— Ты считаешь, других у империи нет? — спросила Шаик, наконец поворачиваясь к нему.
   — Кольтен был последним, пророчица, — ответил перебежчик. — Новая адъюнктесса нам не опасна. Аристократка, возвысившаяся по прихоти императрицы. Она еще не бывала в настоящих сражениях. И потом, кто ждет ее в Арене? Кто даст дельный совет? Седьмой армии больше нет. Армии Пормкваля — тоже. Тавора явится сюда с полками новобранцев, а ей будет противостоять опытная, закаленная армия. К тому же нас втрое больше. Должно быть, малазанская императрица совсем рехнулась, если думает, что эта изнеженная выскочка сумеет подавить мятеж в Семиградии.
   — Приказываю тебе, Корболо Дэм, сняться с занимаемых позиций и соединиться с моей армией.
   — Я… пророчица, это…
   — У армии Дриджны должен быть только один командир. Выполняй приказ, Корболо Дэм.
   «И опять твое молчание говорит больше, чем все слова».
   — Слушаюсь, пророчица, — выдавил из себя перебежчик.
   — Леом!
   — Да, пророчица.
   — Наши войска пока останутся здесь. Пусть разобьют лагерь, а потом займутся погребением убитых и казненных.
   — Позволь узнать, что будет дальше, когда мы выполним оба твоих приказа? — осторожно спросил Корболо Дэм.
   — Встретим с надлежащими почестями Тавору. Только время и место встречи будет выбирать не она, а я… Мы возвращаемся в Рараку, — помолчав, добавила Шаик.
   Ее не волновали крики и возгласы. Кого-то ее решение откровенно удивило, кого-то — насторожило и обозлило. Ей задавали вопросы, иногда звучавшие как требования. Шаик оставалась безучастной к происходившему вокруг.
   «Рараку — сердце моей новообретенной силы. Я не могу без твоих объятий, иначе мне не одолеть кошмар, зовущийся моей сестрой. Богиня, не дай мне сделать ложных шагов…»
   Крики и возгласы понемногу стихли. Порыв ветра пронесся по Аренскому пути и ударил в спину Шаик и ее спутникам.
   — Кто это? — неожиданно громким голосом спросил Геборий. — Я ничего не вижу и не чувствую. Скажите, кто этот человек?
   — Почему он тебя так волнует, безрукий старик? — насмешливо спросил грузный жрец в шелковых одеждах. — Не более чем солдат. Один из десяти тысяч.
   Мутные глаза Гебория странно блестели.
   — Разве ты… разве ты не слышишь смех бога? Скажите, кто-нибудь слышит, как смеется бог?
   Джистальский жрец снисходительно покачал головой.
   — Увы, я слышу только ветер.
   Шаик посмотрела на Гебория. Ей показалось, что он еще усох и стал меньше ростом. Она развернула лошадь.
   — Пора возвращаться. Вы слышали мои приказы. Выполняйте.
 
   Геборий беспомощно сидел в седле, подняв голову к молчаливому трупу. А в голове старика безумолчно звенел смех, принесенный ветром.
   «Ты не хочешь, чтобы я это видел? Не ты ли лишил меня и этого зрения, Фенир? А может, это сделал незнакомец с зеленоватым лицом, который незаметно втек в меня? Жестокая шутка? Или… милосердие?.. Гляди, Фенир, что стало с твоим блудным сыном, и знай: я хочу вернуться домой… Я очень хочу домой».
   Командир гарнизона Блистиг стоял на парапете и смотрел на адъюнктессу Тавору и ее свиту. Они поднимались по широким ступеням, вырубленным в известняке, направляясь к воротам дворца. Адъюнктесса оказалась моложе, чем он предполагал. Командир вспомнил слухи, ходившие о Таворе, и мысленно согласился с ними. Ее жестокость ощущалась даже на расстоянии. Рядом с адъюнктессой шла совсем молоденькая женщина — ее помощница и, как утверждали, возлюбленная. Блистиг не помнил, чтобы где-нибудь слышал ее имя. По другую руку шел некто Гимлет Гамет. Рассказывали, он служил еще у родителей адъюнктессы, являясь начальником домашнего караула. Блистиг почувствовал в нем старого, опытного солдата, знающего о войне не понаслышке.
