Эриксон Стивен. Врата Смерти(пер. И.Иванова)

   Апт опять заговорил.
   — Ах, слуги? Думаешь, мой Замок Тени — бездонная яма? Отвечай, однорукий идиот!
   Демон молчал, только его серые ячеистые глаза отражали свет звезд.
   Повелитель Теней встал, обхватив себя руками.
   — Слуги, — прошептал он. — Армия слуг. Армия тех, кого империя бросила на произвол судьбы, позволив умереть от рук кровожадных разбойников Шаик… Их израненные, истерзанные души это запомнят.
   Повелитель Теней наклонился к демону.
   — Теперь я вижу значительную выгоду в твоем дерзком предложении. Тебе повезло, демон.
   Апт снова зашипел и зацокал.
   — Ты хочешь оставить этого мальчишку себе? Но если ты намерен и дальше следить за Каламом, как ты совместишь одно с другим?
   Демон ответил.
   — Ну и наглость! Неудивительно, что Повелитель демонов прогнал тебя!
   Повелитель Теней умолк, наклонившись над искалеченным ребенком.
   — Быстрое исцеление взимает свою плату, — пробормотал он. — Тело восстановится, но в сознании останется память о боли и собственном бессилии.
   Повелитель Теней опустил призрачную ладонь на лоб мальчишки.
   — Этот ребенок будет… непредсказуемым. Запомни мои слова, демон.
   Раны на лице начали затягиваться.
   — Скажи, спаситель юных душ, какие глаза ты хочешь для него?
   Апт ответил и на этот вопрос.
   Повелитель Теней заметно вздрогнул, затем рассмеялся жестким, холодным смехом.
   — Глаза называют окнами любви. Уж не собираешься ли ты, как заботливый отец, ходить с ним гулять и покупать сласти?
   Мальчишеская голова запрокинулась назад, кости изменили свои очертания. Пустые глазницы слились в одну, более крупную, чтобы снова разъединиться. Теперь каждый новый глаз был похож на глаз Апта.
   Повелитель Теней отошел на несколько шагов, любуясь делом своих рук.
   — И кто же смотрит на меня через эти «окна любви»?
   Он вдруг обернулся в сторону портала.
   — Хитрец Быстрый Бен! Узнаю его работу. А ведь под моим покровительством он мог бы далеко пойти…
   Малазанский мальчишка сел, прислонившись к плечу демона. Его тело дрожало после столь быстрого исцеления и той вечности, что он провел на столбе. Однако на лице блуждала странная улыбка, очень похожая на улыбку самого Апта.
   Апт подхватил его и направился к порталу.
   — Давай, демон. Продолжай следить за этим «сжигателем мостов». Насколько помню, солдаты Бурдюка всегда в точности исполняют отданные им приказы. Уверен: когда Калам встретится с Ласэной, он не станет целовать ее в щечку.
   Апт остановился, затем сказал что-то еще на своем языке. Повелитель Теней поморщился.
   — Этот жрец тревожит и меня. Если он не в состоянии обмануть всех охотников, заполнивших Путь Рук… Там скоро будет не протолкнуться.
   Повелитель Теней пожал плечами.
   — Я ведь дал ему такое простое поручение… Эх, где нынче найдешь толковых и надежных помощников!
   Он стал таять в воздухе. Следом исчезли и гончие. Апт остался вдвоем с мальчишкой.
   Портал сужался, закрывая брешь между мирами. Демон хрипло шептал мальчишке утешительные слова. Тот кивал. Потом они оба скрылись внутри имперского Пути.

ГЛАВА 12

    Когда-то пустыня Рараку Морем была цвета охры, И над ее волнами резвые дули ветры. Плыли тогда по ней корабли с костяными бортами, надув паруса из волос, выбеленных на жгучем солнце. Плыли они век за веком… пока не явились пески.

Священная пустыня. Автор неизвестен

 
   На гребне высокого холма застыло несколько белых диких коз. Их окружало синее безоблачное небо, а они сами казались высеченными из мрамора. Козы равнодушно взирали на бесконечный караван, наполнивший долину густыми клубами пыли. Их было семеро, и Дюкр, ехавший вместе с дозорными южного фланга, сразу усмотрел в этом знак.
