Эриксон Стивен. Врата Смерти(пер. И.Иванова)

   Невдалеке лежали тела пяти изнасилованных, а затем убитых женщин. Кроме сторожа Калам насчитал еще семь человек, сидящих у костра. Все они были хорошо вооружены и одеты в кожаные доспехи.
   Сторож, оставленный Борду, болтал без умолку.
   — …К чему утомлять лошадей? Пленников поведут пешком… Я уже говорил: двое женщин и двое малолетних мальчишек… Борду умен и хитер. Я знал, что он положил глаз на лошадь того мекралийца. Вы бы видели! Конь, достойный любого правителя. Скоро сами увидите.
   — А Борду не подарит нам эту лошадь? — спросил кто-то из разбойников.
   — Что за вопрос? Конечно, подарит. И мальчишку в придачу. Борду — щедрый командир. Ты в этом убедишься, господин.
   «Господин? Значит, эти люди — солдаты мятежной армии».
   Калам отполз назад. Остановился. Потом вновь взглянул на тела убитых женщин и молча выругался.
   Сзади послышался знакомый звук. Калам напрягся всем телом, затем медленно повернул голову. Рядом с ним в траве скрючился Апт, низко пригнув свою плоскую голову. Из раскрытого рта капала слюна. Демон понимающе мигал.
   — Поможешь мне? — спросил Калам. — Или явился поглазеть?
   Демон не ответил. Он никогда не отвечал на вопросы.
   Ассасин достал лучшую из двух стрел, послюнил пальцы и расправил жалкое оперение. Времени подробно обдумывать свои действия у него не было. Их восемь, и никто не должен уйти Живым. Это все, о чем он сейчас думал.
   Калам встал на колени. Высокая трава по-прежнему скрывала его. Он натянул тетиву и глубоко вздохнул, некоторое время удерживая и тетиву, и воздух.
   Выстрел получился на редкость удачным. Стрела ударила командира отряда в левый глаз и пробила череп. Калам слышал, как треснули черепные кости — железный наконечник сделал свое дело. Голова командира запрокинулась назад, шлем скатился и ударился о землю.
   Калам сразу же приготовился выстрелить снова. Второй своей целью он выбрал наиболее проворного из солдат — рослого воина, сидевшего к нему спиной. Стрела пошла выше, чем нужно, — сказалось хлипкое оперение. Она ударила мятежника в правое плечо, отскочила и чиркнула по кромке шлема. Каламу повезло и на этот раз: солдат упал лицом в огонь и мгновенно вспыхнул.
   Ассасин отшвырнул лук и двинулся на орущих, перепуганных мятежников. Сжимая нож и кинжал в правой руке, Калам выбирал себе цели. Одна была совсем близко. Он взмахнул левой рукой. Мятежник вскрикнул и рухнул на землю. Оставалось еще пятеро.
   Калам едва успел достать из ножен свой любимый кинжал и другой нож, удобный в рукопашной схватке. Над головой ассасина мелькнуло кривое лезвие сабли. Калам пригнулся, метнулся вперед и ударил нападавшего ножом в челюсть. Лезвие не задело кости; он успел вытащить нож обратно, увернуться от удара копьем и наконец всадить в горло нападавшего кинжал.
   Разъяренный мятежник из последних сил взмахнул своей кривой саблей. Не увернись Калам, она пробила бы ему и плащ, и кольчугу. Но ассасин умел избегать таких ударов. Он увернулся и левой рукой полоснул мятежника по щеке и носу. Нападавший зашатался. Калам ударил его ногой и отшвырнул прочь.
   Противников осталось четверо: трое солдат Дриджны и сторож. Они отступили, пытаясь хоть как-то согласовать свой оборонительный маневр. Наверное, эти вояки решили, что на них напал целый взвод. Все четверо напряженно всматривались в утренние тени, ища затаившихся противников. Воспользовавшись их замешательством, Калам добил умирающего мятежника.
   — Рассредоточиться! — крикнул один из мятежников. — Джелем! Ханор! Арбалеты к бою!
