Эриксон Стивен. Врата Смерти(пер. И.Иванова)

   Маппо изо всех сил пытался скрыть свое отчаяние.
   «Друг мой, ты предлагаешь помощь, не подозревая, сколь быстро этот меч может повернуться в другую сторону. В своем неведении ты чист и благороден. Но если Тремолор знает тебя лучше, нежели ты сам, решится ли он принять твою помощь?»
   — Друг, тебя что-то волнует? — спросил Икарий.
   В глазах полуджагата мелькнула настороженность. Маппо поспешно сделал вид, будто следит за уходящими спутниками.
   «Что меня волнует? Я стараюсь тебя предостеречь, друг мой. Если Тремолор тебя заберет, мир освободится от серьезной угрозы, но я потеряю друга. Хуже того, я предам тебя, обрекая на вечное заточение. Древние и безымянные, возложившие на меня эту миссию, сказали бы, что я должен действовать решительно и не позволять сомнениям ослабить свою решимость. Но им нет дела до любви и дружбы. И молодому воину-треллю тогда тоже не было дела. Он согласился без колебаний, поскольку даже не знал, во что это выльется. У него тогда не было ни капли сомнений. И еще очень долго он не сомневался, что делает благое дело».
   — Прошу тебя, Икарий, давай повернем назад. Друг мой, опасность слишком велика.
   «Друг мой. Наконец-то, Древние, я могу признаться вам: вы сделали неправильный выбор. Я трус».
   — Знаешь, Маппо, — медленно, словно нехотя признался Икарий, — я силюсь понять, но так и не понимаю. Внутри тебя бушует война. Она разбивает твое сердце. Тебе пора бы догадаться…
   — О чем? — хрипло спросил трелль, по-прежнему не глядя Икарию в глаза.
   — Что я готов отдать за тебя жизнь, мой единственный друг, брат мой.
   Маппо сжал голову руками.
   — Нет, — прошептал он. — Не говори так.
   — Прошу тебя, помоги мне прекратить эту войну.
   Трелль порывисто вздохнул.
   — Город времен первой империи… мы проходили через его развалины… там, на холме, который когда-то был островом…
   Икарий ждал.
   — Он разрушен… твоими руками, Икарий. Ты был охвачен слепой яростью, и равных ей по силе не существовало. Огонь этой ярости неизменно выжигает в тебе все воспоминания о содеянном. Я ведь давно наблюдаю за тобой. Вижу, как ты роешься в холодной золе минувших событий, стремясь вспомнить, кто же ты есть на самом деле. А я всегда стою рядом… я дал клятву сделать все, чтобы такое никогда не повторилось… Да, Икарий, ты разрушил не только этот город. Ты уничтожил и другие города вместе с их населением. Ты стирал с лица земли целые народы. И когда ты начинал убивать, не было силы, способной тебя остановить. Ты убивал до тех пор, пока все вокруг тебя не превращалось в безжизненную пустыню.
   Икарий молчал, а Маппо не осмеливался поднять на него глаза. У него саднили руки, все еще сжимавшие голову. Боль была его внутренней бурей, и трелль из последних сил не давал ей выплеснуться наружу.
   — Тремолор все это знает, — глухим, холодным голосом произнес Икарий. — Азату ничего не остается, как поглотить меня.
   «Если это возможно, испытания для тебя начнутся еще на подступах к Тремолору. Ведь в гневе ты можешь поднять руку и на Азат. Боги милосердные, никогда еще мы с тобой не подходили к опасной черте вплотную!»
   — Я думаю, пройденный тобой путь изменил тебя, Икарий. После стольких странствий ты наконец вернешься домой.
   — Где это начиналось, там должно и кончиться. Я пойду к Тремолору.
   — Друг мой…
   — Нет, Маппо, не удерживай меня. Ты должен понимать: после того, что я узнал, мне нельзя свободно разгуливать по земле. Нельзя.
   — Если Тремолор заберет тебя, ты не умрешь, Икарий. Твое заточение будет вечным, и самое тяжкое — ты будешь постоянно помнить об этом.
