Эриксон Стивен. Врата Смерти(пер. И.Иванова)

   — Довольно, Мескер, — осадил брата Бари.
   Мескер выхватил кривую саблю.
   — Ты еще будешь мною командовать?
   Виканцы начали подзуживать Мескера. Несколько осмелевших горожан громко засмеялись. У Мескера от злости побагровело лицо.
   — Брат, сейчас не время сводить счеты, — вздохнул Бари. За спинами толпы появились всадники хиссарской гвардии.
   Громкие крики, раздавшиеся слева, заставили Дюкра и всех остальных повернуть головы в ту сторону. Там стояли неизвестно откуда появившиеся виканские лучники. Каждый из полусотни стрелков целился в «красных мечей».
   Бари качнул левым плечом. Его воины опустили оружие. Рыча от ярости, Мескер шумно задвинул свою кривую саблю в ножны.
   — Вот и ваше сопровождение, — сухо заметил Кульп. — Как видите, Кольтен вас ждал.
   Дюкр стоял рядом с магом, наблюдая, как Бари повел своих воинов навстречу хиссарским гвардейцам.
   — Послушайте, Кульп, а ведь была непредсказуемая игра!
   Маг усмехнулся.
   — Ну, Мескер Сетрал — существо предсказуемое. Мозгов у него не больше, чем у кошки, непостоянства — тоже. Мне вдруг показалось, что Бари примет вызов. Тогда одним Сетралом стало бы меньше. Теперь уже поздно. Момент упущен.
   — А эти переодетые виканцы… Кольтен намеренно послал их на рынок.
   — Кольтен — хитрая бестия, — сказал Кульп.
   — Он предвидел, что может случиться всякое.
   — Неужели горстка виканцев была готова пожертвовать собой, защищая хиссарскую толпу? — удивился маг.
   — Окажись Кольтен на рынке, сомневаюсь, чтобы он приказал им атаковать «красных мечей». Просто надо знать виканцев, Кульп. У них вечно кулаки чешутся. Да, им не терпелось сразиться с «мечами», но не ради защиты хиссарских обывателей.
   Маг почесал затылок.
   — Хорошо, что горожане об этом не догадываются.
   — Пойдемте-ка, промочим горло, — предложил Дюкр. — На площади Империи есть неплохое местечко. По дороге вы мне расскажете, как Седьмая армия проникается любовью к Кольтену.
   Боевой маг расхохотался.
   — Уважением — да, но только не любовью. Он полностью поменял приемы солдатской выучки. Не успел вступить в должность — в тот же день устроил нам боевой смотр.
   — Я слышал, Кольтен доводит солдат до полного изнеможения. Не надо даже ужесточать комендантский час. Едва пробьют восьмую стражу — все только и мечтают поскорее добраться до казарм и залечь спать. Неужели всеми этими «колесами», «черепахами» и «стенками» можно так доконать солдат?
   — Знаете разрушенный монастырь на холме? Это к югу от Хиссара. От строений, кроме главного храма, остались лишь фундаменты. Зато сохранились стены высотой почти в человеческий рост. Они опоясывают весь холм, превращая его в подобие города. Кольтен приказал некоторые из них надстроить и кое-где сделать крыши. Там уже имелся целый лабиринт из закоулков и тупиков, однако господину наместнику этого показалось мало. Стараниями своих виканцев он превратил лабиринт в настоящий кошмар. Бьюсь об заклад: кто-то из заблудившихся солдат до сих пор там бродит. Каждый день виканцы устраивают нам учебные сражения. Показывают, как захватывать улицы, нападать на дома, прорываться вперед, оттаскивать раненых и так далее. Виканцы изображают взбунтовавшуюся толпу или мародеров. Честное слово, Дюкр, у них природный талант.
   Он замолчал, переводя дыхание.
   — Представляете, каждый день мы жаримся там на солнце. Каждому взводу ставят совершенно немыслимые задачи и заставляют их выполнять. При новом командующем все солдаты успели не один десяток раз «погибнуть» в учебных боях. Нашего капрала Листа так «доубивали», что парень едва не тронулся умом, а виканские дикари лишь гогочут и улюлюкают.
