выветренные склоны холмов. Между ними темнели глубокие лощины.
   Все трое бросились бежать, зная, что не сумеют вовремя достичь холмов. Вскоре ветер ударил им в спину. Еще через мгновение их плотно обступила песчаная стена.
 
   — По правде говоря, мы должны были отправиться на поиски трупа Шаик.
   Скрипач вопросительно уставился на Маппо.
   — Трупа? Так она что… мертва? Как и когда это случилось?
   «Неужели это ты, Калам? Не хочется верить».
   — Искарал Паст утверждает, что ее убил отряд эрлитанских «красных мечей». Во всяком случае, так сказали ему карты.
   — Вот уж не думал, что колода Драконов называет такие подробности.
   — Я тоже в этом сомневаюсь.
   Они сидели на каменных скамьях усыпальницы, расположенной двумя этажами ниже любимых помещений верховного жреца Тени. Скамьи стояли вдоль каменной стены с остатками росписи. Наверное, это были даже не скамьи, а катафалки для гробов.
   Скрипач согнул ногу, наклонился и осторожно потрогал костяшками пальцев припухлость вокруг исцеленной кости.
   «Эликсиры, мази… старик обещал чудеса, а все равно болит».
   Настроение у сапера было неважное. Их поход откладывался со дня на день, и Искарал Паст постоянно находил новые поводы для задержки. Не далее как сегодня хитрый старик заявил, что им нужно обильнее запастись провизией. Чем-то этот жрец напомнил Скрипачу Быстрого Бена. Как и у взводного мага — замыслы внутри замыслов. Стоит распутать один клубок — тут же обнаруживаешь полдюжины других, настолько переплетенных, что руки опускаются. Бесконечные «если так… тогда эдак». А может, вся эта вереница причин и следствий и есть жизнь? И нечего убаюкивать себя сказками о каком-то предназначении людей!
   От рассуждений Искарала Паста у Скрипача кружилась голова.
   «Свести бы их с Быстрым Беном! Те еще колючки в заду. Оба туманно болтают про свой Тремолор. Ну хорошо, Дом Азата, родной братец Мертвого дома в Малазе. Разве это что-то объясняет? А хоть кто-нибудь знает, что на самом деле представляют собой эти Дома Азата?»
   Если вдуматься — одни слухи да туманные намеки. Правильно делают жители Малаза: они едва ли не с детства учатся не замечать Мертвого дома. Если их спросить, что это за строение, ответят: «Обыкновенный заброшенный дом. Ничего особенного. Подумаешь, несколько привидений во дворе!» Вот только выражение глаз у них будет немного странным, словно недоговаривают чего-то.
   А теперь еще этот Тремолор… Разумным людям и в голову не придет искать подобные «домики».
   — Тебя что-то тревожит, воин? — участливо спросил Маппо Рант. — Если собрать все выражения твоего лица, хватило бы на целую стенную роспись в храме Дессембрия.
   «Дессембрий. Дассем был его приверженцем».
   — Наверное, я все-таки сказал нечто неприятное для твоих ушей, — добавил Маппо.
   — Знаешь, у каждого наступает такое время, когда любые воспоминания неприятны. Похоже, оно наступило и у меня. Видно, старею я, трелль. И уже мало на что гожусь.
   — И только это?
   — Нет. Паст что-то задумал. Мы — часть его замысла. Не удивлюсь, если жрец решил нас погубить. Обычно я такие ловушки чуял заранее. Был у меня нюх на беду. А сейчас — как рукой по воде шлепаю. Одно знаю наверняка: он меня дурачит.
   — Скорее всего, твои опасения касаются Апсалары, — помолчав, сказал Маппо.
   — Угадал. Это-то меня и волнует. Сильно волнует. Девчонка достаточно хлебнула горя.
   Масло в лампе почти догорело. Пятачок света заметно сузился. Трелль глядел на подмаргивающий фитиль, едва освещавший щербатые плитки пола.
   — Я с тобой согласен, Скрипач: Паст что-то задумал. Не хочет ли он навязать Апсаларе роль?
   — Какую еще роль?
   — Пророчество Шаик говорит о возрождении… Сапер побледнел и упрямо замотал головой.
   — Нет. Апсалара на такое не согласится. Эта земля для нее чужая, а вихрь Дриджны — пустые слова. Паст скоро сам убедится. Попомни мои слова: девчонка повернется к нему спиной.
   Скрипач вскочил и начал расхаживать перед треллем. Шаги были совсем тихими. Им отвечало такое же тихое эхо.