   «Надо будет познакомиться с ним поближе».
   На парапет поднялся капитан Кенеб.
   — Безуспешно, — коротко ответил он.
   Блистиг нахмурился, затем вздохнул. Команда обгоревшего корабля, который доставил в гавань Арена раненых солдат Седьмой армии, исчезла с судна, едва последний раненый проковылял по сходням на берег. По мнению командира гарнизона, матросы должны были бы дождаться прибытия Таворы: мало ли, вдруг адъюнктесса захочет расспросить их о сражениях. Почему они исчезли? Вроде не мальчишки, должны бы понимать, что адъюнктессе нужны сведения из первых уст.
   — Солдаты Седьмой… те, кто уцелел… их собрали для встречи, — сообщил Кенеб.
   — Виканцы тоже там?
   — Да. И эти… малолетние колдуны с ними.
   Блистиг невольно вздрогнул. Брат и сестра. Отчужденные, замкнувшиеся в себе. Старики в облике детей.
   Щербатого так и не нашли. Командир гарнизона догадывался, что вряд ли когда-нибудь снова увидит своего лучника. Геройское… убийство. Попробуй-ка жить с таким грузом! Только бы не увидеть его труп, плавающий лицом вниз в водах арен-ской гавани.
   — Командир, уцелевшие солдаты, они…
   — Да, Кенеб, я знаю, — перебил его Блистиг.
   «Телесные раны заживают быстрее душевных. Душевные порой не затягиваются никогда. Мне хватает забот со своим гарнизоном. Никогда еще мои солдаты не были такими… уязвимыми».
   — Нам пора спускаться, командир.
   Тавора уже почти у ворот.
   Блистиг вздохнул.
   — Пошли встречать высокую гостью, капитан.
 
   Маппо осторожно уложил Икария на мягкий песок. Чтобы солнце не обжигало его бездыханного друга, трелль соорудил подобие навеса. Однако разогнать стойкое зловоние, наполнявшее воздух, он не мог.
   Позади чернели остатки сожженной деревни. Закопченная арка стояла, будто часовой, охраняющий покой мертвых. Маппо и Икария выбросило в десяти лигах к северу. Несколько дней трелль шел, неся друга на руках. Он мечтал найти уголок без свидетельств смерти, а нашел их в еще большем изобилии.
   Заслышав стук колес, Маппо повернулся на звук. Он прикрыл глаза ладонью, загораживаясь от слепящего солнца. По Аренскому пути двигалась повозка, запряженная одним волом. На козлах сидел человек. Еще двое, нагнувшись, занимались каким-то непонятным делом.
   Повозка еле тащилась. Возница останавливал ее возле каждого дерева и принимался внимательно разглядывать помещенные туда трупы. Затем он трогал поводья, чтобы остановиться возле следующего кедра.
   Подхватив свой мешок, Маппо направился к ним. Возница заметил трелля и остановился, не доехав до очередного дерева. Обернувшись назад, человек достал громадный кремневый меч и положил на колени.
   — Послушай, трелль, если ты вздумаешь нам мешать, то крупно пожалеешь, — пробасил возница.
   Его спутники выпрямили спины. У обоих в руках были арбалеты.
   Маппо опустил мешок и поднял руки. Кожа на лицах всех незнакомцев имела странный золотистый оттенок. Более того, трелль ощутил скрытую магическую силу, и это насторожило его.
   — Я не собираюсь вам мешать. Я уже несколько дней подряд вижу только мертвецов, поэтому очень рад встретить живых людей. Знаете, я уж начинал побаиваться, что попал в мир Клобука. Такой кошмар вокруг… Возница поскреб рыжую бороду.
   — Похоже, и наш мир отходит под власть Клобука.
   Он опустил меч и обернулся к спутникам.
   — Капрал, надо узнать, может, у этого трелля найдутся какие-нибудь тряпки для перевязки. Мы бы их обменяли на что-нибудь.