   Дюкр слушал молча.
   — Похоже, между Седьмой армией и виканцами существует соперничество, — наконец сказал имперский историк.
   — Не без этого. Через несколько дней в игру включатся виканские копьеносцы. Тогда нас начнут теснить с двух сторон.
   Они подходили к площади Империи.
   — А что там делаете вы? — спросил Дюкр. — Какое задание Кольтен мог дать единственному боевому магу Седьмой армии?
   — Создаю всевозможные обманные штучки. Занимаюсь этим дни напролет, пока голова не начинает раскалываться.
   — Обманные штучки? В учебных сражениях?
   — Представьте себе. Для усугубления трудностей. Поверьте, Дюкр, меня уже начинают проклинать.
   — И кого же вы создаете? Драконов?
   — Если бы их! Нет, господин историк, я создаю… малазанских беженцев. Сотнями. Кольтену мало тысячи чучел, торчащих повсюду. Он заставляет меня создавать не просто беженцев, а стадо упрямцев. То они бегут не в ту сторону, то отказываются покидать свои дома или волокут с собой мебель и прочие пожитки. Короче говоря, мои иллюзии творят больше хаоса, чем все остальные уловки виканцев. Теперь, надеюсь, вы понимаете, почему на меня косо смотрят.
   — А как там Сормо Энат? — спросил историк, ощутив внезапную сухость во рту.
   — Вы про малолетнего колдуна? Что-то я давно его не видел.
   Дюкр мысленно кивнул. Он угадал ответ Кульпа.
   «Я знаю, где ты скрываешься, Сормо. Читаешь письмена на пустынных камнях. Пока Кольтен муштрует Седьмую армию, ты занимаешься совсем другими делами».
   — Знаете, Кульп, можно тысячу раз умереть в учебном бою, и все это будет пустяком. В настоящем сражении погибают только один раз. Не жалейте солдат Седьмой, Кульп. Пусть ваши штучки выжмут из них все соки. Покажите Кольтену, на что способна Седьмая армия. Я советую вам этим же вечером поговорить с командирами взводов. Пусть завтра солдаты добьются невозможного. Я поговорю с Кольтеном, чтобы он дал им день отдыха. Поверьте, настоящих солдат он ценит.
   — Почему вы в этом так уверены? — спросил боевой маг. «Потому что времени остается все меньше, а Кольтену нужны умелые, обученные воины».
   — Покажите вашу выучку. Об остальном я позабочусь сам.
   — Хорошо. Обещаю вам придумать новые каверзы.
   Капрал Лист «погиб» в первые же минуты учебного сражения. Балт был предводителем толпы мародеров, бесчинствующей на главной улице разрушенного города. Он самолично влепил капралу ощутимую затрещину, после чего тот без сознания свалился в уличную пыль. Бывалый воин нагнулся, перекинул Листа через плечо и вынес с «поля боя».
   Ухмыляясь, Балт поднялся к тому месту, откуда Кольтен с несколькими офицерами наблюдали за ходом учебного сражения. Там он остановился и молча опустил капрала возле ног наместника. Дюкр горестно вздохнул.
   — Эй, лекарь! — крикнул Кольтен. — Займись парнем!
   Подбежал один из армейских лекарей и опустился на корточки перед капралом.
   Кольтен поискал глазами Дюкра.
   — Что-то я не вижу никаких обещанных перемен, — сказал он имперскому историку.
   — Сражение только началось, господин Кольтен.
   Виканец хмыкнул и вновь повернулся к запыленным монастырским развалинам. Там сейчас было жарко и солдатам Седьмой армии, и виканцам. Появились настоящие раненые, хотя и не сильно. Кое у кого была сломана рука или нога.
   Балт вертел в руках здоровенную дубину — «оружие» мародера.
   — Рано делаешь выводы, Кольтен, — сказал он. — Сегодняшний бой отличается от прежних.
   Пострадавших виканцев было заметно больше, чем солдат Седьмой армии, и с каждой минутой эта пропорция только увеличивалась. Малазанцам впервые удалось повернуть ход сражения в свою пользу.