   — Если Шаик мертва, никаких возрождений не будет. Пусть Клобук роется в этих туманных пророчествах! Дриджна угаснет, а вихрь вернется в землю и будет спать еще тысячу лет. Или до очередного года Дриджны…
   — А вот старик очень серьезно относится к мятежу, — сказал Маппо. — Он считает, что основные события еще впереди.
   — Знать бы, сколько богов и Властителей втянуты в эту игру. Скажи, трелль, неужели Апсалара внешне похожа на Шаик?
   Маппо неопределенно пожал своими мускулистыми плечами.
   — Я видел Шаик всего один раз, и то издали. Не в пример местным женщинам, довольно хрупкая. Темноглазая. Не скажу, чтобы она была высокого роста или с каким-то особым лицом. Говорили, будто вся сила заключена в ее глазах. Темная и жестокая сила.
   Он опять пожал плечами.
   — Правда, Шаик была вдвое старше Апсалары. Еще припоминаю, волосами они похожи. Учти, Скрипач, Шаик не обещала, что возродится в прежнем своем облике. Достаточно некоторого сходства.
   — Но Апсалара не собирается мстить Малазанской империи, — буркнул сапер, возобновив хождение взад-вперед.
   — А что ты можешь сказать о том, кто владел ее сознанием?
   — Отцепился он. Остались лишь воспоминания. К счастью, немного.
   — Но с каждым днем Апсалара вспоминает что-то еще. Так?
   Скрипач не ответил. Будь сейчас с ними Крокус, тут бы стены тряслись от его гнева. Парень просто звереет, если кто-то посягает на власть над Апсаларой. Горяч он, это правда. Жестоким его не назовешь, но сапер был уверен: узнай Крокус о замыслах Искарала Паста насчет Апсалары, он бы без раздумий попытался убить верховного жреца. А вот это скверно окончилось бы не только для Крокуса. Пытаться расправиться со жрецом в его логове — затея глупая и опасная.
   Трелль прав: к Апсаларе возвращается память о прошлом. Причем воспоминания совсем не ужасают ее.
   «Я надеялся, ей будет страшно вспоминать. Оказалось, что нет. Еще один тревожный признак».
   Как Скрипач ни уверял Маппо, что Апсалара не захочет стать новой Шаик, полной уверенности у него не было.
   Вместе с иными воспоминаниями к Апсаларе возвращалась и память о власти, которой она обладала. Много ли найдется что в нашем, что в иных мирах таких, кто останется равнодушным к посулам власти? Искарал Паст знает, какую струну затронуть и как преподнести девчонке свое предложение. «Стань возрожденной Шаик, и ты опрокинешь целую империю». Что-нибудь в этом роде, никак не меньше. Маппо вздохнул.
   — Конечно, наши поиски могут завести нас… совсем не туда.
   — Ты о чем? — насторожился Скрипач.
   — О Пути Рук. Так называют союз странствующих и диверов. Паст к этому тоже причастен.
   — Объясни, — потребовал сапер.
   Маппо ткнул мясистым пальцем в пол.
   — Глубоко под храмом есть нечто вроде зала. На плитках пола мы видели рисунки и письмена. В общем, все это похоже на колоду Драконов. Мы с Икарием ничего подобного еще не встречали. Если это и колода, то очень древняя. Вместо Домов там обозначены Владения. И силы там более яростные и необузданные. Первозданные стихии.
   — Но при чем тут переместители душ?
   — Прошлое — оно как ветхая книга. Чем ближе к началу, тем хуже сохранились страницы. Едва возьмешь их в руки — они распадаются в прах. Остаются жалкие кусочки с обрывками фраз, да и те на непонятном языке… Где-то на первых страницах этой книги рассказывалось о появлении странствующих и диверов. Да, Скрипач, они пришли из седой древности. Может, тебя удивит, но они гораздо древнее джагатов, форкрулиев, има-сов и качен-шемалей.
   — Не понимаю, зачем ты мне все это рассказываешь?
   — Ты просил объяснений? Тогда дослушай меня. Так вот, обычно переместители душ не выносят присутствия друг друга. Исключения редки, и сейчас я о них говорить не стану. Но что у странствующих, что у диверов есть одна неукротимая страсть. Страсть повелевать. Они мечтают командовать подобными себе, создать армию, а потом и империю. Как тебе такая империя? По-моему, страшнее не придумаешь.
   Скрипач усмехнулся наивности Маппо.