   Капрал (он выглядел старше других) вылез из повозки и подошел к Маппо.
   — Вы везете раненых? — спросил Маппо. — Я немного умею врачевать. Могу их посмотреть.
   Капрал невесело улыбнулся.
   — Вряд ли тебе захочется возиться с нашими ранеными. У нас там не солдаты, а пара собак.
   — Собак?
   — Угу. Нашли их на поле, там где произошло Падение. Видно, Клобуку эти псы не нужны… или он приберет их позже. Я вообще не понимаю, как они еще дышат. Там места живого нет — сплошные раны.
   Возница тоже слез и стал внимательно разглядывать трупы на ближайшем дереве.
   — Вы кого-то ищете? — спросил Маппо.
   Капрал кивнул.
   — Ищем. Правда, на такой жаре все лица становятся одинаковыми. Но Буян уверяет, что все равно его узнает, если он есть среди казненных.
   — И так… на каждом дереве? — спросил Маппо, вглядываясь в две полосы кедров, тянущиеся вдоль Аренского пути.
   — Да, почти до самого Арена. Их десять тысяч.
   — Значит, вы…
   — Представь себе, просмотрели все деревья. Остались последние. Но даже если б мы никого не искали… это единственное, что мы могли… Проститься с каждым из них.
   — А что это за место такое — Падение? Селение, что ли, так называется?
   — Нет там никакого селения. На том месте Кольтен и Седьмая армия стояли насмерть и погибли. Только эти псы и уцелели. Представляешь, Кольтен вел тридцать тысяч беженцев из Хиссара в Арен. Он сделал невозможное. Спас этих неблагодарных придурков и в награду был изрублен в нескольких сотнях шагов от городских ворот. И никто не пришел ему на помощь.
   Капрал вперился глазами в трелля.
   — Ты можешь себе это представить?
   — Прости меня, незнакомец, но я ничего не знаю о тех событиях, — признался Маппо.
   — Так я и думал. Тебе повезло, парень.
   Маппо неопределенно пожал плечами.
   — Позвольте мне взглянуть на собак.
   — Смотри. Мы-то сами не очень надеемся, что они выживут. Но наш Честняга… он к ним очень привязался. Боюсь, как бы умом не тронулся.
   Трелль подошел к повозке и перелез через борт. Честняга — самый молодой из троих. — склонился над кровавым месивом, отгоняя мух.
   — Боги милосердные, — пробормотал Маппо, оглядывая растерзанного пса. — Кажется, виканская порода. А где вторая собака?
   Честняга молча развернул окровавленную тряпку. На ней лежала кудлатая собачонка, непонятно каким образом оказавшаяся среди свирепых виканских псов. Все ее лапы были злодейски сломаны. В местах переломов скопился гной вперемешку с кровью. Собачонку трясло.
   — Мы нашли ее лежащей на большом псе. Она не сама заползла. Ее туда бросили.
   Голос Честняги был полон боли и недоумения.
   — Люди часто ведут себя хуже собак, — сказал ему Маппо. — Меня удивляет, что эти двое еще живы. Большой пес должен был бы издохнуть еще там, на поле боя. С такими ранами не живут.
   — Нет, трелль. Он жив. Я чувствую его сердце, но оно бьется все слабее. Мы ничего не можем сделать. Геслер, наш капрал, говорит, что, раз им все равно не помочь, нужно прекратить их страдания. А я не могу… Не могу.
   Длинные пальцы Честняги комкали мокрую от крови тряпку, которую он прикладывал к собачьим ранам. Маппо выпрямился и вновь стал вглядываться в Аренский путь. Дорогу нескончаемых трупов. За спиной Буян что-то крикнул капралу, и тот подбежал к нему.
   «Икарий, друг мой. Скоро ты пробудишься, и мне опять будет горестно, а ты начнешь удивляться и спрашивать, отчего я грустен… Причина моей грусти — в тебе, друг. Ты забыл не только сотворенные тобой ужасы. Ты ничего не помнишь об удивительных способностях, которыми был так щедро наделен… Сколько мертвых вокруг. И я уже ничем не могу им помочь. А что бы сделал ты, Икарий?»
