Эриксон Стивен. Врата Смерти(пер. И.Иванова)

    В мире смертных за идущим богом тянутся кровавые следы.

Болтовня дурака. Тений Буле

 
   — А-а, собачья упряжка! — рявкнул матрос.
   Голос у него был под стать спертому воздуху в трюме.
   — Теперь эти слова превратились в проклятие, какого не пожелаешь даже врагу. Сколько их там, голодающих беженцев? Тридцать тысяч? Сорок? И конечно же, громче всех в этой ораве вопит знать. Бьюсь об заклад: Кольтен либо бросит их дожидаться Клобука, либо сам сгинет вместе с ними.
   Калам молча водил ладонью по влажной обшивке трюма. Опять где-то течь! Назовите корабль «Затычкой», и он стократно оправдает свое название.
   — Кольтен и не такое переживал, — сказал он матросу.
   Тот скинул со спины тюк и выпрямился.
   — Полюбуйся на это добро. Нравится? Все это забили в трюмы раньше, чем запасы воды и провианта. Корболо Дэм переметнулся к мятежникам, соединился с армией Камиста Рело. Сколько там солдат? Пятьдесят или шестьдесят тысяч. Теперь ему прямая дорога к берегам Ватара. Встанет там и еще племенами заслонится. Тогда уж виканскому псу точно конец.
   Матрос постучал по обшитым парусиной ящикам.
   — Тяжеленькие, будто золотом набиты… Думаю, так оно и есть. Не все слухи пустые. Аренский прыщ… здешний Железный кулак… он держит нос по ветру. Гляди: везде его печати. Торопится вывезти нахапанное… А иначе зачем бы с нами плыть имперскому казначею Арена?
   — Может, оно и так, — равнодушно отозвался Калам, пытаясь найти себе место посуше.
   — Я так понимаю: тебя на корабль конопатчик пристроил? Верно? Говорил: надо помочь человеку — местная баба его вконец задолбала. Рад поди, что концы обрубаешь? Так оно всегда. Только тесно здесь будет. Казначей с охраной да еще два надушенных хлыща.
   — А эти еще откуда? — насторожился Калам.
   — Один поднялся на борт только что. Внешне не прискребешься: учтивый, манеры так и прут. Но, как говорят, сколько розового масла в задницу не лей… Думаю, ты меня понял.
   Калам усмехнулся.
   «Не совсем, соленая ты душа, но кое о чем догадываюсь».
   — Ну а второй что за гусь будет? — спросил он матроса.
   — Скорее всего, той же породы. Я его даже и не видел. Поднялся на борт вместе с капитаном. Говорят, местных кровей. Может, ребята и врут. Мы-то сами в аренской кутузке сидели. Ну и порядочки у них. Не успели на берег сойти — караульные обступили. Скажи им то, скажи им это. Нашим обидно стало… поперли на них… Если б не капитан, нам бы сейчас каторжные работы светили за нападение на солдат доблестной малазанской армии.
   — Где стояли в последний раз перед Ареном?
   — В Фаларе. Красотки там, доложу тебе! Рыжие, рослые, как рот раскроют — такого наслушаешься. Да, веселое у нас там было времечко!
   — А что привезли сюда?
   — Оружие. Теперь будет валяться в здешнем арсенале, ждать, пока Тавора приплывет со своей флотилией. Нагрузили нас по самое пузо. Так из Анты и перли. Прибыльное это дельце — оружие возить.
   — Смотрю, кораблю даже не дали постоять для толковой починки.
   — А когда у них находится время? Спешка. Ты уж сделай, что сможешь.
   Калам выпрямился, повернувшись лицом к матросу. Тусклый фонарь едва освещал его лицо.
   — Извини, приятель, но ты меня спутал. Я вовсе не из тех, кого нанял конопатчик.
   Матрос почесал затылок.
   — А тогда кто?
   Калам обтер руки о свой плащ.
   — Я — второй надушенный хлыщ.
   Матрос смущенно засопел.