   — С чего ты взял, что империя странствующих и диверов была бы опаснее любой другой империи? Удивляюсь я твоим рассуждениям, трелль. Стоит появиться какому-нибудь сообществу — человеческому или другому, — его начинает разъедать зло. Оно растет, как опасная опухоль. Уж тебе ли не знать, что зло со временем становится еще злее. И постепенно все привыкают к нему, начинают считать обычным делом. Вся закавыка в том, что ко злу легче привыкнуть, чем вырвать его с корнем. Маппо ответил ему печальной улыбкой, какой взрослый встречает рассуждения несмышленыша, не знающего жизни.
   — А ты бы мог быть оратором, Скрипач. Только я говорил про иное зло. Зло человеческих империй, при всех их ужасах, стремится к какому-то порядку. Зло переместителей душ несет с собой хаос. По сравнению с их притязаниями самые жестокие правители — просто дети.
   Трелль в очередной раз передернул плечами, разминая затекшую спину.
   — Переместители душ сейчас терпят друг друга по одной причине. Они ищут врата, ведущие в мир Властителей. Поверь, каждый странствующий или дивер мечтает сделаться богом над своими. Представляешь: бог странствующих и диверов? Это было бы пострашнее Клобука. И когда они обнаружат врата, начнется беспощадная битва за проникновение. Мы с Икарием считаем, что врата находятся здесь, глубоко под храмом. Искарал Паст делает все, только бы переместители душ до них не добрались. Вплоть до ложных дорог в пустыне, которые якобы ведут к вратам.
   — И вам с Икарием он тоже отвел какую-то роль?
   — Похоже, что так, — согласился Маппо. Он вдруг побледнел.
   — Я думаю, старик знает о нас. Точнее, об Икарии. Он знает…
   Что именно? Скрипача потянуло спросить, но он тут же подавил свое желание. Маппо едва ли ему расскажет. Икарий… Это имя было известно — не сказать, чтобы широко, но тем не менее известно. Полуджагат, вечный странник. Ходили слухи, что на его совести — разрушенные государства и истребленные народы. Икария называли хладнокровным и изощренным убийцей. Вспомнив обо всем этом, Скрипач поморщился. Икарий, которого он увидел, опровергал все эти слухи. Великодушный, внимательный, всегда готовый помочь. Может, слухи относились ко временам его молодости? В молодости каждого из нас кидает из одной крайности в другую. Сегодняшний Икарий был слишком мудрым, слишком побитым и поцарапанным жизнью, чтобы ввязываться в кровавые игры или драться за чью-то власть. Тогда какую ставку делал на него Паст?
   — Сдается мне, для Паста вы с Икарием — последняя линия обороны, если вся эта ищущая шушера доберется сюда, — сказал Скрипач.
   «Помешать им достичь врат — дело, конечно, хорошее, но вот последствия… О последствиях вообще лучше не думать».
   — Может, и так, — мрачно согласился Маппо.
   — Но вас тут никто не держит. Могли бы и уйти.
   Трелль вымученно улыбнулся Скрипачу.
   — У Икария есть и свои замыслы. Так что мы вынуждены оставаться.
   Сапер почесал затылок.
   — Как я понимаю, Паст уверен, что вы тоже не хотите вторжения переместителей душ в его башню, и потому уповает на вашу помощь. То есть он подловил вас на чувстве долга.
   — Эта зацепка почти всегда срабатывает безотказно. На том же самом он может подловить и вас троих.
   Скрипач нахмурился.
   — Он раньше зубы обломает, чем заставит меня играть в свои игры. Конечно, мне, как любому солдату, втемяшивали в голову понятия о долге и чести. Но сейчас я не на войне, и Паст — не мой командир. У Крокуса есть долг только перед Апсаларой. А у нее…
   Он осекся, не докончив фразы. Маппо протянул руку, дружески потрепав сапера по плечу.
   — Понимаю. И в этом-то и скрыта главная причина всех твоих печалей, Скрипач. Я тебе искренне сочувствую.
   — Ты говорил, что вы оба готовы сопровождать нас на поиски Тремолора.
   — Да. Путешествие это опасное. Икарий сам вызвался сопровождать вас.
   — Значит, Тремолор все-таки существует.
   — Очень хочу в это верить.
   — А сейчас, трелль, нам пора возвращаться наверх.
   — Хочешь поделиться с друзьями своими раздумьями?
   — Клобук тебя накрой! Конечно же, нет!
   Трелль кивнул и встал. Скрипач что-то буркнул себе под нос.
   — Ты о чем?