   Позади историка (примерно в девятистах шагах от него) двигались пять полков Седьмой армии общей численностью около тысячи человек. За ними, на таком же расстоянии, следовал еще один отряд из двухсот пятидесяти виканских всадников. Пешие и конные воины служили щитом, прикрывавшим с юга пятидесятитысячную колонну беженцев и скот. Второй такой щит прикрывал их с севера. Для большей безопасности по краям колонны шли хиссарские пехотинцы и военные моряки.
   Восточным щитом служила тысяча виканцев из всех трех кланов. От них до Дюкра было примерно две трети лиги. Виканцы разбились на отряды по восемь — двенадцать всадников в каждом. Их участь была тяжелее всех. Тифанские мятежники беспрестанно подстраивали им ловушки, втягивая в стычки.
   Авангард передвижного «города» Кольтена состоял из двухсот кавалеристов, приданных Седьмой армии незадолго до мятежа. За ними ехали кареты и телеги с малазанской знатью. Их по обе стороны прикрывали десять отрядов пехоты. Дополнительным кордоном служили несколько сот легкораненых солдат, способных передвигаться самостоятельно. Однако пространство между кавалеристами и легкоранеными не было пустым. Его занимали повозки с тяжелоранеными, лекарями и их хозяйством. Впереди всех ехал сам Кольтен с тысячью всадников из клана Вороны.
   Слишком много беженцев и слишком мало боеспособных солдат. Хуже того: их с каждым днем становилось все меньше. Налеты тифанских мятежников вдруг стали стратегически грамотными и хорошо скоординированными между собой. По слухам, у Камиста Рело появился новый тифанский полководец. Имени его никто не знал, однако воевать этот человек умел. Теперь атаки на малазанский караван не прекращались ни ночью, ни днем.
   «Нас убивают медленно и расчетливо, не отказывая себе в удовольствии вдоволь наиграться», — думал Дюкр.
   От бесконечной пыли у него сильно першило в горле, а каждый проглоченный комок слюны отзывался болью. Воды катастрофически не хватало; река Секала казалась давним воспоминанием. Каждую ночь приходилось убивать все больше ослабевших волов, овец, свиней и коз. Чтобы не тратить драгоценную воду, их мясо вместе с костями варили в собранной крови, добавляя туда овес. Это варево было основной пищей солдат и беженцев. Каждый вечер место очередной стоянки оглашалось криками и ревом убиваемых животных. Вокруг походных скотобоен кишели плащовки и ризанские ящерицы. Дюкр возненавидел вечера. Он зажимал уши, обматывал голову тряпками, но звуки смерти все равно находили его, угрожая свести с ума. Историк был не одинок; безумие охотилось за ними с той же неутомимой беспощадностью, что и отряды громадной армии Камиста Рело. Рядом с Дюкром ехал капрал Лист. Понурые плечи, склоненная голова — Дюкру казалось, что этот парень старится у него на глазах.
   «Чему ж тут удивляться? Мы дошли до пределов; просто одни из них видимы, а другие нет. Мы теряем солдат, но упрямо продолжаем идти вперед. Впрочем, мы теряем не только солдат. Мы давно утратили чувство времени. Когда оканчивается дневной переход и звучат сигнальные рожки, это всегда ударяет по нам. Вокруг еще продолжает клубиться пыль, а мы стоим, удивляясь, что до сих пор живы».
   Когда затихал многоголосый гвалт скотобойни, Дюкр выбирался из своего шатра и шел туда, где разместились беженцы. Он бродил между шатров, крытых повозок и наспех сооруженных навесов. Все, что видели глаза, историк воспринимал с какой-то извращенной отрешенностью.