   — Ты уж прости меня, добрый господин. Лишку я сболтнул, — сбивчиво произнес он.
   — Сам не люблю хлыщей, так что вполне тебя понимаю. Тебя удивляет, что это я полез в трюм обшивку щупать? Капитан мне рассказал, чем грешит ваша посудина. А я — человек предусмотрительный. Решил сам взглянуть.
   — Посудина на плаву, хотя, сколько помню, с сухим трюмом никогда не ходили. Но у капитана есть усердные ребята. Он их поставит на помпу, и они будут торчать здесь безвылазно. Доплывем, не волнуйся. Недаром у капитана есть счастливая рубаха.
   — Видел я его рубаху, — пробормотал Калам.
   Он прошелся мимо штабеля ящиков, на каждом из которых красовалась личная печать Пормкваля. Он добрался до трапа и, ухватившись за перила, спросил матроса:
   — А как сейчас в Сахульском море? Есть опасность нарваться на мятежников?
   — Спрашиваешь! Там все жарче и жарче. Хорошо еще, казначею в охрану выделили двадцать военных моряков. «Затычка» — не корвет, чтобы на всех парусах уйти от погони.
   — И вам не дали ни одного сопровождающего корабля?
   — Пормкваль приказал флоту адмирала Нока охранять вход в гавань. Пока плывем по Аренскому заливу, и до выхода в Джальходинское море нас еще как-то будут прикрывать его корабли. А дальше — сам понимаешь.
   «Затычка» тяжело покачивалась у причала имперской военной гавани. Грузчики и матросы безостановочно заполняли все пространство корабля, и Калам с трудом ухитрялся не мешаться у них под ногами. Наконец он присмотрел себе местечко на корме, возле штурвала. Оттуда было удобно наблюдать за всем, что творилось на палубах корабля и на причале. У соседнего массивного каменного причала стоял большой военный корабль. Час назад оттуда вывели по сходням лошадей, приплывших с Квон Тали. Не все животные выдержали превратности долгого плавания, и теперь матросы выносили разрубленные куски лошадиных туш. Умирающих лошадей забивали еще в дороге, а конину, с благословления корабельного лекаря, солили. Шкуры тоже шли в дело (куски кожи на корабле никогда не бывают лишними). Конскими головами и костями матросы распоряжались по своему усмотрению. За оградой уже толпились многочисленные охотники купить этот товар.
   Калам не видел капитана с тех самых пор, как пару дней они поднялись на борт «Затычки». Ассасину показали довольно тесную каюту, заказанную и оплаченную для него Салком Эланом. Затем капитан поспешил в тюрьму — вызволять свою драчливую команду.
   «Салк Элан. Жду не дождусь, когда тебя увижу».
   Со стороны сходней послышались громкие голоса. Калам повернул голову. На борт поднимался капитан. За ним шел высокий сутулый человек средних лет с худощавым вытянутым лицом. Его костлявые щеки, по последней придворной моде, были присыпаны голубой пудрой. Однако наряд его щегольством не отличался: простая полотняная одежда, какую носят напанские моряки, поверх которой был накинут теплый морской плащ. Его сопровождали двое массивных краснолицых телохранителей с черными бородами и такими же черными, плохо завитыми усами. На головах у них поблескивали шлемы с налобниками, тело защищали кольчужные доспехи. У пояса висели кривые сабли. Калам безуспешно пытался сообразить, откуда родом эти молодцы. И телохранителям, и их господину было не слишком уютно стоять на слабо покачивающейся палубе.
   — А вот и казначей Пормкваля пожаловал, — негромко произнес кто-то за спиной Калама.
   Удивленный ассасин повернул голову и увидел говорившего. Тот стоял, облокотившись на перила. «На расстоянии одного удара кинжалом».
   — Мне очень верно тебя описали, — с улыбкой проговорил человек.