   Промедление было равносильно самоубийству. Калам бросился на того, кто отдал приказ. Мятежник отчаянно защищался. Кривая сабля рубила воздух в разных направлениях, стремясь поспеть за ложными выпадами Калама. Но чутье воина подсказало мятежнику, какого выпада избегнуть. Он отступил, затем сам двинулся на Калама.
   Калам внутренне усмехнулся: на этом строился весь его расчет. Он упредил косой удар сабли, полоснув противника по запястью. Мятежник схватился за острое лезвие и окровавил пальцы. У него было перерезано сухожилие на правой руке. Сабля со звоном упала в траву.
   Калам метнул ему в грудь кинжал, пригнулся и отскочил в сторону, чтобы самому не попасть под удар сторожа. Этот выпад немало удивил ассасина: он считал сторожа трусоватым и думающим лишь о своей шкуре. Однако его удар едва не стоил Каламу жизни. Ассасина спасло лишь то, что он успел выпрямиться и ударить сторожа ножом в живот. Оттуда хлынула горячая струя крови, забрызгав сторожу плечо. Сторож закричал и согнулся пополам, зажав своим телом нож и руку Калама.
   Калам вырвал руку и повернулся к двум оставшимся противникам.
   Они залегли в траве, пытаясь взвести пружины своих арбалетов. Оружие было малазанским, специально предназначенным для атак. Калам умел заряжать такие арбалеты за несколько секунд. Мятежники возились уже минуты три, не в силах совладать с нехитрой малазанской механикой. Калам не стал дожидаться, пока они поймут, что к чему, и бросился на них.
   Один все еще пытался взвести пружину, но страх портил ему все дело. Кончилось тем, что стрела просто вывалилась из паза. Второй мятежник отшвырнул арбалет и вновь схватился за кривую саблю. Воин был достаточно рослым и находился в более выгодной позиции. Но его обуял внезапный страх.
   — Пощади, — прошептал он.
   Это было последним словом, которое он произнес. Молниеносным ударом кинжала Калам перерезал ему горло и, не останавливаясь, качнулся в сторону, ударив второго в грудь. Лезвие пробило доспехи мятежника, вонзилось в тело, прошло еще глубже и застряло в легком. Захлебываясь в кровавой пене, мятежник распластался на траве. Новый удар Калама оборвал его мучения.
   Стало тихо, если не считать негромких стонов умирающего сторожа. Из невысокой рощицы, находившейся на берегу сухого русла, донеслись первые трели проснувшихся птиц. Калам припал на одно колено и с наслаждением втягивал в себя прохладный утренний воздух.
   За спиной послышался цокот копыт. Калам обернулся и увидел подъезжавшую Миналу. Держа в руке арбалет, она помахивала им, словно указкой, пересчитывая мертвые тела. Убедившись, что Калам жив и даже не ранен, Минала облегченно вздохнула.
   — Я насчитала восемь.
   Калам кивнул. Потом он обтер все свое оружие о телабу последней жертвы и внимательно осмотрел кромку каждого лезвия.
   Сторож перестал стонать.
   — Восемь, — повторила Минала.
   — Как капитан? — спросил Калам.
   — Очнулся, но сознание затуманено. Боюсь, как бы у него не поднялся жар.
   — Здесь неподалеку есть удобное место для лагеря. Думаю, нам стоит задержаться на день. Мне нужно выспаться.
   — Конечно.
   — Но надо убрать все следы их стоянки. И… тела.
   — Предоставь это нам с Сельвой. Не бойся, мы успели всего насмотреться. Мертвецы — не самое страшное.
   Калам пожал плечами и нагнулся за последним из своих ножей.
   — Там еще двое разбойников, — вдруг сказала Минала.
   — Что же ты молчала? — встрепенулся Калам. — Где они?
   — Их оставили стеречь лошадей, но они… — Она поморщилась. — На них кто-то напал. Из тел вырваны клочья мяса. И следы укусов. Я видела.
   Калам усмехнулся и медленно распрямил спину.