   «Я теперь не столько историк, сколько очевидец, — говорил он себе. — Я еще продолжаю тешить себя иллюзией, будто мы живыми доберемся до Арена. Я до сих пор считаю, что происходящее нужно обязательно запомнить и занести на пергамент. Как будто кому-то нужна правда о нашем походе! А может, я еще надеюсь, что кто-то извлечет полезные уроки из описания наших мучений? Вранье все это! Вранье от начала и до конца. Давно бы пора понять: уроки истории никого ничему не учат».
   У беженцев умирали дети. Слезы давно были выплаканы, и теперь матери беззвучно смотрели, как жизнь оставляет тела их малышей. Однажды Дюкр не выдержал. Он встал рядом и тихо положил руку на плечо несчастной женщины. Та даже не подняла головы. Как зачарованная, она смотрела на угасающего ребенка.
   «Угасание. Верное слово. В лампе жизни остались последние капли масла. Сердце подобно фитилю, пока он еще силится гореть. Но вскоре усилия прекратятся. Фитиль погаснет. Сердце остановится в немом удивлении перед случившимся и больше не забьется».
   Отощавший, заскорузлый, пропахший потом и кровью, Дюкр сам превратился в живого призрака. Он больше не ходил к Кольтену на ежевечерние совещания, хотя полководец требовал обязательного его присутствия. Зато статус очевидца требовал появления Дюкра в разных частях «движущегося города». Сопровождаемый верным капралом Листом, историк то примыкал к одному из виканских флангов, то двигался с арьергардом. Его видели рядом с пехотой Седьмой армии, среди хиссарских гвардейцев, военных моряков и саперов. Иногда его фигура маячила между повозок и карет знати. Не брезговал он и обществом «кровавых грязюков» — как прозвали себя простые беженцы.
   К нему привыкли и часто говорили, не опасаясь его присутствия. Странно, что у этих изможденных, отчаявшихся людей еще оставались силы на обсуждение и перемалывание слухов…
   «Кольтен — не человек, а демон. Ласэна решила подшутить над нами. Говорят, Кольтен находится в сговоре с Камистом Рело и Шаик, а весь этот мятеж — просто балаган, намеренно устроенный Клобуком. Зачем ему это надо? Известно зачем — чтобы погубить как можно больше людей. Нас заставят проливать кровь, а за это Клобук поможет Кольтену, Шаик и Ласэне сделаться Властителями и войти в его свиту».
   «Говорят, плащовки не просто так крутятся вокруг наших лагерей. Их насылает Клобук. Если под вечер хорошенько приглядеться к их стаям, обязательно увидишь бога Смерти».
   «А виканцы сговорились с духами здешних равнин, пообещав, что отдадут нас им на прокорм… Ошибаешься, приятель. Мы пойдем на прокорм пустынной богине. Она еще немного поиграет с нами, потом поглотит».
   «Говорят, Совет знати ест маленьких детей… Где ты слыхал такое?.. Да вот вчера один из наших случайно наткнулся на их пиршество. Эти знатные выродки молятся древним богам, чтобы не отощать… Как ты сказал?.. Так и сказал: чтобы не отощать. А по ночам в лагерь являются духи. Забирают детские души… Ты не бреши!.. А чего мне брехать? Приходят за душами детей, кто накануне помер или до утра не доживет… Да вы совсем рехнулись!.. Я тоже так думал, пока сегодня утром на кости не набрел. Черепов не было, а костей — целая груда. Человечьи, только маленькие. Хоть и грешно такое спрашивать, но скажи: ты бы отказался от жареного младенчика? От нежного мясца вместо жуткой бурды, которую мы жрем ежедневно?»
   «Мне тут говорили: из Арена нам навстречу идет Пормкваль с целым легионом демонов. Находится в двух днях пути от нас».
   «Шаик мертва. Слышали, наверное, какой вой устроили семкийцы? Это по ней. И обычай у них есть такой: когда умирает самый главный в их племени, они мажутся пеплом, перемешанным с жиром. Мне солдат из Седьмой рассказывал: поймали они одного такого в засаде. В какой? У пересохшего колодца. И глаза у того семкийца были совсем мертвыми, будто две черные ямы. Даже когда наш солдат его мечом проткнул, в глазах ничего не изменилось. А знаете почему? Потому, что Шаик мертва».