   Он был молод, сухощав, одет в шелковую рубашку болотно-зеленого цвета. Каламу даже понравилось его достаточно миловидное лицо, однако излишняя жесткость не позволяла ассасину назвать это лицо дружелюбным. На длинных пальцах незнакомца поблескивали кольца.
   — Кто ж тебе меня описал? — хмуро спросил Калам.
   — Наш общий друг в Эрлитане. Позволь представиться: я — Салк Элан.
   — Нет у меня никаких друзей в Эрлитане.
   — Хорошо, я не так выразился. Это был человек, который тебе задолжал, а я, в свою очередь, задолжал ему. Вот мне и пришлось заняться твоим отъездом из Арена. Теперь ты уезжаешь, и мои обязательства заканчиваются. Не думал, что все это растянется на такой срок.
   Что ж, Салк Элан говорил вполне искренне и, возможно, рассказал больше, чем требовалось.
   — Знакомые игры, — усмехнулся Калам.
   — Мебра доверил тебе передать Шаик книгу Дриджны. Ты это сделал. Мебра считал, что ты держишь путь в Арен. Еще он думал, что с твоими… дарованиями ты вознамеришься перенести огонь священного дела Дриджны в сердце империи. Правильнее сказать, посредствомодного сердца. Не стану утомлять тебя подробностями. Возле портала имперского Пути в Арене я поставил нечто вроде сигнальной веревки, и едва ты за нее задел, как начала разворачиваться цепь заранее подготовленных действий.
   Салк Элан обвел глазами городские крыши. Он улыбался.
   — Увы, мои здешние приготовления чуть не оказались под угрозой. Что хуже всего, за мою голову даже назначили вознаграждение. Уверяю тебя, это какое-то чудовищное недоразумение. Однако я мало верю в имперское правосудие, в особенности если дело касается личной гвардии Пормкваля. Так что я оплатил на этой посудине не одну, а две каюты. Моя напротив твоей.
   — Капитан показался мне вполне надежным человеком, — сказал Калам, скрывая нарастающую тревогу.
   «Если Мебра догадался, что я собираюсь убить императрицу, сколько еще таких догадливых? И этот Салк Элан… у парня язык без костей… если только не пытается что-нибудь прочесть у меня на лице. Давнишняя уловка. В нынешних условиях вполне оправданная…»
   С нижней палубы долетал раздраженный голос казначея. Он взвизгивал, в чем-то упрекая капитана. Тот если и отвечал, то вполголоса.
   — Ты прав: капитан вполне надежный человек, — согласился Салк Элан. — Просто он верит в нереальные вещи.
   Что ж, Элан лишь подтвердил его собственное мнение насчет капитанского характера.
   «Чудак, он верит в силу выданных ему "имперских документов". Пергамент, на котором они написаны, — и тот стоит дороже».
   — И вот что еще в нем меня настораживает, — продолжал Элан. — Капитан — человек весьма незаурядного ума, и ему нравится забавляться разными иносказаниями и туманными намеками. Не сомневаюсь, когда вы встретились с ним в «Шторме», он таких словесных кружев наплел, что вогнал тебя в недоумение.
   Вопреки своему настроению, Калам улыбнулся.
   — Тогда понятно, почему он мне сразу чем-то понравился. Элан негромко и понимающе засмеялся.
   — Думаю, нам втроем будет о чем поговорить вечерами, за ужином в его каюте. Ужасно, когда в пути не с кем словом перекинуться.
   Подавляя свою улыбку, Калам сказал:
   — Больше я не сделаю такой ошибки и не подставлю спину под твой удар, Салк Элан.
   — Понятное дело, ты отвлекся, — невозмутимо ответил Элан. — Вряд ли представится другой такой случай.
   — Рад, что мы поняли друг друга. А то, знаешь, в твоих объяснениях больше дыр, чем в днище этой посудины.
   — Говоришь, ты рад? Откуда такая сдержанность, Калам Мехар? Я просто счастлив, что мы так здорово поняли друг друга!
   На нижней палубе казначей продолжал распекать капитана. Матросы побросали работу и вовсю глазели.