   Честняга все так же склонялся над ранеными собаками. Повозка вздрогнула — в нее забрался Геслер. Буян сел на козлы. Лица обоих были непроницаемыми.
   — Геслер, вы нашли его? — спросил Честняга. — Буян тебя позвал. Значит, вы его нашли? Где он?
   — Нет, парень. Мы его не нашли. Буяну показалось, вот он и крикнул мне. А когда присмотрелись — увидели, что обознались.
   — Слава богам, — облегченно вздохнул Честняга. — Значит, есть надежда, что он уцелел.
   — Надежда есть, но кто знает!
   Честняга вернулся к своему скорбному занятию. Встретившись глазами с капралом, Маппо понял, что тот соврал парню. Трелль понимающе кивнул.
   — Спасибо тебе, трелль, что осмотрел собак, — сказал ему Геслер. — Я понимаю, что они обречены, но все-таки… — Его голос дрогнул. — Если хочешь, можем довезти тебя до Арена.
   Маппо покачал головой.
   — Благодарю за предложение, капрал. Треллей не очень жалуют в Арене. Так что я пойду своей дорогой.
   — Как знаешь.
   Буян развернул повозку.
   «Что бы ты сделал на моем месте, Икарий?»
   Они отъехали шагов на тридцать, когда Маппо их окликнул.
   Повозка остановилась. Трелль побежал к ним, на бегу роясь в своем мешке.
 
   Паст спускался по каменистой пыльной тропе. Несколько раз он останавливался и задирал свою изношенную одежду, чтобы почесаться. Когда же у него зачесалось в нескольких местах сразу, он завопил и стал оголяться.
   Пауки! Их были сотни. Они падали вниз и быстро расползались, забиваясь во все щели и трещины.
   — Я так и знал! — вопил Искарал. — Хватит прятаться! Вылезай! Я требую!
   Пауки выползли на раскаленные солнцем камни.
   Хватая ртом воздух, верховный жрец Тени следил, как кивер приобретает человеческий облик. Вскоре перед Искаралом стояла жилистая черноволосая женщина. Она была почти одного роста с ним, а черты ее лица удивительно напоминали его собственные. Искарал Паст нахмурился.
   — Думаешь, ты меня одурачила? Думаешь, я не догадывался, что ты прячешься где-то поблизости?
   Женщина ухмыльнулась.
   — Мне незачем думать. Я и впрямь тебя одурачила. Погляди, на кого ты стал похож? Твердолобый идиот! Впрочем, на Даль Хоне все мужчины такие — твердолобые идиоты!
   — Такое можно услышать только от уроженки Даль Хона.
   — Конечно. Кому как не тамошним женщинам знакомы все повадки этих идиотов!
   — Как тебя зовут, дивер?
   — Могора. Я здесь уже много месяцев. Понимаешь, месяцев! Я видела, как ты прокладывал ложные тропы, малевал изображения рук и лап на камнях. Видела, как ты приволок в лес тот белый камень. Хоть в моем роду и полно идиотов, к счастью, я не пошла по их стопам!
   — Ты ни за что не доберешься до настоящих врат! — закричал Искарал Паст. — Никогда!
   — А я и не хочу! Слышишь, дурачина!
   Искарал вперился глазами в ее угловатое лицо. Потом забегал вокруг Могоры.
   — Почему ж это ты не хочешь добраться до врат? — удивленно замурлыкал он.
   Могора резко остановила его кружения, потом встала, скрестив руки на груди, и смерила Искарала насмешливым взглядом.
   — Я сбежала с Даль Хона, чтобы избавиться от идиотов. Так зачем мне становиться Властительницей, чтобы править другими идиотами?
   — Да ты, смотрю, настоящая дальхонская ведьма! Ехидная, над всем посмеивающаяся сука — вот ты кто!
   — Ты сам — дальхонский чурбан. Лукавый, лживый и ненадежный.
   — По-моему, это одно и то же.
   — У меня в запасе полно других слов.
   — Интересно бы послушать. Они двинулись дальше.
   — Лживый, обманчивый, вороватый, — продолжала награждать его эпитетами Могора.
