«Медведь, который по весне едва успел выбраться из берлоги. Отощавший, с красными от долгой спячки глазами и впалым брюхом, урчащим от голода… А впереди уже затаилась пара волков, рассчитывающих на внезапность нападения…»
   Капитан стоял у штурвала. Рядом, держась за мачту, стоял его первый помощник. Оба всматривались в темноту — не мелькнет ли пиратское судно.
   Калам открыл рот, чтобы заговорить, но его опередил крик первого помощника:
   — Цель справа по борту, капитан! Поворот на три четверти румба! Нас несет прямо на них!
   В сумраке едва проступали очертания низко сидящего одномачтового пиратского судна. До него было не более сотни шагов. «Затычка» шла прямо на вражеский корабль.
   «Пожалуй, лучших условий не придумаешь», — одобрительно подумал Калам.
   — Всем приготовиться к атаке! — заорал капитан, перекрывая гул шторма.
   Первый помощник рванулся вперед, отдавая свои приказы команде. Военные моряки залегли на палубе, готовясь к нападению. С пиратского судна слышались неясные крики. Квадратный парус выгнулся до предела под напором ветра. Пираты делали последнюю отчаянную попытку избежать столкновения с «Затычкой».
   Если боги и усмехались, глядя на эту сцену, их усмешка больше напоминала оскал трупа. Перед самым столкновением волна подняла «Затычку» и швырнула на заостренный нос пиратского судна. Раздался громкий треск; бурлящие волны покрылись десятками обломков. Столкновение лишило Калама равновесия. Не успев схватиться за перила, он свалился с полубака на палубу и покатился дальше, больно ударившись плечом.
   Над головой угрожающе хрустнула мачта. Среди струй дождя бились паруса, похожие на крылья призрачного чудовища.
   От столкновения «Затычку» накренило. Оба судна сцепились намертво. Отовсюду слышались крики матросов, но Калам почти ничего не видел. Плечо вспухло. Ассасин закусил губы и попробовал встать. Последний из военных моряков перепрыгивал через правый борт судна, чтобы спуститься на палубу пиратского корабля. Точнее, на ее обломки. Сквозь завывания ветра Калам услышал лязг оружия.
   Ассасин оглянулся по сторонам, надеясь увидеть капитана. Полубак был пуст. За штурвалом никто не стоял. Ветер гонял обломки рангоутов. Калам стал пробираться к корме.
   Сцепившимися кораблями управляла только стихия. Волны хлестали по правому борту «Затычки», заполняя палубу клочьями соленой пены. На пути у Калама оказался лежащий ничком человек. Из носа и горла струилась кровь, торопливо смываемая морской водой. Человек был мертв. Калам пригляделся и узнал в нем первого помощника. Ассасин осторожно переступил через труп и двинулся дальше.
   «Странно, при такой качке — и никаких признаков морской болезни».
   Калам добрался до полубака… У рулевого было снесено полчерепа. Остатки тела держались на нескольких лоскутах кожи. Этого человека убила не стихия. Его ударили сзади в шею. Убийца держал меч обеими руками. Рулевой был убит еще до столкновения кораблей. Обломки рангоутов еще больше изуродовали мертвое тело.
   Капитана он нашел лежащим невдалеке от мачты. Рядом лежал один из телохранителей казначея. Два обломка торчали у него из горла и груди. Увидев кривую саблю, Калам сразу понял, кто убил рулевого. Мертвый телохранитель и сейчас крепко сжимал ее эфес. Видимо, следующий удар он готовил для капитана, но тот успел схватиться за лезвие. У капитана были располосованы все пальцы, из которых безостановочно лилась кровь. Еще одна рана покрывала капитанский лоб, однако ровное дыхание свидетельствовало, что капитан по-прежнему жив.
   Калам осторожно разжал ему пальцы и оттащил капитана в сторону.