   — За свои преступления я достоин еще худшего наказания. Трелль пронзительно закричал от раздиравшей его боли. Икарий положил ему руку на плечо.
   — Идем со мной к моей темнице, Маппо. Делай, что должен и что делал всегда: не давай вспыхнуть моему гневу. Не позволяй мне начать сражение с Тремолором.
   «Икарий, молю тебя…»
   — Поступай так, как должен поступать друг. А если я потеряю всякий стыд и начну предлагать тебе… подарки за помощь… поворачивайся спиной и уходи. Мы должны покончить с этим.
   Икарий встряхнул головой. Все его существо выражало готовность предстать перед высшим судом.
   «Трус! — мысленно обругал себя Маппо. — Что тебе мешает хорошенько ударить его сейчас? Он лишится чувств, ты вытащишь его из этого проклятого места, и он ничего не вспомнит. А потом ты уведешь его в другом направлении, и все снова пойдет своим чередом, как было до сих пор…»
   — Идем, Маппо. Нас заждались. Вставай.
   Трелль не сразу сообразил, что лежит на земле, сжавшись в тугой комок.
   — Вставай, Маппо. Осталось совсем немного. Сильные руки подхватили трелля и помогли встать. Маппо пошатывался, будто пьяный или ослабевший после болезни.
   — Идем, Маппо. Иначе я не смогу называть тебя другом.
   — Я… я поступил с тобой нечестно.
   — Наверное, мне нужно и впрямь хорошенько разгневаться, чтобы в тебе вспыхнула решимость. Отбрось сомнения. У тебя слишком доброе и чувствительное сердце, Маппо. Но сейчас ты должен послушаться голоса разума.
   «Даже твои словесные нападения полны любви ко мне. Боги, за что мне такая пытка?»
   — Маппо, наши спутники наверняка слышали этот разговор. Они в недоумении. Что мы им скажем?
   Трелль с грустью покачал головой.
   «Ты так и остался по-детски непосредственным и наивным, Икарий. Они давно знают».
   — Пошли, Маппо. Дом заждался своего блудного сына.
 
   — Это должно было случиться, — пробормотал Скрипач, увидев их.
   Маппо пристально оглядел всех. Они знали! Это знание было ясно написано на их лицах, у каждого по-своему. Морщинистое лицо Искарала Паста еще сильнее сморщилось от язвительной улыбки. Похоже, верховный жрец предвкушал забавное зрелище, но одновременно страшился непредсказуемых последствий. В его улыбке было и что-то еще, чего Маппо не мог понять… У Апсалары, похоже, исчезла всякая симпатия к Икарию, и сейчас она глядела на него как на возможного противника. Вряд ли она думала о поединке, но на ее лице впервые отражалась неуверенность в собственных силах… Глаза Реллока говорили о покорности судьбе. Он чувствовал, что дочери грозит опасность, но понимал, что в случае чего ему отведена роль очевидца, и не более того.
   Пожалуй, только Крокус ничего не понял. Он по-прежнему восхищенно смотрел на Икария.
   «Знать бы, парень, что именно тебя в нем восхищает».
 
   Они стояли на холме. Земли под ногами не было видно — только хаотическое сплетение корней. Дальше корни поднимались узкими уступами, образуя толстые стены проходов по обширному лабиринту. Казалось, некоторые корни движутся. Сощурив глаза, Маппо следил за их беспрестанным движением.
   — Если Тремолор захочет меня поглотить, прошу всех: не препятствуйте ему, — сказал Икарий. — Не пытайтесь меня спасти. Наоборот, помогайте ему, как только можете.
   — Глупец! — каркнул ему в ответ Искарал Паст. — Ты-то Азату нужнее всех! Тремолору сейчас настолько тяжко, что даже опонны готовы его пожалеть. Тысячи странствующих и диверов сходятся воедино! Тремолор в отчаянии! Мы с моим богом сделали все, что было в наших силах. Но кто нас поблагодарил? Кто по достоинству оценил нашу жертву? Ты не должен нас подвести, Икарий! Слышишь?