   «Я тут слышал: Убарид освободили. Скоро мы повернем на юг и пойдем туда. Нечего нам идти на запад. Не дойдем ни до какого Арена. Сдохнем по дороге… Это уж точно, сдохнем».
   — Господин Дюкр? Наконец-то я вас нашел.
   Историк поднял голову. Знакомый фаларийский акцент. Ну конечно, капитан Лулль.
   Капитан с головы до ног был покрыт пылью. Из-под шлема сальными космами торчали потемневшие от грязи рыжие волосы.
   — Вас совсем потеряли, — улыбаясь, сказал капитан. Дюкр покачал головой.
   — Как видите, я никуда не делся, — произнес он скрипучим от сухости голосом и вытер слезящиеся глаза.
   — Слышали, наверное, сколько бед нам доставляет новый тифанский полководец? Кольтен приказал найти его и уничтожить. Сормо с Балтом выбирали тех, кто пойдет на задание.
   — Я обязательно добавлю их имена в свой «Список павших».
   Капитан со свистом выдохнул.
   — Клобук вас накрой, Дюкр, что вы их хороните? Они пока живы. И мы пока живы, не забывайте! Кстати, вы тоже входите в отряд. Меня послали известить вас об этом. Выступаем вечером, после десятой стражи. Собираемся к девятой, у очага Нила.
   — Я отклоняю это приглашение.
   — Какое приглашение? Это приказ. Мне велено оставаться при вас и проследить, чтобы вы никуда не улизнули.
   — Чтоб Клобук вас прибрал!
   — Не волнуйтесь, скоро приберет.
   «До берега Паты еще девять дней. Мы напрягаем все силы ради достижения очередной промежуточной цели. И в этом — гениальность Кольтена. Он добивается от нас невозможного и делает это очень умело, обманом заставляя совершать почтиневозможное. И так — до самого Арена. Только вопреки всей его гениальности мы туда не дойдем. Наше поражение неминуемо».
   — Ну хорошо, выследим мы этого тифанского полководца, убьем его, и что потом? А потом на его место придет другой, — сказал Дюкр.
   — Придет, но не такой толковый и храбрый. И на примере своего предшественника он будет знать: действуешь посредственно — остаешься жить. Покажешь свои способности стратега — прощайся с жизнью. Поверьте, Дюкр, никому не хочется гибнуть. Даже во имя Шаик.
   «Ты прав, капитан. Кольтен метко пускает стрелы страха и неопределенности. Пока он ни разу не промахнулся и потому верит, что не промахнется и в будущем. И нам не остается иного, как верить вместе с ним, ибо день, когда удача изменит Кольтену, будет днем нашей гибели. До реки Паты — девять дней. Хотите, чтобы мы оказались там через девятьдней? Тогда убейте тифанского полководца, и нам уже никто не помешает спокойно двигаться к вожделенной воде. Кольтен приучает людей радоваться каждой победе и извлекать опыт из каждого поражения. И никто даже не замечает, что он натаскивает нас, как собак».
   — Капрал Лист, да проснись же ты наконец! — не выдержал Лулль.
   Капрал приоткрыл глаза, огляделся и снова впал в дремоту.
   — Дюкр, неужели вы не заметили, что у парня горячка от жажды?
   Историк взглянул на Листа. Капитан был прав: пылающие щеки, лихорадочно блестящие глаза.
   — Послушайте, Лулль, утром он не был таким. Честное слово.
   — Но после утра прошло уже одиннадцать часов! И с тех пор у него во рту не было ни капли воды?
   «Одиннадцать часов? Это значит, скоро вечер?»
   Капитан развернул лошадь и крикнул, чтобы нашли лекаря. Его крик потонул в грохоте копыт, скрипе колес и стуке шагов.
   «Я совсем перестал замечать время. Мне казалось, утро было совсем недавно. Неужели прошло целых одиннадцать часов?»