   «Затычка» наконец-то расцепилась с пиратским судном и сейчас же нырнула вниз. В следующее мгновение волны опять вздыбили корабль, окатив палубу новым водопадом. На полубаке появились люди. Один встал к штурвалу, другой опустился на корточки рядом с ассасином.
   Калам увидел перед собой окровавленное лицо Салка Элана.
   — Капитан жив? — спросил Элан.
   — Да.
   — Мы еще не вылезли из заварушки.
   — Ну и Клобук с ней! — бросил ему Калам. — Нужно отнести капитана вниз.
   — Правый борт весь в пробоинах. Матросы без конца откачивают воду.
   Они осторожно подняли капитана.
   — Что с пиратским судном?
   — В щепки.
   Они стали осторожно спускаться по скользким ступеням.
   — Вышло совсем не так, как мыслил казначей, — сказал Калам.
   — А мы с тобой оказались на одном пути, — ответил ему Салк Элан и остановился.
   — Где этот выродок?
   — Командует «Затычкой». Представляет дело так, будто мы случайно столкнулись с другим судном, не разглядев его из-за шторма. Говорю тебе, балаган еще не кончился.
   — Не все сразу, — проворчал Калам.
   В коридоре, куда они спустились, вода была по щиколотку. «Что же тогда делается в трюме?» Похоже, «Затычка» превращалась в решето.
   — А ты, смотрю, произвел впечатление на военных моряков, — сказал Элан, когда они подошли к двери капитанской каюты. — Чем же ты на них надавил?
   — Ничем. По званию я младше их лейтенанта.
   — Значит, былая слава. Но лейтенанта ты настолько впечатлил, что она уже поцапалась с казначеем.
   — Из-за чего?
   — Этот идиот настаивает на капитуляции. Они осторожно положили капитана на койку.
   — Он, никак, собирался перекинуть монеты на первое судно? — спросил Калам.
   — Вряд ли. Эта посудина должна была расправиться с капитаном и командой. Помнишь, как он задергался, когда услышал про атаку?
   — Помню. Что ж, мы купили себе передышку. Помоги мне снять с капитана одежду.
   — М-да, досталась его рукам.
   — Придется зашивать раны, потом бинтовать.
   Салк Элан смотрел, как ассасин укрывает раненого одеялом.
   — Думаешь, он выживет?
   Калам не ответил. Он осматривал рваные раны на капитанских руках.
   — Надо же, голыми руками остановил удар кривой саблей.
   — На такое не каждый решится. Слушай, Калам, как мы с тобой вляпались во все это?
   Ассасин пожал плечами.
   — Как вляпались — не знаю. Но ты прав: мы оказались на одном пути. И никто из нас не желает окончить его в брюхе акулы.
   — Я расцениваю это как предложение действовать сообща.
   — Да, но только на время. Не жди, Элан, что я поцелую тебя в щечку и пожелаю спокойной ночи.
   — Что, даже разочек не поцелуешь?
   — Ты бы лучше поднялся на палубу и поглядел, как там. Я сам с ним управлюсь.
   — Торопись, Калам. Капитан и так потерял много крови.
   — Знаю.
   Салк Элан ушел. В каюте Калам разыскал мешок с лекарскими принадлежностями и стал зашивать израненные руки. Он закончил с одной рукой и взялся за вторую, когда капитан застонал.
   — Потерпи, капитан. Еще немного, заштопаю тебе и другую руку.
   — Я его перехитрил, — прошептал капитан, не открывая глаз.
   — Мы так и подумали, — ответил ассасин, продолжая орудовать иглой. — А теперь помолчи и дай мне закончить.
   — Пормквалю тоже не поздоровилось.
   — Ошибаешься. По-моему, на нем ни одной царапины. А в остальном… говорят, подобное притягивает подобное.
   — Ты и этот напыщенный хлыщ… тоже притянули друг Друга?
   — Спасибо за наблюдение. Я постоянно это слышу.
   — Но это уж ваша забота, — сказал капитан.
   — И лейтенанта тоже.
   Капитан через силу улыбнулся. Глаза он так и не открывал.
   — Хорошо, — прошептал он.