   — Погоди! Ты меня уже называла лживым!
   — Ну и что? Могу еще раз повторить. Лживый, скользкий, вероломный…
 
   Громадный дракон неслышно взмыл в воздух, поднявшись с вершины плоской горы. Сквозь перепонки его широких крыльев просвечивало солнце. Черные глаза заметили две фигурки, спускавшиеся вниз по каменистой тропе. Мельком взглянув на них, дракон открыл древний магический Путь и исчез.
 
   Искарал Паст и Могора стояли, задрав головы, глядя на пятнышко в небе. Губы верховного жреца Тени тронула легкая улыбка.
   — Вот тебя уж точно не одурачишь. Явился сюда, чтобы охранять вход в истинные врата. Тлан-имас, вечно памятующий о своем долге. Ваши шаманы с их тайнами просто сводят меня с ума!
   — Не с чего сводить. Ты уже родился свихнутым, — пробормотала Могора.
   Не слушая ее, он продолжал, обращаясь к исчезнувшему дракону:
   — Согласись, опасность миновала. Разве один ты бы выстоял? Против своих же? Нет, без меня тебе бы не выстоять. А ты даже не поблагодарил Искарала Паста!
   Могора презрительно расхохоталась. Искарал одарил ее испепеляющим взглядом и продолжил путь по тропе.
   Завидев знакомую башню, Искарал встал под ее единственным окошком и закричал:
   — Я дома! Я вернулся домой!
   Эхо запоздало отозвалось на его крики и стихло.
   Верховному жрецу Тени не стоялось на месте. Он опять пустился в пляс. Могора молча наблюдала за ним.
   Наконец из окошка высунулась голова бхокарала. Оскаленные зубы, должно быть, означали улыбку, но Искарал Паст сомневался в этом. Он всегда в этом сомневался.
   — Глянь-ка, — проворковала Могора. — Один из твоих приверженцев.
   — Напрасно ты шутишь.
   — Между прочим, я проголодалась, и это уже не шутка. Теперь, когда слуга тебя покинул, кто будет готовить еду?
   — Ты, кто же еще!
   Из Могоры полился яростный поток ругательств. Довольный Паст наблюдал за нею.
   «Боги милосердные, а ведь я не утратил своего обаяния!»
 
   Огромная, ярко раскрашенная повозка съехала на обочину и встала, окруженная облаком пыли. Лошади пугливо озирались по сторонам, встряхивали гривами и ударяли копытами. Из повозки выбрались два существа ростом не выше локтя и засеменили на кривых ножках к Аренскому пути. Двигаясь, они постоянно размахивали своими длинными руками. Чем-то они напоминали бхокаралов. Их личики морщились, а глаза щурились от яркого солнечного света. От бхокаралов этих коротышек отличало то, что между собой они говорили на языке дару.
   — Так ты уверен? — спросил тот, кто покороче. Наверное, этот вопрос задавался не впервые, поскольку спутник коротышки сердито ответил:
   — По-моему, связь поддерживаю я, а не ты, Ирп. Запомни, не ты. Барук не настолько глуп, чтобы поручить тебе какое-нибудь серьезное дело. Ты годишься только для черной работы.
   — Ты прав, Руд. Черная работа. И в ней я силен. Уж этого никто от меня не отнимет. Черная работа. Чернее не бывает. И все-таки ты уверен?
   Они подошли к дереву, росшему почти рядом с почерневшей аркой. Оба коротышки присели на корточки и долго всматривались в труп, пригвожденный к стволу.
   — Я ничего не вижу, — растерянно пробормотал Ирп. — Думаю, ты ошибся. Наверное, ты его потерял, Руд, и просто не хочешь сознаваться. Я думаю…
   — Еще одно слово о том, что ты думаешь, и я тебя прикончу. Клянусь тебе, Ирп.
   — Прекрасно. Я умру достойно, не проронив ни слова. Как и подобает тому, кто занят черной работой.
   Руд подошел к стволу. О том, что он недалек от исполнения своего обещания, говорили лишь несколько волосков, вставших торчком у него на затылке. Добравшись до трупа, Руд полез под ветхую рубашку и начал шарить на груди у казненного. Вскоре он достал грязный и рваный лоскуток. Развернув его, Руд наморщил лобик.