   Будто не замечая остальных, Икарий спросил Маппо:
   — Я готов защищать Азат. Скажи, могу ли я сражаться… без той бурлящей ярости?
   — Ты можешь остановиться у порога и не дать ей овладеть тобой.
   «Только порог очень близок. Сумеешь ли ты удержаться, друг мой?»
   — Ты пока не лезь, — сказал Икарию Скрипач, еще раз проверив свой арбалет. — Сначала мы сами попробуем.
   — Искарал, значит, ты действовал не один? — сердито спросил Крокус. — Тобой управлял твой бог?
   — Ха-ха! Уж не собираешься ли ты командовать нами, парень? Мы только свели всех игроков вместе. Большего от нас и не требовалось.
   Крокус выхватил кинжал и слегка кольнул Искарала Паста в шею.
   — Нет, это не все! Зови своего бога, проклятый старикашка! Без его помощи нам не обойтись.
   — Но это опасно…
   — Еще опаснее, если ты не сделаешь, что я велю. А вдруг Икарий уничтожит Азат?
   Маппо затаил дыхание.
   «Вот не ожидал, что парень так глубоко все понимает». Стало тихо.
   Икарий сокрушенно отступил назад. «Да, друг мой. Это в твоих силах».
   Искарал Паст моргал, сопел, затем резко закрыл рот, отчего щелкнули его зубы.
   — Не предвидел я этого, — тоном напроказившего ребенка произнес он. — Все, что может вырваться наружу… даже страшно подумать!.. Да отпусти меня, наконец! — прошипел он Крокусу.
   Крокус отошел, убрав кинжал.
   — Повелитель Теней… мой досточтимый господин… он пребывает в раздумье. Да! Он напряженно думает! Его ум настолько необычаен, что он способен перехитрить даже самого себя!
   Дико вытаращив глаза, Искарал Паст вдруг принялся всматриваться в лес. Вскоре оттуда послышалось отдаленное рычание. Верховный жрец Тени улыбнулся.
   — Припрятал он их там, что ли? — вслух подумала Апсалара.
 
   Из лесу выскочили гончие Тени. Они неслись вприпрыжку, будто стая волков, хотя каждый зверь был величиной с пони. Впереди бежала Слепая. За нею — ее самец Барэн. Геара и Шан бежали рядом. Замыкал стаю их вожак Клык.
   Маппо вздрогнул.
   — А я думал, их семеро.
   — Двоих прикончил Аномандер Рейк, — сказала Апсалара. — Это случилось на Ривийской равнине. Тогда Рейк потребовал от Котиллиона, чтобы тот освободил мое сознание.
   — Рейк? — удивился Крокус. — А я и не знал. Ты никогда не рассказывала.
   — Так ты, парень, тоже знаешь Аномандера Рейка, повелителя Дитя Луны?
   — Встречался с ним… однажды.
   — Интересно было бы услышать, — сказал Маппо.
   Крокус кивнул и поджал губы.
   «Маппо, ты — единственный глупец, верящий, что мы выпутаемся из столкновения с гончими Тени».
 
   Сколько они с Икарием ни странствовали, на их пути никогда не оказывались эти странные существа, о которых ходило столько легенд и слухов. Тем не менее Маппо хорошо знал их имена и описания. Больше всего его пугал Шан — сгусток движущейся темноты с ярко-красными щелками глаз. Если остальные гончие больше напоминали солдат, похваляющихся своими шрамами, Шан держался как настоящий ассасин. Всего лишь секунду его глаза задержались на Маппо, но треллю хватило и этого. Волосы на затылке Маппо встали дыбом.
   — А собачки совсем не злые, — проворковал Искарал Паст.
   Маппо поймал на себе внимательный взгляд Скрипача. Оба мгновенно поняли друг друга. Сапер едва заметно кивнул. Трелль вздохнул, медленно моргнул, затем повернулся к Икарию.
   — Друг мой…
   — Я жду их, — прогремел ему в ответ Икарий. — И давай больше не будем об этом.
   Гончие молча подбежали и окружили путников.