   Калам отодвинулся и протянул руку за бинтами.
   — Сейчас тебя перевяжу. Да, забыл порадовать: тот телохранитель мертв.
   — Так он сам себя и угробил. От первого удара я увернулся. Он саблей рубанул по веревкам. Не по тем. Ну и заработал себе деревяшку в глотку… Чувствуешь, Калам? Мы по-прежнему плывем. Спасибо богам: они смотрят на нас сверху. И помогают. «Затычка» порядком набрякла. Но держится на плаву.
   — Пока держится. Мы залатали все дыры, какие могли. Все тряпки в ход пошли.
   — Ну, недостатка в тряпках у нас никогда не было.
   — Перевязал я твои руки, — сказал Калам и встал. — Теперь поспи. Ты нам нужен здоровым, причем скоро.
   — Вряд ли я поправлюсь. Не забывай, остался второй телохранитель. Он меня добьет, едва представится возможность. Живой я мешаю казначею.
   — Мы об этом позаботимся, капитан.
   — В прямом смысле?
   — В прямом.
   Калам вышел из каюты. По пути на палубу он выдвинул свои кинжалы из ножен.
   «В самом прямом смысле, капитан».
 
   Буря стихла. Небо на востоке светлело, приобретая нежно-золотистый оттенок. «Затычка» вновь шла прежним курсом. С полубака были тщательно убраны все следы ночного столкновения. Матросы занимались привычным делом, хотя Калам сразу заметил напряженность на их лицах.
   Казначей и второй телохранитель стояли возле центральной мачты. Новоявленный капитан не сводил глаз с приближавшегося пиратского судна. Расстояние уже позволяло увидеть людей, сгрудившихся на тамошней палубе. Внимание телохранителя было сосредоточено на Салке Элане, стоявшем у лесенки на полубак. Их разделяло не более десяти шагов. Матросы чувствовали: что-то назревает, но не делали ни малейших попыток вмешаться.
   — Возложили на себя обязанности капитана? — спросил Калам.
   Казначей резко кивнул, стараясь не встречаться с глазами ассасина.
   — Я намерен выпутаться из сложившегося положения.
   — Точнее, бросить им кость. И сколько это будет? Три четверти груза? Или весь? А потом вы предложите себя в качестве единственного заложника. Очень великодушно.
   Казначей побледнел.
   — Тебя это не касается, — выдавил он.
   — Разумеется. Но меня касается убийство капитана и его старших помощников, поскольку это увеличивает опасность плавания. Если команда и не знает наверняка, то догадывается, чьих это рук дело.
   — За порядком следят военные моряки. Советую удалиться в свою каюту. Там с твоей головы не упадет ни один волос. Но только попробуй вмешаться, и отправишься кормить акул.
   Калам взглянул на приближающийся пиратский корабль.
   — Думаешь договориться с пиратами? А что им помешает перерезать тебе глотку и уплыть со всем добром? — спросил ассасин, незаметно перейдя на «ты».
   Казначей тоже этого не заметил.
   — Сомневаюсь, что мой дядя и двоюродные братья станут меня убивать, — сказал он. — А теперь я настоятельно предлагаю тебе отправиться в каюту и не высовывать оттуда носу.
   Игнорируя его совет, Калам прошел к военным морякам.
   По их рассказам, ночное сражение с пиратами было яростным и коротким. Мало того что корабль развалился у тех под ногами — обезумевшая команда затеяла еще и потасовку между собой.
   — Это больше походило на бойню, — призналась лейтенант. Моряки поглядывали на протекающую обшивку, торопясь заткнуть очередные дыры.
   — Наши не получили ни одной царапины, — добавила женщина.
   — Вы разобрались что к чему? — тихо спросил Калам.
   — Более или менее. А почему ты спрашиваешь, капрал?
   — Казначей прикажет вам сложить оружие.
   — Ого! А потом пираты перережут нам глотки и пошвыряют за борт? Не знаю, какие документы получил этот казначей, но здесь дело попахивает государственной изменой.