   — Ну что там? — крикнул снизу Ирп.
   — Чье-то имя.
   — Чье?
   — Какая-то Салесса Лорталь.
   — Но это же женское имя, а он-то — не женщина!
   — Спасибо, без тебя догадался, — огрызнулся Руд.
   Он свернул лоскуток и запихнул обратно под рубашку казненного.
   — Странные эти смертные, — проворчал Руд, продолжая шарить.
   Наконец он нашел искомое, вытащив стеклянный пузырек. Стекло было дымчатым.
   — Нашел? — допытывался Ирп.
   — Нашел. Стекло треснуло, — удовлетворенно сообщил Руд. Он наклонился, зубами перекусил кожаный шнурок. Зажав в ладошке пузырек, Руд перевернул его, а затем посмотрел на просвет.
   Ирп ходил под деревом, боясь рассердить спутника своими вопросами. Руд приложил пузырек к остренькому ушку и потряс.
   — Он здесь!
   — Вот и замечательно. Спускайся и поехали.
   — Не торопись. Нам придется забрать с собой и тело. У смертных свои причуды. Он не захочет другое и начнет требовать свое. Так что лезь сюда. Поможешь.
   — Слушай, у него же тело совсем высохло, — пискляво возразил Ирп.
   — Тем лучше. Легче будет тащить.
   Ворча себе под нос, Ирп забрался наверх и стал выдергивать железные прутья. Руд, улыбаясь, следил за «черной работой». Неожиданно он вздрогнул.
   — Пошевеливайся, Ирп! Я что-то учуял. Не знаю, что именно, но мне очень не нравятся мои ощущения.
 
   Икарий медленно открыл глаза и не сразу узнал широкое грубое лицо, склонившееся над ним.
   — Маппо? Это ты, друг мой?
   — Я, Икарий. Как ты себя чувствуешь?
   Полуджагат слегка шевельнулся и поморщился.
   — Похоже, я… ранен.
   — Да, а мне даже нечем тебе помочь. Два своих последних снадобья я отдал.
   Икарий с трудом улыбнулся.
   — Значит, кому-то очень требовалась твоя помощь. Возможно, чья-то рана была куда опаснее моей.
   — А что ты скажешь, если эти снадобья пошли для спасения жизни двоих собак?
   Улыбка Икария не погасла.
   — Должно быть, эти собаки стоили того. Я с удовольствием послушаю твой рассказ. Помоги-ка мне встать.
   — Ты уверен, что удержишься на ногах?
   — Вполне.
   Маппо помог ему встать. Икария шатало, но затем он обрел равновесие. Оглядевшись по сторонам, он спросил:
   — Где это мы?
   — Сначала ответь: что ты помнишь?
   — Ничего… Нет, постой… Мы, кажется, встретили апторианского демона и решили идти за ним. Это я помню. А что было потом? Мы до сих пор внутри Пути?
   — Нет, Икарий. Мы уже не внутри Пути, а на юге, неподалеку от Арена. Могу тебе сказать, что мы зря пошли за демоном. Путь оказался ненадежным. Нас с тобой выбросило сюда. Падая, ты ударился головой о камень и потерял сознание.
   — Вот оно что. И давно это было?
   — Всего день назад.
   — К западу от этих мест находится Джаг-одхан, — сказал трелль.
   — Нам повезло, Маппо. Идем туда. Чувствую, что на этот раз я близок к разгадке. Очень близок.
   Трелль кивнул.
   — Никак уже рассвело? Смотрю, ты успел свернуть наш лагерь.
   — Да. Только давай сегодня пройдем немного. Тебе нужно окрепнуть.
   — Согласен. Мудрое предложение.
   Но прошел еще час, прежде чем они смогли тронуться в путь. Икарию понадобилось время, чтобы смазать лук и наточить меч. Маппо уселся на валун и стал терпеливо ждать, пока друг закончит все приготовления.
   Потом они встали и пошли туда, где лежали просторы Джаг-одхана.