   — А теперь мы отправимся в лабиринт, — сказал Искарал Паст.
   Из лабиринта донесся негромкий, но жуткий вопль. Верховный жрец Тени лишь усмехнулся. Гончие повернули головы на звук и довольно равнодушно понюхали стоячий воздух. Чувствовалось, они все знают заранее, и в мире, где они живут с незапамятных времен, для них не осталось никаких тайн.
   Верховный жрец Тени вдруг опять пустился в свой дурацкий танец. Дергаясь и кривляясь, он приблизился к Барэну. Зверь едва мотнул головой — и Паст уже валялся на земле.
   Скрипач протянул ему руку и помог подняться.
   — Ты все-таки умудрился рассердить своего бога.
   — Чепуха, — выдохнул Искарал Паст. — Песик был настолько рад меня видеть, что не сдержал своих дружеских чувств.
   Дальнейший путь лежал в глубь лабиринта, над которым висело серо-стальное зеркальное небо.
 
   Дюкр, Балт и капитан Лулль сидели под навесом, попивая некрепкий травяной чай. Подошедший к ним Геслер еще не вполне оправился после удара Кольтена. Расквашенный нос сильно вспух, а голос капрала приобрел несколько плаксивую интонацию.
   — Корабль нагружен до предела. Пока прилив высок, надо отчаливать.
   — Сколько вам плыть до Арена? — спросил капитан Лулль. — Вы же не под парусами пойдете.
   — За три дня они нас домчат, — ответил Геслер, имея в виду обезглавленных гребцов. — Не беспокойтесь, мы по дороге не потеряем ни одного вашего раненого.
   — Откуда такая уверенность, капрал?
   — На борту «Силанды» времени нет. Отсеченные головы до сих пор кровоточат, хотя прошли годы или даже десятки лет, с тех пор как их отделили от тел. Никаких признаков разложения. Фенир мне свидетель: у нас на корабле даже бороды не растут.
   Лулль усмехнулся.
   До рассвета оставалось не более часа. Лагерь Корболо Дэма не затихал целую ночь, однако все попытки разузнать о происходящем там наталкивались на магическую преграду. Преодолеть ее юные виканские колдуны не могли. Неизвестность будоражила и их, и всех остальных.
   — Да хранит Фенир всех вас, — сказал Геслер.
   Дюкр встретился с ним глазами.
   — Довезите наших раненых, капрал.
   — Непременно. Может, мы даже сумеем вытолкнуть флот Нока из гавани или устыдим Пормкваля и заставим его двинуться вам на помощь. Я знаю Блистига — командующего аренским гарнизоном. Хороший человек. Вот он бы сразу отправился вам на подмогу. Но на нем лежит оборона Арена. Может, нам с ним удастся растрясти Пормкваля.
   — Хорошие слова, — пробормотал Лулль. — Ладно, капрал, не висни тут над нами. Теперь и ты стал таким красавчиком, что у меня кишки узлом завязываются, как посмотрю на тебя.
   — Кстати, на корабле полно тистеандийских глаз. Не желаете подобрать себе? Время еще есть.
   — Да уж лучше со своим останусь, но благодарю за предложение.
   — Не стоит благодарности. Счастливо оставаться, историк. Прости, что не уберегли Кульпа и Гебория.
   — Вы и так сделали почти невозможное.
   Геслер пожал плечами. С ялика ему нетерпеливо махал рукой Честняга. Капрал уже собрался уходить, но задержался.
   — Господин Балт!
   — Чего тебе?
   — Извинитесь за меня перед Кольтеном. Ведь я же сломал ему руку.
   — Сормо уже все исправил. Но твои извинения я ему передам.
   — Только сейчас заметил, командир, — усмехнулся Геслер. — У вас с капитаном Луллем на двоих три глаза, три уха и почти целая голова волос.
   — И что ты хочешь этим сказать? — насупился Балт.
   — Ничего. Так, к слову пришлось. До встречи в Арене.
   Дюкр смотрел, как ялик медленно движется по желтому ковру реки.