   — Пусть он украл у другого вора, однако я понимаю, о чем ты говоришь.
   Калам встал.
   — Я переброшусь парой слов с командой, потом вернусь сюда.
   — Слушай, Калам, а почему бы нам прямо сейчас не расправиться с этим казначеем и его шавкой-телохранителем?
   — Не стоит нарушать правил, лейтенант. Оставь убийство тем, чьи души уже запятнаны кровью.
   Женщина понимающе кивнула.
 
   Калам разыскал матроса, с которым говорил тогда, в трюме. Матрос стоял на полубаке и сворачивал канат. Всем своим видом он показывал, что очень занят.
   — Слышал, ты спас капитана, — шепнул матрос, увидев Калама.
   — Спас-то спас, но он не в лучшем состоянии.
   — Понимаю. Наш кок стоит у его каюты. С тесаком. А кок у нас такой — может тесак и в ход пустить. Я даже видел, как он этим тесаком бреется. Кожа гладенькая, как грудки у невинной девушки.
   — Кто теперь вместо помощников капитана?
   — Если ты спрашиваешь, кто делает так, чтобы корабль плыл вперед, а не ко дну, и кто не дает ребятам бездельничать, так это я. Только новый капитан не больно-то хочет ко мне прислушиваться. А его верзила, едва море успокоилось, приказал лечь в дрейф.
   — Чтобы груз из трюма перекочевал на соседний кораблик?
   Матрос кивнул.
   — А потом?
   — Если новый капитан не соврал, они нас отпустят.
   — С чего бы это им быть такими добренькими? — усмехнулся Калам.
   — Я тоже про это все время мозгую. Глаза-то нам не повыковыриваешь. А ребята много чего видели. И как с капитаном нашим обошлись — тоже. Злы они на нового хозяина.
   Их разговор прервал топот кованых сапог. Телохранитель казначея вел военных моряков на нижнюю палубу. Калам поймал взгляд лейтенанта. Вид у женщины был угрюмый и несколько растерянный.
   — Боги решили позабавиться, — процедил сквозь зубы матрос. — Пираты совсем рядом.
   — Сейчас и мы позабавимся, — едва слышно произнес Калам.
   Он повернул голову. Салк Элан как будто ждал этого момента. Ассасин кивнул, и Элан с подчеркнутой небрежностью отвернулся. Руки у него были спрятаны под плащом.
   — Пиратов не меньше полусотни, — сказал матрос — Вооружены до зубов. Надо наших ребят поднимать.
   — Пиратов оставь военным морякам. Команде скажи, чтобы не встревали. Понял?
   Матрос торопливо кивнул и исчез.
   Калам спустился на нижнюю палубу, где между казначеем и лейтенантом происходил не самый приятный разговор.
   — Я, кажется, велел сложить оружие, — раздраженно повторил казначей.
   — Мы этого не сделаем.
   Такого поворота событий казначей не ожидал. Трясясь от ярости, он подал знак телохранителю. Но великан успел сделать всего один шаг. Сдавленно вскрикнув, телохранитель схватился за нож, торчавший из его горла. Кровь заливала ему доспехи. Шатаясь, он рухнул на палубу и затих.
   Салк Элан нагнулся над убитым, чтобы извлечь свой нож.
   — Мы решили сыграть по-своему, дорогой господин казначей.
   Ассасин встал за спиной у казначея и уперся острием кинжала в его затылок.
   — И чтоб не пикнул и не шевельнулся. Понял?
   Он повернулся к военным морякам.
   — Лейтенант, подготовиться к отражению атаки.
   — Слушаюсь, господин капрал.
   Она произнесла эти слова без тени усмешки.
   Пиратское судно находилось почти рядом с бортом «Затычки». Пираты суетились, готовясь перепрыгнуть на беззащитный (как они думали) корабль. Однако остов «Затычки» был выше. Пираты не видели ни палубы, ни тех, кто там затаился. Правда, один из них догадался полезть по мачте к «вороньему гнезду».