   — Хорошо, что я вчера почти ничего не ел. Как ты думаешь, кто их так?
   — Говорят, здесь водятся большие бурые медведи. Наверное, пока ты сражался с этой восьмеркой, он на них и напал. А ты слышал, как ржали лошади?
   Калам внимательно смотрел на Миналу и думал о том, что может скрываться за взглядом этих почти серебристых глаз.
   — Тут было и так шумно, — сказал ассасин.
   — Да. Нам было слышно даже там, почему я и помчалась сюда. Так ты согласен, что это медведь задрал тех двоих?
   — Согласен. Больше некому.
   — Тогда я съезжу за нашими. Я быстро.
   Минала развернула лошадь без поводьев — ее руки по-прежнему сжимали арбалет. Калам только языком причмокнул. Он вспомнил ее ночное стремительное нападение на разбойников, перепрыгивание из седла в седло.
   «Эта женщина умеет не только ездить верхом», — подумал он.
   Минала скрылась из виду. Калам оглядел затихший лагерь: догоревший костер, тела убитых, разбросанное оружие.
   — Как же я хочу спать, — прошептал он.
 
   — Тот самый Калам, который вместе с Бурдюком прошел всю пустыню Рараку…
   Капитан Кенеб снова покачал головой, будто до сих пор не верил, что Калам сидит рядом.
   Наступил вечер. Калам спал весь день и проснулся совсем недавно. Проснувшись после таких сражений, он всегда чувствовал себя не самым лучшим образом. У него ломило все тело, начинали ныть старые раны. Прошлое отступало лишь во сне, а затем снова безжалостно напоминало о себе. Сельва приготовила Каламу укрепляющий напиток из трав. Он взял чашку, кивком поблагодарил женщину и стал пить, поглядывая на сиреневатые язычки пламени над углями костра.
   — Никогда бы не поверила, что один человек может за считанные минуты расправиться с восьмерыми, — сказала Минала.
   — Представляешь, Калама уже взрослым взяли в «Коготь», — сообщил ей Кенеб. — Тоже редкий случай. Обычно они берут к себе детей. Обучают их годами.
   — Обучают? — с усмешкой переспросил Калам. — Скажи лучше, забивают голову так, что своих мыслей почти не остается.
   Он повернулся к Минале.
   — Напасть в одиночку на восьмерых не так сложно, как ты думаешь. Когда нападаешь один, сам же делаешь и первый шаг. А когда собирается восемь… или десять человек, они невольно выжидают. Им бы всем броситься на меня, но они ждут, ищут бреши в моей обороне. Для меня главное — не стоять на месте. Нужно постоянно двигаться и прикрывать все места возможных ударов. И еще нужно опережать их. Опаснее всего, когда противники действуют сообща. Опытные солдаты это умеют.
   — Тебе повезло, что они не умели.
   — Конечно, повезло. Будь они настоящими солдатами, я бы здесь не сидел.
   — Господин, а ты научишь меня сражаться, как ты? — вдруг спросил Кесен, старший из детей.
   Калам усмехнулся.
   — Наверное, отцу твое будущее видится не на полях сражений. Сражения — они для тех, кто не нашел себе в жизни других занятий.
   — И потом, сынок, сражения — только часть воинского ремесла, — добавил Кенеб.
   — Твой отец прав, — согласился Калам, чувствуя, что задел самолюбие капитана. — Настоящие солдаты достойны всяческого уважения. Да, им приходится сражаться. Но быть солдатом — это прежде всего уметь стойко переносить трудности. Уметь выстоять в тяжелые времена. Так что, парень, если тебе еще не расхотелось научиться сражаться, сначала научись стойкости и дисциплине.
   — А это значит — научись слушаться своего отца, — подхватила Минала, понимающе улыбнувшись Каламу.
   — И еще надо уметь делать много такого, чего вовсе не хочется, — сказала Сельва. — Пойдемте со мной, поможете мне.