   — Да лампа догорела, а мы и не заметили. Теперь придется топать в кромешной тьме.
 
   Обитель Искарала Паста не понравилась Скрипачу сразу же, едва он очнулся и открыл глаза. Особенно тяжелые, покосившиеся стены нижних этажей. Казалось, они не выдерживают чудовищного груза, давящего сверху. Кое-где из потолочных щелей беспрестанно сыпалась пыль, собираясь на полу в высокие пирамиды. Бормоча проклятия, Скрипач ощупью шел за Маппо к винтовой лестнице.
   Сапера и трелля сопровождало полдюжины бхокаралов. Каждая из этих крылатых тварей размахивала веником из веток. Невидимая пыль летела во все стороны, заставляя Скрипача чихать. «Подметание» бхокаралов ничуть не удивило сапера. Было бы даже странно, если бы крылатые обезьяны не подражали Искаралу Пасту, помешавшемуся на пауках.
   Маппо пояснил Скрипачу, что бхокаралы очень преданны верховному жрецу, и преданность эта отнюдь не собачьего свойства. Крылатые твари поклоняются старику, как верующие поклоняются своему богу. И, подобно верующим, они делали Пасту приношения. Но поскольку у бхокаралов не было благовоний и фруктов, поскольку они не умели слагать молитвы и песнопения, большая часть этих приношений состояла из объедков, мочи и экскрементов. Бхокаралы доводили старика до исступления. Он громко проклинал их и везде таскал с собой мешок, наполненный камнями, чтобы при каждом удобном случае швырнуть камень в очередного «приверженца». Крылатые твари и это расценили по-своему. Они бережно собирали «подарки бога». Посчитав собирание камней «богоугодным» занятием, бхокаралы сами наполнили мешок Паста. Не далее как сегодня утром, проснувшись, старик обнаружил его возле своей головы и в ярости принялся швырять камни куда попало.
   Идя к лестнице, Маппо наткнулся на ящик с факелами. Он зажег пару факелов, протянув один Скрипачу. Хотя трелль мог великолепно обойтись и без света, он пожалел сапера, который в темноте становился беспомощным, как малый ребенок.
   У лестницы они остановились. Бхокаралы спустились на десяток ступеней ниже и затеяли нечто вроде спора.
   — Здесь совсем недавно прошел Икарий, — сообщил Маппо.
   — Магия сделала тебя более восприимчивым? — поинтересовался Скрипач.
   — Не думаю. Я уже не одну сотню лет рядом с Икарием и научился его чувствовать.
   — Ты говоришь про связующую нить?
   — Таких нитей не одна. Их тысяча, — усмехнулся трелль.
   — Скажи, ваша дружба… она тебя не тяготит? — осмелился спросить Скрипач.
   — Есть ноши, которые таскаешь на своих плечах, не замечая их тяжести.
   Несколько ступеней они прошли молча.
   — Говорят, Икарий просто сам не свой от всего, что связано со временем. Это правда?
   — Правда.
   — А еще я слышал, он по всему миру понастроил разных диковинных механизмов, измеряющих время.
   — И это правда.
   — Наверное, Икарию кажется, что он близок к своей цели? Еще немного — и он найдет ответ. А ты делаешь все, чтобы помешать ему. Так? Это и есть твоя клятва, Маппо? Ты поклялся любым способом держать его в неведении?
   — Не в полном неведении, а лишь в неведении насчет его прошлого.
   — Знаешь, мне как-то не по себе от твоих слов, Маппо. Без прошлого жизнь теряет смысл.
   — Теряет.
   Скрипач замолчал, не решаясь продолжать расспросы. Он чувствовал, как больно и тяжело Маппо говорить об этом.
   «Неужели Икарий сам никогда не задумывался, почему Маппо столько лет находится рядом с ним? И как вообще понимает этот полуджагат их дружбу? Без памяти о прошлом она — всего-навсего иллюзия; соглашение, которое покоится только на вере. И как, откуда у Икария появилось его нынешнее великодушие?»
   Путь по выщербленным ступеням продолжался. Бхокаралы молча двигались следом.
   Едва поднявшись наверх, Скрипач и Маппо услышали громкие крики. Эхо разносило их по всем углам.
   — Крокус, — вздохнул Скрипач.
   — И вряд ли молится, — усмехнулся Маппо, намекая на то, что крики неслись из алтаря.
   Крокус был не один. Рядом находился Искарал Паст, которого парень крепко держал за воротник, прижав к пыльному алтарному камню. Вися в воздухе, Паст вяло сучил ногами. Тут же стояла Апсалара. Скрестив руки, она безучастно наблюдала за происходящим.