   «Поздно спохватились, дуралеи», — мысленно усмехнулся Калам.
   Капитан пиратского судна (надо полагать, это и был дядя казначея) прокричал приветствие.
   — Поздоровайся с ним, — прошептал казначею Калам. — Может, твои родственнички и пощадят тебя. Тебе их лучше знать.
   Казначей помахал рукой и выкрикнул ответ. Оба корабля разделяло не более десятка шагов.
   — А теперь слушайте внимательно, — сказал Салк Элан корабельным матросам. — Как только они подойдут совсем близко — цепляйте их крючьями. Ни в коем случае не дайте им уйти, иначе получим хвост до самого Фалара.
   Пиратский матрос одолел половину расстояния до «вороньего гнезда». Он вытянул шею, чтобы получше рассмотреть происходящее на палубе «Затычки». Его товарищи уже перебросили канаты. Корабли сблизились.
   Арбалетная стрела оборвала предостерегающий крик пиратского матроса. Сам он рухнул на палубу.
   Едва первые незваные гости начали карабкаться на борт «Затычки», Калам схватил казначея за воротник и поволок прочь.
   — Ты допустил ужасную ошибку, — прошипел казначей.
   Военные моряки дали залп по нападающим. Первая атака захлебнулась.
   Тревожный крик Салка Элана заставил ассасина обернуться… Над кораблем, за спинами военных моряков, зависло крылатое чудовище. Размах его крыльев был не менее десяти шагов. Желтая чешуйчатая шкура ярко блестела в свете утреннего солнца. Шея оканчивалась удлиненной змеиной головой. В раскрытой пасти поблескивали длинные острые зубы.
   «Боги милосердные! Энкарал! Откуда он здесь, в такой дали от Рараку?»
   — Я тебя предупреждал! — захихикал казначей.
   Крылатое чудовище врезалось в гущу моряков. Острые когти легко продирали кольчуги и срывали с голов шлемы.
   Калам с размаху ударил казначея кулаком в лицо. Тот потерял сознание и повалился на палубу. Из носа и глаз пошла кровь.
   — Калам! — крикнул Салк Элам. — Оставь мага мне. Помоги морякам!
   Мага? Конечно, появление энкарала в открытом море было больше похоже на магическую уловку. Эти твари крайне редко встречались даже в пределах Рараку. За все время странствий по пустыне ассасин ни разу не столкнулся с громадной крылатой ящерицей.
   Пока Калам бежал, чудовище растерзало семерых моряков. Крылья энкарала тяжело ударяли по палубе, а когтистые лапы искали новых жертв.
   Пираты лезли на борт «Затычки». Им противостояла горстка военных моряков, в числе которых Калам заметил и лейтенанта.
   Времени на раздумья у Калама не было, а на что способен Салк Элан, он не знал.
   — Сомкните щиты! — крикнул он морякам и прыгнул вниз.
   Энкарал заметил его и раскрыл пасть. Зубы чудовища находились совсем рядом с лицом Калама. Ассасин пригнулся и ударил энкарала между ног. Лезвие кинжала полоснуло по чешуйкам и переломилось, будто прутик. Выругавшись, Калам бросил кинжал и взобрался энкаралу на спину. Чудовище вертело головой, однако дотянуться до него не могло.
   С палубы пиратского судна донесся характерный хлопок. «Магический удар».
   Зажав в одной руке кинжал, другой ассасин обхватил изогнутую шею энкарала. Лезвие рвало перепонки крыльев, оказавшиеся на удивление тонкими. Энкарал повалился на палубу, где на него набросились с мечами моряки. Там, где не помогали ножи и мечи, в ход пошли копья. Из-под чешуек хлынула кровь. Энкарал забился в предсмертных судорогах.
   Вся палуба превратилась в поле сражения. Пираты расправлялись с последними военными моряками. Калам спрыгнул с туши издыхающего энкарала, перебросил кинжал в левую руку, а правой подхватил короткий меч, валявшийся рядом с убитым моряком. Это было как нельзя кстати, ибо в следующее мгновение ему пришлось отражать удары двоих пиратов, вооруженных кривыми саблями.