   — Какое возмутительное нарушение всех правил приличия! — брезгливо поморщился Элан.
   — Но на корабле хозяин не этот горлопан, а капитан, — возразил ему Калам. — Если бы он захотел, он бы мигом заставил казначея умолкнуть. Сдается мне, капитан нарочно позволяет ему побушевать.
   — И все же я предлагаю спуститься вниз и прекратить этот поросячий визг.
   Калам покачал головой.
   — Нечего совать нос не в свои дела. Кто мы такие? Впрочем, это мое мнение. Ты волен поступать, как желаешь.
   — Нет, Калам, это наше дело. Надо знать матросов. Казначею они не посмеют слова сказать, но нам за невмешательство будут мстить. Или ты хочешь, чтобы кок подавал нам кашу, предварительно плюнув туда?
   «А ведь этот хлыщ прав».
   Салк Элан стал спускаться. Он держался уверенно и чуть нагловато. Калам постоял еще немного и тоже двинулся вниз.
   — Эй, благородный господин! — крикнул Элан.
   Казначей и его телохранители разом повернули головы.
   — Надеюсь, вы хорошо понимаете, что терпение капитана имеет предел, — продолжал Элан, подходя ближе. — На большинстве кораблей вы и ваши изнеженные слуги давно оказались бы за бортом и сейчас лежали бы на дне, радуя глаз проплывающим рыбам.
   Один из телохранителей взревел и шагнул навстречу Элану. Волосатая рука сжала эфес кривой сабли.
   Казначей был мертвенно-бледен. Невзирая на жару и теплый напанский плащ с капюшоном, его лицо оставалось сухим.
   — Ах ты, наглый выползок из задницы старого краба! — запищал он. — Убирайся в свою дыру, проклятое дерьмо, а не то я сейчас крикну стражу и тебя закуют в цепи!
   Казначей поднял тощую руку с длинными пальцами.
   — Мегара, отделай этого наглеца, чтобы впредь помнил!
   Телохранитель, не снимая руки с эфеса, шагнул к Салку Элану.
   — Прекратить безобразие! — зычно крикнул капитан. Полдюжины матросов встали между усатым телохранителем и Эланом. В руках угрожающе покачивались ножи и стилеты. Телохранитель потоптался на месте, затем отступил. Довольно улыбаясь, капитан посмотрел на казначея.
   — А теперь мы с господином казначеем продолжим разговор у меня в каюте. Пока мы с ним мило беседуем, мои матросы стянут с его телохранителей эти мешковатые кольчуги и спрячут подальше. Затем верных слуг господина казначея хорошенько вымоют, после чего корабельный лекарь осмотрит их на предмет завшивленности. Сразу предупреждаю: насекомых на борту «Затычки» я не терплю. Ну а когда изгнание презренных насекомых завершится, пусть эти молодцы потаскают ящики своего господина и прочее имущество, за исключением тяжеленной деревянной скамьи. На корабле она нам ни к чему, а вот таможенному офицеру очень даже пригодится. Он сразу станет выше ростом и благословит наше отплытие. И последнее. Ругаться на корабле имею право только я. У остальных такого права нет. На этом моя краткая напутственная речь закончена.
   Если казначей и намеревался что-то возразить, обморок его опередил. Казначей шумно грохнулся на палубу. Телохранители повернули головы и очумело уставились на своего хозяина.
   Полюбовавшись зрелищем бездыханного тела, капитан сказал:
   — Разговор придется отложить. Снесите его вниз и снимите этот дурацкий плащ. Нашему лекарю добавится работы, а ведь мы еще даже якорь не поднимали.
   Он повернулся к Каламу и Салку Элану.
   — А вас, господа, я приглашаю к себе в каюту.
 
   Капитанская каюта была немногим больше той, что отвели Каламу. Ассасина удивила крайняя суровость обстановки. Капитан долго разыскивал в шкафчике кружки. Наконец он их все-таки нашел и наполнил местным кислым элем. Не произнося никаких тостов, капитан осушил половину своей кружки, обтер рукавом рот. Глаза его беспрестанно перемещались, останавливаясь то на Каламе, то на другом пассажире.