   Не дождавшись лекаря, Лулль куда-то ускакал и вскоре вернулся с Нетрой. Девочка восседала все на той же чалой лошади. Подхватив поводья лошади капрала, Лулль передал их Нетре, и она увезла Листа.
   — Меня так и тянет попросить Нетру потом заняться вами, — сказал Лулль. — Вы когда в последний раз прикладывались к воде?
   — К какой воде, капитан?
   — У нас есть особые запасы для солдат. Каждое утро вы приходите за водой, получаете свой бурдюк, а вечером возвращаете его пустым.
   — Разве в нашей пище нет воды?
   — Там лишь молоко и кровь.
   — Для солдат запасы воды есть. А что пить беженцам?
   — Воду, которой они сумели запастись на берегу Секалы, — ответил Лулль. — Мы поклялись их защищать, но нянчиться с ними не обязаны. Я слышал, вода заменяет беженцам деньги, и кто-то неплохо наживается на ее продаже.
   — Кто-то наживается, а дети умирают.
   Лулль кивнул.
   — Вот вам и вся сущность человечества. Кому нужны пухлые тома исторических хроник, если умирают дети? Два этих слова подытоживают все несправедливости мира. Можете написать мои слова, и вам больше не понадобится никаких рассуждений.
   «А ведь этот самоуверенный капитан прав. Наши дела, наша мораль, споры о вмешательстве богов — все это гроша ломаного не стоит, потому что от нехватки воды и скверной пищи умирают дети. Можешь быть уверен, капитан Лулль, я напишу твои слова. Они — как старый меч. Невзрачный, с тупым и зазубренным лезвием, но его удар достигает сердца».
   — Мне даже нечего вам возразить, капитан.
   Лулль достал из седельной сумки бурдюк с водой.
   — Не надо возражать. Сделайте несколько глотков. Не отталкивайте мою руку — пыль и так доконала ваше горло.
   Дюкр послушно глотнул воды и язвительно улыбнулся.
   — Надеюсь, вы исправно ведете свой «Список павших», — сказал Лулль.
   — Нет. Боюсь, я начал сбиваться.
   Лулль отрывисто кивнул.
   — Как обстоят наши дела? — спросил Дюкр.
   — Скверно, господин имперский историк. Нас потихоньку уничтожают. Ежедневно мы теряем убитыми до двадцати человек и вдвое больше — ранеными. Тифанцы — как змеи среди песка. Подползают незаметно и жалят. Едем мы по равнине. Вдруг неведомо откуда прилетает стрела и убивает нашего солдата. Посылаем отряд виканцев — они нарываются на засаду. Мы посылаем другой, а мятежникам только того и надо. Они отвлекли наше внимание. Добавьте к этому азарт погони. Виканцы стараются во что бы то ни стало найти и уничтожить мятежников. Во флангах появляются бреши. В результате — новый налет. Гибнут беженцы, погонщики. Гибнет скот, если только рядом не оказываются виканские собаки. Эти бьются до последнего. Но ведь и их тоже становится все меньше.
   — Иными словами, дальше так продолжаться не может.
   Лулль скрежетнул зубами, ослепительно белыми на фоне его пропыленной рыжей бороды.
   — Да, Дюкр. Потому мы и должны поскорее уничтожить тифанского полководца. На берегах Паты нас будет ждать новое сражение, и лучше, если без этого умницы.
   — Опять придется переходить реку вброд?
   — Глубины там — по колено, а в сухое время и того меньше. На западном берегу сразу от воды начинается достаточно крутой подъем. Противник явно воспользуется тамошними холмами. Но у нас нет выхода. Либо мы пробьемся, либо наши трупы останутся жариться на солнце.
   Вдали заиграли сигнальные виканские рожки.
   — Вот и пришли, — сказал Лулль. — Я вам советую хорошенько отдохнуть. Мы найдем вам шатер в лагере клана Глупого пса. Поспите несколько часов. Я разбужу вас на ужин.
   Дюкр без возражений поехал вслед за капитаном.
 
   Несколько виканских пастушеских псов явно что-то не поделили. Высокие травы мешали разглядеть предмет их соперничества. Дюкр, шедший вместе с Луллем, хмуро покосился на жилистых пятнистых собак.