   Кольтен велел подать ему лошадь. Он прыгнул в седло, бросив Балту:
   — Оставайся здесь, дядя. А где мои копьеносцы?
   Наместник нетерпеливо дожидался появления четырех десятков всадников. Их боевые копья были обмотаны кусками кожи. Правда, от этого копья не становились менее опасными. Дюкр знал, что даже затупленным концом можно легко переломать кости.
   Дождавшись копьеносцев, Кольтен повел их к развалинам. Балт сплюнул в пыль.
   — Своевременно, — сказал он.
   — Вы о чем? — спросил Дюкр.
   — Седьмая наконец-то заслужила подкрепление. Кольтен целую неделю ждал, когда ваши малазанцы по-настоящему озвереют, и не торопился вводить копьеносцев в бой. А ваши только кисли. Кто ж им добавил такой прыти? Уж не ты ли? Тогда берегись, историк, не то Кольтен быстро сделает тебя капитаном.
   — Мне лестно отнести это на свой счет, но здесь заслуга не моя, а Кульпа и взводных сержантов, — ответил Дюкр.
   — Так им помогает Кульп? Тогда понятно, как они добились перевеса.
   Имперский историк покачал головой.
   — Кульп выполняет приказы Кольтена. Если вы ищете причину поражения виканцев, маг здесь ни при чем. Начнем с того, что Седьмая армия решила показать свою настоящую боевую злость.
   — Допустим, — сощурил свои темные глазки Балт.
   — Я слышал, как Кольтен назвал вас дядей.
   — Назвал. Ну и что?
   — Так вы и в самом деле его дядя?
   — Кто? Я?
   Дюкр прекратил расспросы. Он уже кое-что понимал в особенностях виканского юмора. Балту нужно было бы задать еще полдюжины подобных вопросов, чтобы наконец вытянуть из него ответ.
   Из-за серой пелены появилось два десятка «беженцев». У них была странная, спотыкающаяся походка, ибо каждый сгибался под тяжестью непомерного груза: шкафа, комода, сундука с провизией, канделябров или старинных доспехов. Их с двух сторон окружали солдаты Седьмой армии. Они смеялись, кричали и колотили мечами по щитам.
   Балт тоже усмехнулся.
   — Когда увидишь Кульпа, историк, передай ему мои поздравления. Хорошо сработано.
   — Думаю, Седьмая армия честно заработала день отдыха, — сказал Дюкр.
   Виканец сдвинул свои жидкие брови.
   — Всего за одну победу?
   — Они должны прочувствовать вкус победы, господин Балт. Да и лекарям найдется дело: кое у кого раны нешуточные. Не заниматься же всем этим, когда настанут жаркие дни.
   — А они настанут скоро. Правда, историк?
   — Да, — кивнул Дюкр. — И Сормо Энат согласился бы со мной.
   Балт опять плюнул в пыль.
   — Мой племянник возвращается.
   Кольтен и его копьеносцы служили прикрытием для солдат Седьмой армии. Многие из них тащили в руках или волокли за собой чучела беженцев. Все говорило о том, что Седьмая армия одержала сегодня полную победу.
   — Никак я видел улыбку на лице Кольтена? — спросил Дюкр. — Совсем мимолетную, но, по-моему, я ее видел.
   — Ты явно ошибся, — прорычал Балт.
   Но Дюкр, уже знакомый с особенностями виканцев, уловил в его голосе шутливые нотки.
   — Передай солдатам Седьмой армии, историк: они заслужили день отдыха.
 
   Скрипач сидел в старом саду, окружавшем колодец и каменную полукруглую скамью. Сквозь густые ветви пробивались лишь редкие звезды. Луны не было. Сапер вскинул голову.
   — Молодец, парень. Умеешь подкрадываться почти бесшумно.
   Крокус постоял у него за спиной, затем тоже сел.
   — Допустим, ты не ждал, что он так с тобой обойдется, — сказал Крокус.
   — Ты считаешь, он поступил нечестно?
   — Со стороны это выглядит так.