   Она встала и увела сыновей. Дождавшись, пока они отойдут подальше, капитан сказал:
   — До Арена — три месяца пути. Как ты думаешь, капрал, неужели нет ничего ближе? Никакого города, который оставался бы в руках малазанцев?
   — Все новости, что я слышал по дороге сюда, не сулят нам ничего хорошего, — ответил Калам. — Какое направление ни выбери — везде свои опасности. Если держать путь на юг, неизбежны стычки с местными племенами. И так — до самой реки Ватар. В ее устье находится Убарид, но, скорее всего, город давно захвачен войсками Шаик. Там удобная гавань, и едва ли мятежники оставили ее без присмотра. Путь до Арена может оказаться куда безопаснее. Мне думается, большинство здешних племен ушли, чтобы влиться в армию Камиста Рело.
   — Рело? — переспросил изумленный Кенеб.
   — Это отребье утверждало, что его силы сосредоточены к юго-востоку отсюда.
   — Больше к востоку. Рело преследует Кольтена и Седьмую армию. Даже если он уже и разбил малазанские силы, его войска все равно должны находится к востоку от Секалы. Насколько знаю, ему поручено охранять те земли.
   — В таком случае ты знаешь гораздо больше моего, — сказал Калам.
   — У нас были верные слуги-тифанцы, — пояснила Минала.
   — И верность стоила им жизни, — вздохнув, добавил капитан.
   — Стало быть, к югу от Орбала-одхана собирается мощная армия воинов Дриджны?
   Кенеб кивнул.
   — Да. Они готовятся выступить в поход на Арен.
   Ассасин поморщился.
   — Скажи, капитан, ты что-нибудь слышал о… джистальцах?
   — Слово незнакомое. А почему ты спрашиваешь?
   — Да вот, услышал его от этих разбойников. Они говорили о каких-то джистальцах, затаившихся в самом Арене. Наверное, что-то вроде тайных союзников Шаик. Кстати, кто командует здешней мятежной армией?
   — Есть такой мерзавец… Корболо Дэм.
   — Постой. Да ведь он же — военный наместник. Кулак.
   — Был, пока не женился на местной. Она оказалась дочерью последнего священного покровителя Халафа. Дэм переметнулся на ее сторону. Когда половина его солдат отказались предать империю, он их истребил. Вторая половина пошла на предательство. Они объявили себя наемниками и поступили на службу к Корболо. Они-то и напали на нас в Орбале. Эта мразь именует себя легионом Дриджны.
   Кенеб встал и засыпал землей тлеющие угли.
   — Мы даже не подозревали. Они вошли в город как свои. Мы обрадовались подкреплению, пока…
   Калам чувствовал, что на этом рассказ не кончен, однако не донимал капитана расспросами.
   — Я помню Корболо, — сказал ассасин.
   — Еще бы тебе не помнить! Он же одно время командовал вместо Бурдюка.
   — Было такое, но недолго. Как раз после нашего похода через Рараку. В знании тактики ему не откажешь, но, по-моему, слишком кровожаден. Возможно, Ласэна придерживалась такого же мнения, отчего и заслала Корболо в Халаф.
   — А вместо него назначила Дуджека, — напомнил капитан. — Но теперь и Дуджек впал у нее в немилость.
   — Там не все так просто, капитан. Когда-нибудь я тебе расскажу, — пообещал Калам и встал. — Нужно уезжать отсюда. Мало ли кого еще потянет в эти места.
   Седлая коня, Калам поймал на себе обеспокоенный взгляд Миналы. Она даже не пыталась этого скрыть. Калам вполне понимал ее состояние. Со времени гибели мужа не прошло и двух дней. Минала лишилась якоря, который крепко держал ее в жизни. Появился незнакомец, который хоть и простой капрал, но сумел показать, на что он способен. Наверное, за все это время Минала впервые подумала о том, что жизни их всех зависят от Калама. Появлялась неожиданная ответственность, которую он отнюдь не жаждал возлагать на свои плечи.