   «До встречи в Арене? Слабая у нас надежда на эту встречу, но спасибо на добром слове».
   — Я навсегда запомню, как Геслер пожертвовал носом, только бы настоять на своем, — сказал Лулль.
   Балт усмехнулся, выплеснул остатки чая на глинистую землю и встал. Его суставы громко хрустнули.
   — Племяннику нравятся такие люди, капитан.
   — Скажите, господин Балт, Кольтен не поверил вчерашнему предложению? — спросил Дюкр.
   Балт смерил его взглядом и пожал плечами.
   — Тогда бы он тебе так и сказал.
   — А вы-то сам что думаете?
   — Я слишком устал, чтобы думать. Если у тебя достанет смелости узнать мысли Кольтена на этот счет, спроси его сам.
   Балт растворился в предрассветной мгле.
   — Мне не терпится прочитать вашу историческую хронику о «собачьей упряжке», старик, — сказал Лулль. — Жаль, я не видел, как Геслер грузит сундук с вашими рукописями.
   Дюкр тоже встал.
   — Похоже, этой ночью мы способны только на колкости.
   — Может, через сутки все изменится.
   — Изменится, только непонятно, в какую сторону.
   — А я думал, у вас появилась женщина. Я ее видел. Из наших. Кстати, как ее зовут?
   — Не знаю. Мы провели вместе всего одну ночь.
   — Никак кинжал оказался слишком мал для ножен?
   Дюкр улыбнулся.
   — Просто мы решили, что не стоит повторять ту ночь. У каждого из нас хватает потерь.
   — Тогда вы оба просто дураки.
   — Подозреваю, что да.
   Дюкр шел по бессонному и беспокойному лагерю. Разговоров почти не было слышно, люди лежали молча. Сначала он не понимал, куда идет, но ноги сами вынесли его к командному шатру Кольтена.
   Командующий стоял возле шатра в окружении Сормо, Нила и Нетры. Правая рука Кольтена все еще была распухшей, а капли пота на побледневшем лице показывали, что ускоренное лечение далось ему нелегко.
   — Где капрал Лист? — спросил Сормо, завидев историка.
   — Я его не видел со вчерашнего дня. А что?
   — У него были видения.
   — Да. Лист мне рассказывал.
   Сормо совсем по-взрослому наморщил лоб.
   — Мы перестали чувствовать будущее. Земля, что лежит за лесом, полностью опустошена. Она выжжена до… безжизненности. Что тебе рассказывал капрал?
   — Лист говорил, что когда-то там была страшная война. Очень давно. Никто уже и не помнит, когда это было и кто с кем воевал. Но эхо битвы запечатлелось в каждой песчинке, в каждом камне.
   — И все-таки, неужели Листу не рассказали, кто воевал и с кем?
   — Его видения еще не кончились. Может, он и узнает. Капрал говорил, что его сопровождает во сне какой-то призрак.
   Дюкр замолчал.
   — Призрак джагата, — добавил он, вспомнив рассказы капрала.
   Кольтен слушал вполуха, разглядывая светлеющее небо на востоке.
   — Господин Кольтен. Я хотел спросить насчет предложения Корболо Дэма, — начал Дюкр.
   Ему помешал топот ног бегущего человека. Историк вгляделся в приближающуюся фигуру и узнал, кто это.
   — Тумлит. Из Собрания знати, — сообщил Дюкр. Старик, близоруко щурясь, поискал глазами Кольтена и остановился.
   — Господин командующий! Случилось самое страшное, — запыхавшись, произнес он.
   Кольтен молчал. Дюкр только сейчас услышал гул, доносившийся из лагеря беженцев.
   — Что случилось, Тумлит? — спросил он аристократа.
   — Здесь побывал еще один посланец Дэма. Он тайно встречался с Советом знати. Я пытался отговорить их от этой встречи, но Нефарий и Пуллик Алар вытолкнули всех, кроме тех, кому они доверяют. Господин Кольтен, я узнал, что беженцам предложено перейти реку. Корболо Дэм распорядился не чинить им никаких препятствий и даже заявил, что они находятся под его благосклонной защитой.