   — Что бы я делал без тебя, друг мой? — сказал Икарий.
   — Изводил бы себя, пытаясь вспомнить, — с грустной улыбкой ответил Маппо.
   Впереди лежал Джаг-одхан с его просторами, не затронутыми вихрем Дриджны.

Эпилог

    Клобука призраки явились толпой нестройной, и шепот смерти слышен в шорохе их крыл.
    Мрачна их песнь и тем красива; она — как прах, что землю удобряет.
 
Виканская погребальная песнь. Рыбак

   Молодая вдова вышла из шатра знахарки, сжимая в руке глиняный кувшинчик. Ее босые ноги тяжело ступали по желтоватой траве, а большие пальцы то и дело застревали между жестких стеблей. Небо над головой казалось ей безжизненным.
   Пройдя несколько десятков шагов, вдова остановилась и опустилась на колени. Вокруг лежала безбрежная Виканская равнина. Женщина потрогала свой большой живот. От кувшинчика, который она держала в другой руке, исходило приятное тепло.
   Пока знахарка вела свои дознания, вдова еще надеялась. Но сегодня та объявила, что многократно все проверила и перепроверила. Ребенок, которого носила вдова, был… пустым. Просто тело, лишенное души. Она и сейчас видела перед собой бледное, вспотевшее лицо знахарки и слышала негромкие, похожие на шелест ветра слова: «Даже у колдуна должна быть душа. Дети, которых колдуны забирают себе, ничем не отличаются от остальных детей. Понимаешь? А то, что растет внутри тебя… лишено души. Твое дитя было проклято, но причины проклятия ведомы только духам… Этого ребенка нужно предать земле».
   Вдова откупорила кувшинчик. Знахарка предупреждала ее: поначалу будет больно, затем тело онемеет. Она не знала, видели ли ее соплеменники. Но даже если и видели, никто не позволил бы себе любопытного взгляда. Все понимали, насколько это тяжко — оборвать жизнь еще не родившегося ребенка.
   С севера приближалась грозовая туча. Вдова и не заметила, как она появилась. Туча разрасталась, становясь все темнее.
   Вдова поднесла кувшинчик к губам.
   Неожиданно чья-то рука сжала ей плечо. Другая рука схватила ее за запястье. Вскрикнув, вдова обернулась и увидела знахарку. Старуха задыхалась после бега; ее широко раскрытые глаза безотрывно глядели на тучу. Кувшинчик упал в траву. Из поселения к ним бежали соплеменники.
   Ничего не понимая, вдова смотрела на морщинистое лицо знахарки, видя на нем страх и… надежду.
   — Что случилось? Почему ты мне помешала?
   Знахарка не отвечала, а продолжала следить за темным облаком. Оно уже накрыло собой близлежащие холмы. Приглядевшись, вдова поняла, что это вовсе не грозовая туча. Это было нечто живое, состоящее из множества живых точек. Некая сила удерживала их вместе, не давая разлететься в разные стороны.
   Вдове стало страшно. К ее ужасу примешивалась телесная боль: знахарка будто щипцами сжимала ей запястье, грозя сломать кости.
   «Да это же мухи! Огромный рой мух».
   Рой надвигался.
   Потом знахарка пронзительно закричала. Отпустив руку вдовы, она упала на траву.
   Сердце молодой женщины заколотилось.
   «Это не мухи. Вороны! Стая ворон. Они летят сюда. Ко мне».
   Словно почуяв их, ребенок в ее животе шевельнулся. Потом еще раз и еще.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

ПУТЬ РУК
    Икарий— полуджагат, вечный странник.
    Маппо —трелль, неизменный спутник Икария.
    Искарал Паст— верховный жрец Тени.
    Рилландарас— Белый Шакал; дивер.
    Месремб— странствующий.
    Гриллен— дивер.
    Могора— дивер.
МАЛАЗАНЦЫ
    Фелисина— младшая дочь из Дома Паранов.
    Геборий Легкокрылый— ссыльный историк и бывший жрец Фенира.
    Бодэн— спутник Фелисины и Гебория по каторге и побегу.