   «Тебе всегда нравились смелые и решительные женщины. Но не забывай: она только-только потеряла мужа. На сухом стебле не распустится цветок. И знай себя: женская привлекательность тебе быстро надоедает».
   Опасности заставили Миналу собраться. Стоит дать ей повод, и все ее мужество пропадет. Она поведет себя как обычная женщина, которой есть на кого опереться. Лучше всего сейчас было бы оставить их и дальше ехать одному, хотя теперь это вряд ли получится. В таком случае нужно держаться как можно отстраненнее.
   — Капрал Калам! — окликнула его Минала.
   Калам повернул голову.
   — Те женщины… убитые. Я думаю, мы должны их похоронить.
   Ассасин взглянул на нее, затем продолжил возиться с подпругой.
   — У нас на это нет времени, — коротко ответил он. — Сейчас нужно думать о живых, а не о мертвых.
   — Вот я и думаю о живых, — уже жестче ответила Минала. — Среди нас двое детей, которых нужно учить уважать жизнь. Даже насильно оборванную.
   — Не сейчас, — возразил Калам, вновь поворачиваясь к ней лицом. — Неужели ты не понимаешь, что, пока мы теряем время, детей могут убить или взять в плен? Вот и все уважение к жизни.
   — Здесь командует капитан, — отчеканила побледневшая Минала.
   — А ты приглядись к нему. Разве не видишь, что человек и так не совсем в себе? У него глаза полны страха. Ты хочешь добить его, заставив принимать решения? Он сейчас на грани между разумом и безумием. Если Кенеб спрячется в свое безумие, мы получим еще одного ребенка, с которым совладать будет намного труднее, чем с мальчишками. Теперь подумай, нужна ли нам такая обуза?
   — На все у тебя находится ответ, — огрызнулась Минала и быстро пошла прочь.
   Сельва и Кенеб стояли возле своих лошадей. Вряд ли они слышали сам разговор, зато очень хорошо видели состояние Миналы. Когда Калам вновь поднял голову, дети уже сидели вдвоем на лошади. Старший сжимал в руках поводья, а младший крепко держался за спину брата. Оба выглядели старше своих лет.
   «Уважать жизнь, — подумал ассасин. — Сначала им придется узнать, что человеческая жизнь вообще-то ценится невысоко, а временами и гроша ломаного не стоит. Может, только насмотревшись разных ужасов, эти мальчишки научатся уважать жизнь. Жестокий урок, зато правильный».
   — Мы готовы, — ледяным тоном объявила Минала.
   Калам вскочил в седло и огляделся по сторонам. Сумеречные тени быстро густели.
   «Не удаляйся от нас Апт, — мысленно попросил он демона. — Но и не слишком приближайся».
   Они выбрались из сухого русла и поехали по широкой и темной равнине. Калам ехал впереди. К счастью, демон ничем не выдавал своего присутствия.
 
   Шальная волна накрыла левый борт «Силанды». Водная стена, перемахнув через перила, покрыла нижнюю палубу густым слоем липкой грязи. Потом вода схлынула, оставив Фелисину и остальных стоять по колено в зловонном месиве. Пирамида из отрезанных голов превратилась в бесформенную груду.
   К Фелисине пробрался Геборий. Старик двигался едва ли не ползком. Лицо его было чем-то запачкано. Геборий без конца отплевывался.
   — Это же ил! — возбужденно произнес историк. — Рассмотри его повнимательнее!
   Фелисине вовсе не хотелось говорить с ним. Тем не менее, она послушно зачерпнула коричневатую массу и поднесла к глазам.
   — Да в нем полно семян, — сказала она. — Какие-то сгнившие стебли.
   — Верно, девочка! Семена и стебли травы. Теперь понимаешь? Под нами нет никакого морского дна! Это равнина. Затопленная равнина. И ее затопило совсем недавно.
   Фелисина не понимала, чему радуется Геборий, однако неожиданное открытие удивило и ее.
   — Но разве корабль может плыть по лугу?