   Калам прыгнул на обоих противников, одновременно ударив их своим оружием. Кинжал застрял между ребрами нападавшего. Пират зашатался. Калам стащил у него с головы шлем и нахлобучил себе на голову. Шлем оказался слишком мал. Кривая сабля второго нападавшего сбила шлем, и тот, пролетев немного, с грохотом запрыгал по липкой от крови палубе.
   Теперь Каламу противостояли уже шестеро пиратов. Салк Элан ударил по ним сзади, разя обеими руками. Троих он уложил сразу. Калам бросился на четвертого и одеревеневшими пальцами сжал ему горло.
   Вскоре звон оружия стих. Палуба была усеяна человеческими телами. Некоторые стонали, иные кричали и бились в последних судорогах, но большинство замерло навсегда.
   Калам припал на одно колено, восстанавливая сбившееся дыхание.
   — Ну и свалка! — пробормотал Салк Элан, стирая кровь со своего оружия.
   Ассасин поднял голову. Изысканная одежда Элана была прожжена и запачкана кровью. В крови была и половина его лица. Одна бровь обгорела. Элан тяжело дышал. Чувствовалось, каждый вдох отзывается болью в его теле.
   Калам оглядел палубу. Корабельные матросы нагибались над лежащими телами, отыскивая живых. Из военных моряков уцелело всего двое. Лейтенант погибла.
   К ассасину подошел матрос, взявший на себя обязанности первого помощника.
   — Кок попросил узнать, — начал матрос.
   — Что узнать? — удивился Калам.
   — Эта большая ящерица… она съедобная?
   Салк Элан засмеялся и тут же зашелся кашлем.
   — Редкое лакомство, — ответил Калам. — В Панпотсуне кусок ее мяса идет за сотню джакатов.
   — Ты не возражаешь, если мы заберем с пиратского судна кое-какие припасы? — спросил матрос. — Им уже не понадобятся.
   Ассасин кивнул.
   — Я пойду с тобой, — сказал Салк Элан.
   — Почту за честь.
   — А что делать с казначеем? — спросил другой матрос. — Эта гнусь еще жива.
   — Оставьте его мне, — ответил Калам.
 
   Казначей находился в сознании и видел, как к его телу привязывают мешки с монетами. Он вращал широко раскрытыми глазами и мычал, пытаясь вытолкнуть кляп. Калам вместе с Эланом подняли отяжелевшего казначея и, несколько раз качнув, швырнули за борт.
   На плеск устремились акулы. Но они были слишком сыты и не захотели плыть за казначеем в глубину.
   Пиратский корабль горел очень долго. Он успел превратиться в точку на горизонте, а столбы дыма продолжали тянуться в небо.
 
   Над священной пустыней Рараку вновь поднялся вихрь Дриджны. Его ширина достигала целой лиги, а гул ветра превратился в протяжный стон, от которого хотелось поплотнее заткнуть уши. Но в самом сердце пустыни царило спокойствие и с неба струился золотистый свет.
   Впереди, будто выбеленные кости, из песка поднимались Щербатые утесы. Леом, шагавший впереди, неожиданно остановился.
   — Нам придется пересечь место, населенное духами, — сказал он.
   Фелисина кивнула.
   — Они древнее пустыни. Сейчас они пробудились и наблюдают за нами.
   — Скажи, возрожденная Шаик, они намерены причинить нам вред? — спросил тоблакай, хватаясь за свой деревянный меч.
   — Нет. Возможно, им любопытно, но вообще-то они безразличны к нам. А ты что чувствуешь? — спросила она Гебория.
   Бывший жрец Фенира брел, глубоко погруженный в себя и свои думы. Услышав вопрос, он вздрогнул, будто каждое слово впилось ему в кожу.