   — Каждый идите в свой клан, — велел юным колдунам Кольтен. — Пошлите ко мне Балта и капитанов.
   Воздух наполнился громкими криками виканских солдат. Они безуспешно пытались сдержать лавину беженцев, несущихся к переправе. Кольтен подозвал к себе бегущего солдата.
   — Мой приказ предводителям кланов: убраться с дороги. Нам все равно не сдержать это стадо.
   «Он прав. Мы не сумеем остановить этих глупцов, поверивших обещаниям Корболо Дэма».
   К шатру подбежали Балт и старшие командиры. Судя по отданным им приказам, Кольтен готовился к самому худшему. Отпустив командиров, Кольтен отдал распоряжение историку:
   — Отправляйся к саперам. Мой приказ: внедриться в толпу беженцев. Форму сменить на обычную одежду. Все знаки отличия снять.
   — Это излишне, господин Кольтен. У саперов давно уже нет ни формы, ни казенного оружия. Но я скажу, чтобы они поснимали шлемы.
   — Иди!
   Дюкр отправился искать саперов. Небо светлело. Бабочки никуда не исчезли. Они по-прежнему густо висели над рекой, и от их мерцающих крылышек историку почему-то сделалось не по себе. Он добрался до змеящегося потока очумевших беженцев, кое-как протолкнулся на другую сторону и остановился возле пехотинцев. Те больше не делали никаких попыток вмешаться, превратившись в бесстрастных наблюдателей.
   Наконец Дюкр заметил саперов. Они сидели на почтительном расстоянии от дороги, почти у самой кромки караульных постов. Беженцы их вообще не занимали. Саперы были поглощены сматыванием веревок. Когда историк подошел к ним, лишь немногие подняли головы.
   — Кольтен приказал вам влиться в ряды беженцев, — сказал Дюкр. — Никаких возражений. Снимите шлемы, чтобы не выделяться из толпы.
   — А кто возражает? — пробасил коренастый широкоплечий солдат.
   — Что вы еще затеяли с веревками? — с подозрением спросил Дюкр.
   Сапер поднял голову. На мясистом израненном лице блеснули щелочки глаз.
   — Мы тут кое-что разнюхали, но это не твоего ума дела, старик. И чем скорее ты перестанешь задавать вопросы, тем скорее мы закончим наши дела.
   Из лесу выбежали трое солдат. Один размахивал косичкой, на которой болталась отрубленная голова. Кровавые брызги летели во все стороны.
   — Пусть-ка теперь покивает с шеста, — ухмыльнулся солдат и вдруг швырнул свой трофей на землю.
   Голова с глухим стуком упала. Никто даже не обратил на это внимания.
   Дюкра удивило, как это саперы, не отличавшиеся особой дисциплиной, ухитрились разом закончить все приготовления. Мотки веревок, шлемы и арбалеты были спрятаны под мешковатыми малазанскими плащами и телабами. После этого саперы незаметно влились в поток беженцев.
   Дюкр не знал, к кому ему примыкать. Беженцы торопились к броду. Историк знал, что глубина там по пояс, ширина прохода — не более сорока шагов, а дно глинистое и довольно вязкое. Крылышки бабочек отражали утреннее солнце, и над головами людей вспыхивали и гасли тысячи бледно-желтых лучиков. Чтобы переправа не превратилась в полный хаос, Балт все-таки послал дюжину виканских всадников. Они должны были первыми переправиться через Ватар и хоть как-то управлять человеческим стадом. За ними ехали кареты и повозки знати, рассчитывавшей пересечь Ватар, не замочив ног. Саперы бесследно растворились в общей толпе, и сколько Дюкр ни искал их глазами, найти так и не мог. Сзади неслись душераздирающие крики забиваемого скота.
   Пехотинцы обоих флангов готовили оружие. Кольтен явно предвидел, что придется защищать арьергард.
   Дюкр мешкал. Если примкнуть к беженцам… Историк тоже не верил в «жест доброй воли». Переправа может оказаться ловушкой, и тогда там начнется паника. Разница невелика: быть задавленным согражданами или погибнуть от стрелы мятежников.