   — Теперь ты убедилась: все это более чем странно. Нагромождения ила и вправду вели себя более чем странно: они шевелились словно живые. Забыв про Гебория, Фелисина поднялась на кормовую палубу. Туда волна не добралась. Геслер и Буян в четыре руки удерживали рулевое весло. Рядом стоял Кульп, готовый сменить первого, кто устанет. Похоже, маг мог ждать еще очень долго: ни один из рулевых не хотел сознаться, что устал. Фелисина поняла это по их ухмылкам.
   «Вот дурачье! — подумала она. — Потом свалятся оба, а Кульпу придется за них отдуваться».
   В небе все так же бесновались молнии. Водная поверхность сопротивлялась порывам ревущего ветра. Отягощенная илом вода не желала никуда двигаться. Обезглавленные гребцы продолжали неутомимо махать веслами. Около дюжины весел уже сломались, но их обломки все так же вздымались и опускались, не достигая воды. Сквозь раскаты грома слышалась мерная барабанная дробь.
   Фелисина поднялась на несколько ступенек. Здесь было чисто. Взглянув на себя, она застыла в удивлении: ил убегал с ее ног, торопясь вернуться на нижнюю палубу.
   Геборий оставался возле средней мачты.
   — Берегитесь! Внутри ила кто-то есть! — предостерег он остальных.
   — Сам уходи оттуда! — крикнул Честняга, пробираясь к кормовой палубе.
   Бодэн протянул здоровую руку и помог матросу подняться.
   Фелисина забралась еще выше.
   Илистое месиво менялось на глазах. Казалось, кто-то невидимый лепит из него странные фигуры, похожие на человеческие. Вскоре появились лезвия кремневых мечей: некоторые были серого цвета, иные темно-красного. Появились чьи-то широкие костлявые плечи, покрытые кусками грязного меха. Шлемами неведомым воинам служили раскрашенные черепа зверей. Красок было две: бронзовая и коричневая. Фелисина не представляла себе, где могут водиться такие звери. Из-под шлемов выбивались клочья спутанных грязных волос, преимущественно черных. Ил никуда не исчез; он перетекал в тела пришельцев, был един с ними.
   — Это тлан-имасы! — крикнул Кульп, вцепившись в бизань-мачту. — Логросы!
   «Силанду» качало все сильнее.
   Пришельцев было шестеро. Пятеро из них стояли в одинаковых меховых плащах. Шестой был ростом пониже. Он появился последним. Накидка этого логросского тлан-имаса состояла из засаленных разноцветных птичьих перьев. Его волосы имели серо-стальной цвет с рыжеватым оттенком. Ветхую рубаху, сшитую из шкур, украшали раковины, костяные амулеты и куски звериных рогов. Оружия у шестого не было.
   Лица всех логросов отличались обилием морщин. Казалось, красноватая кожа натянута прямо на широкие скулы. Глубоко посаженные глаза казались черными ямками. От густых бород остались лишь клочья. Шестой был и вовсе без бороды. Именно он заговорил с Кульпом.
   — Прочь с нашей дороги, служитель Плененного! Мы явились за нашими соплеменниками и за тистедуриями.
   Шестой логрос оказался женщиной. Она говорила на малазанском языке. Рядом с ней встал тлан-имасский воин в плаще из медвежьей шкуры. Он был самым рослым из пятерых. Волосы логроса были тронуты сединой.
   — Смертные приверженцы всегда приносят только несчастье, — равнодушно произнес он. — Нужно будет убить и их.
   — Мы их непременно убьем, — отозвался один из его соплеменников. — Но не будем забывать, ради чего мы здесь.
   — На корабле нет ваших сородичей, — дрожащим голосом обратился к ним Кульп. — А тистедурии мертвы. Убедитесь сами. Они в капитанской каюте.
   Женщина слегка наклонила голову. Двое из ее спутников направились к каюте. Затем взгляд логроски упал на Гебория. Историк стоял возле перил кормовой палубы.
   — Заставь спуститься вниз мага, что связан с тобою. Он подобен ране, и эта рана становится все шире. Его надлежит остановить. Я заявляю твоему богу, что такие игры подвергают его большой опасности. Мы не позволим разрушать магические Пути.