   — Правила поведения на борту просты, — морщась, сказал он. — Держаться подальше от казначея и не ввязываться с ним ни в какие разговоры. Положение крайне неопределенное. Сегодня я узнал, что арестовали адмирала Нока.
   Калам поперхнулся элем и спешно отставил кружку.
   — Арестовали? По чьему приказу?
   Капитан хмуро разглядывал сапоги Элана.
   — Пормкваля, кого же еще? Это был единственный способ запереть флот в заливе.
   — Но императрица…
   — Она вряд ли знает. Из города уже давно, несколько месяцев назад, исчезли все «когти». Тоже весьма странно.
   — А без них Пормкваль почувствовал себя полновластным хозяином Арена, — предположил Салк Элан.
   — Почти полновластным, — сказал капитан.
   Он допил эль и налил себе еще.
   — Во всяком случае, его казначей явился на борт со странной писулькой. На время плавания Пормкваль дал ему неограниченные права. Каково? Эта ходячая вешалка даже может сместить меня, если пожелает. И хотя у меня есть имперский мандат, ни я, ни моя команда не являемся военными моряками. Почему я и сказал, что положение крайне неопределенное.
   Калам тоже допил эль, но больше наливать не стал.
   — Рядом с нами стоит имперский грузовой корабль и, похоже, также готовится к отплытию. Так почему же Пормкваль не отправил своего казначея со всем добром туда? Их посудина больше, новее и лучше охраняется.
   — Верно. Только Пормкваль распорядился по-своему. Корабль отходит вслед за нашим. Но там поплывет семейство Железного кулака, его слуги и, конечно же, его драгоценные племенные жеребцы. Для ящиков места не осталось.
   Капитан обвел глазами каюту. Чувствовалось, ему не по себе.
   — Когда надо, «Затычка» плывет очень быстро. Это все, что могу сказать… Давайте еще по кружечке. Военные моряки для казначейской охраны уже на борту. Через час снимаемся с якоря.
 
   — Неужели так оно и есть? — пробормотал Салк Элан.
   — Ты о чем? — спросил Калам, шедший вслед за ним по тесному корабельному коридору.
   — Да о положении в городе.
   Элан громко рыгнул.
   — Никогда еще не пил столь скверного эля. Как будто на дохлых лягушках настаивали.
   — Чтобы в Арене не было ни одного «когтя»… возможно ли такое? — спросил Калам.
   Салк Элан слегка пожал плечами.
   — Арен совсем не тот, что прежде. В городе полно жрецов и солдат. Тюрьмы переполнены невиновными. Мне говорили, что прозорливые люди давно поторопились убраться отсюда. Кажется, будто Пормкваль воюет против своих, а фанатики Шаик продолжают убивать pi сеять хаос. Я слышал, что и магические Пути сильно изменились. Но это ты, наверное, знаешь лучше меня.
   — Я могу считать это ответом на свой вопрос?
   — А я, по-твоему, кто? Близкий друг «когтей», посвященный во все их дела? Я не только всегда старался обходить этих головорезов как можно дальше, но и подавлял в себе всякое любопытство насчет их змеиного гнезда.
   Элан вдруг просиял.
   — А может, казначей не очнется после солнечного удара? Приятная мысль.
   Калам молча повернулся и открыл дверь своей каюты. Салк Элан к себе не пошел, а направился на главную палубу.
   Ассасин встал, привалившись спиной к дверному косяку.
   «Лучше угодить в ловушку, которую видишь, чем в невидимую», — подумал он.
   Однако мысль эта была малоутешительной. Может, никакой ловушки и нет. Паутина, сплетенная Меброй, тянулась очень далеко. Калам всегда знал об этом, и сам не раз обрывал ее зловещие нити. Похоже, Мебра его не предавал. Как-никак, Калам выполнил свое обещание и вручил Шаик книгу Дриджны. Скорее всего, Салк Элан — маг. Да и в сражении не новичок. Он совсем не испугался, когда телохранитель казначея пошел на него с саблей.