   «Клобук накрой этого Корболо Дэма; похоже, мы и впрямь зависим от его милости!»
   Его тронули за руку. Историк обернулся и увидел Безымянную морячку.
   — Идем, — сказала она. — Нам приказано поддержать саперов.
   — Нам что, лезть в толпу? — удивился Дюкр. — Смотри, повозки уже дошли до середины реки, и ничего.
   — А ты взгляни, куда повернуты головы тех, кто идет пешком? Не вперед, а вбок. Мятежники построили плавучий мост… отсюда его не видать… и на мосту полно копьеносцев.
   — Копьеносцев? Что они там делают?
   — Пока что смотрят и ждут. Пошли, мой дорогой! Скоро на переправе будет очень жарко.
   Они влились в поток беженцев, упрямо тянущийся к переправе. Вскоре Дюкр убедился, что предчувствие не обмануло Кольтена: противник ударил с тыла. Сквозь гам голосов слышался приглушенный звон оружия. Увидеть происходящее там было невозможно. Толпа беженцев еще быстрее понеслась вниз, к броду. Боковой обзор был полностью закрыт. Просматривался только запруженный людьми брод и желтоватая вода реки Ватар. Беженцы торопились перебраться на другой берег. Они неслись, забыв, что ширина брода не беспредельна. Тех, кто оказывался сбоку, отпихивали на глубокие места. Теперь к мертвым бабочкам прибавились пока еще живые люди. Они отчаянно мотали головами и били по воде руками, пытаясь выбраться на спасительную полосу брода. Но течение подхватывало их и тащило прямо к наплавному мосту с копьеносцами Корболо Дэма.
   Над бродом стоял стон ярости и отчаяния. Теперь головы беженцев были повернуты вверх по течению. Дюкр сразу догадался: второй плавучий мост! Умный расчет — запереть брод с обоих боков!
   Выбравшись на другой берег, виканские всадники с луками наготове понеслись к небольшой рощице. Оттуда грянул залп стрел, кося людей и лошадей. Следом на каменистый берег выкатились повозки знати. Этим дали проехать немного дальше, а затем волы разделили участь лошадей.
   Беженцы оказались запертыми со всех сторон.
   Остановить человеческую лавину было уже невозможно. Здравый смысл остался где-то за пределами Ватара. Дюкр вдруг обнаружил, что и он кричит во все горло, добавляя свой голос к сотням других. Его несло в желтоватую грязную воду. Не успев еще достичь ее кромки, он мельком увидел второй мост мятежников. Мост был до отказа набит копьеносцами и лучниками. По обоим берегам его сопровождали вражеские солдаты. Орудуя веревками, они помогали течению подгонять мост к броду.
   Сквозь завесу порхающих бабочек в беззащитных людей летели стрелы. Бежать было некуда, прятаться — негде. «Жара», предсказанная Безымянной морячкой, собирала обильный урожай. Безоружные, не имеющие доспехов люди гибли, едва успев вскрикнуть. Живые бросались во все стороны, не понимая, что везде их подстерегает смерть. Взрослые давили детей, даже не замечая этого.
   Рядом с Дюкром зашаталась и упала женщина с ребенком на руках. Историк успел ее подхватить, но было поздно. Стрела насквозь пробила младенца и вонзилась матери в грудь. Дюкр закричал от ужаса и бессилия.
   К нему пробилась Безымянная морячка, вложила в руки конец веревки.
   — Держи крепко и ни в коем случае не отпускай. Даже если и свалишься в воду, не утонешь!
   Дюкр обмотал веревку вокруг запястий. Безымянная морячка скрылась в толпе. Веревка натянулась и потащила историка вперед.
   Дождь стрел не утихал. Одна из них царапнула историка по щеке, другая ударилась в плечо, но кольчуга не пустила ее дальше. Дюкр ругал себя последними словами: ну зачем он привязал шлем к поясу, а не нахлобучил на голову? Теперь от шлема остались лишь воспоминания.