   Громкий смех Фелисины был почти истеричным. Все тлан-имасы обернулись в ее сторону. Поначалу она ежилась под взглядом их безжизненных глаз, но затем успокоилась, и голос ее зазвучал с прежней насмешливостью:
   — Возможно, вы действительно бессмертны и способны угрожать Фениру, но одной простой вещи вы так и не поняли.
   — Говори яснее, — потребовала логроска.
   — Спроси того, кого это непосредственно касается, — ответила Фелисина.
   Она сама удивлялась собственному бесстрашию.
   — Я давно не являюсь жрецом Фенира, — сказал Геборий, поднимая обе культи. — Если Фенир сейчас здесь, среди нас, я этого не ощущаю. Меня вообще не заботит его присутствие. Меня заботит другое. Нас преследует маг-безумец. Это он поднял бурю, стремясь нас погубить. Причин я не знаю.
   — Отатаральская руда повредила его разум, — ответила женщина.
   Тлан-имасы, посланные в капитанскую каюту, вернулись. Хотя они не произнесли ни слова, женщина кивнула.
   — Значит, тистедурии мертвы, а наши соплеменники исчезли. Нужно их догнать.
   Ее взгляд снова переместился на Гебория.
   — Я должна наложить на тебя руки.
   Фелисина вновь громко расхохоталась.
   — Давай. Глядишь, у него новые пальцы вырастут.
   — Оставь свои неуместные шутки, — прикрикнул на нее Геборий.
   Он подошел к ступенькам, намереваясь спуститься вниз.
   — Мы не являемся служителями Плененного и даже не знаем, кто это. Впрочем, я и не хочу знать. На этом корабле мы оказались по чистой случайности, а не по своему выбору.
   — Мы тоже подумать не могли, что кто-то затопит Путь, — растерянно произнесла логроска.
   — Говорят, ваша раса способна пересекать океаны, — пробормотал Кульп.
   Фелисина почувствовала, что маг не понимает смысла слов тлан-имасов. Для нее они тоже казались чем-то похожим на бред.
   — Да, мы способны преодолевать водные пространства, — подтвердила женщина. — Но наш истинный облик мы обретаем только на суше.
   — Выходит, вы, как и мы, забрались на этот корабль, чтобы не промочить ноги, — усмехнулся Кульп.
   — И завершить начатое. Мы преследуем наших взбунтовавшихся соплеменников.
   — Если они и были здесь, то давно покинули корабль, — сказал Кульп. — Мы их не застали. А ты, насколько понимаю, — гадающая на костях? Так у вас называют магов и колдуний?
   Женщина слегка кивнула.
   — Меня зовут Хента Ильм. Я из логросских тлан-имасов.
   — Логросы больше не служат Малазанской империи. Рад, что вы по-прежнему чем-то заняты.
   — Что ты сказал?
   — Да так, мысли вслух. — Кульп взглянул в небо. — А он немного отступил.
   — Нас почуял, — сказала Хента Ильм. Она опять повернулась к Геборию. — Твоя левая рука находится в равновесии. Отатараль уравновешивается иной, незнакомой мне силой. Но если сила того мага в облаках возрастет, отатараль в тебе перевесит и ты тоже потеряешь рассудок.
   — Я хочу, чтобы этот маг вообще отстал от нас, — буркнул Геборий. — Пожалуйста, помоги нам.
   — Мы обязательно должны уничтожить безумца, — согласилась гадающая на костях. — Потом нужно будет исцелить рану, которую он нанес Пути.
   — Все из-за тебя, старик, — язвительно бросила Геборию Фелисина. — Понравился ты тому магу.
   — Скажи нам, Хента Ильм, а внутри какого Пути мы находимся? — спросил Кульп.
   Продолжая смотреть на Гебория, она ответила:
   — Это один из Путей Древних — Куральд Эмурлан.
   — Я слышал о Куральде Галене — Пути тистеандиев.