   Скрипач не ответил. Из зарослей выпорхнула ризанская ящерица, привлеченная бабочками-плащовками, которые вились над колодцем. Прохладный ночной воздух отравляло зловоние помойной ямы по другую сторону стены.
   — Апсалара переживает, — сказал Крокус.
   Сапер покачал головой: «Она переживает!»
   — Мы не пытали пленных, — сказал он.
   — Апсалара ничего не помнит.
   — Зато я помню, парень. Такие воспоминания из памяти не вытравишь.
   — Но ведь она — просто девчонка из рыбачьей деревни.
   — Большую часть времени — да. Только иногда…
   Скрипач мотнул головой, не закончив фразу. Крокус вздохнул и заговорил о другом.
   — Значит, это не было частью замысла? Калам по собственному выбору решил все переиграть? Да?
   — Это называется голосом крови, парень. Не забывай: Калам родился и вырос в Семиградии. Ему захотелось встретиться с Шаик — пустынной ведьмой. Ее еще называют Рукой Дриджны.
   — Ну вот, теперь ты принимаешь его сторону, — с тихим отчаянием произнес Крокус. — Совсем недавно ты почти обвинял Калама в предательстве.
   Скрипач поморщился.
   — Трудные сейчас времена, парень. Ласэна объявила нас предателями, но разве от этого мы перестали быть солдатами империи? Ласэна и империя — понятия разные.
   — Что-то я не вижу особой разницы.
   — Спроси нашу девчонку. Может, она тебе лучше растолкует.
   — Но ведь вы с Каламом ждете восстания. Я так понял, оно вам даже на руку.
   — Только это не значит, что мы собирались собственными руками поднять вихрь Дриджны. Калам хочет быть в гуще событий. Что ж, такой у него характер. Судьба неожиданно пошла ему навстречу. В книге Дриджны, если верить легендам, заключено сердце богини вихря. Чтобы началась Дриджна — как здесь называют Откровение, — книгу должна открыть пророчица Шаик. Только она, и никто другой. Калам сознает, что путешествие может стоить ему жизни, однако он готов передать Шаик эту проклятую книгу. Власть Ласэны шатается. Восстание в Семиградии нанесет ей ощутимый удар. Скажем Каламу спасибо за то, что он отправится к этой ведьме один и не потащит туда нас.
   — Ну вот, ты опять его защищаешь. Вы же собирались убить Ласэну, а не влезать в здешние мятежи. Я до сих пор не понимаю, зачем мы приплыли в Семиградие.
   Скрипач поднял глаза к звездам. Пустынные звезды, яркие и… кровожадные.
   — В Анту ведут разные дороги. Нам нужно найти ту, по которой еще никто не ходил. Может, мы ее вообще не найдем, но мы будем искать. С Каламом или без него. Одному Клобуку известно, умно мы поступили или сглупили. Кто знает, парень: может, разделение путей окажется мудрейшим решением. Так у нас больше шансов, что хоть кто-то пройдет эту дорогу до самого конца.
   — А если Калама убьют в пустыне? — огрызнулся Крокус. — Кто тогда станет палачом Ласэны? Ты? Храбрый сапер, один из «сжигателей мостов»! Я теперь не знаю, как тебе верить, Скрипач. Мы ведь хотели проводить Апсалару в ее родные края. Или уже и это отпало?
   — Не дави на меня, парень, — холодно ответил ему Сапер. — Когда ты развлекался на даруджистанских улицах, лазая по чужим кошелькам, я попадал в такие переделки, что тебе и не снилось. Ты уже не настолько мал, чтобы твои слова простились, как детская болтовня.
   На соседнем дереве зашевелились ветви, и оттуда высунулась мордочка Моби. Он висел на одной руке. В зубах у него билась пойманная ризанская ящерица. Поблескивая глазками, Моби принялся за свой ужин.
   — Когда мы вернемся на Квон Тали, — продолжал Скрипач, — у нас будет столько сторонников, что ты не поверишь своим глазам. В жизни нет ни незаменимых, ни совершенно бесполезных. Нравится тебе, парень, или нет, но пора взрослеть.