   — Чтобы испытывать безразличие, вовсе не нужно быть бессмертным духом, — пробормотал старик.
   Фелисина внимательно поглядела на него.
   — Ты стремишься убежать от радости возрождения, Геборий. Это не может длиться долго. Ты боишься вновь стать человеком.
   Он горько и язвительно рассмеялся.
   — Что, не ожидал услышать от меня таких мыслей? — спросила Фелисина. — Как бы тебе ни была противна моя прежняя жизнь, еще противнее для тебя расстаться с той капризной девчонкой.
   — Ты продолжаешь погоню за властью, Фелисина, и эта погоня заставляет тебя думать, будто вместе с властью ты получишь и мудрость. Что-то можно получить в дар, а что-то нужно заработать.
   — Он сковывает тебя кандалами своих поганых слов, возрожденная Шаик, — прорычал тоблакай. — Убей его.
   Фелисина покачала головой.
   — Мне не даровали мудрость, но мне даровали мудрого человека. Его общество, его слова.
   Геборий поднял на нее невидящие глаза.
   — Я думал, ты не оставила мне выбора, Фелисина.
   — Тебе это только казалось, Геборий.
   Она видела, что внутри старика происходит борьба. По сути, эта борьба никогда и не прекращалась.
   «Мы прошли с тобой по землям, обезумевшим от войны, и все это время каждый из нас воевал с самим собой. Дриджна — всего лишь зеркало, поставленное перед нами…»
   — А знаешь, Геборий, я от тебя научилась одному полезному качеству.
   — Какому же?
   — Терпению, — ответила Фелисина, дав знак Леому продолжать путь.
   Через какое-то время они подошли к новой цепи выветренных скал. Было трудно себе представить, что в давние времена здесь совершались священные ритуалы. На поверхности скал отсутствовали какие-либо изображения и письмена, а валуны лежали хаотично.
   И все же Фелисина ощутила: место полно духов, некогда сильных, теперь превратившихся в отзвук. Они просто следили за путниками, как смотрит слабый и больной человек, у которого хватает сил лишь приподнять голову. За скалами начиналось обширное понижение. Леом рассказывал, что именно там море умерло окончательно. Сейчас над впадиной висело густое облако пыли.
   — Оазис находится почти в самом центре, — сказал Леом, который теперь шел рядом с Фелисиной.
   Она молча кивнула.
   — Нам осталось пройти меньше семи лиг.
   — У кого из вас вещи Шаик?
   — У меня.
   — Отдай их мне.
   Леом молча снял с плеча мешок, развязал тесемки и начал выкладывать вещи убитой пророчицы. Небогатая одежда, простенькие кольца, серьги, браслеты. Последним Леом достал кинжал с тонким заржавленным лезвием. Только острая кромка была свободна от ржавчины.
   — Меч Шаик ожидает тебя в лагере, — сказал Леом. — Позволь тебе подсказать: браслеты пророчица носила только на левом запястье, а кольца — на левой руке.
   Он ткнул пальцем в переплетенные кожаные шнурки.
   — А их она носила на правой руке.
   Взгляд Леома стал суровым и непреклонным.
   — Тебе следует надеть все, как я сказал. Без изменений.
   — Чтобы обман удался? — улыбнулась Фелисина.
   Леом вперил глаза в землю.
   — Тебе могут… воспротивиться. В особенности верховные маги.
   — Которые готовы подогнать общее дело под свои прихоти, создать противоборствующие кучки единомышленников и начать войну за власть внутри лагеря. Они бы уже начали эту войну. Их останавливает неопределенность: маги не знают, жива Шаик или нет. Но поле битвы у них готово.
   — Пророчица… — выдохнул Леом.
   — Наконец-то ты с этим согласился.
   Леом поклонился.
   — Никто не смеет отрицать силу, снизошедшую на тебя, и все же…
   — И все же сама я не открывала священной книги.
   — Нет, не открывала.
   Фелисина оглянулась. Тоблакай и Геборий стояли неподалеку, прислушиваясь к их разговору.