   Обе эти мысли продолжали будоражить его. А скверный эль продолжал будоражить желудок Калама.
 
   Пока племенных жеребцов Пормкваля вели к причалу, в гавани воцарился настоящий хаос. Лошади упирались, били копытами по камням, и не только по камням. Они норовили укусить всех, кто подворачивался им под морды и копыта: конюхов, солдат, грузчиков и разношерстных малазанских чиновников. Главный конюший Железного кулака сбился с ног и охрип, пытаясь восстановить хоть какой-то порядок. Своей суетой и размахиванием руками он еще сильнее взбудоражил животных.
   Одного из жеребцов держала под уздцы женщина. Если она чем-то и выделялась среди прочих конюхов, то лишь своим спокойствием. Когда коней повели по сходням на корабль, она взошла туда одной из первых. Главный конюший знал в лицо всех конюхов и слуг, но его внимание разрывалось в разные стороны, и он даже не заметил незнакомую женщину с незнакомым конем.
   Минала видела, как пару часов назад из гавани отплыла «Затычка», приняв на борт два взвода хорошо вооруженных военных моряков. Некоторое время корабль шел на веслах. Примерно в четверти лиги от берега его ожидали военные галеры — эскорт на время прохода по Аренскому заливу. «Затычка» подняла паруса и стала медленно уменьшаться.
   На корабле, куда пробралась Минала, охраны было больше. Она насчитала семь взводов. Это и понятно: Джальхадинское море кишело судами мятежников.
   Этот корабль строили для перевозки лошадей и скота, а потому продумали, как заводить животных в трюм и поднимать наверх. Вместо привычного пандуса на палубе была устроена клеть, опускаемая и поднимая несколькими лебедками. Первых четырех коней уже провели внутрь клети.
   Жеребец Калама беспокойно мотал головой и пофыркивал. Седой конюх, стоявший рядом с Миналой, не мог отвести глаз от коня.
   — Последнее приобретение Пормкваля? — спросил он.
   Минала кивнула.
   — Замечательный конь. У нашего Железного кулака прекрасный глаз.
   «И не менее впечатляющее бесстыдство. Даже свое бегство он выставляет напоказ. Не сомневаюсь, когда он окончательно уберется из Арена, то заберет с собой и весь военный флот. Ах, Кенеб, в какую яму мы тебя затащили!»
   Калам говорил ей: «Уезжай из Арена». Те же слова она сказала при расставании Сельве, но было поздно. Кенеб оказался под началом Блистига, командующего аренским гарнизоном. Ни о каком отъезде не могло быть и речи.
   Минала чувствовала, что больше никогда не увидит родных.
   «И все ради чего? Я отправляюсь вслед за человеком, даже не понимая, испытываю ли я к нему хоть какие-то чувства. Да, Минала, в твоем возрасте нужно бы уметь обуздывать порывы».
 
   Далеко на юге тянулась серо-зеленая полоска, подрагивая в потоках горячего воздуха. Впереди лежала бесплодная каменистая равнина. По ней шла мощенная битым кирпичом дорога — ответвление от Имперской дороги.
   Авангард армии Кольтена достиг перекрестка. Если ехать на восток или юго-восток, местность скоро изменится. Появится растительность, замелькают деревушки и городки. В тех краях, на берегу Джальхадинского моря, стоял священный город Убарид.
   Дым далеких пожаров придавал южной части горизонта сероватый оттенок.
   Откинувшись в седле, Дюкр вместе с остальными слушал словоизлияния капитана Сульмара.
   — …согласие в этом будет полным. Мы должны выслушать Нефария и Пуллика. Нельзя забывать, что беженцы сильнее всех страдают от тягот пути.