   — Напрасно ты считаешь меня безмозглым юнцом! Я чувствую: вам с Каламом ваш замысел важнее всего, и ты продумал запасной ход. Я говорю не про Быстрого Бена. Калам — умелый ассасин. Он сумеет расправиться с Ласэной. А если Калам не доберется до императрицы — тоже не беда. Есть другое орудие, служившее покровителю ассасинов, которого ты назвал Веревкой. Ты рассчитываешь, что в Апсаларе проснутся ее прежние страшные навыки. Она мечтает забыть о них, но ты не даешь. И сопровождать ее домой вы с Каламом вызвались не потому, что «задолжали» ей. Вам и тогда было все равно, найдет она своего отца или нет. Девчонка из рыбачьей деревни вам не нужна. Вам нужен хладнокровный, безотказный убийца.
   Скрипач молча смотрел, как Моби аппетитно хрустел косточками ризанской ящерицы. Когда последний кусок скрылся в глотке крылатой обезьянки, сапер сказал:
   — Я не лазаю в такие дебри. Я привык действовать по наитию.
   — Хочешь сказать, тебе и в голову не приходило разбудить в Апсаларе убийцу?
   — Мне? Нет.
   — А Каламу?
   Скрипач пожал плечами.
   — Может, Быстрый Бен… Он мастак придумывать такие штучки.
   — Я так и знал! — торжествующе воскликнул Крокус. — Не надо считать меня дураком.
   — Клобук тебя накрой, парень! Никто и не считает тебя дураком.
   — Учти, Скрипач, я не позволю, чтобы кто-то из вас толкнул Апсалару в ее прошлое.
   Кивком головы сапер указал на Моби.
   — А этот бхокарал — он действительно был духом-хранителем твоего дяди? Но если Мамот мертв, почему Моби никуда не исчез? Я хоть и не маг, однако знаю: такие твари магически связаны со своими хозяевами.
   — Не знаю.
   По тону его голоса Скрипач понял: Крокус догадался, куда он клонит.
   — Мне, знаешь ли, тоже в голову не приходило раздумывать над особенностями Моби, — продолжал Крокус. — Возможно, он — просто домашняя зверюшка. Тебе же лучше, чтобы это так и было. Я уже сказал, что не позволю помыкать Апсаларой. Но если Моби и впрямь — дух-хранитель моего дяди, тебе придется иметь дело не только со мной.
   — Я никуда не собираюсь толкать Апсалару. А тебе, Крокус, пора оставить детские замашки. Рано или поздно ты поймешь, что не можешь решать за Апсалару. Она поступит так, как решит сама, и тебя не спросит. Может, Веревка уже и не властен над нею. Но навыки, которые он укоренил в этой дочке рыбака, остались. Они вросли ей в кости.
   Скрипач медленно повернулся к Крокусу.
   — И что, если она вспомнит про них и решит пустить в ход?
   — Это невозможно, — возразил Крокус, только прежней уверенности в его голосе уже не было.
   Он махнул крылатой обезьянке, и Моби плюхнулся ему в руки.
   — Как ты его назвал? Бхо… бхок…
   — Бхокарал. Моби здесь тоже дома. Семиградие — родина этих тварей.
   — Ну и ну!
   — Идем-ка спать, парень. Завтра мы уезжаем.
   — И Калам тоже.
   — Да. Но наши пути не пересекутся.
   Крокус побрел в дом. Моби цеплялся за него, как малый ребенок.
   «Что-то мне никуда не хочется ехать», — подумал Скрипач.
 
   Неподалеку от Караванных ворот была площадь, где собирались путники, покидавшие Эрлитан. Большинство отправлялось на юг по насыпной дороге, которая тянулась по берегу залива, повторяя все его очертания. При малазанцах эту дорогу замостили. Там было достаточно деревень и сторожевых постов. Дорога хорошо охранялась вплоть до самого последнего времени, когда наместник Эрлитана стянул все войска для охраны собственной персоны.
   Из разговоров с торговцами и караванными стражниками Скрипач узнал, что после ухода войск разбойники не торопились показываться на дорогах. Нападать на караваны решались только самые отчаянные, но таких можно было пересчитать по пальцам. Тем не менее владельцы караванов не желали рисковать. Число наемной стражи возросло более чем вдвое.