   Скрипач осторожно тронул Крокуса за плечо.
   — Парень, да ты его задушишь.
   — Он этого заслуживает!
   — Возможно. Кстати, ты не заметил, что вокруг вас собираются" тени?
   — Скрипач прав, — сказала Апсалара. — Я тебе уже говорила. Ты и ахнуть не успеешь, как окажешься по другую сторону врат Клобука.
   Даруджистанец задумался, потом отшвырнул Паста в сторону. Тяжело отдуваясь, верховный жрец отбежал к стене. Там он принялся отряхиваться.
   — Ах, безудержность юности! — хриплым голосом заговорил Паст. — Помню, я тоже был таким, когда рос у тетушки Туллы. Я тогда решил осчастливить цыплят соломенными шляпками. Какие замечательные шляпки я им сплел, а цыплята не пожелали их носить. Я был обижен до глубины души.
   Старик прищурился и подмигнул Крокусу.
   — А ей будет очень к лицу моя новая соломенная шляпка. Вот увидишь.
   Скрипач вовремя загородил Паста от атаки Крокуса. Вместе с Маппо они схватили парня за руки. Верховный жрец, по-детски хихикая, заковылял прочь. Правда, вскоре его хихиканья сменились кашлем. Издали могло показаться, будто Паст внезапно ослеп. Он шарил рукой по стене. Убедившись, что стена не исчезла, верховный жрец прислонился к ней и стал вытирать глаза.
   — Представляете, он хочет, чтобы Апсалара… — сердито начал Крокус.
   — Мы знаем, — перебил его Скрипач. — Видишь ли, тут решать не нам, а ей самой.
   Услышав эти слова, Маппо удивленно поглядел на него.
   «Думаешь, во мне проснулась запоздалая мудрость? Может, и так. Но я наконец понял, что нечего спасать девчонку от ее судьбы».
   — Я уже однажды была орудием Властителя, — сказала Апсалара. — И никогда добровольно не соглашусь на это снова.
   — Тебя никто не собирается делать орудием, — проверещал Искарал Паст, пускаясь в странный танец. — Ты будешь вести за собой! Повелевать! Диктовать свою волю и навязывать условия! Тебе будет позволено все. Ты сможешь вести себя как капризный, избалованный ребенок, и никто не посмеет сказать тебе ни слова. Более того, люди будут превозносить твои выходки.
   Паст внезапно оборвал свой танец, втянул голову в плечи и прошептал:
   — Ну кто устоит перед такими соблазнительными приманками? Неограниченные возможности при полной свободе вести себя как угодно. Посмотрите! Она уже колеблется. Я вижу это по глазам!
   — Ошибаешься, старик, — холодно бросила ему Апсалара.
   — Нет, красавица! Я же чувствую, как ты ловишь мои мысли. Тень Веревки по-прежнему внутри тебя. Такие узы не разорвать! Боги, до чего же я ловко все придумал!
   Апсалара поморщилась и двинулась прочь. Искарал Паст поспешил за нею. Скрипач крепко схватил Крокуса за руку.
   — Девчонка сумеет постоять за себя, — сказал сапер. — По-моему, это всем ясно. Или ты сомневаешься?
   — Тут больше загадок, чем вы думаете, — произнес Маппо, хмуро глядя на дверь, за которой скрылись Апсалара и Паст.
   Вскоре дверь опять распахнулась. На пороге стоял Икарий в насквозь пропыленном плаще. Пыль выбелила и его зеленоватое лицо. Поймав вопросительный взгляд Маппо, полуджагат сказал:
   — Он покинул храм. Я шел за ним по следу до самой кромки бури.
   — Вы о ком? — не понял Скрипач.
   — О слуге Паста, — ответил Маппо и посмотрел на Крокуса. — Мы думаем, этот слуга — отец Апсалары.
   — Но разве он однорукий? — выкрикнул Крокус.
   — Нет, — спокойно ответил ему Икарий. — Зато слуга Паста — рыбак. Мы нашли его лодку, когда спускались вниз. К тому же он говорит по-малазански.
   Крокус отчаянно мотал головой, не желая верить.
   — Ее отец потерял руку при осаде Ли Хенга. Вместе с другими мятежниками он оборонял городские стены. Но имперская армия отбила город. Они стреляли по стене зажигательными стрелами. Одна стрела угодила ему в руку. Пока огонь тушили, рука сгорела.