   — Только не смотрите им в глаза, — предупредил капитан. — Вы — не виканец, и собаки это знают.
   — Не ошибусь, если они грызутся из-за пищи. Интересно, чем питаются эти «милые зверюшки»?
   — Вам лучше не знать.
   — Ходили слухи, что они выкапывают кости из детских могил.
   — Повторяю: вам лучше не знать.
   — Я слышал, среди кровавых грязюков нашлись добровольцы из тех, кто посильнее. Они нанимались сторожить могилы.
   — Если у этих грязюков нет виканской крови, я им очень не завидую.
   За спиной вновь послышалось угрожающее ворчание. Собаки продолжали спор за добычу.
   Впереди светились походные костры. За круглыми шатрами проходила последняя, внешняя линия обороны. И бывалые, и молодые солдаты молча глядели на проходящих мимо капитана и историка. В их взглядах ощущалось что-то настораживающее.
   «Совсем как у виканских собак», — подумалось Дюкру.
   — У меня такое чувство, что виканцы постепенно охладевают к защите беженцев, — вполголоса произнес историк.
   Лулль поморщился, однако промолчал. Они пошли дальше. В воздухе пахло дымом, конской мочой и разварными костями. Последний запах был резким и одновре-491-менно притягательным. Возле одного котла стояла старуха. Орудуя деревянной лопаткой, она ловко поддевала смесь из костного жира и мозга и запихивала в полые воловьи кишки. Потом горячие колбасы надежно перевязывали с обоих концов и подвешивали остывать.
   Заметив историка, старуха подняла лопатку.
   «Сейчас предложит мне, точно малышу, дочиста облизать деревяшку».
   В жирном вареве плавали кусочки шалфея. Когда-то Дюкру нравилась эта трава, однако за время странствия по Семиградию его вкусы изменились. В ответ на предложение историк улыбнулся и покачал головой.
   Когда они отошли от котла, капитан сказал:
   — А вас и здесь знают. Они говорят, что вы… странствуете в мире духов. Кстати, старуха не настолько щедра, чтобы предлагать пищу всем подряд. Меня, например, она ни разу не угостила.
   «Мир духов. Да, когда-то я странствовал там и не жажду попасть туда снова».
   — Ничего удивительного. Увидела старика в заскорузлых лохмотьях, пожалела…
   — Они считают вас отмеченным богами. Только не вздумайте смеяться. Кто знает, вдруг когда-нибудь это спасет вам жизнь?
   Костер, возле которого сидел Нил, не был похож на другие лагерные костры. Над ним не висел котел и не коптились куски мяса, насаженные на деревянные развилки. Внутри небольшого круга, сложенного из камней, горели плитки сухого навоза. Они почти не давали дыма, а пламя имело голубоватый оттенок. Юный колдун коротал время, ловко сплетая тонкие кожаные полоски в хлыст.
   Рядом четверо моряков Лулля в последний раз проверяли оружие и доспехи. Их арбалеты для маскировки были густо покрыты пылью, перемешанной с жиром. По скупым, уверенным движениям чувствовалось, что все они — опытные воины. И мужчине, и троим женщинам было далеко за тридцать. Даже появление командира не заставило их оторваться от дела. Никто из четверых не поднял головы и не произнес ни слова.
   Дюкр сел напротив Нила.
   — Вас ждет холодная ночь, — сказал юный колдун.
   — Ты нашел место, где находится этот полководец?
   — Не совсем. Только направление. Видно, он окружил себя заклинаниями. Но когда мы подойдем ближе, заклинания ему не помогут.
   — Нил, но ведь этого недостаточно. Ты почти ничего не знаешь о тифанском полководце. Тогда как ты собираешься его обнаружить?
   Юный колдун невозмутимо пожал плечами.
   — Он оставил следы. Мы обязательно найдем этого тифанца. А дальше начнется их работа. — Он кивнул в сторону моряков. — Знаешь, историк, за время нашего путешествия по равнинам и пустыням я понял очень важную истину.