   Отправляясь на юг, троим малазанцам было бессмысленно выдавать себя за торговцев. На это требовались деньги; к тому же торговцы не могли ехать без товара. Оставалась другая возможность — нарядиться паломниками. Паломничество в каждом из Семи священных городов было самым почитаемым на континенте. Корни этой традиции уходили в далекое прошлое. Паломников уважали все; ни враждующие племена, ни разбойники не осмеливались посягнуть на их имущество и жизнь.
   Скрипач сохранял обличье гралийца, играя роль стража и проводника у Крокуса и Апсалары. Они изображали пару новобрачных, решивших посетить священные города и заручиться благословением Семи небес. Считалось, что такое паломничество делает семейные узы по-настоящему крепкими и счастливыми. Скрипач выбрал себе норовистую лошадку гралийской породы, которая чуть ли не с первой минуты возненавидела седока. Для Крокуса и Апсалары были куплены чистопородные эрлитанские лошади. Помимо них для путешествия купили еще трех запасных лошадей и четырех мулов.
   Калам уехал на рассвете, скупо простившись со Скрипачом и остальными. Накануне они с сапером крупно поспорили. Скрипач понимал: Каламу не терпится измазать Ласэну в крови семиградского мятежа. Однако мятеж был чреват непредсказуемыми последствиями и для империи, и для того, кто взойдет на ее трон. Давние соратники едва сдерживались, чтобы не сцепиться. На душе у Скрипача остался горький осадок. Он чувствовал себя обманутым.
   Нет, они не просто вспылили и наговорили друг другу резкостей. Их пути разошлись. Пусть не сразу, но Скрипач это понял. Общего дела, связавшего и сдружившего их, больше не было. Никогда еще сапер не чувствовал себя таким одиноким и потерянным.
   Их «паломнический караван» покидал Эрлитан одним из последних. Скрипач решил еще раз проверить упряжь на мулах. В это время послышался цокот копыт. На площадь въехал отряд из шести «красных мечей». Скрипач взглянул туда, где возле своих лошадей стояли Крокус и Апсалара. Поймав взгляд парня, он покачал головой и стал подтягивать ремни упряжи. Отряд разделился; каждый из «мечей» направился к одному из караванов. Усилием воли Скрипач заставил себя не оборачиваться. Он вел себя как настоящий гралиец, пускающийся в путь. Дорога случайностей не прощает, а потому надежность упряжи была ему важнее каких-то задир на конях.
   — Эй, гралиец!
   Скрипач сплюнул, как делали все гралийцы, встречаясь с «малазанскими шавками», затем медленно обернулся.
   Всадник тоже знал, чтоозначает этот плевок. Из щели забрала на Скрипача глядели злые черные глаза.
   — Когда-нибудь «красные мечи» очистят окрестные холмы от гралийцев, — прошипел он, оскалив почерневшие зубы.
   Скрипач лишь хмыкнул.
   — Если ты имеешь что-то мне сказать, говори, всадник. Солнце уже высоко, а у нас впереди длинный путь.
   — У меня к тебе всего один вопрос. Отвечай правду — твое вранье я сразу раскушу. Итак, видел ли ты человека, который ранним утром выехал отсюда на чалом жеребце?
   — Никого я не видел, — ответил Скрипач. — Но как всякому путнику, я желаю ему благополучной дороги. И да хранят его Семь божеств на протяжении всех дней пути.
   — Предупреждаю тебя, гралиец: твоя кровь не защитит тебя, — угрожающе произнес всадник. — Отвечай: ты был тут на рассвете?
   Скрипач склонился над мулом.
   — Ты только что сказал: один вопрос. За остальные, всадник, нужно платить.
   Солдат плюнул Скрипачу под ноги, хлестнул лошадь и помчался догонять товарищей.
   Сапер проводил его едва заметной улыбкой.
   — Зачем они приезжали? — шепотом спросил подошедший Крокус.
   Скрипач пожал плечами, будто и в самом деле ничего не знал.