   Изуродованный капитан Лулль презрительно фыркнул. Сульмар заметно побледнел, но продолжал говорить:
   — Беженцев держат на голодном пайке. Конечно, в Ватаре полно воды, но за рекой снова начинается пустыня.
   Балт запустил пальцы себе в бороду.
   — Наши колдуны ничего не чуют. Но пока мы еще далеко. Сначала нужно пройти по этой равнине, переправиться через широкую реку и миновать лес. Сормо сказал, что духи земли могут прятаться очень глубоко.
   Дюкр взглянул на юного колдуна. Тот сидел на своей лошади, опустив плечи и спрятав лицо за капюшоном. Руки, сомкнувшиеся на седельной луке, заметно дрожали. Нил и Нетра все еще не оправились после бойни на Гелорском хребте. Они не показывались из своей повозки, и у Дюкра даже закралась мысль, живы ли они.
   «У нас осталось всего три мага… а может, всего один, ибо эти двое либо мертвы, либо до крайности слабы. Каждая неделя нашего проклятого странствия делает Сормо на десять лет старше».
   — Тактические преимущества должны быть для вас очевидны, — возобновил свою атаку на Кольтена Сульмар. — Даже разрушенные, стены Убарида могут послужить лучшей защитой, чем пустыня без единого холмика.
   — Хватит! — рявкнул Балт.
   Сульмар умолк, плотно сжав бескровные губы.
   Дюкр поежился, но вовсе не из-за наступавшей вечерней прохлады.
   «Виканцы тебя не поймут, Сульмар. Ты занимаешь слишком высокий пост, чтобы идти на поводу у беженцев и действовать в ущерб общей стратегии Кольтена. Узнать бы, что таится под твоей личиной, капитан. Думаю, когда ты попиваешь вино в обществе Нефария и Пуллика Алара, ты совсем другой. Там истинный ты…»
   Кольтен не одернул Сульмара и не отчитал его. Распекать было не в правилах главнокомандующего. Все подобные речи, как и напыщенные требования знати, Кольтен встречал с презрительным и холодным равнодушием. Если для соплеменников такое поведение было привычным, Сульмар и подобные ему едва сдерживали переполнявшую их злобу.
   Чувствовалось, что в этот раз Сульмар был намерен изложить позицию знати до конца.
   — Мы не может учитывать только военные интересы, господин Кольтен. Есть же еще, так сказать, и гражданская точка зрения…
   Лулль не выдержал:
   — Господин Балт, прошу срочно повысить меня в звании, чтобы я смог отлупить этого прихвостня, пока на нем живого места не останется. В противном случае, Сульмар, — оскалил зубы Лулль, — мне придется разобраться с тобой наедине.
   Сульмар ответил ему молчаливой усмешкой.
   — Никакой гражданской точки зрения нет, — сказал до сих пор молчавший Кольтен. — Возможно, мы и сумеем отбить Убарид, но окажемся в смертельной ловушке. Нам не выдержать одновременного нападения с суши и моря. Втолкуй Нефарию мои слова. Это мой последний приказ тебе.
   — Как понимать, последний?
   Кольтен не ответил.
   — А так и понимать, что последний, — пробасил Балт. — Ты будешь разжалован и с позором изгнан.
   — Прошу прощения, но это не во власти господина Кольтена.
   Кольтен повернул голову.
   «Неужели Сульмар все-таки задел виканца за живое?» — подумал Дюкр.
   — Мое поступление на имперскую военную службу было закреплено соответствующим приказом. Считаю необходимым напомнить вам, господин Кольтен, что сила малазанской армии строится не только на безоговорочном подчинении приказам, но и на свободе изложения своих воззрений по тому или иному вопросу. Я не отказывался подчиняться вашим приказам, господин Кольтен. Но у меня есть право требовать надлежащего протоколирования своей точки зрения. Если желаете, я могу напомнить соответствующие артикулы устава, где говорится об этом.
   Снова воцарилось молчание. Потом Балт, наклонившись к Дюкру, спросил:
   — Историк, ты все понял?
   — Как и вы, господин Балт.