   — Какую же?
   — Опытный малазанский солдат — самое грозное оружие. Будь у Кольтена три армии, а не три пятых одной, он бы еще до конца года подавил мятеж в Семиградии. Он бы вырвал все корни мятежа, да так, что континент больше никогда не поднялся бы против империи. Даже сейчас мы могли бы уничтожить Камиста Рело, если бы не беженцы.
   Дюкр молча кивнул. Об этом редко говорили вслух, разве что в виканских лагерях.
   Звуки, доносившиеся отовсюду, были вполне мирными и даже убаюкивающими. Историку стало не по себе. Он вдруг ощутил, что разучился отдыхать. Ему было трудно просто сидеть и ждать. Подхватив с земли прутик, Дюкр швырнул его в огонь.
   — В этот костер ничего нельзя бросать, — серьезно произнес Нил.
   Он выхватил едва начавший тлеть прутик и затоптал ногой.
   Подошел сверстник Нила. Мальчишечьи руки этого колдуна от ладоней до плеч были исполосованы шрамами. Колдун присел рядом с Нилом. Посидев так некоторое время, он плюнул в огонь. Пламя не отозвалось привычным шипением.
   Еще через некоторое время Нил встал, откинул в сторону недоконченный хлыст и взглянул на Лулля. Капитан и его моряки стояли, ожидая сигнала.
   — Пора? — спросил Дюкр.
   — Да.
   Юные колдуны пошли впереди отряда. Никто из соплеменников даже не взглянул в их сторону. Только потом Дюкр сообразил: это вовсе не безразличие. Наоборот, таким образом соплеменники выказывали отряду свое уважение. А может, просто опасались привлекать к идущим внимание злых духов. Недаром магия пронизывала все стороны жизни виканцев.
   За укреплениями, обозначавшими северную границу виканского лагеря, расстилался туман.
   — Противник сразу поймет, что это не настоящий туман, — сказал Дюкр, обращаясь к капитану.
   Лулль усмехнулся.
   — У нас для тифанцев приготовлены отвлекающие уловки. Мы туда послали три взвода саперов с «морантскими гостинцами».
   Последние его слова заглушил взрыв. Рвануло где-то на северо-востоке. Вскоре оттуда донеслись крики. Прошло не более минуты, как вечерний воздух сотрясли новые взрывы.
   Туман поглощал свет вспышек, однако Дюкр безошибочно узнал характерный треск «гарпунчиков» и басовитые, ухающие разрывы «огневушек». И опять послышались крики, сменившиеся цокотом копыт.
   — Теперь нам никто не будет мешать, — сказал Лулль.
   Вскоре крики стихли.
   — Ну как, Балт сумел разыскать неуловимого командира саперов? — спросил историк.
   — К Кольтену он по-прежнему глаз не кажет. Одно ясно: он жив и продолжает командовать своими. Наконец и Кольтен поверил в его застенчивость.
   — Застенчивость? — переспросил Дюкр.
   — Шутка, конечно. Обычная солдатская шутка.
   Нил обернулся и выразительно поглядел на них обоих.
   — Прекращаем разговоры, — шепнул историку Лулль.
   Возле последнего караульного поста их встретили несколько вооруженных копьями виканцев. Копья угрожающе поднялись вверх, затем тихо опустились. Во избежание лишнего шума запасливые воины расстелили толстую шкуру, по которой и прошел отряд.
   Туман, казавшийся сплошным, распадался на клочья. Одно такое облачко подплыло к отряду и накрыло идущих, двигаясь вместе с ними.
   Дюкр ругал себя, что не расспросил Лулля, далеко ли до вражеских сторожевых постов. Поможет ли рукотворное облачко незаметно миновать их? Каков порядок отступления, если что-то сорвется? Дюкр дотронулся до рукоятки короткого меча. Ощущение было странным; он очень давно не прикасался к оружию… Много лет назад император отозвал рядового Дюк-ра с полей сражения. Солдат ожидал чего угодно, но только не того, что он услышал от Келланведа.