   — «Красные мечи» опять за кем-то охотятся. Но нам какое дело? Иди к своей лошади, парень. Скоро тронемся в путь.
   — Они ищут Калама?
   Скрипач разглядывал камни мостовой, блестевшие на солнце.
   — Должно быть, «мечи» узнали, что священной книги в Арене больше нет. Значит, кто-то попытается передать ее Шаик. А про Калама они и не догадываются.
   Крокус недоверчиво замотал головой.
   — Позапрошлой ночью Калам с кем-то встречался.
   — А-а, кто-то из его прежних связных. Кажется, задолжал Каламу.
   — Вот тебе и причина, чтобы выдать Калама. Кому понравится напоминание о долгах?
   Скрипач промолчал. Он похлопал мула по спине, подняв облачко пыли, затем направился к своей лошади. Едва только сапер взялся за поводья, гралийский жеребец оскалил зубы. Скрипач взял его под уздцы. Жеребец попытался было мотнуть головой, но не смог.
   — Со мной такие трюки не пройдут. Хватит мне норов показывать, иначе пожалеешь, — сказал коню Скрипач.
   Потом он взял поводья и влез в высокое седло.
   Насыпная дорога начиналась сразу за Караванными воротами. Насыпь избавляла ее от подъемов и спусков, неизбежных на обычных дорогах. С западной стороны тянулись песчаные холмы, подступавшие к самому берегу залива. С востока, в лиге от дороги, вилась цепь Арифальских холмов. Их зубчатые вершины троим путникам предстояло созерцать еще достаточно долго — до самой реки Эб, что текла почти в сорока лигах от Эрлитана. На склонах Арифальских холмов обитали дикие и воинственные племена. Больше всего Скрипач опасался встречи с «соплеменниками» — гралийцами. Правда, в это время года они перегоняли стада коз в горы, где есть вода и пещеры, спасавшие от жгучего солнца.
   Завидев двигавшийся впереди караван, путники пришпорили лошадей и обогнали его, чтобы не дышать дорожной пылью. Отъехав на достаточное расстояние, они сбавили скорость и двинулись медленным шагом. Становилось все жарче. Ближайшей целью была деревушка Салик, лежавшая в восьми лигах. Там они намеревались сделать остановку, чтобы подкрепиться и переждать наиболее жаркое время дня. Дальнейший их путь лежал к реке Троб.
   Если все пойдет гладко, где-то через неделю они достигнут Гданисбана. По расчетам Скрипача, Калам к тому времени должен будет опередить их на два или даже три дня. За Гданисбаном лежал Панпотсун-одхан — громадное засушливое пространство с редким населением, сглаженными холмами, развалинами древних городов, ядовитыми змеями и кровососущими насекомыми. Но была опасность куда страшнее змей и скорпионов. Скрипач вспоминал услышанное в доме Кимлока.
   «Слияние. Клянусь задними лапами Зимней волчицы, мне противна сама мысль о нем».
   Скрипач вспомнил о подаренной стариком раковине. Предметы, наделенные магической силой, лучше с собой не таскать. Этого правила Скрипач придерживался всю жизнь. Кто знает, какую беду может накликать такой подарок. А что, если какой-нибудь странствующий учует раковину и захочет забрать ее себе? Скрипач поморщился. Раковина и три сверкающих черепа. Недурное сочетание!
   Чем больше сапер думал о подаренной раковине, тем тревожнее становилось у него на душе. Нет, уж лучше он продаст подарок Кимлока какому-нибудь гданисбанскому торговцу. Дополнительные деньги никогда не помешают. Эта мысль успокоила Скрипача. Решено: в Гданисбане он расстанется с раковиной. Никто не отрицает силу странников духа, однако их сила — обоюдоострый меч. Таноанские жрецы, не раздумывая, умирали во имя мира. Хуже того — они жертвовали собственной честью. Кимлок навсегда опозорил свое имя. Нет, уж лучше рассчитывать на силу «морантских гостинцев», чем на магию таноанского жреца. «Огневушка» и без всякой магии разнесет в клочки любого странствующего.